6
– Еленка! Где ты, негодница?! Вот я тебе!
С дерева раздался радостный детский смех.
– А вот и нет, мамочка! Ты же не умеешь по деревьям лазить!
– Ничего, сама слезешь, как только проголодаешься! – покачала головой Марфа, искренне не понимая, кто у нее уродился – девочка или отчаянный сорванец. – Вот тогда тебе и попадет.
– Это нечестно, мамочка. Я тогда играть уже не буду.
– А ну, быстро ужинать, игрунья! Темнеет уже.
Небольшая фигурка девочки быстро заскользила по стволу дерева, и вскоре перед матерью уже стоял скромный и послушный ребенок восьми лет. Прямо–таки маленький ангелочек. Но это по первому впечатлению. Стоило приглядеться внимательней, как сразу бросались в глаза многочисленные ссадины и синяки на ногах и руках, грязные коленки, выглядывающие из–под короткого платьица. Таким же грязным было и лицо. Волосы, только утром уложенные в аккуратную прическу, растрепались и лежали в полнейшем беспорядке. Зеленые глазенки сверкали отчаянно и бесшабашно.
– О, Господи! – воскликнула Марфа. – Где ты успела так извозиться? И волосы… Елена!!! Ты же, в конце концов, девочка!!! Посмотри на свой вид!
– Да ладно, мам, – отмахнулась дочь. – Просто мы бегали на озеро, смотрели щук. Озеро обмелело, и те бьются в иле. Мы их водой поливали. Говорят, завтра дождь будет, и озеро снова наполнится. Ой, скорее бы… Мам, ты представляешь…
– А ну цыц, балаболка! – рассмеялась женщина. – Помолчи хоть минуту. Уже голова болит от тебя.
– Мам, а почему дожди идут? Мы тут поспорили и нам объяснили, что это Илья Громовержец едет в своей колеснице по небу. Она гремит и сверкает. Идет дождь. Но я вот подумала, неужели он такой злой? Ведь рыбе в озере плохо! Почему же он не проедется здесь на своей колеснице? Неужели он не чувствует страдание рыб?
Марфа помрачнела. Опять эти вопросы. Однако постаралась ответить.
– Так ведь то рыбы. Не люди…
– Но люди тоже страдают от этой жары, – удивленно распахнула глаза девочка. – Пахари говорят, что земля пересохла. Знаешь, мне кажется, что никакой Илья Громовержец тут ни при чем. Если бы дождь зависел от него, он бы наверняка сжалился и послал дождь, а его все нет.
Марфа испуганно оглянулась. Все–таки ее дочь излишне любопытна. Всегда хочет знать ответы на все вопросы. Никаких недомолвок не признает и изводит этими вопросами всех, до кого может дотянуться. Каких трудов стоило научить ее опасаться незнакомых людей! Марфа тихо вздохнула, вспомнив об этом. Раньше девочка могла пристать со своими расспросами и рассуждениями даже к священнику на улице, что было чревато последствиями, и далеко не приятными. Хоть бы понять: зачем ей это нужно? А вопросы сыпались из нее… Очень странные порой вопросы, никто из знакомых не интересовался ничем подобным. Только из–за них на девочку могла обратить внимание Святая Инквизиция. Но легче было ответить, иначе до такого додумается… Нет, за Еленкой требовался постоянный присмотр. Слава Богу, она подросла и уже понимает, что применять ведьмовские штучки не стоит. При воспоминании об этом Марфа помрачнела – как было бы хорошо, если бы их дочь была самым обычным ребенком… Без всех этих чудовищных способностей к колдовству…
– Иди, умывайся, горе ты мое, – вздохнула мать. – И прекрати болтать хоть на минуту.
К столу вышел сущий ангелочек – вымытый, причесанный, тихий. Девочка благовоспитанно кивнула и села. Отец усмехнулся в бороду – уж он–то знал, каков ангелочек из его дочери. А она прочитала короткую молитву и приступила к еде. Быстро поев, встала, пожелала всем спокойной ночи и вышла.
Вернувшись в свою комнату, Еленка разделась и быстро забралась в постель. Закрыла глаза и притворилась спящей. Вот послышались на лестнице шаги родителей. Отворилась дверь. Вот мама поправила на ней одеяло. Наконец, родители ушли. Можно заняться своими делами, теперь ее до утра никто не потревожит. Как порой надоедало постоянное прилипчивое внимание, но тут ничего не поделать. Девочка любила папу с мамой и уже научилась принимать их такими, какие есть. А родителей изумляла ее недетскость, ее интересы и понимание окружающего, недоступное большинству взрослых.
Девочка вскочила с кровати и быстро подошла к окну. Ей всегда нравилось ночное небо с его многочисленными огнями.
– И вовсе вы не приколочены к небесному своду, – прошептала она, как бы продолжая с кем–то спорить. – Разве вы можете быть приколоченными? Вы же звезды! Такие, как Солнце. И у вас тоже должны быть планеты…
Думать так Елене было гораздо приятнее, чем о каком–то там небесном своде, к которому гвоздями прибиты блестки. В своих мечтах она неслась сквозь многообразную темноту к новым, невероятным мирам. Она играла этими звездочками, держа их на ладонях. Тянулась к ним всей душой. Проникала в какую–то запредельность и не могла иначе, было в звездном небе что–то настолько притягательное, что девочка справиться с этим не могла.
Насмотревшись на небо, Еленка нехотя отправилась в кровать.
– Спокойной ночи, звезды, – пожелала она, натягивая на голову одеяло.
Завтра ее ждал новый день с новыми вопросами и ответами, с необычайными открытиями.
Проснувшись, Еленка поежилась. Идти на занятия не хотелось. В свое время она так мечтала об этом, но после двух лет обучения в школе поняла, что знания – это то, что получить в школе невозможно. Вот предрассудки, тугодумие и верность идиотским церковным догматам – это да, этого там вдоволь. С самого первого дня в школе, куда определил ее отец, начали преподавать церковные законы. И изо дня в день продолжали талдычить и толковать их, вдалбливать в головы детей четко определенный набор истин. Учителя утверждали, что это вот – такое, а вот это – иное. Только так и никак иначе. Увы, остальные дети искренне верили в этот бред! Еленка же категорически отказывалась понимать, почему одно считается злом, а другое добром. И никто даже не спрашивает, почему, все принимают голословные заявления за чистую монету и верят им потом всю жизнь. Самое страшное, что никто даже не пытается подвергнуть обветшавшие истины сомнению!
Раньше девочка была уверена, что другие люди, как и она сама, стремятся узнавать новое. Но это оказалось вовсе не так… Почему все уверены, что Солнце вращается вокруг Танра, не приводя никаких доказательств этому? Нет, Еленка не думала, что учителя ошибаются. Знала, что так оно и есть. Ее бесило полное отсутствие доказательств в их объяснениях. Девочка спрашивала об этом, но ей отвечали только, что так записано в священных книгах. Единственное доказательство! Еленка добросовестно прочитала все эти книги, не просто прочитала, а подробно изучила и их, и все доступные толкования. Действительно, написано, но опять же, все объяснялось божественным вмешательством, поместившим планету в центр вселенной. Девочка снова попросила доказательств, а ее наказали. Так с тех пор и пошло. Какие бы вопросы она ни задавала, учителя почему–то считали их проявлением гордыни и наказывали. Ни разу, ни на один вопрос не ответили внятно и логично!
Еленка не могла так больше, она же не тупой болванчик и не попугай, чтобы повторять за невеждами их глупости! А в школе от учеников хотели только этого и изо всех сил старались отучить думать. Девочка не могла понять, кому это нужно, разве могут сделать что–нибудь хорошее неумные, слепые и глухие люди? Не могут ведь! Такие способны нести в мир только то самое зло, о котором талдычат церковники, почему–то отождествляя его с Тьмой. С тьмой, которая такая разная, интересная и добрая… Даже поделиться своими мыслями ей было не с кем, кроме Варфоломея. Еленка уже понимала, что за многие из них вполне можно попасть на костер.
– Мама, ну пожалуйста… – безнадежно попросила девочка.
– Еленка, да что с тобой? Помнишь, как ты хотела учиться?
– Я хочу, мама, но ведь мне ничего не объясняют. В этой школе ничему нельзя научиться!
Мать в ужасе от таких слов замахала на нее руками. Однако Еленка и сама понимала бессмысленность спора. Назвался груздем – полезай в кузов, ничего уж тут не поделаешь. Она нехотя встала, заправила кровать, оделась и спустилась к столу, где уже ждали отец, мать и Варфоломей. Последний все это время был единственным слугой в доме. Больше никого не держали, и соседи вокруг шептались о жадности богатого купца. Но для Еленки Варфоломей был намного больше, чем слугой – другом, единственным, с кем можно поделиться тайнами, у кого можно что–нибудь спросить. И кто ответит как взрослой, аргументируя свою позицию, ничего не утверждая наверняка. Даже матери порой Еленка не говорила того, что рассказывала Варфоломею. Нет, она и маме пробовала задавать вопросы, рассказывать, как она находила ягоды, прося кустики поднять листочки. Но очень быстро поняла, что и ее вопросы, и ее рассказы почему–то повергают маму в ужас. Та бледнела, испуганно крестилась и просила перестать заниматься ЭТИМ. Слово «этим» она как–то по–особому подчеркивала, не решаясь сказать: магией. Зато Варфоломей всегда слушал ее с улыбкой, хвалил, если считал, что она сделала что–то хорошее. И пытался объяснить, чем является то или иное, всегда называя вещи своими именами. Ему девочка не боялась высказывать свои самые сокровенные и еретические мысли, которые никому иному доверить уже не рискнула бы. Знала, что управляющий не предаст и поможет разобраться, если она совсем уж запуталась.
Еленка поспешно выбралась из–за стола, подхватила сумку, чмокнула отца с матерью в щеки и помчалась к выходу. Здесь ее уже ждала карета, поскольку школа находилась в небольшом городке Роерк, а семья Дионисия жила за городом, в деревне. Пешком идти довольно далеко, и отец специально для дочери нанял карету. Еленка пыталась отказаться от нее, ведь городок очень бедный, такого не мог себе позволить больше никто, но отец остался непреклонным.
Карета стремительно выехала со двора и направилась в сторону школы.
В классе уже собрались почти все. На Еленку многие поглядывали с завистью и враждебностью. Еще бы, дочь купца, всегда одета чисто и богато, ездит в карете. Сейчас–то уже немного привыкли – видят, что она вовсе не кичится своим богатством, да и друзья появились, а как ее донимали в первый год… Девочка поежилась от воспоминаний. И быстро нашла в классе несколько дружелюбных взглядов. Однако поздороваться не успела – вошел учитель, сухой, высокий старик с узкой седой бородкой и холодным взглядом. Поговаривали, что одно время он служил в Инквизиции, а потом его перевели в школу для просвещения молодежи. Наверное, так оно и было. Этот старик всегда наводил на Еленку ужас.
– Собрались, значит? – сурово осведомился учитель, окидывая детей безразличным взглядом. – Сегодня мы приступаем к изучению новой темы, посвященной абсолютному злу. Вы уже достаточно большие и должны научиться отличать зло в любом обличье. Этому я и буду вас учить.
Еленка не считала такое умение необходимым – кому нужно понимать то, что считает злом замшелый и ни на что не годный ретроград? – но промолчала. Ее давно не интересовали церковные определения добра и зла – они были насквозь лживы и голословны. Зло девочка предпочитала отличать сама, особенно после одного случая.
В деревне, недалеко от которой стоял их дом, жил вредный мальчишка, которого звали Николаем. Дрался со всеми, а девчонкам так и вовсе прохода не давал. Довести кого–нибудь до слез было его любимым развлечением. Еленке он довольно долго казался воплощением того самого зла, про которое им столько рассказывали в школе. Но однажды, когда Ник в очередной раз подкрался к ней и дернул за волосы, девочка, вместо того, чтобы завизжать или заплакать, развернулась и съездила шутнику промеж глаз палкой, которой разгребала листву, ища грибы. Палка переломилась, а Ник, опешив от удара, уселся на пятую точку и ошарашено захлопал глазами. Выглядел он настолько забавно, что Еленка рассмеялась. Потом, сообразив, что мальчишке может быть больно, ойкнула и опустилась перед ним на колени.
– Ты как? – испуганно спросила она.
Ник смешно свел глаза к переносице. Потом посмотрел на нее. Удивительно, но в его взгляде не было злости – только восхищение.
– Надо же, как звезданула! – восторженно воскликнул он. – Я уж думал, мне конец.
Эта его восторженность вывела Еленку из себя. Девочка гневно вскочила и затопала ногами.
– Шутник дзеннов! А если бы я убила тебя?! – Еленка вдруг опустилась на землю и расплакалась. Но тут же с удивлением почувствовала, что Ник присел рядом и обнял ее за плечи.
