КНИГА ТРЕТЬЯ

– Спасибо, что пришли, гражданин адмирал. И вам тоже, гражданка комиссар.

– Всегда рад служить, гражданка Секретарь, – ответил гражданин адмирал Хавьер Жискар, словно у него имелся выбор: принять или не принять «приглашение» Военного секретаря Республики.

Его комиссар, темнокожая, с платиновыми волосами женщина по имени Элоиза Причарт, ограничилась молчаливым кивком. Она подчинялась не Военному секретариату, а Бюро государственной безопасности и отчитывалась не перед Эстер МакКвин, а перед Оскаром Сен-Жюстом. Однако, во всяком случае в настоящее время, звезда МакКвин явно устремлялась к зениту. Причарт была осведомлена на сей счет не хуже остальных – как и о склонности МакКвин использовать любые возможности для расширения личного влияния. В топазовых глазах гражданки комиссара застыла настороженность.

И МакКвин это, естественно, заметила. Указывая гостям на стулья, она намеренно не оглянулась на Эразмуса Фонтейна – сторожевого пса БГБ, приставленного к ней самой. Гражданин Фонтейн состоял при ней со времени убийства Гарриса, но лишь двенадцать месяцев назад она вдруг осознала, что он гораздо умнее – и опаснее, – чем можно предположить, глядя на этого вечно смущенного и растерянного рохлю со стороны. Не то чтобы она недооценивала его раньше, но…

Нет, скажем себе правду. Она всегда знала, что он должен быть хоть чуточку способнее, чем старается выглядеть, но все же недооценила его истинные таланты. Ее спасло только то, что она давно взяла за правило ориентироваться на худший из возможных вариантов и ничего не предпринимать без двойной, а то и тройной страховки. В противном случае эта недооценка могла стать фатальной. Кроме того, она действительно была лучшей в своем ремесле. В конце концов, вздумай Фонтейн подвести ее под зачистку до мятежа Уравнителей, от Комитета общественного спасения не осталось бы и следа. Эстер не знала, как принималось решение о ее выдвижении и связано ли оно с подавлением фанатиков Ла Бёфа, однако была твердо уверена, что без Фонтейна дело не обошлось.

Она мысленно рассмеялась, предположив, что этого человека оставили при ней и после повышения, исходя из вполне логичного предположения: он знает ее лучше, чем кто-либо другой, и, однажды одураченный, не позволит одурачить себя еще раз. Впрочем, это не имело особого значения. Наверное, у БГБ и гражданина Фонтейна имелись на ее счет свои планы… но и у нее в запасе тоже кое-что есть.

– Гражданин адмирал, – сказала она, когда пришедшие расселись, – я пригласила вас, чтобы обсудить новую операцию. Операцию, которая, по моему разумению, способна оказать существенное влияние на ход войны.

Она выдержала паузу, глядя лишь на Жискара, намеренно исключив из диалога обоих комиссаров. Это было частью игры, все участники которой делали вид, будто флотом по-прежнему командуют адмиралы. На самом деле все знали, что решающее слово на каждом уровне принадлежит соответствующему комиссару. Именно это МакКвин намеревалась изменить едва ли не в первую очередь, но ведь Жискар этого знать не может, не так ли? А хоть бы и знал – поверит он, что она справится с такой задачей?

Он слегка покосился на Причарт и склонил голову набок, выжидающе глядя на гражданку Секретаря. Адмирал был рослым, слегка за сто девяносто, жилистым мужчиной, с худощавым лицом и горбатым носом. Лицо его представляло собой маску, превосходно скрывающую мысли, но светло-карие устремленные на МакКвин глаза выдавали настороженность человека, который недавно стал козлом отпущения за проваленную по чужой вине операцию. Едва избежав беды, он с опаской относился к любым планам, способным «существенно повлиять на ход войны».

– Одна из причин, по которой я обратилась именно к вам, – продолжила МакКвин, выдержав паузу, – это ваш каперский опыт. Да, Силезская операция обернулась не так, как нам хотелось, но не думаю, что это ваша вина. Я довела свое мнение по этому поводу до сведения гражданина Председателя Пьера.

