Глава 1
Деревня Тонино в сорока километрах от города Переслава.
Суббота, 5 ноября.
Владимир Неверов проснулся, как всегда, в 7.00. Сделал зарядку, побрился, умылся. Разогрел на кухне корм для овчарки. С бадьей вышел из дома. Рик, верный пес, стоял возле будки, приветливо помахивая хвостом. Ждал. Хозяин всегда кормил собаку в одно и то же время. Вывалив завтрак Рика в большую миску, Неверов отошел от собачьей будки, закурил, осматривая свою усадьбу. Она представляла собой ухоженный участок земли в двадцать соток, на котором стоял большой, по местным меркам, двухэтажный дом. Слева от дома открытый бассейн, справа лужайка и мостовая от главных ворот до здания. Сзади дома – колодец, шашлычная. Посредине участка аллея до бани. Над мостовой навес, под которым стоял трехлетний внедорожник «Форд». Между постройками, аллеей, тротуаром – деревья. Березы, ели, рябина. Совсем немного плодовых – яблонь, груш, вишен. Вдоль правой стороны кусты сирени и малины. Участок с трех сторон огорожен двухметровым забором из профлиста, слева, там, где спуск к пруду, сетка с калиткой. Беседка перед клумбой. Ну и, конечно, теплая, вместительная будка верного друга, Рика. Пес не знал, что такое цепь, но прекрасно понимал, где его место. Неверов жил в деревне пятый год. После Афганистана, с 1986 года, капитан Неверов служил начальником штаба отдельного разведывательного батальона. В 90-м Владимир был назначен командиром подразделения армейского спецназа, а в 1997-м подполковника Неверова, кавалера шести боевых наград, уволили в запас. В связи с расформированием подчиненного ему батальона, как было указано в приказе главкома сухопутных войск. Календарные двадцать пять лет Неверов отслужил, так что пенсию назначили. Вернувшись на гражданку, Владимир не смог жить в городе. Продал однокомнатную квартиру и купил дом в деревне. А затем подвалило наследство. От деда по материнской линии. Тоже дом с большим участком в престижном пригородном районе. Неверов продал дом деда, а на вырученные деньги обустроил собственную усадьбу в Тонино. Он мог бы остаться жить в пригороде, среди начинавших подниматься коттеджей новых русских, но ему хотелось тишины и покоя. Поэтому Неверов решил обосноваться в Тонино. Деревне из двадцати дворов, с единственной улицей и населением, подавляющее большинство которого составляли люди преклонного возраста. Его усадьба находилась в конце деревни, между прудом и широкой лесополосой. Через улицу – дома соседей. Крайняя от лесополосы хата вечно пьяного Лопыря, или Лопырева Ивана Петровича, которому недавно исполнилось шестьдесят пять лет, хотя на вид можно было дать все восемьдесят. Лопырь жил с женой Зинаидой, тоже пенсионеркой. Женщиной вздорной, нервной, крикливой. Детей у них не было, как и родственников. В город Лопыревы почти не выезжали. Жили с огорода и небольшого хозяйства. За ними проживала пожилая учительница когда-то действовавшей в деревне школы, от которой сейчас остался один фундамент, летом густо зарастаемый пустоцветом. Вере Григорьевне помогал сын, местный участковый милиционер старший лейтенант Алексей Крабов. Алексей ежедневно навещал мать, привозил продукты, заботился, как и подобает порядочному сыну. И напротив пруда жила еще одна семья, состоявшая из женщин – сорокашестилетней Анны Сергеевны Шустовой, когда-то работавшей дояркой в развалившемся и канувшем в небытие колхозе «Заветы Ильича», и ее двадцатипятилетней дочери Ирины. Муж Анны Сергеевны умер задолго до того, как в деревне появился Неверов, Ирина же замужем не была. Как рассказывал Лопырь, девочка с детства болела. А лет в восемнадцать еще и в аварию попала. Прокатил один деревенский пацан на мотоцикле. От дома до первого столба. Пьяный был. «Восход» разбил, сам отделался царапинами, а вот Ирина повредила позвоночник. И сейчас ей необходима операция, требующая двадцать тысяч долларов. Впрочем, Неверов решил вопрос с оплатой, о чем в семье Шустовых еще не знали.
С противоположной стороны соседей не было. Там – пустырь. Землю поделили среди бывших колхозников, и пока она пустовала. Никто не строился, не пас животных. Одно слово – пустырь. Людей, что проживали далее, Неверов знал только в лицо. Да и то не всех. Раньше, когда в Тонино работал магазин, местные жители еще как-то общались между собой, заходя в сельпо. Сейчас магазин убрали, и сходки прекратились. Неверов ездил за продуктами либо в Переслав, либо в ближайший поселок Куделино. Затаривался обычно на неделю. Остальное время проводил в усадьбе. Благо все, что нужно для нормальной жизни человека, привыкшего к городским условиям, в усадьбе и дома было сделано. Душевая и туалет. Просторная кухня-столовая, гостиная с камином, спальня, гостевая комната, просторные холлы, веранда, балкон. Большой подвал – бункер, который в основном пустовал. Помещения дома меблированы в современном стиле. В гостиной и спальне новейшая телевизионная, видео– и аудиоаппаратура, спутниковая антенна. Автономное отопление, а также кондиционеры, спасающие летом и от жары, и от множества всяких мошек и комаров. Неверов побеспокоился о том, чтобы не испытывать обычных неудобств деревенской жизни. И был доволен. Главное, он нашел, что искал, – покой и тишину.
