Глава 13
Ритка и ее следователь быстро разобрались, куда им нужно ехать. Во всей деревушке Бутылкино был только один новый и к тому же сложенный из кирпича дом. Все остальные домишки были построены, а впоследствии и залатаны разным попавшимся под руку хозяевам хламом. И на фоне новенького красавца смотрелись еще более убого и жалко.
– Я думала, в Рябово люди живут плохо. Но тут, как я посмотрю, жизнь еще хуже.
И действительно, крыши на многих избах прохудились и зияли громадными дырами. Стекла сохранились далеко не во всех окнах. А где их не было, там оконные проемы были затянуты рваной пленкой, забиты кусками фанеры или просто заложены разным старьем. На их фоне стеклопакеты в кирпичном доме смотрелись просто вызывающе дорогими.
Огороды были еще скрыты тающим снегом. Но даже сейчас было видно, что по большей части, люди живут на подножном корме. Что даст земля-матушка, то и будут кушать. А если ничего не даст, с голоду помрут.
И если в Рябово был хоть какой-то аптечный пункт, а также остатки клуба, в котором иногда показывали кино, и прочая культурная жизнь в виде магазинов, то тут о таком нечего было даже мечтать.
– Глухомань!
– А чего старикам еще нужно? Чистый воздух, экологически чистые продукты, выращенные своими руками. Река опять же. А где река, там и рыба. И никаких тебе нитратов, пестицидов и ГМ-добавок. Живи себе и радуйся. Конечно, если есть деньги. Но, судя по новому кирпичному дому, они у нашего Петра Потаповича имеются в достатке.
Но Ритка все равно никак не могла взять в толк, как можно радоваться и наслаждаться собственным благополучием, когда вокруг тебя жуткая нищета! Это же страх какой-то, что делается в этой деревне Бутылкино! И ладно, если бы только тут! Так сказать, в одной конкретной неблагополучной деревне, где испокон веков селились лишь пьяницы и прочий непотребный люд. Но ведь таких деревень десятки и сотни по всей России. Самых обычных теперь уже деревень на земле русской.
Что же тут происходит с народом? Ведь ясно же, ясней всяких слов ясно, что ни один уважающий себя человек, будь он крестьянин, рабочий или просто ищущий уединения интеллигент, не захочет и не сможет жить в таком запущенном, загаженном доме с фанерой вместо стекла.
И эта деревенька стоит неподалеку от Питера, в относительно благополучной Ленинградской области. А что же делается дальше? В глубинке? Например, в Костромской или в Вологодской областях? Что же происходит с людьми там? Как они живут? И живут ли вообще? Или там просто не живут, а выживают?
– Старик живет вон в том доме, – сказал Андрей, как будто бы это и так не было ясно. – Ничего устроился, куркуль!
И Ритка с радостью услышала в голосе следователя нотки ярости, которая клокотала в ее собственном сердце. Нет, не может быть хорошим человек, которому нравится ежедневно созерцать из своего окошка окружающую его нищету. И на фоне этой самой нищеты чувствовать себя царем и большим, крутым, пусть даже и бывшим, начальником.
– Будь он нормальным человеком, отстроился бы в местечке поприличнее. Или уж если и тут, так не дом в два этажа плюс мансарда, а крепкий дом из бруса. Вроде бы и не выпячиваешься вперед остальных, а все равно видно, что ты тут главный.
– И остальным было бы, на кого равняться, – поддержала его Ритка. – Ведь ясно же, что от трудов праведных не наживешь ты палат каменных. А раз так, значит, местный люд смотрит на этот домище за высоченным забором и рассуждает: либо ты в этой жизни воруешь и обманываешь и тогда живешь припеваючи и на старость имеешь такой вот дом, либо живешь честно и ни гроша на старость не скопишь.
– Глубоко копаешь, – усмехнулся следователь. – Но поживем, посмотрим. Возможно, Петр Потапович вовсе и не такой противный, каким мы его себе придумали.
