Глава 8
По мере приближения дня свадьбы Мария чувствовала себя в обществе Иоиля все более непринужденно. Она даже нерешительно призналась ему, что умеет читать, и, похоже, это его не обеспокоило. Правда, о том, что она знает еще и греческий, девушка умолчала. Молодой человек даже обрадовался, узнав, что его невеста грамотна; он заявил, что это на пользу им обоим, поскольку они смогут читать и учиться вместе, а в случае разлуки писать друг другу письма, и еще она сможет помочь ему проверять счета.
«Всю оставшуюся жизнь — о Господи, да будет она долгой и счастливой! — я проведу с человеком, которому могу доверять и к которому чувствую расположение» — твердила она себе несколько раз на дню.
Но, думая о женихе, девушка не ощущала ни радостного волнения, ни стремления поскорее оказаться с ним наедине в брачной постели.
В то же время ей хотелось, чтобы Иоиль любил ее именно так, то есть испытывал к ней страсть. Мария волновалась по поводу всех тех странных происшествий, которые приключились с ней — таинственных наваждений, душевного смятения, бессонницы и непонятных, болезненных ссадин, что неожиданно появлялись на ее руках и ногах, а в последнее время — на боках и животе. Причем поделиться своими тревогами ей было не с кем, не с Иоилем же! Он, пожалуй, отвернется от нее и откажется от брака, а ведь именно с ним Мария связывала надежду на избавление.
Бывали ночи, когда девушка лежала в постели, ощущая угнетенность в самой атмосфере комнаты, тяжесть, которая не имела никакого отношения к жаре. При этом у нее возникало чувство, что она может напрямую обратиться к источнику беспокойства и получить ответ. Как получила не так давно от Ашеры.
Ашера. Идол из слоновой кости. С улыбкой на лице и чарующим музыкальным голосом. Этот образ навел Марию на мысль о том, какой хотела она стать — красивой, таинственной, настоящей невестой. Всем тем, что посулила ей костяная богиня, зачаровав какую-то часть сознания девушки, как флейта заклинателя змею. Мария вздохнула.
«Я ведь знаю, что это всего лишь безделушка, резная фигурка, произведение искусства, так почему бы мне не показать ее Иоилю?» — неожиданно спросила она себя.
Ей вдруг захотелось поскорее сделать так и узнать, как он отреагирует. Решено, завтра же и покажет.
Утром царапины и отметины на руках Марии выглядели как старые рубцы. День стоял хмурый, облачный, над берегами озера висели клочья тумана. Быстро натянув платье с длинными рукавами, чтобы скрыть позорные отметины, девушка принялась мечтать о том дне, когда эти раны исчезнут так же неожиданно и таинственно, как появились.
Мария знала, что застанет Иоиля уже за работой, в засолочной. И он действительно оказался там, разглядывал содержимое бочонка; над поверхностью рассола виднелись серебристые спинки рыб. Молодой человек хмурился, но стоило ему увидеть невесту, как лицо его потеплело.
— Что-то не так? — задала вопрос девушка.
— По-моему, рассол испорчен, — ответил Иоиль. — Маслянистый, а нужной крепости нет. Наверняка из-за плохой соли.
— Опять тот торговец из Иерихона? — спросила Мария.
Одного из поставщиков подозревали в том, что он добывает соль в окрестностях Содома, где она, как известно, содержала много примесей.
— Тот самый, — подтвердил Иоиль. — Это уже во второй раз, но больше ему такое с рук не сойдет. Мы всем расскажем о его проделках, так что никто в Магдале не захочет иметь с ним дело, — Молодой человек спохватился и переменил тему, — Но ты ведь пришла не затем, чтобы рассматривать бочки с рассолом.
Это был вопрос, хотя и не заданный открыто.
— Нет, я пришла, потому что… — Мария совсем было уже собралась рассказать про идола, но в последний момент почему-то выпалила совсем другое: — Я слышала, на рынок привезли ковры из Аравии, вот и подумала: может, присмотрим себе ковер для нашего будущего дома?