Выкурив сигарету, забрав кастрюлю, Неверов прошел до веранды, оставил посуду и направился к воротам. Он каждое утро выходил на прогулку в лесополосу. Владимир любил осень, пожелтевший лес. Любил дождь. Наверное, потому, что служба его в основном прошла либо в пустыне, либо в горах. И подполковник до сих пор не мог насладиться родной природой средней полосы. Он гулял по лесу два часа. Проходил до старого живописного кладбища с разрушенной часовней, затем возвращался по полю. От деревни до трассы было около километра проходимой для легковых машин только в сухую погоду грунтовки. Поэтому он и купил внедорожник. Иначе зимой после снега или в другое время года после дождя из Тонино не выбраться. Как правило, этим прогулкам никто не мешал. И он гулял в обществе Рика. Но сегодняшний день стал исключением. Выйдя на улицу, Неверов увидел сидящего на бревне у ветхого забора своей усадьбы Лопыря. Тот был одет, как всегда, в телогрейку и сапоги. Лопырев сидел, дымя «Примой» и тоскливым взглядом взирая на улицу. Неверов подошел к нему:
– Здоров, сосед!
Лопырь кивнул:
– И тебе здравствовать!
– Что такой хмурый?
– Так болею, Вова!
– Ну, это обычное для тебя с утра состояние, пора бы и привыкнуть!
– К этому не привыкнуть. Да тебе и не понять!
– Зачем же пьешь, Петрович, раз с утра болеешь?
Лопырь взглянул на Неверова так, будто Владимир спросил о чем-то таком, на что ответа по определению быть не могло:
– Да ты че, Вова? Как это не пить при нынешней-то жизни?
– И чем так не угодила тебе нынешняя жизнь?
– Ну ты даешь, в натуре! Разве ж это жизнь? Это не жизнь, а сплошные мудовы страдания. Вот раньше совсем другое дело было. Весело. В деревне, помню, по вечерам народ в клуб ходил, кино смотреть. Потом танцы. Ночью песни под гармошку пели. А на поле, как раз где ты свой замок поставил, мужики драться выходили. Край на край. Да, весело было. И ведь тоже ни хрена не платили в колхозе? Но хватало же? На все хватало. И свадьбы играли, и праздники праздновали, и хаты строили. Детишек сколько было? Тьма! А коров, овец всяких? Два стада выгоняли. А сейчас что? Тоска одна. На всю эту хрень, что от деревни осталась, и смотреть не хочется. Я уж не говорю про телевизор. Как начнут сериалы про богачей показывать или сытые чиновничьи рожи с шоу всяким, так рука сама к ружью тянется. Расстрелял бы ящик к едрене фене!
Неверов спросил:
– Почему ж не расстрелял еще?
– Так Зинка, дура, потом со свету сживет. Она эти сериалы раскрыв рот смотрит. Я ей говорю – ну чего ты пялишься на срамоту эту? Она мне: отвали, не мешай. Тебе, базарит, лишь бы самогон жрать. Нет, лучше фуфло по телевизору смотреть. Эх, Вова, а ты спрашиваешь, почему пью?! Да без пойла ныне никак. Вон Трофим, с того краю, – завязал и че? Через неделю отнесли на погост. Говорят, сердце остановилось. Недостаточность какая-то. Да ни хрена не от сердца он помер, а от тоски. Как взглянул на жизнь глазами трезвыми, так и помер. Потому что трезвым сейчас быть никак нельзя. А стакан залудишь – другое дело. Сразу все по херу становится. Вот, Вова, до чего народ власть нынешняя довела.
Зная, что переубеждать Лопыря бесполезно, Владимир спросил:
– Много вчера выпил?
– Много, Вова, выпивки не бывает. Меру знать надо. А я ее не знаю и знать не хочу. У меня дружок детства у колодца живет. Вчерась за водой пошел, да и встретил его. А у Лехи, дружка, баба самогон гонит на продажу. В Куделино возит. Там оптом какой-то старухе спихивает. А та уже куделинским мужикам в розницу продает. Ну, Леха у своей и утянул банку двухлитровую первака. Да ходу из хаты, пока баба пропажу не просекла. А тут я. Бросил ведра – и с Лехой в лес. По пути к куму его завернули. Он к нам третьим приклеился. С закуской. Ну, на поляне и устроились. Как банку ополовинили, помню, дальше память словно отшибло. Да это и понятно. Закуски-то было – пара огурцов, шматок сала по размерам чуть больше пачки сигарет и четверть буханки черного хлеба. Не шашлыки, какие ты частенько жаришь. Вот память и отключилась. Короче, домой как добрался, ни хрена не помню. На автопилоте шел. Проснулся в сарае. Замерз, как цуцик. Рюхнулся в хату, Зинка не пускает. Иди, говорит, туда, где пил. Ну не дура? Куда я пойду? В лес, что ли?
Владимир улыбнулся:
– Так и не пустила?
Лопырь вздохнул:
– Пустила! Наоралась вволю, открыла дверь. А толку? И в хате не успокоилась. Послал ее на хер да на улицу. Только прикурил, ты вышел. Слушай, Володь, похмели, а? Ведь у тебя есть?! И не самогон, водка с коньяком! Мне граммов двести чего попроще! Иначе сдохну, сукой буду. Прям тут у бревна ласты склею!
