Ровно в полдень пятого июня транспортная «вертушка» благополучно приземлилась на специальную площадку мотострелкового полка. Прибывших встречали сам командир полка, его заместитель по воспитательной работе и командир разведывательной роты. Сергей попытался, как положено, доложить командиру полка о результатах боевого выхода, но тот лишь махнул рукой — после, мол. Ротный забрал сержанта Чупина и рядового Капустина, а подполковник Рогачев предложил Солоухову и Голодцу занять места в стоящем на дороге «УАЗе». На вездеходе подъехали к штабному модулю. Прошли в кабинет командира полка. Там уже находился сухощавый, сравнительно молодой, лет 35, человек в штатском летнем костюме. При появлении армейских офицеров он присел к столу совещаний, в его торец, устремив взгляд каких-то неживых, бесцветных глаз на Сергея.

Рогачев представил штатскому начальника разведки, хотел представить Солоухову и штатского, но тот поднял руку, остановив подполковника:

— Не утруждайте себя, Илья Леонидович, я сам представлюсь, когда для этого наступит время, а пока примите доклад майора о том, как он провел боевой выход. Я послушаю. — Он открыл небольшой блокнот, положил рядом с ним ручку и вновь уставился на Солоухова.

Предложив майору и замполиту занять места за столом совещаний, командир полка присел в свое рабочее кресло и тут же обратился к начальнику разведки:

— Майор Солоухов, доложите о результатах рейда, проведенного под вашим руководством вторым взводом отдельной разведывательной роты полка 3 июня сего года.

Сергей проговорил:

— Вам же и так все известно.

Командир полка повысил голос. И вообще он был напряжен в присутствии человека в штатском.

— Вы не поняли, что от вас требуется?

— Да, все я понял.

Начальник разведки поднялся и доложил все о том, что произошло в злополучную среду 3 июня. Говорил он спокойно, не прибегая к карте, так как помнил до мельчайших деталей процесс выдвижения взвода к району применения. Закончил Солоухов доклад словами:

— Таким образом, из всего вышеизложенного делаю один вывод: Дервиш был информирован о замыслах нашего командования, поэтому принял меры для организации засады у перевала и проведения собственной контроперации, в результате чего взвод, вместо того чтобы выполнить поставленную задачу, вынужден был перейти к активной обороне. К сожалению, в полной мере организовать ее не удалось, так как при перегруппировке подразделения в лесу одно отделение нарвалось на минное поле, а остальные подверглись атаке с тыла и массированному обстрелу со склона перевала. Командир взвода старший лейтенант Рыков погиб в начале боя, обнаружив снятие нашего тылового дозора.

Подал голос заместитель командира по воспитательной работе майор Голодец:

— Почему, попав в такое сложное положение, вы немедленно не вызвали на помощь подразделения внутренних войск, которые находились недалеко от села Гатани, вертолеты могли перебросить поддержку за десятки минут?

Сергей ответил:

— И куда, по-вашему, я мог вызвать вэвэшников? В лес, где они не смогли бы высадиться? Или на плоскогорье перед перевалом, под огонь со склонов? Высадка же подразделений внутренних войск за пределами лесного массива ничего бы не дала. Тем более Дервиш мог выставить минные поля и с флангов, перекрывая вход в «зеленку» как раз там, где это удобнее всего было сделать. Поэтому я предпочел другой вариант, а именно — вызвал в район боестолкновения вертолеты огневой поддержки «Ми-24».

Заместитель по воспитательной работе, глядя на человека в штатском, ехидно заметил:

— Два из которых противник уничтожил ракетами ПЗРК с перевала.

Майор ответил:

— Да! Две машины «чехи» сбили, и сбили с заранее подготовленных зенитных позиций, что подтверждает мое утверждение о том, что Дервиш ждал взвод. И вызови я «Ми-8» с десантом на борту, они попали бы под ракеты зенитных комплексов. Очевидно, кто-то из дивизионного штаба сдал «духам» операцию, и разведвзвод уходил в рейд уже обреченным на гибель.

Майор Голодец аж взвился:

— Что?!! Вы думаете, майор, ЧТО говорите? Как вы смеете утверждать, что среди командования соединения или части может находиться предатель? У вас есть доказательства? Или вы считаете, что представители контрразведки совершенно не владеют ситуацией?

Майор готов был взорваться, но сдержал себя, проговорив тихо, но зло:

— Я, Голодец, всегда думаю перед тем, как что-либо сказать. И смею утверждать: в соединении на «духов» работает предатель. Предатель, который в курсе всех планируемых боевых мероприятий дивизии. И этот «крот» на все сто отработал третьего числа те деньги, что получает за предательство. А контрразведка? Я не могу оценить ее деятельность, так как не посвящен в дела особистов. Пусть они сами решают, владеют ситуацией или нет. Факт сдачи операции боевикам налицо.

