Книга: Пески смерти
Назад: Глава 9 Гоцлар Великий 1939 год. Внутренний мир Земли
Дальше: Глава 11 Врата 1939 год. Каракумы
Глава 10
Записки Григория Арсеньевича Фредерикса
Продолжение
И смерть носилась… мы редели;Геройски все стоял казак.Про плен мы слышать не хотели,А этого желал нам враг.Казачья песня«В степи широкой под Иканом»
Утром меня разбудил Грищенков.
— Что делать будем?
Собственно говоря, это я должен был задать ему этот вопрос. Что делать дальше? Похоже, что наша «экспедиция» в Гоцлар откладывалась на неопределенный срок.
— А вы как считаете?
— Я думаю, надо брать ноги в руки и рвать когти от и наших «друзей»-социалистов. Тут добра ждать не приходится. Вообще, если бы мне предложили выбирать между социалистами и бандитами Акур-паши, я бы выбрал последних. А эти… Ты же видел товарища Константина! Лживая, продажная личность. Утверждает, что борется за идеалы мировой революции, а сам мать родную готов продать. Вон, в Москве рабочие мятеж подняли, так где наш революционер был? Только не в Москве. Для общественности — в Швейцарии, а сам тем временем шастал по юго-востоку страны и смотрел, что бы такое экспроприировать в свой карман.
— Значит, бежать?
— Тоже проблематично, — протянул Грищенков. — Чтобы выжить в пустыне, нужны припасы, оружие. Отсюда до ближайшего колодца дня три пути. И это верхом. А без воды, без провианта… Днем иссушающая жара, а вечером холод собачий.
— Может, Гоцлар?
— Ну, хорошо, воду, может, мы там еще найдем. Но город мертвый… Чем мы там будем питаться? Костями тысячелетней давности?
— Кстати, а где Вельский? — неожиданно спросил я.
— Если бы я знал…
Однако совсем скоро мы получили ответ.
Не успел Грищенков договорить, как полог палатки распахнулся, и на пороге показался товарищ Константин в сопровождении двух дюжих джигитов.
— П-гх-оснулись? Вижу, п-гх-оснулись, голубчики, и во-гх-куете. А чаек-то стынет… Вставайте, вставайте… К кост-гх-у п-гх-ошу, там покалякаем.
Джигиты помогли нам подняться и чуть ли не пинками выгнали из палатки, препроводив к костру, вокруг которого уже сидело несколько экспроприаторов, а также, что удивительно, господин Вельский. Но в отличие от остальных, он выглядел смущенным, сидел потупив голову и даже не взглянул на нас.
— Садитесь, садитесь, — продолжал картавый революционер, словно не замечая наших конвойных. — Не стесняйтесь… — а потом, повернувшись к здоровенному азеру, судя по всему, главному по чаю, попросил: — Вот, пожалуйста, това-гх-ищам чайку налейте.
Грищенков взял пиалу, но даже не посмотрел на нее. Он не сводил взгляда с Вельского, который хоть и не поднимал головы, казалось, ощущал этот взгляд и ежился под ним, чувствуя себя очень неловко.
— Да вы садитесь, батеньки, садитесь, в ногах п-гх-авды нет.
— «Присаживайтесь», — наконец, выдавил сквозь крепко стиснутые зубы Грищенков. — Сесть я всегда успею.
— И то ве-гх-но, и чтоб не сглазить, — и товарищ Константин трижды сплюнул через левое плечо. — Мне п-гх-о сглаз один священник гх-ассказывал. Хо-гх-оший был батюшка. Мы его в гх-асход пустили. Посадили в смоляную бочку и подожгли. Как он ве-гх-ещал… Но, сами понимаете, служитель культа — враг ми-гх-ового п-гх-олетариата, п-гх-испешник класса эксплуатато-гх-ов…
— Лучше вы мне скажите, что у вас вот этот тип делает? — и Грищенков кивнул в сторону Вельского.
— А, това-гх-ищ Вельский. Он, как водится, осознал всю п-гх-авоту ми-гх-овой гх-еволюции. Хотя знаете, я тоже п-гх-едателей не люблю, — мгновение, и в руке товарища Константина словно из воздуха появился пистолет. Бах! И Вельский повалился в костер, да там и застыл. Потянуло запахом паленой плоти. — Все п-гх-едатели плохо кончают, — продолжал товарищ Константин, повернувшись к нам.
— Не «кончают», а «заканчивают», — машинально поправил Грищенков.
— И тем не менее, — продолжал коротышка, — этот человек был настоящим п-гх-едателем. П-гх-едставляете, сам п-гх-ишел ко мне и гх-ассказал, зачем вы попе-гх-лись в самое се-гх-дце песков… Клады, так сказать, ищем, батеньки… А ведь вы должны знать, что наша партия считает: все клады и богатства нед-гх должны п-гх-инадлежать на-гх-оду.
— Выходит, эта гнида нас сдала, — кивнул Грищенков в сторону все еще лежащего в костре трупа.
— Не сдал, а гх-аск-гх-ыл истинную суть ваших ко-гх-ыстных нату-гх.
— Ладно, хватит демагогии, — отрезал Грищенков. — Золото ты у нас отобрал, чего тебе еще от нас надо?
Какое-то время товарищ Константин молчал, словно пребывая в глубоком раздумье.
— Ста-гх-инные сокровища — вот, что нужно моей па-гх-тии и ми-гх-овому гх-еволюционному движению.
Теперь задумался Грищенков.
