Глава 7
Вертолеты, доставившие спецназ из района применения, ущелья Хатулам, совершили посадку на своих площадках базы отдельного мотострелкового батальона в 19.20. Весь перелет майор Москвитин угрюмо и задумчиво молчал. Ни офицеры отряда, ни даже прапорщик Захаров не пытались разговорить майора, понимая, что тот по неизвестной им пока причине явно не в себе. Он и вышел из чрева «вертушки» последним. И увидел полковника Карцева, встречающего подчиненных. Пропустив личный состав, командир «Гарпуна» подошел к прикурившему возле винтокрылой машины офицеру особого применения:
– Ну, привет, что ли, Андрюша?
Москвитин спросил:
– Ты уже знаешь, что произошло в усадьбе Зараева в Матли?
Карцев кивнул:
– Знаю. И не понимаю, как такое могло случиться.
Майор взглянул на полковника:
– Не понимаешь? А между тем все ясно, а главное – гениально просто. Сработала обычная подстава!
– Что ты имеешь в виду?
Андрей сплюнул в пыль:
– А то и имею, что подставили меня, а я повелся! Но у меня не было другого выхода. Я обязан был выполнить приказ! Вот и выполнил. Тебе еще не приказали меня арестовать?
– Нет, Андрей! Об аресте речи не велось, но особисты штаба и военная прокуратура объединенной группировки уже завтра начнут расследование по факту гибели двенадцати человек в доме бывшего секретаря райкома КПСС Зараева. Гибели по вине неоправданно агрессивных действий штурмовой группы нашего отряда. Но об этом лучше поговорить не здесь. И без того привлекаем ненужное внимание посланцев Оболенского – Лопырева и Столяра.
Москвитин спросил:
– А за каким чертом они вообще сюда прибыли?
Полковник развел руки:
– Представь себе, не знаю. Как они объяснили, в целях выполнения особого и персонального задания руководителя Службы. Секретные агенты, мать их! В рейдах еще ни разу не бывали, а туда же, для выполнения особого задания командования. Ладно, пошли в палатку! Там и расслабимся и проанализируем ситуацию. Потом, ковбой, может еще отобьемся.
Андрей усмехнулся:
– От кого или чего отобьемся? От Лопырева со Столяром? Или от того, что вот здесь, – офицер ударил себя по левой стороне груди, – разрывается? От совести своей отобьемся? Нет, Игорь, это теперь навсегда останется внутри. Навсегда.
Карцев, понимая состояние Москвитина, повернулся и направился в сторону штабной палатки. Андрей, докурив сигарету, последовал за командиром отряда. У палатки его ждал прапорщик Захаров, которому уже сообщили результаты одиночного рейда майора, к которому сибиряк сразу проникся человеческой симпатией. Увидев Андрея, он растерянно произнес:
– Как же это так, товарищ майор?
И было в его глазах столько неподдельной печали и сострадания, что офицер, положив ему руку на плечо, ответил, вместо того чтобы послать куда подальше:
– Вот так, Гоша. Очень просто и грамотно. Использовали нас, как дешевых проституток использовали!
– Но кто использовал?
– Тебе не надо знать ответа на этот вопрос. И вообще, ты в матлинской трагедии ни при чем. И не пытайся узнать больше того, чем тебе следует знать. Это опасно. Во всем произошедшем виноват только я, я один за все и отвечу. Отдыхай, Георгий, и спасибо тебе за службу!
– Да вы что, товарищ майор? Как это один? Я все время был с вами и все видел. И потом, вы выполняли приказ. Я подтвержу это, где надо. Не сомневайтесь.
– Я не сомневаюсь, прапорщик. Иди отдыхай. Завтра нам с тобой предстоит непростой день.
Москвитин вошел в штабной отсек палатки полковника Карцева.
Бросив в угол десантную сумку и автомат, присел за стол совещаний. Полковник предложил:
– Может, душ примешь? Перекусишь?
– Не до того. Ты мне, Игорь, лучше вот на что ответь. Как получилось, что разведка вывела меня на подставной объект? Кто конкретно занимался уточнением последних данных по Матли?
– Ты же знаешь, спецы ГРУ.
– Это понятие растяжимое.
– Ну уж, извини, они мне не докладывают, кто и чем у них занимается. Но не волнуйся, с них тоже спросят.
– Да, спросят. А отвечать за все мне. Наверняка уже во всем районе неслабая шумиха поднялась?
– Неслабая, Андрей.
Андрей вытащил пачку сигарет, бросил на стол вместе с зажигалкой.
– До сих пор перед глазами трупы женщин и детей. Особенно девочки, лет трех, не больше. Осколком гранаты ее всю изуродовало. Осколком моей гранаты, Игорь! Она-то и все остальные в этом доме какое отношение к этой проклятой войне имеют? За что их-то? Слишком высокая цена за одного Батыра. Знать бы, кто на самом деле находится в доме, все было бы иначе!
