Глава 18
Дальнейшее стало для Мариши одним сплошным неприятным сюрпризом. Две бабки кружили вокруг нее, словно злобные акулы. И поглядывали они на нее до того кровожадно, что Мариша даже стала всерьез опасаться, как бы дело не повернулось совсем худо.
Одно дело, когда ты считаешь саму себя хозяйкой положения и ходишь в костюме старого призрака. И совсем другое, когда ты сидишь в этом же костюме, но плененная и на старой табуретке! А вокруг тебя еще и кружат две фурии, мечтая содрать с тебя кожу, выпотрошить твои внутренности и растерзать тебя на кусочки!
Именно эти кары и сулили злобные старухи Марише.
– Кто ты такая?!
– Что тебе тут нужно?!
– Сокровищ наших захотела?!
– Фиг тебе, а не сокровища!
– Они наши!
Мариша протестующе замычала. И Петровна воскликнула:
– Вытащи кляп, Лизонька! Узнаем, что она хочет сказать!
Кляп у Мариши изо рта вытащили, и она тут же закричала:
– Сокровища принадлежат Путовым! Олегу Игоревичу и его матери! А еще… Еще – покойной Миле!
– Ты еще старого генерала вспомни! – ехидно отозвалась Елизавета Ивановна. – Вот уж кто наследником точно мог бы зваться.
– Подох он, старый пес! – злобно проскрипела Петровна. – Теперь все – мое! Долго я ждала этого часа, но наконец он наступил. Верно, Лизонька? Драгоценности моей матери – они теперь мои?
– Твои, Оленька! Твои! Будешь жить на них, ни в чем себе не отказывая.
– И тебе долю выделю, Лизонька!
– Спасибо тебе, благодетельница! Ручки тебе целовать стану! Ножки буду мыть, а воду с них пить за все твои благодеяния ко мне, убогой!
– Вы что говорите такое? – возмутилась Мариша, невольно подпадая под стиль речи старух. – О каких сокровищах речь ведете, старые? Сокровища эти не ваши, а старого Барина и его потомков!
– Его – только земля, в которой он все никак не успокоится! А драгоценности принадлежали его жене, а не ему!
– Матери моей они принадлежали, а после нее – уже мне!
Мариша так и ахнула:
– Вашей матери?! Но как же… Откуда?! Вы что же… вы тоже – Путова?!
– По праву рождения! – с гордостью ответила Петровна, и глаза ее злобно сверкнули.
Мариша только головой потрясла. В такой поворот событий просто невозможно было поверить! Петровна – дочь той самой преступной барыньки?! Но как же так? Каким образом?
– Самым простым, – ехидно отозвалась на ее вопрос Елизавета Ивановна. – Самым простым и естественным. У барыни у нашей ребеночек родился на каторге. Вот она, Оленька наша, – свет очей! Родилась – и сразу же наследницей материнских драгоценностей и стала. Тех драгоценностей, что брат ее ворожбой у нее украл! Не имел он права на эти драгоценности, покражу у сестры своей нерожденной еще сделал. Это Оленьке должны были все драгоценности достаться. От матери – к дочери, и никак иначе!
– Погодите, погодите… – пробормотала Мариша, в голове у которой никак не укладывалось то, что она услышала. – Что вы такое говорите?!
Уж не безумны ли обе эти старухи? Вполне возможно, ведь возраст у обеих более чем преклонный. Елизавета Ивановна, конечно, немного помоложе Петровны выглядит. Но ей тоже к семидесяти явно катит. О какой еще дочери бредят эти старухи? Она же точно знает, что у барыньки-преступницы был только один сын! Наследник!
– Правильно! Сына она еще в юности родила, от своего законного мужа. Тьфу! Непочтительный сын! Как узнал, что мать его – преступница, так и отказался от нее. А дочь наша барынька от любимого своего родила. Уже в гораздо более зрелом возрасте!
И поведала Елизавета Ивановна Марише более чем удивительную историю о том, как барынька-преступница, а также ее преступный любовник-управляющий оказались на царской каторге. Да недолго они там пробыли, потому что власть в стране переменилась и все преступники, которых царская власть в тюрьмы и остроги посадила, спустя некоторое время полную амнистию получили.
