Глава 10
9 марта майор Корсаров, прапорщик Белов, сержант Выдрин и супруга Голубятникова Галина сели на проходящий поезд Москва – Ростов-на-Дону, планируя с военного аэродрома перелететь либо в Моздок, либо сразу в Грозный. В тот же четверг, 9 марта, батальон 137-го полка нес службу в обычном режиме, офицеры и солдаты готовились к скорой отправке домой. Подполковник Голубятников ждал приезда жены. Но все изменилось в полдень, когда связист, сержант Щукин, заменивший Выдрина, доложил комбату:
– Товарищ подполковник! Из штаба полка только что сообщили, что вам следует прибыть в 15.00 на совещание на КП полка.
У Голубятникова шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие, но он постарался его отогнать.
– Что ж, возможно, утром нам предстоит марш к станции погрузки. Передай в штаб – буду.
Ровно в 15.00 Голубятников, прибыв на КП полка, вошел в зал совещаний. Он был внешне спокоен. Но предчувствие его не обмануло. От хорошего настроения не осталось и следа, когда полковник Бортнов заявил:
– Отъезд домой откладывается на неопределенное время. Полку поставлена задача на активные боевые действия.
– Черт возьми, – воскликнул подполковник Ребров, – должны же были убыть домой?
– Я что-то непонятное сказал? – повысил голос командир полка. – Полку поставлена задача на активные боевые действия. А конкретнее, мы должны выдвинуться к Аргуну и перейти к обороне по западному берегу реки в трех километрах севернее города Аргун. С последующим форсированием реки и наступлением на восток, на Гудермес и Шали. – Бортнов показал на карте будущие районы обороны. – До них километров двадцать. В самом Аргуне – противник. Наши войска частично блокировали город с запада и юго-запада. Но на противоположном берегу мы наверняка натолкнемся на хорошо оборудованные оборонительные рубежи. Завтра, 10 марта, в 9.00 встречаемся на восточной окраине Грозного. Ориентир – стела с названием города. Комбатам быть на командно-штабных машинах, имея при себе охранение по одной БМД с личным составом. Потом выезжаем в назначенный район обороны, проводим рекогносцировку на местности. Завтра до 16.00 быть готовыми доложить об овладении районом.
– Я понимаю, – помолчав несколько секунд, сбавил тон полковник, – что сейчас у каждого творится на душе. Расслабились, подготовились к встрече с близкими, а тут на тебе – вместо возвращения вновь боевые действия, оборона, наступление... Все я прекрасно понимаю. Но приказ есть приказ, и мы обязаны его выполнить. Проведете работу с личным составом, необходимо за сутки вновь настроить их на боевой лад. Это сложно, но вам под силу. Десанту под силу все! Если есть вопросы, готов выслушать, нет – свободны!
Голубятников сразу поспешил к радиорелейной станции. Поднялся в кунг. Его встретил старший лейтенант Волин, начальник станции.
– Здравствуй, Стас! У меня к тебе огромная просьба.
– Что-то срочное?
– Ты даже не представляешь, насколько срочное.
– Что от меня требуется?
– Немедленно связаться с Рязанью. Немедленно, Стас!
– Попробуем. Ничего не обещаю, но сделаю все, что в моих силах.
Он сам сел за пульт. Голубятников вышел на улицу, прикурил сигарету, проклиная себя и за то, что не предусмотрел отмены приказа об отправке батальона в Рязань, и за то, что отпустил офицеров в отпуск, а больше всего за то, что разрешил Корсарову взять с собой Галину. Он сделал всего несколько затяжек, как из кунга его позвал старший лейтенант Волин:
– Есть связь с Рязанью!
Голубятников бросился в машину, отшвырнув сигарету в сторону, схватил трубку телефона:
– Я – Голубятников! Кто на связи?
– Дежурный по полку капитан Березин.
– Леонид! Скажи, Корсаров с ребятами уже уехали из Рязани?
– Не знаю, товарищ подполковник. Уточнить?
– Да, и как можно скорее. Если найдешь кого-нибудь из моих, передай, чтобы Галину с собой не брали. Понял? Галину чтобы не брали с собой!
– Понял!
– Давай! Через полчаса перезвоню тебе.
Голубятников бросил трубку на пульт. Поправив ее, начальник радиорелейной станции поинтересовался:
– У вас проблемы с супругой? Извините, конечно, товарищ подполковник, но вы так нервничаете...
– Да как тебе сказать... Отпустил в Рязань зампотеха, прапорщика и сержанта. Отпустил, когда получил приказ готовиться к отправке домой. Завтра они должны вернуться. А супруга, узнав об этом, попросила командира полка, чтобы тот дал ей «добро» приехать с ними сюда. А тут вместо дома – вновь боевые действия. Она приедет максимум вовремя – а мне завтра в поле, а послезавтра на войну. И неизвестно, что будет дальше...
– Не волнуйтесь, товарищ подполковник! В случае чего, мы ее в штабе полка приютим. А вот насчет того, чтобы вовремя приехала, с этим сейчас нелегко. Борта вроде постоянно до Моздока летают, вот только попасть на них непросто. У нас прапорщик, ездивший в отпуск по семейным, застрял в Ростове на трое суток, да еще в Моздоке сутки потерял.
– Да, с перевозками у нас сейчас бардак полнейший...
– Не только с перевозками, товарищ подполковник. По мне, вообще вся эта военная авантюра – бардак, только слишком уж организованный и кровавый.
– Организованный бардак? Впервые слышу. Впрочем, ты прав.
Офицеры разговаривали еще минут двадцать, после чего Волин вызвал Рязань. Дежурный по полку ответил тут же, и слышал его Голубятников так хорошо, словно тот находился где-то рядом, в соседней машине.
