ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Возле дома Горемыко Петра Арсеньевича подруги оказались всего через полчаса благодаря тому, что этот дом располагался в Купчине очень удобно. А пробок по пути, который выбрала Кира, чтобы добраться до нужного места, каким-то чудом не образовалось. Найдя среди домов нужную им табличку, подруги недоуменно застыли.

— Вот мы и на месте, — растерянно произнесла Кира, несколько раз сверившись с записанным у нее адресом.

— Мне все же кажется, что наша Верочка что-то напутала, — произнесла наконец Леся. — Лариска, конечно, немного эксцентричная особа. Но даже она не согласилась бы принимать у себя мужчин, которые могут проживать в таком доме.

— А уж чтобы влюбиться в него… — добавила Кира и выразительно пожала плечами.

И было от чего прийти в недоумение. В доме было всего два этажа, но при этом он выглядел так, словно его лет этак десять-пятнадцать назад предназначили на снос, но потом об этом похвальном намерении напрочь забыли.

Первый этаж почти до самых окон врос в землю. К тому же в некоторых окнах второго этажа не было стекол, их выбили то ли хулиганы, то ли сами хозяева. А потом, не особенно заморачиваясь, вставили вместо разбитых стекол картонки, заткнули старым тряпьем или в лучшем случае склеили осколки скотчем. Краска на доме облупилась совершенно. Дверей в подъезде не было. То есть когда-то они имелись, но потом отчего-то были сняты с петель и сейчас валялись на земле, обильно присыпанные бытовыми отходами, которые жильцы дома выбрасывали прямо из своих окон, не утруждая себя походами к мусорному контейнеру, просматривающемуся в отдалении.

Естественно, внутри подъезда воняло нестерпимо.

— Может быть, и хорошо, что дверей нет, — заметила Кира. — Иначе тут вообще задохнешься.

Поднявшись на второй этаж, подруги не без удивления обнаружили, что в доме еще к тому же есть и коммунальные квартиры. Впрочем, звонков на двери тоже не было. Их давно срезали. Пришлось девушкам стучать, сначала деликатно — костяшками согнутых пальцев, потом кулаками, а затем и каблуками.

Наконец за дверью раздалось медленное старческое пошаркивание, дверь открылась, и появилась старуха в таком засаленном халате и рваной телогрейке, что оставалось только диву даваться, сколько же лет надо доводить одежду до такого состояния.

— И чего стучите? — вполне миролюбиво поинтересовалась она. — Дверь открыта. Петька мой, соседушка горемычный, замки третьего дня снял, да и пропил. Теперь пока все из дома не пропьет, не успокоится. Потом начнет обратно разное барахло стаскивать. А потом снова все пропьет и новое притащит. И какой из этого вывод? А вывод тот, что ничего вечного в этой жизни не бывает.

И сделав это неожиданное философское умозаключение, старуха зашагала прочь, даже не поинтересовавшись, зачем девушки пожаловали к ним. Тем не оставалось ничего другого, как последовать за странной старухой. Впрочем, как оказалось, обитаемых комнат в квартире всего две. В одной жила сама старуха. А в другой обитал тот самый Петр Горемыко, который и был нужен подругам.

Но в данный момент к разговору он был не пригоден. Так как был пьян и лежал в своей комнате прямо на полу на старом прогнившем одеяле. При одном взгляде на мужика подруги поняли, что Ларискин Виталик никак не мог быть этим типом. Перед ними лежало совершенно опустившееся существо с длинными грязными волосами и такой же бородой, в которой застряли крошки и мусор. К тому же Горемыко издавал такой запах, что подруги едва устояли на ногах.

Ухватившись за стенки, они переглянулись.

— Кто будет его будить? — спросила Леся.

— Я не могу! — побледнела Кира. — Он совершенно жуткий.

— Давай бабушку, его соседку, попросим, — предложила Леся. — Может быть, она уже к нему притерпелась.

— Принюхалась, ты хочешь сказать? — переспросила Кира.

— Давай попросим, — взмолилась Леся. — Вдруг он ей уж таким отвратительным и не кажется?

Но бабка отказалась от почетной миссии совсем по другой причине. Соседом она не брезговала. Отнюдь. И никакого особого запаха от него не обоняла.

— А только будить я его все равно не стану, иначе он проснется злой, словно медведь-шатун, да и драться станет! — заявила она подругам, не трогаясь с места со своего стула в углу комнаты возле столика с каким-то вязаньем. — Если его пьяного разбудить, точно в драку полезет. А так он смирный. Нажрется себе и спит. Все в доме пропьет, тогда только и успокоится.