За светло-карими глазами что-то промелькнуло, и МакКвин скрыла улыбку. Кстати, она сказала истинную правду: Жискар был слишком способным и компетентным командиром, чтобы списать его со счетов из-за одной проваленной операции. К тому же провалена она была действительно не по вине адмирала: это признавала даже Причарт. Подумать только, даже народный комиссар защищает командира флота, заявляя, что его «провал» – дело рук вышестоящих идиотов, которые связали его по рукам и ногам бестолковыми приказами. Кроме того, главной причиной этого прискорбного происшествия явилась неосведомленность разведки относительно кораблей-ловушек манти. И (как втайне признавалась себе МакКвин) относительно Хонор Харрингтон. Но о ней в настоящем времени говорить уже не стоит… а вот Жискар сидит здесь. Для системы, в целом работающей никудышно, расклад совсем неплохой.

– Спасибо, гражданка Секретарь, – сказал, помолчав, Жискар.

– Не стоит благодарить за правду, гражданин адмирал, – отозвалась она, обнажая зубы в хищной улыбке. – Просто оправдайте оказанное вам доверие, гражданин.

– Постараюсь, мэм, – ответил Жискар с кислой улыбкой. – И конечно, у меня появится шанс справиться с заданием лучше, если я буду осведомлен об операции хотя бы настолько, чтобы знать, куда двигаться.

– Вы справитесь, я уверена, – улыбнулась МакКвин, – ведь я пригласила вас – и, разумеется, гражданку комиссара Причарт – именно для того, чтобы как можно полнее ввести в курс дела. Не проследуете ли за мной?

Она встала – и в силу некой персональной магии все, включая Эразмуса Фонтейна, посторонились, освобождая ей дорогу, – обошла письменный стол и направилась к двери. Худенькая, как птичка, она была ниже всех присутствующих, уступая сантиметров пятнадцать даже Элоизе Причарт, однако ее лидерство воспринималось как нечто само собой разумеющееся.

Жискар не мог не признать, что она произвела на него сильное впечатление. Ему не доводилось служить с МакКвин, и до убийства Гарриса их пути почти не пересекались. Другое дело, что после назначения Эстер Военным секретарем только идиот не навел бы справки. Адмирал был наслышан о ее амбициозности, но несомненный и мощный магнетизм этой личности оказался для него сюрпризом.

«Правда, – размышлял он, – у всего есть оборотная сторона. Не думаю, что Госбезопасность в восторге от харизматического Военного секретаря, пользующегося, вдобавок, славой выдающегося флотоводца».

Они дошли до конца коридора. Морской пехотинец у двери вытянулся по стойке «смирно», МакКвин набрала секретный код, дверь плавно отошла в сторону и за ней открылась превосходно оборудованная совещательная комната. За большим круглым столом сидели адмирал Иван Букато и полдюжины офицеров, младший из которых был в ранге капитана.

На двух креслах были таблички с именами Жискара и Причарт; это указывало, что их здесь ждали.

МакКвин заняла место во главе стола – в огромном черном кожаном кресле ее фигурка показалась еще более хрупкой – и предложила всем сесть. Фонтейн устроился в таком же роскошном кресле справа. По левую руку от Эстер сел Жискар, рядом с ним Причарт. Их кресла, однако, были не столь мягкими и глубокими.

– Гражданин адмирал Жискар, полагаю, вы знакомы с гражданином адмиралом Букато? – спросила МакКвин.

– Так точно, мэм, знаком, – подтвердил Жискар, кивнув адмиралу, фактически исполнявшему обязанности начальника Главного оперативного штаба флота.

– С остальными офицерами вы познакомитесь в течение ближайших месяцев, и достаточно хорошо, а сейчас я хочу представить вам наши замыслы. Гражданин адмирал Букато, прошу.

– Слушаюсь, гражданка Секретарь.

Букато ввел команду в терминал, мгновение спустя над массивным столом возникла сложная голограмма. Основной объем представлял собой мелкомасштабную звездную карту западного квадранта владений Народной Республики, линию фронта и территорию Мантикорского Альянса вплоть до Силезской границы. Но были и дополнительные изображения: графическое сопоставление численности и тоннажа по классам кораблей, а также сравнительные характеристики судостроительных и судоремонтных предприятий обеих сторон.

Адмирал откинулся в кресле, внимательно изучая голограмму. Он чувствовал, что комиссар делает то же самое, и с не меньшим вниманием. В отличие от большинства офицеров флота, Жискар действительно интересовался мнением своего комиссара. Во-первых, благодаря природному уму Причарт часто подмечала важные детали, ускользавшие от внимания профессионалов. А во-вторых… у него имелись и другие причины ценить ее мнение.

