Нурулла видел, как от склона на прочесывание лесного массива пошел отряд советского спецназа. Он отошел немного вглубь и увидел старого пуштуна, убившего лейтенанта Плешина. Подошел к нему, спросил:

— Ты почему не ушел со всеми, Амир?

— Куда идти, Нурулла? Здесь гяур убил моего племянника Гула. Я убил его, вон в кустах офицер лежит. Он убил и Гула, и еще четверых. А уходить мне некуда. Нить жизни надорвалась, много ли мне осталось жить? Нет! Не много. Так лучше я умру в бою во имя Аллаха, воином, чем жалким стариком на кошме глиняной мазанки. Так я решил.

Нурулла сразу оценил решимость старого пуштуна. Проговорил:

— Ты прав, Амир! Скоро сюда выйдут неверные. Я спрячусь слева в кустах. Ты стреляй в того, кто будет ближе всех к телам наших погибших братьев. Ну а я добью остальных. Мы отомстим и за твоего племянника, и за тех, кто был с ним рядом.

Старик удивленно взглянул на командира отряда:

— Ты тоже решил остаться?

— Да, Амир! Чтобы, как и ты, отомстить русским! Но хватит слов, гяуры приближаются. Я ухожу, а ты не забудь зарядить свое ружье!

Нурулла укрылся в кустах метрах в тридцати.

Нурулле надо было прорваться через этот прочесывающий местность отряд спецназа. Главные цели — командир неверных и офицер, которого так и не взяли его люди, — находились на склоне перевала. Их он должен был достать и уйти на запад вдоль подножия перевала, который русскими не прикрывался из-за отсутствия сил. Бандит залег за куст, натянув сверху маскировочный халат, глядя на пространство возле бывшей позиции советского поста раннего обнаружения противника.

Первым трупы заметил молодой солдат. Он что-то крикнул, и с обеих сторон к нему подошли еще трое. Они вышли к позиции, осмотревшись, обнаружили офицера в кустах, что лежал с расколотой головой недалеко от Нуруллы. Подняли тело и перенесли к позиции, невольно сгруппировавшись. Тут и прозвучал выстрел старого Амира. Молодой солдат, первым вышедший к позиции, был отброшен на спину ударом мощной пули ружья пуштуна. Остальные спецназовцы бросились на землю и открыли ответный огонь. Перед тем, как рвануть к перевалу, Нурулла увидел падающего из-за сосны простреленного Амира. Старый душман не дождался выстрелов своего командира. Главарь рванулся вперед и уже через несколько десятков метров оказался между прочесывающей группой и отделением прикрытия, имея перед собой сразу четыре прекрасно видимые цели. Ими являлись капитан Запрелов, старший лейтенант Гвоздев, прапорщик Копытко и солдат-связист, протянувший капитану трубку радиостанции. Нурулла откатился левее, чтобы иметь возможность и обстрелять группу на склоне, и увернуться от огня солдат, что скопились правее у оборудованного рубежа обороны, который так и не смогли взять моджахеды. А в это время, капитан прокричал в трубку:

— Первый! Я — Гроза-1! Как слышишь меня?

— Слышу! Что у тебя?

— Обстановка в ущелье резко изменилась в связи с подходом к душманам дополнительных сил из «зеленки» с юга и к разрушенному кишлаку от Уршена. Общей численностью до ста штыков. Кроме того…

Запрелов подробно доложил обо всем, что произошло и реально грозило произойти в ущелье в ближайшее время, закончив доклад словами:

— Таким образом, если мы немедленно не задействуем в районе применения вертолеты огневой поддержки, то ситуация уже через час превратится в критическую! Я не успеваю перебросить взвод Дебижи ни к Хоманову, ни тем более к Телюпину. Даже если сейчас же прекращу прочесывание лесного массива. Что грозит новыми потерями, так как оставлять за спиной рассеянную, частично уцелевшую банду самоубийственно. Духи перебьют всех нас на подъеме. Короче, командир, нужны вертолеты, и как можно скорее…

И тут связь оборвалась. Не из-за того, что сеанс был завершен, а из-за того, что по Запрелову ударил автомат Нуруллы. Три пули вспороли куртку на груди ротного. Он, выронив трубку, осел на валун. Замполит вскочил и был мгновенно срезан второй очередью душмана. Гвоздеву одна из пуль угодила в висок. Солдат-связист застыл возле рации, ничего не понимая. И стал бы третьей жертвой, если бы не прапорщик Копытко, сбивший его в ног. Он закрыл молодого солдата своим телом, в которое немедля впились пули длинной очереди автомата Нуруллы. Но и секунды главаря духов были сочтены. Он контролировал группу офицеров, но упустил из виду командира третьего взвода старшего лейтенанта Дебижу, который вышел из леса как раз в момент открытия Нуруллой огня. Увидев последствия обстрела группы, где только что по рации говорил командир роты, и заметив место, откуда велась эта убойная стрельба, он развернулся и, круша кусты огнем своего автомата, начал сближаться с позицией Нуруллы. Его поддержали и бойцы отделения прикрытия.