Судя по ее словам, пить Горемыко мог еще несколько дней. В прихожей подруги заметили кое-какую одежку и обувь. На кухне имелась хозяйственная утварь, явно не так давно прибывшая из магазина. А телевизор в комнате у бабки тоже был хоть и маленький, но новый.

— Руки у Петьки золотые, а меня, когда в себе, бабой Дусей зовет, — заговорила вдруг бабка. — Да он вообще-то неплохой человек, — продолжила она. — Если бы не страсть к выпивке, мог бы жить припеваючи.

— А вы его давно знаете? — спросила у нее Леся.

— Почитай, всю жизнь, — ответила бабка. — Мы с моей матерью в этот дом в конце войны въехали. Наш-то разбомбили, вот нам тут жилье и дали. И остальные наши соседи тоже кто откуда сюда перебрался. Раньше-то тут других домов не было, одни только частные домики вокруг. На самой окраине мы, считай, жили. А потом деревянные дома снесли, людям вместо них нормальные квартиры дали. А наш клоповник тогда по какой-то причине не тронули. А теперь уж он и совсем разваливается, а все равно надежды на то, что нас в нормальное жилье переселят, никакой нет.

И неожиданно поднявшись со стула, бабка сказала:

— Да, ладно, чего там воду в ступе толочь. Давайте лучше чай пить. Гостям я рада. К нам редко кто заходит.

И к удивлению подруг, она извлекла из потрескавшегося буфета вполне симпатичный бисквитный сухой тортик в яркой коробке, мармелад в прозрачной упаковке, домашнее абрикосовое варенье и свежий батон белого хлеба. Из кухни бабка принесла помятый алюминиевый чайник без ручки и три щербатые чашки, плавленый сыр и свежее сливочное масло.

— Петька не жадный, — пояснила появление хорошего угощения у себя на столе бабка Дуся. — Перед тем как в запой уйти, мне всегда денег дает. Я на них продукты сразу же накупаю. Тем и живу, пока он обратно из запоя не выйдет.

— А лечиться он не пробовал? — спросила Кира.

— Да только хуже становится ему от этого кодирования! — махнула рукой бабка. — У него и так без всякого кодирования промежуток между запоями большой. Год не пьет, а потом на целый месяц как в омут проваливается. Так оно, вообще-то, и ничего. Отпуск у него вроде такой. Другие люди к морю ездят, а у Петьки интерес напиться до отключки. И он смирный, если его не трогать. Вот этот телевизор пропьет, так с первой же получки мне другой купит. Можно сказать, постоянно обновление в доме благодаря его страсти к выпивке происходит.

Несмотря на некоторую запущенность в одежде, подругам бабка понравилась. Она явно была не из тех, кто унывает. Она умудрялась находить в самых безрадостных ситуациях что-то светлое. Сосед пьяница — зато тихий и не вредный. Вещи пропивает, так ведь потом новые покупает, ничуть не хуже. Дом — гадюшник, так ведь зато родное гнездо, а родину, как известно, не выбирают. Согласитесь, такой характер многое искупает. И еще не известно, что ценней — опрятный чистенький фартучек или такая светлая человеческая душа, какая была у бабки Дуси.

Машинально подруги втянулись в разговор. И узнали о дрыхнущем в соседней комнате Петьке много интересного. Что была у него жена, да ушла. Жуткая стерва. И хорошо, что ушла, без нее Петька Ньет не так много и не так часто. Даже ритм выработался у человека. Что работал Петька краснодеревщиком на мебельной фабрике, да выгнали его оттуда за пьянку. И очень хорошо, потому что надышался он там всякими лаками и болеть начал. Да и вообще, фабрика теперь приказала долго жить. А Петька со своими руками не пропал и не пропадет.

— Скажите, — обратилась к бабке Леся, набирая в блюдечко изумительное золотистое варенье, в котором, словно солнышки, лежали круглые аппетитные абрикосы, — а друзей у вашего соседа нет?

— Собутыльников у Петьки нет, — охотно ответила баба Дуся. — Он всегда один пьет, в компании, слава богу, не нуждается. А друзья от Петьки из-за его запоев отвернулись, так ведь и не друзья это, значит, и были.

— А пьет ваш сосед всегда на свои деньги? Ни у кого занять не пытается?

— Никогда! — твердо сказала бабка. — Только на свои. Ну и добро пропивает, но всегда с возвратом и только то, что сам покупал. Вот я уже знаю, сегодня он утром мой электрический чайник ко мне пришел просить. Сам же его год назад купил, сам сегодня пропил. Значит, через недельку уже нормальный будет.

— И вы ему дали? — изумилась Кира.

