ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Пробуждение было ужасно. Я открыла глаза и по привычке улыбнулась наступающему дню, но приподнятое настроение тут же растаяло без следа, когда я вспомнила о вчерашнем. Я потянулась за листком бумаги и составила список скорбных дел. Вот он:

1. Сообщить Руслану про Наташу.

2. Сообщить родным Аси или Пети.

3. Узнать про Генку.

4. Узнать про Степанова.

5. Рассказать всю историю Сашке, чтобы доказать, что он дурак.

Прочтя список еще раз, я поняла, что он до предела перегружен тяжкими делами, и добавила последний пункт.

6. Вымыть голову.

С последнего я и начала свой день. Будучи в расстроенных чувствах, я понимала, что чисто вымытая голова — это решение половины всех проблем. Но как бы я ни растягивала мытье, оно все же подошло к концу. И вот я сижу перед телефонным аппаратом, и передо мной нелегкая задача, какой из пунктов выбрать. И как всегда, я плюнула на свою методичность и упорядоченность и позвонила в справочное «Скорой помощи», чего список не подразумевал. Справочное мне не помогло. Оно имело сведения лишь о позапрошлой ночи, а про прошлую они ничего не знали, так как у них был неисправен компьютер и половина имен стерлась начисто из его памяти. Чертыхнувшись по поводу научного прогресса, я пошла на кухню выпить воды из крана. Есть я не могла, а заваривать чай не хотела. Вернувшись, я протянула руку к трубке, как вдруг она затрезвонила сама. Я вздрогнула и схватила ее.

— Наташа у тебя? — холодно осведомился Руслан, который репетировал этот вопрос весь вчерашний вечер и целую ночь.

В другое время я бы, может, оскорбилась его тоном, но перед лицом того ужасного, что сейчас буду вынуждена сообщить ему, я его даже пожалела.

— Нет, Руслан. Ее у меня нет, — грустно сказала я. — Ты не должен волноваться, но в последний раз я видела ее вчера, когда их засовывали в машину «Скорой помощи». Мне не разрешили ехать с ней. Сказали, что мне туда, куда ее везут, еще рано.

— Что ты городишь? — изменившимся голосом спросил Руслан.

— Ах, Руслан, — вздохнула я, — боюсь, что все очень серьезно.

— Это ты виновата! — неожиданно тонким голосом пискнул Руслан. — Одна бы она не решилась.

— Ты же сам ее бросил, если мне не изменяет память, вчера утром. Так чего ж ты теперь? — не осталась в долгу и я. — Можешь теперь быть доволен. Никаких хлопот с разводом.

— Что ты понимаешь? — накинулся на меня Руслан. — Да я ее любил!

— Тогда надо было не отпускать ее от себя. Это тебе хороший и суровый урок на будущее, — стояла я на своем.

— Какое будущее, — заплакал Руслан, — я не мыслю жизни без нее.

— Ну, может, она еще жива, бывают же чудеса на свете, — великодушно утешила его я, сама сильно сомневаясь в своих словах и тоже начиная рыдать.

Так мы и распрощались, заливаясь потоками слез. Руслан сквозь всхлипывания сообщил, что он будет обзванивать больницы, а я рассказала, что позвоню и узнаю насчет Степанова. Что и сделала незамедлительно. К моему великому удивлению, мужской голос бодро меня заверил, что Степанов будет через полчаса или максимум через сорок минут.

— Вы что, его сегодня видели? — недоверчиво поинтересовалась я.

— Конечно, его только что вызвали к начальству, а до этого он постоянно был тут.

— А как он себя чувствует? — сознавая неуместность своего вопроса, все-таки спросила я.

— Нормально, — недоуменно ответил голос в трубке и в свою очередь спросил: — А что?

— Нет, ничего. До свиданья, — заторопилась я с прощанием. — А я могу зайти через сорок минут?

— Пожалуйста, — суховато ответил голос, и там повесили трубку.