Когда Дебижа вошел в кустарник, то увидел кровавое месиво, в которое превратилось тело Нуруллы. Он был буквально нашпигован свинцом. Даже документ, выписанный властями Кандагара и указывающий на то, что обладателем его являлся Нурулла, был в двух местах прострелян. Но фотография уцелела, да и физиономия трупа не особо пострадала. К тому же Дебиже был известен уничтоженный полевой командир по занятиям на базе. Известен по внешним признакам, которые сейчас совпадали и с изображением на фотографии, и с посиневшей физиономией трупа. Убедившись в уничтожении Нуруллы, Дебижа бросился наверх к месту, где лежали его боевые друзья. Там уже находился сержант Волгин, помогая связисту выбраться из-под тела Копытко. Взводный спросил:

— Что тут?

— Хреновые дела, командир! Санинструктор мертв, замполит мертв, капитан еле дышит, пока живой, но тяжелый. Вот только связист уцелел, накрыл собой его прапорщик. Но как чертов дух смог пройти через цепь нашего взвода?

— Значит, смог как-то!

Из леса бойцы вынесли плащ-палатку еще с одним телом. Дебижа крикнул:

— Кого?

— Сиротина! Насмерть. Одиночный стрелок, укрывавшийся недалеко от позиции первого поста!

Старший лейтенант поднялся к Запрелову, которого уже перевязали бойцы отделения Волгина. Они же вкололи командиру роты, находящемуся без сознания, необходимые препараты боевой аптечки. Дебижа в сердцах бросил автомат на землю:

— Ну надо же произойти такому? Ну почему так? Почему глубинная разведка пропустила отряд этого проклятого навеки Нуруллы? Почему опять мы своей кровью отвечаем за просчеты других?

За общей суетой никто не обратил внимания на радиостанцию и трубку, валяющуюся рядом с ней, через которую комбат продолжал вызывать Запрелова, так внезапно оборвавшего сеанс связи. И только боец, решивший положить трубку на место, чтобы случайно не раздавили, услышал слабый голос, почти шепот из динамика. Он поднес его к уху и услышал:

— Гроза-1, я — Первый, почему молчишь? Гроза-1, я — Первый, прошу ответить!

Солдат обернулся к командиру взвода:

— Товарищ старший лейтенант, тут Первый вызывает Грозу!

Дебижа метнулся к рации:

— Первый, я — Гроза-3! Слушаю вас!

— Где Запрелов?

— Тяжело ранен!

— Что?!

— Ранен тяжело. А кроме того…

И взводный доложил о том, что произошло во время переговоров ротного с комбатом.

— Вот как, Первый! Попали мы! И опять разведка по большому счету подвела. Что делать-то?

— Запрелов запросил «вертушки»! Мне надо время, чтобы организовать их вылет к вам. Переводи свой взвод в ущелье. По ходу я сообщу тебе, что делать дальше. И еще! С этого момента ты, старший лейтенант Дебижа, являешься исполняющим обязанности командира роты! Как понял меня?

— Понял хорошо! Перебрасываю людей через перевал и жду связи с вами!

— Правильно понял, работай!

Приказав взводу подобрать тела командира и погибших бойцов, Дебижа отдал распоряжение подчиненным начать экстренный подъем на перевал с последующим спуском в ущелье.

Как сейчас там, в ущелье, западнее участка водопада ребята Телюпина и Хоманова? Раз ротный вызвал «Ми-24», значит, и у них положение аховое. Да, влезли в дерьмо по самые уши, а как хорошо все начиналось…

Действительно, обстановка вокруг усеченного до двух отделений взвода старшего лейтенанта Телюпина ухудшалась с каждой минутой. Боевики, бросив попытки занять господствующие высоты на выходе к брошенному кишлаку, отошли и по докладу верхнего наблюдателя сосредоточились за поворотом. Их командир ставил задачу подчиненным. И нетрудно догадаться, какую именно! Имевшим преимущество и в личном составе, и в огневой мощи, убедившимся в тщетности сбить противника, применяя отвлекающие маневры, духам оставалось одно — атаковать советский спецназ в лоб. Единой силой! Другого варианта опрокинуть русских у моджахедов не было. Как и времени осаждать вставший на пути крошечный, но драчливый и упертый гарнизон гяуров. Следовательно, надо готовиться к отражению штурма. Старший лейтенант отдал приказ по команде доложить о наличии у бойцов боеприпасов, решил уточнить ситуацию у командира роты. Телюпин приказал связисту вызвать Запрелова. Но вместо капитана ответил Дебижа, командир третьего взвода:

— Слушаю тебя, Дима!