– Товарищ подполковник, все выяснил. Уехали майор Корсаров, Белов, Выдрин и ваша супруга. Выехали поездом в Ростов. Ничего им не успели передать.
– Понятно... Что ж, спасибо, извини за беспокойство.
– Да что вы, товарищ подполковник, не за что. И не сумел я ничего сделать для вас. Но скоро встретитесь с супругой – и вместе домой. До отправки эшелона она доберется до Грозного.
– Да уж... отправка... – пробормотал Голубятников.
– Что? Я не понял вас!
– А тебе не надо ничего понимать, Леня. Неси службу. Спасибо, до связи!
Комбат передал трубку начальнику радиорелейной станции.
– Облом, товарищ подполковник?
– Облом, Стас, причем полный! Ну что ж, будем исходить из того, что есть. Ребята с женой выехали в Ростов. Сегодня. Значит, завтра где-то до обеда будут на месте. Куда двинутся дальше?
– Думаю, на аэродром, где размещена экспертиза. Оттуда к нам часто борта летают – и в Моздок, и в Грозный.
– Да, наверное, поедут на военный аэродром. Может, завтра вечером встретимся?
– Обязательно встретитесь, товарищ подполковник!
– Спасибо тебе, Стас!
– А может, спиртику, а, товарищ подполковник? Для поднятия тонуса?
– В следующий раз. Сейчас нельзя. Мне еще «радостную новость» до своих доводить...
– Представляю, как мужики ее воспримут.
– Да, подбросило нам командование сюрприз еще тот. Ну, ладно, Станислав, еще раз спасибо, пошел я!
Голубятников вернулся на КНП. Там находились начштаба майор Кувшинин, прибывший из полка капитан Гусаров, заместитель по воспитательной работе майор Холодов и за своим столом с аппаратурой – сержант Щукин. Кувшинин сразу заметил, что комбат не в настроении.
– Что-то случилось, командир?
– Случилось... – Комбат присел за стол.
– С нашими отпускниками? – встревожился майор.
– Нет. Они с Галиной выехали в Ростов, завтра там будут.
– Тогда что произошло? – К офицерам подсели Холодов и Гусаров.
– Возвращение в полк отменили.
– В смысле? – спросил Холодов.
– В прямом смысле, Саша. Послезавтра батальону предстоит решать очередную боевую задачу. Мы должны выдвинуться к Аргуну и занять оборону вдоль реки с последующим форсированием Аргуна и наступлением на Гудермес и Шали. Вот такие дела, мужики.
– Да-а, – проговорил Кувшинин, – вот уж никто не ожидал... Парни расслабились, уже дома себя видят, дни до эшелона считают... Настроить их опять на боевой лад будет непросто.
– Ничего, настроим. Да и бойцы у нас с понятием. Хотя, конечно, в том, что нас опять бросают на передовую, приятного мало... Вызвать на 18.00 всех командиров подразделений. Буду ставить новую задачу.
– Мне-то что делать? – спросил Гусаров. – То, что остаюсь здесь, понятно, а вот...
Комбат перебил капитана:
– Кем тебе оставаться здесь, Женя? Командиром штурмовой группы? Без опыта, без практики, чтобы грохнули в первом же бою? Нет, ты давай двигай домой. Созванивайся с КП полка и уезжай. Да поторопись, потому что 11-го числа весь полк уйдет к Аргуну. И никаких возражений, это приказ! Ступай к Щукину. Завтра чтобы тебя в батальоне, да и в Грозном не было!
– Понял!
В 18.00 на КНП собрались командиры подразделений. Кувшинин и Холодов успели до совещания довести до них приказ об отмене возвращения в Рязань. Командиры пришли смурные, но собранные. Расселись вокруг стола.
Комбат обвел подчиненных пристальным взглядом.
– Ну и что за настроение? Чего нос повесили? Да, отправку домой временно приказано отставить. Но жизнь-то на этом не кончается? А поэтому всем готовиться к выдвижению к реке Аргун. Колодки, проволоку, гвозди и все прочее для крепления техники на платформах загрузить в автомобили. БМД подготовить к боевым действиям. Завтра я убываю на рекогносцировку. Поеду на КШМ, на нашей «Сороке», начальнику штаба выделить БМД охранения. Машина должна быть с личным составом. После рекогносцировки уточним задачи – и вперед, к Аргуну. Выдвижение назначено на 9.00 11 марта. До 16.00 приказано овладеть районом и перейти к обороне. Прошу иметь в виду: в городе – противник. Аргун заблокирован лишь с двух сторон. Значит, будут «духи» и у реки. Так что готовиться надо к упорному сопротивлению. Особое внимание уделить работе с личным составом. За сутки бойцы должны восстановить прежнюю боевую форму. Никакой расслабухи. Не мне вам говорить, что лучший метод воспитания подчиненных – это личный пример. Поэтому уныние, недовольство, разочарование с физиономий снять и спрятать до другого случая. Завтра к десяти вечера батальон должен быть полностью готов к выполнению поставленной боевой задачи. У меня все! Вопросы есть?
– Да какие, к черту, с нашим командованием могут быть вопросы? Если у него, у начальства, ни хрена никаких четких планов нет... Семь пятниц на неделе, – возмущенно выпалил старший лейтенант Стрельцов.
Голубятников строго взглянул на исполняющего обязанности командира восьмой роты.
– Все сказал? Или еще желаешь выговориться? Кто еще? Давайте, делайте это здесь и сейчас, перед тем, как идти к личному составу. Ну?
– Да чего говорить? Все понятно, – произнес капитан Телинский. – Надо, значит, надо.
– Работайте. Свободны.