– Ну, что ты плачешь? – неожиданно заботливо спросил он. – Все обошлось. А ты молодец! У тебя есть характер.
С тех они и подружились. Николай оказался замечательным парнем. Но девочка никак не могла понять, зачем ему нужно издеваться над другими. Мальчишка долго мычал в ответ и отнекивался, но новая подружка оказалась настойчива. Выяснилось, что он терпеть не мог тех, кого считал слабаками, и поэтому доводил их, желая добиться одного – чтобы ему хоть раз дали отпор. Если же кто–то давал, то все. Больше этого человека Ник не донимал. А уж коли он кого уважал, то не было преданней друга. Саму Еленку после драки он именно зауважал. Еще бы, первая девчонка, которая осмелилась дать отпор.
Мальчишка показал новой подружке в лесу поляну, на которой росли самые вкусные в лесу ягоды. Учил ходить по лесу без карты. Учил искать съедобные коренья. И учил драться. Еленка отбрыкивалась, как могла, но Ник только смеялся. Как ни странно, он стал самым лучшим ее другом. С тех пор девочка очень осторожно судила о людях и предпочитала делать выводы сама, да и то не сразу, а пообщавшись с человеком хоть какое–то время. Очень легко ведь объявить кого–то или что–то злом, не разбираясь. Да, она понимала, что существуют злые люди или злые явления. Но не считала, что можно объявить злом целый народ, расу или группу людей. Или существ. Отдельные личности или явления могут быть злыми, да и то не целиком, а объявлять злом весь народ или вид – подлость и глупость!
– Вы должны научиться отличать зло! – вещал учитель, его глаза пылали фанатичным огнем. – Только научившись избегать его, вы заслужите право на рай! Спаситель говорил, что люди должны избегать соблазнов. А сейчас… – Старик сурово оглядел класс. – Я покажу вам зло! Настоящее зло. Подойдите к окну!
Дети встали и опасливо подошли к окнам. На школьном дворе стояла клетка на колесах с впряженной в нее парой быков. В клетке же находился… Елена задохнулась. Дракон. Вернее, дракончик. Меднокожий и совсем еще маленький. Видно было, что его недавно поймали. Дракончик поднял голову и посмотрел на окна, к которым прильнули дети. Еленку резанула боль, что, казалось, пронизывала несчастное существо. Девочка ощутила, что ему очень плохо. Плохо не от ссадин или ран, нет. У дракончика болела душа. Он не понимал, что случилось, почему и за что убили его маму с папой. В глазах горел отчаянный и бессмысленный вопрос: «За что?!» У края этих глаз блестели слезинки, но Еленка поняла, что совсем еще малыш сдерживает плач, что он не хочет показать врагам свою слабость. А вокруг радостно улюлюкали и хохотали одноклассники. Еленке хотелось зажать уши, чтобы только не слышать их смеха.
– Разве вы не видите, что ему больно?!! – рвался из души крик.
Но девочка молчала. Молчала и смотрела на дракончика. Вдруг он вздрогнул и нашел ее взглядом. Нашел среди всех окон и всех детей, что смотрели на него. Еленке показалось, что какая–то искра пронзила пространство между ними. Весь мир померк. И осталось всего двое: она – человек, и он – дракон. Словно какие–то непонятные нити опутали их, связали отныне и навсегда. Это, кажется, понял и дракончик. Девочка видела, как распахнулись от изумления его глаза. Что–то связывало их, но не их. Как это объяснить, Еленка не знала, не умела, тут было что–то настолько запредельное, что она растерялась. Просто чувствовала, что между ними существует какая–то связь, но не напрямую. Тонкая ниточка уходила куда–то вдаль и терялась в далеких морских просторах. И через нее девочка ощущала несчастного дракончика. Даже не совсем так. Он был связан с кем–то, кто ей ближе всех на свете, даже ближе мамы с папой. Невероятно, но факт. И через этого кого–то стал близок и маленький осиротевший дракончик. Еленка снова с болью посмотрела на него, сама едва сдерживая слезы, и вдруг дракончик ей улыбнулся, ободряюще улыбнулся. Девочка ощутила эту улыбку всем сердцем и пожелала новому другу выпутаться из всех его бед.
Клетка дернулась, и ее неторопливо выкатили со школьного двора.
– Вот оно – настоящее зло! – громко сказал учитель, провожая дракончика наполненным ненавистью взором.
– А по–моему, он красивый, – задумчиво сказала Еленка. К счастью, учитель ее не услышал. Зато услышал Питер, сын деревенского трактирщика, довольно тупой малый, но уверенный в обратном.
– Ты чего, рехнулась? – удивился он. – Да погляди на этого урода!
– Верно! – услышал их учитель. – Только он урод не телом, юноша, а душой! Запомни это! Служители Тьмы все уроды душой! Они выбрали для себя служение злу и продали свои души!
– А почему служение Тьме считается служением злу? – вдруг спросила Еленка.
Она и сама не поняла, что заставило ее заговорить, но просто не смогла молчать, слушая проповедь ненависти ко всему, что не походило на самого проповедующего.
– Потому что они продали душу, – категорично отозвался учитель, в его глазах медленно разгорался огонек фанатизма.
– Значит, этот дракончик тоже продал душу?
– Да! Драконы прокляты от рождения!!!
– А как его поймали? – вдруг спросил кто–то.
– Дракона? Наши доблестные охотники отыскали его в Кадаире. Слуги ада думали укрыться там и свили гнездо зла! Но это не спасло их!
– Значит, – тихо проговорила Еленка, – драконы просто прятались? Просто жили там, никого не трогая? Но пришли охотники и просто так, ни за что, убили их, а ребенка посадили в клетку… Так кто же тогда продал душу? Кто служит злу?
Елена говорила тихо, как бы про себя, но как раз в этот момент все замолчали и ее слова прозвучали неожиданно громко. Учитель застыл, его лицо пошло красными пятнами.
– Ах ты дрянь!!! – завопил он. – Как ты смела усомниться в чистоте наших славных охотников, которые, не жалея жизни, спасают мир от скверны?!! Вот из–за таких, как ты, зло и ходит по земле!!! – Старик вдруг ухватил девочку за руку и выволок из класса.
Вот тут Еленка испугалась. Она вовсе не хотела ничего такого говорить. Слова будто сами вырвались. Кто же знал, что их услышит учитель? А старик тем временем тащил ее прямо к «углу позора», где наказывали очень сильно провинившихся учеников. Этот угол представлял собой небольшой закуток в главном коридоре. Там стоял довольно широкий, но низкий ящик с горохом.
– На горох! – взвизгнул учитель. – Немедленно на горох! – Он с силой толкнул девочку к ящику. – Пять часов!!!
Пять часов?! Еленка едва не задохнулась от ужаса. Даже отъявленных хулиганов не наказывали больше чем на три часа. Да и то только после одиннадцати лет. До одиннадцати школьными правилами разрешалось наказывать только часом гороха. Но этот учитель – бывший инквизитор – обладал в школе огромным влиянием. Еленка знала, что никто не осмелится оспорить его приказ. Да никому и нет до этого дела. Она пыталась понять, за что ее наказывают, но не могла. Неужели за то, что не способна безоглядно верить чужим словам и требует доказательств? В который раз случалось так, а девочка все не могла поверить, что взрослые люди могут быть настолько ограниченными и жестокими.
– Ну, живо!!!
Еленка вздрогнула от этого крика. По щекам покатились слезы. Но тут же одернула себя. Николай бы не сдался! Он бы только посмеялся! Значит, и она способна выдержать. Девочка через силу улыбнулась сама себе. Потом опустилась на колени прямо на горох.
– Юбку!
Еленка вздохнула и вытащила юбку из–под колен. Учитель кивнул, потом повернулся к присматривающему за наказанными.
– Пять часов! – повторил он.
Присматривающий испуганно кивнул. Когда учитель ушел, он с жалостью посмотрел на девочку, стоящую на коленях в ящике с горохом. Ему хотелось как–то подбодрить ее, но разговаривать с наказанными запрещалось. И присматривающий знал, что никогда не осмелится нарушить приказ бывшего инквизитора. Знал, и был противен самому себе из–за этого жалкого страха. Он отвернулся, только чтобы не видеть малышку с решительными глазами.
К карете Елена самостоятельно дойти не смогла, ее вынесли из школы на руках. А потом еще долго слабо стояла на ногах. Рядом с ней все это время сидел мрачный отец, сжимая и разжимая кулаки. Его чуть ли не за руку держала Марфа, опасаясь, что муж кинется в школу разбираться. Едва узнав о наказании дочери, отец словно окаменел и с тех пор не произнес ни слова. Именно этот молчаливый гнев заставлял Еленку терпеть боль и не плакать. Она понимала, что если заплачет, отец помчится в школу, и чем все может закончиться, знает один Спаситель. В любом случае девочке не хотелось, чтобы папа ругался с тем страшным стариком–инквизитором. И она терпела. Терпела и улыбалась, шутила.
Отец с матерью сидели рядом с ней до самого вечера. Мрачный и злой Варфоломей стоял здесь же.
– Больше ты в эту школу не пойдешь! – твердо заявил Дионисий. – Нечего тебе там делать.
Еленка страшно обрадовалась этому. Ради такого подарка она готова была еще пять часов простоять на горохе. Каким–то шестым чувством девочка ощущала, что обычная школа – вовсе не то, что ей нужно. Не даст она того, чего хочется.
На следующий день Дионисий куда–то уехал и пропадал около недели. Через неделю он привез большую стопку книг.
– Вот, дочка. Купил самые лучшие учебники.
С этой поры для Еленки начались счастливые дни. Никто больше не висел у нее над душой с постоянными замечаниями и нравоучениями. Никто не изрекал Истины. Нельзя сказать, что учеба давалась легко, восьмилетней девочке довольно трудно разобраться самостоятельно во множестве новых вещей. Но это было ей в радость. Она читала, подчеркивала то, что не понимала и пыталась разобраться в непонятном позже или в спорах с Николаем, которому часто пересказывала свои книги, убежав на реку или в лес, где предпочитала заниматься вдали от людской сутолоки. А совсем уж непонятные вещи девочка спрашивала у Варфоломея. Тот старался разъяснить ей в меру своего понимания, а если чего–то не знал, то не стеснялся признаться в этом.
* * *
Класс негромко шумел в ожидании учителя, ученики делились впечатлениями о вчерашнем грандиозном празднике дня тезоименитства. Весь город пел, веселился и танцевал. А какой фейерверк устроили маги после того, как стемнело – это было нечто, мало кому доводилось видеть что–либо подобное. Император праздновал свое пятидесятипятилетие с размахом, денег не жалел.
Но не всем праздник был праздником, многим он обернулся немалой головной болью – Стиг видел, как носился приемный отец, сколько ему добавилось забот. Его величество плевать хотел на свою безопасность, забывая, что многие мечтают увидеть его в гробу до срока. Дракончик давно догадался кем является тайный советник Орид Тангерд, но держал свои догадки при себе. Позже пригодятся – он не видел для себя иной судьбы, кроме службы в Конторе. Жаль только, еще мал – восемь недавно исполнилось. Кто же возьмет восьмилетнего ребенка в службу безопасности?
– Здравствуйте, дети! – ворвался в класс учитель, рассеянный пожилой дварф в очках. Он нес подмышкой несколько свернутых в рулоны карт.
– Доброе утро, мэтр Рохен! – дружно поздоровались ученики.
Учителя истории в гимназии любили, он очень интересно рассказывал, даже самые отпетые шалуны забывали на его уроках о баловстве и слушали, открыв рот. Второму классу, правда, еще не читали историю, и Стиг дожидался этого с нетерпением – хотел понять, почему сейчас все так, а не иначе. По каким причинам это вышло. Он оглянулся – в классе кого только не было. Еще трое драконят, два юных грифона, дети гномов, сатиров, людей, дварфов, даже одна эльфийка. Драконы и грифоны занимали правую половину класса, где для них оборудовали подходящие учебные места. В империи Над очень серьезно относились к образованию молодых и средств на это выделяли немало. Даже в бесплатных государственных школах имелось все необходимое, не говоря уже об элитных гимназиях, в одной из которых и учился Стиг. Насколько он знал, приемный отец платил за год около двадцати тысяч золотом – не всякий аристократ мог себе такое позволить. Зато и учили здесь, как больше нигде. Преподавали большей частью университетские профессора, соблазнившиеся огромным жалованием. Вот и мэтр Рохен был таким, и не просто, а действительным членом Императорской Академии Наук.
– Итак, второй класс, познакомимся! – потер руки учитель, свалив карты на стол. – Меня, вижу, вы уже знаете. Назовитесь. Начнем хотя бы с вас, юная госпожа.
