20
Исчез ещё один наш летун. Его команда посещала ближайшие к городу фермы, якобы по приказу ЭзКела, где просила — вернее, требовала — всё, что нам было нужно: откажи нам фермеры, и мы в два счёта могли снять приёмники, — они это знали. Громкоговорители разбивали и больше не восстанавливали. Чтобы следить за этим, выпускали осокамеры.
Отряды милиции особого назначения подавляли последние очаги независимости на отдельных этажах посольства, где обитали скваттеры и их вожди, отказавшиеся от амнистии. Я была на баррикаде, сложенной из ломаной мебели, разной дряни и мусора из домов, ненужных машин; однако скреплённой не пластоном, как обычно, а, неизвестно для чего, быстро застывающим полимером, смолой, которая, затвердев, становилась твёрдой, как камень, и прозрачной, как стекло. Все слои нашей защиты были видны насквозь, словно мусор плавал в воде, а она вдруг взяла и застыла. В данный момент войны не было, и машины пропиливали в теле баррикады проход — косой клин, у-образную траншею с гладкими стенами, сквозь которые было видно всё дерьмо. По краям прохода торчали фрагменты случайно разделённого лома.
Со мной был Симмон. Мы смотрели репортажи осокамер, статические картинки, которые прерывисто менялись на его наладонном экране.
— Что это? — спросила я. На экране был потерянный корвид. Мёртвый. Земля вокруг него обгорела. Холмики на ней могли быть телами людей.
Мы прибыли туда быстро, с оружием, пройдя через дикую местность по тропам, протоптанным ариекаями, их животными и их зелле, а может, и одичавшими людьми, изгнанниками Послограда, скрывавшимися на близлежащих фермах. Нам не со всеми удалось установить контакт. Меня удивило, что я больше всего тосковала по невозможности флокинга. Я говорила себе, что дело, которым я занята сейчас, прямой наследник того крутого спуска по течению, который я называла флокингом, но это не помогало.
Корвид был размазан по земле. Мы прибыли к ужасному шапочному разбору. За работу принялись немедленно. Люди, которые сходили у нас за специалистов, собрали с каждого трупа образцы того, что могло оказаться следом от ожога или укуса. Трупы там были повсюду.
— О Господи, — выдохнул наш следователь. Он нашёл Ло, часть посла ЛоГана. Его грудная клетка была обожжена и выпотрошена. — Это не результат аварии. При аварии так не бывает.
Визирь Жак лежал рядом; края его раны, место, где раньше была рука, не носило следов ожога или пореза, руку словно вырвали из тела, и оно истекло кровью. Вид у него был такой, словно он умер в чудовищных мучениях, пытаясь доползти до своей оторванной и выброшенной руки. Микробы, которые группа принесла внутри своих организмов, уже взялись за дело, ариеканский ландшафт добавил химических странностей, так что разложение здесь отличалось от разложения в Послограде.
Все были мертвы. В экспедиции участвовал редкий функционер-кеди. Зрелый женомужчина, которого я не знала.
— О Господи, это же Горри, — сказал кто-то. — Кеди будут…
Мы медленно переходили от трупа к трупу, оттягивая осмотр каждого следующего. Дул холодный ветер, пока мы перебирали останки наших друзей. Мы пытались их собрать: от некоторых нашлись только части; остальных завернули для отправки домой.
— Смотрите. — Мы восстанавливали ход событий, следуя знакам на перепаханной земле, читая их и иероглифы мёртвых тел. — Здесь он упал. — Горячий зубастый снаряд вонзился в бок нашего летуна.
— Таких хищников не бывает… — начал кто-то.
— Но он упал достаточно медленно для того, чтобы все смогли выйти наружу. — Это сказала я. — Они вышли, а потом на них… на них напали.
Мы нашли остатки биомеханических яиц, добытых в последней поездке, белок и зародыши машин запеклись на земле. Команда возвращалась. Из-за эоли, которые были на нас, наши голоса гремели у нас в ушах, как будто каждый из нас разговаривал в одиночку. Везя мёртвые тела домой, мы летели с карронадами наготове и высматривали ранчо, на котором побывала команда. Его выдал дым. Окружающие постройки были разрушены, ясли лежали в руинах. Одна хатка была ещё жива, но страшно мучилась, а мы не имели понятия о том, как нанести ей удар милосердия, и могли только прикидываться, будто не замечаем её боли.