— Почему на связи ты, где Запрелов?

— Тяжело ранен!

Дебижа рассказал товарищу о внезапном нападении отряда Нуруллы на отделение прикрытия и о последствиях этого нападения.

— Вот так, Дима! Командование ротой возложено на меня. Илья успел передать комбату информацию об изменении обстановки на всех участках, запросив вертолеты огневой поддержки. Сейчас Полукаров решает вопрос о вылете «полосатиков», общий план наших действий обещал уточнить в ближайшее время. Как только это произойдет, я передам тебе порядок дальнейшей работы, а пока держись на старых позициях!

— Да! Веселое дельце! Легко сказать, держись! Ну, ладно, жду следующего сеанса связи. Надеюсь, до этого времени во взводе останется хоть один человек, который сможет ответить тебе. Отбой.

Дебижа начал подъем вслед ушедшему наверх взводу вместе с отделением сержанта Волгина. При выходе на хребет уже ротный связист сержант Москалев доложил:

— Товарищ старший лейтенант, вас вызывает комбат!

Дебижа буквально вырвал трубку из рук связиста:

— Гроза-1 слушает!

— Миша? Первый! В общем, так! Сейчас 18-23. Передай Телюпину, чтобы прижался к северному склону, оставив кишлак Доха. Хоманову, если Азизулла начнет штурм, в бой не вступать, отойти на восток, но не теряя банды из виду. Где-то минут через двадцать к ущелью подойдут два звена «Ми-24». Пилоты выйдут на связь с командирами взводов, те должны навести «вертушки» на цели. После воздушного налета взводам атаковать то, что останется от банд, с задачей полного их уничтожения. Далее ожидать подлета «Ми-8». Одним срочно отправить Запрелова на базу. С ним тела погибших и Исламуддина под охраной, во второй вертолет грузишь груз каравана, третьим бортом уходишь сам! Но после того, как ущелье покинут взводы Телюпина и Хоманова. Все ясно?

— Так точно!

— Доведи до взводных эту информацию и готовь площадки для приема своих «вертушек». Перед ними над тобой пройдут отработавшие свою задачу «Ми-24». Если все в порядке, выстрелишь в сторону водопада красную ракету, если возникнут еще какие проблемы, свяжешься с пилотами, определив им задачу. «Полосатики» имеют приказ оставить боеприпасы и для тебя. Это все! Работай!

Дебижа тут же переключился на Телюпина и Хоманова, передав информацию, а по сути приказ к изменению тактики действий, полученный от командира батальона.

Душманы, вызванные Азизуллой, встретившие у брошенного кишлака засаду русских, не сумели сбить спецназ с позиций, применив обходные маневры, и решили прямым штурмом уничтожить неверных. И их командир уже поставил задачу на атаку, а моджахеды начали выстраиваться в наступательные боевые порядки. Это знал от наблюдателя с хребта старший лейтенант Телюпин, отведший бойцов к склону, выполняя приказ Дебижи. И он уже отдал приказ на отражение атаки, как его связист, находившийся рядом, доложил:

— Товарищ старший лейтенант, вас какой-то Борт-1.

Взводный переспросил:

— Борт?

— Так точно!

— Давай его сюда быстрей!

Связист протянул трубку.

Телюпин выкрикнул в эфир:

— Борт-1, я — Гром-1! Вы далеко?

Командир первой эскадрильи сообщил:

— На подлете, наводи на цель, через три минуты мы выйдем на кишлак!

— Понял, значит, так, перед кишлаком ущелье делает поворот. Духи вот-вот начнут атаку от этого поворота на кишлак!

Пилот проговорил:

— Понял! Своих людей из кишлака убрал?

— Убрал!

— Ну, тогда наблюдай фейерверк.