— А я его за эти годы хорошо изучила, — хмыкнула бабка. — Петька человек совестливый. Но когда у него запой, то с ним лучше не спорить. Протрезвеет и все сам принесет. Еще и с извинениями и благодарностями.

Подруги переглянулись. Где же мог Ларискин Виталик подловить Петьку, чтобы одолжить у того паспорт и оформить на этот паспорт себе номер сотовой связи? Судя по всему, Петька был человеком нелюдимым. Даже пил он и то в одиночку. И друзей у него почти не было. Не держался он за людей. Если о ком и заботился, так о своей старой соседке.

— Скажите, а сосед ваш свой паспорт не терял? — спросила Кира у бабки.

Не терял, — заверила ее странная бабка, по-прежнему не проявляя никакого любопытства, что же все-таки нужно подругам от ее соседа и по какой такой причине они интересуются его паспортом. — Петька, когда в запой только входит, мне паспорт и другие Документы всегда на сохранение отдает. Тут они у меня лежат.

И бабка продемонстрировала подругам паспорт, который был выдан Петру Горемыко в шестнадцатилетнем возрасте двадцать лет назад и с тех пор ни разу им не терялся.

— Надо же, — ахнула Кира, — оказывается, он совсем еще молодой.

Трудно было поверить, что обросшему субъекту, храпящему в соседней комнате на полу, было всего лишь тридцать шесть лет. Сейчас под слоем грязи с нечесаными космами он казался почти дедом.

— А вы почто Петькиным паспортом интересуетесь? — наконец спросила бабка у подруг, убрав документы обратно в ящик. — Проверка какая?

— Понимаете, — задумалась Кира, — по паспорту вашего соседа была совершена одна покупка. В кредит. А кредит за нее не выплачивается уже несколько месяцев.

— Это что же он взял? — задумавшись, спросила у нее баба Дуся. — Холодильник? И верно, приперли из магазина, да такой тяжеленный, что Петьке сейчас его и из дома не вынести. Так и стоит.

— Нет, — покачала головой Кира. — Посудомоечную машину.

— Чего? — вытаращила глаза бабка. — Не брал он такое!

— Вот и продавщица, которая оформляла кредит, тоже говорит, что как-то странно получилось, — подхватила Кира. — Она кредит уже оформила, покупатель уходить собрался, а тут его кто-то окликнул.

— Ну, — кивнула головой бабка, внимательно слушая Киру.

— Окликнули его, но только не Петром, а Виталием! — закончила свой рассказ Кира.

— Ах, дрянной мужик! — воскликнула неожиданно бабка и даже хлопнула ладошкой по столу. — Просто дрянь!

— Кто? Петя?

— Да что Петька! — махнула рукой бабка. — Он трудяга. А этот его Виталик — тот чисто змей подколодный! Подлый мужик, даром только одним обладает — бабам нравиться и куры всем строить.

— Что строить? — не поняла Леся.

— Обманывать простаков доверчивых, вроде Петьки, — пояснила ей бабка Дуся и покачала головой: — Ой, и неприятный тип. Я уж и то радовалась, что он к Петьке давно не заглядывал. А он, значит, вон чего учудил. Паспорт у Петьки взял да на него себе железяку посудомоечную взял. А Петьке, выходит, теперь деньги за нее выплачивать! Дорогая она хоть, эта посудомоечная машина?

— С процентами тысяч восемнадцать потянет, — ответила Кира.

— Ого, — покачала головой бабка и продолжила: — Вот я и говорю, дрянной он парень, этот Виталька! Прямо хоть на порог его не пускай.

— А вы сами знаете, как его найти? — спросила у нее Кира. — Девушка, которая ему кредит оформляла, его в лицо запомнила.

— Если запомнила, значит, точно Виталька! — кивнула головой бабка. — На него девки отчего-то всегда ведутся. Хотя ничего в нем, на мой взгляд, особого нет.

— Так вы знаете, где он живет? — допытывалась у нее Кира. — Если знаете, так можно съездить и проверить. Если это он, то пусть машину возвращает или на свое имя кредит переоформляет.

Конечно, в ее рассказе было полно несоответствий. Как это девушка, оформлявшая кредит, не сверила фотографию в паспорте с, так сказать, стоящим перед ней оригиналом? Должна была обязательно сверить и заметить, что паспорт чужой. Но у бабы Дуси, оказывается, имелось свое мнение на этот счет.

— Небось девке, которая ему бумаги на эту машину оформляла, глаза-то запудрил! — бормотала она. — Девка только на него и смотрела, а в паспорт и не глянула. Ну и дела! И когда же это он паспорт умудрился у Петьки экспроприировать? Несколько месяцев назад, говорите, это случилось? Не видела я его тут. Должно быть, на улице встретились.