– Как видите, гражданин адмирал Жискар, – сказал, помолчав, Букато, – хотя с начала войны манти сумели прорваться в глубь нашей территории, после захвата звезды Тревора их продвижение остановилось. Наши аналитики полагают, что им необходимо переоснащение, возмещение потерь и отдых перед новым, решительным натиском. Некоторые считают, что после присоединения столь значительных территорий их агрессивный пыл начал угасать. Однако ни гражданка Секретарь МакКвин, ни я не рассчитываем на то, что они добровольно уступят инициативу. По нашему мнению, они в ближайшее время непременно возобновят наступление, скорее всего от звезды Тревора к системе Барнетта. По этой причине мы продолжаем направлять подкрепления гражданину адмиралу Тейсману. Гражданин Секретарь Кляйн намеревался – возможно, лучше сказать «надеялся», – что гражданин Тейсман отвлечет на себя силы манти и удержит их от броска в глубь Республики. Предполагалось, что он навяжет противнику сражение и измотает его. Но на удержание системы Барнетта никто на самом деле не рассчитывал.

Жискар едва не подскочил в кресле; глаза его расширились. Конечно, Военный секретарь Кляйн – заурядный политикан, некомпетентный в военном деле, а оттого еще более склонный унижать офицеров, которых считал тайными сторонниками аристократии, мечтающими восстановить военную элиту, – отнюдь не пользовался уважением и популярностью на флоте. Но то, что Букато позволил себе высказать пренебрежение по отношению к пусть отставному, но Секретарю, в присутствии двух комиссаров, указывало на куда более радикальный характер изменений в верхах, чем предполагало большинство.

– Однако, – продолжил Букато, – наши амбиции заходят дальше. Мы продолжаем направлять ресурсы Тейсману в расчете на то, что он и вправду отстоит Барнетт, и система будет использована как трамплин для возвращения звезды Тревора. Разумеется, мы не планируем такой бросок на следующей неделе или в следующем месяце, но время постоянного отступления, по нашему глубокому убеждению, миновало.

Тихий гул обежал стол, и сердце Жискара дрогнуло: он давно не сталкивался со столь единодушным и искренним одобрением. Адмиралу оставалось лишь дивиться тому, как МакКвин умеет воодушевить и объединить людей. Недаром она является одним из лучших боевых командиров! И недаром слухи о ее политических амбициях до смерти пугают иных народных комиссаров!

– Наши сведения о наличных ресурсах вражеского флота, к сожалению, не столь точны, как бы нам хотелось, – продолжил Букато. – С началом войны эффективность наших разведывательных операций в Звездном Королевстве заметно снизилась. По правде сказать, мы подозреваем, – он покосился на Фонтейна и Причарт, – что манти пользовались нашими собственными шпионами, чтобы поставлять нам дезинформацию.

И снова Жискар постарался не выдать своих чувств, хотя это было трудно. Большинство старших офицеров нового поколения (в том числе, разумеется, и сам Жискар) были почти уверены, что так оно и есть, просто никто не смел высказываться вслух. Что-то ведь побудило Амоса Парнелла перегруппировать все военные силы в самый канун войны! В заговор офицеров-Законодателей, задумавших с неведомой целью предать свой народ, не верил решительно никто. Официальная версия провозглашала причиной всех бед и злоключений первого этапа войны преступное предательство старшего офицерского состава – что и дало новому политическому руководству повод для расстрела большей части прежнего высшего командования. Но со слов Букато получалось, что Парнелл, опозоренный и разжалованный бывший главнокомандующий Вооруженными Силами НРХ, был не предателем, а жертвой дезинформации, организованной контрразведкой манти.

«Господи, как же все меняется!» – изумленно подумал он, покосившись на Фонтейна. Гражданин комиссар, надо отдать ему должное, и бровью не повел. Он сидел с совершенно бесстрастным видом, и эта бесстрастность сказала Жискару даже больше, чем слова Букато.