Душманы находились в ста метрах от кишлака, наступая двумя эшелонами. К удивлению их командира, взвод советского спецназа молчал. Главарь банды сделал вывод, что у противника боеприпасы подошли к концу и он бережет их для ближнего боя. Это вполне устраивало одного из помощников Азизуллы. Сейчас они накроют гяуров и продолжат путь по ущелью. Русские совершили роковую ошибку, разбив единое подразделение на части, разбросав их на достаточно большом расстоянии друг от друга. И главарь ликовал… До тех пор, пока не услышал надвигающийся с тыла знакомый рокот вертолетных двигателей. Сердце его похолодело. Он понял, что проклятые неверные сумели вызвать воздушную поддержку. А против вертолетов его отряд бессилен. В отряде нет ни одного переносного зенитно-ракетного комплекса. Он остановился и крикнул изо всех сил:

— Братья! Воздух! Всем в разные стороны!

Но было поздно. Выплывшие из-за поворота три вертолета огневой поддержки камуфлированного цвета с пусковыми контейнерами реактивных снарядов с ходу открыли огонь «НУРСами» по скученной цели. Все пространство от поворота до кишлака, включая половину последнего, покрылось грибами разрывов. Пройдя над целью, «вертушки» взмыли вверх. Командир звена вызвал Телюпина:

— Гром-1! Я — Борт-1. Оцени работу!

— Без слов, шурави!

— Как снесет пыль, можешь собирать трупы. В этой карусели выжить невозможно!

— Спасибо тебе! Кстати, назови себя!

— Я же назвал, — Борт-1!

— Да нет, по имени! Вернемся, водкой до упаду напою.

— Ловлю на слове. А зовут меня Владимир, майор Владимир Щукин.

— Меня старший лейтенант Дмитрий Телюпин! Я найду тебя, майор!

— Буду рад встрече! Мы уходим. А ты жди десантную машину. «Ми-8» должны были взлететь спустя 10 минут после нас.

— Принял, Борт-1!

— Давай, Дима! Удачного возвращения!

Гул вертолетных двигателей стих. Взвод Телюпина вышел на изрытое неглубокими воронками пространство перед кишлаком. Оно было усеяно телами душманов.

Взводный приказал подчиненным расчистить площадку для приема десантного «Ми-8».

Через полчаса два отделения первого взвода находились уже в чреве вертолета, уносившего их к родной базе.

Примерно то же произошло и в районе остановки отряда Азизуллы. Вызвав поддержку из Уршена, он решил изменить тактику и смять преследующие силы спецназа. И развернул банду, намереваясь начать наступление. Азизулла видел, что русские остановились. Струсили, шакалы! Это вам не из засады в спины стрелять. Сейчас вы на собственной шкуре почувствуете гнев Азизуллы. Большего главарь банды ни подумать, ни сделать не успел. Появившееся из-за южного хребта второе звено «Ми-24», наведенное на цель старшим лейтенантом Хомановым, в считаные секунды превратило душмановское войско в пыль. После отхода звена винтокрылых машин взводному не было никакой нужды прочесывать пораженный реактивными снарядами участок ущелья, где совсем недавно Азизулла намеревался атаковать спецназ. Но прочесывание требовало узаконенное приказом правило всегда осматривать район применения после его обработки. По возвращении на исходные позиции над южным хребтом завис десантный «Ми-8». Пилот вызвал командира наземных сил:

— Я — Туман-2, вызываю Гром-2.

Хоманов ответил:

— Гром-2 на связи!

— Отойдите метров триста на восток, только там я смогу посадить машину и принять вас на борт.

— Понял, Туман! Выполняю.

Дебижа, услышавший отдаленные глухие разрывы реактивных снарядов, которые могли быть выпущены только из пусковых установок «крокодилов», облегченно вздохнул. Успели. Но надо уточнить. Он приказал Москалеву по очереди вызвать Телюпина и Хоманова. Взводный-2 доложил из ущелья, что с бандой Азизуллы покончено, взвод начинает эвакуацию.

Телюпин же ответил уже с борта вертолета:

— Все нормально, Миша! Летим на базу!

— Потери есть, Дима?

Голос командира взвода помрачнел.

— Есть! Двое двухсотых, шестеро трехсотых, двое из них тяжелые!

— Да! Прогулялись в Паршен, мать его!

— Ладно, Миш! Мои заканчивают посадку. Отбываем мы.

— Счастливо, Боря!

Вертолеты огневой поддержки появились внезапно и со стороны перевалов. «Ми-24» отсутствовали до сих пор, что уже начало вызывать тревогу Дебижы. Но у летчиков свои заморочки, им виднее, когда и откуда подходить к цели. Тем более цели-то как таковой не было. «Вертушкам» предстояло провести страхующий облет ущелья перед водопадом.

Старший лейтенант вытащил ракетницу и выстрелил по дуге к водопаду красную ракету.