— Хорошо. Предположим… нет, только предположим, что нам известно, где начинается дорога в Гоцлар, — при этом слове все сидящие у костра разом встрепенулись. Наверняка, многие из людей товарища Константина слишком плохо знали русский язык, чтобы понимать суть нашего разговора, но название «Гоцлар» они знали, однако Грищенков сделал вид, что не заметил общей реакции. — Но где конкретно зарыты сокровища, нам неизвестно.
— Ничего, мы сами поищем, — широко улыбнулся товарищ Константин. — Вы только укажите общее нап-гх-авление, так сказать, гх-абочий векто-гх.
— Гарантии?
— А о каких, собственно, га-гх-антиях идет гх-ечь? Я ведь могу и плюнуть на сок-гх-овища, тем более большой воп-гх-ос: существуют ли они вообще? Так что укажите начало до-гх-оги, и мы вас не убьем.
— Даете слово?
Товарищ Константин кивнул.
— Тогда дайте нам посоветоваться.
— Советуйтесь, у вас пять минут.
Грищенков встал и на несколько метров отошел от костра. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
— Похоже, Роман Устинович, в этот раз мы попали в переплет.
— Да уж, — протянул Грищенков.
— Может, рванем?
— Куда? Джигиты этого маньяка нам руки скрутят, мы и ста метров не пробежим.
— Выходит, плакали сокровища Гоцлара?
— Выходит… — с обидой в голосе протянул Грищенков. — Хотя есть у меня одна мыслишка…
— ?
— Люди Акур-паши много честнее. Если товарищ Константин даст слово, то…
— Может, не стоит…
— Пока эти гады будут искать чужое золото, можно смотаться за людьми Акур-паши и подождать товарища Константина, устроив ему теплый прием.
— Наверное, стоит остановиться…
— Хватит болтать! — закричал товарищ Константин, повернувшись в нашу сторону, и потом более мягко добавил. — Давайте к косте-гх-ку, чаек стынет.
Когда мы подошли, первое, что я заметил, — тело Вельского исчезло. Нам вновь подали пиалы горячего чая.
— Итак, к какому же гх-ешению вы п-гх-ишли? — спросил революционер. — В его глазах засверкали неприятные искорки.
— Наши гарантии?
— Ну, судя по последним событиям, даже банк Его импе-гх-ато-гх-ского величества не даст вам полной га-гх-антии. Что ж, убить я вас не убью.
Грищенков кивнул.
— Хо-гх-ошо. Тогда можете начинать.
— Что начинать?
— Покажи нам, где начинается дорога в Гоцлар.
Грищенков посмотрел на меня. А я-то что? Похоже, мечтам моим о богатстве так и не суждено было осуществиться. Однако сейчас нужно было думать о том, как спасти свои шкуры, вырваться из лап этого убийцы-психопата.
Как там было нарисовано на карте? На несколько секунд я замер, изучая Двойную скалу, потом уверенно повернулся в сторону невысоких холмов.
— Пошли, что ли?
Мы шли с полчаса, обходя озеро-оазис и поднимаясь все выше и выше по склону одного из холмов. Наконец я остановился, внимательно оглядываясь. Где-то здесь находилась нужная мне лощинка. Движением руки я приказал своим спутникам подождать.
— Это где-то здесь… — пробормотал я, разглядывая кусты и вспоминая указания, начертанные на древней карте.
— Хо-гх-ошо, хо-гх-ошо, ты ищи, — подбодрил меня товарищ Константин, — твой д-гх-уг пока побудет с нами, а то вд-гх-уг тебе в голову придут какие-нибудь глупые мысли.
В ответ я ничего не сказал.
Спустившись чуть ниже по склону, я стал бродить среди скал и кустов, выписывая круги, все шире и шире. Товарищ Константин и его спутники терпеливо ждали, издали следя за моими перемещениями, наконец я натолкнулся на низинку, которая вроде бы соответствовала описаниям. Жестом поманив остальных к себе, я спустился по каменистому склону и замер перед глухой стеной. Отыскать выступ, открывающий тайный ход, было делом одной минуты. К моей радости, древний механизм оказался в полной исправности. В этот миг мне больше всего хотелось, пропустив вперед товарища Константина и его головорезов, закрыть за ним дверь. Ну а уж с остальными бандитами мы с Грищенковым как-нибудь справимся. Мне казалось, что лишившись главарей, они станут более покладистыми.
Поэтому, когда «революционеры» появились в лощинке, я всего лишь указал им на черный зев пещеры, ни слова ни сказав про скрытый механизм.
Однако товарищ Константин с большим скепсисом отнесся к указанной мною дороге.
— И вы, молодой человек, хотите уве-гх-ить меня, что это и есть до-гх-ога к сок-гх-овищам?
Я кивнул:
— Эта дорога ведет в Гоцлар, а где зарыты сокровища, я не знаю.
Товарищ Константин вновь с сомнением покачал головой. Потом кивнул двум бандитам:
— П-гх-ове-гх-те.
Те исчезли в темном проходе. Потом где-то там, в глубине пещеры, вспыхнул огонек. Разведчики вернулись минут через десять.
— Там локтей пятьсот, и начинается расселина.
— И куда она ведет?
— То ведомо одному Аллаху!
Хоть они и говорили не по-русски, я отлично понимал их речь.
— Вы обещали нас отпустить, — вмешался в их разговор Грищенков.
— Обещал, обещал… — товарищ Константин наморщил лоб. — Нет, батенька, что вы… Я обещал вас не убивать… Но отпустить… А вд-гх-уг это не тот ход? Вд-гх-уг вы меня обманываете? Нет… Так не пойдет… — И он вновь обратился к одному из своих помощников-азеров: — Не убивайте их. П-гх-ивяжите к колышкам, только пгх-ове-гхьте, чтобы понадежнее.