Через полчаса, предаваясь вселенской скорби, я вышла из дома. На улице наступила незапрограммированная среди зимы оттепель. С крыш свисали гирлянды сосулек, каждая из которых истекала влагой. Птицы решили, что наступила весна, и их заливистые песенки разносились над мокрыми от талого снега улицами города. Деревья лишились своих нарядных шапок и покрывал и стояли обнаженные. Их черные влажные ветви тускло поблескивали от воды в редких лучах солнца. В тротуары местами и при желании можно было смотреться как в зеркало. Под ногами было море разливанное и благодаря щедрости дворников, обильно посыпавших асфальт солью, еще и соленое. Солнечные лучи за какой-нибудь час превратили белое покрывало снега в хрупкую хрустальную массу, которую было приятно взять в руки, так она была хороша.

Но эта красота сохранилась только по обочинам дорог. На самом асфальте творилось форменное безобразие. Вода столь ловко отполировала горбинки и выбоины, что не поскользнуться на них не представлялось почти никакой возможности. Пройти по ней и не упасть было под силу только разве что цирковому канатоходцу.

Я к их числу себя не относила, и все мои силы и внимание были направлены на то, чтобы не растянуться в луже. Водные процедуры на сегодняшний день у меня не были запланированы. Головы я практически не поднимала, боясь отвлечься от коварных горбылей и ледышек, которые кто-то услужливо подкладывал под ноги. Такое перемещение отнимало массу энергии, и порой я все же останавливалась, чтобы передохнуть и осмотреться. Во время одной из таких остановок я глянула вперед и, забыв про осторожность, с радостным криком кинулась навстречу медленно ковыляющей девице. Ею оказалась моя живая и почти невредимая подруга Наташка. Зрение меня не подвело. Кругом был белый день, и потому мысль о призраке меня быстро оставила, хотя Наташа была похожа на него, как две капли воды. Я хочу сказать, что если и бывают призраки, то выглядеть они должны именно так, как выглядела сейчас Наташа.

Мой ликующий вопль наделал немало бед. Какой-то ребенок шлепнулся от испуга прямо в лужу, и его бабушка запричитала, а он сам, радостно смеясь, барахтался и не хотел вставать из воды. Две собаки возмущенно залаяли на меня, осуждая за нарушение приличий. И, наконец, я сама чуть было не потеряла равновесие. С огромным трудом я удержалась на ногах, но поза, которую мне пришлось для этого принять, была лишена даже намека на изящество. Ноги разъехались в разные стороны, пятая точка выпячена, тело замерло в полупоклоне, а шея неестественно вытянута, чтобы не потерять ни на минуту из вида Наташку, — меня мучило чувство, что это лишь галлюцинация, а стоит мне на секунду отвести глаза, как она тут же испарится без следа.

— Даша, — радостно закричала мне Наташа, — это я!

Теперь я и сама это видела и тоже радостно завопила ей в ответ:

— А почему ты живая?

Старушки испуганно вытаращились на нас и поспешно отступили с нашего пути. А мы, добравшись друг до друга, крепко обнялись и прослезились.

— Уж не чаяла увидеть тебя, — призналась Наташа, — Думала, тебя отвезли прямо на кладбище. Представляешь, я лежу, Амелин лежит, Ася лежит, а тебя нет. И я поняла, что пора готовиться к тому, что скоро придет Степанов и скажет, что тебя уже нет в живых.

— А я была уверена, что это вас всех отвезли в последний приют. Мне с вами ехать не разрешили. Сказали, что мне туда рано. Я теперь только понимаю, что им просто не хотелось со мной возиться. Мол, если ходить может, то все нормально. Подлецы! Как я из-за них переволновалась, и какая у меня была жуткая ночь, когда я думала, что вы погибли, — жаловалась я Наташе.

— А я от них сбежала, как только пришла в себя и поняла, где я, — перебила меня Наташа. — А Петя с Асей еще там валяются. Их, видите ли, тошнит. А я уже отлично себя чувствую.

Весь Наташкин облик свидетельствовал об обратном. Она была белее мела, под глазами тени, вчерашние и позавчерашние кровоподтеки придавали ее лицу сходство с радугой над химической фабрикой. Волосы не расчесаны и висели космами. К тому же походка ее отличалась некоторой, мягко говоря, неустойчивостью. Ее кидало то вправо, то влево, а иногда для разнообразия вперед. Одета она тоже была как-то странно. Пуговицы не застегнуты, пальто скособочилось. И вообще, это было чье-то чужое пальто. Но все это сущие пустяки. Наташин взор горел былым огнем, и настроение у нее было самое бодрое.

