23. Военспец Кырханг выполняет свой долг
…Военспец Кырханг обнаружил себя лежащим мордой в грунт у самого входа в подвал. Он не помнил, как одолел ступеньки. Судя по уделанному грязью мундиру, он проделал это далеко не с первой попытки. Разрядник сыскался на расстоянии протянутой руки. Должно быть, в беспамятстве Кырханг попросту швырнул его перед собой, чтобы облегчить себе путь.
В ушах поселился пульсирующий, завязший на одной ноте, густой низкий звук. Словно бы специально затем, чтобы выбить из головы последние остатки мыслей. Болела прикушенная губа, отчего-то ныл затылок, саднило колени и локти. Похоже, не оставалось ничего, что не болело бы, не ныло и не саднило.
Он подтянул разрядник к себе, подобрал ноги и сел. Нужно было встать. Как-то заставить себя протащиться паршивую пару сотен метров по враждебному, совершенно открытому и потому невыразимо опасному пространству.
Между прочим, насквозь простреливаемому.
Где-то должен быть снайпер. Без снайпера не положено. Дети Печали не могут быть настолько идиотами, чтобы не позаботиться о снайперском прикрытии.
Кырханга уберут на полпути, а то и раньше. Быть может, и Дези уже лежит посреди улицы, уткнувшись лицом в грязь и раскинув руки. Ее могли убрать только выстрелом в затылок. Если бы снайпер увидел в прицел ее глаза, он не смог бы работать. Неизвестно, какой нужно быть заскорузлой сволочью, чтобы выстрелить в эти глаза.
Ни к чему об этом думать.
Встать и идти. Что она там говорила… остановить ее и забрать отсюда. Где там эти чепуховинки… неужели потерял? Хвала небесам, нет. Обе на месте, в кармане, а для верности зажаты в кулаке. В другом кулаке – ствол разрядника. На хрен его… только мешает.
Он стоял, а спустя короткое время как-то без перехода обнаружилось, что уже передвигал ногами, как ходулями. Забывая, что колени при ходьбе обычно гнутся. Забывая, кто он такой, как здесь оказался и за каким бесом шарашится по вражеской территории. Через раз забывая дышать. Но скоро и весьма кстати вспоминая.
Двести тридцать три шершавых ухоноса. Четыреста тридцать три чешуйчатых гребненосца. Пятьсот тридцать три… дьявол, это не простое число.
Это плохо. Силам мироздания такая оплошность придется не по вкусу. На их поддержку рассчитывать не стоит.
Зрение играло с ним в невеселые игры. То включалось, то выключалось. К тому же, все виделось в черном и белом цветах. Если быть точным – в черном и нескольких оттенках серого. Неряшливая гравюра обкурившегося дилетанта, у которого закончились краски.
Ничего не хотелось. Решительно ничего. Ни жить, ни умирать. Ни уж тем более совершать какие-либо активные действия. Жизненная энергия уходила из него, как вода из треснувшей клепсидры. И нечем было заполнить образовавшуюся пустоту.
Хватит переставлять ходули. Лечь и закрыть глаза. Все едино ни черта толком не видать.
Долг… Честь… Стертые иероглифы, лишенные смысла. А когда-то смысл в них был… хотя тоже, стоит признать, сомнительный.
Есть ли какой-нибудь способ избавиться от этого всю душу выматывающего гула в ушах? Кроме, разумеется, выстрела в висок…
Вот пришел колючий еж… говорит: «Чего ревешь?»
Пятьсот двадцать три колючих ежа. Вот теперь все как полагается.
Знать бы, как, к примеру, выглядит этот хренов еж.
Зачем она вбила ему в башку этот дебильный стишок?!
Кто она такая? Или, точнее, что она такое? Что за жуткие, потусторонние силы она обрушила на этот мир, коль и сама с ними совладать не в состоянии?!
О встреченного первого хоманнара он в буквальном смысле споткнулся. Тот стоял на коленях, свесив голову на грудь и уронив руки, словно плети. Лицо его было серым… каким же ему еще быть в черно-сером мире?.. глаза закатились, по краю отвисшей челюсти тянулась слюна.
Самое время обозначить свое присутствие снайперу.
Еще трое Детей Печали обнаружились в крайне противоестественных позах. Как будто одновременно сверзились с изрядной высоты головами вниз. Да еще с ускорением. Возможно, так и было.
А вот и Дези.
