Глава 7
Вот так и получилось, что испортившаяся этой ночью ситуация и не думала исправляться днем. Да, подруги нашли Лену. Но сказать им девушка уже ничего не могла. Не могла она и рассказать о том человеке, которого – теперь подруги были в этом совершенно уверены – она видела в коттедже Алекса! Того, кто убил Алекса!
И кто это был? Гоша? Кто-то еще? И кто убил саму Лену? Ревнивый любовник? Опять же Гоша? Но зачем девушка впустила к себе любовника, если он не далее как этой ночью убил у нее на глазах другого человека? И она имела все основания опасаться, что и ее не минует чаша сия. Зачем же открыла дверь убийце? Опрометчиво решила, что ее-то, красивую, он любит и ради своей любви пощадит ее жизнь?
Сам Гоша на месте преступления появился быстро. Видимо, кто-то из соседей сбегал к нему в магазин и сообщил о случившемся с Леной. Когда Гоша подбежал к квартире любимой, на нем буквально лица не было. Он уже порядком тяпнул водочки у себя в магазине, плюс – стресс от полученного известия, Гоша был страшен.
– Где? Где она?! Пустите меня!
Впрочем, внутрь его никто не впустил. Если мужик рвался в квартиру, чтобы замести следы своего преступления, то с этим Гоша здорово опоздал. Потому что возле двери в ожидании прибытия экспертов уже дежурили двое оперативников, никого не пуская внутрь.
– Пустите! Как вы не понимаете, я должен на нее взглянуть! – рвался Гоша.
– Вы приходились покойной близким человеком?
– Да! Да! – азартно подтверждал Гоша. – Очень! Очень близким! Родственником!
После этого по толпе соседей, из которых никто не ушел и все терпеливо дожидались продолжения, пронеслась волна сдавленного смеха. Хотя, видит бог, ничего смешного в этой ситуации не было.
– Пустите! – рвался из рук оперативников Гоша. – Вдруг это не она? Вдруг произошла ошибка?
– Покойную опознали все соседи. Ошибки не может быть.
– Они могли не знать ее так хорошо, как я! Пустите!
В конце концов настойчивое желание Гоши получить доступ к телу вызвало у оперативников закономерное подозрение.
– Говорите, родственник? – произнес один из них. – И насколько близкий?
– Брат!
Оперативники переглянулись. Даже после многочисленных пластических операций ни одна из черточек лица Елены не приобрела кавказского колорита. Они с Гошей были совершенно не похожи друг на друга, как только могут быть не похожи друг на друга люди, принадлежащие к разным полам и национальностям. Рыжая и тонкокостная Лена никак не могла быть сестрой кряжистого брюнета Гоши с его орлиным носом и блестящими черными глазами.
– А документики у вас имеются?
Документики у Гоши были в порядке. Но, увидев в графе «место рождения» город Баку и отчество Теймуразович, оперативники засомневались на предмет его родственной связи с покойной еще больше.
– Лучше скажите правду.
– Она моя… сестра!
– Да хахаль это ейный! – внезапно раздалось из толпы соседей. – Что вы его слушаете! Все в подъезде знают, что Ленка у этого Георгия на содержании была!
Гоша дернулся и завопил:
– Думай, что говоришь! Я Лену любил! И она меня тоже любила! Какое еще содержание? Я ей просто помогал! По-родственному! Только она вечно норовила меня обмануть. Все перед чужими кобелями хвостом вертела. Сколько я ее ни умолял, сколько ни бил, сколько ни грозил, ничего не помогало!
Разумеется, после такого сенсационного заявления оперативники схватили Гошу под белы руки и, не чуя под собой ног от радости, потащили его в отделение для беседы со следователем. А у тела Елены захлопотали эксперты. Прекрасно понимая, что на этот раз им в свидетели дороги нету, найдутся другие, например, тот же слесарь и старушка-соседка, подруги спустились по лестнице и устроились во дворике на лавочке.
– Странно, но мне Гоша не показался человеком, который только что хладнокровно убил двоих людей. Причем обоих – при тесном личном контакте, ножом в грудь, – сказала Кира.
– И один из этих людей еще и был его любимой девушкой! – воскликнула Леся.
