Игры кончились

Я представлял, что охочусь в ночном лесу за нашим домом. Но не деревья и кусты преграждали мне путь, а перевернутые стулья и кипы бумаг. Не валуны мне приходилось обходить, а сломанные ноутбуки и портфели. Я спускался не по скользким холмам, а по мокрому ковру покатого коридора.

В руках я держал лук с вложенной стрелой.

Я больше не убегал, я больше не боялся. Я снова стал охотником.

А Моррис — моей добычей.

Концентрируясь на дыхании, медленно и ровно втягивая и выдыхая воздух, я преодолевал миллиметр за миллиметром, двигаясь тихо, как мышь. Я пересек президентский офис и смело шагнул в темноту.

Заслонки на иллюминаторах были все так же опущены, и только редкие лучи пробивались в комнату, подсвечивая кружащие в дымной пелене частички пыли.

Он был рядом. Я слышал его дыхание, шарканье ботинок по ковру.

Рядом.

Еще ближе.

В метре от меня.

Укрепленная дверь, которую президент запер на ключ, когда мы пришли сюда первый раз, была открыта. Мы специально отперли ее, когда задумали разделить наших преследователей, и они попались на эту уловку. Сейчас Моррис стоял за дверью, в комнате переговоров.

Шшак!

Я не сразу понял, что означает этот звук. Шторки на иллюминаторах. Моррис поднимал их.

Шшак!

Он хотел лишить меня преимущества, лишить меня темноты.

Шшак!

Каюту залило светом.

— Ночь прошла, господин президент, вам не спрятаться. Покажитесь же наконец, — тихий голос Морриса походил на бормотание злого духа.

Я остановился и свернул в медицинский кабинет, где, затаив дыхание, стал слушать.

Шшак!

— Вы же знаете, что я вас найду.

Я поднял лук и приготовился натянуть тетиву. Я обязан был с ней совладать. Слишком много поставлено на кон. Я должен поразить цель.

Шшак!

— Господин президент, вам больше негде прятаться.

Тетива растягивалась все сильнее, словно мое тело бросило все ресурсы на борьбу с ней. Вот она поравнялась с плечом, потом с грудной клеткой. Я крепко, как в тисках, сжимал лук, и казалось, что рука срослась с его деревянной рукоятью. Тетива сильно впивалась в пальцы, но я заводил ее все дальше. Она уже дошла до носа, ни разу не дрогнув на своем пути. И вот я до предела натянул тетиву, как настоящий охотник. Теперь мой лук стал опасным оружием. Но меня не захлестнула радость, дыхание не участилось. Я справился с луком, но праздновать победу было не время, настало время охоты. А охота — дело серьезное.

Раздался шорох кожаных ботинок. На этот раз снаружи, в коридоре.

Шшак!

Я выступил из засады и увидел Морриса. Я сделал всего один шаг и застыл, крепко держа в левой руке лук, а в правой — стрелу на натянутой до щеки тетиве.

Моррис меня сразу же заметил. Подался в мою сторону, но тут же остановился с удивлением на лице.

Я выстрелил.

Как в замедленной съемке, идеально направленная стрела пролетела через коридор, и от меня не ускользнули ни легкие колебания ее оперения, ни подрагивание разрывающего воздух древка. Моя стрела неслась к цели как смертоносная ракета.

Стрела попала Моррису в грудь. Отличный выстрел.

Но ничего не произошло. Стрела ударилась чуть выше сердца и отлетела в сторону, будто палочка, брошенная ребенком.

Моррис в смятении отшатнулся и посмотрел вниз. Потом он поднял на меня торжествующий взгляд и злорадно улыбнулся.

— Так-так, — проговорил он, слегка опустив пистолет. — А вот и мистер Маленькие Ботинки.

Я не верил своим глазам. Я двигался беззвучно, укрывался в засаде, натягивал тетиву до упора, и все равно проиграл. Моррис стоял передо мной жив и невредим.

— Ты доставил мне немало хлопот, малыш. Но пришло время взрослым заняться своими делами.

— Вчера вы могли так сказать, но не сегодня, — услышал я собственный голос.

— Как так?

Я сглотнул и почувствовал, что меня снова охватывает злость.

— Вчера вы могли так сказать, но сегодня у меня день рождения.

Я завел руку за спину и вынул из колчана последнюю стрелу.

Моррис смотрел на меня, все так же ухмыляясь:

— Ну и что? Мне-то какое дело?

Я вложил стрелу и поднял лук.

— Сегодня из малыша я превратился во взрослого мужчину.

— Ты серьезно? — покачал головой Моррис. — Лук и стрелы против кевлара? Господи, да ты ведь и не знаешь, наверное, что это. — Он похлопал левой рукой по груди. — Бро-не-жи-лет. Дурачок!

Я принялся натягивать тетиву.

— Как хорошо, что с этого дня ты — мужчина. — Моррис поднял пистолет. — Это значит, мне не придется убивать ре…

Улыбку с его лица как ветром сдуло. Глаза расширились, а щеки побледнели.

— Ре… — Его тело содрогнулась, как от удара.

— Ре… — Он прижал руку к груди и издал странный гортанный звук.

— Ре… Ребенка.

Моррис опустился на колени, раскачиваясь из стороны в сторону, и весь напрягся, будто от удара электрошоком. Его занесло влево, он выронил пистолет и сполз по стене на пол.

Я так и стоял перед ним, с луком в руках, когда к нам подлетел президент, скользя по мокрому коридору.

Он врезался в меня, и стрела выскользнула из рук, отлетела в сторону и затерялась в груде поломанных вещей.

— Оскари, ты цел? — Президент встал рядом и мягко отвел мою руку с зажатым луком.

— Поверить не могу, какой ты смелый! Положил на лопатки Морриса, бойца президентской охраны. В нее набирают лучших солдат, а он был лучшим из лучших.

— Я… что я сделал? Убил его? — спросил я, не понимая, что произошло.

— Он был обречен, — ответил президент. — Помнишь, я говорил про осколок пули у сердца? Наверное, сегодняшние волнения сдвинули его с места.

— Я его убил? — снова спросил я президента, заглядывая ему прямо в глаза.

Лицо моего друга смягчилось.

— Нет, Оскари. Он уже был мертв. Поверь мне.

Что-то в глубине самолета заскрипело громче некуда, он последний раз покачнулся и начал сползать в глубь озера.

Плеск воды прорвался в каюту, мы посмотрели вниз по коридору и увидели, что озеро поглощает самолет и вода все прибывает. Борт номер один в любую секунду грозил сорваться с отмели и уйти на дно.

— Самолет тонет! — закричал президент. — Уходим!