– Ты хочешь, чтобы твоя Зинаида и на меня собак спустила? И потом, ты же стаканом не ограничишься?! Пойдешь по новой приключения искать.
– А куда иттить-то? К другану нельзя, тот сам в засаде. У него баба похлеще моей будет. Зинка поорет да успокоится, а Катерина может в кумпол заехать. Жало в момент свернет. У нее кулачищи больше, чем у любого боксера, а рожа, как разъярится, как у того – как его, тьфу, бля, забыл – ну, спортсмена, что по ящику часто показывают. Он сейчас вроде как при власти. То ли в Думе, то ли в правительстве. Страшная, короче, рожа. Звериная. К куму его тащиться без толку. Он не болеет по утрам ни хрена. Вот тоже загадка природы. Пьем вместе, я с похмелюги влежку, Леха над очком в сортире висит до обеда, а куму его хоть бы что. Как огурец, мать его. И жрет ведь с утра. Щей ковырнет – и в огород или еще куда. Мне же сейчас покажи жратву, сблюю! Пока не похмелюсь, кусок хлеба в рот не полезет. Сигаретами давлюсь, не то что жратвой, на хер бы я ее видел. Ну че, не дашь соседу помереть?
Неверов погладил подбородок:
– Да мне не жалко, Петрович, так ведь во вред тебе похмелье. Переболей! Дня два-три помучаешься, потом полегчает.
– Охренел? Ну, спасибо за совет. Да через два-три дня меня ногами вперед к часовне отнесут. Если не раньше! А на Зинку не обращай внимания. Кто она есть, чтобы на тебя пасть открывать? Да и уважает тебя баба. Мне постоянно говорит: смотри, мол, сосед – человек человеком, а кто ты? Чмо болотное, вот кто! Ты понял? Ты ж, Вова, для баб местных – авторитет, это я тебе без всякого подхалимажа говорю. Да и как иначе? Цельный полковник, фронтовик, орденоносец. Живешь один, а в усадьбе порядок, какого ни у кого нету! Так что Зинка если и наедет, то на меня: скажет, достал хорошего человека.
Неверов махнул рукой:
– Ладно! Черт с тобой! Но возвращаться не буду. Дождись, как приду. Похмелю, что с тобой делать?!
Лопырь изобразил такое страдание, будто ему ампутировали конечности. Причем все сразу и без наркоза.
– Вов?! Это ж два часа?! А сердце на разрыв пашет. Да и блевота подходит. Начнет полоскать – кранты, не покатит пойло. Назад будет гнать. Не томи, Володь!
Владимир достал ключи от дома:
– Делаем так! Ворота открыты, я тебе дам ключи, войдешь в дом. Где столовая, знаешь. Водка в холодильнике. Там же закуска. Возьмешь пузырь, колбасы и консервов на выбор, закроешь дверь, ключи на стойку фонаря повесь. И на пустырь через тыловые ворота. Понял?
Лопырь встал:
– Понял! Как не понять? Ты не беспокойся, я разуюсь, не наслежу, и закуска мне не нужна. А ты гуляй спокойно. Дыши чистым воздухом на здоровье! Вот только…
– Что только?
– А вдруг Зинка увидит, что я к тебе нырнул? Ведь что подумает, чертова баба? Что я до воровства дошел, к соседу полез. И накроет прямо на хате. Оправдываться бесполезно, слушать не станет, но это ерунда. Клал я на ее обвинения, главное – Зинка все дело сорвет.
– Так ты постарайся незаметно, чтобы не попасться.
– Легко сказать!
– А что сложного? Ну, если жена может тебя с этой стороны увидеть, лезь через забор с обратной. Там она тебя точно не засечет!
Физиономия Лопыря расплылась в довольной улыбке.
– Дело говоришь! Как же я сам до этого не додумался? Вот что значит полковник, фронтовик. В момент ситуацию разрулил!
– Было б что разруливать! Ладно, держи ключи, начинай действовать, как только мы с Риком войдем в лес. И запомни, Петрович, это в последний раз. Больше не проси. А если невмоготу будет, то пусть Зинаида приходит. Впрочем, она и сама может тебя вылечить. Понял?
– Понял, Вова, все понял, добрая твоя душа!
Неверов передал соседу ключи и пошел к лесополосе.
Рик вырвался вперед. Владимир вышел на грунтовку, разрезающую лес пополам. Собрался свернуть на тропинку, как из-за поворота показался «УАЗ» участкового. Владимир подумал, что Алексей Крабов может увидеть лазающего по чужой усадьбе Петровича и, как положено, принять меры. Понятно, что раздувать дело старший лейтенант не станет и все разрешится по-мирному, без протоколов и задержания, но похмелка Лопыря сорвется однозначно. Да еще Зинаида всю плешь проест соседу. Поэтому остановился. У ног сел Рик.
Участковый остановил «УАЗ» напротив Неверова. Заглушил двигатель, вышел из салона:
– Здравия желаю, Владимир Дмитриевич!
– Здравствуй, Леша! Что это ты рано в деревню едешь? Случилось что?
– Да нет! Лекарства матери везу. Вчера не смог передать, решил сегодня, до совещания.
– Ясно! Как служба?
– Нормально!
– Не жалеешь, что в милицию пошел? Сейчас это, мягко говоря, не модно!