– А ты не думаешь, что это мог быть и не Гоша?
– В смысле, убийцей мог быть другой человек?
– Да. – Кира кивнула.
– И кто? – Леся нахмурилась.
– Ну… Ленина соперница. Одна из отвергнутых Алексом девушек.
– Хм…
Эта версия понравилась Лесе значительно меньше, чем версия с Гошей. Ведь Гоша – вот он, один-одинешенек. Ну, максимум сообщник еще какой-нибудь сыщется. Ну тот, с которым Гоша по телефону разговаривал. Впрочем, тот телефонный собеседник вряд ли сюда подойдет. Не успел бы он выполнить приказ Гоши. Ведь от магазина Гоши до дома Лены было всего несколько шагов… Ну, тем более. Значит, Гоша действовал один.
А у Алекса, мир его душе, девушек было пруд пруди. И как найти среди них нужную? Ту, которая от отчаяния, гнева и обиды решилась на столь жестокое преступление?
– Может быть, родные Алекса или Лены знают что-то про их личную жизнь? – предположила Леся.
– Может быть, – согласилась Кира. – Но мы-то с тобой не знаем никого из их родных.
В самом деле, как тут быть? Лена жила одна. Гоша явно не в счет. Он в ее жизни был величиной не постоянной, а так, изредка приходящей. А бедный сосед подруг, Алекс, тоже никогда не заикался про свою родню. Если у него и были папа, мама, тети или дяди, то он о них вспоминал крайне редко, полностью увлеченный своей ежедневной, ежечасной и ежеминутной охотой за прекрасным полом. Подруги даже не знали, жива ли та красивая женщина, чья фотография стояла у кровати Алекса и которую он величал своей матерью.
– Сидите? – услышали подруги рядом с собой старческий голос.
И, подняв глаза, увидели ту самую приветливую старушку-соседку, которая рассказала им, где искать Гошу.
– Пожалуй, и я с вами посижу, – сказала тем временем старушка. – Еле стою. Вроде бы и не делала ничего, а ноги дрожат, словно марафон пробежала.
– Садитесь! Садитесь, конечно! Вам, в вашем возрасте, такие переживания совсем не нужны!
– О-хо-хо! Ленку-то как жалко, – запричитала бабушка, едва опустившись на лавочку. – Эти, из милиции, говорят, убийца в перчатках орудовал. В резиновых!
Снова резиновые перчатки! И в доме Алекса тоже были отпечатки резиновых перчаток. И у Лены! Значит, их убил один человек? Или у современных убийц просто мода такая?
Пока подруги размышляли, старушка продолжала горевать по погибшей Лене.
– Совсем ведь неплохая девка была, – причитала она. – Непутевая, но хорошая. Я и мать ее знала. И тетку. С мужьями им всем в семье не везло, это верно. Но в остальном – хорошие они соседи были.
– Значит, Лена местная? – удивилась Кира. – А почему соседка кричала, что она приехала из Зажопинска?
– Это Надька-то? Слушайте ее больше! Злая она баба. Скверная. А Лена для меня – как своя. Они с матерью в Колпино жили. А тут Клавдия проживала – тетя Ленкина. Как она умерла, Лена ее квартиру и заняла. А Галина – мама Ленкина, так в Колпино и осталась.
– Почему же так? Не захотела с дочерью жить?
– У нее там квартира отдельная. Я у них в гостях была, видела. Всю землю возле дома жильцы на кусочки поделили. И каждый на своем огородике и картошку, и зелень, и цветочки сажает. А кто хочет, так не цветочки, а лук с морковкой. Зачем Галине сюда перебираться? Она у себя в Колпино привыкла. Это Ленке там скучно казалось. Она все ближе к культурной жизни норовила пробраться.
Да уж! Культурная жизнь! С жирным директором продуктовой лавочки родом из Баку, до сих пор разговаривающим на русском с сильным кавказским акцентом! Тут уж так вдохнешь культурных ценностей, что потом не выдохнешь!
Но все же кое-что подруги себе на ус намотали. Каковы бы ни были причины, по которым Лена стремилась жить отдельно от матери, эта мать у нее все же имелась. И даже, против всяких ожиданий, не где-нибудь за тридевять земель, а совсем близко, в Колпино.