Его палец указал на эльфийку, та встала.
– Лоралиэль Элтаэноль, – разнесся по классу серебристый голосок.
Стиг недовольно поморщился – не любил он эту задаваку, вечно строит из себя невесть что, ни с кем говорить нормально не желает. На любого, кто ею не восхищается, смотрит как на ничтожество. Дракончик несколько раз осаживал Лоралиэль, и та этого не забыла. К сожалению, язык у девчонки оказался острый, ее подколки и ехидные шутки порой заставляли Стига тихо шипеть от ярости. В общем, друзей в классе он так и не завел. Остальные драконята были детьми аристократов и воротили нос от приемного сына тайного советника, которого люто ненавидели их родители.
Зато Стиг подружился с младшим сыном Навра Стобера, Гортом, и внуком императора, Кирланом – тот, хоть и был принцем, совершенно не заносился. Трем приятелям часто доставалось за проказы, но они не унимались, носясь по огромному городу в поисках новых развлечений. Стирген VIII, когда ему жаловались на проделки внука, обычно только смеялся и говорил, что кто в детстве не шалил, тот жизни знать не будет. Правда, за приятелями незаметно ходили лучшие «тени» Конторы, дракончик их не раз замечал, отличаясь хорошей наблюдательностью, но никому об этом не рассказывал – люди свое дело делают, незачем их подводить.
– Стиг Тангерд, – назвался он, когда дошла очередь.
– Тангерд? – взметнулись вверх кустистые брови мэтра Рохена. – Вы родственник советника Тангерда?
– Сын. Приемный.
– Ясно, – учитель окинул довольно крупного для своих лет черного дракончика, достигшего уже половины человеческого роста, заинтересованным взглядом. – Ну что ж, приступим к уроку. Для начала я дам вам краткий обзор общей истории Танра, а затем перейдем к истории отдельных стран. Кто–нибудь может назвать три коренных народа нашего мира?
– Позвольте? – приподнял крыло один из грифонов, Мэл Колар.
– Прошу.
– Эльфы, – он покосился на тут же вздернувшую нос Лоралиэль, – дзенн и драконы.
– Отлично! – одобрительно улыбнулся мэтр Рохен. – А кого первым привели на Танр младоэльфы?
– Нас, орков! – встал один из орчат, Хрыг Урумай. – Но почему младоэльфы? Кто это такие?
– Так в имперской исторической науке принято называть группу молодых эльфийских магов, непонятно зачем открывших Дорогу Миров, – объяснил учитель. – Ни один историк так и не нашел логичных причин для их поступка. Зачем им понадобилось призывать на Танр группы разумных, находящихся на грани гибели? И ведь после первого раза они не остановились, продолжали и продолжали. Результатом стало разрушение Дороги Миров и отсечение Танра от остальной вселенной. Дзенн тогда потеряли связь со своими колониями в космосе. Вновь открыть Дорогу не удалось больше никому, даже тому, кого много позже назвали Ушедшим.
– По голове некому было настучать этим младоэльфам! – не выдержал Стиг.
– Думаю, потом нашлось, кому. Только это ничем помочь уже не могло. Однако продолжим. Помимо орков, на Танр пришли дварфы, гномы, сатиры, грифоны и… – учитель вздохнул, – люди. Последних оказалось больше всех, несколько десятков тысяч. Возможно даже, сотен тысяч – точных данных не сохранилось.
Немного помолчав, дварф продолжил:
– Историки до сих пор гадают, из одного ли мира пришли люди. Я лично думаю, что да. Но из разных племен и народов, а возможно, даже из разных времен – маги Ассамблеи считают, что Дорога Миров пронизывает все времена и пространства. Почему я допускаю такую возможность? Сохранилось несколько древних хроник, в которых дзенн описывали пришельцев. Разные группы людей называли себя по–разному: немцы, французы, испанцы, англичане, русские, поляки, древляне, ромеи и евреи. Но среди называющих себя одинаково и говорящих на одном языке четко выделялись группы разного уровня развития. Одни имели стальное оружие и цельные доспехи, другие знали только бронзу. Большинство людей исповедовали единобожие, называемое ими христианством, что тоже говорит о происхождении из одного мира, однако немало было и язычников. Правда, продержались последние недолго, христиане подмяли их под себя за два–три поколения.
– А что такое христианство? – спросила Лоралиэль. – Мы же в Спасителя верим!
– Иисус Христос – предыдущее воплощение Спасителя, по мнению богословов, – пояснил мэтр Рохен. – Видимо, он приходил в тот мир, откуда родом люди. Так это или нет, я сказать не могу, а доступа к архивам Церкви мы не имеем. Знаю одно – наша вера совсем не похожа на христианство, за исключением нескольких ключевых моментов. Еще до прихода Спасителя первоначальная религия на Танре сильно изменилась. Изначально разные группы людей молились Христу по–разному – были так называемые православные и левославные христиане. Чем они отличались? Почему объединились? Что послужило причиной объединения? Кто был в этом заинтересован? Опять же – не сохранилось точных данных, мы можем только строить предположения.
Учитель развернул одну из карт и повесил ее на доску. Это оказалась карта северной части материка Корваг, где ныне располагался Фалнор. Немного помолчав, он снова заговорил:
– По моей теории, главную роль в объединении религий и создании Единой Церкви сыграли монахи–рыцари, называвшие себя тамплиерами или храмовниками. Поселили их примерно вот здесь, на северо–востоке Корвага. Храмовников изначально пришло на Танр совсем немного, однако это были подготовленные и умелые воины, быстро подмявшие под себя окрестные племена французов, немцев и испанцев. Дзенн не сразу поняли, что происходит, – у них не существовало понятий войны и насилия, – а поняв, запретили людям воевать. Но поздно – первое человеческое государство на Танре было создано. Невдалеко от него вскоре возникло другое – его основали русские, ромеи и древляне–язычники, назвав Русией. Поначалу две страны подозрительно наблюдали друг за другом, однако постепенно начали сближаться. Как я уже говорил, неизвестно, почему так случилось. Знаем только, что глава ордена храмовников и русинский князь вместе с патриархом зачастили в гости друг к другу. Около ста лет шло сближение, а затем храмовники и русины объединились, создав Единую Церковь. Думаю, уже тогда она имела к принесенному предками из родного мира христианству очень малое отношение – было пересмотрено все, что не отвечало реалиям Танра. Тому имелось несколько причин…
Мэтр горестно вздохнул.
– Первой и самой главной стала ненависть людей к древним расам, – очень тихо сказал он. – Еще до объединения главы обеих Церквей объявили дзенн исчадиями ада и предали анафеме. Почему? Не могу понять. Наверное, никогда и не пойму. Ведь именно дзенн отдали людям незаселенные земли, именно дзенн помогали им во всем, именно дзенн с радостью делились с ними своими знаниями и умениями. Я еще могу понять отношение дикарей к драконам – боялись, а дикари всегда стараются уничтожить то, что их пугает. Впрочем, я отвлекся. Второй причиной, как мне кажется, стало то, что книг с собой люди на Танр не принесли и восстанавливали Святое Писание по памяти, из–за чего оно сильно отличалось от настоящего. Наверное, в архивах Церкви можно найти хроники тех времен, но нам их не прочесть, Церковь свои секреты хранить умеет.
– А дальше что было? – Стигу не терпелось узнать, как и почему погибли мудрые дзенн, а драконы стали преследуемыми изгоями.
– А дальше – на следующем уроке, – развел руками мэтр Рохен. – Наше время истекло.
И в самом деле – не успел он договорить, как прозвенел звонок. Стиг разочарованно вздохнул, но быстро повеселел – приемный отец обещал появиться вечером дома, можно будет попробовать уговорить его на рассказ о дальнейших событиях. Да и следующий урок истории уже завтра, недолго ждать. Интересно рассказывает профессор!
Выйдя из гимназии, Стиг задумался, куда пойти. Может, в библиотеку, самому поискать книги по истории? Почему–то не хотелось. Лоралиэль, проходившая мимо в сопровождении своих прихлебателей, крикнула что–то обидное, но дракончик не обратил внимания – глупо обращать внимание на обделенных разумом.
Его внимание привлек тихий свист – из–за ближайшего угла высунулась козлиная мордочка Горта. Так, раз сатир здесь, то где–то рядом и принц – поодиночке эти двое ходят редко. С чего это друзья выловили его прямо у гимназии? Явно что–то задумали. Теперь не до библиотеки, это уж точно. Но что они задумали? Вчера ни о чем не договаривались… Происшедшее следом заставило Стига усесться на мостовую и расхохотаться.
Лоралиэль не спеша шла в сторону ближайшего трактира – там для детей готовили очень вкусный молочный коктейль, дракончик сам часто лакомился им. Эльфиечка благосклонно слушала излияния двух своих самых ярых поклонников, Нита Кельсита и Ровина Сорка, когда из ближайшей подворотни ей прямо под ноги выплеснули ведро помоев. Поскользнувшись, Лоралиэль уселась на пятую точку и разразилась гневной тирадой, поминая происхождение всех родственников некоего черного дракончика.
Стиг удивился – он–то здесь причем? Сидит себе в сторонке, никому не мешает, никого не трогает. А затем эльфийка попыталась встать и… не смогла. Только тут стало ясно, что вылили ей под ноги вовсе не помои, а клей, и теперь отодрать гордячку от мостовой будет непросто. Кирлан, конечно! Только внуку императора могло прийти в голову такое – его неуемная фантазия не раз поражала Стига. Вчера как раз пожаловался друзьям, что в гимназии достают, вот они и решили помочь. Спаси Создатель от таких помощничков! Хорошо хоть, все вокруг видели, что он не виноват в конфузе Лоралиэль, а то бы вообще жизни не стало – слишком многие ее обожают. Теперь главное, чтобы Кирлану с Гортом хватило ума тихо смыться с места происшествия, а не злорадствовать.
Хватило! Состроив серьезную морду, Стиг обошел продолжающую ругаться эльфийку и двинулся к углу, за которым видел сатира. В спину ему неслись изощренные проклятия троих пострадавших, хотя Нит с Ровином и отделались легче, чем Лоралиэль – у них всего лишь приклеились ботинки.
– Привет! – налетели на дракончика друзья, едва он успел показаться из–за угла. – Как мы ее, а?
– Смешно, – буркнул Стиг. – Вот только уверен, что виноватым меня объявят.
– Кой там дзенн! – отмахнулся Кирлан. – Все видели, что ты к этой девице и близко не подходил. Пусть теперь попробуют ее отодрать от мостовой! Этот клей ни один растворитель не берет.
– А что за клей? – заинтересовался дракончик.
– Им каменные плиты между собой скрепляют, схватывается мгновенно и навсегда. Я у мэтра Лонгема, главного строителя дворца, целое ведро стащил. Еле донес, тяжелое!
– А узнают?
– И что? – отмахнулся довольный собой Кирлан. – Ну, деда поругает, так не впервой. Папе не до меня, у него в Конторе дел хватает. А мама…
Он помрачнел. Стиг с Гортом сочувственно переглянулись – матери у принца, считай, и не было. Никто не понимал, как сына императора угораздило жениться на очень красивой, но абсолютно безмозглой кукле. Для нее не существовало ничего, кроме балов, поклонников, сплетен и драгоценностей. О том, что у нее есть сын, принцесса Кларисса благополучно забыла, едва оправившись от родов, и, если ей приносили ребенка, устраивала истерики. Мальчишка рос на попечении гувернера, отставного сыщика Службы Безопасности.
Кирлан все свои первые годы провел среди оперативников, сыскарей и бойцов Конторы, первой его игрушкой вместо погремушки стал кинжал, а затем – специально выкованный маленький меч. Там же он и познакомился с Гортом. Только когда дед взошел на престол, мальчика поселили во дворце, что ему очень не понравилось – от чопорных придворных Кирлана тошнило. Вот принц и начал сбегать в город. Сперва из–за этого поднимался переполох, а затем император приказал, чтобы ребенка тайно сопровождали «тени», не мешая ему постигать мир.
По привычке Кирлан часто навещал главную резиденцию Конторы, где его знал каждый курьер, и ходил по кабинетам, расспрашивая следователей и оперативников, чем они заняты. Те ничего не скрывали от будущего императора – зачем? Если, конечно, дело не было слишком важным, чтобы говорить о нем с ребенком. Но и тогда они придумывали что–нибудь интересное для Кирлана – любопытного мальчишку в Конторе любили. В главной резиденции принц однажды и встретился со Стигом, пришедшим проведать приемного отца. Почему–то они понравились друг другу с первого взгляда и с тех пор редко расставались. Сын Навра Стобера тоже не имел ничего против третьего в их компании.
