Глава 3. В походе на Казань
Ты, поразившая Денницу,
Благослови на здешний путь!
Позволь хоть малую страницу
Из книги жизни повернуть.
Дай мне неспешно и нелживо
Поведать пред Лицом Твоим
О том, что мы в себе таим,
О том, как зреет гнев в сердцах,
И с гневом дышит дух народа.
Сыны отражены в отцах…
Александр Блок
25 июля 1524 года от Рождества Христова стан русского войска располагался на Гостином острове, недалеко от Казани. Княжич Дмитрий Ургин и его верный ратник Григорий Тимофеев постелили на траве кошму и лежали возле костра, потрескивавшего сухими дровами. Внизу, огибая остров, несла свои воды широкая, величавая Волга, бросавшая пенистые волны на песчаные берега. Тихий степной ветер играл языками пламени, разбрасывал их из стороны в сторону, заставляя молодых людей отстранять лица от костра.
Вдали чернели крепостные стены столицы Казанского ханства, которую русское войско безрезультатно осаждало уже почти двадцать дней. Кругом тоже горели костры, большие и малые. Ратники отдыхали, сложив оружие и доспехи возле себя.
Сбылись слова Степана Ивановича Колычева и кузнеца Прокопа Тимофеева. Поздней весной 1524 года русское войско двинулось на Казань. 7 июля судовая рать князя Бельского высадилась на берег, через Волгу переправился отряд конницы, и началась осада города.
Русские пушки обстреливали его, но князь Бельский не решался на штурм. Он ждал подхода основных сил, конницы боярина Симского и стругов князя Палецкого, которые должны были доставить осадные орудия, порох, а главное – съестные припасы. Но ни судовая рать, ни конница не появлялись.
В стане русского войска сказывался недостаток в продовольствии. Черемисы, состоявшие на службе у тринадцатилетнего хана Сафа-Гирея, оставленного в Казани Сахиб-Гиреем, трусливо бежавшим в Крым, опустошили все вокруг, перекрыли дороги. Положение складывалось сложное. Виной этому прежде всего были непродуманные действия Шах-Али, командовавшего всеми русскими силами, посланными на эту войну.
Он презирал отрока Сафа-Гирея, не считал его достойным противником. Шах-Али написал малолетнему хану, чтобы тот сдался, но получил в ответ решительный отказ.
Более того, черемисы, марийцы, чуваши под командованием татарских начальников стали нападать на русские полки. Они не ввязывались в крупные сражения. Однако их набеги жалили как осы.
Григорий подбросил в костер веток, протянул княжичу ломоть зачерствелого хлеба.
– Возьми, Дмитрий, утоли голод.
Ургин-младший принял хлеб, вздохнул и сказал:
– Да, не так я представлял себе поход. Думал, высадимся, окружим Казань, побьем басурман в степи да пойдем на приступ. Будем мстить за наших русских людей, загубленных проклятой татарвой, освободим невольников, навсегда отобьем охоту у этих гиреев даже косо смотреть в сторону Руси. Ан нет. Не тут-то было. Стоим перед стенами и маемся бездельем. Да еще обозы где-то затерялись. Струги князя Палецкого и конница боярина Хабара Симского запаздывают. Непонятно, о чем думают наши воеводы.
– Теперь нам только и осталось, что ждать. Раз почти двадцать дней стоим, то и дальше, до подмоги тут торчать будем. Только вот чем кормиться? Из Казани нам разносолов не привезут.
– Подойдут обозы, конница и струги. Но решится ли Шах-Али на приступ или так и будет вести переговоры с тринадцатилетним ханом?
– Сафа-Гирей в военном деле мало что смыслит. За ним другие начальники стоят. Опытные псы.
– Ну и ладно, Гриша. Будь что будет, нам с тобой все одно ничего не изменить. Интересно, что сейчас Ульяна дома, в Москве делает? – подняв очи к небу, проговорил княжич.
Григорий бросил ветви в костер, прилег на прежнее место и сказал:
– А что ей сейчас делать? Спит уже, наверное. Накормила отца, управилась по хозяйству и легла.
– Так уж и спать?
– Может, о тебе думает. – Григорий улыбнулся. – Ты же теперь ее жених. Честно говоря, не верилось мне, что твоя любовь к сестре такой сильной окажется. Еще больше я сомневался в том, что батюшка твой, сам князь Ургин, к отцу придет. Не побрезговал, пришел. Теперь, как вернемся, вы обвенчаетесь. Кто бы мог подумать, что сестричка моя станет княжной, а я породнюсь с Ургиными. Раньше кто сказал бы, я бы ни за что не поверил.
– Ульяна!.. – с нежностью в голосе тихо проговорил Дмитрий, глядя на звезды, здесь такие близкие. – Кто бы знал, как мне не хватает тебя, как хочу хоть одним глазком увидеть твое личико.
– Насмотришься еще, надоест.
Дмитрий повысил голос:
– Не смей, Гриша, так говорить! Любовь до самой смерти будет жить в моей душе.
– Так я разве что против того имею? По мне любитесь, сколько влезет. Племяшей народите побольше.
– Дети у нас будут. Все сделаю, чтобы Ульяна моя счастлива была. Веришь, нет?
– Верю, конечно. Дмитрий, слово твое крепкое, мысли светлые, чувства настоящие, хоть и мечутся они внутри тебя, как птицы в клетке, ища выхода.
– Что-то мудрено ты заговорил, Гриша.
– С кем поведешься.
Дмитрий и Григорий съели хлеб до последней крошки, запили скудный ужин водой.
В отсвете костра мелькнула тень.
Григорий приподнялся на локте и спросил:
– Кого тут еще носит?
В ответ он услышал голос Родиона, слуги Михаила Ивановича Ургина:
– Ты, Гришка?
– Родион? Чего ты по лагерю бродишь, как вражеский лазутчик?
– Княжич с тобой?
– Здесь я, Родион, – ответил Дмитрий. – Что-то случилось?
Отцовский слуга вышел на свет и сказал:
– Кто знает, Дмитрий Михайлович, случилось или нет, только воевода тебя к себе кличет.
– Батюшка?
– Другого воеводы у нас нет. Велел передать, чтобы ты пришел поскорее.
– Уж не захворал ли отец?
– Нет. Был здоров, как посылал за тобой.
Дмитрий поднялся, отряхнулся.
– Что ж, воевода зовет, надо идти. – Он взглянул на Григория. – Приду скоро. А ты не жди, спи.
– Ага, ступай. Может, весть какую принесешь.
Дмитрий в сопровождении Родиона прошел к шатру воеводы, откинул полог.
– Позволь, батюшка?
– Входи, Митя.
Михаил Иванович Ургин сидел на лавке за наскоро сколоченным столом. Перед ним лежал лист бумаги с неровными краями, по углам стола горели восковые свечи.
– Садись рядом, сын. Разговор у меня к тебе есть.
Дмитрий присел на место, указанное отцом.
– Да, батюшка?..
– Ответь поначалу, что говорят у нас в войске? Мне все недосуг с ратниками потолковать. Князь Бельский часто советы собирает. Долго на них просиживаем.
– Ты, я вижу, недоволен этим.
– Это мое дело, сын. Я задал тебе вопрос, ответь!
– В войске, батюшка, настроение мрачное. Народ не понимает, что происходит. Да и еды осталось мало, голодают ратники. Больные появились. Страха нет, но и боевой дух ослаб. Это заметно. Почему мы бездействуем, батюшка? Ведь был же момент полкам ворваться в Казань, когда крепостная деревянная стена загорелась. Но войска не пошли на приступ, даже не помешали татарам восстановить укрепления. Почему, батюшка?
– Не я командую ратью, сын.
– Непонятно, как князь Бельский, имея возможность овладеть крепостью, не решился это сделать. Тогда ради чего было стягивать к Казани войска?