Ариекайских мёртвых мы не сразу нашли. Крааль был пуст. Животные цвета пыли разбежались, и наше появление спугнуло лишь похожих на бумагу падальщиков, которые сбивались в стаю, похожую на мыслящий дым.
Раздался выстрел, все с криками попадали на пол. Ружьё завыло: оно было из сокровищниц Послограда, старая банши-технология, переделанная для людей. Оказалось, в воздух выстрелил офицер: он сделал это машинально, чтобы распугать мелкое зверьё. Ариекайскую молодь бросили, и она плавала в бульоне из мертвецов. Это оказались тела их взрослых. Следы копыт были повсюду. Мы настроили камеры и направили их по тому, что казалось нам следом.
Из здания фермы выходила артерия толщиной в торс человека, она скрывалась в трубе, которая шла через каменистую пустыню к городу. Трубопровод был порван. Вредительский взрыв раскидал его плоть, земля под ним превратилась в трясину из грязи и околоплодных вод.
— Что это?
В дыре оказались органические отбросы. Скелеты, похожие на расплющенные рёбра рыб; перепонки кожи между отростками; узелок замысловатых косточек. Останки спинного крыла. Мы подобрали этот маленький трофей. Позади нас выло последнее живое здание.
Мы установили громкоговорители на фермах, с которыми нам удалось войти в контакт, и передавали им голос ЭзКела, что должно было гарантировать поставку нам нужных продуктов, но стали возникать перебои. Теперь мы знали почему. Послав разыскные команды и камеры вдоль трубопроводов, мы обнаружили другие прорехи. Мы потеряли ещё одного летуна, а потом команду офицеров, которых отправили за ним.
ЭзКел вышли в центр города для передачи. Их путь туда был обставлен со всей доступной в то время помпой. Тем из нас, кто ещё делал вид, будто командует Эзом и Келом, досталось изрядно, особенно тюремщикам Эза, — пришлось наряжаться и идти на мероприятие. Уайат пошёл с нами. Его наградили за участие в рождении ЭзКела: выпустили из тюрьмы, и он, хотя и под охраной, стал членом комитета. Ведь он был экспертом по антикризисной политике и больше не работал на Бремен, по крайней мере тогда. А со всем, что будет после, и разберёмся после.
— Если бы он мог безнаказанно заставить нас тащить над ним балдахин, то и заставил бы, — тихо сказала я МагДа. Бог-наркотик вышагивал по городу, Эз — с опущенными глазами и без улыбки, Кел, бритоголовый, как всегда, со свежими татуировками, имитировавшими давно снятые швы, шёл, подняв голову, и время от времени бросал энергичные, полные ненависти взгляды на Эза. — Эти двое скоро заставят нас таскать на собственных плечах их самих.
МагДа не улыбнулись. Наш дневной променад был в полном разгаре, мы шагали сразу за ЭзКелом в окружении ариекаев, которые, повинуясь приказу, выкрикивали нечто вроде приветствий. Маг и Да были в шоке.
Мне хотелось сказать им, подождите. Всё нормально. Есть другие. Есть люди и ариекаи, которые ищут выход. Но я не могла предать Брена, к тому же я знала, что он прав: это было рискованно, вдруг МагДа испугаются, узнав об этом.
— Я не знаю, — сказали мне МагДа. — Я совсем не знаю, что нам делать.
— Когда придёт корабль.
— Придётся экономить ресурсы, — сказал Кел, проглядев после выступления съёмки из разрушенных ферм. ЭзКел настаивали на сокращении пайков рядовых жителей Послограда. На ближайшие плантации и туда, где производилась питательная смесь для города, были направлены целые отряды полиции. Нападения учащались. Каждую группу офицеров сопровождал посол, который обеспечивал контакт полицейских с теми, кого они должны были охранять.
— Всё будет хорошо, — говорили ПорШа, собираясь. — Не в первый раз.
— Мы привыкли.
— Мы ведь и раньше ходили торговаться, ведь так?
— В город.
— И теперь пойдём.
Но теперь всё было по-другому. Прежде, когда рушился весь наш мир, а с ним и Послоград, они и другие послы, из самых лучших, спасли нам всем жизнь своей отчаянной торговлей. Теперь они подчинялись приказам. Я всегда думала, что Кел в роли составляющей бога-наркотика Второго будет избегать активных действий. Но я уже привыкла ошибаться.