– Так что ничего страшного, – повеселел Кирлан. – Слушайте, чего я придумал. Маги сегодня все в инзиурской Ассамблее заседают.
– И что? – почесал себя между рожек Горт.
– Я слыхал, что у Армлания Колеха есть куча редких артефактов, только он их никому не показывает!
– Ты хочешь забраться в башню самого архимага?! – изумился Стиг. – Вот как шарахнет защитой по башке, сразу про такие идеи забудешь.
– А я хитрый! – возразил принц. – Я амулеты Эрлайля у деда из сейфа спер, вот! С ними никакая защита не страшна.
– Ох, и попадет же нам… – обреченно вздохнул дракончик.
– Ну, и попадет! – презрительно цокнул копытом юный сатир. – Зато можно будет шапками–невидимками разжиться, говорят, у архимага они есть. А может, и еще чего интересного найдем.
– Да дзенн с вами, пошли! Но что–то у меня плохие предчувствия…
В квартале магов никого не было – все отправились в Инзиур, город магов, на отчетное заседание Ассамблеи, где архимаг обязан был подтвердить свою квалификацию, если хотел сохранить за собой должность. Простые горожане старались пореже захаживать сюда без приглашения, побаивались всяких колдовских штучек. И не зря – вокруг каждой башни висели в воздухе кружева защитных заклинаний. И тут уж каждый изощрялся, как мог. Незадачливый вор, решивший обокрасть мага, мог ожидать всего, что только мог себе представить, и даже больше. Однако наиболее распространенными заклинаниями все же оставались «мясорубка» и «огненный вихрь». Еще немалой популярностью пользовалось создаваемая телепортаторами за немалые деньги ловушка, сразу переносящая незваного гостя в подвальные камеры столичной тюрьмы, где его с распростертыми объятиями встречали тюремщики и штатные палачи. О попытках проникновения в башни магов в Над–Аноуре даже слухов не ходило – воры тоже хотели жить.
– Вот мы и на месте, – едва слышно сказал Кирлан, добравшись до подножия гигантской башни архимага империи Над.
Стигу было сильно не по себе, но и показать себя трусом в глазах друзей он не мог. Предчувствие неприятностей становилось с каждым мгновением все сильнее, иногда ему казалось, что он видит возле башни клубки переплетенных разноцветных нитей. И дотрагиваться до этих нитей совсем не хотелось: они вызывали очень неприятное чувство – даже зубы ныли и чешуя дыбом вставала.
Раздав друзьям украшенные мелкими рубинами белые пластинки амулетов Эрлайля, Кирлан решительно толкнул дверь и вошел в башню. Ничего не случилось. Амулеты сработали! Решившись, Стиг двинулся за принцем, последним был сатир. Внутри оказалось светло, хотя источников света дракончик и не увидел. Похоже, светился сам воздух. Стены украшали бесчисленные гобелены, горел камин, расставленные у стен мягкие кресла навевали мысли об уюте. В центре зала вокруг толстого столба вилась спиральная лестница, уводящая куда–то вверх, в темноту. Рабочие кабинеты магов, где они хранили самые ценные артефакты, обычно располагались на самой верхотуре.
– Полезли? – Горт старался казаться невозмутимым, но его била дрожь.
– Ага! – радостно согласился принц. – Пойду первым.
– Может, я? – предложил Стиг. – Драконы живучее людей.
– Да ничего не будет! – отмахнулся Кирлан, ступая на лестницу.
– Ой ли… – укоризненно покачал головой дракончик, но тоже начал подниматься.
Лестница казалась бесконечной, друзья поднимались в полной темноте уже целую вечность, они громко разговаривали, пытаясь заглушить страх, но это не очень–то получалось – каждого колотило. Вокруг то и дело раздавались протяжные стоны, вздохи, шуршание. Что–то живое и очень страшное наблюдало за незваными гостями, но почему–то не трогало их. Стигу мерещились вьющиеся вокруг лестницы склизкие щупальца, огромные пауки, непонятные монстры. Он едва не пищал от ужаса, проклиная про себя Кирлана вместе с его «гениальными» идеями.
– Уф, взобрались! – облегченно выдохнул принц, ступая в пятно света.
Они оказались в библиотеке. Хотя, не совсем библиотеке – чего только не было в бесчисленных шкафах! Забыв о страхе, друзья бросились рассматривать диковинки. Их взглядам предстали статуэтки разных существ, разноцветные склянки, пробирки, резные жезлы, чучела невиданных зверей. Под потолком висела гигантская змея, кажущаяся живой – так и прыгнет сейчас.
– Да где же тут у него эти дзенновы шапки? – недовольно буркнул Кирлан, открывая очередной шкаф. – А это еще что?!
Из глубины шкафа навстречу ему потянулся голубоватый туман, пронизанный золотистыми искорками. Принц отшатнулся, но поздно – какая–то сила взметнула его вверх. Стиг с Гортом бросились на помощь, однако тоже оказались висящими в воздухе. Друзья не могли даже пошевелиться – что–то невидимое крепко держало их.
– Влипли… – уныло констатировал дракончик, убедившись, что попытки вырваться ничего не дают. – И что делать станем?
– Архимага дожидаться… – не менее уныло ответил принц.
– Надавать бы тебе по шее!
Когда на груди затрепетал медальон, сообщающий, что в его башню проникли воры, архимаг настолько изумился, что выронил бокал с вином. Он уже подтвердил свою квалификацию, провел отчетное собрание и праздновал это в узком кругу друзей. И вдруг – воры! Мало того, эти дзенновы воры были пойманы заклятием Торана, оставленным на всякий случай в хранилище артефактов. Но как они добрались до хранилища?! По дороге незваных гостей поджидали десятки ловушек, призрачные и реальные стражи. Пройти через все это просто невозможно, если не имеешь амулета Эрлайля, а этих амулетов – полдесятка в империи. И все в личном императорском владении! Придется срочно возвращаться в столицу. Если одни проникли в башню, то смогут и другие. Эти–то хоть попались. Надо самому взглянуть, кто оказался настолько наглым, чтобы попытаться обокрасть архимага.
Извинившись перед друзьями, Армланий переместился в хранилище – благо, был одним из немногих телепортаторов империи. Его взгляду предстала изумительная картина – под потолком барахтались в воздухе трое детей. Мальчишка, сатир и дракончик. Присмотревшись, архимаг сразу узнал их и выругался сквозь зубы.
– И кого это мы видим перед собой? – устало спросил он. – Все та же неугомонная троица. Кирлан арн Над, Горт Стобер и Стиг Тангерд… Ну и что мне с вами делать, сорванцы?
– Простите, дядя Армланий… – жалобно попросил принц. – Мы только шапки–невидимки хотели найти…
– А подойди и попросить – трудно было?! – схватился за голову архимаг, его холодный пот прошиб при мысли, что какое–то из его защитных заклинаний могло сжечь единственного внука императора.
– Мы не подумали…
– Не подумали они! – раздраженно рявкнул Армланий. – И что за наказание? Не дети, а дзенн знает что!
Немного подумав, он подошел к огромному хрустальному шару на подставке и активировал его для поиска императора. Тот как раз сидел в своем кабинете, изучая какие–то документы. Стирген немного удивился, когда перед ним на стене вдруг появилось лицо архимага, но виду не подал.
– Ваше величество! – поклонился Армланий. – Ваш внук перешел все границы!
– А что случилось? – насторожился император.
– Сторожевой амулет сообщил мне, что в моей башне – воры. Я переместился туда, и кого, как вы думаете, там обнаружил?
– Этих трех оболтусов… – тяжело вздохнул Стирген. – И что ж им неймется?
– Мало того, они каким–то образом сумели добраться до хранилища артефактов, обойдя все ловушки. Я подозреваю, что у мальчишек амулеты Эрлайля. Иного способа остаться невредимым в моей башне для чужака нет.
– Эрлайля?.. – нахмурился император. – А ну–ка, погодите минутку.
Он резко встал и направился к сейфу. Открыв его, проверил наличие амулетов, не нашел их и расхохотался.
– Спер! – сквозь смех выдавил его величество. – Спер, свиненок эдакий!
Немного успокоившись, он укоризненно покачал головой и спросил:
– Ты меня слышишь, Кирлан?
– Слышу, деда… – уныло отозвался висящий под потолком принц.
– На сей раз ты легко не отделаешься и отведаешь ремня. Ясно? Родителям твоих приятелей я посоветую сделать то же самое. Пора вам, дорогие мои, учиться отвечать за свои поступки.
– А чего мы такого сделали?!
– Вы погибнуть легко могли, идиоты малолетние! – рявкнул император. – Счастье, что я распорядился позавчера зарядить амулеты заново – они уже ни на что не годились. А не распорядился бы? Что бы от вас осталось, полезь вы в башню с незаряженными амулетами, а? Три кучки золы?!
– Они просто не смогли бы войти, ваше величество, – поспешил возразить архимаг, не желая, чтобы его обвинили в установке смертельных ловушек без надлежащих мер безопасности. – Сторожевое заклинание остановило бы их у входа и держало до прибытия стражи.
– Не суть важно! – отмахнулся Стирген. – Я тебе многое позволял, Кирлан. Но ты никак не желаешь умнеть, а значит, придется заняться тобой вплотную. Хватит уже творить дзенн знает что!
– Я больше не буду, деда! – испугался таких перспектив принц.
– Переправьте этих трех разбойников во дворец, архимаг, – не обратил внимания на его слова император. – В мой кабинет. Буду вам очень за это благодарен.
– Конечно, ваше величество, – поклонился Армланий. – Сейчас сделаю.
Шар погас. Архимаг некоторое время разглядывал понурых друзей, как каких–то диковинных насекомых, затем вздохнул и нараспев прочел заклинание переноса. Вокруг принца, сатира и дракончика сгустился серый туман, что–то зазвенело и… они оказались стоящими перед разгневанным императором.
– Ага, вот и наши красавцы, – раздраженно буркнул его величество. – Делать мне больше нечего, кроме как вашим воспитанием заниматься, стервецы! Вы двое – бегом домой, и чтобы выходить до завтра не смели! Родителей я уже предупредил. А ты, Кирлан, снимай штаны и залезай на стол.
– Не надо, деда… – заплакал принц, которого еще никогда в жизни не били.
– Как шкодить, так он первый, а как отвечать – так не надо?.. – проворчал император, доставая откуда–то сложенные вдвое вожжи. – А вам двоим повторять надо? Брысь отсюда!
Стиг с Гортом вылетели за дверь, как ошпаренные, успев услышать свист вожжей и отчаянный визг Кирлана. Стражники проводили их понимающими взглядами, ухмыляясь в длинные усы – гордость каждого уважающего себя орка.
– Допрыгались… – буркнул дракончик, оказавшись за дворцовой оградой. – Что ж дома–то будет, а?
– И не говори… – поежился сатир. – Мамка точно выпорет, папка–то в Фалноре. Он бы пожалел, а мамка… Эх–х–х…
– Сами виноваты! Ну, кто нас просил туда лезть?!
– Никто… Но кто ж знал, что так выйдет?
– Самим пора учиться думать! – отрезал Стиг.
Друзья попрощались и разошлись. Дракончик старался не спешить, но через час все же добрался до дома, как ни старался оттянуть этот момент. В гостиной его встретил мрачный взгляд Вихря, удобно устроившегося на возвышении перед камином. Стиг обреченно вздохнул и поплелся к нему. Предстоял неприятный разговор.
Настроение оставляло желать лучшего – разговор с приемным отцом оказался не просто неприятным, а очень неприятным. Стыдно было так, как никогда в жизни. И ведь возразить нечего – сам виноват! Кто мешал отговорить друзей от такой глупости, как забираться в башню архимага? Нет же, наоборот, побежал за ними, как щенок несмышленый. Вспомнились последние слова Вихря:
– Был бы ты моим родным сыном, надавал бы по шее. А так не считаю себя вправе. Но знаешь, ты сегодня потерял мое уважение, и вернуть его будет непросто. Иди и подумай над своим поведением!
Слышать это было больно – терять уважение этого дракона Стиг совсем не хотел. Сам безмерно уважал его. Что теперь делать? Как доказать, что не полный оболтус? А дзенн его знает! Хотелось рвать и метать, дракончик едва удержался, чтобы не огреть хвостом попавшееся на дороге дерево.
Войдя в класс, он сразу обратил внимание, что Лоралиэль нет. Настроение немного улучшилось. Гордячка явно больной притворяется – небось, уязвленную гордость лечит. Вскоре пришел мэтр Рохен – история сегодня была первым уроком. Дварф выглядел очень расстроенным.