Пилоты приняли сигнал безопасности и пошли за южный хребет. Вместо них один за другим сели на дно ущелья три «Ми-8». А чуть позже за южным хребтом раздались глухие разрывы. Стреляли «полосатики», но по чему? По кому?

Дебижа приказал вызвать командира первого звена.

Вскоре майор Щукин ответил:

— Борт-1 на связи!

— Я — Гроза!

— Слушаю тебя, Гроза!

— Что за бой вы ведете над «зеленкой»?

— И до вас звуки обстрела долетели? Объясняю, в десяти километрах на юго-запад обнаружили банду человек в двадцать. Духи решили поиграть с нами, открыв по машинам огонь из автоматов. Пришлось проучить их! Неизвестно, что это за банда, как в рапорте ее обозначить?

— Обозначь ее как остатки группировки уничтоженного нами известного полевого командира моджахедов Нуруллы.

Майор протянул:

— Вот оно что? Так это те ошметки, что ушли после недавней операции десантников?

— Они самые!

— Ясно! «Ми-8» к вам прибыли?

— Прибыли!

— Тогда удачного возвращения, Гроза!

— Спасибо! Вам того же! Отбой!

Капитан Запрелов очнулся, когда за окном палаты, в которой он лежал один, окруженный штативами, было темно. От закрепленных на штативах банок к его рукам тянулись тонкие прозрачные шланги, заканчивающиеся иглами, введенными офицеру в вены и зафиксированные кусками пластыря. Голова кружилась, слегка тошнило и двоилось в глазах. Недалеко, оперевшись о выкрашенную в ядовито-желтый цвет стену, сидел солдат в белом халате. Он очень внимательно рассматривал какой-то медицинский инструмент. Очнувшись от наркотического сна, Илья вспомнил все. И штурм банд Исламуддина с Азизуллой, и гибель разведчиков, и трусость своего заместителя, и резко изменившуюся обстановку в Паршене, вынудившую его, командира роты спецназа, вызвать комбата. А вот уже разговор с Полукаровым помнил плохо. Затем автоматная очередь из кустов, удар пуль в грудь и… темнота. Что же произошло дальше?

Запрелов хотел пить. Позвал:

— Солдат!

Тот не услышал, видимо, голос был слишком слаб, и продолжал рассматривать инструмент. Интересно, что такого он в нем нашел? Какие-то клещи. А клещи, они и есть клещи. Напрягшись, вновь позвал:

— Солдат!

На этот раз санитар встрепенулся, подняв глаза на капитана. И тут же бросился из палаты.

— Куда? — хотел спросить Илья, но не успел, тот уже исчез за дверью.

Вздохнув, Запрелов попытался осмотреться, но ничего, кроме штативов с тянущимися сверху шлангами и тумбочки справа, уставленной банками, точно такими же, из которых по шлангам-трубочкам ему в вены вливалась какая-то бесцветная жидкость, не увидел. Приглушенный свет над стулом и темнота за окном, задернутым белыми шторами, говорили о том, что на дворе ночь. Но сколько времени точно, он не знал. Часов при нем не было, как не было вообще ничего под простынею. Только перебинтованное от горла до пояса тело, да плавки. Но не те, что он надел перед вылетом в Паршен, а те, что оставались в модуле. Интересно, кто принес их сюда? Хотя им мог быть кто угодно. Из его подчиненных.

Дверь распахнулась, на пороге появился врач-майор. Формы на нем не было, только голубой хирургический костюм с таким же голубым колпаком на голове. Но Запрелов знал этого офицера, не раз видел на построении личного состава медсанбата. Хирург. Начальник хирургического отделения. Как же его фамилия? То ли Попов, то ли Попцов…

— Очнулся, герой? — спросил хирург.

И добавил:

— Можешь не отвечать. Вижу, что очнулся. Это хорошо. Наверное, пить хочешь?

Капитан произнес:

— Да!

Майор кивнул:

— Так и должно быть! Вот только пить тебе, спецназ, сейчас нельзя!

— Почему?

— Долго объяснять, но от жажды умереть не дадим, не для этого с того света вытаскивали.

Он обернулся к солдату-санитару:

— Позови сюда Хордакову!

Лизу! Кого Запрелов не хотел бы сейчас видеть, так это ее! Но майору не прикажешь, а Лиза, наверное, специально осталась на дежурство, чтобы ее приставили к нему.

Запрелов, как солдат ушел, спросил хирурга:

— Не слабо меня разделали?