После чего меня с Грищенковым повели назад в лагерь, где нам велено было раздеться. Я повиновался, а мой друг попытался сопротивляться. Однако это оказалось бесполезным. Его не только раздели, но и избили прикладами винтовок. Судя по тому, с каким трудом он дышал, эти звери сломали ему несколько ребер.
Содрав с нас последнее исподнее, нас разложили на земле, привязали за запястья и лодыжки к колышкам, вбитым в песок. Причем колышки были вогнаны так глубоко, что любые попытки освободиться ни к чему бы не привели.
— Вот и славно, — осмотрев нас, заметил товарищ Константин. — Как видите, я свое обещание де-гх-жу. Что до солнца и гх-азных гадов, то относительно их я вам ничего не обещал… — тут он радостно хихикнул. — Так что вы пока тут полежите, позаго-гх-айте. А дня че-гх-ез т-гх-и — четы-гх-е, когда мы назад поедем, я, быть может, вас освобожу.
— Гнида, — только и выдавил из себя Грищенков, сплевывая на песок кровавую слюну и обломки зубов.
— Ну что вы, что вы… — с улыбкой отвечал ему товарищ Константин. — Всего лишь бо-гх-ец с ми-гх-овым импе-гх-иализмом. — И, подойдя, он со всего маха вогнал нос своего сапога в пах моего приятеля. Тот аж взвыл от боли, выгибаясь всем телом.
После чего Константин и его люди ушли, а мы остались лежать нагишом под неумолимым солнцем пустыни. Казалось, время остановилось. Каждая минута превратилась в вечность.
— Ну, что станем делать, приятель? — подал голос Грищенков.
Я не ответил. А что мне было говорить? Распятый нагишом на песке, я был совершенно беспомощен. Единственное, что мне оставалось, так это понять, отчего я умру: он солнечного удара, клювов стервятников или укуса какой-нибудь ядовитой гадины, которых в пустыне полным-полно. Последнее было бы предпочтительнее всего. Как говорится, смерть без особых мучений.
Как мне описать те муки, что пережил я в течение следующих суток? Мы лежали и страдали, стараясь не разговаривать, чтобы сберечь последние капли влаги, оставшиеся в наших организмах. Иногда в порывах отчаяния я начинал дергаться, пытаясь расшатать колья, вбитые в землю, но все было бесполезно. Однако самое страшное началось ночью, когда после солнечного удара меня начал бить озноб. Ночь в пустыне была невероятно холодной. Где-то после полуночи провидение смилостивилось надо мной, и я потерял сознание. А Грищенкову пришлось много хуже моего. Судя по всему, к полуночи он спятил, потому что в те моменты, когда сознание возвращалось ко мне, я слышал, как он… пел. Это была ужасная бесконечная песня без слов. Нечто среднее между завыванием волка и петербургским романсом. По крайней мере, мне так это запомнилось. Его голос, то и дело срывающийся на хрип, несся к небесам, к огромной желтой луне, напоминающей головку голландского сыра.
Но все было бесполезно. Мы были одни на много сотен миль, некому было прийти нам на помощь.
* * *
Несколько раз я приходил в себя, и это были самые ужасные минуты моей жизни. А потом мне приснился сон. Я был в Петербурге, задумчиво брел по изукрашенным тенями листвы дорожкам Летнего сада. Навстречу мне шли пары в старомодных дорогих одеждах: мужчины во фраках, узких брюках и цилиндрах, женщины в легкомысленных шляпках, изысканно вышитых платьях. У каждого мужчины была трость, у каждой женщины — кружевной зонтик от солнца. Все они беспечно прогуливались, и порой мне казалось, что я попал на какую-то странную карусель, где деревья двигались в одну сторону, а прогуливающиеся пары — в другую.
В том сне я не сразу понял, что один нарушаю правила игры. Мне нужна была пара, иначе я выбивался из и общего ряда, нарушал некую идеальную гармонию этого места. Я начал метаться из стороны в сторону, словно в кошмаре. Но вот… я увидел ее… незнакомку. Я видел ее только со спины, но знал: она прекрасна. Я бежал по тропинкам, которые почему-то все время вели совсем не туда, куда мне нужно. А незнакомка то приближалась, то почти исчезала вдали.
Я бежал за ней со всех ног, спотыкался, едва сохраняя равновесие, но не мог ее нагнать. И все же в какой-то миг мой сон дал слабину. Мгновение, и она оказалась рядом со мной, я протянул руку, понимая: еще мгновение, и она повернется, и я увижу наконец-то ее прекрасный лик. И вот она действительно повернулась, и я задохнулся от ужаса: на меня уставились пустые глазницы полусгнившего черепа, обрамленного вьющимися каштановыми кудрями. Я не смог ничего сказать. Те слова, что я приготовил, застыли в моем горле немым комком вместе с криком ужаса. А ее черные, бездонные пустые глазницы, казалось, надвигались на меня. Становились все больше и больше. Я чувствовал, что тону, что неведомая сила тащит меня все глубже. А потом словно удавка стянула мое пересохшее горло, в носу засвербило. Я изогнулся всем телом, несколько раз чихнул и пришел в себя…
Я сел, закашлявшись.
В первый миг мне показалось, что я еще сплю, но в следующий…
Я был в палатке, нагишом лежал на походной койке, покрытый толстым слоем мази. Надо мной склонились врач и несколько офицеров.
В первую очередь я хотел спросить: «Где я? Что с Грищенковым?» Но вместо звуков из моего горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.
— Дайте ему воды! — приказал врачу дородный офицер с огромными рыжими усами. — Он должен говорить. Эти бандиты и так опережают нас почти на сутки.