Командиры подразделений покинули КНП. Надо отдать им должное, они сумели настроить подчиненных. Да и солдат, прошедших огонь войны в Грозном, особо убеждать в чем-либо не потребовалось. Они поняли своих офицеров.
Поезд Москва – Ростов-на-Дону прибыл на конечную станцию строго по расписанию в 12.10. С вокзала Корсаров, Белов, Выдрин и Галина тут же отправились на аэродром. Выяснили, что сегодня в сторону Моздока и Грозного рейса нет. Точнее, «вертушки были», но экипажи не могли взять дополнительных пассажиров. Прошли к воротам.
– Ну и что делать будем? – спросила Корсарова Галина.
– А черт его знает, что делать, – пожал плечами зампотех. – Сегодня нам надо быть в батальоне – а как, если застряли тут? И, похоже, надолго...
К ним подошли полковник и подполковник. Поздоровались, представились. Полковника звали Сергеем Дмитриевичем Дмитриенко, подполковника – Вячеславом Андреевичем Елисеевым.
– Далеко летим? – поинтересовался Дмитриенко.
– В Грозный, – ответил Корсаров.
– А что, интересно, забыла в Чечне прелестная дама? – поинтересовался Елисеев.
– А прелестная дама спешит увидеть своего мужа, – в том же тоне ответила Галина, – такого же, как и вы, Вячеслав Андреевич, подполковника.
– Первый раз встречаюсь с тем, чтобы жена ехала к мужу на чеченскую войну, а не муж к жене – с войны. Извините, он кем у вас служит?
– Командиром десантного батальона.
– О! Десант? Это серьезно.
– Более чем. Вы тоже застряли здесь?
– Да вот, так получилось – на свой борт опоздали, на другие не взяли. Нам до Моздока надо. Я у летунов узнавал, завтра с бортами еще хуже будет. Предлагаю всем вместе ехать поездом до Прохладного. Это на границе с Северной Осетией. Возможно, там нас встретят. Доедем до Моздока; ну, а уж оттуда легче будет улететь. По крайней мере, борта в Грозный летают часто!
Посоветовавшись, решили всей компанией ехать в Прохладный. На железнодорожном вокзале без труда взяли билеты.
В это время подполковник Голубятников на командно-штабной машине «Сорока» в сопровождении БМД с отделением на борту прибыл на восточную окраину Грозного к стеле, обозначавшей начало города. Одновременно подъехали командир полка, комбат наро-фоминского полка, подполковник Ребров и заменивший подполковника Островского штатный комбат тульского полка майор Александр Шушурин. Офицеры познакомились с ним несколько дней назад на одном из совещаний. Погода стояла теплая, солнечная, тишина – как в мирное время. Правда, где-то в районе Аргуна была слышна стрельба, но редкая. Обговорив порядок выдвижения и проведения рекогносцировки, командно-штабные и боевые машины сопровождения колонной двинулись в заданный район. Доехали до заброшенной МТС, которая находилась примерно в двух километрах от реки. Выслали вперед разведку, но десантники никого в районе бывшей машинно-тракторной станции не обнаружили.
Офицеры осмотрелись. Место для командного пункта полка подходящее. Здесь и административное здание, и мастерские, и ангары. Все сохранилось в целости, даже стекла в здании не выбиты. Посмотрели, где разместить артиллерию, тылы. Изучили прилегающую местность. Вокруг степь с арыками, между которыми не более двухсот метров, неглубокие овраги, проселочные дороги, вдоль дорог – лесопосадки. Определившись с местом дислокации командного пункта, направились в районы обороны батальонов. Выехали на правый фланг, где ближе к городу должны были встать десантники майора Шушурина. В районе оставили комбата тульского батальона, договорившись о встрече через два часа у МТС, проехали вдоль реки на удалении ста метров от берега, потом по целине и проселочной дороге до района обороны третьего усиленного батальона подполковника Голубятникова.
Оставив его на позициях, командир полка и комбат нарофоминцев ушли к МТС. Там у КП вторым эшелоном должен быть встать батальон подполковника Реброва. Бойцы охранения заняли позиции вокруг БМД, хотя причин ожидать появления здесь боевиков не было. Но так было положено. Осмотрев местность, Голубятников сразу же обратил внимание на хорошо сохранившийся одноэтажный кирпичный дом и стоявший метрах в тридцати севернее от него огромный кирпичный то ли сарай, то ли ангар, размерами примерно двадцать на сорок метров и высотой в пять метров. Дом, скорее всего, раньше был какой-то конторой и имел четыре комнаты; сарай наверняка служил складом.
У Голубятникова было еще часа полтора, чтобы определить места расположения рот, подразделений обеспечения, КНП. К Аргуну он вышел один. Западный берег представлял собой обрывистый спуск. Сама река начиналась с мелководья, была изрезана отмелями, лиманами. Ширина – метров сто пятьдесят, за Аргуном – пологий берег. А за ним – редколесье где-то в тридцати метрах от восточного берега. Видимость из-за деревьев и кустов, несмотря на солнечную, ясную погоду, была плохой, но сквозь заросли просматривались очертания каких-то фортификационных сооружений. Боевиков там, похоже, не было – если бы где-то прятались, то давно открыли бы огонь по одинокой фигуре. Но вокруг стояла тишина. Комбат посмотрел, прикинул, где оборудовать командно-наблюдательные пункты батальона и рот.
Чем дольше Голубятников ходил по берегу, тем сильнее становилось внезапно возникшее нехорошее предчувствие. Даже тишина наступила какая-то давящая, зловещая. Опасность словно витала в воздухе. «А ведь меня могут в любую секунду убить», – подумал Голубятников. Или еще хуже – попытаться пленить. То, что он не видит противника, еще ничего не значит. Вынырнет из ближайшего оврага банда штыков в пятнадцать, отсечет его от охранения – и все. В плен он не сдастся. Значит, останется отбиваться в одиночку, до конца. А смерть – она рядом, в кармане куртки, в виде мощной оборонительной гранаты Ф-1. Дернуть за кольцо – и на куски разнесет не только самого офицера, но и тех, кто будет рядом. Пора уходить. Все, что надо, комбат увидел, оценил, предварительное решение на дислокацию батальона принял. Развернувшись, Голубятников быстрым шагом направился к «Сороке» и БМД.