– А мне плевать, модно – не модно, престижно – не престижно. Главное, при деле. И работа не внапряг. Хоть иногда сутками дома не бываю, да и зарплата не ахти какая. Но кто-то должен смотреть за порядком?
Неверов улыбнулся:
– Ты прав! Кто-то должен служить, иначе государство, каким бы оно ни было, просто перестанет существовать.
– Вот и я так думаю!
– Правильно думаешь!
– У вас-то как дела?
– Да какие у меня, Леша, могут быть дела? Все дела остались в прошлом. А сейчас я доживаю свой век. Отдыхаю, как и предписано пенсионеру.
– Вы свое отслужили! Заслужили право на отдых.
– Да мог бы продолжать службу, но… не судьба!
– Тоскуете по армии?
– Ну, не то чтобы тоскую, вспоминаю часто. И немудрено, лучшие годы прожил на войне. А от нее, Леша, отвыкнуть не просто. Война держит крепко.
– Понимаю!
– Слушай, я наскреб деньги на операцию Ирины. А вот как передать, не знаю. Неудобно как-то… Может, ты поможешь?
Участковый воскликнул:
– О чем вы говорите, Владимир Дмитриевич? Разве может быть неудобным делать людям добро?
– Я вот о чем думаю. Как бы не получилось так, что Анна Сергеевна станет считать себя обязанной мне. Или еще хуже – должником. Поймет ли, что я не в долг деньги даю, а просто отдаю безо всяких обязательств. Помочь хочу. А то ведь может и не взять. Или потом дом продаст и принесет деньги обратно. Она женщина гордая.
– Да должна понять!
– Ты бы поговорил с ней… Прямо сейчас… Ну, как лекарства матери передашь. А, Леш? Объяснил бы ситуацию. Дело-то деликатное. Тебе это сделать проще. А я потом отдал бы деньги – и все! Ну, а если надо, то и отвез бы Ирину в город. Мне все равно делать нечего.
Старший лейтенант подвинул фуражку на затылок:
– Ладно! Поговорю! До совещания успею, а не успею – не беда, найду, что начальству сказать. А вы все двадцать тысяч долларов нашли?
– Да! Снял со счета все, что оставалось. Хватило.
– Вам памятник при жизни ставить надо, Владимир Дмитриевич. К кому только Анна Сергеевна не обращалась за помощью. И к губернатору, и к коммерсантам, и даже в Москву писала! В ответ – тишина. А вы?
– Не будем об этом. Ты, как переговоришь с Шустовой, позвони мне по мобильнику. Чтобы я знал результат разговора, хорошо?
– Позвоню!
– Ну, давай езжай, не теряй времени.
– Спасибо вам, Владимир Дмитриевич!
– За что, Леша?
– За все!
– Ну, если ты считаешь, что есть за что благодарить, то пожалуйста! Езжай!
– Я позвоню!
Участковый заскочил в «УАЗ», и милицейский внедорожник направился к деревне.
Неверов же в сопровождении верного друга Рика медленно пошел по тропинке, наслаждаясь ароматом осеннего леса.
Крабов позвонил через полчаса:
– Владимир Дмитриевич? Алексей!
– Да, Леша?
– В общем, поговорил я с Шустовыми. И с Анной Сергеевной, и с Ириной.
– Ну и как?
– Нормально! Сначала, конечно, Шустовы были шокированы, да и понятно: спасение пришло, откуда не ждали. Потом пришли в себя. Анна Сергеевна заплакала.
– Ну, не спасение пришло, а всего лишь деньги. Так, значит, они возьмут деньги?
– Да! Я все им объяснил. Анна Сергеевна сказала, что будет за вас богу молиться.
– Как считаешь, когда мне лучше к ним зайти?
– В любое время, Шустовы никуда не собираются.
– Понял тебя! Спасибо, Леша!
– Мне-то на чем? Это вас благодарить надо! Если что, обращайтесь. Для вас сделаю все, что в моих силах.
Закончив прогулку раньше обычного, Неверов вернулся домой. Ключ оказался на месте, значит, Лопырь благополучно провел операцию по опохмелке. Владимир переоделся в костюм, положил деньги в карман. Набросив легкое кожаное пальто, вновь вышел из усадьбы. На этот раз встретил жену Лопыря, Зинаиду. Та поздоровалась:
– Добрый вечер, Владимир Дмитриевич. – И спросила: – Вы не знаете, куда мой Иван делся?
Неверов ответил:
– Здравствуй, Зина! Мы с Петровичем часа два назад виделись, он на бревне возле дома мрачный сидел. Поговорили недолго. После чего я пошел в лес, он остался.
– Как вы гуторили, я видела. А потом Иван будто сквозь землю провалился. И я-то на минуту всего отвлеклась. Куда подался, черт старый? Не иначе, к дружку своему, Лехе. Беда мне с ним, Владимир Дмитриевич. Пьет по-черному! По хозяйству делать ничего не хочет. Только самогон жрет да на телевизор лается. Не нравится, что я сериалы смотрю. А для меня кино, может, последняя радость в жизни и осталась. Повлияли бы вы на него, Владимир Дмитриевич?
Неверов взглянул на супругу Петровича:
– Как, Зина?
– Не знаю!
– Вот и я не знаю! Но уверен, что если кто-то и может изменить Ивана, так это только ты!
Зинаида удивилась:
– Я?!