Полковник посмотрел на майора:
– Если бы Андрюша ты убил Батыра…
Андрей поднял на командира отряда изумленный взгляд:
– Уж не хочешь ли ты сказать…
Карцев покачал головой:
– Да, майор, Батыра, как и других главарей бандформирований, в доме не было. Ты уничтожил его брата, Хасана!
Закрыв лицо руками, Москвитин тяжело вздохнул:
– Господи! Это как же я задел Оболенского, что он решил ТАКИМ способом вывести меня из игры? Ведь у меня, кроме бесполезных, как оказалось, и совершенно не компрометирующих генерала документов, ничего не было?
– Но почему ты думаешь, что именно Оболенский причастен к трагедии в Матли? Разве сами бандиты не могли подготовить ловушку для спецназа?
Андрей, закурив, ответил:
– Могли. Для группы могли организовать кровавый сюрприз, но не для одиночки. А все в усадьбе покойного Зараева было подстроено конкретно под действия отдельного профессионала. Боевики знали, Игорь, что на их сходняк спецназ выведет диверсанта-одиночку. А откуда они могли об этом узнать? Если в курсе моего применения были Оболенский, ты да я. И это его, генерала, идея использовать в Матли одиночку. Так что, полковник, ловушку в доме бывшего партийного босса, готовили мне! Конкретно мне! И голову даю на отсечение, что Оболенский слил боевикам информацию о предстоящих наших действиях в ущелье, а возможно, генерал был и организатором провокации со стороны боевиков. И потом, насколько я знаю, боевики у других аулов, выйдя в ущелье и не войдя в контакт с противником, которого попросту не видели, вдруг обстреляли склоны и начали обратный прорыв малыми группами. Это мне Лемех с Пановым поведали. Так почему бандиты поступили подобным образом? Да потому, что были заранее предупреждены о засаде спецназа и действовали исходя из этого!
Карцев протянул:
– Ну, ты это уж, по-моему, слишком. Если бы Оболенский был так тесно связан с боевиками, то ФСБ уже давно вычислила бы его. Там ребята, сам знаешь, тоже работать умеют.
Майор согласился:
– Умеют, если им позволят работать.
Полковник поднялся:
– Так, Андрей, хватит. Ты уже начал заговариваться. Тебе уже везде предатели мерещатся. Понятно, что это последствия стресса, перенесенного или еще переносимого тобой. Давай прими душ, потом двести граммов спирта и в постель. Разговор продолжим утром. Сейчас от него толку никакого!
Андрей поднялся, переспросил:
– Завтра? Нет, Игорь, как раз завтра нам с тобой уже не о чем будет говорить. Прибудет спецконвой и заберет меня. И скорее всего туда, откуда не возвращаются! А мне гнить в подвалах следственных изоляторов нельзя! И не потому, что я не желаю отвечать за то, что невольно совершил. Нет, как раз за это я готов понести любое наказание. Но мне надо разобраться с Оболенским, вывести эту гниду на чистую воду. И если погибать, то с ним! Для этого мне нужна свобода! А завтра ее уже не будет.
Москвитин оборвал свою речь:
– Слушай, полковник, ты говорил, что Лопырев и Столяр прибыли с особым заданием Оболенского?
Карцев подтвердил:
– Да. Так они объяснили причину своего прибытия в отряд, не раскрывая подробностей.
Андрей ударил ладонью по столу:
– Вот. Теперь ситуация проясняется.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, Игорь, что Лопырев и Столяр здесь как раз для того, чтобы лично этапировать меня туда, куда прикажет Оболенский. Это еще раз подтверждает, что подстава в Матли не обошлась без активного участия генерала.
– Андрюш! Ну зачем Оболенскому уничтожать тебя? Затевать целую операцию лишь для того, чтобы нейтрализовать какого-то майора? При желании генерал, если исходить из версии, что он связан с бандитами, спокойно мог отправить снайпера в лес к усадьбе – и тот спокойно уложил бы тебя одним выстрелом. Или в доме организовал бы встречу, после которой тебя вынесли бы вперед ногами. Зачем ему, Оболенскому, так усложнять в принципе простую задачу?