— Так есть у вас адрес этого проходимца? — в третий раз спросила Кира у бабки. — А то ведь от вашего соседа сейчас толку мало. А пока он протрезвеет, да в разум войдет, да себя в приличный вид приведет, против него и дело завести могут.

— Да за что же? — серьезно встревожилась бабка впервые за время разговора. — Он и не виноват вовсе.

Похоже, ее запойный сосед Петька и в самом деле был неплохим человеком. Во всяком случае бабка была явно к нему привязана. И сейчас быстрей лани метнулась к тому же ящику, откуда недавно ею же был извлечен на свет божий Петькин паспорт.

— Тут у Петьки в записях должен быть адрес этого Витальки, — бормотала бабка. — Впрочем, он не местный. Откуда приехал, я не знаю. А сейчас он у жены живет.

— У жены?! — хором воскликнули подруги.

Лариска, давая им указание найти ее дорогого Виталика, как-то ни единым словом не обмолвилась о существовании у ее возлюбленного еще и законной жены. Это, с одной стороны, усложняло, а с другой, может быть, и упрощало дело. Вряд ли этот Виталька захочет скандала с женой. И стоит ему пригрозить разоблачением, как он тут же выложит подругам, когда, зачем и кому давал ключ от Ларискиной квартиры.

Наконец баба Дуся нашла нужную отметку. И продиктовала подругам еще один адрес, где можно искать Виталия.

— А жену его зовут Глафира, так у Петьки записано, — на прощанье добавила она подругам. — Только не вздумайте ее Глашкой назвать, она этого страсть не любит. Зовите Фирой. Ее все так зовут. Так ей нравится.

К Фире-Глафире подруги добирались гораздо дольше, чем до Петьки Горемыки. Начался вечерний час пик, и машины, выстроившись на дорогах длинными шеренгами — бампер в бампер, словно замерли на месте.

— Я бы за это время уже успела смотаться в ближайшую парикмахерскую, сделать стрижку с укладкой и вернуться, — ворчала Леся.

Кира с опаской взглянула на подругу. Определенно, обычное рвение по уходу за собой, любимой, сейчас приобретало у Леси маниакальность.

— Тебе что, этот Артур настолько по сердцу пришелся? — высказала предположение Кира. — Хочешь ему понравиться?

— Скажешь тоже! — фыркнула Леся, придирчиво при этом разглядывая свои ногти.

— Так! — воскликнула Кира. — Почему же ты до сих пор молчала? Мы же подруги!

— А разве ты говоришь мне, что тебе нравится Сафаил? — парировала Леся, пытаясь одновременно рассмотреть в зеркальце над головой водительского сиденья несуществующий прыщик и поправить прядку волос так, чтобы на лбу появился соблазнительный завиток, который там отродясь не существовал.

Волосы у Леси от природы не вились, а она не хотела ждать милостей от природы. И это было еще одним поводом для регулярного посещения ею салонов красоты.

— Действительно, не говорила, — призналась ей Кира. — Но лишь потому, что борюсь со своим чувством изо всех сил. Сама посуди, не нужен мне мужик, который, чуть что не по нему, начинает шмякать своих жен из винтовки.

— Он обещал нанять киллера, — напомнила ей Леся.

— Скажите, какая чувствительность! — отвернулась от нее рассерженная Кира.

В пробке наконец наметилось движение. Кира ловко шмыгнула в образовавшуюся брешь, подрезав огромный джип, который возмущенно загудел на нее так, что у подруг едва не снесло крышу их изящной машинки. Но дело было сделано, Кира попала в ряд машин, которые медленно, но верно двигались, огибая место аварии прямо по тротуару под снисходительным взглядом выставленного тут регулировщика.

Видимо, он тоже понимал, что в данном случае на массовое нарушение правил следует закрыть глаза. Иначе пробка могла просуществовать очень долго. На второй полосе столкнулись две грузовые машины, почти полностью перегородившие собой движение по дороге. Водители машин не пострадали, так как обе машины двигались с небольшой скоростью и параллельно друг другу. Каким образом они при этом умудрились столкнуться, так и осталось для всех загадкой.

Оказавшись наконец возле дома, где жил коварный приятель Петра Горемыки — Виталик, подруги одобрительно огляделись по сторонам. Дом был уже не новый и стоял в ряду таких же типовых зданий 137-й серии. Видимо, все они появились тут в середине восьмидесятых, в последние «застойные» годы, пока в стране не началась повальная разруха, теперь гордо именуемая «новым экономическим курсом».