Не разбирая, за что человек получил свой срок, советская власть распорядилась выпустить всех тех, кто пострадал от прежней власти. Таким образом, на свободе разом оказалось множество самых настоящих преступников – воров, убийц, грабителей и насильников. И в их число вошли также и барыня Путова с ее любовником-управляющим.
Впрочем, любовник спустя некоторое время после амнистии скончался от чахотки, которую он умудрился подцепить в казематах. Но барынька к тому времени была уже беременна. Разумеется, ни о каких своих прежних богатствах она не заикалась, жила очень тихо, чтобы заработать себе на жизнь, мыла полы и тем содержала свою малютку-дочь. Жили они очень бедно. И в душе барыня проклинала и своего мужа, и свою нынешнюю жизнь.
От старой, преданной ей до мозга костей няньки, которая продолжала жить в Прянишкине, барынька Путова знала, что случилось с их усадьбой, но не жалела ни о доме, ни о поместье. Жалко ей было лишь тех драгоценностей, которые ее старший сын увез и, по преданию, спрятал гдето в каменоломнях.
Мать очень хотела найти своего сына и выяснить у него, где именно он схоронил сокровища. Но, с одной стороны, ей было стыдно встречаться с ним – она помнила, как он проклинал ее, когда вина ее в смерти мужа стала очевидной. А с другой – барынька элементарно боялась высовываться. Как ни плоха была ее теперешняя жизнь, расставаться с нею она совсем не хотела. А стоило ей сунуться в те места, где ее знали, ее неизбежно схватили бы как чуждый советской власти элемент и расстреляли без суда и следствия.
К тому же вскоре ей подвернулась удача. На нее обратил внимание один очень достойный человек – инженер. Он понял, что молодая еще поломойка явно знавала лучшие времена. И, что называется, происходит она из благородного сословия. Потихоньку они познакомились, стали беседовать, и барыня доверилась этому человеку и рассказала ему о себе правду.
Разумеется, не всю, а, так сказать, частично. По ее редакции получалось, что мужа ее убили большевики. А сама она бежала за тридевять земель, спасая себя и свою дочь-малютку. Инженер был человеком сентиментальным. И он никак не мог подумать, что его любимая женщина способна на ложь.
Рассказала барынька своему новому мужу и о спрятанных якобы от большевиков сокровищах. Вместе эта парочка решила поехать в Прянишкино и попытаться найти в каменоломне ее семейные драгоценности. Барыньке не давала покоя мысль, что ее драгоценности лежат без всякого присмотра. И всякий встречный и поперечный может их найти и присвоить себе!
В свои планы они посвятили одну лишь женщину. Ту самую старую нянюшку барыньки, которая вырастила ее и любила как родную дочь. И которая до сих пор жила в деревне Прянишкино. Именно эта женщина и ее дочь и организовали приезд в эти края новой семьи своей барыни. Разумеется, приезд этот был предпринят тайно. Никто не должен был узнать в женщине с мужем и ребенком прежнюю барыню.
А старая нянька очень ждала этого приезда. Она была серьезно больна. И чувствовала, что скоро придет ее конец. Перед смертью ей было необходимо выполнить еще одну миссию – передать своей любимой барыне ее обручальное кольцо. То самое, голубое кольцо с незабудками и россыпью бриллиантов, которое было на пальце у барыни во время ареста и которое ей через подкупленного охранника удалось передать своей няньке на сохранение.
Но всему этому не суждено было исполниться. Да, барыня с новым мужем и дочкой-наследницей вернулись в места своего прежнего обитания. Конечно, в само Прянишкино она не сунулась, там слишком многие ее знали прежде и могли узнать теперь. Барыня остановилась неподалеку от деревни. Они с мужем не планировали задерживаться здесь надолго.
– Маленькую Оленьку они оставили в нашем доме, – рассказывала Елизавета Ивановна. – А сами отправились в каменоломню. Ночью отправились. Тайно! Чтобы никто не увидел, не прознал!