– А вот это, Игорь, мне и надо выяснить! Пока я склоняюсь к такой версии. Оболенский считает, неизвестно почему, что я представляю для него серьезную опасность. Он решает убрать меня. И сделать это в Чечне во время боевого выхода, который сам и организовывает, чтобы смерть моя не явилась чем-то из ряда вон выходящим. Потери в ходе спецопераций, к сожалению, обычное дело. Но тут сообщники генерала из числа окружения Джуры, а возможно и сам Джура, предлагает Оболенскому не просто уничтожить меня, а использовать для подрыва стабильности в районе. Понятно, какой резонанс вызовет в обществе расстрел российским офицером целой чеченской семьи. Вокруг Буданова, устроившего самосуд над одной снайпершей, вон какой шум подняли, а тут целая семья! Вероятно, друзья нашего продажного генерала предлагали подставить и штурмовые группы, но тут Оболенский воспротивился. Он понимает, что если карательную подставу повесят на отряд, то ему, как руководителю Службы, несдобровать. Другое дело – диверсант-одиночка, действующий автономно. Бандиты приходят к общему знаменателю. И бойню в Матли устроить, чтобы вызвать дестабилизацию обстановки в обществе, и меня подставить так, что убивать не надо. Сам сдохну в камере во время следствия. Или, что более вероятно, буду расстрелян конвоем, состоящим из верных Оболенскому людей, при банальной «попытке к бегству». И это не будет выглядеть странным. Майор, хладнокровно расстрелявший семью, не пожалевший ни женщин, ни детей, психически здоровым просто не может быть. Пусть временно, но крышу у него явно сорвало. А от такого конвоируемого можно ожидать все, что угодно, и в первую очередь как раз попытки вырваться на свободу! Так что зуб даю, Игорь, Лопырев и Столяр прибыли сюда, чтобы разделаться со мной тогда, когда на меня повесят убийства в Матли и когда я буду бессилен защитить себя. А именно – в процессе конвоирования с базы!
Полковник проговорил:
– Да, кружева ты наплел, куда там! Но… все что сказал, при условии, что Оболенский действительно связан с боевиками, вполне может случиться.
– Вот именно, Игорь. Хорошо, что и ты наконец понял меня. Генерал хочет убить меня. А умирать мне рано. Сначала надо во всем разобраться, а главное, просчитать: в чем же я представляю угрозу руководителю антитеррористической службы? Где, на каком этапе и чему я мог оказаться свидетелем, ставшим смертельно опасным для генерала? А посему мне просто необходимо остаться на свободе! А для этого существует лишь один способ!
– Ты собираешься бежать?
– Да. Но не сейчас, нет. Я не могу подставить еще и тебя. А вот во время этапирования – другое дело. Но побег без твоей помощи невозможен. Скажи честно, я пойму, ты поможешь мне?
Карцев взглянул на Москвитина:
– Конечно, помогу. Вот только чем?
– Слушай меня!
Офицеры склонились над картой.
Закончив изложение плана, Москвитин спросил:
– Ну как?
Полковник оценил:
– Неплохо. Совсем неплохо. Одно настораживает. Слишком уж от многих факторов зависит успех. Если где-то что-то не срастется, все полетит к чертям собачьим.
Андрей согласился:
– Да, план не в полной мере зависит от того, как будут действовать следственные органы и как они организуют конвоирование. Но, по логике, они должны работать именно так. Только при названном мной варианте этапирования Лопырев с дружком смогут инсценировать мою гибель со стопроцентной гарантией выполнения своей задачи. Доставив на «вертушке» в назначенное место, они покончат со мной. Не сразу. Когда рядом не будет посторонних людей. И никакого следствия, и никакой угрозы Оболенскому. К тому же подобный исход устроит и чеченскую сторону. Преступник, расстрелявший беззащитную семью, погиб, труп налицо, волнения прекратятся!
– Значит, ты считаешь, что тебя уберут отсюда «вертушкой»?
– Да. Автомобиль, пусть и с приличной охраной, Оболенского не устроит! Он знает мои боевые возможности и понимает, что на земле у меня остаются шансы переиграть охрану и скрыться. Зачем же ему рисковать, имея прекрасный и беспроигрышный, с его точки зрения, вариант с вертолетом?
Полковник пожал плечами:
– Что ж. Скорее всего, и здесь ты прав. Но, посмотрим, как все сложится в реальности. Допустим, мы обеспечим побег. Что дальше?
– А дальше, Игорь, снабди Захарова такой же радиостанцией, которую предоставишь мне и, оторвавшись от преследования, если оно начнется, или когда обстановка немного успокоится, я через него свяжусь с тобой. Напрямую держать связь нам с тобой нельзя, вот и выступит Гоша посредником.
– Ты ему доверяешь?
– Да.
– А согласится ли он участвовать в нашей авантюре?
– Думаю, согласится. Но мне надо поговорить с ним. Я сейчас пойду в душ, ты прицепи ко мне охрану, пусть Лопырев со Столяром видят, что я под твоим контролем, сам же вызови к себе Захарова. И задержи его до моего возвращения. Разговоры с ним, уверен, затянутся. А потом он приготовит тебе кофе, и все будет выглядеть со стороны естественно.
– Добро.