Но, увы, бывший начальник паспортного стола в Рябово оказался еще более мерзким человечишкой, чем они думали. Начать с того, что он долго не хотел их впускать в свой дом. Расспрашивал, проверял, перепроверял. Одним словом, проявлял бдительность. И лишь после того, как он лично позвонил в отделение, где служил следователь Рассохин, и подтвердил его личность, Петр Потапович соизволил впустить гостей в свой двор.
– В дом не приглашаю! – сразу же заявил он. – У меня там ремонт! Тут посидим, на лавочке.
Ну, на лавочке так на лавочке. Хотя и странно это было. Деревенские жители обычно гостеприимны. Но только не Петр Потапович. Он явно не желал, чтобы посторонние видели его дом и его быт. Значит, было что скрывать старичку. Ох, было!
– Какими судьбами? – проскрежетал Петр Потапович.
Больше всего он был похож на длинную заостренную на конце пику. Такая уж была у него конституция. Кости торчали из бывшего начальника паспортного стола некрасивыми острыми углами. И даже череп был лысый, но не круглый или овальный, а какой-то заостренный.
– Да вот, собственно говоря, всплыло одно старое дельце.
– И какое же?
– Дело некоего Цыплакова.
Показалось или нет? Вроде бы сухопарый старик слегка вздрогнул, услышав эту фамилию? Или это его на холоде стало потряхивать? Все-таки на дворе было весьма ветрено и сыро. А после теплого, жарко натопленного дома пенсионеру должно было быть на улице студено.
– Цыплаков, Цыплаков? – пробормотал он, вроде бы задумавшись. – Верно, был у нас такой. От цирроза печени скончался. Пил сильно.
– А что он был за человек?
– Я с такого сорта людьми не знаюсь, – высокомерно отозвался старик. – Видел только, что рожа у этого голубчика вечно синяя. И на работу он не выходил.
– А чем жил?
– Да уж жил чем-то.
При этом старик так выразительно отвел глаза, что следователю и Ритке мигом стало ясно. Врет! Он отлично знает и помнит не только самого Цыплакова, но и знает, или, во всяком случае, догадывается, на какие деньги тот жил.
– А в связи с чем интересуетесь?
– Дело в том, что несколько дней назад в Питере случилось убийство. Убитый – полная тезка вашего Цыплакова. Имя, фамилия, год рождения.
– Бывает, – не слишком охотно буркнул Петр Потапыч. – Случается.
– Случается. Но когда совпадают еще и дата рождения и место рождения – это уже, согласитесь, большая странность.
– Случается.
– Да бросьте вы! – воскликнул следователь, возмущенный наглостью старика. – Вы отлично знаете, что так не бывает! И тот Цыплаков, который убит недавно в Питере, не настоящий!
– Что значит не настоящий?
– А то и значит! Человек жил по чужим документам! И не смотрите на меня так! Вам это совсем нетрудно было сделать.
– Вы на что намекаете, молодой человек?
– А я не намекаю, я прямо так и говорю. Кто был тот человек, которому вы продали паспорт Цыплакова?
Петр Потапович молчал. При этом он шевелил своими мохнатыми бровями и о чем-то сосредоточенно думал. Впрочем, ход его мыслей было понять нетрудно. А когда старик скумекал про себя, что за такой давностью лет, да еще когда оба участника мертвы, его собственную вину будет не доказать, он снова почувствовал себя на коне. И воскликнул:
– Я прослужил много лет. Имею награды и звания! А ты, мальчишка, вздумал меня позорить?
– Это не я вас позорю! Это вы сами себя позорите! Делами своими позорите. Жизнью нечистой. Думаете, что все архивы сгорели, записи уничтожены? Ошибаетесь! Мне удалось найти парочку документов, на которых стоит ваша подпись. Желаете взглянуть?
И, к удивлению Ритки, следователь вытащил из своего портфеля несколько аккуратно разглаженных листов ксерокса.
– Это копии. Оригиналы хранятся у меня в сейфе! Ну как? Достаточно этих бумаг?