– Хорошо, Митя, объясню, почему Бельский не пошел на приступ. У врага войска не только в Казани стоят. Тебе и всем ратникам это хорошо известно. Татары подвели к городу отряды из дальних улусов, подтянули черемисов, чувашей, марийцев. У Сафа-Гирея в степи войска много. Вот и подумал Бельский, что мы ворвемся в Казань и сами окажемся в осаде. Полкам пришлось бы не только драться в городе, но и отбивать нападение степного войска, которое тут же окружило бы Казань. Так князь Бельский говорил на совете. Все согласились с ним. Только я был против. Захватив Казань, пусть даже попав в осаду, мы имели бы надежные крепостные стены, главное же – продовольствие. Степняки на приступ не полезли бы, не их это дело. А там, глядишь, подошла бы конница боярина Симского, струги князя Ивана Палецкого. Нам осталось бы побить врага в степи. Нет, даже этого не потребовалось бы. Черемисы, чуваши и марийцы просто разбежались бы, лишившись управления и оценив наши основные силы. К тому же им пришлось бы бояться не столько русского войска, сколько многочисленной конницы Ногайской Орды. Ногайские мурзы враждуют с династией Гиреев и ожидают, когда мы уйдем, чтобы до конца разорить Казанское ханство, ослабленное войной с Русью. Но воеводы признали правоту решения князя Бельского.
– Тебе надо было настоять на своем, батюшка.
– Зачем, Дмитрий, говорить, когда тебя не хотят слышать? Сегодня у меня был разговор с Бельским, потому-то я после долгих раздумий и велел Родиону позвать тебя.
– Я могу знать, о чем вы говорили с князем?
– Он признал, что я был прав на том совете, когда решалось, брать крепость во время пожара или нет.
– Не поздно ли князь признал ошибку?
Ургин строго взглянул на сына.
– Не тебе, Дмитрий, осуждать князя.
– Извините, батюшка. – Молодой человек потупил голову, впрочем, остался при своем мнении.
– Так-то оно лучше. Дело не в признании того, кто был прав, а кто нет. Время ушло, и его не воротишь. Знай, Дмитрий, что князь решил перенести стан ближе к крепости, на берег реки Казанки.
– Но зачем, батюшка?
– И это, Дмитрий, не твоя забота. Решение принято, и двадцать восьмого числа войска должны встать на новом месте.
– Пусть, батюшка, меня вообще ничего не касается. Возможно, оно и справедливо. Воеводы не обязаны отчитываться перед теми, кто стоит ниже их по служебному положению. Но тогда я не понимаю, ради чего ты завел со мной этот разговор.
Князь Ургин улыбнулся. Ему было по душе поведение сына, имевшего гордость, достоинство и собственное мнение, которое он был готов отстаивать.
– Князь Бельский отдал приказ воеводам сегодня ночью провести разведку всей местности вокруг Казани. Надо определить, не держат ли татары у самого города своих отрядов, которые могут напасть на полки при переходе к Казанке. Я долго думал, кого послать в разведку от нас, и решил, что пойти должен ты. Во главе конного отряда в двадцать ратников.
Дмитрий оживился.
– Вот это дело, батюшка! Я всегда готов.
– Не горячись, сорвиголова. Разведка – это не вылазка, где уместна удаль, отчаянность. Здесь главное – терпение, зоркость, смекалка, внимание. Надобно узнать то, что враг пытается скрыть от тебя, и сделать это незаметно, себя не выказывая. Понял?
– Да, батюшка, понял!
– Ты, начальник, должен явить собой пример ратникам. Только тогда они будут послушны тебе, осторожны и внимательны.
– Я все понял, батюшка. Не беспокойся, стыдиться за меня тебе не придется.
– Стыдиться – еще ладно. Не пришлось бы хоронить тебя своими руками.
– Почему ты так говоришь? Неужели я давал повод сомневаться в себе?
– Нет, Дмитрий, не давал, но и в настоящем бою ты покуда не был.
– Не по своей воле.
– Ясно, что не по своей. Значит, так, сын, давай говорить о деле. Ратников наберешь сам. Самых лучших! Разбей отряд на четыре пятерки. Причину объясню позже. В каждой назначь начальника. Ты с отрядом должен пройти по левому берегу Казанки, от ее устья вверх по течению, в обход крепости до середины городских стен с восточной стороны. Дальше ни ногой! Вдоль берега пойдешь со всей двадцаткой, прижимаясь к реке. За холмом, на котором стоит крепость, начнутся густые заросли камыша, дальше топкие места. От них поворотишь на юг. Там отряд должен разделиться. Балками, оврагами, кустами твои пятерки пройдут вдоль восточных стен, но не прижимаясь к ним, а удерживаясь на расстоянии. Смотреть надо не на город, а в другую сторону, но так, чтобы татары со стен никого не видели. Запомни, Митя, ты должен узнать, есть ли рядом с Казанью отряды врага.
– Я запомнил, батюшка, но дозволь спросить.
– Спрашивай, – разрешил князь.
– Как быть, коли мы заметим лагерь басурман либо их перемещающийся отряд?
– Перво-наперво надо пересчитать людей и коней. Даже можно только коней, степняки пехом не ходят. Коли найдешь лагерь, после пересчета запомни место, где он разбит, тихо отведи от него своих ратников и отправляйся дальше. Увидишь движущийся отряд, погляди, куда он идет. Для этого пошли за ним пару своих людей. Но так, чтобы враг их не заметил. Иначе будет худо, Митя. Татары подымут шум, подойдет подмога, и тогда живыми вам не вернуться. Если что, бегите в камыши, на болота, к реке. Уже оттуда, улучив момент, уходите к Волге.
Дмитрий нахмурил брови
– Бежать велишь, батюшка? Но это же позор какой! Тут, что ни говори, я не согласный. Коли уж случится нарваться на татар, то надо драться с Божьей помощью. Насмерть стоять. Дабы знали все, что русских можно убить, но победить – никогда! Я мыслю, что во имя веры православной и Руси надо биться до конца. Тут и смерть не страшна.
Князь Ургин улыбнулся краешками губ, погладил бороду и сказал:
– Все ты, Митя, правильно говоришь, достойно. Именно так и должен поступать русский человек. Но в открытом бою, сын! Там сходятся рати, на бранном поле решается судьба твоей страны, честь ставится выше жизни, а смерть воистину красна. В разведке же требуется проявлять хитрость, умение обмануть врага. Тут, Митя, надобно не умирать, но выживать. Кто сообщит о противнике в стан, коли все разведчики погибнут в схватке с врагом?
– Но разве не может получиться так, что мы напрямую выйдем на татар? Спустимся в балку какую, а там отряд Сафа-Гирея! Что, и тогда бежать? Пытаться трусливыми зайцами спрятаться в камышах?
– Нет, Дмитрий, вот в этом случае бежать уже негоже. Коль столкнетесь лоб в лоб с казанцами, то деритесь! Но и тут надобно действовать с умом. Атаковать врага первыми. При этом ты должен помнить, что татары начинают сражение очень храбро, но долго не выдерживают и пускаются наутек. Вот только бегство это притворное. Убедив противника в своем поражении, они внезапно поворачивают лошадей и бросаются на расстроенные ряды врага. Или же татары выманивают его в поле и устраивают настоящую пляску. Они огибают отряд преследователей и носятся по кругу, стреляя из луков. Посему, нанеся удар по внезапно встретившемуся неприятелю, ты не должен ни в коем случае преследовать его. Пусть уходят те, кто уцелеет. А у тебя будет время укрыть свой отряд.
– Я понял, батюшка!
– Это хорошо, что понял. Теперь скажи, почему ты не спросил меня, как же конным группам идти по камышам и оврагам?
