Глава 23

Дорогу к Вишневой улице узнали у словоохотливой бабки, торгующей на углу семечками.

– А ты не можешь просто нас туда отвести? – удивленно спросила Рыска у Алька, пока Жар уточнял, куда сворачивать после арки.

– Могу. Но плутать больше придется. Это не лес, тут слишком много людей и других путников. Вероятность правильного выбора уменьшается втрое-вчетверо.

– А в Макополе как же вел?

– Я там бывал несколько раз. И чем точнее путник представляет цель, тем увереннее к ней идет.

Какой-то оборванец, подслушав разговор, вызвался проводить их всего за медьку, но под тяжелым взглядом саврянина осекся и юркнул обратно в проулок. У Рыски этот тип тоже доверия не вызвал, такой за сребр с добычи в трущобы к душегубам заведет, а за злат сам прирежет.

Впрочем, когда на полдороге Жар окончательно запутался в бабкиных лево-право-лавка-склад, Альк вполне уверенно подхватил нить пути. Вишневая улица оказалась длинной, начинаясь от центра города и упираясь в южные ворота. Дома на ней стояли самые разные: и каменные в три этажа, и лачуги, на которые как будто наступил великан, полусмяв и вдавив в землю. Особняков с садиками тоже было немало.

– Богатенькие, – с завистью заметил Жар, сплевывая шелуху (хотя Рыска не заметила, чтобы друг рассчитывался с торговкой семечками). – Тут кусок земли о-го-го сколько стоит, а они деревья сажают. Ну, где наша ограбленная живет?

Альк задумчиво скользнул взглядом вдоль улицы, отсекая дома один за другим, но остановиться на каком-либо не успел: в саврянина со спины врезалась девица с корзинкой.

– Ой, простите! – звонко и весело крикнула она, рыбкой огибая Алька и снова прибавляя шагу. – Не заметила, что за ночь здесь столб врыли!

Девица была молоденькая, румяная и рыжая, как белка. Злиться на ее лукавую конопатую мордашку было совершенно невозможно, даже саврянин усмехнулся.

– Эй, красавица! – окликнул Жар, питавший слабость к огненным девчонкам. – Скажи, где тут дом госпожи Лестены Два Дубка?

– А зачем он вам? – остановилась и мигом насторожилась конопатая. Вор сообразил, что именно там она и служит.

– Не, нам не он, а третий от него вниз по горке, – мигом нашелся он. – Сказали, у Лестены самый приметный, по нему искать…

– А то! – с гордостью отозвалась девица, сразу потеплев к чужаку. – Вон тот, с деревьями на крыше!

«Деревья» оказались флюгером в виде пресловутых двух дубков, сплетшихся ветвями. На ветру они скрипели и трещали как настоящие.

Но дом Жара уже не интересовал. Конопатая оказалась из бойких и, подпустив красивого парня на доступное для ухаживаний расстояние, благосклонно приняла горсть семечек.

– Слыхал, вас недавно ограбили?

– Ой, да, ужас-то такой! – округлила ярко-голубые глаза служанка. – И знаешь кто? Лекарь! Который уже полгода нашу госпожу пользует! Ни за что бы не догадалась, он ведь за мной даже ухаживал, цветы дарил… Правильно сделала, что ему отказала!

Друзья и Альк многозначительно переглянулись. Саврянин повторил жест того странного мужика из макопольской кормильни, пальцем снизу верх. Но Жар и сам знал, что делать.

– Ну, за такой красавицей грех не поухаживать! – зябликом разлился он. – А я, между прочим, волшебник! Хочешь, твое имя угадаю?

– Да ну тебя! – Конопатая зашлась грубым, хрипловатым смехом простолюдинки, который, как ни странно, только добавлял ей очарования. – Шутишь.

– Щас увидишь! – Жар нарочито нахмурился и поводил растопыренными пятернями перед лицом служанки, словно читая имя на ощупь. – Ну-ка, ну-ка… О! Вериша!