Тогда, в середине восьмидесятых, селиться тут считалось чуть ли не наказанием. Магазинов, аптек, поликлиник и школ в новостройках практически не было. О спортивно-развлекательных комплексах, бассейнах, детских площадках и ресторанах даже и заикаться не стоило:

Теперь же напротив строений был разбит парк, вырыты пруды, оборудованы зимние аттракционы и залиты катки. Позаботились и о палатках, в которых прогуливающиеся граждане могли выпить кофе или чай с выпечкой.

— Приятное стало местечко, — заметила Кира, оглядываясь по сторонам. — Даже зимой. Давненько мне не приходилось тут бывать.

— А ты тут бывала раньше? — спросила Леся.

— Когда-то у моей бабушки в одном из этих домов жила ее подруга, — ответила Кира. — И она брала меня с собой. Помню, тогда они только получили квартиру в новостройках. И еще хорошо помню, что грязь тут была просто непролазная. Нам с бабушкой приходилось прыгать по каким-то обломкам бетонных плит, чтобы добраться до подъезда. А кто поскальзывался, то купался в грязи по колено. А на этаже у бабушкиной подруги был огромный коридор, почти холл, куда выходили двери всех квартир, — продолжала вспоминать Кира. — И жильцы выставляли у своих дверей разный хлам. Помню, велосипеды, детские коляски, шкафы. Надо же! — вдруг прервала воспоминания детства Кира.

— Что ты? — спросила Леся.

— Мне кажется, мы идем в тот же самый дом, где жила бабушкина подруга! — удивилась Кира. — Да, вот наш номер.

— Ты могла и перепутать, — возразила Леся. — Все эти дома, словно близнецы.

— А одна семья соседей бабушкиной подруги даже складывала возле своей двери кирпичи, — хмыкнула, вновь вернувшись к тем годам, Кира.

— Какие кирпичи? — не поняла Леся.

— Обычные строительные кирпичи, — ответила Кира. — Летом они отвозили эти кирпичи к себе на дачу. Ну, а зимой всей семьей приворовывали их со всех ближайших строек. Поверишь ли, через несколько лет они построили из них небольшой домик на своем дачном участке.

— Да ты что? — поразилась Леся. — Не может быть! Не могли они столько унести со строек.

— Очень даже могли! — ответила Кира. — Ты вспомни, как раньше строили. Вокруг если и был деревянный забор, то чисто символический. В нем всегда зияла дырка, через которую можно добраться до кирпичей и прочих строительных материалов. А иногда строители и вовсе без ограды обходились. И кирпичи никто не считал. А чего их считать, они же общие, государственные!

— Но все же… — продолжала недоумевать Леся. — Наворовать на целый дом!

— Так у них и семья была большая! — объяснила Кира. — Одних детей три штуки, шесть ручонок. А еще бабушка. Детишки шли из школы и по паре кирпичиков в ранцах и мешках со сменной обувью в общую копилку тащили. Потом бабушка пару раз за день в магазин выбиралась — по кирпичику в кошелочке. Ну и родители, когда с работы возвращались, мимо стройки не проходили.

Так за воспоминаниями быстро оказались у дома и следом за каким-то небдительным дядечкой вошли в нужный подъезд, не зная кода. Он ткнул пальцем в кнопку лифта, не отрывая глаз от газеты, и оказалось, что ему нужно на тот же этаж. Не прерывая чтения, он открыл железную дверь, ведущую в коридор. И, шагнув следом за ним, Кира удивленно воскликнула:

— Надо же! Сколько лет прошло, а тут ничего не изменилось. Как хранили жильцы барахло у своих квартир, так и поныне.

— Это только на нашем этаже такое безобразие! — неожиданно очнулся дядечка, вынырнув откуда-то из-за газетных листов.

У него оказалось чисто выбритое, упитанное лицо добропорядочного гражданина.

— Экое безобразие! — повторил он. — И заметьте — прямая угроза пожара! Но никто не реагирует. На всех остальных этажах жильцы давно навели порядок. Постелили в холле кафель, развели цветы, сделали ремонт. Войдешь к ним, и душа радуется. А у нас форменный бардак!

И с этими словами он скрылся в квартире, соседней с той, куда нужно было подругам. Вдохнув в себя побольше воздуха, подруги нажали на кнопку звонка. За еще одной металлической дверью разнеслась длинная трель, но никакой реакции не последовало. Виталика — предполагаемого любовника Ларисы — и его жены дома не было.

— И что? — вздохнула Кира. — Даром мы тащились на Энтузиастов через весь город? Только для того, чтобы поцеловать замок!

— А что делать? — пожала плечами Леся. — Если помнишь квартиру подруги твоей бабушки, можем зайти к ней в гости.

Кира честно попыталась, но детские воспоминания оказались вещью весьма хитрой. Чужие ворованные кирпичи и построенный из них домик она держала прочно. А вот номер квартиры и даже этаж, где жила бабушкина подруга, из памяти выпали.