Владимир утвердительно кивнул:
– Да, ты! Ты ж его жена, самый близкий человек, вы жизнь, можно сказать, вместе прожили.
– Но что я могу, Владимир Дмитриевич?
– Попробуй поговорить с мужем. Без крика, по-хорошему. Приведи себя в порядок, накрой стол, организуй праздник. Без спиртного или за бутылкой легкого сухого вина. У меня есть такое, понадобится – отдам. Вспомни молодость, как Петрович за тобой ухаживал… Ведь он ухаживал?
Зинаида улыбнулась:
– Еще как! Дрался из-за меня.
– Ну, вот видишь? Значит, была любовь?
– Была!
– Вы и сейчас любите друг друга. Иначе не скандалили бы. Признайся, ты же любишь Ивана?
– Люблю! Он мужик-то неплохой. Вот только спился.
– Так помоги ему вернуться к нормальной жизни.
– Знать бы еще как?
– А это тебе должно сердце подсказать. Ваше счастье в ваших же руках. Надо кому-то уступить и поговорить по душам. Дальше легче будет.
– Думаете?
– Уверен! Попробуй, Зин?! Хуже не станет.
– Ладно! Попробую! Если получится.
– Получится.
– А по какому поводу, если не секрет, принарядились? Гостей из города ждете?
Неверов не хотел, чтобы о его запланированном визите к Шустовым знал еще кто-нибудь, кроме участкового, поэтому солгал:
– Да обещал армейский товарищ подъехать.
Зинаида прищурила глаза:
– А этот товарищ случайно не женщина?
– Нет!
– Не пойму я. Видный мужчина, крепкий, обеспеченный, а живете один! Почему, Владимир Дмитриевич? Или, может, больны чем, что скрываете ото всех?
Неверов улыбнулся:
– Да нет, я не болен. По крайней мере, ощущаю себя вполне здоровым. И не все время холостякую. Была у меня жена. Давно. Нашла другого, когда я в Афганистане служил. Развелись. После этого не встретил той, с кем бы мог вновь связать жизнь. А сейчас вроде и ни к чему уже.
– Но как же жить без бабы? Вы еще не старый. Без жены можно обойтись, а вот без женщины?
– А кто тебе сказал, что у меня нет женщин?
Зинаида смутилась:
– Никто. Извините. Пойду я, поищу своего ненаглядного.
– Давай, дальше деревни он не ушел.
– Это точно.
Лопырева пошла к дому дружка мужа, Лехи, Березкина Алексея Николаевича. Проводив ее взглядом и убедившись, что на улице никого нет, Неверов пошел к дому Шустовых. Подойдя, открыл калитку невысокого, слегка покосившегося забора, вошел во двор. Постучался, в ответ – тишина. Постучал в косяк, громче. Услышал шаги в сенях. Дверь открылась. Неверов увидел мать Ирины. Она воскликнула:
– Вы? Ой, так неожиданно!
– Здравствуйте, Анна Сергеевна!
– Добрый день, Владимир Дмитриевич! Да что мы на пороге стоим? Проходите в дом, пожалуйста. Я как раз пирогов испекла. Отведайте наших, деревенских.
Шустова-старшая сильно смущалась, теребя в руках полотенце.
Неверов улыбнулся:
– С удовольствием. Только не надо так волноваться, Анна Сергеевна. Я к вам с добром, и вы это знаете.
– Да, да, конечно, проходите, пожалуйста.
Неверов прошел через сени в комнату. За столом сидела Ирина.
– Здравствуй, Ира, как твои дела?
– Здравствуйте! Нормально все!
Владимир присел рядом с девушкой:
– Это хорошо, что нормально.
Мать девушки выставила на стол большую тарелку с пирогами, румяными, горячими, аромат от которых заполнил комнату, самовар, чайник, чашки.
– Угощайтесь, Владимир Дмитриевич!
– Спасибо!
Ирина разлила по чашкам чай.
Попробовав пироги, Владимир сказал:
– Очень вкусно! И чай какой-то особенный.
– С травами. Рецепт еще от моей бабушки.
– Да, вкусно. Спасибо. Но давайте перейдем к делу.
Неверов положил на стол завернутую в бумагу пачку денег:
– Здесь двадцать тысяч долларов. Ведь вам для операции нужна именно эта сумма?
Анна Сергеевна ответила:
– Да!
– Возьмите деньги.
– Спасибо, конечно, но неудобно как-то. Последние, наверное, отдаете?
– Анна Сергеевна, вам нужны деньги, мне они без надобности. Все, что необходимо, у меня есть. Так что берите. Здоровье человека гораздо важнее каких-то бумажек. И мы же, в конце концов, люди, а не звери. А люди должны помогать друг другу. Сегодня я помогу вам, завтра – вы мне.
– Чем же мы вам можем помочь? У нас-то с Ириной, кроме этого старого дома да кой-какого хозяйства, и нет ничего.
– Да я не в этом смысле. Иногда одного слова достаточно, чтобы помочь человеку. Так, финансовая проблема снята. Эти деньги – ваши, и вы мне ничего не должны. Данная тема больше не обсуждается. У вас решен вопрос о том, где и когда будет проведена операция?
– Да! В областной клинической больнице готовы прооперировать Ирину. Сразу, как только будут внесены в кассу деньги.
– Врачи гарантируют нужный результат?
– Хирург говорил, что операция поможет дочери стать здоровым человеком.