– Здравствуйте, дети! – не сразу заговорил он. – Хочу сообщить вам грустную новость. Ваша одноклассница Лоралиэль Элтаэноль нескоро вернется в гимназию. Кто–то вчера вылил на нее едкий клей, разъевший бедняжке кожу на ногах. Даже маги–целители не обещают быстрого выздоровления. Ей теперь не меньше месяца пластом лежать. Не знаю, кто так жестоко «подшутил» над девочкой, но пусть ему будет стыдно…
Стиг едва не задохнулся от ужаса. Ой, мама, да что же это такое?! Да чем Кирлан думал, когда вылил такой клей?! Ну почему любая шалость оборачивается так страшно?!
Одноклассники начали поворачиваться к ошеломленному, посеревшему дракончику. Их укоряющие взгляды буквально стегали его.
– Это не я… – потерянно пробормотал Стиг. – Не я… Все же видели, что я в стороне стоял…
– Не ты, так твои дружки! – запальчиво выкрикнул Нит Кельсит. – Гады! Конторщики вонючие!
– Тихо, дети! – остановил зарождающийся конфликт мэтр Рохен. – Не обвиняйте никого, не имея доказательств, молодой Кельсит. А вам, юный Тангерд, если вы знаете, кто это сделал, советую передать ему вот что: трусливо прятаться, сделав гнусность, – последнее дело. Виновен – признай свою вину.
Немного помолчав, он сказал:
– А теперь приступим к уроку.
Ну, и что теперь делать? Впрочем, Стиг знал – что. После урока он пойдет во дворец, добьется встречи с Кирланом и расскажет ему все. И если принц не признается после этого, значит, у него больше нет друга. Иначе поступить нельзя, или сам в сволочь превратится. Пытаясь как–то отвлечься от горьких мыслей, дракончик вслушался в рассказ учителя и неожиданно увлекся. Умел мэтр Рохен рассказывать.
– В прошлый раз мы остановились на возникновении Единой Церкви. Сегодня я хочу рассказать вам о Спасителе и его роли в дальнейших событиях. От слияния до рождения Спасителя прошло около пятисот лет, но подробно мы будем рассматривать этот период позже. А если коротко, то за это время Фарусия, основа будущего Фалнора, укрепилась. Языки многих народов слились, породив фалнорский, ставший со временем языком межнационального общения, так называемым всеобщим. Обычаи тоже стали едины. Но мало того – религия Единой Церкви, как степной пожар, покатилась по человеческим племенам Танра. Каким образом она пересекла океан и добралась до Арбадона, неизвестно, но это произошло. Не принял ее только народ, живущий на крайнем юге этого материка – там верили в некоего Пророка. То ли Махамада, то ли Мохемодда, то ли Махмуда – о правильном произношении его имени ученые и богословы спорят до сих пор.
– А сейчас? – спросил кто–то. – Разве в Кадаире не признают Спасителя?
– Признают, – заверил учитель. – Но так было не всегда. В свое время немало крови пролилось из–за этого. Однако, в конце концов, в Кадаире согласились с тем, что Спаситель – новый Пророк. Не знаю, почему им позволили молиться по–своему и устанавливать свои каноны, но так было. До сих пор кадаирские обычаи кажутся дикими любому иноземцу. Подробно войны Пророка мы будем изучать в пятом классе, тогда и рассмотрим возможные причины случившегося. А пока вернемся к ситуации перед рождением Спасителя.
Он повесил на доску карту.
– Смотрите сюда. Тогда граница между землями людей и дзенн проходила по реке Лучезарной. Однако контактов между этими двумя народами не было. По вине людей – они ненавидели древних так, что даже темные сущности, ранее называемые демонами и чертями, начали звать дзеннами. Это стало настолько привычным со временем, что и теперь мы посылаем к дзенну, а не к черту. Древние отступили, они не понимали, за что их ненавидят, и просто перестали показываться людям на глаза, отгородив свою территорию магической границей. Надеялись, что со временем бессмысленная ненависть пройдет. Зря надеялись…
Мэтр Рохен горестно вздохнул и продолжил:
– Как вы знаете, современное летосчисление идет от рождения Спасителя. Он родился тысяча восемьсот восемьдесят один год назад. По крайней мере, по утверждению отцов Церкви, проверить которое мы не в состоянии. Канонический вариант его биографии вы будете изучать на уроках богословия. Я же дам только общие вехи, от которых мы сможем оттолкнуться. Итак, Горгий Кратис родился в деревне Марковка неподалеку от города, который мы сейчас знаем под именем Фалинград. По одним данным, его отец был ромеем, а мать – русской. По другим – наоборот. Трудно судить, сейчас названия древних народов помнят только такие книжные черви, как я. Да и неважно это – другое имеет значение. То, что сделал этот человек.
– Уничтожил великий народ и отбросил Танр в варварство! – не выдержал Стиг.
– С каких–то позиций вы, вероятно, правы, – вздохнул учитель. – Но судить о деяниях предков со своей колокольни легко, особенно считая, что знаешь больше них. Вот только – умно ли? Надо постараться понять причины происшедшего – ведь каждая сторона была права по–своему. Поэтому продолжу. О детстве Спасителя известно немногое, разве только то, что он отличался большой набожностью и часто сбегал из дому в церковь, проводя там дни и ночи в молитве. По утверждению его жизнеописателей, именно в юношеские годы с ним заговорил Бог и повелел очистить Танр от слуг Тьмы. Я не считаю себя вправе отрицать это или соглашаться. Кто–то верит, кто–то нет – каждый имеет право на свое мнение, по крайней мере, в империи. В восемнадцать лет Горгий Кратис принял постриг в монастыре Сынов Господних. Не знаю, каким образом, но из простого монаха он к тридцати двум годам стал первосвященником, который тогда почему–то назывался Папой Ромейским. Почему? Не спрашивайте меня об этом – какая–то принесенная из родного мира традиция. Проповеди Кратиса сводили людей с ума, лидера с такой харизмой среди людей Танра еще не рождалось. Еще через несколько лет он объявил себя вновь родившимся Иисусом Христом, пришедшим спасти мир от скверны. И ему поверили! Как это ни невероятно – поверили. А неповеривших фанатики рвали в клочья. И тогда…
Мэтр Рохен опустил голову, его голос стал глухим:
– Тогда Кратис объявил о смене основной политики Церкви, о том, что нельзя отказываться от знаний, если их предлагают. К сожалению, это была только надводная часть айсберга, истинные намерения первосвященника знали только его ближайшие соратники. Через эльфов, с которыми люди все же иногда контактировали, в отличие от остальных рас, Кратис направил к дзенн послание с просьбой принять на обучение талантливых юношей и девушек. Древние этому очень обрадовались и открыли границы – они решили, что люди образумились… Увы, это оказалось не так. Спаситель решил одолеть врага его же оружием. На обучение отправлялись только молодые фанатики, считающие, что идут на подвиг во имя веры. Их было много, люди за прошедшие столетия успели расплодиться немерено. Через несколько лет дзенн обнаружили среди них тех, кого много позже назовут прирожденными магами – их невероятные способности привели древних в восторг. Постепенно люди проникали во все структуры дзенн, они показали себя умными и умелыми учениками и помощниками. Им передавали все знания, ничего не скрывая, с радостью. А эти так называемые помощники постепенно выясняли слабые стороны древнего народа. Главной слабостью оказалась неспособность убивать разумных – дзенн легче было самим умереть, чем убить. И они умерли…
Учитель сгорбился и устало опустился на стул.
– Хроники Дня Крови страшны… – почти неслышно сказал он, но его услышали, в классе царила такая тишина, что слышно было бьющуюся об стекло муху. – Тридцать лет люди копили силы, использовали полученные знания, чтобы придумать оружие. В конечный период подготовки восстания они проникли во все города и селения дзенн, даже мельчайшее не осталось без их внимания. В назначенный день десятки тысяч человек достали припрятанное оружие и начали убивать. Первыми погибли маги древних – на стороне Церкви выступили человеческие маги, еще не знающие, какую судьбу эта самая Церковь уготовила им самим. А затем люди начали резать всех подряд, не жалея ни женщин, ни детей. Они радостно, со смехом, убивали тех, кто делил с ними хлеб, кто учил их всему, что знал сам, кто никогда не причинял им зла. Дзенн было не особенно много, по моим подсчетам – не более трехсот тысяч, они считали, что нельзя допускать перенаселения, и жестко контролировали рождаемость. Почти все они погибли в течение одного дня. Только несколько тысяч смогли скрыться в спешно созданных последними выжившими магами порталах. В отличие от людей, среди которых телепортаторов очень мало, дзенн почти все были таковыми. Но неизвестно, сумели ли спастись бежавшие – больше никто и никогда не видел на Танре древних.
– А Ушедший? – спросил кто–то из орков.
– Ушедший… – повторил учитель. – Великий фанн'э Тан'Оннэ Ант'Оррэ. Не было за всю историю Танра более великого мага. И по мудрости, и по силе. Поняв, что его народ гибнет, фанн'э сплел какое–то заклятие непредставимой мощи. Магический эфир несколько дней не мог успокоиться после его применения. Но что это было за заклятие? Никто так и не узнал этого. Но когда в его дом ворвались паладины, Ушедший активировал это заклятие и расплылся в воздухе кровавым туманом. А перед этим сказал: «Я ухожу. Но я вернусь, и вы заплатите за содеянное страшную цену, неблагодарные звери!»
Стигу показалось, что его ударили. Почему–то слова давно мертвого дзенна потрясли его до онемения. Что–то в них было очень важное, для него самого важное. Но что?! А перед глазами вставала тьма. Нет, Тьма, которую огульно объявили злом. С дракончиком что–то происходило, он ничего не видел и не слышал, понимал только, что сейчас что–то в нем самом меняется необратимо и навсегда.
– Продолжим на следующем уроке, – как сквозь вату донеслись до него слова мэтра Рохена.
Стиг довольно долго сидел, пытаясь прийти в себя. Он не сразу обратил внимание, что остальные ученики тоже остались на своих местах, требовательно глядя на него. Не сразу стало понятно, чего они хотят.
– Кто это сделал, Тангерд? – нарушил молчание Ровин, сын золотого князя Сорка. – Кто искалечил Лоралиэль? Ты знаешь.
– Знаю… – вздохнул дракончик. – Но тебе это знание ничего не даст, он тебе все равно не по зубам. Да и не хотел он ничего плохого, только спесь с нее сбить немного. Не тот клей взял. Сейчас я пойду к нему и потребую, чтобы он пошел к отцу Лоралиэль виниться.
– Так он и пойдет…
– Пойдет, – в глазах Стига появилось что–то такое, что одноклассники ему поверили и разошлись.
Поежившись, дракончик решительно вышел из класса, украдкой выбрался за ограду гимназии и двинулся в сторону императорского дворца.
– Ну и зачем же тебе так срочно понадобился мой внук? – император исподлобья смотрел на черного дракончика, чувствующего себя из–за этого очень неуютно. – Переполох на весь дворец поднял – подайте ему Кирлана сию секунду, и все тут. Разве тебе не говорили, что он «болеет»?..
– Говорили, – мрачно буркнул Стиг. – Но мне нужно ему кое–что важное сказать. Ваше величество, прошу вас, поверьте – это действительно очень важно! И для меня, и для него.
– Еще чего–то натворили? – ехидно прищурился Стирген.
– Вы правы, натворили… – понурился дракончик. – И такого, что по сравнению с этим проникновение в башню архимага – мелочь! Но я не могу вам сказать, Кирлан сам должен решить: признаваться или нет. А я должен понять – имею ли я право оставаться его другом.
– Во как! – приподнял левую бровь император, он с некоей заинтересованностью оглядел хмурого Стига и похмыкал. – Что–то ты слишком серьезен, малыш.
Дракончик чуть приподнял крылья и опустил – словно плечами пожал.
– Я сегодня понял, что любой забаве должен быть предел… Что думать о последствиях надо.
– Надо же! – удивился Стирген. – Не ждал, и рад за твоего отца. И… Если сумеешь заставить понять это моего непутевого внука, буду очень благодарен.
– Или заставлю, или… он мне не друг! – Стиг говорил очень тихо, но император услышал.
Его величество довольно долго пристально смотрел на приемного сына Вихря и размышлял. Малыш на удивление решителен. Что же они там наделали, раз он задумался над такими вопросами? Видимо, и в самом деле что–то серьезное. Но пускать или не пускать его к Кирлану? Тот ведь сейчас лежит на животе и хнычет, считая себя невинно пострадавшим. Стиргену, когда наказывал внука, было едва ли не больнее, чем самому мальчишке. Но как иначе заставить сорванца задуматься? Император не знал, вчера он, услышав, что Кирлан мог легко погибнуть, перепугался до смерти. И рассердился. Потому, наверное, и решился выпороть принца.
– Что ж, иди, – вздохнул его величество. – Он в своей спальне.