На взгляд Ритки, ничего опасного в этих листах бумаги не было. Но на Петра Потаповича эти листки почему-то произвели сокрушительное действие. Он побледнел. Несмотря на прохладную погоду, на лбу у него выступил пот, а руки мелко задрожали.
– Не губите! – прошептал он. – Молодой человек, не губите. Бес попутал! Никогда за все годы безупречной службы ни одного нарекания. Бес попутал!
– Хорошо, – кивнул следователь. – Я согласен признать все эти бумаги нелепой ошибкой дуры секретарши, которая все перепутала и напутала, или вовсе забыть про них, но… Но вы в качестве платы за мою забывчивость рассказываете все, что вам известно про Цыплакова и того человека, который купил его паспорт.
Произнося это, следователь выглядел таким грозным, что даже Ритка слегка затрепетала. А еще у нее в душе поселилось нечто вроде уважения к своему новому знакомому. Молодец какой! Перед поездкой тщательно подготовился, все продумал, архивные бумаги какие-то разыскал. И прищучил ведь этого Петра Потапыча! А каким гоголем сначала тот смотрел на приехавших к нему чужаков. Был уверен, что все у него шито и крыто. А не получилось! Андрей хоть и молодой, а верх над ним взял!
– Так что? – поспешил дожать старика следователь. – Будете рассказывать? Или?
Нет, никакого «или» Петр Потапович не хотел. Люди такого сорта с легкостью закладывают всех вокруг, если уверены, что им за это ничего не будет.
– Только вы должны мне гарантировать, что никакого служебного расследования после моего рассказа не последует.
– Что вы! Какое расследование?
– Ну ладно, – пожевал губами Петр Потапыч. – В конце концов, я давно на пенсии. И разговаривать с вами буду из чистой любезности.
Ага! Из любезности! Как же! Да ты чуть не обкакался, дорогой товарищ бывший начальник паспортного стола. Видать, много за тобой грешков. И продажа чужого паспорта еще далеко не самый страшный из них.
Но старик уже начал свой рассказ. И Ритке было некогда язвить, нужно было слушать и не хлопать ушами.
– Начать, пожалуй, нужно с того, что Паршавин этот в наш поселок бомжом явился.
– Как бомжом?
– Обыкновенным бомжом. То есть лицом без определенного места жительства. Без дома, без прописки, без регистрации.
– Что же, у него и паспорта не было?
– Паспорт был. А вот прописки не было.
– И как же такое могло случиться?
– Да по-разному люди в те времена прописки лишались. Но самым распространенным, конечно, было выписать человека, пока он на нарах сидел. Очень многие бывшие зеки через это дело стали бомжами. Добрые родственнички, которые только и мечтали, как бы им избавиться от неспокойного соседа, быстро перебирались на новую квартиру. Старую, где когда-то был зарегистрирован зек, меняли. И когда человек выходил из тюрьмы на свободу, оказывалось, что в его квартире давно живут другие люди. И он к своим метрам больше никакого отношения не имеет.
– И куда девались такие бедолаги?
– А это уж как повезет. Если кто молодой и до женского полу интерес имел, те женились. И на жилплощадь законной супруги прописывались. А если нет, то родню свою искать могли. И уже на их новую жилплощадь могли через суд прописаться. Только обычно родня старалась основательно за собой все следы запутать, чтобы и не найти их потом зеку было. Вот и оставались такие люди бездомными и нигде не зарегистрированными.
– И Паршавин был из таких?
– Да у нас в поселке половина таких была. Работа на торфяниках тяжелая. Поэтому администрация старалась заинтересовать рабочих. Служебную площадь давали, прописку и прочие социальные льготы. Нет, при желании устроиться было можно неплохо и у нас. Только пил народ сильно. Через это многие беды и случались.
– А Паршавин тоже пил?