— У него тело обезвожено, если ему дать напиться, его вырвет, и всё… — возразил врач, человек в белой шапочке и белом халате. — Кроме того, у него сильный солнечный ожог.
— Да мне плевать. Нам нужно схватить этих мерзавцев. Схватить любой ценой!
— Но это же не один из них!
Я закрыл глаза. И в этот час происходящее рисовалось мне в самом мрачном свете.
Вновь очнулся я только к вечеру. В палатке никого не было. Я попытался сесть, и мне это удалось. Оглядевшись, я обнаружил простыню, наброшенную на спинку одного из походных стульев. Накинув ее, я на подгибающихся ногах вышел из палатки, откинул полог. Солнце уже повисло у самого горизонта, а передо мной раскинулся огромный военный лагерь — двести клинков, не меньше. Регулярная армия и полицейские части.
Закрыв полог, я вернулся на свое ложе, вытянулся на нем и задумался. Откуда здесь взялись войска? Погоня за бандитами? Слишком много чести для товарища Константина. Но если учесть похищенное золото… А потом мысли мои приняли совершенно другое направление. Золото для меня наверняка теперь потеряно, но что рассказать военным?
Пожалуй, нужно назвать свое настоящее имя. На проверку моих слов может уйти какое-то время, но, в конце концов, я ветеран японской войны. Вот только как объяснить, что я попал к бандитам? А может, лучше сказать правду, но не всю. Скажем, так я случайно узнал о месторасположении древнего города, хотел организовать экспедицию. Бандиты схватили меня, пытали. Пусть я сам останусь ни с чем, но и товарищ Константин ничего не получит.
Но нужно торопиться.
Приняв определенное решение, я вновь встал и только направился к выходу из палатки, как полог разошелся, и в палатку вошел давешний доктор и с ним несколько офицеров.
— Вижу, ваш пациент вполне оправился, — заметил дородный рыжеусый офицер.
Я же, не дожидаясь дальнейших вопросов, вытянулся и отрапортовал, доложив чин, название полка, в котором служил, а дальше назвал свое имя и дворянское звание. Офицер, в свою очередь, представился полковником Авдеевым. Судя по его рассказу, он преследовал банду социалистов, напавших на поезд, перевозивший золото в слитках. Они проследили бандитов до самого оазиса, а дальше… Разбойники словно в воздухе растворились. Единственные, кого они нашли — меня и труп Грищенкова.
А что до моей истории, то мне поверили. Я представил себя и Грищенкова искателями приключений, которые, раздобыв древнюю карту, отправились за сокровищами, вот только попали к революционерам, которые отобрали карту и силой заставили рассказать о местонахождении сокровищ. После чего нас бросили умирать. Тем временем мне выдали одежду, а потом меня на носилках отнесли в расселину, откуда начиналась дорогу в Гоцлар. Я показал военным пещеру, ни слова не сказав о том, что существует скрытый механизм, закрывающий проход, однако предупредил о ловушках, которые подстерегали их впереди. Я дословно повторил им древние загадки, но когда меня попросили уточнить смысл древних строф, я не смог этого сделать. А что до камня, закрывавшего вход, то некое шестое чувство подсказало мне, что этот камень мне еще пригодится.
После чего я уснул — мой организм был еще слишком слаб, и небольшое путешествие, пусть даже в носилках, измотало меня.
* * *
Снова очнулся я более чем через сутки в той же самой палатке, только место было другое. Теперь лагерь военных был разбит на краю города, точнее руин города, располагавшихся посреди долины, зажатой между холмами. Гоцлар? Неужели эти груды щебня и есть останки некогда великого города-колыбели человеческой цивилизации, зародившейся еще задолго до культуры Междуречья и Древнего Египта? Нет! Вспоминая механизм Старцев, который вывел меня на тайную тропу в Гоцлар, я задал себе вопрос: как мог сохраниться механизм и погибнуть город? Нет, подобного случиться не могло, а значит, предо мной, скорее всего, не сам Гоцлар. К тому же все великие города Земли имеют пригороды. Быть может, предо мной останки какого-нибудь доисторического Павловска или Петергофа. Эта мысль вызвала у меня усмешку, а усмешка — боль. Обожженная кожа давала о себе знать.
Была вторая половина дня, и солдаты, выставив охрану, занимались обустройством лагеря. Отыскав укромный уголок, я справил нужду и только собирался вернуться в палатку, как меня окликнул старый солдат, один из тех, кого я видел в свите полковника.
— Господин Фредерикс! Вас-то я и ищу.
— Да? — я насторожился. Вдруг полковнику стало что-то известно о моей истинной причастности к ограблению? Но пытаться бежать? Бессмысленно!
Повесив нос, я направился за посыльным в штабную палатку. Там вокруг походного стола с расстеленной картой собрались офицеры. Посыльный, вошедший вперед меня, доложил:
— Илья Христианович, господин Фредерикс доставлен.
Повернувшись в мою сторону, полковник Авдеев смерил меня внимательным взглядом, словно видел в первый раз.
— Добрый день, Григорий Арсеньевич, — поздоровался он.
— Добрый день.
— Вы у нас, судя по всему, единственный эксперт по здешним местам и банде этого «товарища Константина». Так вот, я хотел бы еще раз спросить у вас… — тут он сделал многозначительную паузу, а я весь внутри сжался, словно ожидая удара хлыстом. — Вам нехорошо? Что-то вы побледнели? — неожиданно сменил он тему.
Я лишь кивнул. Один из военных поднес мне стакан воды, которую я с жадностью выпил.
— Ну как, получше? — через несколько секунд поинтересовался полковник. — У нас, видите ли, странная ситуация, и времени нет совсем. Итак, давайте уточним. Сколько человек было в банде?