Неверов кивнул:
– Понятно! Вам предоставят в больнице отдельную палату?
– Да! И я смогу ухаживать за дочерью. В палате и мне место будет.
– Когда вы поедете в город?
– Сегодня позвоню в больницу, когда скажут, тогда и поедем. Попросим Лешу, участкового. Отвезет! Не откажет!
– Вам не надо никого просить. Я отвезу вас. В любое время. Договорились?
– Да!
Молчавшая до сих пор Ирина неожиданно спросила:
– Скажите, Владимир Дмитриевич, вам действительно не жалко денег на лечение совершенно чужого вам человека?
– Если б было жалко, разве я пришел бы к вам?
– Странный вы человек! Не такой, как все.
– Ошибаешься, девочка. Мир не так плох, как тебе сейчас представляется. Уверен, ты еще убедишься в этом. В общем, обо всем мы договорились. Узнаете, когда ехать, сообщите. Спасибо за пирожки и чай. Пойду я!
Анна Сергеевна вытерла набежавшие слезы:
– Это вам спасибо, Владимир Дмитриевич!
– Не за что! До свидания.
Поднявшись, Неверов вышел из комнаты, прошел сени и двор. Оказавшись на улице, выдохнул воздух: ну, вот и хорошо. Дело сделано. По крайней мере, в той его части, в которой он мог участвовать.
Настроение Владимира поднялось. Улыбнувшись, он направился к своему дому. У ворот сотовый телефон издал мелодию вызова. Неверов достал мобильник, взглянул на дисплей. Еще раз улыбнулся. Звонил Леня Обухов. В недалеком прошлом командир роты батальона специального назначения, которым командовал Неверов на закате своей военной карьеры. Владимир включил телефон:
– Леня? Привет, дружище!
– Здравствуйте, товарищ подполковник!
– А чего это ты так официально?
– Так день сегодня какой?
– Какой день? Обычный, осенний. Погожий день.
– Это для всех он обычный, для меня – нет!
– Да о чем ты, майор?
– Неужели забыли, как меня у боевиков Вахи отбивали?
– Нет, не забыл!
– А когда это было, помните?
– Погоди! Черт! Точно, 5 ноября!
– Вот именно! Ровно девять лет назад! Так что сегодня у меня второй день рождения. Юрка Писарев с утра поздравил.
– Ну, тогда и я поздравляю!
– Встретиться бы не мешало!
– Так какие проблемы? Забирай Писарева, и приезжайте ко мне! Сегодня вечером. День выходной, суббота. Я мясо замариную, баньку растоплю. Попаримся, шашлычком побалуемся, с огня!
Обухов вздохнул:
– Да я бы с удовольствием, только сейчас работы подвалило. Заместитель в отпуске, приходится за всем самому приглядывать. Да и Юра днем и ночью таксует. Семью кормить-то надо.
– Чего ж ты его к себе не возьмешь?
– Звал, не идет!
– Почему?
– Не хочет! Говорит, ничто так не портит отношения, как совместная работа.
– Может быть, и прав твой взводный.
– Так я ему не просто работу по найму предлагал, а долю в бизнесе. Все равно не согласился. Даже стать компаньоном.
– Узнаю Писарева. Упертый!
– Да, этого у него не отнять.
– Ну что ж, раз не можете приехать, то передавай ему привет.
– Сам-то как, командир?
– Нормально!
– Не одичал еще в своей деревне?
– В городе быстрей одичаешь. Там хоть и полно народу, но каждый за себя. В деревне все по-другому. И люди другие. Более человечные, если можно так выразиться. Вот только вымирает деревня. И это плохо.
– Ты прав! А знаешь, мы приедем. Не сегодня, а недельки через две.
– Я всегда рад вам!
– Вот и договорились. До связи, Владимир Дмитриевич!
– До связи, Леня!