– Спасибо! – поклонился Стиг и опрометью вылетел из кабинета, сопровождаемый невеселым смешком императора.
Где расположена спальня принца, дракончик знал, во дворце тоже ориентировался неплохо, хотя мало кто полностью знал этот безумный лабиринт. Его строили по найденным в древних гномьих архивах чертежам замка Ушедшего. Гномы и строили. А затем каждый император добавлял что–то свое – достраивал, перестраивал, изменял.
Войдя в спальню, Стиг подошел к кровати с балдахином и уставился на Кирлана, лежащего на животе, дрыгающего ногами и что–то читающего.
– О, привет! – обрадовано повернулся к другу принц, заметив, что уже не один. – А как тебя пустили? Дед обещался, что неделю никого ко мне не пустит, только учителей.
– Он разрешил, – хмуро сказал Стиг. – Поговорить я пришел. Ты вчера такое сотворил, что…
– Дед мне за это уже выдал, – помрачнел Кирлан.
– Да я не о башне архимага! – раздраженно стукнул хвостом по полу дракончик. – Я о Лоралиэль.
– Подумаешь, приклеил задаваку задницей к мостовой! – удивился принц. – Нечего было нос кверху драть.
– Ты бы сперва узнал, какой клей ты взял… – понурился Стиг.
– Я же говорил, у главного строителя спер.
– А что он очень едкий, не знал?! Ей всю кожу на ногах и выше разъело! Даже маги не обещают быстрого исцеления. Месяц, как минимум, пластом лежать! Представляешь, как ей больно было?..
– Представляю… – ошарашено выдавил принц. – Ой, мама… Я же…
– Что ты? – Стиг едва не плакал. – Знаешь, наш учитель, мэтр Рохен, вот что просил передать тому, кто это сделал: «Прятаться, сделав гнусность – последнее дело. Виновен – признай свою вину!»
– Последнее дело… – вздрогнул Кирлан. – Но я же не хотел такого!
– Я тоже виноват, нечего мне было рассказывать вам, что надо мной в гимназии смеются! – буркнул дракончик. – Должен был понимать, что вы с Гортом этого так не оставите. Но ты…
– Что?
– Слишком это, ясно?! Я все тебе сказал. Одно только еще… Промолчишь – ты мне больше не друг!
Резко повернувшись, Стиг вышел из спальни, оставив растерянного Кирлана в одиночестве. Принц долго лежал и пытался понять, что же теперь делать. После вчерашней экзекуции он уже знал, что такое настоящая боль, и вполне мог представить, каково пришлось бедной эльфиечке, пока клей разъедал ей кожу. Этот дзеннов клей ведь никакой растворитель не брал! Наверное, только маг и сумел снять едкую корку. Впервые в жизни Кирлан задумался о том, что от его действий другим может быть больно. И ему стало стыдно, до такой степени стыдно, что он забыл про собственную боль. Немного поплакав, принц закусил губу и встал – он принял решение.
– Вот, значит, как… – тихо сказал император, выслушав сбивчивый рассказ внука. – Ты хоть понимаешь, что сделал род Элтаэноль врагами короны?
– Понимаю… – съежился Кирлан. – Деда, я должен пойти к отцу девочки и… повиниться. Я не хотел такого! Я…
– Не подумал, – закончил за него Стирген, укоризненно качая головой. – В кого ты только таким недумающим уродился, а? Неужто, в мать?.. Жаль, коли так.
– Нет! – обиженно вскинулся принц – мать, после того, как увидел ее развлечения, он презирал всей душой. – Я теперь всегда буду думать, деда. Обещаю.
– Дай–то Бог… – недоверчиво посмотрел на него император. – Что ж, иди. И учти, что если князь Элтаэноль пожелает наказать тебя за искалеченную дочь, то будет в своем праве. Я возражать не стану, только велю проследить, чтоб не до смерти. Ты понял, Кирлан?
– Понял… – едва слышно ответил тот, опуская голову. – Я согласен.
Он повернулся и уныло побрел к выходу из дворца. Стирген смотрел ему вслед и размышлял. Неужто глупый мальчишка начал умнеть? Признал все же свою вину, не струсил. И не побоялся пойти к отцу Лоралиэль. Может, еще и вырастет толковым императором. Если и в самом деле научится обдумывать каждое свое действие и каждое слово.
Серебряный князь Орилас Элтаэноль мерил свой кабинет нервными шагами. Мысли прыгали, он никак не мог понять, кому понадобилось калечить его несчастную девочку, кому он встал на дороге. На Контору грешить не стоит – всегда соблюдал верность империи, не участвовал ни в одном заговоре, и в СБ это хорошо знают. Да и не мог он иначе – куда податься потомку изгнанного из Эльвидара рода? Кроме Нада – некуда! Значит, не Контора. Кто тогда? Неужто род Хорван решил вспомнить о давней вражде между гномами и эльфами? А смысл? Выгоды в этом нет никакой, император не допустит кровавой междоусобицы и жестоко накажет ее инициаторов. Скорее всего, Хорван тоже ни при чем – гномы всегда отличались здравомыслием, хотя обид не забывали и не прощали никогда.
Князь устало опустился в кресло и налил себе вина. Слава Создателю, что Лоралиэль все же выздоровеет – целители заверили, что через месяц и следа от ран не останется. Так что это происшествие больше похоже на предупреждение. О чем же его предупреждают? Чтобы не становился кому–то на дороге? Но кому?! Или хотят заполучить часть владений рода Элтаэноль? Так ни писем, ни требований ни от кого не поступало. Если кто–то хочет чего–нибудь от Ориласа добиться, то почему не сообщает о своих претензиях? Странное что–то во всем этом. Как понять? Надо будет, пожалуй, завтра сходить на прием во дворец и там внимательно прислушаться к намекам других князей. Может, что–нибудь и прояснится.
– Ваше сиятельство! – заставил его вздрогнуть голос камердинера. – К вам с личным визитом его высочество Кирлан арн Над.
– Зовите! – вскочил на ноги князь.
Его удостоил визитом сам наследник престола?! Но… Но наследника престола зовут, как и отца, Стиргеном! А кто тогда Кирлан арн Над? Не сразу до Ориласа дошло, что это внук императора, восьмилетний мальчишка. Поняв, кто пришел, он окончательно растерялся. Что нужно от рода Элтаэноль ребенку?
– Добрый день, ваше высочество! – поклонился эльф вошедшему, просто, но добротно одетому темноволосому мальчику.
– Здравствуйте, ваше сиятельство! – наклонил голову тот.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил князь.
– Нет–нет, я лучше постою! – поспешил отказаться принц, с явно заметной опаской покосившись на кресло.
Орилас, которого отец в свое время воспитывал довольно жестко, сразу понял причину такого поведения его малолетнего высочества, но улыбку сдержал, хоть и с трудом. А принц опустил голову, немного помолчал и заговорил, голос его звучал глухо:
– Ваше сиятельство, это я виноват в случившемся с вашей дочерью… Это я вылил ей вчера под ноги тот проклятый клей… Но я не специально, я не знал, что он едкий!
– Но зачем же вы это сделали?.. – ошарашенно спросил Орилас.
– Хотел чуток проучить, чтобы нос так не задирала… – всхлипнул Кирлан. – Чтобы приклеилась, а над ней посмеялись… А вышло…
Он закусил губу и опустил голову, шумно сопя.
Серебряный князь смотрел на понурого принца и испытывал невыразимое облегчение. Не предупреждение, не месть, не шантаж, а всего лишь детская шалость! Пусть с тяжелыми последствиями, но всего лишь шалость. Одного он не мог понять: почему его высочество пришел сюда? Почему признался? Император заставил? Скорее всего. Ничего удивительного – его величеству не с руки ссориться с богатым и влиятельным родом без серьезной причины. Он, хоть и тиран, человек очень практичный.
– Это его величество прислал вас ко мне? – сухо поинтересовался князь.
– Нет! – обиженно вскинулся Кирлан. – Я сам решил, когда обо всем узнал, а дед согласился, что так будет правильно. И… это…
– Что?
– Он еще сказал, что… если вы решите меня наказать, то будете в своем праве… Я тоже так думаю! Я виноват! Простите меня… Накажите и простите…
Он снова всхлипнул. Видно было, что мальчику очень хочется разреветься, но он держится. Только губы дрожат, выдавая его истинное состояние.
Эльф устало смотрел на Кирлана – ну не идиот же он, чтобы наказывать ребенка, который когда–нибудь станет императором? Запомнит ведь. Да и поступок его вызывал уважение – не стал скрывать, пришел и признался, даже готов понести наказание. Это помимо того, что явно был выпорот. Хороший, дзенн возьми, император растет!
– Я не стану вас наказывать, ваше высочество, вы, как я вижу, и сами себя вполне достаточно наказали, – негромко сказал князь. – А вот простить?.. Если вас простит Лоралиэль, то прощу и я. Просите прощения у нее.
– А можно?.. – поднял на него глаза принц. – Я думал, ее нельзя беспокоить.
– Можно, – тяжело вздохнул эльф. – Камердинер вас проводит.
Оказавшись в спальне, где лежала Лоралиэль, Кирлан судорожно вдохнул, сгорая от стыда – девочка выглядела такой бледной, несчастной и заплаканной, что ему стало не по себе.
– Здравствуйте, ваше высочество, – вежливо поздоровалась она. – Папа сказал, что вы хотели меня видеть. Но не сказал – зачем. Ведь мы не представлены…
– Здравствуйте, – опустил голову принц. – Простите меня, это я вчера вылил тот клей… Но я не знал, что он едкий! Честное слово, не знал! Думал просто посмеяться…
– Но почему?! – приподнялась на локтях Лоралиэль. – За что?! Что я вам сделала?!.
– У вас в классе мой лучший друг учится, Стиг Тангерд, – сгорбился Кирлан. – Вы над ним все время смеялись, задирали, вот я и решил вас проучить… Но я не хотел такого! Я не подумал…
– А почему он так ко мне! – вспыхнула эльфиечка. – Как к пустому месту!
– А вы как? – поморщился принц. – Словно вы главная на всем белом свете, а остальные вами восхищаться должны. Снобы – они все ничтожества, гроша ломаного не стоят, мне деда говорил! Вы… мою мать напоминаете! Она себя так же ведет!
Об отношении при дворе к принцессе Клариссе Лоралиэль слышала, подслушивая разговоры взрослых, поэтому очень удивилась. Девочке вовсе не хотелось, чтобы к ней относились с таким же брезгливым презрением. Но разве она себя похоже вела? Видела однажды ее высочество, та строила из себя дзенн знает кого, манерничала, постоянно требовала от всех вокруг внимания и восхищения, при малейшем несогласии с ней падала в обморок, то и дело визжала, будто ее резали.
– Хотите, покажу, как вы стороны выглядели? – в сердцах предложил Кирлан.
– Покажите… – растерянно согласилась Лоралиэль, она никак не могла поверить, что ее считают похожей на «эту пустоголовую куклу», как выразилась однажды мама.
Принц имел немалые артистические способности, поэтому легко сыграл эльфийку, семенящей походкой идущую от гимназии к трактиру, милостиво кивая поклонникам. Он медленно цедил слова сквозь зубы и выглядел при этом настолько отвратительно, настолько надменно, что девочка расплакалась. Да не могла она себя так вести! Неужели со стороны ее поведение именно так и выглядит?! Ой, мамочка…
– Но я все равно не должен был… – опомнился Кирлан при виде ее слез. – Это слишком. Умоляю простить меня. Я не знал, что за клей вылил на вас…
– А если бы это был простой клей? – едва слышно спросила Лоралиэль.
– Тогда я ни за что не пошел бы извиняться! – упрямо набычился принц. – Пусть бы хоть втрое сильнее пороли! Считал бы, что все по заслугам.
– Но я ведь…
– Вот я – принц. Но я же не деру нос перед всеми? Нет! Вы… очень красивы… но разве это ваша заслуга?
– Нет… – тихо признала Лоралиэль. – Папы с мамой…
– Вот то–то и оно, – вздохнул Кирлан. – Моя мать тоже красива, хоть и человек. Но вы, думаю, слышали, что о ней говорят.
– Слышала… – вздрогнула эльфийка. – Я не хочу, чтобы и обо мне так же…
Она снова тихонько заплакала.
– Не плачьте! – забеспокоился Кирлан. – А чтобы не говорили? Не надо нос кверху драть. Не будете – и говорить не будут.
– Не будут… – повторила Лоралиэль, вытерла слезы и задумалась. – Я попробую.
– И простите меня, пожалуйста… Я перед вами очень виноват.
– Я прощаю, ваше высочество, – растерянно сказала девочка. – И… спасибо вам.
– За что? – удивился Кирлан.