– Так я и не собирался вести отряд от реки на конях. Там мы, конечно, пешком пойдем. Всадники будут видны татарам везде, и в камышах и в балках. А это значит, что мы загубим дело, не успев его начать. Коней, по моему разумению, следует оставить в какой-нибудь лощине за крепостью под присмотром опытного ратника, чтоб не разбежались.
Улыбка князя Ургина стала шире.
– Молодец, Митька! Догадался!
– Так тут и догадываться нечего было. Да и учили нас.
– Хорошо! Теперь давай поглядим по чертежу, где и как поведешь отряд.
– Откуда он взялся у тебя, батюшка?
– Всем воеводам раздали такие. Татарин-перебежчик рисовал. Проверяли, вроде все верно отобразил. Подвинься ближе!
Спустя некоторое время Дмитрий Ургин вышел из шатра отца и вернулся к костру, у которого задумчиво сидел Григорий.
Тот завидел княжича и спросил:
– Зачем отец звал?
– Дело нам предстоит серьезное, Гриша!
– Какое?..
– Князь Бельский решил двадцать восьмого числа перенести стан поближе к крепости. Войско должно встать на берегу Казанки. Таково решение совета.
– Ладно, но это, по твоим словам, будет двадцать восьмого, а сейчас-то какое может быть дело?
– До того как отправлять войска на новое место, надо провести разведку вокруг Казани, узнать, есть ли у города вражьи отряды, которые могут досадить нам, – объяснил ситуацию Дмитрий и продолжил: – Нынче ночью каждый полк высылает к Казани разведчиков. Нам тоже приказано отправить отряд.
– Уж не тебя ли князь назначил его начальником?
– Угадал, меня!
– Вот здорово! И что делать будем?
– Ты не слышал? Отряд собирать.
– Я первый, коль возьмешь!
– Конечно, первый. Слушай, Гриша, ты людей в полку лучше меня знаешь.
– Понятное дело. Тут почти все наши, посадские.
– Так вот, пройдись по лагерю, отбери двадцать человек и выведи их к табуну. Чтобы все были в юшманах с бахтерцами, в шишаках с бармицами. Из оружия взять сабли, ножи, сулицы. Четверым иметь бердыши. Еще найди конюха. Он тоже будет нужен. Людей выбери опытных, смелых, крепких. Трое из них будут начальниками. Есть такие, кому приходилось это делать?
– Насчет начальников не знаю, остальных найду. А уж кто кем будет, скажешь сам.
– Хорошо! Запомни, Гриша, разговаривай с людьми, отведя в сторону. Не при всех. Чтоб уходили к табуну по одному, тихо!
– Ты чего-то опасаешься? Мыслишь, что среди наших могут быть татарские лазутчики?
– А ты уверен, что в полку таких нет?
Григорий пожал плечами.
– Не знаю. Надеюсь, что нет, но не уверен.
– Вот! Потому и действуй тайно.
– Сам-то где будешь?
– Пока здесь. Как выведешь людей, придешь. Вместе отправимся к отряду. Тогда и скажу, куда и как пойдем.
– Понятно.
– Ступай!
Григорий ушел. Дмитрий не стал подбрасывать в костер дров, все одно гасить скоро. Он прилег на кошму.
Около полуночи вернулся Григорий и сообщил:
– Дмитрий, я собрал отряд. Людей, как ты и говорил, взял дельных, с татарами уже воевавших. Ваня Хмель, Елизар Черный, Филимон Муха. Остальные – их товарищи.
– Хочу знать, Гриша, все ли по доброй воле пошли в отряд? – поинтересовался Дмитрий.
– Все, княжич. Вот те крест!
– Ладно, вот и хорошо! Значит, все готовы?
– Да, в балке собрались. Тебя ждут.
– Идем. – Дмитрий поднялся, облачился в доспехи, вооружился саблей, двумя ножами.
Григорий в это время затоптал тлевшее кострище, свернул кошму.
Ургин-младший вышел в балку. Ратники стояли полукругом, держа коней за поводья.
– Здоровы были, воины! – поприветствовал добровольцев Дмитрий.
Те вразнобой ответили ему:
– И тебе здравствовать, княжич!
Дмитрий осмотрел ратников, встал в середине полукруга и заявил:
– Слушай меня! Сейчас верхами движемся до правого берега Казанки. Проходим мимо холма, на котором стоит крепость Сафа-Гирея. За холмом будет лощина у небольшого затона. Там оставляем коней под присмотром… – Ургин-младший взглянул на Григория.
Тот крикнул в строй:
– Игнатий, ты где пропал?
– Тут я, Гриша, – раздалось слева от строя.
– Игнатий Шляга – парень здоровый, – сказал Тимофеев. – Малость неповоротливый, но любого сломает, коли надо. Поэтому я и взял его в конюхи.
Дмитрий кивнул и продолжил:
– Под присмотром Игнатия Шляги. После того проходим пешком до камышей у болот. Подбираем место, откуда будет видна восточная сторона городской крепостной стены, и устраиваемся на привал. После отдыха скажу, кому что делать. Если кто что хотел узнать, спрашивайте.
Ратники молчали. Всем и без вопросов все было ясно.
– Нет таковых. Хорошо. Должен напомнить, что отряд выходит на разведку. Мы обязаны выведать, не прячутся ли вокруг Казани вражеские отряды. И только! Биться с татарами нам нельзя. Будем таиться. Если нас обложат, то сигнал к драке подам я сам. А не смогу я, это сделает Григорий Тимофеев.
Из строя раздался голос с хрипотцой:
– Дозволь слово молвить, княжич.
– Это кто? – спросил Дмитрий.
– Филимон Муха.
– Говори, Филимон, – разрешил Ургин-младший.
– А коли получится так, что ни ты, ни Гриша сигнала подать не сможете? Тогда как нам быть?
– Тогда, Филимон, бейте татар без сигнала.
– Дело! Это по-нашему.
– Однако не забывайте, что мы идем не в бой, а на разведку. Мои слова касаются крайнего случая, если нарвемся на татар впрямую, лоб в лоб.
– Понятно.
Дмитрий повернулся к Григорию.
– Ты мой помощник. Раздели отряд на пятерки. В первой начальник я. В нее пойдешь и ты. Значит, к нам надо еще троих. Распредели людей.
– Угу. Это мы быстро, княжич.
Григорий выкрикнул имена, и к Дмитрию подошли три ратника.
Тимофеев представил их:
– Иван Хмель, Елизар Черный, Филимон Муха.
Княжич осмотрел людей и сказал:
– Вы назначаетесь начальниками трех пятерок. Объясню, зачем мы делим отряд. За камышами нам придется разойтись и осмотреть местность с разных сторон. Предупреждаю, из видимости друг друга не уходить, в случае столкновения с татарами ждать моего сигнала! Я буду рядом с вами. Не идти дальше середины крепостной стены. Увидите лагерь татар, сразу запоминайте место, укрывайтесь и считайте их коней или самих басурман. Коли встретится отряд казанцев на стороне, то надобно будет послать за ним одного или двух человек, чтобы их перечесть и проследить, куда те пойдут. Людям, которые двинутся за татарами, потом своих не искать, идти к лощине, к коням, там ждать остальных, сберегая табун вместе с конюхом. Еще одно. Коли придется сразиться с врагом, то драться смело, решительно. Побегут татары, их не преследовать. Это запомните крепко и своим ратникам скажите. Вы повадки татар знаете, заманят притворным бегством в западню и перебьют. Этого допустить нельзя!..
Иван Хмель улыбнулся и сказал:
– Позволь спросить тебя, княжич.
– Спрашивай, коли надобность есть.
– Интерес у нас, откуда ты повадки татар знаешь? Вроде молод, вряд ли прежде с ними дрался. Или мы ошибаемся?