– Ой! – Пораженная девица машинально взяла вора за подставленный локоть. – А что ты еще умеешь?

– Погуляешь со мной – покажу, – загадочно подмигнул ей парень.

– Ты же к кому-то шел? – спохватилась Вериша.

– Ничего, мои друзья одни управятся. – Жар махнул им рукой: мол, идите, не мозольте глаза.

– Отлично, ближайшую пару лучин наш пройдоха при деле, – заключил саврянин, когда оживленно болтающая парочка отошла на сотню шагов. – А мы пока на рынок сходим.

– Зачем? – насторожилась Рыска.

– У капризов моды тоже должны быть пределы. – Альк задрал пятку, нащупал и выдернул из нее какую-то колючку.

– А-а-а… может, ты сам? – перетрухнула девушка. Идти куда-то с этим… саврянином! Крыса – совсем другое дело, она мелкая. Если начнет зарываться, можно за хвост дернуть или рукой прижать. А этот вон какой здоровенный! Даже Жара отмутузил. И с ним же, наверное, о чем-то по дороге говорить надо? Да Рыска ему в лицо прямо посмотреть не может, особенно когда он эдак гаденько ухмыляется!

– И если что, бежать к тебе крысой через полгорода? Нет уж, идем вместе.

– А коровы? – уцепилась Рыска за последнюю возможность отвертеться. – Неудобно с тремя в толкучке-то…

– Оставим при какой-нибудь кормильне. Мы вроде недавно проходили мимо одной.

Девушка тоскливо вздохнула, но согласилась.

Народу на рынке было немного – основные торги приходились на первую половину дня, и продавцы уже потихоньку начинали собираться. Скотные ряды вообще опустели, только с краю какой-то мужик торговал овцой, старой и облезлой, надеясь, что в отсутствие выбора удастся сбыть и такую.

Альк, к огромному облегчению Рыски, шел молча и на нее не глядел. Но девушке даже такое количество людей казалось огромным, и она волей-неволей жалась к саврянину, чтобы не потеряться.

Остановились у прилавка, сплошь уставленного готовой обувью. Были тут и высокие щегольские сапоги со шнуровкой вдоль голенища, и остроносые женские башмачки, и совсем крохотная обувочка, густо расшитая бисером, как на собачку или новорожденного – но зачем она тем и другим?! В углу стояла колодка, лежала куча обрезков: можно и на заказ сделать, точно по ноге.

– Сколько просишь? – равнодушно спросил Альк, повертев на руке один из башмаков.

– Два сребра. Но, может, господин выберет что-то получше? – предложил сапожник, алчно глядя на вытащенный Рыской узелок. – Гляньте, такие же с вышивкой есть, с заклепками, как раз к вашей рубашечке… Всего за пять!

Саврянин примерил выбранные, покачался с пятки на носок:

– Нет. По этим хотя бы сразу видно, что кожа паршивая. А платить за цветную шелуху я не собираюсь.

Продавец обиженно поджал губы:

– Это маххатский олень, господин!

– А я тогда саврянский баран. – Альк повернулся к спутнице и надменно велел: – Дай ему полтора сребра, девка.

– Полтора? – в один голос изумились Рыска и сапожник.

– Будем лучину торговаться или мне в другую лавку идти?

Сапожник страдальчески пожевал губами, махнул рукой и протянул ее за монетами.

– А госпожа себе башмачки подобрать не хочет? – обратился он к Рыске.

– Нет, – смутилась девушка, отводя глаза от желто-коричневой, удобной даже на вид пары. – Потом как-нибудь.

– Госпожа скупая и глупая, – снисходительно пояснил Альк. – Ее так в лаптях и похоронят.

– Неправда!

– И вместо гроба в мешковину завернут – а то он ведь тоже немалых денег стоит.

– Просто те, что мне нравятся, малы будут! – попыталась оправдаться девушка.