Заместитель по воспитательной побагровел:

— А не пытаетесь ли вы, Солоухов, на других переложить собственный грех? Может, это не мифический «крот», а лично вы сдали операцию «чехам»?

Солоухов дернулся на Голодца:

— Что, сука? Я? Сдал ребят? Да я тебя, пидора…

Вскочивший с места человек в штатском резко ударил кулаком по столу:

— А ну, отставить бардак!

Его окрик остановил Сергея.

Штатский объявил:

— Все! Совещание считаю закрытым! Предупреждаю: ни единое слово, что здесь было сказано, не должно стать известным любым другим лицам. Командиру полка временно освободить кабинет. Думаю, Илья Леонидович, вы не будете против того, чтобы предоставить его мне для работы?

Рогачев ответил:

— Занимайте любое помещения в штабе, я найду, где устроиться.

— Вот и хорошо. Командира полка и заместителя по воспитательной работе прошу удалиться, майору Солоухову остаться. И еще, вызовите, Илья Леонидович, сюда начальника штаба полка с капитаном Мелеховым.

Рогачев кивнул головой:

— Ваша просьба будет немедленно удовлетворена.

Рогачев с замполитом покидали кабинет командира с невеселыми лицами. Им, видно, хотелось быть в курсе расследования, ради которого и прибыл этот человек в штатском. Но тот рассудил иначе. И имел на это полное право.

Оставшись наедине с Сергеем, штатский пересел в кресло командира и наконец обратился непосредственно к Солоухову:

— Вот теперь, Сергей Викторович, давайте познакомимся поближе! Называйте меня Евгений Анатольевич. Черкасов Евгений Анатольевич. Я подполковник ФСБ, прибыл в полк для расследования факта провала операции против полевого командира Умара Балаева, или Дервиша. Предваряя ваш вопрос, почему ФСБ, а не военная прокуратура или вообще комиссия соединения проводит расследование, отвечу: мы считаем, и тут вы правы, что планы операции еще до начала ее проведения оказались известными Дервишу. То есть имел место случай передачи информации из штаба дивизии или полка непосредственно Балаеву. Скорее всего, из штаба соединения, но и полк отбрасывать мы не можем.

Черкасов закурил дорогую сигарету. Пачку бросил на стол совещаний.

— Угощайтесь, если есть желание.

Сергей отказался:

— Спасибо, я своими обойдусь.

— Как хотите. Так вот, моя задача вычислить «крота», передавшего секретную информацию врагу. Согласитесь, мы не можем допустить, чтобы в нашем штабе работал агент противника. Буду откровенен, в круг подозреваемых лиц входите и вы.

Солоухов покачал головой:

— Да, Евгений Анатольевич, в логике вам не откажешь. Замечу только, что мне о предстоящей операции стало известно после того, как Дервиш начал проводить свои мероприятия, уже приняв решение о встрече тех сил, что будут посланы на его поиск и уничтожение.

Черкасов вскинул на Сергея взгляд своих бесцветных глаз:

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду открытое, даже демонстративное появление Дервиша в Гатани. Этим появлением он обозначил себя, грамотно просчитав, что подобный маневр незамеченным федералами не останется. И он оказался прав. Кстати, будучи у Балаева в плену, я имел «удовольствие» беседовать с ним, и он сам признался в том, что завел отряд в Гатани с одной-единственной целью — заставить наших начать охоту за его группировкой. Он и машины велел бросить у каньона лишь для того, чтобы указать направление своего отхода к перевалу. Выводя разведывательный взвод в рейд, я не мог знать о замыслах Дервиша. А он еще до выхода в Гатани начал планировать контроперацию. Это же очевидно.

Черкасов согласился:

— Очевидно.

И тут же поправился:

— При условии, что вы ранее не контактировали с Дервишем. Не работали на него.

Сергей усмехнулся:

— Да, Евгений Анатольевич, вам не только в логике нельзя отказать, но и в богатой фантазии тоже. Интересно, что такого и ценного я, начальник разведки части, мог сбрасывать Дервишу, если полк самостоятельно не проводил ни единой боевой акции. Решения по применению подразделений полка всегда принимались в штабе дивизии и оттуда спускались в штаб части уже в виде приказа или задачи. Да и выходов таких за последний год можно на пальцах пересчитать. Включая операцию в квадрате 133. Решение по ее проведению также принималось в соединении.