Долго в ту ночь ждала семья няньки возвращения барыньки и ее нового мужа обратно. Ждали-ждали, да так и не дождались. Кровавый старый призрак забрал себе очередную жертву – свою жену-предательницу. Когда утром стало совершенно ясно, что барыня и ее муж попали в беду, старая нянька и ее дочь подняли тревогу. Они понимали, что с их любимой барынькой случилась беда. И надо поторопиться, возможно, их еще можно спасти.
– Но спасти никого не удалось. Поиски длились три дня. Дольше искать их было невозможно, потому что стояло лето – разгар работ в поле и на огородах. Никто не мог потратить много времени на поиски никому не известных чужаков. А когда через несколько дней началась война, так о поисках пропавших без вести приезжих – мужа и жены – и вовсе все забыли. Не до того людям стало.
Старая нянька не выдержала очередного горя, свалившегося на нее, и умерла, проклиная жестокого старика, чья черная душа до сих пор требовала отмщения за свою смерть и предательство жены. Она была уверена, что это призрак старого барина заманил барыньку в каменоломню. Старая женщина так и не смирилась с тем, что ее любимая барынька понесла наказание по заслугам.
– Барынька для нее всегда продолжала оставаться шаловливой девочкой с прелестными кудряшками, – вздохнула Елизавета Ивановна. – И, умирая, нянька взяла с моей матери клятву: помогать и оберегать Оленьку. А уж моя мать взяла такую же клятву с меня. Да не смотри ты на меня так, девка! Материнское слово – это сильная вещь! Да! Умирая, моя мать взяла с меня страшную клятву, что я буду всеми силами оберегать Ольгу Петровну. Буду ей верной подругой, защитницей и подмогой – во всем и всегда.
И Елизавета сдержала свое слово. Она не теряла Оленьку из виду. Точно так же, как когдато ее собственная мать следила за жизнью Оленьки. И, когда девочка выросла, Елизавета поведала ей правду о том, кем были ее родители. И кольцо Оленькиной матери она тоже не потеряла, через всю войну его пронесла, сохранила и в свое время передала законной владелице.
Таким образом, опекаемая потомками старой няньки своей матери, Ольга Петровна выросла с полным осознанием того, кто она такая и кем были ее родители. Надо сказать, такой участи многие сироты позавидовали бы очень сильно.
– Только что толку? Прежней славы и величия той семьи Ольге было уже не вернуть. Времена наступили совсем иные. Следовало помалкивать о своем прошлом. Вот Оленька и молчала.
Елизавета Ивановна тоже молчала, крепилась и ждала. Так обе женщины и состарились, ожидая сами не зная чего. Впрочем, с падением советской власти их мысли стали обретать более стройные черты. Они видели, что быть богатым в России уже не считается зазорным. За это больше не ссылают, не расстреливают, не уничтожают под корень всю опальную семью.
И старухи стали прикидывать: как бы им разыскать те драгоценности, которые – они в этом были уверены – до сих пор лежат гдето в заброшенной каменоломне?
– Но у нас не было плана того места, где спрятано сокровище.
– Он был только у моего брата.
Но Ольга Петровна прекрасно понимала, что вряд ли ее единоутробный брат захочет с ней поделиться драгоценностями их матери. И все же она сделала такую попытку. Однако ее рассказ не впечатлил генерала Путова, к которому на поклон пришла Петровна.
– А где доказательства нашего с тобой родства? – спросил он у сестры в первую очередь.
И, когда Ольга показала ему кольцо с незабудками, он и тогда не поверил.
– Так и сказал, что не верит мне! Что кольцо я украла! И что меня саму, даже если я и рождена от его матери, надо посадить в тюрьму, когда когдато посадили нашу преступную мать.
Одним словом, Ольга поняла, что ее сводный брат так и не простил их матери смерть своего отца. И она не стала настаивать. Сиротская жизнь научила Ольгу хитрости. Она знала: там, где невозможно действовать силой, нужно подождать и начать действовать исподтишка.
Она сделала вид, что все поняла и уходит. А сама принялась следить за своим братом, надеясь, что когданибудь он все же захочет вернуть себе сокровища их семьи. И вот тогдато и наступит час ее торжества! Но Путов тоже опасался, как бы правда о его происхождении не вылезла наружу. Поэтому он честно служил, делал карьеру и не предпринимал никаких попыток отправиться в Прянишкино и поискать там драгоценности своей матери.