ЭзКел и в самом деле нашли Грушевое Дерево, былого лидера некогда всесильной ариекайской партии. Возможно, у Кела остались свои разведчики. Не все проживавшие в городе беглецы из Послограда разделяли точку зрения Илл и Сиб: у них могли быть враги, которые вполне могли оказаться агентами ЭзКела. Случилось так, что во время одного из выступлений на городской площади ЭзКела внезапно обступила небольшая толпа ариекаев, которые то втягивали, то выпучивали зрительные отростки. Но ЭзКел не испугались. В этой группе был Грушевое Дерево, Кора/Сайгисс.
Он проводил ЭзКел на следующее представление, затем вернулся с ними в Послоград. Их сопровождали другие ариекаи, многие из которых держались ближе к ЭзКел, чем иные люди, служители, члены комитета или послы. Я не очень-то полагаюсь на свою память, но, проглядывая триды — иногда я пользовалась своим служебным положением, — пришла к мысли, что видела ещё, по крайней мере, двоих из них на месте убийства: это они расступились, чтобы пропустить Хассера. У меня перехватило дыхание: я оказалась свидетельницей тайной войны.
Тогда ЭзКел временно не выступали. Экономили слова. Заговорив, они объявили, что Грушевое Дерево назначается руководителем своего городского образования. Они сказали, что именно эта территория выбрана ими из всех остатков бывшего города в качестве узлового пункта, а его регентом назначается Кора/Сайгисс. ЭзКел могли говорить только как бог-наркотик, и их слова всегда являлись руководством к действию. Но теперь действие заключалось не в том, чтобы мгновенно поднять крылья: речь шла о власти, и, когда ЭзКел кончили говорить, ариекаи, которые их слышали, стали подчиняться Кора/Сайгиссу. Они отнеслись к этому очень спокойно и потом не жаловались.
Я бы не удивилась, окажись, что Кора/Сайгисс уже и так хозяйничал на тех улицах. ЭзКел, может быть, ничего нового и не сделали, просто объявили об этом и изменили всё. Теперь между Послоградом и этим новым центром города возникло сотрудничество, альянс. А значит, задача Брена, ИллСиб и их товарищей усложнялась.
Наверное, я сознательно избегала мыслей о том, чем был Кел и чем на самом деле стали ЭзКел. Но что бы ни определяло нашу новую политику — умысел, шутовство или везение, — мне было не по себе.
Ариекаи из нового поселения, освящённого словом ЭзКела, покинули город вместе с ПорШа, КелСи и констеблями. Теперь операции стали совместными. КелСи вернулись, ПорШа нет.
Мы установили приёмники и камеры по периметру всех фермерских угодий. Они сигнализировали нам каждый раз, когда случалось что-то, не заложенное в их событийный алгоритм, вот почему все члены комитета получили известие одновременно, а видеосообщения о новом нападении были переданы непосредственно в наши комнаты.
Корвиды немедленно вылетели туда. Вовремя они не прибыли, но действовать всё равно было надо, пусть в этом и не было никакого смысла. Я была с Бреном. Как можно быстрее мы отсматривали хаотические изображения, гоняя картинку то вперёд, то назад. Сцены ухода за животными, переговоры с работниками фермы. ПорШа, рослые, но застенчивые женщины, объясняют ариекаям, что нам нужно. Конвульсивные движения труб, заглатывавших нужные товары, чтобы отрыгнуть их в Послограде. Обрывки разговоров на всеанглийском. Счётчик времени сделал скачок. Датачип подчищали.
— Нам нужна Эрсуль, — сказал Брен. — Ты когда-нибудь?.. — Я покачала головой. Женщина-констебль, вся в грязи, стояла перед нами. Устремив тревожный взгляд не на нас, а куда-то поверх наших плеч, она пыталась рапортовать.
— Сержант Трейсер из… — начала она. Поднялся страшный шум. Она наблюдала за чем-то вне экрана. — Атакованы, — снова прорвался её голос. — Группы… сотни, их сотни…
Передача прервалась, картинка задёргалась и сменилась видом стремительно удаляющейся земли — камера летела вверх. Внизу, среди других мёртвых людей, лежала Трейсер. Уже не думая, она последним, предсмертным, движением пальцев стянула маску-эоли. Изображение замелькало. Огромное сборище ариекаев, двигавшихся совсем не так, как работники фермы. Они мчались галопом, они размахивали грудными крыльями, роняя с них кровь, которая каплями стекала по их доспехам и разлеталась на скаку веером тонких брызг. Никто из них ничего не говорил — они лишь бессловесно кричали, вкладывая в этот безъЯзыкий крик мысль о нападении.