Черкасов нехорошо взглянул на Солоухова:

— Все, что вы сказали, мне известно, как известно и то, что один из самых влиятельных полевых командиров так называемого движения за независимость Ичкерии, Умар Балаев, он же Дервиш, захватив вас в плен, тут же отпустил. Вместе с солдатами, которых взяли с вами. И это при том, что у нас находятся пять его бойцов. Но Дервиш не выставлял никаких, я подчеркиваю, никаких условий при вашем, майор, освобождении. Что бы это значило, а?

Сергей вздохнул:

— Тяжело с вами разговаривать, Евгений Анатольевич. Ну откуда я знаю что бы все это значило.

— Откуда? Все оттуда! Из квадрата 133. А вернее, из места, куда вас доставили после того, как захватили. Кстати, не назовете это место? Или вы ничего не помните?

— Вы правы, я ничего не помню и место, где находится новая база Дервиша, не знаю. Скажу лишь, что от базы «духов» к селению нас везли по лесной дороге, а село находится рядом с лесным массивом. Дом, где мы провели ночь, стоит на отшибе этого селения, хозяина зовут Шамиль. А доставил нас к блокпосту некий пожилой чеченец Доулетхан, на грузовике «ЗИЛ-130». Ехали мы от базы до селения где-то часа три, от селения до поворота на блокпост что-то около часа.

Черкасов склонил голову набок:

— Складно, Сергей Викторович, очень складно, а главное — просто. Вроде и информация, но совершенно бесполезная. По вашим словам ничего определить нельзя. Даже селение. Их, таких сел с домами на отшибах, вокруг 163 блокпоста на удалении в час езды грузового автомобиля с десяток. И если их проверить все, то, даю голову на отсечение, ни в одном никакого Шамиля не окажется.

В кабинет вошел начальник штаба полка майор Колотов:

— Разрешите, товарищ подполковник?

— Входите, Андрей Андреевич, присаживайтесь. Я вас долго не задержу. На столе карта, по которой планировалась операция в квадрате 133. Я хочу, чтобы майор Солоухов доложил, каким маршрутом, в каком режиме и порядке вел разведывательный взвод от места высадки до рубежа действия. Схематично указал расположение подразделения на этом рубеже до начала боя, а затем все перемещения взвода во время боя. Как и откуда напали боевики, что предпринял в ответ начальник разведки, то есть все, что он в состоянии вспомнить о бое у перевала.

На словах «в состоянии вспомнить» подполковник ФСБ сделал ударение.

— Вы же, Андрей Андреевич, оцените действия своего подчиненного.

Черкасов указал карандашом на Солоухова:

— Вам слово, Сергей Викторович. И, пожалуйста, не затягивайте время.

Сергей быстро и профессионально доложил о том, что затребовал эфэсбэшник, и подробно поведал Колотову, как развивались события после первой атаки взвода боевиками. Закончил описанием тех событий, которые произошли в балке. Он указал карандашом на середину оврага:

— Вот здесь, перед поворотом, отходящую группу вновь внезапно атаковали «духи», отстрелив дозор, шедший по верху. Я приказал Чупину с отделением прорываться на равнину, а сам с Капустиным остался прикрывать отход. Впрочем, позже Чупин предпринял попытку вернуться к нам, как только мы с Капустиным вступили в бой! Нам удалось сбить противника с вершин склонов, но, как оказалось, лишь часть атакующего отряда. Другие боевики внезапно навалилась на нас, когда лично я этого не ожидал. Они буквально смяли нас. Затем помню шприц-тюбик в руке одного из бандитов, укол и падение в пропасть. Очнулся в сарае. Рядом находились Чупин и Капустин. Это все.

Колотов, внимательно слушавший своего подчиненного, поднялся над столом.

Черкасов, также очень внимательно следивший за докладом майора, спросил у начальника штаба:

— Ну, Андрей, Андреевич? Как оцените действия майора Солоухова?

Колотов ответил твердо, уверенно:

— Начальник разведки полка и на марше, и в ходе боя действовал безупречно. Так, как это требовала складывающаяся и постоянно изменявшаяся не в пользу разведчиков обстановка. Солоухов при обнаружении минных полей принял единственно верное на тот момент решение — прорываться на восток и уходить в балку. В том, что и там боевики Дервиша устроили засаду, вины Солоухова нет. Он вынужден был действовать в критических, крайне невыгодных условиях и сумел сохранить управление подразделением до самого последнего момента. В результате, пусть всего несколько человек, но сумели вырваться на равнину, где приземлились вертолеты с подразделениями внутренних войск, кстати, так же своевременно вызванные Солоуховым.