– Вы показали меня со стороны…
– Не за что, – поклонился принц. – Это я благодарен за то, что вы меня простили. Я кое–что очень важное для себя понял.
– А что?
– Никогда нельзя делать чего–либо, не подумав, что можешь этим сделать больно тому, кто этого не заслужил.
Немного постояв, Кирлан сказал:
– Искренне желаю вам побыстрее выздороветь. Еще раз простите и… до свидания.
– До свидания, ваше высочество.
Серебряный князь перехватил заинтересованный взгляд, брошенный Лоралиэль в спину уходящему Кирлану. Его девочка, кажется, задумалась о том, чтобы со временем стать императрицей? Что ж, против такой партии он ничего иметь не будет, несмотря на то, что принц – человек. Да только поди попробуй найти в империи подходящего жениха–эльфа достаточно знатного рода. Не слишком много перворожденных живут в Наде, только изгнанники из Эльвидара, а аристократов среди них немного. Но это все отвлеченные размышления – пока Лоралиэль с Кирланом всего лишь дети, нескоро еще вырастут.
Когда Стиг вошел в класс, остальные ученики сразу замолчали и уставились на него. Дракончик насторожился: еще что–то случилось? Не дай Создатель!
Нит Кельсит подошел к нему и хмуро сказал:
– Извини, я это… неправ был…
– В чем? – растерялся Стиг.
– Не верил, что ты уговоришь своих дружков признаться. Я вчера вечером у Лоралиэль был, она рассказала, что к ней приходил извиняться…
– Не говори кто! – резко прервал его дракончик. – Не стоит. Ты знаешь, она знает, я знаю. И хватит.
– Ну, наверное… – почесал затылок Нит. – Никогда бы не подумал, что это он.
– Ты его не знаешь… – обреченно вздохнул Стиг. – Угадай, куда мы с ним вчера после уроков по дурости забрались?
– Откуда ж я знаю?
– В башню архимага.
– Брешешь! – выдохнул Нит, его глаза полезли на лоб.
– Если бы… – поежился дракончик. – Ох, и влетело же нам!
– Меня б батя вообще прибил за такое… – поежился Нит.
– Тот, кто извиняться приходил, до–о–олго сидеть не сможет.
– А его–то кто? Он же…
– Дед. Своей рукой!
– У–у–у… – уважительно протянул Нит, покачав головой. – А ты?
– А мне отец сказал, что я его уважение потерял… – понурился Стиг. – Лучше бы выпорол! Как теперь ему доказать, что чего–то стою, а?
– Мой батя на меня только орет… – вздохнул Нит.
– Здравствуйте, дети! – заставил их вздрогнуть голос мэтра Рохена. – Прошу садиться.
Когда класс успокоился, пожилой дварх некоторое время с интересом смотрел на Стига, из чего тот заключил, что слухи о визите Кирлана к князю Элтаэнолю все же пошли. Он тихо радовался про себя – друг не струсил, не смолчал, оказался настоящим. Не каждый осмелится пойти к отцу пострадавшей по его вине девочки и признаться. Может, и хорошо, что так вышло – после случившегося принц начнет сначала думать, а потом только делать. А то ведь далеко зайти можно…
– Сегодня у нас последний из вступительных уроков, – заговорил учитель. – На нем мы рассмотрим краткую историю возникновения и становления нашей страны, империи Над. А затем начнем подробно изучать историю древнейших времен.
Дварф повесил на доску две карты – материка Танир, где сейчас располагались Эльвидар, Ксанир и Крон Арингар; и южной части материка Корваг, где находились Ландзад и Над. Однако карты отображали не нынешнее время, а далекое прошлое, когда империи еще не существовало.
– Наверное, вы спросите, почему мы пропускаем больше тысячи лет. Отвечу. На трех вступительных уроках я обычно даю самые важные вехи истории нашего мира. В свое время мы будем подробнейшим образом рассматривать пропущенное сейчас. Пока скажу только, что после смерти Спасителя Церковь заняла главенствующее положение в мире, начав подминать его под себя. Поколение сменялось поколением, Танр постепенно принимал современные очертания. Святые отцы добивались, чтобы все шло по указке Фалнора, как назвали бывшую Фарусию, объединенную с землями дзенн. Знания древних были преданы анафеме и забыты, книги большей частью сожжены, только кое–какие сохранились в закрытых архивах. Постепенно церковники подчинили себе немало стран, возникших за последние столетия. Прошла тысяча лет со времен Спасителя, и Фалнор сильно разросся, заняв половину Корвага. Однако полностью освоить материк фалнорцы не смогли – просто не хватило населения, слишком велика оказалась территория. Многие из государств материка Арбадон тоже перешли под протекторат Церкви. Анзамен, Туаг и Лодун, например. Почти все нечеловеческие расы были признаны исчадиями ада, их усиленно уничтожали. Дварфов оставили в живых только потому, что искуснее корабелов найти трудно, а корабли нужны всем. Сатиров терпели, как дурной пример для остальных. Эльфов блокировали на трети их прежних владений, и перворожденные замкнулись в себе, почти ни с кем не контактируя.
– А драконы? – спросил Стиг.
– С ними Церковь очень долго не могла ничего поделать – слишком они были могучи даже без редких магов своей породы. Тогда святые отцы договорились с грифонами, воспользовавшись их исконной ненавистью к драконам. Грифонам предоставили фалнорское гражданство, затем из них создали летучие отряды, уничтожившие почти все драконьи поселения до последнего ребенка. С тех пор ни один драконий ареал не чувствовал себя в безопасности, их количество начало стремительно сокращаться.
– Я помню… – прервал учителя дракончик, забыв обо всем, прошлое снова властно заявило о себе. – Я помню, как они нас убивали! Папу, маму, Дирга, Сану… Как зверей… Просто убивали… За что?!.
Мэтр Рохен закусил губу, подошел к трясущемуся, как в лихорадке, Стигу и положил ему руку на спину.
– Прости, что напомнил, малыш… – негромко сказал он. – Прости. Постарайся успокоиться, прошлого все равно не вернуть. Надо жить, для чего–то ведь Создатель дал нам всем жизнь. Просто помни их, не забывай.
– Не забуду… – с трудом выдавил из себя дракончик, глотая слезы. – Они, как живые, перед глазами стоят…
Только минут через десять Стиг сумел взять себя в руки и перестать плакать. Остальные дети потрясенно смотрели на него – далеко не все из них знали, что довелось пережить однокласснику. Многие пытались представить себе смерть родителей, и не могли. Им было страшно.
– Продолжим урок, – сказал дварф, убедившись, что дракончик немного успокоился. – Никто не мог противостоять Церкви, пока на политической карте Танра не появилась империя Над. Ее возникновению предшествовала цепочка совершенно невероятных событий. На первый взгляд, случайных. Но каждый раз, когда я вспоминаю о них, у меня возникает уверенность, что за всем этим стояла какая–то невидимая сила. Наверное, Создателю зачем–то было нужно, чтобы наша страна возникла. Иного объяснения у меня нет.
Он ненадолго задумался, покачал головой и продолжил:
– Итак, все началось примерно через тысячу двести лет после эпохи Спасителя. В одном из университетов Ксанира, тогда еще полностью гномьего государства, принявшего власть Церкви и веру в Спасителя, учился юноша по имени Стирген Над – люди в Ксанире тоже жили. По официальной версии, Стирген был седьмым сыном небогатого аристократа из Ворама – а так ли это в действительности, знают только представители рода арн Над. С самого детства будущий император не понимал, почему орки объявлены вне закона, чем провинились перед людьми эльфы, ради чего нужно убивать драконов и держать в рабстве дварфов, почему все, кто не похож на большинство, объявляются еретиками и безжалостно уничтожаются. При этом Стирген хорошо осознавал, что выскажи он свои мысли вслух, святые отцы, в конце концов, доберутся и до него.
– Только за то, что думали не так, убивали?.. – растерянно спросил Нит. – Разве такое бывает?..
– Во многих странах Церкви и сейчас сожгут заживо, если ты осмелишься засомневаться в общепринятых догмах, – горько усмехнулся мэтр Рохен. – Увы, это правда, дети. Однако не буду отвлекаться, у нас осталось не слишком много времени. Окончив университет, будущий император решил посмотреть мир и пустился в путь, нанимаясь матросом то на один корабль, то на другой. Однажды шхуна, на которой служил Стирген, потерпела крушение, и он с трудом спасся, найдя убежище на небольшом необитаемом острове. Но вскоре выяснилось, что остров очень даже обитаем – там скрывался старый дракон со своей семьей, решивший, конечно, устранить опасность, убив человека. До сих пор неизвестно, как будущий император сумел найти с ним общий язык, однако нашел, и рассказал о своей мечте создать страну, где все были бы равны, и каждый мог реализовать себя, где нашлось бы убежище для всех гонимых. Мудрый дракон выслушал безумные фантазии и задумался, его заинтересовал наивный юноша, так непохожий на остальных людей. Трудно сказать, почему, но он решил помочь. Наверное, тоже хотел, чтобы на Танре появилось место, где драконы чувствовали бы себя в безопасности.
Дварф жадно выпил стакан воды, подошел к окну, окинул взглядом панораму столицы Нада и улыбнулся.
– Посмотрите, дети! – показал он. – Все это было построено на голом месте вашими предками. Мне страшно представить, сколько труда и сил пришлось положить на это. Однако Стирген арн Над и дракон Шторм, основатель рода золотых князей Аноурских, все же добились своего. Хотя лично я считаю, что чудом. Они долго думали, где можно создать новое государство, чтобы не привлечь к себе внимание Церкви раньше времени. И нашли – крайний юг материка Корваг, где тогда жили немногочисленные племена орков, люди–кочевники, а в пещерах под Роваурским хребтом скрывалось одно из трех колен гномов, о котором в Фалноре просто забыли. Через двадцать лет Стирген и Шторм сумели собрать под свою руку орков и кочевников. Мало того, им удалось договориться с подземным народом, и впервые за всю историю Танра на поверхность вышли боевые хирды гномов–ровауров, принеся клятву верности императору. Империя Над была создана!
– А Церковь? – подался вперед Стиг. – Неужели она смирилась?
– Нет, конечно, – улыбнулся мэтр Рохен. – Святые отцы, едва узнав о возникновении новой страны, тут же попыталась наложить на нее руку, желая заставить жить по своим законам. Только не вышло. Стирген I был гением, он сумел создать необычную, но при этом отлично работающую социально–экономическую модель. Также, понимая, что, не изменив людей, не изменишь мир, его величество разработал с помощью драконов систему воспитания молодого поколения, почти полностью исключающую любые проявления ксенофобии. Поддавшись уговорам Шторма, больше девяноста процентов драконов Танра поселились в империи и взяли на себя охрану границ. Впервые столкнувшись с тем, что драконы организовались, Церковь растерялась. Это дало время на создание сильных армии и флота. Тысячи беженцев из преследуемых народов потянулись в империю – почти все дварфы, орки и больше половины гномов вскоре стали подданными Стиргена. Нечеловеческие народы потрясло, что их здесь считают равными среди равных. Они впервые ощутили, что чего–то стоят сами по себе, и за одно это готовы были сражаться до последнего. Но главным и самым умным ходом императора Стиргена I стало признание магии достойным делом и распространение слухов об этом по всему миру. Выжившие маги буквально ринулись в Над. Через несколько лет была создана Ассамблея Магии в Инзиуре, и вскоре в имперскую армию влились боевые маги. Опомнившаяся Церковь ничего не смогла сделать – силы паладинов были разгромлены за какой–то месяц. Святые отцы предали анафеме нашу страну, но мы только посмеялись над их наивностью. Однако войны не прекращались более тридцати лет, Фалнор нападал раз за разом, но всегда оказывался разбит.
– Они и сейчас не успокоились… – скрипнул зубами Стиг. – Их надо раздавить раз и навсегда!
– Это не так–то просто сделать, юный Тангерд, – вздохнул дварх. – Да и нужно ли? Я не могу сказать. Сейчас ведь Церковь начала меняться. В Фалноре признали равными людям все остальные расы.
– Силой не сумели, так хитростью своего добиться хотят! – отрезал дракончик. – Нет веры убийцам!
– Вы просто слишком молоды, – грустно улыбнулся мэтр Рохен. – Не судите поспешно. Простыми методами ничего не добьешься, как ни жаль. Даже Церковь сумела это понять. Надеюсь, со временем поймете и вы.
Прозвенел звонок, учитель собрал карты, попрощался и вышел. Одноклассники Стига тоже не стали засиживаться в классе. Но сам дракончик остался на своем месте. Перед глазами стояли улыбающиеся папа с мамой, и он глотал слезы, зная, что никогда не увидит их улыбок наяву. Наверное, именно в этот момент Стиг понял, к чему должен стремиться и чего добиваться. Его долг – остановить убийц. А если получится, то уничтожить саму Церковь. Ради этого ничего не жаль.