— Да уж, постарался кто-то! Скажу одно, в рубашке ты родился, капитан. Два ранения так себе, правое легкое навылет с двумя раздробленными ребрами, это зарастет, затянется, а вот третья или первая, черт его знает, прошла в сантиметре от сердца. Правее. Чуть бы левее — и все! Так и остыл бы на камнях. Но пронесло, правда, пришлось поработать. Семь потов сошло, пока извлекли этот кусок свинца. Кстати, я ее, эту пулю, не выбросил. Потом заберешь на память.

Командир роты спросил:

— А сколько сейчас времени?

Майор-медик, взглянув на часы, ответил:

— Почти четыре утра. Два час до подъема в гарнизоне!

— А когда доставили меня сюда?

— Когда доставили, не знаю, а вот на операционный стол положили около восьми вечера. К часу закончили операцию.

— Долго копались.

Хирург согласился:

— Долго. Но это стоило того. Все же, знаешь, спасти человека, это… это…

Запрелов прошептал пересохшим ртом:

— Спасибо тебе, майор!

На что хирург улыбнулся:

— Спасибо на хлеб, капитан, не намажешь! Как выпишем — выставишься!

— Какой разговор? А долго мне, кстати, лежать?

— Недели три, не меньше! Но лежать в медсанбате — не по ущельям духов гонять.

— Это точно. Слушай, майор, ты не знаешь, что с ротой моей стало? Потери серьезные?

Взгляд хирурга помрачнел.

— Не знаю. У своего начальства узнаешь, я только тебя оперировал.

Запрелов понял, что хирург говорит неправду. Все он знает, но прикидывается. А это значит что? Это значит то, что рота понесла серьезные потери. В это время в палату вошла Лиза.

Майор указал ей на капитана:

— Принимай, Хордакова, спецназовец пить хочет. Что делать, ты знаешь. Работай, а я пойду часок еще покемарю.

Лиза спросила у него:

— Как с капельницами?

Майор взглянул на штативы, ответил:

— Эти прокапаешь, снимай. Пока достаточно. Дальше посмотрим. Боль, если возникнет, снимай литической смесью, ну ты сама все знаешь.

— Не волнуйтесь, Иван Григорьевич, отдыхайте!

Хирург вышел вместе с солдатом, Лиза пододвинула табурет вплотную к кровати, взяв руку Запрелова в свои ладони. На ее глазах блеснули слезы:

— Как же это так получилось, Илюша?

— Я хочу пить.

— Подожди, сейчас.

Медсестра взяла ватный тампон, окунула его в кружку с водой, провела влажным тампоном по губам, впустив несколько капель. Илья с жадностью облизал губы, спросил:

— И это все?

— Нет, еще несколько капель можно.

— Ты называешь подобную херню питьем? И почему мне нельзя воды, я же не в живот ранен?

— Нельзя, Илюша, но недолго. Отойдешь от наркоза, потом пей вволю! Часа два потерпи.

— Ладно, это можно!

— Ты не ответил, как же все-таки попал под пули?

Капитан вздохнул:

— Точно так же, как под них попадают другие. Или ты думаешь, что только мы стреляем в духов, а те стоят мишенями? Это война, а на войне кто кого. Или ты духа, или он тебя. На этот раз дух оказался хитрее, вот и результат. Да, майор мне не сказал, может, ты скажешь, много ли моих ребят доставили к вам? Каковы потери роты?

Но и Лиза не ответила на этот вопрос, пожав плечами:

— Точно не скажу. Как выносили носилки с «вертушек», видела, но много ли, не считала, меня вызвали на операцию. Из всех ты самый тяжелый был. Я, как увидела тебя всего окровавленного, бледного, почти не дышавшего, так чуть сознание не потеряла. Подумала, все! Но, слава богу, обошлось!

— Ты находилась в операционной, когда меня потрошили?

— Да!

— И плавки из модуля ты принесла?

— Да! Не лежать же тебе голым. Но ты больше не разговаривай, Илюша, не надо. Тебе сон требуется, поспи.

— Да выспался уже!

— Все равно, закрывай глаза и постарайся уснуть. А я рядом буду. Проявится боль, только шепни, сниму. И не пытайся ворочаться, сломанные ребра вызывают очень сильную боль!

— Ладно!