— Не зайти ли к Степанову? — предложила Наташа.

— Я-то как раз к нему шла. Но, может быть, ты сначала зайдешь домой к Руслану. Он мне звонил, и я ему сказала, что, похоже, тебя больше нет в живых.

— Правда? — обрадовалась Наташа. — А что он ответил?

— Ужасно расстроился. Сказал, что ты его жизнь, счастье и все самое ценное. Что он не знает, как жить без тебя.

— Какой милый. Ну и хорошо. Пусть помучается подольше.

— Ты что? Он же с ума сойти может от беспокойства.

— Пускай знает, как меня обижать и по соседкам шататься, — мстительно заявила Наташа. — И потом, я сейчас плохо выгляжу.

— Да какая ему разница, как ты выглядишь, — возмутилась я. — Можно подумать, что он тебя до сего дня видел только в бальных платьях.

— Нет, — уперлась на своем Наташа. — Идем сначала к Степанову.

— Руслан тебе не простит, если ты в первую очередь пойдешь к Степанову, а не к нему, — честно предупредила я Наташу. — Ты разобьешь ему сердце.

— Глупости, — решительным жестом отмела Наташа мои возражения, упорно передвигаясь в сторону участка, — невозможно разбить то, чего нет и в помине.

— Если бы ты слышала, как он рыдал, то не говорила бы так, — грустно сказала я.

— Что? — Наташа даже остановилась от изумления. — Он плакал из-за меня? Это, наверное, были слезы радости, а ты их спутала с горестными рыданиями.

— Не мели ерунды.

— В любом случае, плакал он или нет, плакал от радости или от горя, но это ничего не меняет в наших планах. Мы идем в участок.

И мы пошли туда, а что прикажете делать? Не тащить же ее силком домой. Я бережно поддерживала свою пострадавшую подругу и не позволяла ей слишком отклоняться от курса, а чтобы она не скучала, развлекала ее беседой.

— Ты что-нибудь помнишь после взрыва? — поинтересовалась я у нее.

— Первое, что я помню, — это толстая рожа медсестрихи, которая склонилась надо мной. Я долго не могла понять, где я. Мне всегда казалось, что черти все мужского пола и худые, а тут такой арбуз вместо лица. Она мне сказала: «Ну, очухалась, бандитка». Они там плохо разобрались в наших отношениях. Решили, что мы все одна банда и требуем охраны.

— Так тебя отвезли в тюремную больницу?

— Нет, просто были охранники.

— Как же тебе удалось улизнуть?

— К этому-то я и подхожу. Я проявила чудеса изобретательности, ловкости, и мне просто повезло, — честно призналась Наташа. — Я сказала, что мне срочно нужно в туалет. Это они мне разрешили. А там ванна и туалет соединялись между собой. На крючке в ванной комнате висела какая-то больничная одежда. Хлоркой от нее разило немилосердно, но я все-таки напялила ее на себя. Потом вышла в коридор, но уже через дверь из ванной комнаты. Она была в стороне от туалетной двери, где меня ждал охранник. Он не обратил особого внимания на фигуру в больничном синем халате, которая удалялась от него по коридору, и остался стоять на месте. А пальто пришлось позаимствовать у главврача. Я думаю, он не заметит. У него там их много висело. Я взяла самое скромное и оставила записку, что обязательно верну.

— Где висело? — совершенно обалдевшая от свалившейся на меня информации, спросила я у Наташи.

— Ну там, в кабинете, — нетерпеливо и даже как-то раздраженно ответила Наташа. — Какая, в конце концов, разница? После того как человек возвращается с того света обратно на землю, он может позволить себе немного побезумствовать. Никто его за это осуждать не станет.

— Наташа! — в страхе воскликнула я. — Что ты называешь безумием?

Я была действительно напугана. Если все то, что мы вытворяли до сих пор, Наташа считает невинными развлечениями, то что же она подразумевает под настоящим безумством? Теперь, вернувшись в сей мир, она собирается показать ему все, на что способна. Это было ужасно.