– Не ошибаетесь, – признался Дмитрий. – С татарами мне драться еще не приходилось. Отец научил, как с ними воевать.
– Это верно, князь Ургин – воевода опытный.
– Кто еще хочет сказать или спросить?
– Да понятно все, княжич. Нам не впервой на разведку ходить, вылазки делать, да и на поле биться с басурманами проклятыми, – сказал Елизар Черный, а Филимон Муха добавил:
– Ты, княжич, в нас не сомневайся. Не подведем.
– Хорошо. Поговорили, в путь пора.
За полночь, когда небо заволокло тучами, отряд княжича Дмитрия Ургина вышел на берег Казанки. Вдоль реки всадники передвигались медленно, озираясь по сторонам. Опасность могла поджидать их где угодно.
На вершине высокого холма на фоне темного неба чернели башни крепостной стены. За ними виднелись высокие строения. Крепость выглядела устрашающе. Казалось, наверху вот-вот раздастся боевой клич татар, и по крутому склону ринутся к Казанке их орды. Но крепость молчала, словно вымерла.
Мгла, опустившаяся на землю, помогала русским ратникам. В то же время она не позволяла разглядеть что-либо, находящееся в двух десятках сажен. Воины Дмитрия в напряжении сжимали в руках оружие, приготовленное к бою, саблю, сулицу или бердыш. Напряжение людей передалось и коням. Они шли друг за другом, прижав уши.
Всадники одолели шесть верст. Крепость осталась позади. Перед Дмитрием, возглавлявшим отряд, открылась лощина у небольшого затона. Она была невелика, но отряд мог в ней укрыться.
Ратники спешились и связали друг с другом коней. Они стреножили только Коршуна и молодого жеребца Филимона Мухи. Табуном занялся Игнатий Шляга. Он умело сбил его в кучу, но прежде дал коням напиться из реки.
Дмитрий осмотрел местность у лощины и повел отряд к камышам, которые чернели впереди сплошной стеной. Было так тихо, что людям становилось не по себе. Кругом вроде царило спокойствие, но ратникам казалось, будто опасность затаилась где-то рядом, совсем близко. Протяни в сторону руку, и она рубанет по ней острой кривой саблей.
Дмитрий поежился.
Григорий, шедший рядом с ним, заметил это и спросил:
– Боязно, княжич?
– Тише ты! Сейчас любой звук далеко разносится, – цыкнул Ургин-младший на своего помощника.
– Конечно, боязно, – уже тише, почти шепотом проговорил Григорий. – Мне тоже как-то не по себе. Впервой такое чувство.
– Ты не болтай, Гриша, а лучше поглядывай в сторону города.
– А чего туда смотреть, коли не видно ни зги!.. Да и до камыша осталось недалече. Там надо быть осторожным. Хмель говорил, топкие места тут часто попадаются.
– Он откуда знает?
– У него и спроси. Он своих людей за нами ведет.
– Ни к чему. Глубоко в камыши не пойдем, а в начале, где заросли, топи быть не может.
– Да, ближе к болоту земля всегда сырой становится, появляется осока…
Дмитрий оборвал его:
– Молчи, Гришка! Смотри и слушай.
– Тишину, что ли, со мглой в обнимку?
– Хотя бы и так.
– Ладно.
Отряд приближался к камышам.
Опасность действительно находилась рядом. Три молодых ханских нукера лежали в неглубокой канаве недалеко от крепостной стены города. Это был один из сторожевых нарядов казанцев. Татары заметили отряд, когда он вышел из лощины. Шесть черных раскосых глаз внимательно смотрели на пеших русских воинов, появившихся из тьмы.
Галим, старший наряда, толкнул соседа слева и приказал:
– Юсуф, беги через потайной ход в город, к мурзе Юнусу. Скажи, у Казанки объявились урусы. Двадцать ратников. Идут к камышам.
Юсуф кивнул головой, облаченной в мисюрку, согнулся и побежал к крепостной стене.
Галим повернулся ко второму нукеру и сказал:
– Урусы не могли идти от реки пешком. Лошадей они оставили где-то рядом.
– Здесь есть только одно такое место, лощина у затона. Там можно спрятать небольшой табун.
– Ты прав, лощина!.. Подберись к ней, погляди, сколько урусов охраняют табун. Если двое-трое, то убей их. Твой глаз остер, стрелы всегда попадают в цель. Надо увести табун. Мурза узнает о лазутчиках и выведет нукеров из города, чтобы уничтожить их. Но урусы могут заметить наш отряд мурзы и попытаться бежать. Надо лишить их этой возможности. Без лошадей урусы далеко не уйдут, наши конники догонят их и перебьют как бешеных собак. Ты меня понял, Ильяс?
– Понял, Галим.
– Так иди! Гони табун к крепости.
– Я все понял.
– Да поможет тебе Всевышний!
Ильяс тоже скрылся во мгле.
Быть бы большой беде, если бы не опыт и смекалка Филимона Мухи. Когда Дмитрий прошел балку перед полем, подходящим к камышовым зарослям, Муха догнал его.
Княжич удивился его появлению и спросил:
– А ты чего тут?
– Позволь сказать!..
– Говори, коли есть что сказать.
– Есть! Татары заметили нас.
– Что? Какие татары? Мы никого не видели.
– Зато они разглядели нас.
Дмитрий повернулся к Григорию и приказал:
– Останови отряд!
Но Филимон Муха заявил:
– Не делай этого, княжич. Тогда татары поймут, что мы их тоже их заметили.
– Постой, Гришка! А ты, Филимон, говори понятней.
– Не гневайся, княжич, но я нарушил твой приказ идти единым путем.
– Почему?
– От берега поля не видно. Ночь-то какая темная!
– И что?
– Я выслал Гордея Степанова – Григорий его знает – велел ему идти поодаль от отряда, ближе к крепостной стене. Он только сейчас вернулся, сказал, что чуть было не напоролся на ханский сторожевой пост. Недалече от городской стены в канаве сидели три нукера. Они увидели отряд. Один сразу побежал к стене, а второй чуть позднее направился к лощине, где мы оставили коней. Третий, видимо, их старшой, остался смотреть за отрядом. Мыслю, тот, что рванул к городу, послан предупредить татар о нашем появлении, а второй – увести табун, чтобы мы не смогли уйти к своим.
Дмитрий резко остановился и заявил:
– У нас в лощине один конюх! Татарин легко убьет его стрелой. Тогда мы лишимся коней.
– Не о том переживаешь, княжич! Игнатия Шлягу не так просто взять. Скорее он прибьет басурманина. О конях не беспокойся. Думай о том, что впереди нас будет засада. Это, княжич, как пить дать! Татары не упустят случая разделаться с нами, если, конечно, мы им не помешаем.
– Как помешаем, Филимон?
– По закону, княжич, коль разведка обнаружена, то надо уходить обратно в стан. Причем немедля, чтобы не попасть под неприятеля.
– Что-то я не слышал о таком законе.
– Это закон жизни, княжич, на бумаге он не писан.
Дмитрий повернулся к Тимофееву и спросил:
– А ты что мыслишь по этому поводу, Гришка?
– Муха прав. Уходить надо, пока не поздно!
– Вернуться с позором?
– А коли нас тут всех перебьют или в полон возьмут татары? Уж они-то вволю над нами поиздеваются.
– Понятно! Значит, предлагаете бежать?
– Уходить, княжич, а не бежать! – заявил Муха. – Никто ничего тебе в укор сказать не посмеет. Нельзя сделать того, что выше сил человеческих.
Дмитрий неожиданно озорно взглянул на Муху, потом на Гришку и заявил:
– Да, вы правы, нельзя свершить невозможное. Но то, что нам по силам, надо делать.