Подполковник ФСБ спросил:

— Значит, по-вашему, Андрей Андреевич, то, что Солоухов в первую очередь решил вызвать вертолеты огневой поддержки и лишь потом «вертушки» с десантом, тактически оправданное решение?

— Так точно! Я на его месте и в той обстановке поступил бы так же, если бы…

Черкасов резко обернулся к нему:

— Что «если бы»?..

— Если бы сумел, как Солоухов, сохранить управляемость остатками взвода, что сделать было, поверьте, Евгений Анатольевич, чрезвычайно сложно, практически невозможно.

Не тот ответ ожидал услышать от Колотова Черкасов, не тот. И это было заметно по разочарованной мимике лица подполковника ФСБ. Но он быстро взял себя в руки, вернувшись к рукопашной схватке в балке:

— Как я понял, здесь, — он указал на место, где пленили Солоухова, — бандиты, имея полную возможность расстрелять прикрытие отхода остатков взвода, решаются взять офицера и солдат живыми. Причем группа захвата действует самостоятельно, в отрыве от тех сил, что провели ранее обстрел отходящего отделения разведвзвода. То, что бандиты имели целью взять Солоухова живым, подтверждают и подготовленные заранее шприц-тюбики с препаратом быстроусыпляющего действия.

Колотов пожал плечами:

— И что в этом странного? И мы, и «чехи», когда сталкиваемся в бою, всегда стремимся захватить пленных. Они наших офицеров, мы их главарей. Ну, а не получится с командным составом, берем рядовых. Затем представители вашего же, Евгений Анатольевич, департамента, — он повернулся к Черкасову, — занимаются обменом пленных. Это распространенная практика.

Подполковник ФСБ согласился:

— Да, это так. Но смотрите, Андрей Андреевич, что происходит у перевала. Взвод атакуют так, чтобы не оставить ему иного выхода, как прорываться на восточное плоскогорье именно балкой. А до этого убивают в лесу командира взвода. Его в плен не пытаются взять. И уничтожают практически весь взвод, хотя в балке явно заранее готовили главную засаду и Дервиш мог пленить с десяток наших бойцов. Но он действует выборочно и решает пленить лишь майора, у которого, кстати, никаких знаков отличия не было. Значит что? Дервиш знал Солоухова в лицо?

Колотов возразил:

— Даже если, допустим, Дервиш сам откуда-то знал майора в лицо, но другие-то бандиты не могли этого знать. Если только каждый не имел фото Солоухова. У убитых боевиков никаких фотографий не обнаружено. А вот на следующий после боя день повторной «зачисткой» был найден схрон, недалеко от балки. И мы получили ответ, куда так внезапно скрылась банда, атаковавшая остатки взвода в балке и Солоухова с сержантом и рядовым, оставшихся прикрывать отход этих остатков. Бандиты скрылись вместе с пленниками в этом схроне. А ночью спокойно ушли, когда мы вывели из леса войска. Но вернусь к схрону. Мы обследовали его. Так вот, при всем своем желании банда не могла захватить живыми более двух-трех человек. Для большего количества пленных в схроне просто не хватило бы места. Подземный тайник рассчитан на укрытие около десяти человек, и в первую очередь в схроне должны были спрятаться сами боевики. Поэтому считаю, что засада у балки имела задачу тотальное уничтожение отходящих сил взвода. Но планы боевиков сорвал Солоухов, вызвавший поддержку внутренних войск и организовавший огневое прикрытие прорывающихся на плоскогорье солдат. Боевики не смогли выполнить свою задачу потому, что в их действия вмешалась группа прикрытия, заставившая «чехов» на время залечь за гребнями оврагов. Бандиты поняли, что пора самим отходить. А тут в отрыве от остатков взвода трое бойцов. На них и навалились. Почему бы не захватить пару-тройку пленных. А шприц-тюбики могли быть у боевиков для любых других целей. Их, кстати, эти шприц-тюбики, нашли в одежде трупов и у оврага, и в «зеленке», и даже у колодца. Так что, думаю, захват майора Солоухова, как и сержанта Чупина, и рядового Капустина, не специальная акция боевиков, а случайность. Кто попался бандитам при отступлении, тех и взяли, не глядя на знаки различия и лица. Это мое мнение, и я буду отстаивать его, если против майора Солоухова вздумают возбудить уголовное дело. Я знаю Сергея Викторовича как настоящего боевого офицера, не способного на предательство.

Черкасов, выслушав начальника штаба, недовольно хмыкнул и закурил очередную сигарету.

— Это все, Андрей Андреевич, что вы можете доложить по действиям подчиненного в квадрате 133 третьего июня сего года?