— Что ты еще наделала? — настойчиво стала допытываться я.

— Ах, да ничего особенного. Вечно ты из-за пустяков шум поднимаешь. Все в порядке, веришь?

При все желании я не могла поверить, что все в порядке. Об этом вопили беспорядочное состояние одежды Натальи, ее странный блуждающий взгляд и еще кое-какие мелочи, придающие всему оттенок клиники. Также настораживали коробочки с лекарствами, выглядывающие из кармана позаимствованного пальто.

— А зачем тебе… — начала я, но Наташа прервала меня на середине фразы, хотя я всего лишь намеревалась спросить, зачем ей коробочки с лекарствами.

— Ни слова. За нами могут следить, — оповестила меня Наташа свистящим шепотом.

— Кто? — жалобно застонала я.

— Не знаю, — чистосердечно призналась подруга, — но ведь могут.

Чувствуя, что скоро сама свихнусь, я решила молчать и не реагировать на ее измышления, так как полагала, что они — следствие контузии и отравления тем веществом на даче. Мне досталось меньше, потому что я лежала почти под самым окном и на меня из разбитого стекла лился свежий воздух, а Наташе не так посчастливилось. При моих благоприятных условиях я до сих пор ощущала некоторое колебание под ногами и легкий звон в ушах вкупе с разбродом в мыслях, а каково Наташке?

Степанов был на месте и в отличнейшем расположении духа. Он галантно не стал напоминать мне о покушении на его жизнь, случившемся не далее чем несколько часов назад, а наоборот, весь лучился доброжелательностью.

— Благодаря вашей помощи нашими людьми были задержаны опасные преступники, — сказал он.

— Торговцы оружием? — немедленно вылезла я с вопросом.

— Не только, — уклончиво ответил Степанов. — Виноваты они во многих злодеяниях, но вот доказательств против них у нас было маловато, а теперь после такой битвы, которую вы развязали, отвертеться им уже не удастся. Хотя бы за хулиганство или за ношение оружия они сроки получат.

Честно говоря, я ушам своим не поверила. Как за хулиганство? Эти типы хладнокровно планировали, как нас получше прикончить, а их — за хулиганство. У Наташи, невзирая на ее слегка помраченный рассудок, тоже глаза из орбит чуть не вылезли.

— Спорить и доказывать бесполезно. — Степанов быстренько сориентировался и заткнул готовый излиться из нас обеих вопль возмущения и протеста. — За ними стоят большие люди, которые наших бандитов в обиду постараются не дать. Да что я вам как маленьким толкую. Сами должны все понимать.

— Но вы же взяли их главных. Они стояли там же в кожаных пальто и беседовали с этим Витюшей. Вы не могли их не взять.

— Это не самые важные фигуры. За ними есть еще грознее, и сидят они так высоко, что и не добраться. Но вот вашему Виктору Владимировичу отвертеться от кражи в библиотеке не удастся, а оружие, которое, как ни верти, находилось в его доме, тоже его делам не помогает. Так что лет 7—10 вы его не увидите.

Нас это заявление откровенно порадовало.

— Книги вы нашли?

— У него дома лежали. Но откуда вы знаете про книги?

— Как откуда? — насквозь фальшиво удивились мы с Наташей. — Мы же просидели с Асей и Амелиным почти весь вечер на даче, и они нам много порассказали.

— Так просто и начали выкладывать вам подробности жизни своего босса? А может, они заодно рассказали вам, почему это их босс сам поперся красть книги и как получилось, что все свидетели видели не одного человека, а несколько. Они случайно не обмолвились, кто были эти остальные? Или вы и сами знаете?

Мы выжидательно смотрели ему в рот, делая вид, что ровным счетом ничего не понимаем, но очень хотим разобраться. Потом Степанов вспомнил, что нынешним триумфом он обязан не только себе, попыхтел и смягчился лицом. Тогда Наташа спросила:

— А что будет с Амелиным и Асей?

— Ничего, скорей всего, не будет. Пока не натворят чего-нибудь еще, мы их не тронем.

— Очень благородное решение, — загалдели мы. — Вы не пожалеете об этом. Мы сами присмотрим за ними.