Прошел месяц, и в гимназию вернулась Лоралиэль. Первым делом эльфиечка подошла к изумленному Стигу и принялась болтать с ним обо всем на свете, совершенно не задирая нос. Дракончик долго не мог поверить, что она так изменилась, но, в конце концов, поверил. Так и вышло, что вскоре в компанию трех неугомонных шалопаев влилась четвертая.
* * *
За прошедшие четыре года Стиор постепенно обжился и привык. Даже завел себе козу, которую откуда–то приволок Броах. Для местных это послужило лишним поводом увериться в святости отшельника – кто–то ведь привел ее? Не Зверь же помог святому отшельнику? Впрочем, маг старался бывать в деревне как можно реже и только при крайней необходимости. Сказывалось и прошлое затворничество, когда он почти все время был один, и желание избежать ошибок, которые вынудили бы его раскрыться прежде, чем пробудится дар ребенка. С Раором удалось установить доверительные отношения. Мальчик, которого прежде ругали за его неуемную тягу к изобретательству, впервые встретил человека, который не только не ругал за это, но и поощрял. При этом не просто одобрял, но обязательно предлагал, как улучшить, рассказывал интересные истории, собранные со всего света. Дядька Михл тоже был доволен – Раор больше не шалил в доме, не проводил экспериментов с разрушительными последствиями.
– Вот оно – влияние святого человека! – как–то сказал он односельчанам. – Я сразу увидал, что не простой это человек! Пускай и не рукоположен как священник.
– Прекрати балаболить! – отрезала зашедшая в трактир Пилагма.
Староста была еще одной причиной, по которой Стиор старался как можно реже бывать в деревне. Его первое впечатление о ней полностью подтвердилось. Пилагма оказалась суровой женщиной, держащей в крепком кулаке всю деревню. Возможно, в этой глуши иначе и не выжить, но, как обычно и бывает, абсолютная власть повлияла на старосту не самым лучшим образом. Когда–то она была хозяйственной женщиной, искренне заботившейся о благе Совьего Гнезда. Не просто так ведь люди выбрали ее старостой и доверили свои жизни. Не так уж часто женщины могли занять такой пост. Для этого нужно было быть очень незаурядной личностью. Но с годами сладкий яд под названием «власть» подточил душу и преобразил человека. Все в деревне отныне делалось под присмотром и по повелению этой железной женщины. Ослушников наказывали сурово. Нет, не казнили – это слишком расточительно в глуши. Их делали общественными рабами, выполняющими самые грязные работы в деревне. Стиор как–то встретился с парочкой таких. Они пребывали в рабстве уже давно, и за это время потеряли почти все человеческие чувства. Остались только самые примитивные инстинкты – страх, голод, жажда. По сути, они ничем не отличались от домашней скотины, только были немного умней. Стиор, хорошо познавший человеческую сущность, не смог даже сразу понять, как такое удалось сделать с людьми. Потом, внимательно наблюдая за жизнью деревни, сообразил. Если к человеку относиться как к скотине, вести себя с ним соответственно, постоянно наказывать за провинности, а хвалить – удовлетворяя самые низменные желания, то, в конце концов, скотиной человек и станет.
На этом и произошло первое столкновение Стиора и Пилагмы. Староста недаром так обрадовалась появлению монаха. Без благословления Церкви ее власть оставалась непрочной, а тут такая удача. Она ни на миг не усомнилась, что ей удастся переманить отшельника на свою сторону, и никто уже не сможет выступить против нее. Но не тут–то было. Стиор подчеркнуто устранился от вмешательства во внутренние дела деревни. Крестил детей, отпевал, проповедовал, пытаясь потихоньку приучить людей думать самостоятельно, но и только. Все силы он сосредоточил на воспитании Раора.
Пилагма устроила Стиору истерику, о которой магу даже спустя несколько месяцев неприятно было вспоминать, но, в конце концов, отстала, довольная хотя бы тем, что отшельник хоть и не встал открыто на ее сторону, но и не выступил против. Между ними установился некий нейтралитет, где каждый с подозрением поглядывает на другого, но одновременно понимает, что выступить против равносильно самоубийству. Стиора это просто не интересовало, да и не было у него в Совьем Гнезде достаточного влияния, чтобы опрокинуть власть старосты, сурово правящей деревней вот уже почти два десятилетия. Пилагма же не могла открыто выступить против представителя Святой Церкви, авторитет которой в деревне незыблем – всего ее влияния не хватит, чтобы повергнуть Стиора.
Маг сдвинул брови и подергал себя за бороду. С этим надо что–то делать, но что? В последнее время эти неприятные мысли посещали его все чаще. Деревня как таковая не интересовала его, хотя он и вынужден был играть роль священника. Как бы сделать, чтобы упрямая староста поняла, что Стиор не собирается оспаривать ее власть? Пожалуй, лучше всего оставить все, как есть, не вмешиваться, решил маг, подходя к окну.
А вот и Раор. Он шел по сугробам, переваливаясь в новеньких снегоступах, сооруженных взамен сломавшихся недавно. Стиор улыбнулся, наблюдая, как мальчик упрямо продирается сквозь снег. Только он здесь и интересовал Стиора. Только он. Что ж, наверное, действительно лучше будет оставить все, как есть. В конце концов, эта упрямица должна понять, что маг ничем ей не угрожает. В этот момент Стиор, сам того не подозревая, совершил самую большую ошибку в своей жизни. Слишком презирал церковников, слишком свысока смотрел на них и совершенно не понимал, какую роль выполняют приходские священники в таких вот отдаленных деревушках, где их слово равнялось слову самого Бога. Пройдет немного времени, и маг будет локти кусать себе от злости, что упустил этот момент. Упустил, когда мог реально изменить жизнь в деревне. Смягчить нрав старосты, что–то сделать для людей, облегчить их нелегкую жизнь, утешить. Увы, но за своей целью он не разглядел этих людей. Забыл про них. Они его не интересовали, и в этом была его ошибка. А за ошибки приходится платить…
– Дядя Арсений! Дядя Арсений! – ворвался мальчик в сени. – Я решил вашу задачу! Решил! Должно получиться пятнадцать грибов! Я прав?! Я правильно решил?!
– А ну тихо! – прикрикнул Стиор, изображая суровость. – Ишь, разошелся. Ты сначала разденься с улицы, сними снегоступы. Потом уже проходи в комнату, садись за стол и хвастайся.
– Я сейчас! – Раор заскакал на одной ноге, отстегивая снегоступы. Быстро избавился от них, от шубы – шапку скинул еще раньше. Плюхнулся за стол и достал листок бересты. – Вот, смотрите. Я правильно решил?
Маг наклонился над листом. Погладил свою бороду.
– В целом правильно. Но выбрал не самый простой путь. Понимаешь, найти решение порой недостаточно. Надо еще и сделать это самым простым способом. Вот смотри, ты тут решал методом подбора значений. В конце концов, нужное ты нашел…
– Ну! А разве не правильно?
– Гм… Я же сказал, что правильно. А как ты будешь решать задачу посложнее? Тоже методом перебора вариантов? Тебе может и жизни не хватить тогда. Пока ты еще только учишься, я даю тебе не очень сложные задания. А дальше как?
Мальчик нахмурился. Почесал нос.
– А как тогда надо?
– Ты не думаешь! – уже непритворно рассердился Стиор. – По–твоему, я вчера целый день распинался об уравнениях с одним неизвестным просто от скуки?
– Но ведь я же не понял ничего, – всхлипнул вдруг Раор.
Стиор на миг замер, затем мысленно обругал себя. Мальчику ведь едва восемь исполнилось, а он с ним говорит как со школьником империи. Только ведь Раор, когда они встретились, даже читать не умел. И требовать от малыша умения решать уравнения, пусть даже такие простые…
– Так… – Стиор поднялся и потер виски. – Раор, мальчик, ты не виноват. Не надо плакать. Это я, старый дурак, дал тебе больше, чем ты мог освоить.
– Ты не дурак, дядя Арсений, – робко возразил Раор, утирая слезы.
Стиор улыбнулся.
– Спасибо. Но, тем не менее, я дал тебе больше, чем ты способен освоить.
– Я могу это понять! – упрямо возразил мальчик. – Только… объясните еще раз.
– Что ж. Давай посмотрим на твоем примере. Если у нас в задаче есть некая неизвестная величина, которую надо вычислить, мы условно называем ее какой–нибудь буквой, полагая, что потом, в процессе решения, сможем эту абстрактную букву… знаешь что такое абстрактно?
– Ага. Ты рассказывал.
– Хорошо. Итак. В твоем случае нам требуется вычислить, сколько грибов было в лукошке крестьянина первоначально, если он нашел после этого еще шесть грибов и три потерял…
– Чиф, – прокомментировал Раор. Маг растерянно моргнул.
– Что?
– Чиф, говорю. Ну, кто этот крестьянин после этого? Ротозей. А мы зовем таких чифами. Соня–растеряха.
– Гм… понятно. А почему так зовете?
– Не знаю, – мальчик беспечно пожал плечами. – Всегда звали, если человек все теряет.
– Что ж… понятно. Но в данном случае это неважно. Итак. Задача. У крестьянина в лукошке было некоторое число грибов. По дороге он нашел еще шесть и три потерял. Когда он вернулся домой, то выложил на стол восемнадцать грибов. Сколько грибов было первоначально? Запиши задачу уравнением с неизвестным значением.
Раор старательно засопел над листом бересты, выписывая формулу заточенным угольком. Стиор, глядя на него, покачал головой. С этим надо что–то делать. Углем писать неудобно и долго. Да и исписывается он слишком быстро. Береста тоже не слишком хороший материал, но бумагу в этой глуши достать вряд ли удастся, зато чернила… Придется немного поколдовать, но самую малость. С перьями проблем тоже быть не должно. А писать пока придется на бересте. Позднее надо будет что–то придумать и с этим.
– Вот. – Раор пододвинул листок. Маг глянул.
– Правильно. А теперь тебе надо решить это уравнение. Давай сделаем так, чтобы твое неизвестное значение вышло после равно, а там уже можно сделать обычные арифметические действия, кои ты неплохо освоил.
Напрочь отказавшись от помощи, Раор, высунув от усердия язык, старательно выводил записи, сердито сопя, когда нужный результат не получался. Раор видел, что и здесь мальчик пытается действовать методом подбора, но пока молчал. Потом сел рядом, взял чистую бересту и быстро набросал правила перехода знаков плюс и минус в уравнениях. Пододвинул Раору. Мальчик сначала глянул мимолетно. Потом заинтересовался и прочитал внимательнее. Посмотрел на свою задачу, на лист перед ним. Старательно сверяясь с ним, выполнил преобразование, подсчитал и радостно рассмеялся.
– Получилось! У меня получилось!
– Вот видишь. Оказывается все не так уж и сложно. Если бы ты меня внимательно слушал вчера, то решил бы задачу и быстрее. Ну что ж, давай реши еще несколько таких же задач, а потом поговорим о стилях языка.
– Дядя Арсений, а зачем мне все это надо знать? Ну, зачем мне знать эти вот уравнения, стили?
– Хотя бы для того, чтобы вырасти образованным, умным человеком…
– А зачем это мне здесь?
– Гм… – И что тут ответить? Сказать правду? Мальчик еще не готов к ней. И не ответить нельзя – сразу потеряешь репутацию всезнающего и умного наставника. – Понимаешь, если тебя удовлетворяет жизнь здесь, тогда тебе действительно это не надо. Когда сеять рожь, когда убирать, как правильно держать серп, вот и вся наука, которая нужна. Но мне казалось, что тебе интересно что–то делать, придумывать…
– А как стили языка помогут придумать новую вещь?
– Придумать не помогут. Тут ты прав. Но! Кроме как придумать, тебе надо будет объяснить свою придумку людям. Зная язык, его стилистику, ты будешь понимать когда, как и что надо говорить, чтобы тебя поняли. Образованный, умный человек всегда сможет подобрать такие слова, что его поймет каждый. А если человек не умеет владеть своим языком… ну, что он тогда сможет объяснить?
– Наверное, ничего, – задумчиво кивнул мальчик. – Наверное, я был очень необразован… Когда я пытался объяснить дяде Михлу свою задумку, он ничего не понимал. Только ругался. Он не злой, но…
– Вот видишь. Давай решим несколько задач, потом поможешь мне убрать снег перед крыльцом, и займемся стилями. Неплохо бы тебе еще другие языки выучить…
– Ой, а вы знаете другие языки? Какие? Сколько?
– Хорошо знаю пять, – улыбнулся Стиор. – Мне приходилось много путешествовать. Если хочешь, будем учить их.
– Конечно, хочу!