— Да и зачем нам куда-то далеко ходить, давай лучше зайдем к этому симпатичному дядечке, читателю газет? — предложила она подруге. — Если он с нами так мило побеседовал в коридоре, может, и в дом пустит.

— И расскажет нам о своих неряхах соседях! — радостно подхватила ее идею Леся. — В частности, о Фире и Виталике.

И девушки позвонили в ту квартиру, за дверями которой скрылся их новый знакомый. Он открыл им практически сразу же. Причина его быстроты оказалась проста. Дядечка сидел на табуретке на специальном резиновом коврике у дверей и специальной влажной тряпочкой тщательно протирал свои ботинки, в которых только что вернулся с улицы.

— Вы ко мне? — удивился он, узнав своих случайных спутниц.

— Мы из пожарной инспекции, — соврала Леся, прежде чем Кира успел пнуть ее в бок.

Но неожиданная импровизация Леси оказалась удачной. Дядечка чрезвычайно оживился и пригласил подруг пройти к нему.

— Только снимите верхнюю одежду и разуйтесь! — велел он им. — И протрите обувь влажной губкой. Вот, возьмите!

Он сам к этому времени уже переобулся. И сходил в ванную комнату, откуда принес две влажные поролоновые губки. Только после того, как обувь подруг была отмыта от уличной грязи, поставлена на газетку, а им самим выдано по паре идеально стерильных тапочек, девушкам было разрешено пройти в дом. Впрочем, сначала их еще заставили вымыть руки в безупречно сверкающей чистотой ванной комнате, хотя никакого угощения для них явно не предполагалось.

— Так какие бумаги надо подписать? — деловито осведомился у них дядечка, когда подруги под его пристальным взглядом наконец завершили помывочные процедуры.

И достигли приемлемого уровня чистоты, так чтобы без особого урона для экологии этой стерильной квартирки могли быть допущены в недра жилого дома.

— Бумаги? — подняла брови Леся.

— Ну да, — подтвердил дядечка. — Вы ведь из пожарной инспекции? Явились с проверкой? Кто-то вам уже сообщил о вопиющем безобразии, которое творится у нас на этаже в плане пожарной безопасности.

— Хм, — произнесла Леся. — В общем, да.

— Только никаких бумаг подписывать вам лично не надо, — вмешалась в разговор Кира. — Мы и сами все напишем в своем отчете.

— Но в таком случае, что вам надо от меня? — с ноткой раздражения в голосе спросил у них дядечка.

В общем, его можно было понять. Вернулся человек домой усталый, голодный, небось после рабочего дня. Мечтал, как тихо помоет свои ботиночки, смоет с себя уличных микробов, приняв горячий душ, а потом, наслаждаясь чистотой и уютом, прошлепает к холодильнику и будет поглощать различные полезные продукты вроде брюссельской капусты, гречневой каши и постной отварной рыбы.

Почему-то подруги были уверены, что в рационе их нового знакомого начисто отсутствует жирная ветчина, вкусные мясные запеканки, наваристые супы на мясном бульоне. Ну не мог человек, поглощающий все эти вкусные блюда, оставаться таким скучным брюзгой.

— Мы с вами еще не познакомились как следует, — сказала Кира, решив, что отварной морской окунь и капуста с морковкой могут и подождать своей очереди.

Елеев Иван Николаевич, — быстро представился подругам дядечка. — Скажите, что вам все-таки от меня надо?

В его голосе прозвучало настоящее страдание. Он всей душой рвался к своей капусте и икре из кабачков.

— Ничего особенного, — мягко произнесла Кира. — Мы просто хотели узнать, что за люди ваши соседи? Понимаете, иногда начинаешь дело против людей, а они оказываются… Одним словом, у одних дядя в мэрии сидит, у других тетя в районной администрации. Ну и получаются накладки. Дело с места не движется, а мы, простые сотрудники, получаем по шапке. Так вот, чтобы такого не случилось…

— Безобразие! — прямо раздулся от негодования Иван Николаевич. — Это каких же размеров достигла коррупция в нашей стране, если даже работники пожарной охраны боятся выполнять свои прямые обязанности, дабы случайно не задеть и не обидеть родственника какой-нибудь шишки! Ладно бы еще само высокопоставленное лицо, но его родственников! Да ведь они сами же пострадают, случись в самом деле пожар!

— Совершенно с вами согласна! — воскликнула Кира. — Но понимаете…

— Понимаю! — решительно кивнула голова Ивана Николаевича, отчего складки у него на щеках и шее некрасиво заколыхались. — Но это просто ни в какие ворота не лезет!