Майор указал на сканер, лежащий на столе и сигнализирующий о том, что разговор офицеров не прослушивается:
– Ты светофор не выключай. Пусть работает.
– Само собой.
Москвитин, раздевшись, взяв полотенце с туалетными принадлежностями и, дождавшись двух бойцов отделения обеспечения, вместе с ними направился к открытым душевым кабинам мотострелкового батальона. За его перемещением проследил Столяр, доложивший Лопыреву о движениях майора. Старший группы Оболенского махнул рукой:
– Не хрена за ним смотреть. Ему теперь деваться некуда. Везде смерть. В горах она может быть мучительней. Некуда бежать уважаемому Андрею Григорьевичу. Добегался, сука! И поделом! А то супермена из себя строил. Что ты, диверсант-одиночка, офицер особого применения. А попал на подставе, как лох рыночный. Тоже мне профи!
Столяр хотел возразить. Все же Москвитин в отличие от них обоих мог спокойно и один противостоять целой банде моджахедов. Но промолчал. Лопырев являлся старшим в их связке и отличался подленьким характером. Доложит еще Оболенскому, что Столяр вел себя подозрительно, и накрылось теплое хлебное местечко. А терять его старший лейтенант не хотел. Чтобы потом рисковать жизнью здесь, в отряде? Нет уж! Пусть за идею служат другие. А у Столяра свои представления о службе. Надо служить, а если придется, то и прислуживать. Ничего зазорного в этом Яков Столяр не видел. Старлей без комплексов. За хорошие деньги он сделает все, что ни прикажут! Впрочем, такой политики придерживались все приближенные к Оболенскому офицеры, официально составляющие его личный оперативный резерв.
Утро 16 июня выдалось дождливым, что не помешало вертолету, высланному из штаба командования объединенной группировки войск, приземлиться на базе отряда «Гарпун» в 8.25 местного времени.
На площадку спустились два человека в камуфлированной форме. Они, воспользовавшись предоставленным им командирским «УАЗом», подъехали к штабной палатке отряда, возле которой их встретил полковник Карцев. Москвитин находился внутри.
Прибывшие офицеры представились:
– Майор Гурко.
– Майор Мосин.
Первый являлся представителем контрразведки, второй – следователем военной прокуратуры.
Гости спросили:
– Где находится Москвитин?
– В палатке.
– Проводите нас к нему.
Полковник повернулся и зашел в палатку. Андрей уже вышел из спального отсека и сидел на стуле перед столом совещаний. Гурко спросил:
– Майор Москвитин Андрей Григорьевич?
– Он самый!
Прибывшие офицеры представились и Москвитину.
Мосин открыл кожаную папку, достал лист бумаги.
– У меня в руках постановление на арест майора Москвитина.
Следователь протянул его полковнику.
Карцев, ознакомившись с постановлением военной прокуратуры, передал ордер Андрею. Но тот, не став его читать, бросил на стол и поднялся.
– Я имею право собрать личные вещи?
Гурко проговорил:
– Конечно, но, извините, в моем сопровождении.
– Ради бога.
Андрей прошел в спальный отсек, собрал в десантную сумку нехитрые свои пожитки. Особист видел, что конкретно клал в баул майор спецназа, но он не знал, что ранее в сумке было подготовлено двойное дно, куда Москвитин уложил консервы и галеты, а также два блока сигарет вместе с ножом, ложкой и фляжкой, заполненной спиртом. Там же нашлось место для специальной рации с компасом и картой района, а также и для «Винтореза» в разобранном виде.
Убедившись в том, что арестованный уложил в сумку только туалетные принадлежности и смену белья, попросил Андрея выйти из отсека. Что Москвитин и сделал. В штабной части палатки народу прибавилось. Кроме представителей вышестоящего штаба и командира отряда в ней находились еще три офицера, старшие лейтенанты Лопырев и Столяр, а также лейтенант Слава Николаев из первой штурмовой группы. Младшие офицеры были вооружены автоматами.
Андрей обвел их взглядом, затем спросил у особиста:
– Это, как понимаю, конвой?
Гурко подтвердил:
– Да. Это конвой.
Москвитин усмехнулся:
– Надеюсь, наручники на меня надевать не будут? Или спеленаете по всем правилам?
Ответил следователь прокуратуры:
– Не вижу в этом никакой необходимости. Вы же человек разумный. К тому же, уже в селении Матли, после проведенной акции, да и позже, прошедшей ночью, вполне могли при желании скрыться. Однако не сделали этого.
– Ну, если я такой разумный, то зачем конвой? Или вы считаете, что можно сбежать во время полета?