Лиза отошла от кровати, устроилась возле окна, выключив свет. Капитан лежал молча, тяжело дыша. Медсестра прикусила губу, не в силах сдержать слезы Ей, конечно, было жаль Запрелова, все же она живой человек, однако женщина плакала от жалости к себе. Теперь Запрелов был для нее потерян. Лечение, отпуск, а возможно, сразу и замена лишали Лизу возможности дальнейших попыток привязать офицера к себе. Все ее усилия выйти замуж за Илью рухнули. А с ними и надежды захомутать кого-либо другого. На это у нее не оставалось времени. Да и связь с Ильей, а также репутация не совсем соблюдавшей себя женщины играли против нее. Вот и получается, два года в Афгане закончатся ничем. Да, денег она поднакопила, но вот, как другим, более удачливым и расчетливым ее подругам, уехать в Союз замужней дамой ей не удастся. И дернул черт Запрелова лезть на передовую, ведь мог же, как командир, руководить ротой, находясь где-нибудь в тылу. Не солдат же. Мог, но не стал. Кому нужна его храбрость? Начальству? Да генералам плевать на какого-то капитана. И погиб бы, ничего не изменилось. Отправили бы в цинке на родину и забыли. Ну, повесят на раненую грудь еще один орден. И что? Да ничего, а она, Лиза, лишилась последней надежды. О ней он не подумал. То, что Илья говорил до выхода в горы, пустяки. Лиза сумела бы вернуть капитана. При условии, если бы тот вернулся невредимым. Но случилось то, что сломало все ее планы. Уж лучше бы Запрелова убили! Тогда б она знала, что он не достанется никому, а теперь? Теперь все полетело к чертям собачьим. Ну почему ей так не повезло? Почему именно ей не повезло, а не той же Галке Журановой, которая позавчера зацепила плешивого подполковника, проверяющего штаба армии? Затащила того в постель, обработала и теперь готовится слинять в Кабул. Подполковник оказался холостяком и любителем разных развратных экспериментов. Теперь Галка своего не упустит, окольцует плешивого, никуда тот не денется. И почему ее, а не Лизу отправили обслуживать комиссию? Что, она не смогла бы обработать лысого? Легко и похлеще Галки. Но он достался подруге-сопернице, и сейчас Лиза сидит возле израненного капитана, а по сути у разбитого корыта, а Галка примеряет кружевное белье, собираясь к подполковнику в штаб. Несправедливо это. Несправедливо. Но изменить уже ничего нельзя. Придется в Союзе на гражданке брать какого-нибудь мужичка и делать из него мужа. Лизе просто необходимо выйти замуж. А там она устроит жизнь, какую захочет. Но мужичка еще надо найти, а Запрелов — перспективный, заслуженный офицер — для нее уже в прошлом. В этот момент жалость к капитану сменилась почти ненавистью к нему. Эх, ну почему все вот так? Лиза плакала у окна, вздрагивая плечами, а за стеклом начало светать.

В 6-30 в коридоре хирургического модуля послышался шум. Кто-то с кем-то горячо спорил. Кто с кем и о чем, из палаты не разобрать, но шум слышен. Очнувшись от короткого забытья, Запрелов взглянув на Лизу, спросил:

— Что у вас тут за бардак по утрам?

— Во-первых, доброе утро, Илюша!

— Привет!

— А во-вторых, сейчас все выясним! Но не иначе как твое начальство пробивается в палату.

Она оказалась права. В палату ввалился командир батальона подполковник Полукаров.

Он взглянул на Запрелова:

— Ну, здравствуй, Илья! Неплохо выглядишь!

Капитан попросил:

— Товарищ подполковник, может, вы дадите мне воды, а то эскулапы точно заморят жаждой.

— Какой разговор, пей, конечно!

Он подал ротному кружку.

Запрелов с жадностью опорожнил ее.

Комбат спросил:

— Еще?

Но Илья, хоть и хотел, отказался:

— Нет! Не стоит! А то, может, действительно нельзя.

— Ты больше слушай этих врачей! Заштопали? Железо вытащили? И спасибо на этом! А дальше как-нибудь сам, иначе залечат, я не раз в таких ситуациях оказывался! Медики, конечно, дело великое делают, слова нет, но и особо доверяться им не стоит. Они же народ нудный, ученый, всякие там новшества испробывают, лекарства. А на ком? На нашем брате! Нет уж, пусть на собаках или крысах эксперименты ставят.

Сзади раздался голос майора:

— Вот вы, значит, как о нас? И это за то, что к жизни вас возвращаем? Ну, спасибо!

Запрелов видел, как смутился комбат. Не заметил врача. Но быстро сориентировался, повернувшись к хирургу и обняв того за плечи:

— Иван Григорьевич, неужели вы подумали, что я говорил серьезно? Как можно? Просто подбодрить Запрелова хотел, а то лежит смурной.

— Ладно, ладно, подполковник! Я все прекрасно понял. Напоминаю, у вас десять минут. После чего на выход!

Хирург вышел, оставив комбата с ротным наедине.