– Он? Он – нет. Пьяным, во всяком случае, я его никогда не видел. Но человек он был с гнильцой. И непонятный какой-то. Про других я сразу мог всю их жизнь от рождения и до самой смерти рассказать. А про этого – нет. Непонятный он был какой-то, мутный.
– А вы знали, что он был игроком?
– Это да. Доходили до меня такие слухи. Но сам я с ним за одним столом не сидел. И до карт не большой охотник. Поэтому меня как-то это и не волновало.
– А про его жену что вы могли сказать? Про Матрену?
– Вот про нее как раз мне все понятно было. Можно сказать, на моих глазах девчонка выросла. Ничего особенного она из себя не представляла. По молодости еще ничего собой была, но быстро к бутылке пристрастилась. И когда своего второго ребенка рожала, уже законченной синюхой была.
– Но Паршавин свою жену любил?
– Да кто же его знает? Может быть, и любил когда-то. Драк у них, во всяком случае, промеж себя не случалось. А у нас в поселке редкая семья могла этим похвастаться. Матрене до всего по фигу было, когда пьяная. А когда трезвая… Ну, под конец у нее таких минут случалось все меньше и меньше.
– Но она ведь встречалась и с другими мужчинами?
– Свечку я не держал, но слухи такие про нее ходили.
– А муж что же? Молчал?
– Говорю же, драк между супругами не случалось.
– Так и как же все-таки получилось, что Паршавин у вас чужой паспорт выкупил?
– Как получилось? Да так и получилось. Да и не про паспорт речь. Если паспорт Цыплакова у Паршавина очутился, то это он без меня сработал. На мне вина лишь в том, что я Цыплакова этого заранее с его метров выписал. До смерти еще.
– И зачем?
– По просьбе Паршавина. Он ведь ко мне издалека подкатывать начал. То с бутылкой хорошего коньяка зайдет, якобы с праздником поздравить. То удочки заграничные импортные притащит, дескать, знает, что я заядлый рыболов, приятное хочет сделать. В приятели лез, одним словом. Ну, не в приятели, но в свои люди. Так что когда он ко мне со своей просьбой обратился, я ничуть не удивился, потому что чего-то в этом роде и ждал.
Оказалось, что Паршавин хотел улучшить жилищные условия своей семьи. И с этой целью просил у начальника паспортного стола выписать из поселка своего соседа по квартире – алкоголика Цыплакова.
– Мне он так объяснил: Цыплаков не сегодня завтра все равно от водки помрет. Но коли прописанным помрет, так его метры другому отдадут. А если выпишется и сразу же помрет, то тут по-разному получиться может. Возможно, что и так будет, что останется он – Паршавин – единственным хозяином в их квартире.
– И вы пошли ему навстречу?
– Так я ведь как думал? У человека жена, двое детей маленьких. А ютятся все у бабки – у матери Матрениной. Весело ли впятером в одной комнате? Вот я и решил пойти навстречу человеку. Хоть и не совсем по закону, но у Паршавина и в самом деле был шанс получить квартиру напротив бабкиной. Им это удобно бы было. И никому никакого вреда.
– Значит, вы вроде как доброе дело решили сделать?
– Ну да. Только потом все так закрутилось, что я уж и не знаю, доброе я дело сделал или на поводу у записного негодяя пошел.
И, неожиданно глубоко вздохнув, старик выкрикнул:
– Эх! Томила меня эта история! Признаюсь вам, томила! Может быть, и хорошо, что вы ко мне пришли. Теперь хоть расскажу, да и помру со спокойной совестью. Есть кому в этой истории разобраться. А история, скажу я вам, мутная получилась. Нехорошая история, так и запомните.
И старик принялся рассказывать дальше. Судя по тому, какой плавной сделалась его речь, он много думал о случившемся в тот год на их торфянике. И не врал, когда говорил, что и сам хочет облегчить свою совесть чистосердечным признанием.
– Цыплакова я в конце весны выписал. Ему, ясное дело, ничего об этом не сказал. Решил, как живет алкаш, так и пусть себе живет. А помрет, квартира его к Паршавину перейдет. И все довольны будут.