– Нет, я так не считаю, но конвой в случаях этапирования положен по инструкции. И вы видите, что вас будут сопровождать ваши сослуживцы. Это говорит о том, что мы вам, в известной мере, доверяем. В конце концов, в чеченском селении вы выполняли приказ, а не действовали самостоятельно. И следствие, уверяю вас, Андрей Григорьевич, в первую очередь будет исходить именно из этого.
Андрей улыбнулся:
– Хорошо бы. Но что мы ждем? Я готов.
Москвитин в окружении конвоя направился к вертолету. Особист со следователем немного задержались, оформляя бумаги по передаче офицера в руки правоохранительных органов.
Возле вертолета Андрей остановился. К нему подошел прапорщик Захаров с термосом, протянул его Москвитину:
– Вот, товарищ майор, кофе вам на дорожку сварил. Такой, какой вы более всего предпочитаете.
Лопырев отстранил руку Захарова:
– Подожди, прапорщик, неизвестно, разрешит ли начальство брать с собой термос.
Георгий изобразил удивление:
– Да вы чего, ребята? Какое разрешение? Преступника, что ли, сопровождаете? Майор же наш!
– Подожди.
Вступился лейтенант Николаев:
– Прекращай, Лопырь! Чего вызверился?
Лопырев огрызнулся:
– Ну, ты мне еще поуказывай! Тоже начальник. Забываешься, что со старшим по званию разговариваешь?
Николаев усмехнулся:
– Это вы со Столяром старше, что ли? Да клал я на таких старших, крысы тыловые.
Перепалку, грозившую перерасти в приличную ссору, прервал Москвитин:
– А ну хорош базарить! Успокойтесь.
Он повернулся к Захарову:
– Чего ты со своим кофе?
Прапорщик играл отрепетированную ночью роль отменно:
– Так я как лучше хотел!
Подошли старшие офицеры. Гурко спросил:
– Что за шум?
Захаров обратился к нему:
– Да вот, товарищ майор, Москвитину кофе приготовил, он большой до него любитель, а эти, – он кивнул в сторону старших лейтенантов, – воспротивились! Говорят, мол, как еще начальство, то есть вы, на это посмотрите.
Особист взял термос, отвернул кружку. Аромат хорошо приготовленного натурального кофе тут же распространился вокруг. Гурко завернул крышку, передал термос Андрею, проговорив:
– Нашли о чем спорить. Пей, Москвитин, свой кофе! А сейчас всем по местам.
И особист первым поднялся по короткой лестнице внутрь винтокрылой машины. За ним пошел следователь. Николаев на секунду прикрыл собой Москвитина, и Захаров незаметно опустил в карман куртки Андрея заряженный пистолет «ПМ».
Лопырев и Столяр этот маневр не заметили.
Вскоре вертолет, подняв тучу пыли и взяв курс на север, стал стремительно удаляться.
Проводив «вертушку» взглядом, полковник спросил у Захарова:
– Ну что, Гоша, все прошло по плану?
– Так точно, командир. Интересно, как теперь в полете будут развиваться события?
Карцев уверенно сказал:
– Как – не знаю, но одно несомненно: Лопыреву и Столяру не позавидуешь.
– Да и хрен с ними! Козлы, «шестерки», поджопники генеральские!
Полковник строго взглянул на подчиненного:
– А вот это ты мне не того, понял?
– Понял.
– А понял, так иди займись своими обязанностями. И перед штабной палаткой лишний раз не шарахайся. Явишься ко мне только после того, как Москит выйдет на связь. Или по вызову. Тебе все ясно?
– Так точно, товарищ полковник!
– Иди. И смотри, никому о наших делах ни слова! Иначе всем хана!
Прапорщик укоризненно посмотрел на командира:
– Могли бы и не предупреждать. Не маленький!
Захаров, развернувшись, направился в расположение отделения обеспечения, в штате которого числился водителем.
Вертолет шел ниже облачности, почти над самыми вершинами многочисленных перевалов. Андрей знал, что минут через пять начнется плоскогорье, а на нем довольно крупный лесной массив. Действовать следовало до подлета к «зеленке». Он повернулся к иллюминатору: внизу близкие горы, чуть выше – рваные белоснежные облака. Он сидел на скамейке рядом с лейтенантом Николаевым. Напротив – Лопырев со Столяром. Ближе к кабине – особист и следователь. Автоматы генеральских посланцев лежали у них на коленях и стояли на предохранителях. Это хорошо. «ВАЛ» же Николаева приведен к бою. Как и договаривались. Что ж! Пора начинать! Андрей поднял с пола термос, отвинтил крышку. За его действиями безразлично и спокойно наблюдали конвоиры. Налив в крышку кофе, Москвитин вдруг резко отбросил ее в сторону, одновременно выхватив пистолет из левого кармана своей куртки, а также бесшумный автомат из рук Николаева, поднялся и выстрелил из «ПМ» в Столяра. Пуля вошла старлею в шею. Все в салоне замерли. Москвитин встал посередине салона, направив пистолет в сторону офицеров штаба, автомат на Лопырева, приказав:
– Всем сидеть смирно! Лопырь, брось мне под ноги стволы свой и Столяра, особист и следователь тем же макаром – свои пистолеты. Быстро, иначе расстреляю всех, к чертовой матери!