– Несмотря на отсутствие надежных данных, поступающих от секретных агентов, – продолжил адмирал, – полученные техническими средствами сведения о развертывании противника позволили нам сделать некоторые оценки. Прежде всего, анализируя удар гражданина контр-адмирала Турвиля по системе Адлера, следует отметить, что манти не разместили там свою обычную сверхсветовую сенсорную сеть. Исходя из наблюдения за их пикетами вокруг звезды Тревора можно прийти к выводу, что им недостает ресурсов для развертывания полномасштабной сети даже там. Это со всей очевидностью свидетельствует о наличии кризиса производства. Разумеется, все подобные допущения – не более чем допущения, однако похоже, этот вывод согласуется с имеющимися сведениями о темпах строительства. С самого начала войны их производство неуклонно возрастало, но теперь, судя по всему, верфи загружены на полную мощность, и дальнейший рост невозможен. Не только нехватка сверхсветовых средств вокруг Адлера и звезды Тревора, но и тот факт, что в Силезии им пришлось полагаться на вспомогательные крейсера из-за явной неспособности высвободить для полицейских операций боевые корабли, говорит нам, что возможность строительства новых корпусов достигла предела. Иными словами, они перенапрягли свои довоенные промышленные мощности и не могут больше наращивать темпы строительства, пока не введут в строй дополнительные верфи. Это позволяет объяснить очевидную пассивность, проявляемую ими со времени захвата звезды Тревора.

Букато прервался, чтобы сделать глоток холодной воды и дать аудитории возможность осмыслить услышанное. Затем откашлялся.

– Есть и другие указания на снижение их наступательных возможностей. Адмирал Белой Гавани по-прежнему остается на звезде Ельцина и пытается собрать новый флот на основ не собственно мантикорских, а союзнических подразделений. Добавим к этому, что все большее число вражеских кораблей нуждается в капитальном ремонте. Техника работала на пределе, и ее надежность начинает снижаться.

«Ну что ж, это приятно слышать, – внутренне усмехнулся Жискар. – Наш-то собственный флот нуждается не только в капитальном ремонте, но еще и в персонале, который мог бы этот ремонт осуществить. Поскольку специалистов не хватает, срок службы нашей аппаратуры гораздо ниже расчетного, тогда как корабли манти на девяносто процентов вырабатывают плановый ресурс. Правда, для этого хороших корабельных техников мало. Тут необходима всесторонняя, высококлассная, хорошо организованная базовая система поддержки… и регулярное переоснащение кораблей». Сейчас, по всей видимости, возможности манти по переброске тяжелых кораблей в тыл для проведения плановых ремонтных работ не удовлетворяли текущих потребностей. Поскольку своевременное проведение профилактики являлось для всякого мантикорского капитана таким же инстинктом, как заполнение водородных бункеров, это служило лишним подтверждением правоты Букато.

– И наконец, – сказал адмирал, – давайте предположим, что может произойти через год и далее в перспективе. С нашей стороны, разумеется, следует максимально задействовать неиспользуемые мощности верфей и реорганизовать обучение персонала, однако, положа руку на сердце, рассчитывать на существенный прирост темпов в ближайшее время не приходится. Что же до манти, то у них появилось несколько судостроительных комплексов – вроде новой верфи на звезде Ельцина. Кроме того – и в этом для нас кроется, пожалуй наибольшая опасность, – сократив число фортов, контролирующих туннельные терминалы Сети, манти смогут использовать высвободившийся персонал для пополнения корабельных экипажей. Итак, что мы здесь видим? У манти задействованы все имеющиеся ресурсы. Данная стратегическая ситуация может быть точно описала как чрезмерное расширение и перегруженность.

Он снова выдержал паузу, и гражданка Секретарь МакКвин, подавшись в кресле вперед, оперлась локтями о стол и покосилась на Жискара с улыбкой, в которой смешались и вызов, и предупреждение, и… какая-то чертовщинка. Словно она приглашала его посмеяться шутке… или рискнуть вместе с ней жизнью в донкихотской попытке спасти их звездную державу. А в следующий миг он понял, что разницы между этими двумя предложениями, в общем-то, и нет… и какой-то внутренний порыв подталкивает его безоговорочно принять оба.