Старухи знали об этом совершенно точно, потому что в служанках у генерала была сама Елизавета Ивановна. Она помнила и краткую супружескую жизнь генерала с его молодой женой – Катериной Семеновной. Знала и о том, что у генерала от этой женщины родился ребенок, которого они позже записали на другого отца. Знала и о том, что у этого ребенка, в свою очередь, родилась дочь – Мила.
Всю свою жизнь Елизавета Ивановна следила за генералом. Искала в его бумагах тот самый план спрятанного тайника, который должен был сделать ее саму и дочку барыньки-преступницы богачками. Но так и не сумела найти ничего похожего.
– И тогда мы поняли, что генерал все держит у себя в голове. И расскажет обо всем только своему прямому наследнику.
Время шло, генерал, который был почти что ровесником века, стремительно старел и дряхлел. И его служанка понимала: скоро ему придет конец. Но перед смертью генерал просто обязан передать комуто свою тайну!
– И он ее передал! И не комунибудь, а своей бывшей жене!
– Он обожал эту женщину!
– И именно ее он сделал своей наследницей!
Елизавета Ивановна, в благодарность за свою долгую и безупречную службу, получила от генерала – еще при его жизни – вполне приличную сумму наличными. На эти деньги она построила себе небольшой домик на развалинах деревни Прянишкино и стала ждать. Чутье подсказывало ей, что события вскоре начнут набирать обороты. И Елизавета хотела быть поближе к сокровищу, на оберегание которого она потратила всю свою жизнь.
– Оленька была уже слишком немощна, чтобы составить мне пару. Но у нее была другая цель и другая задача.
Мариша кивнула. Она знала о том, как Петровна сумела войти в доверие к внучке генерала Путова – Миле. И теперь Петровна через Аюшу знала о каждом шаге, который планировала совершить законная наследница сокровища. Знала – и сообщала о них Елизавете. И, когда Мила отправилась за сокровищем своего деда, Ольга Петровна тут же сообщила об этом своей напарнице.
Но что было дальше – этого Мариша не знала. Как получилось, что молодая девушка погибла? И в чьих руках теперь находится сокровище?
И Мариша задала бабкам этот вопрос.
– Девчонка свалилась сама! – быстро ответила Елизавета Ивановна, отведя в сторону глаза. – Я тут ни при чем!
Но Петровна решила иначе. Ей захотелось поглумиться над своей пленницей. И она заявила:
– Лизонька и впрямь никого не убивала. Это ее сынок все сделал! Дурак, а потрудился на славу!
– Кто? – удивилась Мариша. – Какой сынок?
Елизавета Ивановна тут же вскинулась:
– Молчи, Оля! Ничего ей не говори!
– Почему? Пусть знает правду! Пусть не думает, что мы – просто две беспомощные старухи!
Мариша ничего такого и не думала, но промолчала. А Петровна продолжала бушевать:
– Хочу, чтобы она поняла, как опасно вставать у нас на дороге! И вообще… Молчи, Лиза! Помни, кто тут главная!
– Ну хорошо! – вздохнула Елизавета Ивановна. – Делай, как тебе будет угодно.
Повернувшись к Марише, старуха Петровна сказала:
– Вот ее сын и столкнул девку с обрыва! Он у Лизоньки немного дурак, но зато верный и послушный. Лизонька его вместе с собой не поселила, в лесу ему времянку в земле вырыла, там он и жил. Она его кормила, а за это он был во всякую минуту готов к службе. Верно я говорю, Лизонька? Хороший у тебя сын! Крепкий! А что бог ему ума недодал, так на то мать при нем имеется. Что надо, сама сыну подскажет, что делать, укажет.
– Значит, Лизавета Ивановна велела своему сыну убить Милу?
Лизавета Ивановна вздрогнула и отвернулась. Видимо, содеянное ее сыном не давало ей покоя. Но все же ее страсть к богатству оказалась сильнее. Мариша прекрасно понимала, почему эта женщина решила помогать полоумной Петровне. Не из какихто там сентиментальных воспоминаний или клятвы, данной ей своей матери. Нет! Елизаветой Ивановной двигало вполне понятное стремление – разбогатеть.