Однако сообщать несчастной женщине горестную весть подругам не слишком хотелось. Пусть этим займутся представители официального следствия. У них это получится куда лучше. Опыта больше. А подруги побеседуют с матерью Лены, когда несчастная женщина немного успокоится и придет в себя от полученного известия.
– Скажите, – обратилась к старушке Леся, – а вот вы хорошо знали свою соседку. Скажите, вы тоже считаете, что Лену мог убить Гоша?
Старушка задумалась. А потом внезапно сказала:
– Меня Анна Сергеевна зовут. Будем знакомы.
Подруги тоже представились. И Анна Сергеевна сердечно произнесла:
– Очень приятно. А что касается вашего вопроса, то… Гоша – человек горячий. Но я сама в молодости жила на Кавказе, в Грузии. И не просто в Грузии, а в самых ее отдаленных и диких уголках. Работала на мандариновых плантациях.
Подруги искренне изумились:
– Что вы говорите?
– Да уж! – заулыбалась Анна Сергеевна. – Комсомольская юность. Напрасно сейчас молодежь считает, что у нас была плохая жизнь. Да, за границу мы не ездили, или ездили, но очень редко, и только в страны так называемого соцлагеря – Болгарию, Чехословакию, Восточную Германию. Зато какая огромная страна лежала перед нами! СССР! Все, что человеку нужно, у нас было. Хочешь горные лыжи – сделай такое одолжение, поезжай на Алтай. Хочешь жары, дынь и экзотики – бери путевку в профкоме и за четверть цены или вовсе бесплатно езжай себе в Узбекистан. Хочешь романтики – можешь податься на целину. Еще и денег получишь. А уж романтики ты там хлебнешь – на всю жизнь хватит!
– А вы, значит, в Грузию подались?
– Я ведь сама из деревни, – призналась старушка. – А после войны у нас в колхозе народ стал по городам разбегаться. Оно и понятно. Мужиков, которые на себе основную работу тянули, на войне той проклятой поубивало. А сельская жизнь, что ни говори, на грубой физической силе во многом держится. Или тогда держалась. Сейчас-то всякие приспособления придумали, а тогда вместо трактора или лошадей только плуг с быками был. А наши быки пахать-то не приучены, идут неохотно. Измучаешься, пока свой надел вспашешь. Да если быки есть, это еще хорошо. На себе люди землю пахали. Женщины и дети в плуг впрягались и так тащили. Вот люди и стали от такой деревенской идиллии в большие города бежать. Там жизнь хоть немного, да все же полегче была.
– И вы в Грузию подались?
– Сначала туда. Мне подруга так посоветовала. Сама она еще тремя годами раньше уехала. И сказала, что мне тоже поможет из родного колхоза бежать. Когда народ разбегаться начал, председатель паспорта нам на руки не выдавал. А мы и без паспорта обошлись. На мандарины всех подряд брали, у них вечная нехватка рабочих рук была. Ну а оттуда уже запрос в правление послали. Те паспорт, ясное дело, не шлют. Но человек же без паспорта не может. Вот на основании отказа из родных колхозов нам всем на плантации новые паспорта и выправляли. И становились мы после этого вольными птицами.
И, помолчав, старушка озадаченно произнесла:
– А к чему это я вам все рассказываю? Ах да! Прожила я в этом грузинском селе долго. И народ там, скажу я вам, горячий был. Необузданный совсем. И ссоры случались. Но убивали там ничуть не чаще, чем в моей родной северной деревне. Так что все эти разговоры про горячих южных парней… не очень-то я им верю. Да, покричать они могут. И за кинжалы схватятся при случае тоже. А чего бы им за них и не схватиться, если у каждого он на поясе висит? Но вот чтобы пустить это оружие в ход и нанести друг другу серьезные ранения – такое случалось крайне редко. Ничуть не чаще, чем у нас в деревне. И у нас мужики напьются, да и без всяких кинжалов топорами друг друга зарубят или вилами заколют. Так что как Гоша мог Ленку убить, так и любой из ее других хахалей – тоже мог.