– А теперь, гражданин адмирал Жискар, – заговорила Эстер, – пришло время поговорить о роли, которая отводится вам. Мы, разумеется, продолжим наращивать силы Тейсмана и не сомневаемся, что он найдет им достойное применение. Но в мои планы отнюдь не входит просто удерживать то, что у нас осталось, дожидаясь, когда манти переведут дух и решат, куда им нанести следующий удар. Пока – пусть в меньшей степени, чем в начале войны! – преимущество по корпусам и тоннажу остается за нами, и я намерена этим воспользоваться. Одной из причин, по которой манти били нас до сих пор, являются изъяны нашей собственной стратегии. В силу некоторых причин, – (Жискар отметил, что на Фонтейна она даже не взглянула), – мы последовательно стремились удерживать одновременно все и быть сильными везде – а в результате оказывались неспособными остановить манти ни на одном конкретном направлении. Это порочный подход. Нам следовало пойти на определенный риск, ослабив защиту второстепенных участков, с тем чтобы иметь возможность сосредоточить освободившиеся силы на генеральных направлениях. Именно это я и предлагаю сделать!

«Вот это да! – подумал Жискар. – Каждому ведь ясно почему мы старались прикрыть все дырки: на случай локального восстания. Неужели она сумела переубедить Комитет?..»

– Сконцентрировав силы, мы сформируем новый флот – спокойно продолжила она, подтверждая, таким образом, что согласие Комитета уже получено. – Его костяк составят линкоры, отозванные из пикетов в менее уязвимых и, по совести, менее ценных областях. Надеюсь, вы понимаете, что мы оставим ряд участков практически беззащитными, поэтому новый флот надлежит использовать в высшей степени эффективно. В этом, адмирал, и заключается ваша задача.

– Понимаю, мэм, – ответил он, поражаясь спокойствию собственного голоса.

Она предлагала ему шанс, который предоставляется единожды в жизни – возможность в решающий момент войны принять командование ударными силами. В нем всколыхнулись честолюбие, профессиональная гордость и патриотизм. Правда, в случае неудачи (которая вполне возможна) никакие силы во Вселенной не уберегут его от стервятников, управляющих ныне Народной Республикой.

– Я доверяю вам, гражданин адмирал, – сказала она с мягкой улыбкой (а ее зеленые глаза, казалось, сверлили его насквозь, читая самые потаенные мысли). – Мы, со своей стороны, обеспечим всю возможную поддержку. Вы – и, конечно же, гражданка комиссар Причарт, – МакКвин вежливо кивнула комиссару, – будете свободны в выборе штабных и флаг-офицеров – из тех, кого мы сможем предоставить в ваше распоряжение. Гражданин адмирал Букато и его штаб будут участвовать в координации и планировании операций: вам отведена приоритетная роль во всем флоте. Но это ваша операция, гражданин адмирал. Вы и только вы ответственны за достижение успеха.

«Я дам тебе лучших командиров, каких только можно раздобыть, – думала она, – даже Турвиля, если мне все-таки удастся выцарапать его у Сен-Жюста. „Расследование“, как же! Они маринуют команду „Тилли“ на орбите, чтобы парни никому не могли рассказать, что на самом деле случилось с этой сукой! Хватит, наигрались – мне позарез нужен Турвиль! Он уже десять месяцев ржавеет от безделья!»

– Так точно, мэм, – сказал Жискар. – И какова моя цель?

– О непосредственных целях в пространстве я еще скажу, – ответила она, – однако для нас главное не конкретная звездная система, в которую вы вторгнетесь, а моральная победа. С самого начала войны мы пляшем под дудку манти. Знаю, официально мы этого не признаем, но здесь, в этом конференц-зале, мы не можем позволить себе игнорировать реальность.

Она посмотрела-таки на Фонтейна, но народный комиссар ограничился молчаливым ответным взглядом, и она снова переключилась на Жискара.

– В этом вся суть, Хавьер, – сказала МакКвин, впервые назвав его по имени. – Мы просто обязаны заставить их хоть разок, для разнообразия, станцевать под нашу музыку. Ты готов к этому?

«Черт возьми, до чего же хороша!» – шептал ему внутренний голос. Он ощутил прилив воодушевления, и добилась она этого простым, но в конечном итоге самым действенным способом: сказала правду и позвала за собой. И он понимал, что хочет идти за ней, невзирая на все слухи о ее политиканстве, о непомерных амбициях, невзирая на опасность оказаться причисленным к ее клике. «Я хочу идти за ней!»

– Так точно, мэм, – словно со стороны услышал адмирал собственный голос – Я готов.

– Рада это слышать, – сказала она, и ее улыбка стала с еще более свирепой… и радушной. – В таком случае, гражданин адмирал, принимайте командование операцией «Икар».