Андрей понимал, что надо провести основную акцию до того, как из пилотской кабины на выстрел появится один из летчиков. Стрелять в него он не мог, да это было бы и небезопасно. Следовало поторопиться. Отбросив ногой автоматы и пистолеты к дверке, Москвитин приставил глушитель «ВАЛа» ко лбу Николаева.
– Где гранаты?
Вячеслав спокойно ответил:
– Да где и должны быть.
– Достань одну.
Но лейтенант проговорил:
– Тебе, майор, надо, ты и доставай.
И глазами Николаев указал Андрею на нижние накладные карманы полевой куртки. Лейтенант, как и Захаров, был посвящен в план побега Москвитина и всего лишь играл отведенную ему роль. Не опуская автомат, прекрасно зная, что офицер не окажет никакого сопротивления, майор без проблем извлек из куртки Николаева наступательную гранату «РПГ-5». И вовремя. Дверка кабины пилотов открылась, и в ней появился один из летчиков с табельным пистолетом в руке. Андрей зубами выдернул кольцо. Теперь гранату от взрыва удерживала лишь предохранительная чека, зажатая в руке майора. Отпусти Москвитин ее – и через секунды взрыв! Пилот мгновенно оценил ситуацию, бросив пистолет на пол. Особист и этот «ПМ» отбросил ногой к майору. Летчик спросил:
– Что ты хочешь, майор?
Андрей улыбнулся:
– Самую малость. Чтобы ты передал командиру приказ на посадку вертолета!
– После чего ты подорвешь нас?
– Не говори глупости. Мне ваши жизни не нужны. Кто заслужил смерть, тот ее уже получил.
– Но мы не сможем сесть в горах.
– Cовсем скоро, судя по времени полета, внизу должно обозначиться плоскогорье и лес. Вот рядом с «зеленкой» экипаж должен опуститься до такой высоты, чтобы я мог покинуть ваш гостеприимный борт. Тебе все ясно, капитан?
– Ясно.
Капитан-летчик вернулся в кабину. Москвитин между тем собрал оружие, сложил его в сумку, заставив конвойных передать ему и запасные магазины, что было немедленно выполнено. В конце возникла небольшая проблема. Одной рукой Андрей никак не мог застегнуть сумку, вторая же по-прежнему сжимала гранату. Москвитин приказал помочь Николаеву. Лейтенант выполнил требование майора. Вертолет начал снижение. Москвитин перевел глушитель «ВАЛа» на бледного, испуганного Лопырева, приказав:
– Лопырь, к двери борта. Открой ее.
Человек Оболенского метнулся к десантному люку. Открыл его. Салон тут же наполнился грохотом двигателя и заметавшимся по салону ветром. Андрей выкрикнул Лопыреву:
– Сколько до земли?
Тот, посмотрев с опаской вниз, так же громко ответил:
– Метров пятьдесят.
– Лес рядом?
– Да. Поле и лес.
– Хорошо.
Старший лейтенант хотел было отойти от двери, но Москвитин остановил его:
– Куда? Оставаться на месте!
Лопырев глазами жертвенного барана посмотрел на майора. Видимо, поняв, что с посадкой его участие в побеге проклятого профессионала Москита не закончится. Правильно понимал.
Как только вертолет завис над неровной площадкой, не позволяющей винтокрылой машине приземлиться, со своего места поднялся Гурко:
– Вы совершаете большую ошибку, Москвитин!
Андрей взглянул на особиста, ответил:
– Я ее совершил давно, согласившись служить под началом подонка. Я покидаю борт, не советую пытаться уничтожить меня на земле. Улетайте или разнесу «вертушку»! Большой привет генералу Оболенскому!
Майор повернулся к Лопыреву:
– Пошел вниз, Лопырь!
– Но…
Договорить старший лейтенант не успел. Отбросив «ВАЛ» за спину, Москвитин схватил за шиворот Лопырева и буквально выбросил из вертолета. Следом сбросил сумку. Подмигнув особисту и следователю, спрыгнул сам. Вертолет тут же начал подъем, а Андрей приказал телохранителю генерала:
– Схватил сумку и в лес! Бегом марш!
Когда Андрей и Лопырев ворвались в кусты, Москвитин остановил старлея:
– Стоять! Теперь налево и бегом вдоль «зеленки» к перевалу!
Рокот двигателя вертолета затих в окрестных горах.