— Двадцать пять — тридцать, — не задумываясь, выпалил я.
Полковник многозначительно хмыкнул и снова спросил:
— А не слышали ли вы разговоров среди бандитов о каком-нибудь местном племени или клане, который их поддерживает?
— Нет, — снова без раздумий ответил я. — Более того, судя по тому, что я слышал и видел, бандиты этих мест не знают.
— Хорошо… — задумчиво протянул полковник. — Тогда я попросил бы вас еще раз повторить все, что касается того города… заброшенного города Гоцлара.
— Ну, я же вам все рассказал.
— И все же.
— На нашей карте была отмечена тропа, ведущая в город, а также приведено три комментария относительно того, как обойти все западни… — (Все три текста и карту, нарисованную по памяти, я начертил на отдельной странице дневника.) — Сокровища же надлежит искать в сокровищнице за алтарем центрального храма.
— И где же этот храм?
— А я откуда знаю? Так было написано в древнем манускрипте.
— Но перед нами только руины.
Тут я, в свою очередь, замялся:
— Видите ли, я не уверен, что это Гоцлар. Вряд ли такой город, пусть даже за тысячелетие, мог превратиться в груду камней…
— Тогда что это, и куда мы попали?
— Боюсь, что мы на руинах одного из предместий великого метрополиса прошлого.
— Ладно, — полковник покачал головой и махнул рукой. — С этим мы позже разберемся. Вы лучше расскажите, не было ли в этом манускрипте сказано о племени, охраняющем город?
Я только пожал плечами:
— Ни о чем подобном там не упоминалось.
— Значит, вам точно ничего не известно о племени, клане, народности в оранжевых тогах?
— Оранжевые тоги носят буддийские монахи.
— Ну, эти не монахи уж точно. А если и монахи, то какая-то особая кровожадная разновидность язычников.
— ?..
— Когда мы подошли к этим руинам, на нас напали… где-то неподалеку взвыла труба, и тут же другая подхватила сигнал, поднимая солдат по тревоге. Затопали сапоги, загремело оружие, где-то громко заржала лошадь.
— Что это?.. — удивленно проворчал полковник себе под нос и быстрым шагом направился прочь из палатки. Остальные последовали за ним.
В лагере царила настоящая суматоха. Однако не успел полковник и шага ступить, как тут же ему под ноги выскочил низкорослый прапорщик-вестовой. Совсем еще мальчишка он был, пожалуй даже младше меня.
— Осмелюсь доложить, ваше благородие… — последние два слова он произнес так, что получилось «вашродие».
Полковник кивнул.
— …Патрулем замечены большие силы противника. Несколько тысяч вооруженных дикарей движутся в нашу сторону. Майор Самсонов приказал замкнуть редут и занять оборону в две линии…
— Хорошо, — кивнул полковник, а потом, повернувшись к своей свите, добавил: — Посмотрим… — И начал подниматься на гору обломков, возвышающуюся рядом с палаткой.
Я, как все сопровождающие полковника, последовал за ним.
Груда камней, на которую мы взобрались, оказалась много выше ближайших руин, и с нее открывался отличный вид и на военный лагерь, и на большую часть разрушенного города. Вдали, на противоположном конце города (если это и в самом деле был город), мельтешило множество фигурок в оранжевых тогах.
— Откуда взялось тут столько этих тварей?
— Там, чуть дальше, ущелье, а за ним пещера, вход в которую выложен черным камнем, — доложил один из офицеров. — Они идут оттуда. Наш разъезд попытался сунуться туда, но там оказалось слишком много туземцев.
— А что, если выход из этой пещеры перекрыть…
Дальше я не слушал. Я смотрел, как внизу у моих ног лихо строились солдаты. Они заняли позиции, образовав две шеренги. Те, что были впереди, опустились на колено. На двух возвышениях, на флангах построения, установили пулеметы.
И вот странные люди в тогах направились в сторону военного лагеря. Слишком далеко, чтобы я смог их хорошенько рассмотреть. Сначала они шли, а потом побежали вперед. Тысячи! И все это безмолвно, без единого крика. Словно волна потопа, неслись они вперед, омывая груды руин, что повыше. Вот тогда-то я понял недоумение полковника. А ведь в самом деле: откуда столько людей взялось в пустыне? Где они живут, чем питаются? И если племя это столь многочисленно, почему о нем до сих пор ничего не было известно? Если это мигранты из Афганистана или Ирана, то о них должны были знать. Невозможно сохранить в тайне перемещение такого количества людей. А ведь передо мной были только мужчины. Значит, где-то существуют и женщины, и дети, и старики, коих в несколько раз больше. Хотя… что я знал об этих местах! Я прибыл в Туркестан всего пару месяцев назад, а уже считал себя великим знатоком Каракумов.
Но мои этнографические размышления прервал крик, которому вторило эхо:
— Готовьсь, цельсь, пли!
Грохот выстрелов был оглушителен. На мгновение мне показалось, что я снова там, на далекой китайской земле. И вновь самураи атакуют наши укрепления, накатываясь волна за волной. Но в отличие от далекой Маньчжурии, здесь над полем боя стояла мертвая тишина. Странные воины в оранжевых тогах не выкрикивали угроз, не потрясали копьями, стараясь взбодрить себя и своих товарищей. Они молча, с упорством фанатиков, шли вперед, чтобы убивать и быть убитыми. Правда, пока исполнялось второе.