– О чем ты? – удивленно спросил Григорий.
– Татары знают о нас, но нам об этом известно, так?
– Так. И что?
– Они непременно выведут отряд, чтобы нанести неожиданный, как считает их мурза, удар по нам, так?
– Так.
– Но неожиданным-то удар у татар не получится.
– И что? – продолжал задавать один и тот же вопрос Григорий.
– Да то, что мы сами можем устроить засаду татарам.
– Эка хватил! – удивился даже Муха. – Это как же так?
– Надо подумать, а пока медленно идти дальше. Тебе же, Филимон, надо отправить Гордея обратно к татарскому посту. Пусть он схватит этого старшего и сразу даст какой-то знак, махнет саблей, к примеру. Сейчас же отправь пару человек к лощине. То, что ты уверен в Шляге, хорошо, но надо точно знать, что табун на месте, да и Игнатий тоже. Этим людям быть при конях, чтобы подогнали их, куда будет потребно.
– А чего с татарином делать, который в канаве сидит? Удавить его?
– Я же сказал, схватить. Тот, кого пошлешь на пост, должен на их языке говорить. Найдется такой?
– У нас почти все, кроме самых молодых, по-татарски болтают.
– Твой человек должен связать того татарина, допросить его, узнать, откуда и сколько людей поведет мурза на наш отряд. Выведать все, что только можно, не слишком усердствуя в пытках. Особо спросить, сколько ханских отрядов гуляют вокруг города, по степи, вдоль рек, в лесу. Где у них разбиты лагеря? Как расскажет, что знает, пусть твой ратник тащит татарина к реке и догоняет отряд. Мы заберем басурманина с собой на обратном пути, как только разделаемся с отрядом мурзы. Может, и еще пленных возьмем, как повезет! С ними наши воеводы отдельно поговорят, по-свойски.
– Ну ты даешь, княжич! – с нескрываемым изумлением, смешанным с восхищением, воскликнул Филимон Муха. – Молодой, да ранний, как я погляжу. Отчаянный, весь в отца. Это надо ж такое придумать! Ты только поразмысли хорошенько, перед тем как затеять под стенами Казани кровавую игру с татарами. Да не ошибись. Слишком дорого это нам обойдется.
– Ты ступай, Филимон, и делай, что сказано. Я хорошо подумаю. Если что, то и мне придется вместе с вами смерть от татар принимать, хоть и красную, но лютую. А я пока не собираюсь помирать, меня невеста на Москве ждет.
– Да! – проговорил Муха. – Ургины такие, что старший князь, что младший. А про невесту твою мы знаем. Считай, весь посад только о том и говорил перед походом.
Филимон Муха пошел обратно. Дмитрий махнул рукой, и отряд, остановившийся на мгновение, но не нарушивший походный порядок, продолжил путь. Теперь уже ратники шли в неизвестность, ибо никто, кроме Господа Бога, не мог знать, что произойдет дальше.
В это время нукер Ильяс стремился исполнить приказ. Он, петляя, как заяц, бежал к лощине, поддерживая колчан со стрелами.
Игнатий Шляга следил за табуном, но по лощине не ходил. Он понимал, что татары могли заметить отряд, увидеть остановку разведчиков, скопление коней у затона. Они могли попытаться воспользоваться моментом и увести табун. Посему Игнатий, человек опытный, постоянно держал коней в поле зрения. Он поднялся по пологому склону и залег меж двух кустов.
Шляга сразу увидел татарина, приближавшегося к лощине, и подумал: «Вот и дорогой гостюшка! А почему один? Может, татары видели, что с табуном остался только я? Хорошо, встретим молодца как подобает, по русскому обычаю».
Игнатий достал из-за пояса нож, огляделся и затаился меж кустов. Он следил за приближением врага.
Ильяс добежал до балки и пополз к лощине. Он разглядел кусты на гребне и решил выбраться к правому из них, самому близкому. Лощина оттуда была хорошо видна. Нукер быстро дополз до намеченного места, приготовил лук, достал стрелу, наложил ее на тетиву. Потом Ильяс снял мисюрку, чтобы остаться незамеченным, и выглянул из-за гребня.
Кони стояли внизу, у реки, связанные между собой. А вот сторожа при них не было. Это удивило татарина. Он снова высунулся из-за гребня и опять никого не увидел.
– Шайтан!.. – только и проговорил он, как предчувствие угрозы, вдруг вспыхнувшее в нем, заставило нукера резко обернуться.
Ильяс и крикнуть не успел, как нож Шляги распорол ему горло. На землю из безобразной, широкой, смертельной раны толчками хлынула черная кровь. Тело задергалось в предсмертных судорогах. Кони почуяли беду, заржали, но тут же умолкли.
Игнатий осмотрелся, вытер нож и засунул его за пояс.
Тело, все еще дергавшееся, он подтащил к ближайшей канаве, бросил в нее и проговорил:
– Вот так, пес шелудивый. Получил, что хотел. Сполна. Шлягу надумал взять? Дурак! Тьфу, собака!
Игнатий вернулся на прежнее место, в кусты. Татары поймут, что их лучник попал в засаду. Они могут прислать сюда других своих людишек. Не успокоятся. Так что ему следовало оставаться начеку. Шляга погладил бороду, потрепал бармицу на шлеме и продолжил внимательно осматривать подходы к лощине, теперь не только от города, но и со стороны Казанки.
Гордей Степанов, посланный на захват старшего татарского сторожевого поста, пошел не напрямую, а в обход. К канаве, где сидел Галим, он подобрался от крепостных стен.
Галим, напрягая зрение, смотрел в сторону лощины. Оттуда вот-вот должен появиться табун, захваченный Ильясом. У крепостных стен его встретят люди мурзы Юнуса. Но кони не появлялись. Видимо, русские крепко связали меж собой лошадей, и Ильясу приходилось перерезать веревки.
Галим услышал сзади какой-то шорох и обернулся. Никого. Наверное, полевая мышь пробежала рядом. Он отложил в сторону изогнутую саблю – клыч, почесал жидкую бороденку и хотел вернуться к наблюдению за лощиной. Но тут огромная тень закрыла канаву, и в глазах татарина вспыхнули тысячи искр.
Это Гордей Степанов запрыгнул в канаву и с ходу ударил старшего сторожевого поста пудовым кулаком в переносицу. Татарин охнул и завалился на спину. Гордей достал веревку, связал пленника, приподнялся над краем канавы и махнул саблей, подавая условный знак в отряд. Потом он влепил татарину пощечину. Тот очнулся, дернулся, но понял, что связан, и затих.
Степанов склонился над ним и сказал по-русски:
– Что, собака, попался?
Галим что-то быстро залепетал на родном языке.
– Заткнись, – уже по-татарски приказал Гордей.
Старший поста замолчал.
– Коли, паскудник, хочешь жить, то должен ответить на мои вопросы. – Гордей достал нож. – Иначе я тебе сталь под кольчугу в живот всажу, чтобы подыхал мучительно и долго. Будешь говорить, псина?
Галим утвердительно закивал лысой головой, с которой слетела мисюрка. Он плохо видел, так как его глаза заплыли от удара в переносицу, но слышал страшного, здоровенного русского ратника очень хорошо.
– Да, я буду говорить. Спрашивай, что хочешь узнать.
Гордей выведал у старшего поста все, что требовалось, стянул с него ичиги, сделал из вонючей портянки кляп и плотно забил его в рот пленнику. Затем он взвалил татарина на себя, пригнулся и побежал к реке.
В это же время со стороны, куда ушел отряд, к лощине приближались двое. Конюх заметил их и подумал поначалу, что это татары. Вскоре он узнал своих, но из укрытия не вышел.
К лощине подошли Матвей Гроза и Иван Булгак, отправленные сюда Мухой, и посмотрели вниз.