– Но что-то пошло не так?
– Да все пошло не так! Начать с того, что летом на торфянике нашем ограбление случилось. У инкассатора, что зарплату рабочим вез, весь его груз отобрали, самого мужика по башке стукнули. Чудом жив остался. Но свидетель из него все равно аховый получился, потому что нападавших он не рассмотрел. Только сказал, что было их трое, но все были в черных чулках и одинаковых спортивных костюмах.
– И с оружием?
– Оружия он у них тоже не заметил. А действовали они так. На лесной дороге, что на наши болота ведет, дерево подпилили. И когда машина инкассаторская остановилась, они внутрь ворвались и шофера с инкассатором наружу выволокли, оглушили, связали, да так там и оставили. Эти недотепы, правда, клялись, что инкассатор по нападавшим стрелял. И вроде бы даже одного из них подранил. Но проверить это никакой возможности не было.
– А потом что было?
– Потом их искать, конечно, начали. Только где же их найдешь? Вокруг болота непролазные. И леса. А через день еще одно преступление! Матрену и ее мужа нашли в лесу мертвыми. Ну, тогда и решили, что это дело все тех же злодеев, что и на инкассатора напали.
– Почему?
– Да у нас на торфяниках отродясь ничего в таком духе не случалось. Драки пьяные были. Поножовщина. Могли мелочь какую у соседа спереть. Или магазин по пьяной лавочке ограбить, ежели водки гулящей компании не хватало. Но ведь это все совсем иное дело, всем понятное и, так сказать, житейское. А тут… Оба трупа были так изуродованы, что их и узнать было невозможно. Матрену только по нательному крестику мать опознала. А Паршавин… Его по спецовке с фамилией и табельным номером. Поэтому-то я следователю, что это дело расследовал, сразу же и сказал, что это не наши работали, не местные. Местных я всех хорошо знал. Никто из них на такое зверство был не способен. Убить они могли. Верно. Но тоже не так. А уж трупы уродовать, чтобы их и опознать было невозможно… Нет, такого они сотворить не могли. Ведь у Паршавина ни рук, ни ног не было. Одни обрубки. А у Матрены вся голова в одно кровавое месиво превратилась. Как сейчас вспомню, так нехорошо на душе делается!
– И что же было дальше?
– А что было? Дело это долго расследовали. И ограбление, и двойное убийство. А только виновников так найти и не удалось. Решили, что бандиты на болотах сгинули, вместе с деньгами. Цыплаков у меня так выписанным и остался. Да он и помер скоро. Верно, Паршавин ему быструю смерть предрекал. А самих Матрену и Паршавина в одной могилке похоронили. Хорошее место им выделили. Весь поселок гудел, жалел молодых. Ведь какая нелепая смерть получилась. В лесок по грибочки оба пошли. И чего поперлись? Какие там грибочки в июне месяце? А вместо грибочков на смерть свою нарвались. Видимо, те мерзавцы, что на инкассаторов напали, никуда из наших болот не побежали, а тут же решили отсидеться. Ну а Матрена с мужем на них случайно и наткнулись.
– Это была версия следствия?
– И следствия, и моя тоже.
– И у вас никогда не зарождалось никакой другой?
Старик отвел взгляд.
– Была одна странность, которая меня зацепила, – признался он. – Вскоре после этой истории, примерно в конце лета, ко мне явился тот самый Цыплаков, который не просыхал все это время.
Алкаш заявил об утере паспорта. Разумеется, Петр Потапович, как начальник паспортного стола, затеял подробный допрос алкоголика.
– Потеря паспорта – это вам не шуточки! – возмущенно говорил он. – Лихой человек может вашим паспортом теперь воспользоваться и другим убыток причинить. А виноваты вы будете!
– Да не виноват я ни в чем!
– Как же не виноваты, коли паспорт потеряли! Повнимательнее надо быть!
– Да не терял я! Украли его у меня!