В 13.30 комбат рязанского парашютно-десантного полка прибыл к МТС. Там уже находились все офицеры. Обменялись впечатлениями, поговорили. Колонна отправилась обратно. Голубятников вернулся на КНП в районе реки Сунжи около 15.00. Пообедал. Потом вызвал своих заместителей и командиров подразделений, начал планировать завтрашние действия. Кувшинин доложил, что капитан Гусаров уехал.
После совещания Голубятников вышел на улицу, прикурил сигарету. Его мысли были о Галине. Где сейчас она может находиться? В Ростове? В Моздоке? Или уже в Грозном, на аэродроме «Северный»? Все ли с ней нормально? Узнать не у кого. А сердечко побаливает. Не успел он остановить ее, теперь майся. Завтра уже выход, и что ждет полк у Аргуна, даже предположить невозможно. Ему-то к войне не привыкать, а Галине небезопасно находиться в Грозном. Даже в сопровождении Корсарова, Белова и Выдрина. Погасив одну сигарету, комбат прикурил вторую. Постепенно стемнело. О жене и отпускниках никаких известий.
Наступила ночь. Беспокойная, бессонная для Голубятникова и, казалось, бесконечная ночь с 10 на 11 марта 1995 года.
Наступившее утро выдалось пасмурным, слякотным; ночью зарядил дождь, сменившийся к рассвету изморосью. В 9.00, строго по графику, колонна третьего батальона 137-го парашютно-десантного полка начала выдвижение к новому району обороны. Первой, как обычно, шла разведрота, за ней – командно-штабные машины «Сорока» командира батальона и «Реостат» артиллеристов; за управлением следовали зенитчики и артбатарея. Далее – седьмая, восьмая и девятая роты, последняя вперемежку с подразделениями обеспечения. Замыкал колонну БТРД технической службы. Дистанция между машинами была установлена в тридцать метров, между подразделениями – в сто. Колонна прошла железнодорожный переезд, проследовала мимо вокзала и вышла на проспект Орджоникидзе к дому правительства, который представлял собой черное огромное здание, частично разрушенное, но все еще впечатляющее своими размерами. За ним колонна свернула направо, на восток; по широкому проспекту прошла через площадь Минутка и двинулась прямо по дороге, ведущей в Дагестан.
Через десять километров батальон прошел через Ханкалу. Слева открылся вид на военный аэродром, городок летчиков. За Ханкалой батальон ушел с трассы на северо-восток на проселочную дорогу. Если на трассе движение было сравнительно оживленное, встречались блокпосты, небольшие селения, то проселочная дорога была пустынна. Боевые машины десанта тут же превратили ее в месиво. Но колонна продолжала движение, не нарушая ни порядка построения, ни режима выдвижения.
В 11.00 третий усиленный батальон прибыл в заданный район и встал в низине, что лежала метрах в двухстах от реки, тут же заняв круговую оборону. За время выдвижения НШ полка дважды запрашивал, где находится колонна, как проходит марш. Комбат отвечал коротко – все по плану. По графику вышли и в заданный район. Как только подразделения заняли круговую оборону, все командиры явились к КШМ комбата. Голубятников прошел с офицерами, ротными, охраной и связистами по участку, который занял батальон. Указал, где кому встать. Вдоль реки на возвышенности, что отстояла метров на сто пятьдесят, рассредоточилась восьмая рота, в середине – разведчики, с юга – седьмая рота. По ширине они занимали оборону на участках длиной в триста метров, соблюдая интервалы между собой в сорок-пятьдесят метров. В ста метрах от обратных склонов реки в одноэтажном кирпичном здании разместился КНП батальона, в ангаре – подразделения обеспечения, медпункт, связисты. Там же разворачивался пункт хозяйственного довольствия. Зенитчики встали западнее от КНП чуть в стороне, на расстоянии пятидесяти метров от командно-наблюдательного пункта. Девятая рота отошла на запад, на удаление в километр, и оборудовала позиции на возвышенностях. Таким образом, батальон полностью блокировал район обороны. Тыловиков комбат провел в сарай.
– Встанете здесь. Кто где, определитесь сами, на свое усмотрение. Технику за здание. Час на размещение. Затем связисты начинают протягивать проводную связь. К 16.00 она должна быть установлена.
Закончив работу с тыловиками, командир батальона прошел на свой новый КНП и приказал Щукину связать его с командиром полка.
– Отправлять к вам артиллерийскую батарею? – поинтересовался сержант.
– Можешь! КП уже разворачивается, начальник артиллерии на месте. Отправляй.
Голубятников подозвал к себе командира батареи капитана Селина, развернул карту:
– Смотри, Саша. Вот дорога, она приведет тебя прямо к территории бывшей МТС. Это где-то три километра отсюда, не заблудишься. Давай, оставляй корректировщика огня – и вперед.
Неожиданно Голубятников подумал о серьгах, оставленных ему женой и служивших талисманом не только Святославу, но и всему батальону. Он ощупал карман куртки – пусто. Проверил еще раз – сережек не было.
– Черт! Ну надо же...
– Что такое? – спросил Кувшинин.
– Да серьги!
– Что серьги? – переспросил начальник штаба.
– Оставил в Грозном, под подушкой, на кровати КНП.
– Так я съезжу за ними.