Она сидела на брусчатке, этак вполоборота, бочком, не без изящества, покойно устроив руки на коленях и склонив голову на плечо.
Снайпер ее не тронул. И это было хорошо.
А все остальное – плохо.
Не добредя нескольких шагов, Кырханг ощутил расходящиеся от нее упругие волны смерти. Его качнуло на этих волнах, отнесло в сторону… но не убило, и на том спасибо. Сейчас он был в таком состоянии, что сразу от мертвеца и не отличить.
Я стою возле дверей… во дворе полно зверей…
Что за дичь? Какой в этой белиберде смысл? Заклинание? Или защитный код? Какого демона всякое чужеродное зверье водит хороводы в его мозгу? Не затем ли, чтобы рассеять всепоглощающий черно-серый туман?
Кырханг встал на четвереньки и пополз вперед. Можно сказать, по-звериному. В надежде, что удастся обмануть заполонившее улицу черное колдовство.
Его отбивало от этой ведьмы незримым прибоем. В какой-то момент кружение в голове возобладало, его повело-повело и шваркнуло оземь. Ерунда, одним падением больше, одним меньше… он поднялся и продолжил свой несусветный путь.
Было бы весьма неприятно и постыдно получить разряд от снайпера аккурат в задницу. Впрочем, в задницу они стреляют весьма редко.
Здоровенный хоманнар в утыканном значками защитном костюме валялся сытой мордой в небеса, привольно раскинув мощные конечности. Очевидно, это и был главный. Выглядел он так же бесславно, как и остальные, что рангом поплоше.
Вот пришел зубастый волк… хоть бы ты скорей умолк…
Что же ты наделала, милая? Как же мы все теперь сможем перед тобой оправдаться за то, во что тебя втравили?..
Кырханг в изнеможении опустил грязную ладонь женщине на плечо. Заглянуть ей в лицо он почему-то побоялся. Неповинующимся языком пролепетал зачем-то: «Это я… я…» Кого он успокаивал – ее или себя?.. Старательно, словно выполняя ювелирную операцию, двумя пальцами поднес к свободному от свитера участку кожи на шее, возле затылка, заветную капсулку…
И что дальше? Раздавить? Прижать? А может быть, нужно было затолкать в рот?
Прижал – и не прогадал. Упругая капсулка моментально опала в его пальцах, лишившись содержимого.
Он едва успел подхватить Дези, которая обмякла, как если бы из нее в одночасье извлекли все кости. Бережно опустил ее, подложив под голову ее же собственный берет, что по-походному был заткнут сзади за ремень.
Способность соображать возвращалась не постепенно, а толчками, ступенчато. Заодно и окружающий мир насыщался красками. Не сразу и не всеми, но в достаточном объеме, чтобы выглядеть реальным.
И – какое облегчение! – больше не гудело в ушах.
«Осталось еще одно дело, моя девочка…»
Порыскал глазами, зацепился взглядом за тушу главного хоманнара. «У тебя ведь найдется кое-что для меня, верно?..»
И впрямь нашлось. Нож – для ближнего боя, широкий, в три пальца, слегка изогнутый и любовно заточенный, с прихотливо изукрашенной рукоятью из упругого, приятно ложившегося в ладонь материала.
Хозяину – первая почесть.
Умело и старательно, не пропуская никого, чередуя заученные приемы, Кырханг нанес каждому из хоманнаров ножевое ранение, несовместимое с жизнью.
Затем несколько картинно разжал пальцы – нож коротко звякнул о камень.
«Вот теперь совсем все. Больше ничего от меня не зависит. Пусть силы, управляющие законами природы и поступками людей, распорядятся моей судьбой по своему усмотрению. Но… тысяча сто семнадцать ангелов в небесах, позаботьтесь об одном ангеле на земле».
Легко взял женщину на руки – какая же она невесомая, и вправду ангел! – устроил ей голову поудобнее у себя на груди и, старательно переставляя непослушные ноги, побрел в ту сторону, где по его прикидкам могло находиться летное поле космопорта.
Он не думал о том, чем завершится путь. Помощь не пришла – и черт с ней. В таких делах никто и никогда не приходит на помощь. Снайпер выстрелит в спину – что ж, такая у него работа, и только в аду будет шанс поквитаться. Жить или умереть – какая в сущности разница? Он сделал все, что было в его силах. Если этого оказалось недостаточно, никто не вправе упрекнуть его.
Выходи скорее в круг…
«Иду уже, иду».
И наконец-то стало светло.