Потом Гроза проговорил:
– Что-то не видать нашего Шляги! Не утащил ли его басурман?
– Нет, – сказал Булгак. – Тот татарин должен был табун увести. Но Игната и вправду нет.
– А вот я вас!.. – раздался за их спинами хриплый голос.
Ратники резко обернулись, отскочили друг от друга и выхватив сабли.
Шляга, который зашел за спины товарищей, усмехнулся и спросил:
– И зачем сабельки вытащили? Если бы не я, а татарин сзади подошел, то лежали бы вы, ребята, со стрелами в груди.
– Тьфу на тебя, – проговорил Гроза. – Напугал. Да как тихо подошел-то! А если бы я рубанул тебя?
– О чем ты, Матвей? Разве успел бы? Тут до вас уже приходил один шустрый татарин по наш табун. Он тоже хотел в меня стрелу вонзить, да просчитался малость. Сейчас в канаве лежит с перерезанным горлом. А вы чего заявились?
– Тебе на помощь, – сказал Иван Булгак.
– Кто вас послал?
– Филимон Муха по приказу княжича Ургина.
– А чего Дмитрий не привел весь отряд? Казанцы нас заметили. Пора уходить к своим, в стан.
– Он по-другому решил.
– Как?
– Не бежать от басурман, а устроить им засаду да порубить в куски.
– Лихо! Только как бы самим не попасть под татарские стрелы.
– О том ему думать.
– Так-то оно так. Да, в отца пошел княжич. Михаил Иванович тоже любитель устраивать татарве какую-никакую пакость. Он частенько бивал басурман, когда по всему должен был потерпеть поражение. За то его великий князь и жалует. Ургины при дворе в почете.
– Эх, Игнат, а то ты не ведаешь, что сегодня он в почете, а завтра в опале. Бояре да князья готовы глотки друг другу рвать за жирный кусок.
– Но Ургин не такой.
– А злые языки на что? Оклевещут враз, и все дела. Князь Василий сейчас особо озабочен не правлением, а тем, что супруга его сына родить никак не может. Наследника в Московии как не было, так и нет.
– Как нет? А братья великого князя?
– Все это не то! Ему сын нужен, прямой наследник. А его-то и нет.
– Так, может, еще разродится Соломония?
– Надежды уже нет. Но это не наше дело. Нам приказано табун беречь, так что начальствуй, Шляга!
Ратники укрылись среди кустов, в канаве, вдоль гребня лощины. Кони быстро успокоились. Они чувствовали своих.
Гордей Степанов бросил связанного татарина на берегу, у самой воды и побежал догонять отряд. Он доложился Мухе, тот повел ратника к Дмитрию.
– Ты, Гордей, сделал все, как я сказал? – спросил Ургин-младший.
– Да, княжич!
– Допрос удался?
Степанов усмехнулся.
– У меня, княжич, пленники не молчат.
– Что сказал татарин?
– Первое и весьма важное, княжич!.. У татар с этой стороны есть потайной подземный ход с поля в город. Пленник знает о нем.
– Уже хорошо и действительно важно. Дальше?
– Старшой поста этим ходом послал гонца к мурзе Юнусу. Тот не особо ладит с другими местными князьками и желает добиться расположения малолетнего хана Сафа-Гирея. Это важно. Мурза Юнус не станет говорить кому-либо в городе, что его люди обнаружили русский отряд. Он попытается своими силами уничтожить его. То бишь нас.
– Сколь велики эти силы?
– У Юнуса сотня нукеров, но более половины ее выставлено на стены города либо на полевые посты. Таких у него три – тутошний и еще два на южной стороне. Вывести в поле мурза может не более двух десятков нукеров, да и то неопытных. Хороших бойцов забрали в крепость.
– Спрашивал, в конном или пешем порядке пойдут татары на нас?
– Спрашивал. Старшой поста сказал, что конников мы увидим издали, поэтому мурза Юнус выведет пеший отряд. Засаду он устроит где-нибудь в поле, спрячет нукеров с луками в балках. На всякий случай мурза может оставить с десяток конников в городе, чтобы они помогли, коли дело пойдет не так, как он задумал.
– Значит, выведет лучников, – проговорил Дмитрий. – Они будут бить по нам издали, не давая приблизиться.
В разговор вступил Григорий:
– Вот и я о том же, княжич! Как мы устроим татарам засаду, коли они разбегутся по балкам и там станут ждать нас? Все овражки нам не перекрыть.
Дмитрий выслушал Тимофеева, никак не отреагировал на его озабоченность и спросил Степанова:
– Сам мурза пойдет с войском или останется в крепости?
– Про то старшой поста не ведает, но думает, что Юнус выйдет в поле. Он хоть и немолод, но горяч и, как я уже говорил, стремится отличиться.
– Он у меня так отличится, что будет волосы из своей бородки рвать.
– Княжич! – вновь вмешался Тимофеев. – Ты опять за свое. Как, скажи, мы, восемнадцать ратников, сможем устроить этому Юнусу засаду в поле?
– А мы не пойдем в поле.
Тут уж переглянулись и Григорий, и Гордей Степанов, и Филимон Муха.
– Как не пойдем? – спросил Тимофеев.
– А вот так, Гриша! Давай, зови сюда Ивана Хмеля и Елизара Черного. Совет держать будем, пока на то время у нас еще есть! Только быстро, Гришка!
– Ну, Дмитрий!.. – только и произнес Григорий и отправился за начальниками пятерок.
Дмитрий вновь повернулся к Степанову и спросил:
– Где ты оставил пленника?
– Тут недалече, у реки, – ответил Гордей.
– Связал хорошо? А то татары мастера выбираться из пут.
– Хорошо, княжич. Из моих пут никакому татарину не вылезти.
– Смотри! Этот старший поста – весьма ценный пленник. Одно то, что он про ход подземный знает, уже важно. Вот взять бы еще мурзу, тогда совсем дельно было бы. Надобно под Юнуса отдельно людей подобрать, чтобы за ним одним охотились.
Степанов только покачал головой. Он не верил в успех затеи княжича. Подобного на его веку еще не было. Но вида Гордей не показывал, хотя и сожалел о том, что князь Ургин не поставил во главе отряда другого человека.
Даже Гришка не поддерживал юного полководца. Но это мало беспокоило Дмитрия. Главное, что он верил в успех своей затеи и знал, что надо делать, чтобы добиться своего.
Подошли начальники пятерок – Иван Хмель, Елизар Черный, с ними Григорий.
Дмитрий заявил:
– Скоро татары выйдут из крепости. Под началом мурзы Юнуса либо без него, но выберутся, чтобы уничтожить нас. Мы взяли важного пленника и, конечно, можем отступить. Но достойно ли то будет для русской дружины?
– Что предлагаешь ты? – спросил Хмель.
– Войти в камыши, оттуда посмотреть, как пойдут татары, где займут места для засады. Потом зайти к ним в тыл и напасть. Мне известно, что мурза отправит своих нукеров в балки, откуда те могли бы стрелять в нас, когда мы выйдем в поле. Надо обмануть и опередить их.
– Рискованная затея, княжич, – проговорил Черный.
Однако Муха вдруг поддержал Ургина-младшего:
– Надо делать так, как сказал княжич. Если нельзя будет напасть на татар, зайти им за спину, то уйти мы всегда успеем. Вызовем Шлягу, Грозу, Булгака с конями, и видали нас татары! Не успеют они очухаться, как мы прорвемся к своим. Надо биться.
Дмитрий взглянул на Хмеля и спросил:
– Что скажешь, Иван?
Богатырь пожал плечами.
– Биться, так биться. Мне не впервой. Да и всем тут, кроме тебя, княжич, да Гришки. Я согласен.
– Ты, Черный?