Полукаров встал у задней дужки кровати. Настроение его изменилось, видимо, разговор предстоял хоть и короткий, но не простой. И начал его Илья вопросом, который уже задавал и хирургу, и Лизе и который больше всего мучил раненого офицера:

— Юрий Владимирович, что с моей ротой? Каков конечный результат операции? Каковы потери? Мне никто ничего не говорит.

— Результаты таковы. В общем и целом рота при поддержке авиации, что было вызвано резко изменившейся в худшую сторону обстановкой, боевую задачу выполнила. Полностью уничтожены банды Исламуддина, Азизуллы и Нуруллы. Да-да, пилоты «Ми-24» засекли в «зеленке» отходящие остатки отряда Нуруллы, атаковавшего отделение прикрытия. Засекли и, естественно, уничтожили. Оружие каравана перехвачено, сам Исламуддин пленен. Теперь о потерях. Они таковы: в первом взводе убитых двое, раненых четверо, во втором также двое убитых и шесть человек ранено, двое тяжело, их жизнь продолжает оставаться в опасности. В разведотделении убиты наблюдатели южных постов раннего обнаружения противника и сам командир разведчиков лейтенант Плешин. Погибли также замполит роты старший лейтенант Гвоздев и санинструктор прапорщик Копытко, который закрыл собой рядового связиста. Третий взвод потерял одного человека, раненым. Ну и ты! Итого в ходе операции погибли девять человек, двое в критическом состоянии, раненых, здоровье которых вне опасности, десять человек.

Запрелов проговорил:

— Потерян двадцать один человек! Почти взвод!

— Да, Илья, почти взвод! Но и уничтожено непосредственно подразделением около двухсот моджахедов.

— Да хоть тысяча! Каково матерям да отцам, женам и невестам будет встречать цинковые гробы? И ради чего погибли ребята? Выполняя долг? Перед кем? Перед Родиной! Но ей со стороны Афганистана ничего не угрожало. Сами полезли оказывать интернациональную помощь. Зачем? Кто нас с этой помощью ждал здесь?

Комбат повысил голос:

— Прекрати, Илья! Сам знаешь, многие хотели бы получить ответы на эти вопросы. Но не получат. Никогда. Я всех погибших представил к наградам: офицеров к Красной Звезде, солдат к медали «За отвагу», тебя к Красному Знамени. Живых тоже не забыл.

Запрелов спросил:

— Гвоздева тоже к Звезде?

— Да, а что? Тебя это удивляет?

— Вы уже отправили представление?

— Нет, завтра отправлю!

— Уберите из списка Гвоздева!

— Почему?

— Не заслужил он награды!

Комбат удивился:

— Что за дела?

— Ничего! Ничего я объяснять не буду. Сказал, не заслужил, значит, не заслужил!

— А тебе не кажется, что ты неприязнь к живому переносишь на мертвого. Разве замполит не погиб в бою?

— Нет! Он погиб не в бою! Больше ничего не скажу, но прошу, к награде старшего лейтенанта не представлять, даже посмертно!

— Интересно! Что же это такое могло произойти между вами, что ты так агрессивно настроен даже против мертвого Гвоздева.

Капитан промолчал.

Вошел хирург:

— Время вышло! Товарищ подполковник, прошу покинуть палату.

Запрелов повысил голос:

— Еще минуту, майор!

Тот, покачав головой, вышел.

Полукаров взглянул на Запрелова:

— Ты что-то еще хочешь мне сказать?

— Вернее, спросить. Кого собираетесь назначить вместо меня?

— Во время боя после ранения я возложил обязанности ротного на Дебижу. Но это лишь потому, что только через него мог корректировать действия подразделения, а вообще планирую Телюпина, он самый старший из твоих взводных.

— Что ж, это верно. Насчет меня какое принято решение?

— А какое насчет тебя может быть принято решение. Лечись, выздоравливай!

— Но у меня близка замена!

— Я это помню. И в штабе армии тоже. Ну, все, Илья, мы будем навещать тебя. Выздоравливай. И ни в чем не вини себя. Война, будь она проклята, без жертв не бывает. Я тоже еще зайду к тебе. Пока.

А на следующий день Запрелов узнал, что решением вышестоящего командования его отправляют в Союз. Сначала для лечения в Ташкентском госпитале, затем в отпуск. И далее, исходя из результатов медицинской комиссии, будет определена дальнейшая судьба офицера. В понедельник 10 сентября 1984 года транспортным бортом из Баграма Илью Запрелова доставили в столицу Узбекистана, где поместили в одно из отделений Окружного госпиталя. Лиза не провожала бывшего любовника. Да и не видел ее капитан после той ночи, как пришел в себя. О чем особо не жалел.