– А ты примерь. – Саврянин безошибочно снял с прилавка желто-коричневые башмаки и уронил их перед Рыской.

Девушка покраснела еще больше. Ноги у нее, хоть и в лаптях, были того, не шибко чистые.

– Давай надевай, – поторопил Альк, и Рыска поспешно, чтоб никто не успел разглядеть, переобулась. – Ну как?

– Странно, – честно сказала девушка. Лапти были жесткие и низкие, а эти стягивались ремешком выше щиколотки, плотно и в то же время мягко облегая стопу.

– Но не жмут?

– Да вроде бы…

– Вот в них и иди.

– Так ведь у меня пока лапти есть!

– И мешковина.

Пришлось расстаться еще с двумя сребрами. Теперь Рыска, с одной стороны, чувствовала себя дурой, что повелась на издевки саврянина и растранжирилась, а с другой – у Маськи и то таких башмаков не было!

Девушка повеселела и смелее заозиралась по сторонам:

– Ой, гляди, крысу продают!

Альк нехотя подошел к прилавку вслед за Рыской, глянул. В изящной деревянной, больше подходящей для щегла, клетке сидела крупная насупившаяся крыса. Было видно, что от резьбы по дереву ее удерживает только пристальное человеческое внимание, но ночью она запросто управится с прутьями.

– Это, госпожа, крысиный волк, – начал с готовностью объяснять продавец, надеясь, что девушка заинтересуется и купит. – Лучший способ избавить дом от этих тварей! Вот послушайте: я ловлю двести крыс, сажаю их в клетки попарно и не кормлю. Когда одна из них загрызет и сожрет вторую, опять собираю уцелевших в пары, и так несколько раз. В конце остается самая сильная и свирепая, и она так привыкает к мясу сородичей, что ничем другим кормиться уже не может. И даже если выпустить ее на свободу…

Рыске стало жутко. От голода и безысходности есть себе подобных, пока не останешься в одиночестве… Дедок рассказывал, что в какой-то год Крысы подобное случилось в маленькой болотной веске, отрезанной от мира снегом в человеческий рост. Мужик съел всю семью, начал с родителей и закончил детьми. А когда дороги наконец очистились и в веску добрался обоз, повесился.

– Угу, а еще можно сразу рассадить эти две сотни крыс по клеточкам и каждую продать за волка, – поддакнул Альк. – Пошли, девка. Нам и одной крысы хватает.

– Ты чего себя позволяешь, саврянская морда? – с досадой напустился на него торгаш, поняв, что барыши уплыли из-под носа. – Честного человека лжецом клеймишь?! Эх, мало мы вас, гадов, били!

– Хочешь продолжить? – уточнил Альк, чуть склонив голову набок.

Но крикун верно оценил выправку белокосого и из-за прилавка вылезать не спешил. Только бранился, привлекая внимание соседей и прохожих.

– Альк, а давай тебе еще и рубашку купим? – Рыска, позабыв о стеснительности, ухватила саврянина за локоть и попыталась увести дальше по ряду.

– Можно… – рассеянно согласился Альк, делая быстрое, почти неуловимое движение второй рукой назад и в сторону.

Раздался громкий треск и почти сразу же – жуткий вопль.

– А-а-а-а-а, урод желтоглазый, ты мне руку сломал!!! – голосил оборванец лет пятнадцати, неприятно напомнивший Рыске Жара – такой же патлатый и хитроглазый. Его правая кисть была неестественно вывернута, неподвижна и опухала на глазах.

– Надеюсь, теперь ты понял, что воровать – плохо? – проникновенно поинтересовался Альк.

– Покле-о-оп! – продолжал верещать и приплясывать от боли патлатый, придерживая сломанную руку здоровой.

– А это что? – Саврянин наклонился и что-то подобрал. Отдал Рыске, и та с изумлением узнала свой узел с деньгами. Но как?! Она же всего на щепочку руку от груди отняла!