Ого! Оказывается, у Лены и другие вполне официальные кавалеры имелись!
– Это только я знала. Живем мы с Леной… Верней, жили мы с ней дверь в дверь. Так что я всех, кто к ней приходил, могла свободно наблюдать.
– И много приходило?
– Да уж хватало, – хмыкнула старушка то ли одобрительно, то ли завистливо. – Гоша-то ее после десяти вечера невыездной был. Дома сидел, перед женой примерного супруга изображал. А Ленка этим и пользовалась.
Отлично! Значит, Лена вполне могла быть той девушкой, которую Алекс привез к себе в коттедж. Подруги и раньше в этом почти не сомневались. Но все же им было приятно лишний раз услышать подтверждение своей гипотезы.
– А вы их знаете?
– Кого?
– Любовников Лены!
– Знакомиться не приходилось. А в лицо, конечно, знаю.
Какая удача! Леся тут же полезла за телефоном, где у нее был сфотографирован Алекс на фоне родной и нежно любимой «Мазератти» – подарка любимой женщины.
– Посмотрите, вы не узнаете этого человека?
Анна Сергеевна посмотрела и кивнула:
– Вчера вечером он за Ленкой заезжал.
Просто удача на удаче!
– А Лена не говорила, куда они потом поедут?
– Нет. Я только потому их и увидела, что внука своего после института ждала. Боюсь я за него, когда на улице темнеет рано. В подъезде вечно лампочки выкручивают. В прошлом месяце хулиганы на соседней улице на женщину напали, по голове ее стукнули, сумку вырвали, драгоценности отняли. Хорошо еще, что жива осталась. А на прошлой неделе во дворе на подростка напали. Телефон отняли, деньги, убить грозились.
Поэтому заботливая Анна Сергеевна, наплевав на строгий запрет внука, все равно дожидалась юношу, сидя у окошка в кухне. И, как только разглядела знакомый силуэт, подходящий к их подъезду, прокралась к двери и стала слушать. Если бы на внука напали на лестнице или возле лифта, то она бы услышала и приняла меры. Но все прошло удачно. Внук поднялся на этаж в целости и сохранности. Позвонил в дверь. И Анна Сергеевна, как заправский конспиратор, выждала некоторое время и лишь затем открыла ему дверь.
– Вот тут я их и увидела. Лена как раз из своей квартиры выходила. А этот уже стоял. С лилиями. Аромат от них был! Я даже закачалась. И потом полвечера до слез чихала.
Но Лена аллергией не страдала. Цветы взяла. И, весело чмокнув кавалера в щеку, повлекла его вниз по лестнице.
– Вот этот самый парень и был, – кивнув на фотографию Алекса, повторила Анна Сергеевна. – Ваш знакомый?
– Да, – кивнула Кира.
– А вы не помните, в котором часу Лена этой ночью вернулась домой? – спросила Леся.
– Вот этого не скажу. Внук-то мой дома был. Чего мне под дверью караулить?
– Но вы говорили, что, когда уходили утром за продуктами, у Лены кто-то разговаривал?
– Да. Два голоса вроде слышались. Только это ведь и телевизор мог быть.
– А во сколько это было?
– Давайте прикинем. Внук у меня встает в восемь. Пока я его завтраком накормила, проводила – час всяко прошел. Потом я собиралась, куртку себе зашила, она по шву у меня распоролась. Думаю, что еще час провозилась.
– Значит, около десяти?
– Да. В десять я как раз мимо Лениной двери и проходила.
Подруги задумались. Интересно, а что говорят по поводу Лениной смерти эксперты? Хорошо бы узнать, да как? Но тут Анна Сергеевна сама пришла подругам на помощь.
– Вот и медики говорят, что Лену должны были убить примерно в то же время.
Девушки так и ахнули:
– Что?!
– Они уже установили время смерти?!
– Приблизительно, – вздохнула старушка. – Говорят, что это случилось между девятью и одиннадцатью часами утра.