Кажется, с последними словами мы попали впросак. Они вывели Степанова из его благодушного настроения. Он как-то сразу скис и начал бурчать себе под нос что-то неразборчивое, но очень недовольное.

— Вот что, — сказал он наконец, — если вы планируете еще какую-нибудь операцию да еще в компании с Амелиным, то я их лучше сразу посажу. Им самим будет спокойнее и безопаснее в тюрьме, чем в вашем обществе.

Мы поторопились успокоить вконец расстроенного Степанова, уже нарисовавшего страшную картину своего будущего, в котором число желающих помогать ему в работе увеличилось с одного человека до четверых.

— Я вам запрещаю даже близко к ним подходить. Ясно? — негодовал Степанов. — Я же знаю, чем это может кончиться. Я прослежу, так и знайте.

С большим трудом, и то не до конца, нам удалось его несколько утихомирить, но распрощался он с нами настороженно. Нашим заверениям он однозначно не поверил и, наверное, страшно сожалел о своем обещании не трогать Амелина и Асю.

Тогда я вдруг очень вовремя вспомнила про Генку и, чтобы разрядить обстановку, спросила у Степанова:

— Вчера вечером, когда я уже возвратилась домой, встретила своего знакомого, которого вели двое ваших людей, а он был явно не в восторге. Вы не расскажете, в чем его вина?

Степанов нахмурился и отрывисто бросил:

— Очень вы любопытные. Вам, милые девушки, надо детишек рожать, а не за бандитами бегать. Огромное вам спасибо, конечно, что помогли нам, но ведь не всегда же вам будет такая везуха. Вы и сейчас чудом уцелели. Если бы не твоя, Даша, подруга, мы бы и не успели вам на помощь. Мы же не знали, где вас искать. Вы очень ловко ускользали от наших людей. А подруга — которая, кстати говоря, очень симпатичная и, сразу видно, порядочная девушка, — подсказала мне, что вы отправились на дачу. Так что благодарите за свое спасение ее. Если б не она, не избежать бы вам бандитской разборки. Но хочу снова сказать, что в следующий раз все может оказаться очень грустно.

— Следующего раза не будет, — серьезно сказала Наташа.

Когда мы вышли на свежий воздух, я спросила у Наташи:

— Куда мы теперь направимся?

— К дому.

И мы, трогательно взявшись за руки, пошли домой. Полы Наташиного пальто развевались на ветру. Мы были живы, и все вокруг казалось чудесным.

— Подумать только, ничего этого могло и не быть, если бы ты тогда не запаниковала, — сказала Наташа.

— Когда? — не поняла я.

— В самом начале. Сразу после твоего похода в Эрмитаж, с него ведь все началось. Там, в служебном туалете, у наших ребят был пункт, где крепыш должен был в коробочке оставить им инструкции к дальнейшим действиям. Ее и должна была забрать Ася, но она опоздала и увидела, как ты с довольным видом выходишь оттуда. Записки на месте не оказалась, и они подумали, что взяла ее ты.

— Но я ничего не брала.

— И они это поняли, когда поговорили со своим бывшим боссом. Им для этого пришлось ехать к нему на дачу, где он им и сказал, что ничегошеньки не оставлял. Но ведь мы уже влезли в это дело.

— Значит, если бы ты меня не вытащила в библиотеку, где мы наткнулись на Аську, то все наладилось бы само собой? Получается, что никто не алкал моей кровушки?

— Но зато нам досталось великолепное приключение.

Подойдя к дому, мы увидели печальную фигуру Руслана, который мок под стекающей с крыши водой и вглядывался в даль. Когда он увидел нас, то прямо полетел нам навстречу. Он схватил свою драгоценную Наташку в охапку и начал кричать ей в ухо, что никогда и никуда ее больше не отпустит, что она его единственная радость, что он был дураком и теперь горько кается в своих ошибках и все такое прочее.

Они скрылись в парадном, сразу позабыв обо мне, а я стояла и думала, что наша история оказалась очень счастливой, если помогла двум людям помириться и понять, что они любят друг друга. И может быть, Наташа забудет о своих планах относительно очистки города от всякой швали.

Но, по правде говоря, надежды у меня на это мало…