– Са-а-ами уронили-и-и! – Оборванец все-таки предпочел от греха подальше затесаться в толпу, жалостливо подвывая, чтобы уступали дорогу.

А народу вокруг уже собралось порядочно.

– Во, видали, что делается? – торжествующе завопил крысиный торгаш, поймав общее настроение. – Савряне средь бела дня добрых людей ни за что ни про что обижают и калечат! И куда только стража смотрит?

– А зачем нам стража? – Из толпы выдвинулся рослый щербатый детина того толка, что вечно лезут на подмостки бродячих цирков, дабы на спор схватиться с гнущим подковы силачом. – Ща мы сами его вежливости обучим!

И, пока Альк смахивал Рыскину руку, без околичностей ухватил белокосого за грудки, собираясь приподнять и хорошенько тряхнуть.

Но еле смётанная свадебная рубаха не выдержала такого издевательства. Она даже не порвалась – слетела с саврянина одним куском, почти без треска. На Альке остался только левый рукав.

Щербатый знал, что савряне подлы и коварны, но чтобы настолько?! И пока он, оцепенев, таращился на расшитую тряпку…

– Моя рубашка!!! – дурным голосом взвыла Рыска, подлетая к детине с таким видом, будто тот покусился на ее дитя. Вцепилась с другой стороны, дернула – и тряпок стало две.

Альк тем временем сорвал рукав, скомкал и метко запустил ожившему детине в глаз. Кто-то попробовал накинуться на саврянина сзади, но получил пяткой в пах и передумал. Двое кинувшихся с боков при незначительной помощи столкнулись лбами, а в них врезался щербатый, с ревом поперший на белокосого. Еще один драчун с воплем ужаса и изумления взмыл над толпой и в нее же рухнул. Обратно полетела курица, выпорхнувшая из разбитого ящика. Рыску оттеснили, затерли, и единственное, о чем девушке удавалось думать, – как бы не упасть, чтоб не затоптали. Судя по выкрикам, бить саврянина собирались до смерти. Судя по звукам – получалось плохо.

– Мужики!!! – внезапно осенило кого-то, крепко приложившегося головой к столбу. – Да он, кажись, путник!

Драка разом увяла.

– Че, правда? – боязливо поинтересовался щербатый, застыв с задранным над головой обломком доски.

– Нет, – ответил-оскалился Альк. Судя по ширящемуся вокруг него кругу – неубедительно.

Детина опустил доску и тоже попятился.

– Ладно, – пробасил он, – поразмялись, и будет. А то мне сегодня еще в кузнице работать…

Срочные дела нашлись почти у всех. В ряду остались только любопытные мальчишки да продавцы, которым деваться было некуда. Крикун-крысолов горестно охнул: «волк», воспользовавшись суматохой, перегрыз один из прутьев и был таков.

– Жаль. – Саврянин слизнул кровь с костяшек – оказалось, чужую. – Только во вкус вошел…

Рыска молча смотрела на него, прижимая к груди ворох грязных тряпок. А потом швырнула его Альку под ноги и громко зарыдала.

– Она все равно слишком короткая была.

…

– До свадьбы ты еще пять штук успеешь вышить. И порты в пару, с этими, как их, собачками. Пусть оберегают. Там нужнее.

…

– Или закажешь портному, как все приличные люди.

Зареванная девушка не отвечала, только носом то и дело шмыгала.

– Да высморкай ты его наконец! – не выдержал Альк.

– В твою косу? – буркнула Рыска.

Саврянин сунул руку между прутьями ближайшего палисадника и сорвал большой бархатистый лист. Девушка сердито в него протрубила, по-прежнему не глядя на Алька.

– Я-то тут при чем? – досадливо спросил саврянин. – Он же первым на меня кинулся.

– А ты первым того воришку покалечил! – возмутилась такому нахальству Рыска.

– А он первым украл.

– Но сломать человеку руку?! – не укладывалось в голове у девушки. – За такой пустяк?