Значит, нужно обойти всех соседей и поспрашивать, не видели ли они кого-то подозрительного в этом временно́м промежутке. Вообще говоря, этим должна была заняться милиция. Но подруги по собственному опыту могли сказать, что милиции люди говорят далеко не все и не всегда. Людям боязно быть откровенными со стражами правопорядка. Ведь станешь свидетелем, мороки потом не оберешься. Будут таскать тебя для подписания многочисленных бумаг. А потом еще и в суд вызовут. И пойдешь – плохо будет, подсудимый, когда его по твоим показаниям осудят, на тебя обязательно зло затаит. А не пойдешь – суд не состоится, опять плохо все получится. Станут тебя органы допекать и надоедать…
Поэтому девушки возлагали некоторые надежды на то, что им скажут куда больше, чем оперативникам. Но то ли соседи действительно никого подозрительного не видели, то ли просто не хотели ничего знать, только обход квартир не дал подругам никакой новой информации.
Пришлось оперировать тем, что они и так знали. Лену убили где-то в промежутке между девятью и одиннадцатью часами утра. Девушка после бурной ночи в «Чудном уголке» благополучно вернулась к себе из коттеджа убитого Алекса. И уже у себя дома, и не ночью, а утром, встретила свою смерть.
– Кстати, а как она добиралась до своего дома из нашего «Чудного уголка»? Туда ее привез Алекс? А обратно?
Обход соседей повторять не стоило. Все равно они уже заявили, что никто Лену не видел ни вчера, ни сегодня. И вообще, они знать ничего не знают и ведать не ведают.
– Но если Лена вернулась домой под утро, то хоть кто-то в доме должен был ее видеть?
– Собачники? Они бывают на улице чаще остальных соседей и многое видят.
Подруги погуляли во дворе. И дождавшись, когда люди начнут выводить на вечернюю прогулку своих четвероногих любимцев, побеседовали еще и с ними.
– Нет. Ночью я, знаете ли, сплю, – отвечал один.
– Не смотрю я по ночам в окошко. Нету у меня такой привычки, – говорил другой.
– Ночью у меня есть занятия поинтересней.
– Отвяньте, липучки!
Подруги уже начинали отчаиваться, когда к ним подошел маленький мальчик, влекущий за собой огромного, чуть ли не в два раза больше его самого ротвейлера.
– Тетеньки, а вы про кого спрашиваете? – спросил ребенок. – Про ту рыжую тетю, которую сегодня зарезали у нее в квартире?
– Да. А ты откуда знаешь?
– Все знают, – пожал плечами мальчик. – Моя бабка даже обедом меня не покормила. Целый день на телефоне висит, обсуждает.
– И что говорит?
– Ерунду всякую. Дескать, Лену ее любовник убил. И его уже арестовали.
– А ты считаешь, что это не так?
– Я уже говорил бабке: я ее видел.
– Кого ты видел?
– Лену эту, которую убили.
– Где видел? Когда?
– Утром. Очень рано утром. Темно было. Я в туалет встал, а потом мне скучно стало, я к окну подошел. И ее увидел. Она одна домой возвращалась. Никого с ней не было.
– А кто ее привез?
– Она на такси приехала.
– Одна?
– Говорю же вам, одна. Вылезла, вся грязная, мокрая, и к дому заковыляла. Я еще подумал, что она себе ноги натерла или каблук сломала.
Значит, Лена благополучно удрала из коттеджа Алекса. Доехала до своего дома. И спряталась тут. Видимо, она полагала, что у себя дома находится в безопасности. Но – просчиталась. Убийца последовал за ней по пятам. Дождался утра. Под каким-то предлогом проник в ее квартиру (Елена открыла ему сама, следов взлома на двери обнаружено не было), и уже в квартире этот человек убил девушку.
Кто же он был? Если не ее любовник Гоша, то кто еще мог ненавидеть Лену? Кому еще она могла перейти дорогу? Ведь, как ни крути, если убийца пришел к ней домой и она ему открыла, то, выходит, он хорошо знал девушку. Изучил ее привычки. И знал ее слабые места.
Вывод напрашивался неутешительный. Убийца Лены – это кто-то хорошо ей знакомый. Ведь никому другому она дверь бы просто не открыла.
– Нам нужно установить тесный круг общения этой девушки, – сказала Кира. – Ее маму мы оставим на потом.