Лопырев проговорил:
– Сейчас с «вертушки» свяжутся с ближайшей войсковой частью, и сюда выбросят десант, который оцепит район. На что вы надеетесь, майор?
Москвитин, высматривая яму, куда можно было бы бросить гранату, ответил:
– На твои ноги! И чем быстрее ты будешь передвигаться, тем больше шансов у тебя остаться в живых, при определенных условиях, естественно. Бегом марш!
Он увидел трещину. Метнул в нее «эргэдэшку»! Раздался взрыв, не принесший никому вреда.
Старшему лейтенанту пришлось подчиниться. Не отягощенный никаким грузом, кроме автомата, и прекрасно физически подготовленный, майор все время подгонял его. Так что перевала достигли быстро. Как раз за несколько минут до того, как над плоскогорьем появились три вертолета «Ми-8». Один из них поднялся на приличную высоту. Оттуда велась разведка всего района. Две другие машины барражировали над открытой местностью.
Москвитин, зажав Лопырева в расщелину скалы, следил за движениями пилотов. Два вертолета опустились к самым камням, из них, как ранее сам майор, начали спрыгивать солдаты. Всего высадилось около сорока человек. Негусто для того, чтобы попытаться накрыть район возможного пребывания беглого преступника с заложником. Ведь наверняка так на данный момент трактовалась ситуация с Андреем в штабе ОГВ. Третья «вертушка» начала снижение и вскоре выбросила из своего чрева еще человек двадцать пять. Стало ясно: к поискам и нейтрализации Москвитина федеральное командование привлекло роту. Маловато будет. Но, скорей всего, в штабе, особенно в отделе контрразведки, понимали, что майору спецназа даже с заложником, также являвшимся офицером спецслужбы, а следовательно, имеющим приличную физическую форму, в любом случае удастся уйти с плоскогорья. И направление отхода просчитать невозможно. Привлекательней выглядел лес, но пойдет ли туда спецназовец? Поэтому и выслали роту. Ведь как-то среагировать в штабе на побег Москвитина соответствующие чины должны были? Вот и среагировали, отправив роту на зачистку местности, чтобы было о чем доложить своему начальству. Да и ротный, если не дурак, особого рвения проявлять не будет. Ему растягивать подразделение в назначенном квадрате не в кайф. Глядишь, вместо беглого майора и на банду моджахедов нарвешься. Попробуй тогда отбиться, когда рота будет разбросана мелкими группами по обширному плоскогорью. А уж пилотам вертолетов вообще нет смысла кружить на малой высоте. Слишком велика вероятность получить под винт ракету ПЗРК типа «Игла». В этом глухом районе все возможно. Майор оказался прав. «Вертушки», высадив десант, поднялись за облака, рота, повзводно разошлась метров на сто от места высадки и остановилась. Командир подразделения предпочел осмотреть местность через бинокль. И никуда он не торопился! Опытный офицер! Война научила беречь себя и людей при выполнении распоряжений вышестоящего командования. Поиски, если таковыми можно назвать статичное пребывание на плоскогорье мотострелковой роты, командир которой больше думал о том, как бы не напороться здесь на боевиков, продолжались чуть более двух часов. Затем вертолеты, вынырнув из-за облаков, подобрали подразделение и скрылись за макушками деревьев лесного массива.
Андрей, достав пачку сигарет, закурил.
Повернулся к сидящему в глубине расщелины Лопыреву:
– Ну, а теперь, Степа, поговорим! У меня много вопросов, на которые я надеюсь получить правдивые ответы, ибо… ибо от этого, старший лейтенант, напрямую зависит твоя жизнь.
Лопырев пробурчал:
– Вы в любом случае уберете меня!
– Да, я должен бы тебя пристрелить, получив нужную информацию. Но я не сделаю этого, если ты будешь полностью откровенным со мной! И знаешь почему?
– Почему?
– Потому, что с этого дня жизнь для тебя станет хуже смерти. Оболенский, узнав, что я прихватил с собой и тебя, тут же вынесет приговор старшему лейтенанту Лопыреву. И твое возвращение будет равнозначно восхождению на плаху!
– Тогда какой смысл мне цепляться за жизнь?
Андрей, внимательно посмотрев на Лопырева, ответил:
– Смысл есть, и заключается он во мне. Только я, несмотря ни на что, я один могу гарантировать тебе жизнь. Странно звучит, да? Беглый майор, превращенный в преступника и уже объявленный вне закона, который, казалось бы, должен сам скрываться от всех и всего, гарантирует своему заложнику жизнь, на которой даже высокие начальники поставили жирный крест. Но я повторю. Твое спасение во мне. Как, впрочем, и вся судьба.