Обухов отключился. Неверов положил телефон в карман. Закурил, вспомнив тот девятилетней давности бой в горах. Майор Обухов в конце октября в ходе проведения подчиненной ему ротой операции с горсткой солдат попал в засаду боевиков. Ребята отбивались до последнего патрона. После чего пошли на духов врукопашную. Силы были не равны, и Обухова взяли в плен. Банду Вахи разгромили, но главарь сумел скрыться вместе с плененным майором. На бандита чуть позже вышли, предложили обменять Обухова на группу плененных наемников из Афганистана. Ваха отказался. Разведка сбросила информацию, что главарь банды решил устроить российскому майору публичную казнь. И тогда Неверов принял решение отбить своего подчиненного. Обратился за разрешением на проведение специальной акции к вышестоящему командованию. Акцию запретили. И все же Неверов пошел за Обуховым. Собрал из добровольцев группу в пятнадцать человек и вывел ее в горы, на поиск лагеря Вахи. Впрочем, добровольцами вызвались идти все офицеры и прапорщики батальона, но Владимиру нужны были только пятнадцать человек. Логово Вахи нашли на вторые сутки поиска. Обложили. А ранним утром 5 ноября спецназ пошел на штурм брошенного горного аула, где укрылась банда Вахи численностью в сорок штыков. Бой выдался тяжелым. Несмотря на то что группе спецназа удалось подойти к аулу скрытно, местность не позволяла полностью заблокировать все подходы к нему, а посты охранения были выставлены грамотно. И все же спецназ решил задачу. Массированным огневым налетом спецы выбили основную часть боевиков, устроивших утреннее построение. И пошла атака. Уцелевшие бандиты, занявшие позиции среди развалин, огрызнулись довольно плотным огнем. Но Ваха потерял управление над остатками банды. И боевики действовали хаотично, что позволило группе спецназа войти в аул. И вот тогда отличился капитан Писарев, взводный роты плененного Обухова. Именно он каким-то необъяснимым образом заметил в расщелине скалы пулеметную точку противника. Вовремя заметил. Еще несколько секунд – и пулеметчик накрыл бы спецназовцев. Но Писарев опередил пулеметчика, уничтожив огневую точку выстрелом из гранатомета. Капитан проявил себя и в штурме дома, где с горсткой боевиков засел Ваха. Там же в подвале, как показал один из раненых моджахедов, находился и майор Обухов. У главаря банды была хорошая позиция для ведения круговой обороны. Дом стоял на некотором удалении от аула, под скалой, имея перед собой довольно большой участок открытой, простреливаемой местности. Кроме того, Ваха предупредил спецов, что если те не отойдут от аула, то он убьет Обухова. Понимая, что какие-либо переговоры с главарем банды вести бесполезно и выпускать из брошенного селения боевиков нельзя, а также то, что и прямой штурм отдельно стоящего здания в создавшейся обстановке невозможен, Неверов лихорадочно искал решение проблем. Тогда-то его и вызвал по связи Писарев, взобравшийся на скалу. Капитан попросил прикрыть его огнем для того, чтобы спуститься на плоскую крышу дома. Командир батальона оценил замысел взводного и приказал подчиненным открыть огонь по зданию. Писарев спустился на крышу. Задымив местность, спецназовцы начали сближение с объектом. Боевики ответили слепой беспорядочной стрельбой, не нанесшей группе никакого вреда. Отвлеченные маневром российских спецназовцев, люди Вахи пропустили проникновение внутрь здания капитана Писарева. А тот, предупредив Неверова, ударил по боевикам с тыла. Что кардинально изменило обстановку, позволив и бойцам группы ворваться в дом. Участь Вахи и его подельников была решена. Уничтожив боевиков, спецы начали поиск входа в подвал. И не нашли. В доме. Пришлось вновь допрашивать пленного. И только в ходе допроса выяснилось, что вход в подземелье находился рядом со зданием у скалы, замаскированный валуном. Вниз ушел все тот же Писарев. Он сообщил, что Обухов жив, но заминирован. Бандиты приковали его к стене, облача в «пояс шахида». Неверов выслал в подвал сапера батальона. Старший лейтенант снял с ротного взрывчатку. Обухова подняли наверх. Майор был сильно избит и не мог передвигаться самостоятельно. Пришлось выносить на плоскогорье на самодельных носилках. Несли по очереди. Вынесли. А когда Владимир вызвал «вертушку» для эвакуации группы, неожиданно из «зеленки» появилась еще одна банда. Пришлось отменить эвакуацию и принимать бой. И только после отхода отряда боевиков, понесших серьезные потери, вертолет смог забрать спецназовцев. На борту, по пути к месту дислокации, Неверов узнал, что трое его офицеров вели последний бой ранеными. По прибытии в батальон Обухова и раненых отправили в госпиталь, а в часть на следующий день прибыл командующий. Неверов в личной беседе с генералом получил строгий выговор за проведение не санкционированной свыше боевой операции. А чуть позже перед строем личного состава командующий вручил Неверову орден Мужества. А вскоре в строй вернулся Обухов, вновь приняв командование ротой. Ненадолго. Через год батальон расформировали, большую часть офицеров отправили в запас. Кого-то перевели в другие части. Неверов, Обухов и Писарев оказались в числе уволенных. Владимир уехал в Переслав, Леонид и Юрий – в Москву. Нашли они друг друга случайно. Неверов приехал в столицу купить компьютер. Как проехать на «Горбушку», он не знал. Решил воспользоваться такси. Вышел на стоянку у Казанского вокзала. Увидел группу таксистов. Подошел к ним. И тут услышал до боли знакомый голос: «Командир, ты?» Среди таксистов был Писарев. Так встретились комбат и взводный. Юра отвез Неверова туда, где Владимир купил ноутбук, а потом прямиком доставил в офис Обухова, который на гражданке заделался бизнесменом. Открыл автосервис для иномарок, начавших заполнять российский рынок. И дела у майора запаса шли неплохо. Встреча затянулась до утра. Офицерам было что вспомнить. После той встречи Обухов с Писаревым несколько раз приезжали к Неверову. Часто звонили. Вот и сегодня Леонид вспомнил о своем командире. Сказал, что через две недели приедет! Вместе с Писаревым. Значит, ребята приедут. Обухов всегда держал слово. Что ж, времени подготовить встречу у Неверова более чем достаточно.
От воспоминаний Неверова оторвал Лопырь, вышедший к Владимиру со стороны пруда:
– Володь! Ты чего это задумался?
Неверов, выбросив окурок, посмотрел на соседа:
– Да так, Петрович! А ты, смотрю, почти трезвый?!
– Так че мне с бутыли будет? Да еще неполной. Стакан знакомцу пришлось налить.
– Ты свою не видел?
– В том-то дело, что видел и нахожусь в полнейшей непонятке.
– Что такое?