– Не надо. Оставил, значит, оставил!
– Нет, командир, это ты брось. Как мы без талисмана воевать будем? Я быстро. И не возражай!
Кувшинин вышел на улицу, прошел до позиций девятой роты, взял две БМД с экипажем и двумя бойцами в каждой и направился обратно в Грозный. Вернулся он в 15.30. Вошел на КНП, улыбаясь, протянул Голубятникову серьги:
– Держи, командир, и не забывай больше.
– Как там на плацдарме? В городе? – поинтересовался комбат.
– Тихо! Обычный город, только разрушенный. Никто не останавливал, не проверял, спокойно добрались до КНП. Зашел в дом – он пуст. Нашел серьги, вернулся.
Голубятников положил сережки в карман.
– Спасибо, Сережа!
Не знал ни Святослав, ни его начальник штаба, что если бы Кувшинин приехал на плацдарм на полчаса позже, то встретил бы там и отпускников, и Галину. Но, видно, не судьба...
Подразделения тем временем начали работы на месте. Бойцы копали окопы, тыловики разворачивали пункт хозяйственного довольствия, медпункт, зенитчики устраивали капониры для своих БТРД. Каждый занимался своим делом. Грунт оказался легким, почти без дерна – видимо, когда-то здесь были пахотные земли. Это облегчило работу бойцам. Их не надо было подгонять. Десантники уже имели опыт обустройства в поле и действовали как единая слаженная машина. К 16.00 связисты протянули проводную связь внутри батальона. Теперь комбат мог по телефону связаться с любым командиром подразделения. Щукин вновь вызвал на связь командира полка.
– Я – Аркан! – доложил Голубятников. Район обороны занят, задача поставлена, занимаемся инженерным оборудованием позиций.
К десяти вечера окопы переднего края и позиций девятой роты были вырыты, в низине, рядом с техникой, поставлены палатки, КНП полностью оборудован, тыловые подразделения развернуты. Роты выставили посты охранения. Что могли, сделали.
Первые сутки ужинали сухим пайком. Погода не изменилась, местность все так же была затянута туманом; везде сырость, грязь, не прекращался моросящий дождь. Командир батальона, постоянно проверяя работу подчиненных, думал о жене...
Днем 11 марта группа военнослужащих и Галина прибыли в поселок Прохладный Кабардино-Балкарской республики. Там полковника Дмитриенко и подполковника Елисеева встретил «УАЗ». В него сели и Корсаров, и Белов, и Выдрин, и Галина. В тесноте, но, как говорится, не в обиде. На «уазике» добрались до Моздока. Старшие офицеры попрощались с десантниками и уехали, оставив отпускников на военном аэродроме. Корсаров ушел узнать насчет борта на Грозный. Вскоре вернулся злой, недовольный.
– Что случилось, Витя? Почему злющий такой? – спросила у него Галина.
– Будешь тут злым! Представляешь, Галь, выхожу на поле, стоит «вертушка», экипаж возле машины курит. Подхожу к ним, спрашиваю, далеко ли летим, мужики? Командир их, майор, отвечает – в Грозный. Ну, думаю, повезло! Спрашиваю: места свободные есть? Для четверых. Нам тоже в Грозный надо, батальон у нас там воюет. Летчик отвечает: места полно, да толку-то? Я не понял. А он мне по секрету говорит, что с ними полковник из штаба летит. Один. Но козел еще тот. Ни пассажиров, ни груз брать не разрешает. Спрашиваю, почему? Летун в ответ пожал плечами: а хрен его знает, такой вот чудила. А борттехник говорит, что этот полковник из конторы, вот и выпендривается. У него, видите ли, бумаги секретные. И сам он весь до невозможности секретный. Но шишка, видать, немалая, раз под него вертолет отдельный выделяют! Спрашиваю: а когда летите? Командир экипажа отвечает, что как полковник появится, так и полетят. Да вот, говорит, кстати, и едет. Гляжу, подъезжает «УАЗ». Выходит полковник в камуфляже с кейсом. Длинный, худой, нос с горбинкой, губы узкие, как нитка, взгляд, как у палача. Я к нему – так он даже слушать не стал. Приказал экипажу – летим! Поднялся на борт, и кранты. Улетела «вертушка». Придется к командованию части идти.
Белов сплюнул:
– Действительно, козел! Есть же такие суки... Мы что, до Сочи просим нас подбросить? На войну спешим. А полковник этот наверняка дальше «Северного» носа не высунет. Передаст свои сверхсекретные бумаги кому-нибудь из коллег – и быстренько в обратку...
– Правильно говорите, Виктор Степанович, – улыбнулся Выдрин. – Передаст – он и есть передаст.
Корсаров вновь ушел. На этот раз вернулся чуть ли не бегом.
– Есть борт! Во второй половине дня ребята из МЧС на «Ми-8» в Грозный полетят. С ними влегкую договорился. Летим, ответили, какие проблемы?
– Ну и слава Богу! – выдохнула Галина.
В 14.30 бортом МЧС Корсаров, Белов, Выдрин и Галина вылетели в Грозный. На аэродроме «Северный» подвернулась группа ОМОНа. Корсаров подошел к спецам МВД. Командир ОМОНа все понял, и на БТР подвез пассажиров прямо к Сунже, к бывшему КНП батальона на западном берегу реки. Но там батальона уже не было, и куда он ушел, спросить было не у кого. Начинало темнеть. Омоновцы забрали десантников к себе на базу в Грозном. Накормили, напоили, устроили на ночевку.
Ночью в Грозном Галина думала о муже, Святослав у Аргуна думал о жене. Встретиться им предстояло только завтра...