Первые ряды нападавших смешались, словно они натолкнулась на непреодолимую стену. Мертвые и раненые падали на землю, и их топтали свои же товарищи. И все это без единого крика боли, без стонов. В какое-то мгновение мне даже показалось, что я оглох, такая тишина стояла над руинами. Но вот волна, перехлестнув через тела мертвых, понеслась дальше.
— Готовьсь, цельсь, пли!
— Готовьсь, цельсь, пли!
— Готовьсь, цельсь, пли!
Солдаты расстреливали нападающих в упор, забивая проходы между камнями кровавым месивом из мертвых и умирающих. Страшная бойня. Но с каждым разом волна подкатывала все ближе. Ближайшие груды камня заволокло пороховым дымом. Туземцы несли ужасные потери, но неумолимо шли вперед, словно не замечая их. А потом на флангах ударило стаккато пулеметов. Но ничего не изменилось. Еще секунда, и… ряды сражающихся смешались. Несмотря на обилие противников, солдаты ловко орудовали штыками и саблями, сдерживая строй, а потом в какой-то миг, когда казалось, что вот-вот все погибнет, пехота раздалась в стороны, и в гущу врага вклинились конные отряды. Я, впрочем, как и остальные на командном пункте, завороженно наблюдал за происходящим, пораженный масштабами бойни — за одного мертвого русского солдаты туземцы платили десятью, а то и более жизнями. Наши солдаты стояли по колено в крови врагов, белые гимнастерки стали бордово-красными. Но сколько же было этих безумцев! Казалось, потоку оранжевых туник не будет конца.
Неожиданно пулемет на правом фланге захлебнулся, но тут же, по мановению руки полковника, двадцать всадников, находившихся в резерве, понеслись туда, где заглох пулемет, сметая все на своем пути. И через пару минут пулемет на правом фланге вновь застрочил, кося ряды противника.
За облаками порохового дыма и событиями на правом фланге никто из штабных не заметил, как группа из тридцати дикарей, прорвав фронт, стала взбираться на холм командного пункта. А потом, когда облака порохового дыма чуть разошлись, офицеры застыли, словно парализованные, глядя на приближающуюся смерть.
Первым, как ни странно, пришел в себя я. И тут дело вовсе не в реакции. Думаю, я единственный, кто по-настоящему испугался. Шагнув назад, я выдернул револьвер из кобуры ближайшего ко мне офицера, и проделал это раньше, чем хозяин револьвера успел меня остановить. Потом чисто автоматически, как на учениях, я шесть раз прицелился, шесть раз, затаив дыхание, нажал на курок, и соответственно шестеро дикарей скатились к подножию груды камней, на которой мы стояли. К тому времени, как я отстрелялся, многие выхватили револьверы и открыли огонь. Половина нападавших упала замертво, зато другая половина…
Совершенно неожиданно передо мною из порохового дыма вынырнул огромный воин в оранжевой тоге. У него была выбритая голова, а лицо… его широкое лицо, покрытое странными татуировками, кривилось в гримасе ненависти. Я с яростью надавил на курок Но револьвер лишь щелкнул, пули закончились, и боек ударил по стреляной гильзе. Перезаряжать времени не было. Дикарь попытался достать меня копьем… Сейчас, вспоминая о тех мгновениях, я и сам удивляюсь, как такое возможно, но, видно, тело каждого человека обладает собственной памятью, которая включается лишь в мгновения смертельной опасности. Лет пять тому назад мой старший брат, только ставший генерал-адъютантом, прислал мне одного китайца — мастера джиу-джитсу. Желтолицый воспитатель и дал-то мне всего с десяток уроков, но, быть может, в тот миг на безвестных руинах один из его уроков спас мне жизнь.
Пропустив противника чуть вперед, я извернулся, скользнул вдоль копья и, перехватив револьвер за ствол, нанес его рукоятью удар по голове дикаря. Так как я находился выше его, мне особо ничего не пришлось делать, просто обрушить рукоять нагана сверху на бритый череп. Дикарь застыл, словно натолкнувшись на стену. Я рывком вырвал из его ослабевших рук копье и, тут же ударив его тупым концом в живот, опрокинул вниз, к подножию груды камней. Потом, воинственно сжимая копье, я огляделся, но сражаться уже было не с кем. Остальные офицеры, опомнившись, буквально изрешетили пулями группу прорвавшихся дикарей.
Но внизу, у подножия командного пункта, все еще шло сражение. Уже было видно, что поток дикарей смешался. Еще несколько мгновений, и они побежали. Однако некому было их преследовать. Победа получилась поистине пирровой: каждый второй солдат был убит, а из тех, что остались в живых, два из трех тяжело ранены.
Когда полковнику доложили о результатах сражения, он нахмурился. И это мягко сказано. Я все это слышал сам, поскольку, когда полковник вернулся в штабную палатку, я последовал за ним. Никто меня не остановил, и получилось так, что я, сам того не желая, оказался присутствующим на военном совете.
— Еще одна подобная атака, господа, и у нас не останется солдат, — объявил полковник, выслушав доклады вестовых.
— У меня такое ощущение, что мы перенеслись в Африку, господа, — заметил один из офицеров. — Примерно то же самое я наблюдал во время войны англичан с зулусами, когда воины с копьями наперевес шли на пулеметы.
— Африкой тут и не пахнет, но тем не менее генерал-губернатор нас за такие потери по головке не погладит. Мы должны были всего лишь схватить банду социалистов, ограбивших императорский банк, а вместо этого…
— И что вы предлагаете? — спросил один из офицеров. — Отступить? И вообще, я не понимаю, куда мы попали. Эти странные ловушки. Ощущение такое, что пройдя через ту пещеру, мы вернулись в глубокую древность.
— Хватит фантазий! — отрезал полковник.