Прозвучало вполне правдоподобно. Нужно же им будет что-то постелить на пол, и Мария надеялась, что это будет настоящий ковер, а не какая-то соломенная циновка. Женатые мужчины не слишком любили ходить на рынок за такого рода покупками, но Иоиль как жених с нетерпением ждал того дня, когда они с Марией станут жить вместе, и не меньше ее стремился уютно обставить небольшой дом, который он уже построил.
— Конечно! — ответил молодой человек с искренним удовольствием в голосе.
Идя по людным улицам мимо озера, все еще частично скрытого от взоров цеплявшимися за здания обрывками тумана, Мария старалась сосредоточиться на предстоящей задаче. Но в последнее время это давалось ей все с большим трудом: мысли разбредались и таяли, как эти лоскуты тумана над водой.
«Мне нужно рассказать Иоилю об идоле из слоновой кости, — твердила она себе. — Я должна рассказать, я расскажу!»
Ей действительно хотелось выговориться и покончить с этим. Однако девушке никак не представлялась подходящая возможность: то Иоиль здоровался и перекидывался парой фраз с встречными, то расспрашивал ее о ковре. Какой бы цвет она предпочла? А узор? Откуда привезли эти ковры? И какова, по ее мнению, должна быть разумная цена?
— Иоиль, а что ты думаешь об идолах? — выпалила она наконец.
— Об идолах? — озадаченно переспросил молодой человек.
— Я имею в виду произведения искусства, изображающие древних богов, — пояснила Мария.
— Статуэтки и тому подобное? Нам не разрешено иметь их, даже если это не изображения богов. Ни фигурки, ни рельефы, ничего такого. Хорошо, что римляне пока не навязывают их нам. И бог Август не взирает на нас с постамента на каждом углу.
— Я ведь не о политике говорю, — тихо промолвила Мария, — а о том, как бы ты отнесся к человеку, у которого есть что-то в этом роде… который хранит это… как память.
Молодой человек, однако, по-прежнему пребывал в недоумении, и Мария понимала, что выход у нее один — рассказать все, как есть. Сказать ему: «Иоиль, когда я была маленькой девочкой, я нашла в Самарии резную статуэтку богини, тайком взяла ее с собой, спрятала и хранила все прошедшие годы. Меня не раз посещала мысль выбросить ее, но я не смогла. Хуже того, эта статуэтка разговаривает со мной, я много раз слышала ее голос. Не знаю, правильно ли будет, если я принесу ее в твой дом. Она сказала, что ее зовут Ашера».
Девушка искренне порывалась произнести все это, но кто-то словно сжал ее горло, и единственное, что ей удалось выговорить, было каркающее подобие имени «Ашера».
— Что? — переспросил он.
— Аше… Аше…
— Ты в порядке? — встревожился Иоиль.
«Если ты произнесешь мое имя, ты умрешь!» — голос прозвучал так же отчетливо, как если бы идол находился рядом.
— Я… я… — Хватка на горле Марии ослабла, и ей удалось набрать воздуху. — Я… мне что-то попало в горло.
Она закашлялась, потом сделала несколько глубоких вдохов.
К тому времени, когда Мария оправилась, Иоиль уже потерял нить разговора, и ни об идолах, ни о людях, у которых они могут храниться, речь больше не заходила. Они направились к купцу, чьи товары были расстелены вокруг его палатки, и выбрали изящно сотканный ковер из козьей шерсти с яркими красными и синими узорами.
— Из страны царицы Савской, — заверил их торговец. — Самый лучший!
Летним вечером Мария и все собравшиеся на свадьбу гости стояли, глядя, как поздно заходящее летнее солнце медленно движется к горизонту. Все было готово, девушке оставалось лишь дождаться заката, когда Иоиль явится за ней и уведет в свой дом уже в качестве жены. Ее ожидание разделяли мать, отец, братья, жены братьев и все остальные родственники, приехавшие в Магдалу, Близкие друзья семьи тоже сумели протиснуться в комнату, где должна была состояться свадебная церемония. Гости начали собираться заранее. Все они надели праздничную одежду, лучшие сандалии и самые богатые украшения, ибо свадьба представляет собой радостное торжество, на котором каждому хочется показаться во всей красе.