– Я как все.
– Добро! Тогда выходим в камыши и следуем вдоль зарослей, не показывая себя. Внимательно смотрим на крепостную стену. Татары должны выйти из города пешком. Если мы их заметим, то, считай, полдела сделаем.
Хмель улыбнулся и заявил:
– Горяч ты, княжич, да оно и к лучшему! Веди отряд.
Ургин-младший обернулся к Мухе.
– Ты, Филимон, да два твоих ратника идите сзади. В камышах остановитесь. Дальше мы пойдем без вас. Вам надо смотреть, чтобы татары не прорвались к лощине, да предупредить меня, коли им со стороны поста пойдет помощь. Конечно, вряд ли такое случится, но надобно беречься. Ты понял меня, Муха?
– Конечно, княжич, как не понять. Только для этого и одного Гордея Степанова хватит. Дозволь мне и Степке идти с тобой.
– Нет, Филимон! Ты нужнее здесь. Мы будем чувствовать себя спокойнее, зная, что у нас есть какой-никакой запас сил. А с двумя десятками нукеров мурзы Юнуса мы и без твоих ратников справимся.
– Ну, гляди, княжич. Мое дело предложить!
Дмитрий отдал команду. Отряд побежал к камышам и вскоре уже шел по зарослям. Татары из города не появлялись.
Пройдя половину пути к полю, Григорий остановил Дмитрия.
– Княжич, глянь, какой овраг справа.
Поле там действительно разрезал овраг необычной формы, похожий на конскую подкову, доходящий почти до самого камыша. Левая дуга была шире и глубже, правая – уже и мельче.
Дмитрий посмотрел на овраг, затем на Григория и сказал:
– Да тебе, Гриша, оказывается, в походе цены нет!
– Не только в походе, но почему ты так сказал?
– План меняется. Кличь сюда Хмеля, Черного и Муху.
– Ничего не понял!
– Зови, Гриша, быстрее!
Младшие начальники подошли.
– Что еще, княжич? – спросил Хмель.
– Глядите вправо, на овраг.
– Ну? Овраг как овраг, только закрученный.
– Будем бить татар здесь.
– Как это?
– Слушай меня. Ждем, как татары пойдут из города. Тут же ты, Хмель, заводишь своих людей в широкую дугу. Да так, чтобы враг увидел это.
– Но зачем?
– Не перебивай! Следом за Хмелем туда же уходят люди Черного.
– Еще лучше! – проговорил Елизар Черный и спросил: – Это чтобы татары могли нас быстрее перебить?
– Шутковать в стане будешь. Вы войдете в широкую сторону оврага, пробежите по нему и левой дугой вернетесь в камыши. Потом мы поглядим, что станут делать татары. Мурзе доложат, что русские спустились в овраг и в нем затаились. Он решит воспользоваться подвернувшимся благоприятным случаем, быстро подведет своих нукеров к оврагу и нападет на глупых русских, которые решили кучей затаиться в овраге. Ведь мурза тогда, считай, получит победу без боя.
– Ты думаешь, что он клюнет на эту приманку? – спросил Хмель.
– Поглядим. Я не ведаю, насколько Юнус силен в военном деле, но мне известно, что он очень хочет отличиться перед малолетним ханом Сафа-Гиреем. А тут такой случай, легкая добыча!
– Ну а мы что? – спросил Черный. – Из камышей нападем на татар?
– Это будет видно, когда татары подойдут к оврагу. Еще кто желает задать вопрос?
Таковых не нашлось.
В это время дозорный, находившийся впереди, подбежал к Дмитрию и доложил:
– Княжич, вышли татары из города. Пехом, с саблями, луками и колчанами. Двадцать человек их. Во главе знатный воин, по одеже видать.
– Куда направились?
– Да в ближайшую балку.
– Хорошо, ступай на место. – Дмитрий обернулся и приказал: – Хмель и Черный, подводите людей сюда, да без шума, тихо. Ты, Муха, будешь при мне.
– А как же дозорный?
– В нем теперь нет надобности. Всех веди к моим людям и будь с ними. Григорий, ступай за мной!
– Иду, княжич.
Ургин-младший и сын кузнеца залегли в зарослях, откуда хорошо просматривалось все поле. Дмитрий первым увидел отряд казанцев. Не считая, конечно, дозорного, находившегося впереди.
– Вот они, проклятые!
– Где, Дмитрий?
– Гляди в сторону рощи.
– Ага, вижу! Сюда смотрят с холма.
– Да, там трое. Среди них знатный татарин, наверное, мурза Юнус. Это хорошо! Передай Хмелю и Черному, чтобы начали заводить людей в овраг.
– Да, мигом.
Ургин видел, как ратники пошли в овраг. Заметили их и татары. Мурза с нукерами исчезли с холма. В это время тучи разошлись, и местность осветила луна. Татары сейчас следили за маневром русских. То, что надо! Ратники прошли овраг и вернулись в камыши, Хмель, Черный и Муха собрались возле Дмитрия, который поручил наблюдение Григорию.
– Что, княжич? – спросил Хмель.
– Татары видели вас. Теперь будем ждать ответных действий мурзы.
Тут объявился Григорий и сообщил:
– Княжич, татары двинулись. Прыгают из балки к балке, огибают овраг полем.
– Хорошо. Ратников поставить вдоль камыша. Всем ждать команды. Тебе, Муха, со своими людьми надобно захватить мурзу. Передать всем воинам, чтобы его в пылу не посекли до смерти.
Начальники разошлись. Ратники, скрытые от врага, расположились на краю камышовых зарослей. Дмитрий с Григорием вышли на прежнее место наблюдения.
– Ну и где наши татары?
– Так вон, по всему полю прыгают.
– Их вижу! А мурза?.. Ага, вон он, в окружении троих нукеров. Что у крепостной стены?
– Ворота башни закрыты.
– Сколько времени понадобится конникам, чтобы добраться от ворот сюда?
– Быстро доскачут. Надо пеший отряд уничтожить до их появления да стрелами татар встретить их же конников.
– Встретим, коли объявятся.
Татары между тем быстро сближались с оврагом, охватывали его с севера и запада. Подойдя на несколько десятков сажен, они остановились и спрятались в балках.
Григорий проговорил:
– Мыслю я, княжич, мурза совет устроил. Татары решают, как провести нападение.
– Лишь бы он разведку вперед не выслал. Тогда придется обходить их и нападать сбоку.
Мурза Юнус был льстивым и гибким политиком, но военачальником оказался плохим. Он не выслал вперед разведку, а повел татар в атаку. Его нукеры по команде поднялись, приготовили луки и без привычного улюлюканья, тихо бросились к оврагу. Они подскочили к его краю и застыли в недоумении. Внизу никого не было.
Дмитрий воспользовался этой недолгой паузой.
Он вытащил из ножен саблю, поглубже надвинул на голову шишак, оправил кольчужную сетку, прикрывавшую щеки, затылок, лоб, и крикнул:
– Ратники, вперед на басурман! Бей их, проклятых!
Княжич первым выскочил в поле. До ближних татар было с десяток сажен. Русские вылетели из камыша неожиданно для казанцев. Первых нукеров срубили Дмитрий и Григорий. Пятерка Хмеля зашла неприятелю за спину и заставила его скатиться в овраг. На поле осталось с десяток татар. Посреди них столбом стоял растерявшийся мурза.
На врага навалились ратники Елизара Черного. Сверкнули сабли. Неожиданное нападение не позволило татарам пустить в ход луки, свое главное оружие. Кое-кто успел вытащить сабли, но пятеро воинов Черного с ходу порубили почти весь отряд.
Помогли им и люди Мухи, вышедшие на захват мурзы. Они перекрыли Юнусу и троим его нукерам путь к отступлению.