Район обороны третьего усиленного батальона 137-го гвардейского парашютно-десантного полка. Воскресенье, 12 марта
В 9.10 с восточного берега неожиданно ударил 82-миллиметровый миномет. Стрелял он с дальних позиций, так как не было слышно характерных для выстрела громких хлопков. Миномет вел обстрел минут десять и выпустил двенадцать мин, которые легли у опорного пункта разведывательной роты, КНП и далее на запад практически по прямой до позиций девятой роты. Обстрел не нанес никакого урона батальону ни в живой силе, ни в технике, но стал неприятной неожиданностью. Было понятно, что это только начало. Следом за артналетом уже ближе к реке начался обстрел позиций переднего края из стрелкового оружия. Боевики вели огонь примерно из трех гранатометов РПГ-7 и десяти автоматов. Стреляли из редколесья, со стороны тех самых фортификационных сооружений, что были замечены Голубятниковым при рекогносцировке местности. И вновь основной целью бандитов стала позиция разведроты. Видимо, пользуясь туманом, боевики ночью вышли в «зеленку». На этот раз был ранен один из разведчиков. Он не погиб только благодаря своей мгновенной реакции. Выстрел гранатомета задел за дерево возле окопа и, потеряв скорость, свалился прямо в укрытие. Солдат, видя падающую на него гранату, выскочил из окопа, получив несколько осколочных ранений в мягкие ткани ноги. Хромая, он передвигался самостоятельно. Задержись солдат в укрытии еще хотя бы на пару секунд, неминуемо погиб бы. Раненого в сопровождении разведчиков доставили в медпункт. Разведрота в ответ открыла огонь по «зеленке» – сама, без какой-либо команды.
Седьмой и восьмой роте Голубятников приказал выявлять цели и уничтожать их по мере обнаружения, в том числе и из БМД. Дал команду связисту вызвать командира полка.
– Аркан! Начался обстрел района с противоположного берега. Сначала работал миномет, сейчас «духи» применяют стрелковое оружие. Ведем ответный огонь.
– Откуда стреляют?
– Из фортификационных сооружений в «зеленке»; миномет бил с дальних, не определенных нами позиций.
– Потери?
– Один легкораненый. Помощь ему оказана, находится в медпункте.
– Артиллерию применять будешь?
– Да, поработает!
С начала обстрела корректировщик огня артиллерийской батареи прибежал из сарая на КНП батальона. Комбат подозвал его, показал цели. Вскоре на комбата вышел капитан Селин.
– Корректировщик передал приказ подавить огневые точки на восточном берегу в редколесье. Прошу подтвердить приказ.
Практически через минуту артбатарея открыла огонь. Сначала сделала три пристрелочных выстрела, затем дала залп сразу из трех самоходных орудий. Боевики прекратили огонь. Наступила тишина. Личный состав, усилив наблюдение за «зеленкой», продолжил инженерное оборудование позиций, соблюдая повышенные меры предосторожности. Теперь бойцы знали, что противник рядом и намерен вести позиционные бои, поэтому особо предупреждать о бдительности никого было не надо. Уже и молодежь освоилась, обстрелялась и действовала вполне грамотно. Война учит быстро.
В 13.00 из штаба полка сообщили о том, что командир батальона должен прибыть на совещание на командный пункт полка, назначенное на 16.00. Имея в запасе время, подполковник Голубятников еще раз обошел позиции рот, приказав заместителю по воспитательной работе проверить, как организовано питание личного состава, решаются ли другие бытовые вопросы. В 15.30 комбат вместе со связистами и двумя солдатами на автомобиле «Урал» выехал к КП полка.
Переночевав на базе ОМОНа, майор Корсаров с утра прошел к командиру отряда. Тот сообщил, что какие-то десантники стоят в Ханкале на аэродроме. Зампотех батальона попросил командира отряда милиции особого назначения доставить отпускников на этот аэродром. Майор не имел ничего против, и к обеду 12 марта омоновцы перевезли на бронетранспортере майора Корсарова, прапорщика Белова, сержанта Выдрина и супругу Голубятникова в Ханкалу. Оказалось, что там стоят подразделения псковской воздушно-десантной дивизии. Кого-то лично знал Корсаров, кого-то – Галина. Встретились, поговорили. Псковичи связались со штабом сводного полка. Начальник штаба полка полковник Левин вышел по связи на штаб батальона. Ответил майор Кувшинин, так как Голубятников пять минут как убыл на совещание. Узнав, где находятся отпускники и супруга командира, Кувшинин тут же на «Урале», в сопровождении БМД и пяти бойцов охраны, поехал в Ханкалу.
Ничего не знающий об этом Голубятников прибыл на КП полка. Бортнов принял подробные доклады комбатов о сложившейся на данный момент обстановке. Слушал внимательно, задавая уточняющие вопросы.
– Какое-то время, думаю, дня два-три, – подытожил Бортнов, – будем стоять в обороне, но потом все равно нам предстоит форсировать реку и блокировать Аргун с севера. Для этого надо полностью уничтожить противника, окопавшегося на противоположном берегу. И найти броды для переправы на восточный берег.
– Это все понятно, – ответил за всех подполковник Ребров. – Вопрос, как с оборонительных позиций будем уничтожать противника?
– Вот ты, как и все остальные, и должен решить этот вопрос. Я готов выслушать любые предложения. Если больше нет вопросов, тогда мы, наверное, все вместе поедем на ужин в рязанский батальон.
Голубятников недоуменно посмотрел на Бортнова. Что за бред, какой ужин?
– Объясняю! – улыбнулся полковник. – В рязанский батальон, как мне доложили, приехал лучший повар 137-го полка.
– Кто? Когда? – поднялся Голубятников.
– Да жена твоя, Святослав Николаевич, вместе с отпускниками! В Ханкале были у псковичей; твой начальник штаба, наверное, уже забрал их оттуда.