Мария надела платье и накидку ярко-красного цвета с мелким, едва различимым узором из темно-синих нитей, придававшим материи особый насыщенный оттенок. Наряд сшили из самого лучшего, дорогого полотна, какое могла позволить себе ее семья; предполагалось, что эта одежда еще не один год будет служить молодой жене в качестве праздничной. Густые темно-каштановые волосы Марии были убраны с лица и закреплены заколками, а на шее у нее красовался тот самый гранат, подаренный матерью.
Все шло идеально. И она была готова к новой жизни. Готова, если не задумываться об этом слишком глубоко, а позволить всему идти своим чередом.
— Ты самая красивая невеста на свете, — прозвучал над ее ухом голос Сильвана. Обернувшись, она увидела рядом старшего брата, который взял ее за руку, — Моя дорогая маленькая сестричка, у тебя холодная рука. Ты боишься?
«Вовсе не боюсь, — хотела сказать она. — Это просто от ожидания».
Но вместо этого Мария лишь улыбнулась, потерла руку, желая убедиться, насколько она холодная, и отрицательно покачала головой.
— А вообще следовало бы! — заметил Сильван. — Важнее этого дня могут быть только два: день появления на свет и день смерти.
Сам он уже несколько лет был женат на доброжелательной женщине по имени Ноема. Марии она понравилась с первого взгляда.
— Если ты будешь и дальше так говорить, то точно меня напугаешь, — сказала Мария — Тогда я сбегу через кухонную дверь, спрячусь, и никто никогда меня не найдет.
— Неужели ты будешь прятаться всю оставшуюся жизнь? — спросил Сильван с наигранной тревогой. — Но ведь это так скучно: все время скрываться, когда тебя все ищут.
Мария едва не рассмеялась. Сильван помог ей забьггь о том, что предстояло, и ее напряжение несколько ослабло.
— Жить в покрытой плесенью, сырой пещере было бы скучно по определению, — продолжал брат.
— Я… — Мария осеклась: снаружи до нее неожиданно донеслись звуки пения и музыка.
Иоиль! Это Иоиль и его спутники в сопровождении музыкантов, со светильниками в руках шли по улице к ее дому. Сейчас подружки невесты, тоже с факелами и фонарями, должны выйти им навстречу.
Пение и голоса зазвучали громче, и гости увидели в темноте желтые огни ламп, которые несли перед широко шагавшим женихом и его шафером.
Музыканты подошли к порогу и остановились. Люди со светильниками встали по обе стороны от входа, и в дом вошел Иоиль — широкоплечий, улыбающийся, веселый. На нем был великолепный плащ, какого Мария никогда раньше не видела, а на голове красовался пышный венок из листьев, придававший ему торжественный и благородный вид.
Он остановился, проникновенно посмотрел на Марию, а потом быстро подошел к ней и взял за руки.
— Добро пожаловать, Иоиль, сын Иезекииля, — торжественно сказал Натан. — Сегодня ты становишься моим сыном.
— И моим, — добавила Зебида, накрыв его руки своими.
— Ты готов произнести обет? — спросил Натан.
— Действительно, сын мой, ты готов? — вступил Иезекииль.
— От всего сердца, — прочувствованно произнес Иоиль.
Марии показалось, что его голос прозвучал слишком громко, но потом она поняла: эти слова предназначены не только для нее и родителей, но для всех присутствующих.
— Тогда говори!
Иоиль повернулся к Марии, и лицо его приобрело серьезное выражение. Теперь он обращайся к ней и только к ней одной.
— Пусть все люди будут свидетелями того, что сегодня я, Иоиль бар-Иезекииль, беру в свой дом Марию бат-Натан из Магдалы и по Закону Израиля, данному нам Моисеем, называю ее своей женой.
На землю положили гранат, символ плодородия, и Иоиль топнул по нему ногой так, что сок и семена брызнули во все стороны, на подолы одеяний. Потом он взял холодные руки девушки в свои, и его теплое прикосновение немного успокоило Марию.