Хитрая преступница рассуждала таким образом. Петровна уже очень стара. Ясно, что долго она не протянет. А у Елизаветы Ивановны впереди есть еще десять, а то и двадцать лет жизни. И не просто жизни, а купания в роскоши! Тех сокровищ, которые накопила барынька – мать Ольги Петровны, – должно было хватить Елизавете и ее сыну-дураку очень надолго.
И ради этой цели Елизавета Ивановна была готова на все. В том числе даже и на убийство.
– Значит, Милу вы убили, а сокровища забрали себе?
Но на этот вопрос Мариша не получила ответа. Потому что совершенно внезапно в прихожей раздалось какойто шуршание, тяжелые шаги, а потом в кухню ввалился огромный детина. При виде этого мужика у Мариши глаза полезли на лоб. Таких огромных гигантов она видела только на сцене, во время выступления бодибилдеров! Но так ребята специально накачивали мускулы, увеличивали вес. А тут…
Перед Маришей стоял настоящий русский медведь – огромный, лохматый, неуклюжий, но очень и очень опасный. Маленькие глазки этого детины тускло поблескивали под низким лбом. Крохотный нос-пуговичка довершал общее уродство этого типа. Он тяжело вздохнул, отчего по кухне пронесся ветерок, и прогудел:
– Мамо! Слышь, мамо, я пришел.
– Тебе велено было на улице стоять! Зачем приперся?!
– Так, это… Холодно мне, мамо! И кушать хочется!
И великан неожиданно остановил свой взгляд на Марише. Кажется, он ею заинтересовался. Во всяком случае, его маленькие глазки загорелись чуть ярче. И урод даже начал с удовольствием похрюкивать.
– Мамо, а че это она?
– Так надо!
– А-а-а… А можно мне ее потрогать?
Мариша пришла в ужас, когда огромный, похожий на сардельку палец протянулся к ней. Но детина неожиданно нежно ткнул ее в плечо и с удовольствием пробормотал:
– Мягонькая! Мамо, а можно я себе ее возьму?
– Никита…
Елизавета Ивановна чтото заговорила было, но внезапно замолчала. Они с Петровной переглянулись со странным выражением на лицах, которое очень не понравилось Марише. Что задумали эти двое? Они хотят отдать ее этому монстру?! Это в каком же, интересно знать, смысле?!
Оказалось – в самом что ни на есть прямом.
– Пусть твой потешится с девкой, а после… – Петровна не договорила, но замолчала весьма красноречиво. – Отпускать ее нельзя, – добавила она. – Слишком уж много эта девка знает! Отпустим – так она сразу же в милицию побежит. Да еще к Путовым. Вмиг мы с тобой без сокровищ останемся!
Услышав это, Елизавета Ивановна перестала терзаться сомнениями.
– Правильно! – воскликнула она. – Куда одна, туда и вторая! Сбросит ее Никитка в тот же провал, никто и не подумает ее там искать!
– Эй! Эй! – возмутилась Мариша. – Это вы о чем? Кого это вы собрались сбрасывать?! И куда?
– А ты помолчи, помолчи, девка, – гнусно усмехаясь, посоветовала ей Петровна. – Ты свое уже отговорила!
И прежде чем Мариша успела закричать, позвать на помощь или както иначе дать им понять, что она категорически против, во рту у нее снова очутился шерстяной носок. Но не это было самое худшее. Мариша увидела, как злодей Никита придвигается к ней с растопыренными руками-лопатами, в одной из которых он держит нечто, очень похожее на мешок.
Мешком это «нечто» и оказалось. И прежде чем Мариша успела мысленно ахнуть, пыльный мешок водрузили ей на голову, и она потеряла всякую возможность чтолибо видеть или слышать. Вокруг нее суетилась Петровна со своими деревенскими помощниками, но Мариша не могла понять, чем они занимаются. Вдобавок ее голове в мешке стало очень душно и жарко. И, естественно, голова у Мариши закружилась – воздуха отчаянно не хватало. И прежде чем она почувствовала, что ее поднимают, чемто заматывают и кудато несут, сознание покинуло ее.