Воины Хмеля подхватили луки татар, порубленных наверху, и начали поражать стрелами тех нукеров, которые оказались внизу. Те пытались спастись от своих же стрел, но сделать это им не удалось. Ратники Хмеля спрыгнули в овраг и ножами добили татар, попавших туда.
Мурзу схватили и затащили в камыши.
Можно было уходить. Дмитрий вышел на открытое пространство и попал в поле зрения татарина, которого мурза Юнус на всякий случай отправил в камыши отдельным путем. Он видел, что произошло, решил убить предводителя русских, хоть как-то отомстить за своих товарищей и уже натянул тетиву.
Над Дмитрием нависла смертельная опасность, о которой он не имел ни малейшего представления. Но верный Григорий все увидел и бросился к княжичу. Он успел оттолкнуть Дмитрия в заросли и сам рухнул на землю. Стрела пробила кольчугу и вонзилась ему в спину.
Иван Хмель точно метнул сулицу. Она насквозь пробила казанца.
Дмитрий бросился к Григорию.
– Жив, Гриша?
– Да, жив, Дмитрий, только больно.
– Ты погоди, сейчас помогу. Надо наконечник вытащить из тела, иначе кровь внутрь попадет.
– Была бы стрела не отравлена!
– Даст Бог, все обойдется. Хмель! – крикнул он воину, убившему татарина, стрелявшего в Дмитрия.
– Да, княжич!
– Помоги.
– Сейчас. – Он позвал ратника, с которым и подошел к Григорию, лежавшему у колен княжича. – Это Макар. Он знает, как лечить такие раны.
Макар снял с Григория кольчугу, разрезал рубаху, осмотрел место, в которое попала стрела, сломал древко и сказал:
– Надобно раскалить докрасна клинок, вырезать наконечник и прижечь рану. Для этого придется развести костер. Татары увидят его со стен и вышлют сюда крупное войско. Коли так будет, нам не уйти.
– Но и оставлять наконечник в ране нельзя. Ты вот что, протри нож, а я разожгу факел.
– Мы теряем драгоценное время, княжич, – проговорил Черный.
– А я, Елизар, теряю друга. Но ты прав, всем тут оставаться не надо. Забирайте мурзу и того татарина, который валяется у реки, и уходите в стан.
– А ты?
– А я останусь. Негоже бросать товарища, раненного на поле боя. Нет, не потому, что он спас мне жизнь. Просто не по-христиански это. Уходите, я сам вынесу Григория.
– Зачем ты так, княжич? Неужели подумал, что ратники смогут оставить вас и уйти? Мы тоже люди русские, православные. Знаем, что такое честь. Отряд будет ждать! Только я пошлю человека за конями.
– Посылай.
Елизар Черный отошел от Дмитрия. Княжич разжег факел, раскалил клинок. Макар вырезал наконечник.
Ургин засунул его в сумку, прижег рану и сказал:
– Ну вот пока и все. Теперь можно везти раненого в стан. Ты как, Гриша?
– Ничего, Митрий, с Божьей помощью встану.
– Больно?
– Пустое. Потерплю.
Подошли Шляга, Гроза. Булгак пригнал табун. Ратники оседлали коней. Дмитрий положил перед собой Григория. Мурзу забрал Черный.
Ургин отдал команду:
– К реке, братцы!
Отряд поскакал к Казанке, где был оставлен Степановым старший татарского сторожевого поста. Конники подобрали его и рванули к стану.
Отряд княжича никто не преследовал. Со стен крепости лучники выпустили с десяток стрел, но те упали с большим недолетом.
К рассвету Дмитрий вывел свое войско к стану, где его встретил отец, воевода Михаил Иванович Ургин.
Он принял на руки раненого Григория, передал его Родиону, обнял сына и спросил:
– Ну как, Митя, твой первый боевой поход?
– Мы сделали что смогли, отец!
– Что смогли? Да такого никто не сделал. Сразу двух пленных взяли, среди них мурзу Юнуса, да отряд татар вчистую разделали. Ты людей при этом сберег.
– Григория ранило. Если бы не он, не встретились бы мы, батюшка. Гриша на себя вражескую стрелу принял, пущенную в меня.
– Гришу лекарь осмотрит. Он отлежится и встанет. Моя благодарность ему еще впереди. Пойдем в шатер, расскажешь о походе. Мне перед князем Бельским ответ держать. Думаю, он будет доволен и тебя наградой не обойдет.
– Я не за награды воюю, отец.
– Знаю, но отказываться от них не следует, если заслужил. Как ты решился засаду на татар устроить? Молодец!
Князь Ургин с сыном прошли в шатер воеводы. После разговора с ним Дмитрий навестил Григория, жизни которого не угрожала опасность. Затем княжич обмылся водой, подогретой Родионом, слугой отца, и крепко уснул.
Двадцать восьмого числа русское войско переправилось через Волгу и расположилось при реке Казанке. Воеводы дожидались подхода стругов Палецкого и конницы Хабара Симского, в которой находился и Федор Колычев.
Но вскоре до войска дошла молва о том, что во время ночной стоянки у Малого Сундыря татары с высокого берега атаковали струги. Они захватили девяносто крупных судов, перебили их экипажи, забрали продовольствие и пушки.
Одновременно был уничтожен и конный отряд, сопровождавший струги. Раненый воевода умер на третий день в руках врагов. Ходили слухи о том, что крупные силы Сафа-Гирея встретили конницу Симского у реки Свияги, притока Волги. В полках князя Бельского это известие вызвало чуть ли не панику.
Участились набеги казанцев на стан русского войска. Кто-то из воевод предложил начать отступление, пока еще оставались силы. Но, к счастью, слухи о разгроме конницы не подтвердились. Воины боярина Симского наголову разбили чувашей и татар, захватили множество пленных и 15 августа вышли к Волге.
Их появление резко изменило общую обстановку. Русские войска наконец-то обложили Казань. Возобновили обстрел крепости и пушки Бельского. Но на штурм воеводы так и не пошли. Татары запросили мира.
Бельский обрадовался такому исходу дела и приказал снять осаду. Войска не могли выдерживать голод. Главный воевода отдал приказ готовиться к возвращению на родину.
Дмитрий часто навещал Григория. Он отправился к нему и семнадцатого августа.
Ургин-младший вышел из шатра и тут же попал в крепкие объятия Федора Колычева.
– Наконец-то я нашел тебя, Дмитрий. Здравствуй, друг!
– Федька? – с радостным удивлением воскликнул Ургин. – Здорово! Откуда ты взялся?
– Так мы стоим недалече от полка твоего отца. Мне многое рассказали о тебе, о том, как ты отряд в тыл врага водил, побил множество казанцев, в плен мурзу взял. Еще больше разговоров о том, что ты Григория Тимофеева на себе с поля боя вынес. За это люди крепко тебя уважают.
– Да я что. Ты-то как? Я как узнал, что конницу Хабара Симского встретили татары, так места себе не находил. Думал о том, что с тобой будет.
– Мы дважды бились с чувашами и татарами и разгромили их конницу на Итяковом поле.
– Ты тоже в бою был?
– А как же, Митя? – Федор рассмеялся. – Я же конник, а не воевода, чтобы со стороны битвой руководить. Это ты тут в начальниках ходишь.
– Но под боком у батюшки не отсиживаюсь.
– Знаю. Как я рад видеть тебя, Митя!
– И я рад, Федор.
– Куда собрался, если не тайна?
– Какая тайна? Шел проведать Григория. Ведь он мне жизнь спас.
– Да? А вот про это мне не известно. Расскажи.
– Пойдем, по пути расскажу.
Княжич и его друг боярин Федор Колычев направились к палатке, где лежали раненые.
А русские войска меж тем начали отход. Война закончилась, и победителя в ней не было.