– Да. Вряд ли Лена была с ней особенно близка. Жили-то они отдельно. Да и образ жизни Лены… Не думаю, что ее мама одобряла свою дочь.
– Значит, нам нужны всякие там подружки-приятельницы.
– Ага.
– И как их найти?
Не придумав ничего лучшего, подруги снова пошли в магазин Гоши. Там уже знали о том, что случилось с Леной. И о том, что Гошу увезли в отделение, предположительно, арестовали. В связи с этим в магазине никто не работал. Ведь глупо работать, когда хозяина, того и гляди, отправят за решетку. Продавцы и покупатели с одинаковым энтузиазмом обсуждали сложившуюся ситуацию. Всех волновал один и тот же вопрос. Убивал Гоша или не убивал?
– А мне ее не жаль! – заявил долговязый дядька с мутным взглядом голубоватых, навыкате, глаз.
Он пошатывался и, чтобы не упасть, постоянно хватался за плечи окружавших его людей. В связи с этим возле него образовалось пустое пространство. Никому не хотелось быть облапанным этим пьянчугой.
– Не жаль мне ее, хоть ты тресни!
– Ты, Петрович, так говоришь, потому что сам к ней подкатывал, да отлуп получил!
Пьяный Петрович побагровел еще больше.
– Дурак ты! Да мне любая даст, стоит мне захотеть! Нужна она мне, подстилка! А говорю, что мне ее не жаль, потому что она со всяким готова была пойти. Только об этом и думала. И подружек себе таких же завела!
– Так ведь она с твоей дочкой, кажется, дружила!
Тут уж Петрович побагровел так, что девушки решили – сейчас он кинется на весельчака. Но Петрович стерпел и лишь заявил:
– Дурак ты! Потому и жена у тебя дура, и жизнь у тебя такая дурацкая.
И, покачиваясь, Петрович побрел к выходу. На улице он подхватил поводок с терпеливо дожидавшейся его овчаркой. И собака поволокла хозяина к дому. Уже подходя к подъезду, собака вдруг радостно взвизгнула, замахала хвостом и начала рваться вперед к высокой стройной девушке в голубом плаще.
Петрович тоже увидел девушку. Приосанился. И строго спросил:
– Куда собралась?
– Ну что ты, папа? Будто сам не знаешь.
– Куда идешь, я тебя спросил?
– Погулять.
– Марш домой!
– Что? – изумилась девушка. – Папа, ты снова пил?
– Марш домой, я сказал!
– Да с чего это?
– С того, что я так сказал! Или ты не расслышала? Так я уши-то тебе прочищу! Не посмотрю, что взрослая вымахала! Сниму ремень и всыплю!
И разгневанный родитель широко расставил ноги, всем своим видом показывая, что не даст легкомысленной дочурке пройти мимо него.
– Никуда ты сегодня не пойдешь, Римма. Посидишь дома.
– Пап! Да ты что! Ты же знаешь, Ленку убили и…
– Вот именно! Вот именно поэтому ты и останешься дома!
– Но почему?
– Ты – моя единственная дочь, Римма, – неожиданно мирно заявил мужик. – И я не хочу, чтобы ты кончила, как эта свиристелка!
– Папа! Она не…
– Я все сказал. Разворот на сто восемьдесят градусов! И строевым шагом – обратно домой.
– Может, тебе еще и марш насвистеть? – ехидно поинтересовалась у Петровича его дочка.
Но тот, заметно повеселев, лишь ухмыльнулся в ответ:
– Лучше «Смугляночку». Да не насвистеть, а спеть! Сумеешь?
И все трое, включая овчарку, пошли домой. Петрович выглядел необычайно гордым. Наверное, торжествовал победу над строптивой девчонкой. А та молчала, бодро цокая каблучками, идя перед своим отцом.
Однако подруги не огорчились. Что-то подсказывало им, что покладистость дочки объясняется очень просто. Она видела, что папуля едва держится на ногах. Еще максимум полчаса – и он вырубится. И тогда никто не может помешать ей пойти туда, куда ей нужно. И без всякого скандала и последующих занудных разбирательств.
Так что подруги устроились на лавочке возле нужного им подъезда. И принялись ждать.