– Украли? – не поверил своим ушам Петр Потапович. – Кто же?
– А фиг знает. Лично я на соседа своего думаю. Моим-то дружкам паспорт мой без надобности. А Колька этот – он мутный был! Вовремя его порешили. Еще не известно, каких он делов с моим паспортом-то думал наделать!
Услышав про покойного Паршавина, оказывается, выкравшего паспорт у алкоголика Цыплакова, Петр Потапович ощутил неприятное покалывание в пояснице. Такое случалось с ним всякий раз, когда к нему приближались неприятности. Директор паспортного стола их чуял тем местом, где прежде у его предков находился хвост. Чуял и предпринимал меры. Но сейчас он решительно не представлял, что за меры должен предпринять, чтобы избавить себя от надвигающихся проблем.
– Паспорт дома всегда у меня лежал, – продолжал монотонно бубнить Цыплаков. – Никуда я его уже сто лет не брал. Ясно, что сосед его выкрал. У Кольки ведь не голова, а одна сплошная лотерея. Вы вот с ним не общались, а я с ним, почитай, пять лет в одной квартире прожил. Гнилой он человек, но голова у него варит. И все так варит, чтобы другим убыток сделать, а себе пользу. Ему бы деньжат малость, он бы так раскрутился, что и не закрутить бы обратно его было!
Почему-то после этого разговора в душе у Петра Потаповича остался неприятный осадок. Новый паспорт он Цыплакову выправил. А вот штамп о прописке ставить не стал, хотя и мог. Но раз уж он один раз Цыплакова выписал с занимаемой им жилплощади, то почему бы теперь самому Петру Потаповичу было не воспользоваться квартирой, которая должна была в скором времени освободиться.
К счастью, Цыплаков не возражал. Сразу же после написания заявления об утере паспорта он начал безбожно пить. Он и раньше просыхал редко, но все же таких длительных запоев у него не случалось. А тут Цыплаков пошел в разгул. Начинал пить еще засветло, продолжал весь день и всю ночь. Когда он спал, ел и отправлял прочие человеческие нужды, для всех жителей Рябово оставалось загадкой. Так же как и то, где алкаш брал деньги на водку.
– Ведь хоть и дешевую самогонку, и спиртягу пьет, а все равно на это деньжищи нужны немаленькие.
Сам Цыплаков говорил, что деньги ему приходят по почте. Сначала ему никто не верил, кому нужно посылать деньги алкоголику! Но потом почтальонша подтвердила факт денежных переводов, которые регулярно, два раза в месяц, приходили Цыплакову по почте. Сумма была небольшая, но и ее вполне хватало алкоголику для того, чтобы ни дня не просыхать.
Разумеется, после полутора лет такой жизни Цыплаков загремел в больницу с диагнозом цирроз печени. Но даже такой страшный диагноз его не остановил. И, выйдя из больницы, он окончательно махнул рукой на себя. И стал пить не меньше, а даже больше. Так что еще через несколько месяцев его вынесли с занимаемых им метров вперед ногами. И похоронили на окраине местного кладбища.
Получилось так, что могилка Цыплакова оказалась рядом с могилой Матрены и ее мужа. Только их похоронили на пригорке, под красивой березкой, а Цыплакова закопали внизу, где даже летом в жару почва никогда не просыхала до конца.
Ну а Петр Потапович, обрадовавшись, что наконец освободилась квартира, поспешил использовать ее для своих собственных нужд. И все годы его правления в должности начальника паспортного стола эта квартирка приносила ему небольшой, но стабильный доход. Чему старик, готовивший себе на старость плотную кубышку, был очень рад и доволен.
Закончив рассказ, Петр Потапович кинул на Ритку со следователем острый взгляд и сказал:
– Как видите, мой проступок совершенно незначителен. Да, признаюсь, я воспользовался в своих целях служебной площадью. Но, во-первых, так все делают. А во-вторых, не извлекай я прибыли из своей должности, меня бы просто не поняли. Как это так? По воде ходить, да не напиться?