Подруги молчали, напуганные такой неожиданной вспышкой гнева. Впрочем, Иван Николаевич побурлил немного и успокоился.

— На нашем этаже вы не встретите такой опасности! — заявил он наконец подругам. — В пятьдесят девятой, шестидесятой и пятьдесят восьмой квартирах живут простые пенсионеры, никаких высокопоставленных родственников у них нет, да они и сами то и дело говорят о необходимости навести порядок у нас на этаже, вынести вон хлам. Просто самим им это уже не под силу, а их вполне взрослым детям неохота возиться с мусором. Знаете ведь, как у нас, пока жареный петух в одно место не клюнет… Ну, в общем, вы меня поняли.

И он устремил на девушек внимательный взгляд. Те покорно покивали, показывая, что все превосходно поняли. И они — все внимание, ждут продолжение его рассказа.

— Еще в одной квартире живут наркоманы, — продолжил Иван Николаевич. — Тоже та еще квартирка. Но наркоманам вообще-то все равно, что вокруг них творится. Да у них и барахла возле их квартиры никакого нет. Выносить нечего.

И в голосе Ивана Николаевича явно помимо его воли прозвучало презрение. Вот ведь люди, даже старого хлама, который бы в квартире не помещался, и того не имеют.

— Единственные, кто может представлять некоторую угрозу для мероприятия — это Вадюшины из соседней со мной квартиры, — произнес Иван Николаевич, и подруги навострили уши. — Глафира и Виталий. Вот у них действительно барахла полно. Тут вам и листы гипрока, после ремонта у них остались. И старый шкаф, по доскам разобранный, с тех же времен стоит. И ящики со всякими старыми книгами, газетами и журналами. Фира над ними трясется, уверяет, что через сто лет им цены не будет, и ни за что не разрешает выкидывать. Но это же настоящий источник возгорания, верно я говорю?

— Да, да! — словно зачарованные произнесли подруги, глядя в рот Ивану Николаевичу и молясь, чтобы он не вздумал именно сейчас замолчать.

— И еще какие-то оставшиеся после ремонта банки с красками и растворителями нагромоздили возле своих книг! — воскликнул Иван Николаевич.

— Ужасно! — поддержали его подруги.

— Да, эти субъекты могли бы до последнего цепляться за свои вещи и вообще всячески тормозить очистку этажа, но их дома нет и до Нового года не будет! — радостно закончил свою речь Иван Николаевич. — Можете смело вывозить с этажа весь хлам!

— Ага, — тупо произнесли подруги, невольно обдумывая, куда бы им пристроить столько рухляди. — Минуточку, а где же сами хозяева из соседней квартиры?

— Да зачем они вам? — с раздражением произнес Иван Николаевич. — Говорю же, без них спокойней будет!

— Нет, извините! Без согласования с хозяевами никак нельзя! — воскликнула Кира. — Они на нас потом и в суд, чего доброго, подать могут. Скажут, что у них там в коробке золотые слитки среди старых колготок припрятаны были. А мы их прикарманили.

— Да какие там слитки! — досадливо поморщился Иван Николаевич. — Впрочем, если вы так настаиваете, то приходите после Нового года. Вадюшины к этому времени уже вернутся.

— Откуда вернутся-то? — спросила Кира.

— Из пансионата! — ответил Иван Николаевич. — Несколько дней назад уехали. Я их возле лифта встретил. Сказали, что только к Новому году домой вернутся, чтобы, значит, праздник дома уже встретить.

— Дружные они какие! — восхитилась Кира.

— Обычная семья, — пожал плечами Иван Николаевич. — Фира сильно за своего мужа цепляется, а он… тот еще щегол.

И в голосе Ивана Николаевича прозвучало сдержанное неодобрение.

— Но поехали они вместе, — сказала Кира, намереваясь выяснить, а не знает ли случайно Иван Николаевич, куда именно направилась чета Вадюшиных на свой зимний отдых.

Однако Иван Николаевич Киру с ее мысли сбил.

— Поехали вместе! — воскликнул он. — Но только потому, что Фира две путевки купила и мужа уже перед фактом поставила! Слышали бы вы, как он реагировал! Вопил так, что стены тряслись.

— А чего вопил-то? — поинтересовалась Леся.

— Да как же! Причин много нашлось! Сначала кричал, дескать, почему его мнения не спросила. Потом, что он ни за что зимой в снегу барахтаться не станет. А закончил тем, что эти деньги можно было совершенно иначе потратить.

— Вы его осуждаете?