Ей очень хотелось сказать что-нибудь в ответ, но это было не принято, и она лишь посмотрела Иоилю прямо в глаза, стараясь взглядом выразить всю глубину доверия к нему.
Все заулыбались и захлопали в ладоши. Послышались радостные восклицания, и в какой-то момент торжественный ритуал превратился в шумное, веселое празднество. Соседи и друзья столпились вокруг, произнося наилучшие пожелания и поздравления, но на фоне всеобщего ликования Мария уловила оттенок грусти в глазах матери, брата и отца. Их искреннюю радость легкой тенью туманило невысказанное чувство утраты.
— Да благословит Бог Израиля, Бог Авраама, Исаака и Иакова этот союз, — произнес Натан, чей голос возвысился над общим гомоном. — Да станешь ты Саррой, Ревеккой, Лией и Рахилью, истинной дочерью Закона и благословением для своего мужа, — Потом он воздел руки, как будто смущенный собственной серьезностью, и, кивнув Иоилю, добавил: — А теперь, сын, отведи нас в свой дом для пиршества.
В доме Иоиля уже накрыли столы для свадебного пира, и теперь новобрачным и гостям предстояло перейти туда. По знаку Иоиля факельщики, музыканты, шаферы жениха и подружки невесты образовали процессию, которая, выйдя из дома Натана, миновала переулок и вступила на главную улицу. Мария теперь шагала рядом с Иоилем. Ночь была теплой, люди выглядывали из окон или выбегали на улицу, приветствуя свадебное шествие, совсем юные девчушки пристраивались в конце его, смеясь и подпрыгивая. Переливающаяся многоцветием одежд колонна проследовала по освещенным золотистыми фонарями улицам.
Мария ощущала себя частью необыкновенной картины, буквально лучащейся радостью и весельем и словно источавшей благоухание. При этом она взирала на происходящее как бы со стороны, будто бы не была участницей и даже одним из главных действующих лиц. А еще ей хотелось, чтобы это шествие растянулось навеки и никогда не закончилось. Однако расстояние до дома Иоиля невелико: скоро показались ярко освещенные окна ее нового жилища, и процессия приблизилась к дверям, по обе стороны которых горели факелы.
Накрытый в самой большой комнате длинный стол ломился от угощений. Были поданы сыры, приправленные тмином, корицей и редисом, оливки из Иудеи, на бронзовых подносах горками громоздились сушеные и свежие финики и смоквы, глиняные миски, наполненные миндалем, соседствовали с тарелками со сладким виноградом, гранатами, жареной бараниной м козлятиной, с медовыми коврижками, сдобренными сладким вином. Рядом с блюдами самой лакомой рыбы стояли кувшинчики с изысканным соусом, рецепт которого являлся секретом семьи Натана. И уж конечно, гостям предлагали вволю испить изысканного красного вина, самого лучшего, которое мог позволить себе Иоиль.
Когда гости стали заходить внутрь, Иоиль занял место рядом со столом, чтобы приветствовать их. Налив себе первую чашу и символически приложившись к ней, хозяин дома призвал всех приступить к пиршеству.
— Сегодня, в день моей свадьбы, я прошу всех вас разделить со мной мою радость, — громко провозгласил он, указывая на накрытый стол.
Повторять приглашение дважды не потребовалось.
— Ты тоже должна выпить вина, — тихонько сказал Марии Иоиль.
Он наполнил чашу, и, когда вручал ей, их руки соприкоснулись на широком ободке. Этот жест показался девушке ритуальным, скрепляющим их союз даже в большей мере, чем слова обета, произнесенные Иоилем в присутствии свидетелей.
— Выпей, — попросил Иоиль, и она, наклонив чашу, припала к ней и осушила до дна, еще раз символически связав себя с тем, кто поднес это вино.
И только опустив сосуд, Мария поняла, что все взоры были обращены к ней, а когда она вернула чашу мужу, гости разразились веселыми возгласами. Но она, по правде сказать, предпочла бы не находиться в центре внимания и надеялась, что ей больше не придется исполнять какие-либо ритуалы у всех на глазах.