— Но… Мы же столкнулись с совершенно неизвестным племенем на территории, ныне принадлежащей Империи. И что самое удивительное, ни у Пржевальского, ни у других исследователей здешних пустынь нет ни единого упоминания ни о чем подобном. Но ведь невозможно, чтобы столь многочисленный народ ни разу не контактировал с соседями.
— Тем более что наконечники их копий из высококачественной стали. Такой металл невозможно изготовить кустарным способом. Тут должен существовать…
Но полковник, погруженный в собственные мысли, казалось, не слышал, о чем идет речь. Он хмурился и вот-вот был готов взорваться, только ему нужно было найти подходящий объект.
— Что с боеприпасами?
— Еще одно такое сражение, и нам нечем будет стрелять, — доложил другой офицер.
— Да-с… — задумчиво протянул полковник, а потом заговорил, словно и не слышал, о чем говорили до него. — Отправились в погоню за бандой революционеров, а вляпались в сражение с враждебно настроенными аборигенами, которые невесть откуда взялись в этой пустыне. Откуда они взялись, может мне кто-нибудь сказать?! Согласно всем данным, в этой части пустыни не должно быть населения.
— Вполне возможно существование плодородной долины, по типу Ферганы, причем, судя по одежде и вооружению, практически отрезанной от внешнего мира. Вы обратили внимание, что эти дикари не используют луки. Если бы не это, наши потери оказались бы много больше.
— Но тогда логично предположить, что в их долину ведет какая-то узкая расселина, — продолжал полковник. Да и данные разъездов разведчиков подтверждают это.
— Осмелюсь поправить, господин полковник, не расселина, а пещера, видимо типа той, которая открывала дорогу в Гоцлар.
Полковник согласно кивнул:
— Да, я помню доклад есаула Лященко.
— А тогда логично было бы завалить эту пещеру взрывами, — неожиданно для самого себя произнес я.
Все разом уставились на меня, словно увидели в первый раз. Потом один из офицеров шагнул вперед:
— Кто допустил на совет постороннего? — но полковник оставил его.
— Как бы то ни было, юноша высказал дельную мысль. Что, если взорвать ущелье, или пещеру, или что бы там ни было… откуда движутся эти орды. Второй такой атаки мы не выдержим… А так по крайней мере у нас будет возможность отступить с честью, а потом пусть генерал-губернатор присылает сюда корпус с артиллерией… Осталось решить, кто будут те храбрецы, что отправятся заложить динамит.
— Нужно сделать это, поднявшись на скалы, — вновь заметил я. — Вряд ли дикари способны забраться туда.
— Мысль хорошая, — согласился полковник. — Однако, скорее всего, трудновыполнимая. Здесь плохие горы. На то, чтобы преодолеть те несколько верст, что отделяют нас от пещеры, может уйти несколько дней, а у нас нет на это времени. У нас нет времени, господа! Дикари могут напасть в любой момент, и тогда будет поздно. Нет, нам нужно действовать очень быстро, пока они не очухались… Вызвать сюда саперов.
— Сапера, Илья Христианович, — поправил его один из офицеров. — Да и тот ранен.
Однако через пару минут появился сапер. Лицо у него было разбито, а правая рука висела на перевязи.
— Динамит у нас остался? — поинтересовался полковник.
— Да, ваше благородие.
— Сколько тебе понадобится времени, чтобы установить заряды и обрушить вход в пещеру, откуда выбираются эти твари?
— Так, чтоб завалило? Минуту, две… — протянул сапер.
— Хорошо, — кивнул полковник, потом повернулся к одному из офицеров. — Сейчас почти стемнело. Возьми человек двадцать верхами, этого умельца, и постарайтесь прорваться к входу в пещеру. Обрушьте склон… Приказ понятен?
— Так точно, господин полковник.
— Тогда с Богом. И не тяните…
— Но почему бы нам просто не отойти назад? Сюда мы пробирались по узкому ущелью, взорвать которое будет много легче.
Полковник вздохнул:
— Вы, Семен Семенович, как всегда правы, только вот не учитываете одного обстоятельства. Как только мы отойдем от руин, то окажемся на голой равнине, где у нас не будет того малого преимущества, что позволило нам днем обратить вспять туземцев.
— Но заградительный отряд…
— Дикари легко обойдут его. А мы при таком количестве раненых будем тащиться по равнине как улитки. Нас перебьют, задавят числом, и даже пулеметы нам не помогут. Нет, надо попытаться взорвать выход из этого осиного гнезда, и тогда у нас будет время с честью и достоинством отступить, а иначе мы все тут поляжем…
Капитан, которому поручили командование отрядом смертников, так я сразу же мысленно назвал их, растворился в надвигающихся сумерках, а мы заняли позицию на той же самой груде обломков, что и днем. Военные смотрели куда-то вдаль, передавая друг другу огромный полевой бинокль. Мне же ничего не оставалось, как ждать, вслушиваясь в тишину и вдыхая отвратительный запах смерти — руины были буквально завалены трупами, и если по приказу полковника трупы солдат были похоронены, то трупы туземцев оставались лежать на своих местах.
Мы долго ждали, и ничего не происходило. Потом где-то вдали послышались выстрелы, ударил и почти сразу же захлебнулся пулемет. И вновь воцарилась тишина, хотя все собравшиеся отлично понимали, что это означает. Полковник приказал послать отряд на разведку. Даже если нам предстоял последний бой, то надлежало должным образом к нему подготовиться. Я же, в свою очередь, попросил, чтобы и мне выдали оружие. В конце концов, я показал себя не с худшей стороны во время дневной битвы. Полковник дал согласие. Но когда интендант попытался всучить мне трехлинейку, я воспротивился. В итоге я буквально выклянчил у него два нагана и полсотни патронов. По его мнению, этого мне должно было с лихвой хватить. Когда же я попытался объяснить ему, что одинаково ловко стреляю с двух рук, он просто-напросто не поверил, однако револьверы дал.