Голубятников облегченно вздохнул:
– Ну, раз такое дело, приглашаю всех.
– Да ладно, – махнул рукой Бортнов, – пошутил я насчет ужина. Езжай, встречай супругу. Позже, может, и соберемся!
Голубятников вернулся в расположение батальона где-то в половине шестого вечера. Вылез из кабины «Урала», и тут же к нему подбежала Галина...
Как потом говорили бойцы, встреча была, как в кино. Супруги обнялись, застыв у КНП. Солдаты и офицеры со стороны стояли, смотрели, улыбались, радовались за своего комбата. Неожиданно пошел сильный дождь. Святослав и Галина побежали в дом. Заместители и связисты перешли в сарай. Пусть комбат с женой побудут одни. Прапорщик Боголюбов подсуетился: организовал в сарае банный отсек для офицеров. Отпускники помылись. Позже сходила в баню и Галя. А к 20.00 техник взвода матобеспечения сообразил праздничный ужин. На него были приглашены заместители комбата, командиры рот. Посидели, выпили, поговорили.
Утром 13 марта позиции батальона вновь подверглись массированному обстрелу. Комбат вызвал артиллерию. После удара самоходок боевики прекратили огонь. Голубятникову стало понятно, что так противника не уничтожить. Нужны более серьезные меры, а для этого необходима информация о тех боевиках, что закрепились на противоположном берегу. Следовательно, надо отправить на позиции боевиков собственную разведку.
Комбат вызвал на КНП капитана Телинского.
– Надо, Миша, ночью хорошенько прощупать восточную «зеленку». Для этого отыскать броды, форсировать реку где-нибудь в сторонке и внимательно посмотреть, где закрепились «духи», сколько их, какое вооружение имеют, подпитываются ли с востока. Без точных разведданных своими силами нам их не уничтожить; перестрелку вести бессмысленно, да и применять нашу артиллерию – тоже. Если у «духов» есть где укрыться от обстрелов, они будут постоянно там прятаться после первых же наших выстрелов.
– Предлагаете массированный артналет?
– Все будет зависеть от того, что ты увидишь. Если «духов» немного и сосредоточены они в одном месте, вполне возможно, атакуем их сами. Но мне не хотелось бы бросать в бой людей. Не хочу, чтобы кто-нибудь погиб. Так что лучше, конечно, ударить артиллерией. Об этом поговорим с Бортновым после того, как ты вернешься. И запомни: тебе и твоим бойцам надо только уточнить обстановку за рекой. В бой не вступать, даже если подвернется удобный случай. Только разведка, Миша!
– Так точно!
– Давай, готовь людей. Сколько ребят возьмешь с собой?
– Человек двадцать. Больше глаз – больше информации. И в случае необходимости отбиться сможем.
– Согласен! Выходишь, как только стемнеет.
В 19.00 разведгруппа в костюмах химической защиты обошла «зеленку» с севера, нашла брод и переправилась на тот берег. Комбат всю ночь просидел на КНП, ожидая возвращения разведчиков, прислушиваясь, не раздастся ли на той стороне выстрел, не ухнет ли граната. Это означало бы, что боевики обнаружили ребят капитана Телинского.
В полночь к нему вышла Галя. Тревога мужа передалась и ей. Так и сидели вместе, ждали в напряжении. Но ни выстрелов, ни взрывов гранат на той стороне не услышали. А на рассвете разведчики вышли к позициям восьмой роты. Так вымотались, что полчаса брели до КНП. И при всей усталости, после бессонной ночи, идя растянутой колонной, разведчики все же нашли силы, чтобы и в этих условиях отличиться. Они запели свою ротную песню. Конечно, звучала она не как на плацу, и пели солдаты вразнобой – но пели. Показывали, кто возвращается. Отличные ребята, настоящие бойцы!
В 7.50 на КНП пришел капитан Телинский. Галина до этого ушла в спальную комнату, дабы не мешать офицерам. Голубятников обнял командира роты.
– Ну что там, Миша?
– Там, товарищ подполковник, полноценный взводный опорный пункт «духов», даже три БМП-1 в землю зарыты. Землянки, окопы, траншеи, блиндажи, часовые... Одну БМП «духи» заводили, прогревали. Мы могли атаковать, но задачи такой не было, поэтому только посмотрели и отошли, прочесав редколесье. Больше ни левее, ни правее «духов» нет. Сзади – тоже. Дорога к опорному пункту подходит с тыла, но пользуются ли ей, неизвестно. Скорей всего, пользуются.
– А с чего твои, выйдя на наш берег, песню затянули? Ты приказал?
– Да это мы для форсу... – смутился Телинский. – Все-таки из рейда по тылам противника возвращались...
– Молодцы! Всем ребятам от меня благодарность.
Отпустив Телинского, комбат приказал вернувшемуся к исполнению своих прямых обязанностей сержанту Выдрину связаться с Бортновым.
– Это Аркан! Провел разведку восточного берега Аргуна. Разведчики вернулись.
– Подъезжай через час, доложишь!
Выслушав комбата, Бортнов уточнил данные разведки на карте. На КП присутствовали начальник штаба полка, начальники артиллерии и разведки. Подумали, что можно сделать.
– Нам дают авиацию, – сказал Бортнов. – Вертолеты огневой поддержки «Ми-24» и штурмовики «Су-25». Будет летная погода – ударим с воздуха. Это самый надежный способ уничтожить противника. Где у нас авианаводчик, Георгий Васильевич? – спросил он начальника штаба.
– Здесь, на КП, в соседней комнате. Вызвать?
– Майор Курелин Андрей Анатольевич, – представил летчика Бортнов и показал авианаводчику на Голубятникова: – Командир третьего батальона подполковник Голубятников Святослав Николаевич. Будешь, майор, работать с ним! Ждем погоду...