— Все, Евгений Анатольевич.

— Большое спасибо. Прошу документально оформить изложенное здесь мнение. И не забудьте добавить пафосную концовку о достоинствах Солоухова.

Колотов ответил серьезно, несмотря на ехидный тон подполковника ФСБ:

— Не волнуйтесь, Евгений Анатольевич, я ничего не забуду.

— Вот и хорошо. Не смею задерживать.

Начальник штаба, козырнув, вышел из кабинета, а Сергей почувствовал тепло в груди. Андрюша Колотов не спасовал перед чиновником ФСБ. Это не Голодец. Замполит подпишется под всем, что нарисуют такие вот Черкасовы. Молодец, Андрей! И Сергей сможет отблагодарить начальника штаба. Вот только выпутается из этого мутняка, так и отблагодарит. Но нужно еще выпутаться. Неизвестно, какие показания дадут Чупин с Капустиным. А их тоже наверняка в это же время обрабатывают либо люди Черкасова, либо местный особист, капитан Мелехов.

Сергей оказался прав в своих предположениях. Не успела закрыться дверь за Колотовым, как в кабинет ввалился Мелехов.

Черкасов спросил у него:

— Ну, что скажешь, капитан? Закончил работу с солдатами?

Особист отчеканил:

— Так точно, товарищ подполковник. Вот их показания.

Капитан протянул Черкасову несколько мелко исписанных стандартных листов.

Подполковник жестом указал особисту на стул, сам же, продолжая курить, принялся читать текст этих листов. Наступило тягостное молчание. Сергея потянуло в сон. Все же выспаться ему не удалось. Да и напряжение последних суток давало о себе знать. Но майор заставил себя встряхнуться, отогнать сонливость. Сейчас ему нельзя расслабляться. Неизвестно, что еще за вопросы готовит ему подполковник ФСБ. Тот явно не собирался ни заканчивать первую беседу-допрос, ни делать в ней перерыв.

Представитель ФСБ прочитал протоколы, положил перед собой. Указал на один из листов:

— Вот здесь, Сергей Викторович, сержант Чупин показывает, что четвертого числа рано утром вас увели к главарю банды, Дервишу, у которого вы пробыли около двух часов. После чего вы, вернувшись, объявили подчиненным о скором освобождении. О чем же таком вы беседовали с Балаевым, что он решил отпустить вас с солдатами?

Сергей мог легко ответить на поставленный вопрос и, вероятно, снять с себя все обвинения, вернее, подозрения — обвинений официальных ему никто не предъявлял. Но для этого Солоухову пришлось бы назвать истинное имя Дервиша, бывшего офицера Советской Армии, скрывающегося под личиной несуществующего Умара Балаева. И сказать, что Сергей вместе с Карсановым служил в Афганистане. И все встало бы на свои места. По крайней мере, данное обстоятельство вполне могло объяснить то решение, которое принял Дервиш. Таких случаев, когда в Чечне сталкивались бывшие однополчане, было много, и, как правило, люди, ранее воевавшие вместе, расходились по-мирному, сожалея о том, что в новых условиях стали врагами. Но Солоухов обещал Вахе хранить тайну, а слово свое привык держать при любых обстоятельствах. Конечно, официально против семьи Дервиша, или Карсанова, власти никаких карательных мер предпринять не могли и не предприняли бы. Однако было очевидно, во что превратилась бы жизнь Татьяны с сыном, узнай в городе, КТО их пусть и бывший муж и отец. Семья Дервиша превратится в изгоев. Допустить этого Солоухов не мог! Поэтому ответил:

— Да ни о чем особенно мы не беседовали. Дервиш находился в хорошем настроении и его потянуло пофилософствовать. Он говорил о том, что Чечня воюет с Россией на протяжении нескольких веков, и истинные горцы никогда не принимали власть Москвы, даже в советские времена, живя по своим законам. Спрашивал, зачем мы пришли и что в итоге получили. В общем, говорил то, что можно услышать на любом чеченском базаре. Я же отвечал, что, как человек военный, лишь выполняю приказ командования. Это мой долг. И солдаты тоже не по своей воле служат в Чечне. Сейчас подробности того разговора я воспроизвести не могу, так как просто не помню их.

Черкасов поднялся из-за стола, прошелся по кабинету.

— Что ж, возможно, так оно и было. Возможно.

Он ненадолго задумался, потом резко повернулся к майору:

— А как Дервиш объявил о том, что решил отпустить вас? Чем мотивировал это решение? Запросил в обмен какую-то услугу личного плана или еще что-нибудь?