Но не успел я вернуться на наблюдательный пункт полковника, как началось. Со всех сторон открылась беспорядочная пальба. Послышались крики раненых, причем противник, как и в прошлый раз, атаковал совершенно бесшумно. Уже было достаточно темно, и фигуры сражающихся в мерцающем свете походных костров выглядели поистине сверхъестественно.
Не успел я преодолеть и половины расстояния до командного пункта, как навстречу мне попался мой давешний знакомый солдат, который утром искал меня. Он, кажется, был ранен, но тем не менее тащил на себе тяжелораненого полковника. Видно, копье пробило левое легкое офицеру, и сейчас он хрипел, плевался кровавой слюной.
— Поможете, барин? — говорил солдат с трудом, видно, сам держался из последних сил. С левой руки, в которой он сжимал винтовку, на песок капала кровь.
— Тащи его к лошадям, я прикрою, — приказал я.
Солдат повиновался, а я, нырнув ему за спину, тут же оказался лицом к лицу с парой дикарей. Но револьверы были при мне, и слава богу, что, получая их, я проверил патроны, чтобы не было осечки.
Два выстрела, и два туземца, извиваясь, повалились на песок. Но за ними был еще один, а потом еще двое. Я палил с обеих рук. С расстояния в метр-два промахнуться было практически невозможно. Это был кошмар. Я расстреливал противников в упор. Потом зажав под мышкой один из револьверов, я быстро перезарядил его, вогнав в барабан на один патрон меньше. На полную перезарядку мне не хватило времени. Одновременно мне приходилось быстро пятиться, вслед за упорно шагающим вперед солдатом. Наконец мы оказались у лошадей. Пока солдат резал ремни и укладывал полковника поперек седла, я стрелял не переставая, чувствуя, что еще чуть-чуть, и патроны закончатся, а тогда всё… И ни полковник, ни я не спасемся.
И вот когда я вогнал в барабан последний патрон, солдат похлопал меня по плечу:
— Давай, барин, вывози.
— А ты?
Солдат улыбнулся, по-доброму так улыбнулся, по-отечески.
— Не болтай, скачи, да Илью Христиановича уберечь попытайся.
Я кивнул, вскочил на коня. Пальнул пару раз поверх головы преданного солдата, а потом, развернув коня, помчался в сторону темнеющих вдали утесов, что окаймляли долину.
Пару раз оглянувшись, я видел, как, взяв винтовку наперевес, раненый бросился на двух туземцев, и они покатились по земле. У меня защемило сердце. Еще один хороший человек погиб в погоне за призрачным Гоцларом.
А я гнал лошадь, придерживая лежащего поперек седла полковника. Дорога была ровная, и я очень надеялся, что хоть его мне удастся спасти. Несколько раз я оглянулся, в надежде, что хоть кто-то бежит с поля боя, последовав за мной. Но как ни странно, я был один. Остальные солдаты с честью полегли на поле брани, а я… я попытался спасти их командира.
Безнадежная попытка.
Я понял это уже утром, когда, отыскав ущелье, мы отправились в обратный путь к оазису. Ужасный путь. Я шел пешком, чтобы не перегружать выбившуюся из сил лошадь, которая и без дополнительной ноши спотыкалась на каждом шагу. Полковник все время хрипел и бредил. То и дело у него вновь открывалось кровотечение, а я ничем не мог ему помочь. У меня даже не было с собой выпивки, чтобы облегчить его страдания.
И еще… я много передумал во время обратного путешествия. В первую очередь меня заботила судьба товарища Константина. Было бы очень обидно, если бы он пал под ударами туземных копий. Мне всенепременно хотелось встретиться с этим человеком и спросить с него за Грищенкова (хотя я отлично понимал, что тот сам виноват в своей смерти) и за остальных убитых им людей. Еще я хотел… я хотел вернуться в Гоцлар и все-таки разгадать тайну этого города. Почему в столицу некогда великого государства вела узкая тропка, по которой и телега-то не проедет. Как же шли караваны в Гоцлар? А может, существовала другая, неведомая мне дорога? Тогда почему ее не нашли ранее? Ведь за прошедшие тысячи лет, без сомнения, многие авантюристы пытались отыскать таинственный город. Единственное, что я понимал четко: если и можно будет проникнуть в этот город, то лишь малой группой, осторожно, чтобы не потревожить таинственное племя, хотя, судя по всему, тот урон, что нанес им отряд Авдеева, туземцам не скоро удастся восполнить…
Полковник умер, когда мы добрались до оазиса. Я похоронил его, руками выкопав глубокую яму в песке. У меня не было большого ножа, и я не мог вырезать крест, поэтому просто накатил на могилу камень и пообещал себе обязательно под анонимом отписать губернатору и рассказать, как погиб полковник и его отряд. А потом я долго отдыхал, наслаждаясь чистой водой и дав передышку несчастной лошади. Мне ведь еще предстоял долгий переход через пустыню.
Но прежде всего я закрыл вход в пещеру — вернул на свое место едва заметный выступ и опустил каменную плиту. Конечно, можно было перебраться через утесы и отыскать нужную расселину, но, судя по тому, как все устроили Древние, это было задачей не из легких, если не сказать невыполнимой.
Назад: Глава 9 Гоцлар Великий 1939 год. Внутренний мир Земли
Дальше: Глава 11 Врата 1939 год. Каракумы