Несмотря на открытые окна, в комнате стало жарко, гости столпились вокруг стола, чтобы отведать щедрое угощение и подогреть веселье темно-красным вином. Жизнерадостная музыка, исполняемая на флейтах и лире, тонула в оживленных разговорах.
Оглядевшись по сторонам, Мария увидела, что здесь находилось множество людей, которых она не знала, и Иоиль, словно прочтя ее мысли, тут же пояснил:
— Я пригласил кое-кого из тех, с кем познакомился в деловых поездках. — Он кивнул в сторону группы людей, собравшихся у дальнего конца стола и налегавших на ягнятину. — Например, несколько рыбацких семей из Капернаума. Мы с ними работаем вместе в сезон лова, они поставляют нам сардину. Некоторых, кажется, и ты знаешь, скажем Зеведея и его сыновей. Помнишь их?
Мария действительно видела сынов Зеведеевых несколько месяцев тому назад во время прогулки с Иоилем, но запомнила не столько эту встречу, сколько рассказ об этой семье отца Кассии, да и то смутно. Что-то насчет честолюбия и тому подобного. Сейчас, во всяком случае, все Зеведеево семейство выглядело веселым я добродушным.
И тут она увидела женщину, которая на первый взгляд показалась ей знакомой. Потом Мария поняла, что, должно быть, ошиблась. И все же нечто узнаваемое в облике той женщины было.
— Та женщина с густыми волосами в голубом платье… — вполголоса обратилась Мария к мужу. — Наверное, она твоя знакомая; но я никак не могу вспомнить, как ее зовут.
— А, да, — сказал Иов. — Она жена одного из лучших молодых рыбаков Капернаума по имени Авенир.
— А как ее имя?
— Не могу вспомнить, — признался Иоиль. — Давай спросим ее!
Не успела Мария остановить его, как он повернулся к женщине и сказал:
— Прости, я хорошо знаком с твоим мужем, но, боюсь, забыл твое имя.
— Лия, — ответила она. — Из Назарета.
Она определенно выглядела знакомой. Но Назарет? Мария редко встречала кого-то оттуда. Кроме одного случая, давным-давно…
В этой взрослой женщине трудно было разглядеть ребенка, но Мария внимательно всматривалась в ее лицо. Если она и встречалась с ней, то очень давно, и с тех пор ее не видела. Впрочем, если она из Назарета, это неудивительно, ведь Мария никогда там не бывала.
— По дороге домой из Иерусалима, — вдруг сказала Лия, — Да-да, я помню! Ты и твоя подруга провели с нами Шаббат, когда мы расположились лагерем на открытом воздухе, в поле. Мы были маленькими тогда, нам было лет шесть или семь…
Теперь все встало на свои места. Обратный путь домой после Шавуота. Волнующее дорожное приключение, когда она улизнула от семьи и провела время в гостях. И тот случай с лечением зубной боли в день Шаббата…
— Ах да, конечно! Скажи мне, твои братья и сестры, твои родители — они тоже здесь?
Мария оглядела собравшихся; многих она видела впервые.
— Нет. Мой отец умер в прошлом году, а матушка по-прежнему живет в Назарете, но нынче она уже не так легка на подъем. Мой старший брат Иисус унаследовал плотницкое дело отца, а второй брат Иаков ему помогает. Правда, особой помощи от Иакова ждать не приходится, похоже, что он хочет стать писцом или чем-то в этом роде, все время проводит за изучением Священного Писания и в синагоге, где ведут бесконечные разговоры об обрядах, ритуалах и чистоте. Тот еще умник! — Лия рассмеялась.
— А они женаты? — спросила Мария. И неудивительно, в такой день, как сегодня, трудно было думать о чем-нибудь другом.
— Только не Иисус!
— А разве он не…
Она хотела спросить: «Не слишком стар, чтобы все еще оставаться неженатым?»
— Ему давно следовало бы жениться, — решительно заявила Лия, — но он слишком занят и заботится о матери. Конечно, стоило бы поторопиться, он и так слишком затянул с этим делом. Кстати, у тебя нет сестры на выданье?