– Но вы уверены, что Паршавин погиб?
– В милицейском протоколе именно так и записано. Если мне не верите, съездите на кладбище в Рябово. Посмотрите на его и Матренину могилку. Там они лежат. Никуда не делись.
Нет, ехать в Рябово ребятам не хотелось. Что они там забыли? К тому же в могилку можно положить под чужим именем кого угодно. Наверняка в те годы ДНК-анализ не делали. Увидели труп в спецовке Паршавина, ну и записали, что это он и убит.
А между тем хитрюга Паршавин уже жил в Питере под именем Бориса Цыплакова. И вовсю охмурял вдову нотариуса с целью приобретения ее квартиры.
Но, с другой стороны, если Паршавин удрал из Рябово под чужой фамилией, то зачем он сохранил ее и дальше? Ведь он заключил с вдовой нотариуса брак и легко мог под этим соусом сменить фамилию Цыплакова на фамилию вдовы. И самое главное, откуда у Паршавина взялись деньги и на покупку этой квартиры, и на все прочее?
– Сдается мне, что когда они с Матреной отправились в лес, то нашли там не только грибы и грабителей. Они наткнулись еще и на те деньги, которые грабители отняли у инкассатора.
– И что? Что было потом?
– А потом… Потом возможны разные варианты.
– Например?
– Например, грабители набросились на Матрену и убили ее. А Паршавин, бросившись на помощь жене, убил в свою очередь их. Деньги взял себе. Два трупа спрятал в болоте. А изуродованное тело жены и одного из грабителей оставил лежать на полянке.
– А уродовал он их зачем?
– Ну как же! Ведь все должны были думать, что тело на полянке принадлежит не неизвестному грабителю, а самому Паршавину.
Но Ритку в этой версии смущало еще многое другое.
– А как это он один и с тремя здоровенными мужиками справился? Они вон на инкассатора и шофера напали и скрутили их обоих. А с одним Паршавиным не смогли справиться? И потом… Что же, Паршавин и в лес за грибами с паспортом Цыплакова в кармане отправился?
– Вряд ли. Зачем ему в лесу чужой паспорт?
– Вот в том-то и дело. Но ведь в поселок Паршавин после своего «убийства» больше не возвращался. Это было бы слишком рискованно. Его могли увидеть и узнать. Значит, паспорт Цыплакова он взял с собой! Заранее!
– Ну, выходит, что так.
– Но это совершенно не логично. Откуда Паршавин мог знать, что в лесу произойдет такая встреча? И потом…
– А что ты предлагаешь? Какая есть у тебя версия?
Вопрос следователя смутил Ритку. Версии у нее никакой не было. И она пристыженно замолчала. Действительно, критиковать все горазды, а чтобы самим какую-нибудь версию придумать… Тут нужна была Мариша!
Вернувшись в город, Ритка прямым ходом помчалась к подруге. Следователь подвез ее до самого Маришиного дома, но вместе с Ритой не поднялся. У него на сегодняшний день, оказывается, было еще много дел. Ритка даже пожалела приглянувшегося ей следователя. Она-то сейчас пойдет к Марише, где сытно пообедает, все обговорит, а потом отправится к себе домой, где примет горячий душ и отдохнет. Может быть, даже разожжет камин и будет кайфовать возле открытого огня.
А Андрюша? Когда он сумеет отдохнуть? Наверняка только очень поздно вечером, вернувшись в свою холостяцкую берлогу голодным, холодным и вымотавшимся до предела возможного.
Пока Ритка поднималась на лифте к квартире подруги, ей стало так жалко следователя, что даже слезы на глаза навернулись. Но, увидев открывшую ей дверь Маришу, Ритка забыла о бедняге следователе. Лицо Мариши буквально сияло от радости.
– Я знаю, кто убийца! – выпалила подруга, словно спрут втянув Ритку к себе в квартиру. – Или, во всяком случае, подозреваю!
– Да? И кто?