Сергей отрицательно покачал головой:

— Нет, ни о чем Балаев не просил, ничего не требовал. И, выражаясь вашей терминологией, не пытался завербовать меня. Видимо, у него и так хватает агентов в наших частях. Он просто сказал, что уважает сильного противника. Того, кто не поднимает лапы вверх при первом же столкновении, а дерется до конца. Взвод, как известно, дрался до конца. И поэтому в знак уважения он, Дервиш, и решил отпустить нас, хотя еще вчера намеревался начать процесс переговоров об обмене меня с солдатами на своих людей, ранее захваченных нашими войсками. Добавив, что о них он позаботится позже. Возможности для этого у него, мол, есть. А мы можем готовиться к отправке к своим. И сказал, что вечером нас переправят в одно место, откуда утром вывезут к ближайшему блокпосту.

Солоухов замолчал. Черкасов сел на прежнее место, закурил.

— Это все?

— Все. Меня доставили в сарай, где находились Чупин с Капустиным и где мы втроем провели ночь после пленения, и я сообщил солдатам неожиданную новость, приказав готовиться к освобождению.

Черкасов вновь взял лист, исписанный мелким почерком.

— Да нет, Сергей Викторович, не все. Может, сами вспомните что-нибудь еще, связанное с Дервишем?

Сергей пожал плечами, внутренне собравшись и пытаясь быстро просчитать, что скрывалось за словами эфэсбэшника.

— Это все, товарищ подполковник.

— Вот как? А ознакомившись с показаниями сержанта Чупина, я пришел к выводу, что вы не совсем искренни со мной.

Сергей потер лоб. Чупин, Чупин. Что он мог еще говорить, если сам знал о произошедшем в блиндаже у Дервиша со слов майора? Да и то только то, что полевой командир «духов» решил отпустить пленников. Ничего он не мог утверждать. Но и подполковник ФСБ не стал бы брать боевого майора на дешевый понт. Может, Мелехов, допрашивая сержанта, заставил Чупина сказать то, чего не было? За этим «орлом» не заржавеет. Мастер на всякие подлянки. В этом они с замполитом похожи. Опустив руку, Солоухов спокойно ответил:

— Не знаю, что там в ваших писульках утверждает сержант, а я рассказал вам все, как было. К тому, что касается беседы с Дервишем в его блиндаже, мне больше добавить нечего!

Подполковник поднял вверх указательный палец правой руки:

— Первой, Сергей Викторович, беседы. Но… была и вторая? Не так ли? Или Чупину она привиделась и он лжет?

Солоухов откинулся на спинку стула. Вот оно в чем дело. А он уж подумал… ну, конечно, ведь перед самым отъездом с новой базы Дервиш отвел его к шесту, поддерживающему маскировочную сеть. Этого не могли не заметить солдаты.

— Нет, Евгений Анатольевич, сержант Чупин не солгал вам. Это я не придал значения короткому разговору с Балаевым непосредственно перед тем, как покинуть базу! Признаю, упустил сей момент. Дервиш отвел меня в сторону и предупредил, чтобы ни я, ни мои солдаты больше не показывались ему. Как, впрочем, и любые другие военнослужащие федеральных сил. Он воевал, воюет и будет воевать с оккупантами, так назвал он нас, пока не перестанет биться его сердце. Вновь толкал пафосные речи — типа Россия получит еще не один десяток цинковых гробов, если федеральные власти не угомонятся и не выведут из Чечни свои войска. Я выслушал его, после чего он отпустил и меня. Мы вместе с водителем Мовлади и старшим джипа Шамилем отъехали от блиндажа и сразу попали на лесную дорогу, по которой, петляя, и плелись до селения, где нас встретили сыновья Шамиля. Остальное вам известно. — Сергей поднялся. — На этом, Евгений Анатольевич, прошу прервать допрос. Я устал и хочу спать. В конце концов, у меня просто разболелась голова. После отдыха отвечу на все остальные ваши вопросы, хотя не вижу, что еще может интересовать в этом деле представителей ФСБ.

Черкасов не стал возражать:

— Понимаю. Последние сутки выдались для вас тяжелыми — бессонная ночь, плен… Хорошо. Идите, отдыхайте. Но территорию части не покидать. И еще. Как выспитесь, будьте любезны составить подробный рапорт о том, что доложили устно. Глядишь, еще что-нибудь вспомните. Меня более всего интересуют ваши беседы с Дервишем. Свободны… пока.

Солоухов вышел из кабинета командира полка, а затем и из штабного модуля. В курилке его ждал начальник штаба. Он жестом подозвал майора. Как только начальник разведки присел рядом, Колотов спросил:

— Ну что, прессует представитель безопасности?