— К сожалению, нет, — ответила Мария, и они рассмеялись.
— А если он прождет еще, то будет просто безнадежен. По нему уже сейчас видно, что с ним будет трудно ужиться — я имею в виду жене.
— В каком смысле?
Мария запомнила Иисуса как юношу, говорившего всякие неожиданные вещи, например о ящерках. Может быть, теперь он держит их у себя дома?
— Понимаешь, после работы он как бы замыкается в себе. Матушка говорит, что Иисус слишком часто ищет уединения.
— Слишком часто? — переспросила Мария.
Вокруг них музыканты, раскачиваясь, глухо ударяли в барабаны и изо всех сил дудели в трубы.
— Так часто, что люди это замечают, — пояснила Лия. — Они судачат об этом. Ты знаешь, как падки до сплетен люди в маленьких городишках, а Назарет именно таков.
Марии неожиданно стало жаль Иисуса — бедняга дни напролет трудится в плотницкой мастерской, заменив отца, и при этом становится объектом сплетен и пересудов. А почему? Потому что не любит шумных компаний и любит уединение? Марии и самой порой хотелось побыть в одиночестве, но она понимала, что в маленьких городках, где люди селятся тесно и все друг у друга на виду, уединение — нечастая роскошь. Настоящее одиночество вообще может дать только пустыня. Может быть, потому святые люди и удаляются туда, подальше от суеты и любопытных глаз?
— А ты будешь жить здесь, в Магдале? — переменила тему разговора Лия, — Я знаю, что Иоиль разъезжает по рыбачьим городкам на озере, договаривается о поставках улова, порой выезжает даже в Птолемаиду. Ты будешь ездить с ним, да? Как здорово! Мне всегда хотелось увидеть Птолемаиду.
— Может быть, мне удастся туда выбраться, — неуверенно пробормотала Мария, по правде говоря не очень хорошо представлявшая свою новую жизнь.
— Загадки! Загадки!
Иезекииль поднял руки и призвал к вниманию. То была давняя, освященная временем свадебная традиция: жених должен загадывать гостям загадки и вручать награды за правильные ответы. Обычай восходил к Самсону и его свадебному пиру, на котором он загадал гостям загадку о льве и меде и был обижен, когда его невеста раскрыла секрет своим родственникам.
— Ах да. — Иоиль прервал разговор с гостем и не спеша вышел в центр комнаты. — Загадка.
Он постарался сделать вид, будто задумался, но Мария знала, что загадка придумана заранее: Иоиль ломал над ней голову несколько недель.
— Итак: я состою из воды и саранчи. Ко мне опасно приближаться, ибо я способен погубить, однако, несмотря на это, многие приближаются. Ну, кто скажет мне, о чем речь, тот получит новый плащ и в придачу горшок меду.
Гости озадаченно переглянулись. Сделано из воды и саранчи. Лепешка? Из сушеных насекомых, растирая их в муку и замешивая на воде, делали особые лепешки. Кто-то высказал такую догадку.
— Но они не опасны, мой друг, — покачал головой Иоиль, — Прости, но ты не отгадал.
— Засуха? — предположила какая-то женщина. — Засуха может вызвать появление саранчи и заключается в нехватке воды. — Традиции позволяли использовать в загадках такого рода уловки. — К тому же засуха опасна.
— Так-то оно так. но никто к ней не приближается. Напротив, приближается она, — возразил Иоиль.
— А как насчет нашествия саранчи? Стаи саранчи опасны и часто летят к большим водоемам — это связывает их с водой. Но мы приближаемся к ним, выжигаем перед ними полосы земли, чтобы лишить саранчу пищи.
Иоиль удивился, потому что сказанное соответствовало большинству условий загадки, хотя сам он имел в виду нечто иное.
— Нет, все-таки саранча, что ни говори, не состоит из воды, Но мне кажется, горшок меда ты за свою сообразительность заслужила.