– За все твои деньги, между прочим. И не сломать, а вывихнуть. Кто-нибудь из дружков вправит.

– Мог бы просто за нее схватить и кликнуть стражу!

– Чтобы ее вообще отрубили?

Рыска озадаченно примолкла.

– Можно было его отругать, – подумав, неуверенно предложила она. – На первый раз.

– Первый?! – Саврянин хохотнул. – Этот крысеныш незаметно вытащил узел у тебя из-за пазухи, и ты полагаешь, что он новичок в воровском ремесле? А если бы на нашем месте была вдова с малыми детишками? Или старик, или калека? Ну, тебе все еще его жалко?

Девушка насупилась. Рассуждения Алька опять поставили ее в тупик. Да, жалко. И вдову с калекой жалко. Но если добро начнет ломать злу руки, то чем они будут различаться?!

За разговором дошли до кормильни, где оставляли коров. Пока Альк проверял, все ли с ними в порядке, Рыска умылась из колоды и немного успокоилась.

– А как нам теперь Жара найти? Мы же не договорились, где встречаться будем! – спохватилась девушка.

– Там, где разошлись, – успокоил ее Альк. – Или он сам догадается сюда подойти.

– Почему?

– Так принято. Скрашивать ожидание удобнее всего кружкой-другой пива. Кстати, можно и пойти взять, а то что-то у меня в горле пересохло.

– А как ты определяешь, разбавленное оно или нет? – вспомнила Рыска. В пиве она не разбиралась, но догадывалась, что на вкус могли повлиять и кривые руки пивовара.

– Кто ж саврянину хорошего нальет, – иронично фыркнул Альк.

Девушке внезапно подумалось, что и торгаш не стал бы задираться с ринтарцем – ну подумаешь, не купили у него крысу, другой простак найдется. И воришка предпочел бы удрать подобру-поздорову…

– Извини, – покраснев, пробормотала она.

– За что? – изумился Альк. – У нас с заезжими ринтарцами обходятся ничуть не лучше. Я ж тебе говорил: люди везде одинаковы. И потом, я семь лет прожил в Ринтаре и давно привык к такому отношению. Даже научился себе на благо использовать.

– Семь лет? – опешила Рыска. – Ты не говорил!

– Я здесь на путника учился.

– А почему не в Саврии?

Но Альково приподнятое после драки настроение, когда с ним можно было поговорить, как с нормальным человеком, резко схлынуло.

– А вон и наш ворюга идет. Ишь светится, будто ему дали в трех позах! – И, чтобы не отставать, нахально прихватил Рыску за попу.

Девушка отпрянула, вся залившись краской. Нравы на хуторе были строгие: если б Сурок застал незамужних дочерей строящими глазки парням, самолично выдрал бы распутниц хворостиной. Приличной девушке полагалось беречь честь до первой супружеской ночи, на гульбище без матери или брата не ходить, а на непристойный намек без раздумий отвечать пощечиной. Батраки, правда, бегали к весковым девкам, похваляясь друг перед другом своими «подвигами», но это только отвернуло Рыску от подобных игрищ. Оказывается, за глаза парни отзывались об уступчивых девчонках как о глупых курицах, которым им удалось задурить голову. Цыка штук пять сменил, прежде чем на Фессе женился.

А у Рыски даже подруг не было, чтобы посплетничать об этом. Поэтому Альковы похабные шуточки и намеки каждый раз вызывали у нее острое чувство паники и беспомощности. Она понятия не имела, как на это отвечать, – и хотя чуть погодя ответ придумывался, колкий и умный, девушка знала, что нипочем не сумеет произнести его Альку в лицо. Вот так же смутится, запутается в словах и будет выглядеть очень жалко. А если и сумеет, то саврянин мигом «срежет» ее заново, еще хлеще.

– Чего вы такие взъерошенные? – сразу заметил Жар. – Убегали от кого? А рубашка где?