— Работа у него такая.

— Да, к ним только попади.

— Ерунда. У Черкасова на меня ничего нет, а то, что ФСБ пытается просчитать «крота», так это следует только приветствовать.

Начальник штаба вздохнул:

— Кто бы спорил. Один гад может сотни жизней загубить, если уже не загубил, но вот только вычислят ли эфэсбэшники того, кого надо, а не спишут под предателя человека невинного, это еще вопрос. В соседней дивизии такие вот Черкасовы тоже работали. Взяли начальника связи. Осудили. Тот в камере, не выдержав позора, вскрыл себе вены. А потом, как связного «духов» взяли, оказалось, что подполковник ни при чем был, а на чеченов работал прапорщик-секретчик. Так вот.

— Это, Андрей, другая история. — История другая, но тема и контора те же. Вот что беспокоит! Сергей взглянул на начальника:

— Тебе-то что бояться? Комдив сменился, с новым у тебя все чики-чики, скоро на полк пойдешь. А там и выше. Закончишь Академию генштаба, оденешь лампасы и куда-нибудь в штаб, на руководящую должность. Ты офицер боевой, перспективный. Так что, Андрей, не ломай зазря ты свою головушку, занимайся своим делом, а я спать пошел. Как отвяжутся эфэсбэшники, рапорт на увольнение в кадры сброшу. И идет оно все к чертовой матери! Хватит, наслужился, навоевался вволю, надо и на гражданке пожить. Спокойно пожить. Как обычные люди живут.

Колотов встрепенулся:

— Ты чего, Сергей? Ты это брось! У нас батальон освобождается, подполковника получишь.

— Я же сказал — надоело.

— Это ты сейчас так, после общения с Черкасовым не пойми что несешь. Иди, проспись, вечерком зайду, пузырек прихвачу, по-другому заговоришь.

Сергей совсем не по уставу похлопал начальника по плечу:

— Тебе ли, Андрюша, не знать, что я решений своих не меняю?

Сергей направился в свой отсек, где, не сбросив форму, упал на кровать, сразу же провалившись в тяжелый сон.

Проснулся в девять часов.

Принял душ. Сергей оделся в спортивные брюки и майку, на ноги надел мягкие фирменные кроссовки. После десантных ботинок они казались невесомыми. Открыл пачку «Мальборо», закурил, присев на кровать. Задумался. Он выспался, а значит, бессонная ночь ему обеспечена. Но это и к лучшему. Спокойно, не спеша, составит рапорт для Черкасова. А его надо составить так, чтобы не дать подполковнику ни малейшей возможности еще за что-нибудь зацепиться. И вообще — то, что он говорил в кабинете командира полка одно, а то, что будет в официальном рапорте, совсем другое, даже если «уважаемый» Евгений Анатольевич тайком записал беседу на диктофон. Неточности в деталях, отраженные на пленке и в рапорте, можно легко списать на усталость и стрессовое состояние. Да и к делу, если таковое возбудят по какой-либо причине, пришьют рапорт, а не запись диктофона. Значит, надо все тщательно обдумать перед тем, как сесть за стол.

В дверь постучали.

Сергей крикнул:

— Ну чего, Андрюша, комедию ломаешь? Заходи, коль пришел!

Но на пороге появился мужчина в форме генерала госбезопасности.

— Позвольте войти, Сергей Викторович?

Солоухов смутился:

— Извините, товарищ генерал, я думал, друг пришел.

— Нет, это уж вы извините меня, что врываюсь в неурочный час. Разрешите представиться: генерал-майор Капустин Александр Андреевич, отец рядового Артема Капустина.

— Майор Солоухов. Проходите, пожалуйста.

Тут появился и Колотов.

Он зашел без церемоний, открыто держа в руках литровую бутылку водки и пакет с закуской. Увидев гостя Сергея, невольно воскликнул:

— Ух, ты! Кажется, я не вовремя, извините!

Капустин-старший сказал:

— Это я не вовремя, но не могли бы вы немного подождать, нам с Сергеем Викторовичем поговорить надо наедине.

Начальник штаба сдал назад:

— Конечно, конечно. Какие могут быть вопросы. Удаляюсь.

Генерал заверил:

— Я долго вашего подчиненного не задержу, так что максимум через полчаса смело возвращайтесь, меня здесь не будет.

— Понял.

Колотов ногой прикрыл за собой дверь.

Капустин присел на стул у стола.

— Закурить можно?

— Вам, товарищ генерал, все можно.