Комбат с авианаводчиком, имевшим при себе радиостанцию «Ромашка» и сумку с сигнальными патронами, выехали на КНП батальона.
Хорошая погода выдалась через день, 16 марта. Из штаба полка передали, что авиация будет работать сегодня. С десяти до одиннадцати – «крокодилы» (так в войсках называли «Ми-24», или реже – «полосатики» из-за камуфлированного окраса), с двенадцати до часу дня – штурмовики «Су-25».
– Товарищ подполковник, надо выдать командирам рот переднего края НСП красного огня, чтобы при подходе вертолетов к цели обозначили свои позиции на флангах, – предложил комбату авианаводчик. – Пилоты должны видеть, где наши.
– Я знаю, что делается в случае поддержки с воздуха. Сигнальные патроны у них есть. Задачу поставим.
НСП были выданы в ротах солдатам на флангах. Ровно в 10.00 майор Курелин связался с командиром ведущего вертолета, уточнил, где находится двойка «Ми-24», после чего обозначил собственное местонахождение у КНП сигнальным патроном ярко-зеленого огня. Одновременно взводы на флангах батальона по команде командира ведущего вертолета выпустили в небо красные сигнальные огни. Авианаводчик передал пилоту:
– Противник от меня в двухстах метрах. Должны быть видны окопы, траншеи, БМП.
– Да, что-то видим, – ответил пилот. – Начинаем работать!
Вертолеты начали обстрел «зеленки» восточного берега реки Аргун, пролетев над позициями девятой роты. Они ударили НУРСами – неуправляемыми реактивными снарядами – из подвешенных на пилонах кассет и снарядами 23-миллиметровых пушек, которыми был вооружен каждый из вертолетов. На землю посыпались гильзы от пушечных снарядов. Они могли нанести травмы личному составу, если бы падали на окопы. Но стреляли «крокодилы» над пустым пространством, прекратив обстрел перед пролетом над КНП.
Проведя первый залп, пилоты начали повторно заходить на позиции боевиков. Всего «Ми-24» сделали четыре захода. Отстреляв боекомплект, «вертушки» ушли на базу. На противоположном берегу раздались панические крики, вопли. Видимо, боевики понесли ощутимые потери.
В 12.00 на связь с авианаводчиком вышел пилот ведущего штурмовика «Су-25»:
– Даю отсечку!
Самолеты появились внезапно. Тут же первый из них, ведущий двойки штурмовиков, ударил по восточному берегу НУРСами.
– В точку! Попали в цель! – сообщил летчику Курелин.
Ведомый самолет сбросил на позиции боевиков две бомбы. Прогремели взрывы. Штурмовики, уйдя на восток, вновь зашли на цель. Отстреляв реактивные снаряды и сбросив еще две бомбы, ушли на базу. После их налета в редколесье занялся сильный пожар и начало что-то рваться – видимо, боезапас боевиков.
Авианаводчик доложил, что авиация задачу выполнила. Это было видно и без доклада. Редколесье горело до самой ночи. Вверх поднимался и черный дым от горящих БМП. Противник был уничтожен. Голубятников приказал провести разведку восточного берега – определить результаты авианалета и найти броды для форсирования реки. Их обнаружили напротив позиций разведывательной и седьмой рот. Разведчики доложили, что опорного пункта противника больше не существует. На его месте воронки, фрагменты человеческих тел, остовы сгоревших боевых машин пехоты. Комбат отдал приказ готовиться к наступлению.
Но блокировать северную часть города Аргун подполковнику Голубятникову и его подчиненным не пришлось. 18-го числа на позиции района обороны прибыл второй батальон 137-го парашютно-десантного полка – шестьдесят человек вместе с командиром батальона подполковником Юрием Малахиным. Бойцы Голубятникова пока оставались под Аргуном, а комбату и еще двадцати офицерам предстояло вернуться в Рязань. Двое суток Святослав с ротными передавал позиции, помогал переформировать батальон.
21 марта Голубятников простился с бойцами и пожелал им скорейшего возвращения. Уезжавшие офицеры переоделись, оставили оружие. К КНП подошел «Урал». В 11.00 грузовик пошел в сторону Ханкалы на военный аэродром. А вокруг все грохотало – это вступила в дело реактивная артиллерия. В небе кружили то вертолеты «Ми-24», то штурмовики «Су-25». Восточное направление отрабатывалось серьезно, мощно. Готовилось крупное наступление. Из Ханкалы летел «Ми-6». На его борту находились тела погибших солдат в целлофановых мешках.
Командир экипажа спросил Голубятникова:
– С убитыми полетите? Не боитесь?
Комбат, тяжело глянув на летчика, ответил:
– Мы же со своими ребятами летим, не с чужими.
Пилот, пожав плечами, разрешил погрузку.
В 13.00 вертолет «Ми-6» вылетел в Моздок; оттуда в 17.00 отправлялся в подмосковный Чкаловск «Ил-76». Нет необходимости описывать, как возвращались офицеры с войны. В четыре утра 22 марта они проходящим поездом прибыли в Рязань. Голубятников разрешил двое суток отдыха, приказав всем явиться в полк в субботу, 25 марта 1995 года, к 9.00. Позднее вернулся к месту постоянной дислокации и личный состав батальона, не потеряв при блокаде Аргуна ни одного человека. Война для подполковника Голубятникова закончилась. Но она не закончилась для других офицеров и солдат. После первой кампании последовала вторая... Отзвуки этой, как ее называют, непонятной и не нужной никому войны слышны на Кавказе, да и по всей стране, до сих пор. И сколько еще будут слышны, сказать не может никто.
Не зря говорят, что начать войну легко – закончить трудно.
notes