Москвитин затушил сигарету:
– А между тем – все очень просто. Твоей жизни существуют две угрозы. Одна исходит от меня, другая – от Оболенского. Чтобы сохранить жизнь, надо эти угрозы ликвидировать. Первую – полной информацией о делах Оболенского. Вторую – нейтрализацией самого генерала в результате мероприятий, которые можно провести, обладая этой полной информацией. Другими словами, ты помогаешь мне вывести генерала на чистую воду. В этом случае я обещаю тебе жизнь, даже если ты напрямую замешан в убийстве семьи Ковалевых.
Лопырев попытался что-то возразить, но майор не дал ему сделать это:
– Помолчи пока! У тебя еще будет и время, и возможность высказаться, отвечая на мои вопросы. Так вот, если ты помогаешь мне, я помогаю тебе. Хотя у тебя есть выбор. Ты можешь отказаться и умереть немедленно. Но учти, если ты выберешь жизнь, то должен будешь выполнять все мои указания. Беспрекословно. Это обязательное условие исполнения мной взятых на себя обязательств. На раздумье у тебя минута. Время пошло!
Андрей прекрасно понимал, каким будет ответ прихвостня Оболенского, как понимал и то, что Лопырев, согласившись на сотрудничество, не оставит мысли при возможности выйти из игры. Все же он кое-чему обучен. А выйти из игры и при этом безбоязненно вернуться к Оболенскому старший лейтенант может лишь в том случае, если сам сумеет ликвидировать Москвитина. Тем более возможностей для этого представится масса. Майор физически не сможет постоянно контролировать его. Сейчас Лопырь, скорее всего, и просчитывал этот вариант. Но он не знает одного. Того, что Москвитину нужна только информация о связях Оболенского с руководителями бандформирований. Сам же старший лейтенант станет лишь помехой в работе майора. Поэтому попытка Лопырева убрать Москвитина будет на руку майору. Просто так расстрелять безоружного человека, пусть и предателя и убийцу, он не сможет.
Что ж, думай, Лопырь, думай!
Взглянув на часы, Андрей произнес:
– Время вышло, я слушаю твой ответ.
– Я согласен! У меня нет другого выхода, как сотрудничать с вами! Предупреждаю, я знаю не так много, как это может показаться. Но то, что знаю, расскажу!
– Молодец! Просчитывать обстановку, бегая в «шестерках» Оболенского, ты еще не разучился. Но разговор немного отложим. Для начала нам надо уйти в более безопасное место, а именно подняться на вершину перевала, откуда будем иметь возможность более широко контролировать местность.
Лопырев спросил:
– Вы знаете тропу, по которой можно подняться на этот хребет?
– Нет! Но мне кажется, если пойти этой расщелиной, то мы можем выйти наверх. Хотя я могу и ошибаться. Но так как нам все равно придется действовать методом тыка, то начнем прямо отсюда.
Лопырев задрал голову вверх. Расщелина действительно простиралась ввысь и была пригодна для подъема без применения специального снаряжения.
Москвитин поторопил «напарника»:
– Давай, сумку через голову за спину и вперед. Я за тобой.
Старшему лейтенанту пришлось в очередной раз подчиниться.
Трещина вывела Москвитина и Лопырева на вершину перевала. Более того, они вышли на сравнительно обширную и ровную площадку, окруженную невысокими зубцами горной породы. Здесь можно провести какое-то время. И контролировать подходы как снизу, так и с воздуха, имея в последнем случае возможность скрыться от наблюдателей с вертолетов. К тому же отсюда можно уйти по четырем направлениям. Обратно на плоскогорье, в ущелье, а также по хребту как вправо, так и влево. Так что окружить их было практически невозможно.
Перекурив, Андрей открыл сумку, выложил из нее оружие, отстегнув из него магазины и обоймы, вскрыл перегородку двойного дна, достал консервы с галетами. Взглянул на Лопырева:
– Перекусим. Силы нам понадобятся. Потом и поговорим.
Распечатав по банке «Завтрака туриста», Андрей одну протянул старшему лейтенанту.
Пока беглец с заложником спокойно обедали, генерал Оболенский получил доклад из Чечни о том, что при этапировании Москвитина майору удалось захватить вертолет и, заставив пилотов приземлить машину, скрыться в районе массива в пятидесяти километрах от ближайшей войсковой части. Руководитель Службы узнал и о том, что Москвитин при побеге, убив одного из людей генерала, старшего лейтенанта Якова Столяра, захватил с собой Лопырева. А чуть позже Оболенский принял сообщение о том, что поиски беглеца с заложником в районе высадки результатов не принесли, хотя для зачистки местности оперативно была выслана полноценная мотострелковая рота и три вертолета воздушной разведки. Москвитин с Лопыревым исчезли, и путей у майора для отхода в том квадрате было много.
Оболенский сорвал злость на Григоряне, накричав на него, и закрылся в своем кабинете.