– Одна из дочек Цыплакова!
– У него были дети?
– Очнись! У Цыплакова было две дочери. И их после смерти матери отправили в детский дом.
– Ах, ты говоришь про детей Паршавина.
– Паршавин, Цыплаков… Ну да! Я говорю про девочек Паршавина! Это они убили папашу! Из мести!
– Думаешь, что они могли узнать о том, что их отец не умер, а просто удрал и живет под чужим именем?
– И не просто живет, а еще и благоденствует! Но при этом ни про них, ни про их старенькую бабушку совсем не думает!
Ритка задумчиво стягивала с себя одежду.
– И где нам искать этих девчонок?
– Пойдем со мной! – оживилась еще больше Мариша. – На кухню. Мы там со Смайлом тебе все расскажем!
Одновременно с рассказом Мариша впихивала в подругу и пирожки, и остатки борща, и даже котлеты, которых на сковороде оставалось еще приличное количество. Изголодавшаяся Ритка не протестовала. Она молча жевала и слушала подругу и ее мужа.
– Мы исходили из того, что фамилии у этих девочек должны быть такими же, как у их отца. Паршавины. Ну, а если их забрали в детский дом, то об этом должны были сохраниться какие-то документы. Мы узнали телефон и адрес РОНО в Тосно и завтра едем туда.
– А почему завтра?
– Сегодня уже поздно. А завтра с утречка сразу и выдвинемся. Ты как? С нами?
Ритка молча кивнула. Многое в этой истории продолжало ее смущать. Но рассказу старушки – матери погибшей Матрены – она почему-то поверила безоговорочно. Конечно, в голове у бабушки с годами стали случаться затемнения и провалы. Например, она не помнила, что Матрену похоронили вместе с мужем в одной могиле. Но, с другой стороны, во многом старушка оказалась права.
И совершенно точно, что у бабушки было две внучки, и они дочери Паршавина. Отец наплевал на своих детей и их бабушку, обрек их на сиротство и жизнь в детском доме, а после на нищету и тяжкую долю. Сам же он все это время купался в роскоши, жил в шикарной квартире и явно в удовольствиях и вообще ни в чем себе не отказывал.
– Девочки вполне могли обозлиться и на жизнь, и на немощную бабушку, и особенно на отца и мать, которые позволили себя убить. А если девочки еще откуда-то и узнали, что отец их вовсе не умер, а просто удрал от них, то их ненависть к нему могла возрасти многократно.
– И они запросто могли выследить и убить Паршавина.
– Да, но как они его узнали? Ведь когда он «умер», они обе были еще совсем крошками. Образ отца не должен был сохраниться в их памяти. Как они его нашли? Как они его и про него вообще узнали? Ведь Паршавин жил не под своей фамилией, а под фамилией Цыплакова! Как сестрички добрались до него?
Мариша пожала плечами.
– Этого я тебе точно не скажу. Но согласись, у этих девочек был самый веский повод желать смерти папочке.
– Да. Согласна. Повод был.
– И то, что, убив папочку, они захотели подставить Никиту, тоже понятно. Девочки действовали из ревности и злости. Ведь если они следили за своим папочкой, то должны были узнать и про Никиту. А также про то, что их папочка регулярно отстегивает кругленькие суммы этому молодому человеку. Заметь, не своим родным дочкам, а какому-то постороннему племяннику. Конечно, девчонки должны были возненавидеть Никиту! Почему ему все, а им ничего?
– Ну да, тоже в принципе верно.
– Значит, нечего тут му-му тянуть. А нужно ехать в тот детский дом, куда увезли девочек. И искать их следы там!
Спорить с Маришей никто не стал. Во-первых, потому что это было бесполезно. А во-вторых, потому что в данной ситуации никто не мог предложить ничего лучшего. Ритка только сказала, что она спросит разрешения у ее любимого следователя Рассохина на эту поездку. И если он возражать не станет, то она целиком и полностью «за» поездку вместе с Маришей и ее мужем.