— Вообще-то, он по-своему был прав, — пожал плечами Иван Николаевич. — Но ведь и Фира со своей стороны была права. Вот я, к примеру, холостяк. Живу один. Но если бы у меня была жена и вдруг ни с того ни с сего предъявила бы мне две путевки, чтобы отдохнуть и сменить обстановку, я был бы очень тронут. И конечно, ни за что не стал бы критиковать супругу за неразумно потраченные деньги.

Произнеся эту фразу, Иван Николаевич на секунду запнулся.

— Ну, разве что самую малость пожурил бы, — признался он наконец. — Но так орать точно бы на нее никогда не стал. К тому же, если путевки уже куплены, то кричи или не кричи, а за полную стоимость их никогда не вернуть. Значит, надо смириться и получать удовольствие от подарка.

— Видимо, ваш сосед далеко не такой рассудительный человек, — произнесла Кира.

Болтун! — махнул рукой Иван Николаевич. — И очень мне странно, что такая замечательная серьезная женщина, как Глафира, вдруг решилась выйти замуж за такого пустозвона! Просто охмурил он ее, если говорить по старинке.

— Значит, вам он не нравится?

— Чему там нравиться? — раздраженно пожал плечами Иван Николаевич. — То он тут, то он там! Нет никакой стабильности в этом человеке. Да и Фира часто по ночам плачет, когда его домой ждет, а он все не идет. Она его очень любит. И за что? Словно одурманил ее чем-то!

Похоже, Иван Николаевич был слегка неравнодушен к своей соседке. И ревновал ее к мужу, которого та обожала. Отсюда и пристрастное отношение, решили подруги. Однако они еще не выяснили самого главного. Тот ли это Виталик, который им нужен и которого они так упорно разыскивают.

— Скажите, а вы не помните, в какой именно пансионат поехали ваши соседи? — спросила Кира.

— Пансионат? — рассеянно откликнулся тот. — Нет, не помню. Они что-то говорили о лыжах. Причем Фира говорила с удовольствием, а он только критиковал. Дескать, одно дело на горных лыжах и в Швейцарских Альпах, а другое — в еловом лесу в нескольких километрах от родного дома.

— Так они где-то в Ленинградской области отдыхают? — обрадованно воскликнула Леся.

— Во всяком случае, я так из их слов понял, что они поехали куда-то недалеко, — ответил Иван Николаевич.

Подруги радостно переглянулись. Если это все так, то у них еще остается надежда сегодня или хотя бы завтра добраться до Виталика и выяснить у него правду о том, как он использовал ключ от квартиры Ларисы, в которую так неудачно сходил на свое последнее романтическое свидание бедный Ваго.

— Иван Николаевич, но вы все же попытайтесь вспомнить, в какой именно пансионат они направились! — взмолилась Кира.

— Не знаю! — отрезал мужчина. — Честное слово, не имею никаких координат, чтобы с ними связаться.

— Как же так? Вы ведь ближайшие соседи?

— Все так, верно, — задумчиво кивнул Иван Николаевич. — Я уж и сам об этом на днях думал. Странно мы теперь живем — никакой информации о своих соседях. Случись что, даже не будем знать, где их искать. Вот вчера тут возле дверей Фириной квартиры какая-то странная личность отиралась. Я даже подумал, не вор ли какой.

— Вор? — переспросила Кира.

— А что? — пожал плечами Иван Николаевич. — Прознали, что хозяева в отъезде, да и решили в свободной квартире пошуровать.

— А с чего вы решили, что это именно вор? Может быть, просто какой-нибудь их знакомый?

— Да, знаете, личность очень уж подозрительная, — поморщился мужчина. — Шапка вязаная черная до самых глаз натянута. Одет опять же как-то неопрятно. Лицо прячет. И как только меня заметил, сразу же прочь шмыгнул.

— Знакомые так себя вести не стали бы, — согласилась Кира.

— Вот я и говорю, что надо бы Вадюшиным о таком визите сообщить, да некуда, — произнес Иван Николаевич. — И вы меня, уважаемые девушки, простите, но у меня время ужина. Я и так уделил вам слишком много времени и задержал прием пищи на целых пятнадцать минут. Простите, но во всем должен быть порядок. Если без согласия Вадюшиных никак нельзя приступить к очистке коридора, то придется подождать их возвращения.

Но, может быть, Вадюшины сказали о том, куда поедут, другим своим соседям? — уже обуваясь, предположила Леся. — Ведь должны они с кем-то дружить в доме?

— Вряд ли, — разбил ее надежды Иван Николаевич. — Но можете спросить. Я же вам не запрещаю. Как говорится, попытка — не пытка, а спрос — не беда.

С этими словами он вежливо простился с подругами и так же вежливо, но решительно выставил их из своей квартиры, чтобы не нарушать свой привычный распорядок дня.