Еще несколько человек высказали свои догадки, но наконец предположения иссякли, и все признали, что сдаются. Тогда Иоиль сказал:
— Я имел в виду тех святых отшельников, которые удаляются в пустыню и призывают людей очиститься ритуальным омовением. Говорят, они ходят в рубищах, пьют только воду и едят саранчу. Простых людей тянет к ним из любопытства, но они опасны, потому что внушают народу губительные идеи насчет бунтов и неповиновения. Некоторых из них казнят римляне, другие гибнут в пустыне сами, но стоит одному исчезнуть, его место занимает другой.
— Но эти люди не состоят из воды, — возразил один гость. — Это вводит в заблуждение.
— Пожалуй, что так, — признал Иоиль, — Но вода имеет к ним отношение — пьют они только ее, а не вино и проповедуют обычно возле реки и источников, а также используют воду для ритуальных омовений.
— А что, сейчас в пустыне тоже кто-то проповедует? — осведомился другой гость, — По-моему, в последнее время все было тихо.
— Это ненадолго, — отозвался еще один. — Они появляются, как цветы в пустыне после зимних дождей. Все обещают нам новый мир, если мы раскаемся.
— И избавимся от римлян! — выпалил кто-то из молодежи. — Правда, для такого дела пророка с безумными глазами и кучкой оборванных сподвижников маловато.
— Пожалуй, пришло время для очередного Мессии, — сказал развалившийся на кушетке толстяк, такой тяжеленный, что он едва не тонул в подушках, — Или все-таки об этом следует забыть? Просто ребячество, не так ли? Какой-то спаситель или как там его, который обнажит меч и покажет римлянам, что почем.
Он рыгнул, прикрыв рот рукой, и улыбнулся, как бы подчеркивая, насколько это смехотворно.
— Довольно, друзья, — вмешался Иоиль, опасаясь, как бы гости не завели спор о спасителе и восстании истинно верующих против Рима. — Хватит нам и загадки о пророках, самим им на свадебном пиру не место, так что и толковать о них нечего.
К облегчению Марии, гости легко оставили эту щекотливую тему и, судя по всему, снова охотно вернулись к шуткам, пению и выпивке. Кому охота омрачать праздник спорами?
Ее мать подошла к ней, обняла и шепнула:
— Дай нам знать, когда ты будешь готова.
Готова! Готова для добрых пожеланий, для танцев, готова к тому, чтобы гости отнесли ее на своих плечах в брачную спальню, где над ложем установлен балдахин.
— Я думаю, скоро, — ответила Мария.
Да, сколько ни тяни, а от этого никуда не денешься. Люди еще раз от души пожелают молодым счастья, а потом, согласно освященной временем традиции, крепкие юноши под развеселое пение подхватят на плечи ее и Иоиля и отнесут в супружескую спальню. Чему быть, того не миновать.
Наконец они с Иоилем оказались перед кроватью с балдахином, а все гости глазели на них из соседней комнаты.
— Теперь я заявляю о праве на свою невесту, — молвил Иоиль, посмотрев сначала на нее, а потом на всю компанию.
Потом он подошел и закрыл разделявшую помещения дверь. Скрип петель возвестил Марии о конце ее прежней жизни так же отчетливо, как хлопок в ладоши.
Дверь затворилась. Теперь они остались одни, точнее сказать, вне видимости для остальных.
Иоиль протянул руку и коснулся ее волос, убранных назад, но все еще длинных, частично распущенных, как носят девушки.
— Я буду почитать тебя всю жизнь, — промолвил он.
Мария закрыла глаза, не зная, что сказать или сделать. Самым естественным казалось просто ответить: «И я тебя тоже».
Поскольку она ему доверяла, забраться под балдахин и стать его женой оказалось не так уж трудно. Использовать полученные от женщин снадобья Мария не решилась, а когда извлекла плат чтобы расстелить его на постели, Иоиль отбросил его.
— В этом нет никакой нужды, — сказал молодой муж, — Ты моя, а я твой, и нет никого другого. И мы никому не должны ничего доказывать.
Он заключил Марию в объятия и поцеловал так крепко, что даже строки из Песни песней вылетели у нее из головы.
— Ты так прекрасна, — прошептал Иоиль.