– Девка твоя порвала, – невозмутимо сказал Альк. – В порыве страсти.

– Все он врет! – Рыска поспешила укрыться у дружеского бока.

– Скажешь, не рвала?

– Это из-за тебя!

– Точно. Как закричала, как бросилась!

– Жар, не слушай его!

– И не собирался. – Вор обнял подругу за талию, обещая защиту. – Давай сядем где-нибудь, а то меня уже ноги не держат. Эта рыжая скакала как коза, я за ней еле успевал. То в одну лавку, то в другую… потом еще короб с углем подносить пришлось, через полгорода.

– Узнал хоть что дельное?

– Угу. Но сначала – стул и пиво!

– На воровку она не похожа, – докладывал парень пол-лучины спустя. – Но бочка без пробки… в смысле дура дурой! Пока гуляли, успела выболтать мне и сколько ожерелье стоило, и где хранилось, и что еще у ее госпожи ценного имеется.

– А значит, могла рассказать это кому угодно, – заключил Альк. На полу за его стулом подсыхало большое пятно. Кормилец глядел волком. – Гнать такую служанку поганой метлой.

– Нет, госпожа ее очень любит. – Жар взял с большого общего блюда ломтик жареной рыбки, обмакнул в горчицу. После ночной прочистки он впервые отважился на чего-то посущественнее супа. – Девчонка ей и в спальне прислуживает, и на выезды таскается. К тому же сама Лестена трепло то еще, обожает хвастаться своими цацками. Напяливает даже на прогулку по саду. Пару раз ее уже грабили, срывали цепочку или ожерелье и убегали, но глупую курицу это ничему не научило.

– Погоди-погоди! – поднял руку Альк, продолжая задумчиво глядеть в кружку. – Какие там у нее еще драгоценности есть?

– Куча цветных ошейников с бубенцами, сосульки… Тьфу, несколько ожерелий, золотых и серебряных с драгоценными камнями, кольца, серьги, браслеты, шпильки, броши, даже бриллиантовый венец.

– И все они лежат вместе?

– Веришка сказала – валяются по всему дому. Хотя в спальне есть тайник.

– Тогда почему вор взял именно жемчуг на серебре? – удивился саврянин. – На мой взгляд, венец куда более интересная добыча.

– Его так просто не сбудешь. Либо пилить, либо перекупщику за осьмушку цены отдавать.

– Жемчуг тоже. Он же какой-то особенный был, даже поштучно сбывать опасно.

– Мог работать под заказ. – Жар как раз не видел в краже ничего необычного. Его однажды наняли вынести из дома вазочку размером с кулак, не трогая ничего остального. Заказчик, по его словам, был страстным коллекционером, «но не вором», а продавать безделушку владелец отказывался.

– А вдруг ожерелье взял кто-нибудь из слуг? – после долгого раздумья вступила в разговор Рыска.

– Присутствовавших при разговоре с лекарем, – подхватил Альк. – Когда тот восхищался жемчужинами. Надо было у рыжей спросить…

– Я спросил. – Жар с торжеством глянул на саврянина: мол, не считай меня таким уж дурачком! – Говорит, что они были в комнате втроем – лекарь, служанка и госпожа.

– Может, кто-нибудь под дверью подслушивал?

– То есть ты думаешь, что эту заваруху устроили ради того, чтобы отправить лекаря на виселицу? – поморщился Жар. – Из ревности к Верише, что ли?

– Но она ему отказала, – напомнила Рыска.

– Вор мог этого не знать, – заметил Альк.

– Или никого он не ревновал, а просто воспользовался случаем свалить кражу на другого. – Жар потер подбородок, щекоча пальцы трехдневной щетиной. – Надо бы дом получше рассмотреть, как там у него с охраной. Только когда стемнеет, а то опять с рыжей столкнемся, она туда-сюда по хозяйским поручениям носится. Да и соседи зарисовать могут.

Саврянин кивнул и заказал еще пива.