– Вычислила она меня. Как с Василием, знакомцем, пузырь уговорили, так и объявилась моя Зинаида. Мы в сенях у Васьки на хате угнездились, выпили, закусили. Сидим, курим, о жизни базарим. А тут дверь открывается, и Зинка входит. У меня челюсть и отвисла. Нашла ж таки, и кто ей мог сдать меня? Но это хрен с ним. Это ерунда. Главное, Зинку-то будто подменили. Ни ора, ни ругани. Спокойно так спрашивает: «Выпили, мужики?» Васька икнул, я ответил: «Выпили и че?» Она: «Ничего! Пойдем, – говорит, – Иван, домой. Хватит по деревне болтаться». И Васька, зная характер Зинаиды, вторит: «Да, Вань, иди». Выхожу из хаты. Думаю, вот тут-то и начнутся разборки. Ни хрена. Зинка берет меня под руку. Представляешь? Я от неожиданности отшатнулся. Спрашиваю: «Ты че, в натуре, задумала?» А она лыбится: «Ничего, Вань! Просто хочу, чтобы ты домой пошел». – «А орать, – спрашиваю, – будешь?» Она: «Нет, хватит, наругались». Но самое главное, от чего я натурально охренел, говорит: «Не надо больше перед людьми позориться, я сама тебе налью». Нет, ты понял, Вова? Моя Зинка мне предлагает налить. Я спрашиваю у нее: «Ты случайно башкой о дверной косяк не ударялась?» Она: «Прекрати, Вань, идем домой! Пошли». Я не врубаюсь в ситуацию, она лыбится, как будто пятихатку на дороге нашла. Уже к твоему забору с той стороны подошли, а я все ни хрена не пойму. Думаю, с чего это вдруг она так себя ведет? Не иначе, дома какую подлянку приготовила. Зайду и начнется… Сталинградская битва. Ну и решил слинять. Говорю, погоди, отлить надо. И шасть в кусты у пруда. Оттуда – сюда. А тут ты. Что происходит, Вова? Может, ты объяснишь? Все же человек образованный, академии всякие кончал, до полковника дослужился.
Неверов улыбнулся:
– Возможно, Зинаиде надоела ваша скандальная жизнь, и она решила изменить ее?!
– Кого?
– Не кого, а что: жизнь изменить.
– Да ты че, Зинку, что ли, не знаешь?
– Поступки женщин, Петрович, очень часто не поддаются никакому объяснению.
– Вот это точно!
– А где, кстати, супруга?
– Хрен ее знает! Может, ждет до сих пор, может, скоро объявится. Мне-то че делать, Вова?
– Дождаться Зинаиды и идти домой. А там по обстановке. Но, советую, если жена решила помириться, не отталкивай ее! Выслушай! Постарайся понять! Глядишь, жизнь изменится!
– Думаешь?
– А почему бы и нет? Ведь ты же по любви женился?!
– Да, любовь была яростная.
– Почему была?
– Да заглохло все, к чертовой матери!
– Скажи, Петрович, ты бы сейчас спокойно пережил уход Зинаиды?
Лопырь недоуменно взглянул на соседа:
– Какой уход? Она че, бросить меня хочет?
– Не знаю! А спросил так, абстрактно.
– Чего? Как спросил?
– Не важно! Ты не ответил на вопрос.
– Это че, что бы я сделал, если бы Зинаида к другому слиняла?
– Ну, допустим, так?!
– Убил бы на хер! И ее, и хахаля нового. Безо всяких базаров. Так и прибил бы из ружья дуплетом. Сукой буду, убил бы!
– Значит, ничего не заглохло, Петрович!
– Так Зинка не собирается уходить?
– Насколько знаю, нет! А вон, кстати, и она!
Из-за поворота появилась супруга Лопыря.
Он указал на нее:
– Гляди, Володь, опять лыбится. Нет, хреновый это знак! Как бы баба умом не тронулась. Ну чего лыбится?
– Иди к ней, Петрович!
– Да уж придется. Ты-то дома будешь?
– Да, а что?
– Позову, если что, ладно?
– Думаю, в этом не будет необходимости, но если надо, зови!
– Лады! Пошел!
– С богом!
Неверов, улыбнувшись, вошел во двор усадьбы. К нему бросился верный пес. Обхватил лапами ногу. Владимир положил руку собаке на голову:
– Ну что, Рик? Соскучился? Да вроде скучать и некогда было, Рик?
Пес склонил голову вбок, внимательно слушая хозяина, глядя на него умными глазами.
Неверов потрепал собаку по холке:
– Гуляй, Рик! Наслаждайся свободой. Твои собратья на цепи сидят! Ты же у меня свободен, как ветер!
Но Рик остался на месте, отпустив ногу Неверова.
Владимир прошел в дом. Переоделся. В гостиной прилег на диван, включил телевизор. По второму каналу шел фильм. Про любовь. Старый, снятый годах в шестидесятых. Неверов устроился поудобней. Такие фильмы он любил. Светлые, немного наивные, всегда хорошо заканчивающиеся. Они не напрягали. Она расслабляли. Действительно доставляя удовольствие.
Неверов смотрел фильм, иногда улыбаясь. И не знал боевой офицер, что уже завтра его размеренной, спокойной жизни придет конец и ему вновь придется взяться за оружие, которое хранилось в тайнике подвала. Дабы вступить в схватку с противником не менее коварным, жестоким и подлым, чем тот, против которого он воевал в Афганистане и на Кавказе, познав всю мерзость предательства.