Прикурив, Капустин произнес:

— Не надо так. Я пришел, чтобы поблагодарить вас за сына. Представляете, что нам с женой пришлось пережить за эти сутки? Четвертого числа узнаем, что сын пропал без вести в Чечне. Пятого, с утра, что Артем находился в плену и освобожден. Я тут же сюда. Пока вы беседовали с представителем контрразведки, поговорил с сыном. Он рассказал про бой у перевала, как вы сражались с превосходящими силами противника и как попали в плен. Сын очень высоко отзывался о вас. Говорил, если бы не вы, взвод в клочья покрошили бы.

Сергей вздохнул:

— Да так, генерал, оно, собственно, и вышло. Предали нас, вот и получилось, что я завел подразделение в засаду «чехов».

— Не упрекайте себя. Война есть война. Потери неизбежны. Как и те ситуации, в которую попали вы. Удивляюсь, как вам удалось не потерять управление подразделением. Я почему это говорю? Потому что сам начинал службу во внутренних войсках. Пришлось и в Афгане, как и вы, «духов» погонять. Командовал штурмовой группой батальона спецназа «Ургенч». Это потом в КГБ попал. А до этого познал, что такое война в полной мере. Поэтому и удивляюсь, а также преклоняюсь перед вашим профессионализмом.

Солоухов почувствовал себя неудобно:

— Да ладно, товарищ генерал. Какой уж там незаурядный профессионализм. Просто сделал, что смог. И этого оказалось мало. Если бы не предатель… Но он ответит за ребят. Непременно ответит. А благодарить за Артема не вы меня должны, а я вас. Воспитали настоящего воина.

Сергей рассказал генералу о том, как не хотели брать его сына в рейд, как Капустин-младший все же настоял на своем и остался в строю. Как достойно вел себя и на марше, и в ходе боя, а также прикрывая отход оставшихся в живых бойцов взвода. Да и в плену не скулил.

Выслушав начальника разведки, генерал произнес:

— Я рад узнать, что из моего сына получился настоящий мужчина. Поэтому-то и для этого мы с женой и решили, чтобы Артем пошел в армию.

— А ведь он мог погибнуть, генерал.

Капустин-старший посмотрел в глаза Солоухову:

— Но и вы могли погибнуть, как погибли, к сожалению, пятнадцать человек второго разведвзвода. Так чем Артем лучше или хуже этих погибших ребят. У вас-то самого тоже, наверное, взрослые дети?

— Нет, у меня детей и не было.

— Что же, за тридцать девять лет не обзавелись семьей? Не женились?

— Женился. А вот семейная жизнь закончилась, можно сказать, так и не начавшись. Но я не хотел бы об этом говорить.

— Хорошо. Не будем.

Генерал затушил окурок, положил пачку сигарет с зажигалкой в карман рубашки.

— Что ж, мне пора. А то ваш начальник штаба, наверное, места себе не находит.

— Ничего, подождет. Вам же, Александр Андреевич, не помешает сына от коллег своих оградить. Он парень честный, а его могут заставить лгать. Как бы не сломался. Обидно будет — в бою держался героем, а под прессом славных чекистов…

Генерал прервал майора:

— Никто никого больше допрашивать не будет. Черкасов утром убудет в штаб дивизии. Здесь ему делать нечего.

Сергей удивился:

— Вот как? Значит, мне и рапорт писать не имеет смысла?

— Никакого.

— Хм. Интересно. Чувствую, ваших рук это дело, Александр Андреевич.

Капустин-старший улыбнулся:

— Вы правы.

И добавил:

— Еще раз спасибо вам. Будете в Москве, непременно позвоните, вы для нас теперь желанный гость, — генерал положил на стол свою визитную карточку, — и до свидания.

— До свидания, Александр Андреевич.

Солоухов проводил отца рядового Капустина. Закрыв за ним дверь, произнес:

— Дела! Видать, высок чин генерала ФСБ, раз в момент прекратил дознание. Что ж, за это можно и выпить. Где там скрылся Колотов?

Начальник штаба появился спустя пять минут после ухода Капустина-старшего. Сергей рассказал Андрею о разговоре с генералом. Колотов был не меньше Сергея удивлен степенью влияния высокого чина из Федеральной службы безопасности, хотя, в принципе, ничего странного в этом не было. После чего начали застолье. Да так и просидели до утра.

А ровно в 9.00 понедельника седьмого июня после общеполкового развода майор Солоухов сдал в строевую часть полка рапорт с просьбой об увольнении из Вооруженных сил. Сергей всегда держал свое слово. Даже данное, казалось бы, в ходе обычного разговора. Держал при любых обстоятельствах.