Они отрубили голову одному мелкому служащему, с которым я была когда-то немного знакома. Один пинком опрокинул его на землю, прижал своим дающим крылом, второй замахнулся лезвием из чего-то вроде коралла. У них было и биологическое оружие, которое они обратили против самой фермы. Один ариекай стрелял в наших мужчин и женщин из карабина, и ловкость его обращения с терранской техникой поражала. Мы видели и то, как они убивали терранцев без всякого оружия, просто втыкая им в животы острые выступы своих костей или сдёргивая маски, отчего люди тут же задыхались на чуждом им ветру.
Брен ускорил изображение. Пошли живые кадры. Бойня продолжалась. Неприятель численностью подавлял наших офицеров. Они пытались добраться до корвида, но им не дали. ПорШа кричали атакующим на Языке. Подождите, подождите, не надо так больше, говорили они. Пожалуйста, мы просим вас так не делать… Мы потеряли ту камеру, а когда она вернулась снова, ПорШа были мертвы. Брен выругался.
Все громкоговорители, установленные нами на ферме, внезапно заорали голосом ЭзКела. Бог-наркотик нашли друг друга здесь, в Послограде, и теперь дружно вопили в микрофон. Стоп! — крикнули они, и всё стихло. Я наклонилась вперёд, всматриваясь в нечёткую картинку. Бойня, среди которой неподвижно застыли ариекаи.
— Господи, — вырвалось у меня при виде их полчища. Я вскинула руки. Брен сказал:
— Что они делают?
Стойте смирно, кричал бог-наркотик за многие километры от них. Сделайте шаг вперёд, встаньте напротив мёртвого посла.
Несколько секунд никто не двигался. Потом из толпы вышел один ариекай и, осторожно переступая копытами, приблизился к камере. Остальные следили за ним. На его спине, то исчезая в тени, то снова появляясь, трепетало натянутое крыло, оно слушало голос ЭзКела.
Больше в толпе убийц ни одного спинного крыла не было.
— Это фермер, — сказала я. — Это не один из них.
Здоровенный ариекай похлопал двух своих товарищей дающим крылом и ткнул им в зачарованного слушателя. Потом он изогнул спину так, что стала видна рана. ЭзКел продолжали говорить.
— Они увидели, что дома начали слушать, и ещё он, — сказала я. — Вот почему они остановились. А не потому, что у них не было выбора.
Сначала по одному, а потом все разом ариекаи-убийцы стали выгибать спины. Было видно, как слабо подрагивают на них обрубки слуховых крыльев. Я услышала шёпот Брена:
— О, мой бог. — Ариекаи демонстрировали свои раны. Кое-кто беззвучно кричал, наверняка торжествуя.
— Они знают, что мы их видим, — сказала я.
Повинуясь безмолвным указаниям большого ариекая, которые тот передавал жестами дающего крыла, Двое саморезцев подошли к заворожённому фермеру с двух сторон и вцепились в него. Он даже не заметил. Оставьте то, что вы задумали, отпустите его, услышали мы голос ЭзКела. Слова падали, точно щелчки метронома. Фермер послушно поднял и развернул дающее крыло, выполняя инструкцию, предназначенную другим. Те, кому она была послана, проигнорировали её, не услышали, продолжая держать свою жертву.
Большой ариекай потянул спинное крыло фермера. Я сморщилась. Он стал его выкручивать. Жертва завизжала, пытаясь вырваться, но не могла. Дающее крыло его мучителя двигалось, как рука человека, с корнем вырывающего сорняк. Крыло оторвалось: державшие его в глубине плоти корешки из мускулов и хрящей лопнули, фонтаном брызнула кровь, какие-то дрожащие волокна вылезли из спины, волочась за крылом.
Спинные крылья ариекаев чувствительностью не уступают человеческим глазам. Травмированный ариекай открыл рот и упал, оглушённый болью. Его оттащили прочь. Тот, кто оглушил его, показывал нам жуткий, истекающий кровью букет. Из его рта вырывались громкие бессловесные звуки. Крики торжества или гнева.
Тут я услышала, что ЭзКел снова говорят. Они отдавали приказы, которых никто не слышал.
