К своему немалому облегчению, Благуша не опоздал — к Храму Света он подошёл одновременно с Минутой, которая без лишних слов повела его за собой. Невероятно толстый стражник, охранявший вход в Храм, едва взглянув на девицу, сразу расплылся в угодливой улыбке и пропустил их беспрепятственно, чему слав особо удивляться не стал. Понятное дело, раз Минута храмовница, то её и должны знать все служки и служивые. Другое дело — как разительно изменилось поведение самой Минуты, едва они оказались в Храме. Здесь, встречая служек, она сразу принимала властный и неприступный вид, а на вопросы, ежели кто всё же осмеливался их задавать, отвечала коротко и резко, всячески показывая, что она чрезвычайно занята и ей не до всяких там глупостей. До Благуши начало доходить, что девица не совсем простая послушница, как представлялось вначале. Не исключено, что на самом деле она — прямая помощница настоятеля — Бовы Конструктора, по чьему заданию путешествовала…

Они шли и шли куда-то по длинному, незаметно скругляющемуся коридору вдоль байкалитовых стен Храма, пока славу не начало казаться, что путь их будет нескончаем. Но едва терпение истощилось и на язык попросился уточняющий вопрос, как они наконец упёрлись в высокую железную дверь с загадочным барельефом, изображающим человека со вскинутыми ладонями, из которых на входящих как бы били узкие лучи света. Благуша с любопытством уставился на барельеф, а Минута взялась за массивное дверное кольцо и несколько раз гулко стукнула им о железо, явно соблюдая определённые интервалы.

— Там и находится Портал? — поинтересовался Благуша.

— Нет, здесь мастерская настоятеля, Бовы Конструктора, и самое главное его творение, которое я хочу тебе показать.

— Погоди, оторви и выбрось, — Благуша забеспокоился, — а мы успеем потом к Порталу? До полуночи ведь уже осталось…

— Почти целый час. Успеем. А с Бовой тебе познакомиться не мешает. Ты разве сам этого не хочешь?

— Да, но…

— Никогда не пренебрегай полезными знакомствами, которые могут пригодиться в будущем! — Минута укоризненно погрозила ему пальчиком.

— Да я не против, оторви и выбрось! — поспешно согласился Благуша. — Но не рассердится ли сам настоятель на то, что ты приведёшь чужого?

Минута пожала худенькими плечами:

— Он сам предложил мне привести тебя, когда я рассказала ему, как ты мне помог в пути.

— А-а… Ну раз так…

Действительно, чего это он артачится, ежели время ещё есть? Засмущался прямо как красна девица. Хотя, ежели подумать, неудивительно — предстать пред очи самого настоятеля — это не каждый день выпадает…

— Эх! — Благуша с досадой хлопнул себя ладонью по лбу, неожиданно вспомнив про Ухаря. — Я же совсем про нашего махиниста забыл! А вдруг он появлялся в гостинице, пока я развлекался в трактире! Вагоны, поди, уже точно пришли!

— Пришли, — спокойно подтвердила Минута, словно речь шла о чём-то крайне незначительном. — Я тебе как раз хотела сказать. Я когда об этом узнала, то сама сходила на Станцию, чтобы забрать пакет.

— И что, поймали бандюков, оторви и выбрось? — Благуша подался к девице, испытывая приступ острого любопытства.

— Да где там! — Минута звонко рассмеялась. — Остановили бандюки состав, нашли способ! В одном из грузовозов, по словам седунов, они откопали молоты и якоря, изготовленные в горных доменах для Океании. Так молотами вручную посбивали паруса на крышах, а якоря, штук десять, привязали канатами к вагонам, дождались, когда скорость упала вдвое против начальной, и сбросили на землю. Грохоту было! Сама я не видела, конечно, люди рассказывали, что вагоны от рывка чуть ли не на дыбки встали, едва с рельсов не сошли! При этом половину якорей поотрывало, но состав был остановлен! Так что когда Ухарь прибыл со стражниками на Махине, то бандюков уже и след простыл. Кстати, ватага ещё до остановки грабанула всех, кого успела, но мой пакет не нашли, и я его благополучно передала Бове. А он в ответ и предложил привести тебя. Да, Ухарь тебе привет передавал. Сожалел, что награды за бандюков вам не досталось, и желал счастливого пути. Сам он всё ещё пытается найти Пивеня, рысит по храмовнику в компании со знакомыми стражниками.

— Вот оно как, — вздохнул Благуша. Бабок было жаль, хотя и не особо. Не заработанные честным трудом бабки удачи не приносят… впрочем, разве с бандюками они не сражались лицом к лицу? Ладно, что теперь об этом говорить…

Тут дверь загремела и распахнулась. Брови слава удивлённо поползли вверх — за ней никого не оказалось. Сама, что ли, открылась?

Минута как ни в чём не бывало уверенно шагнула внутрь, Благуша, естественно, двинулся следом, но тут он увидел такое, что остановился как вкопанный!

Зал, в который они вошли, оказался невероятно огромным и напоминал своими сводами гигантский колокол. А в самом центре этого зала, занимая значительную его часть, что сразу же бросилось славу в глаза, стоял… стояла… стояло… Оторви и выбрось! Да как же это описать? Открыв от удивления рот, слав силился подобрать слова-определения для той громадины, что чудовищной стальной свечкой уходила из пола в почти необозримый снизу потолок. Лицо помимо воли задиралось всё выше и выше, по мере того как глаза скользили вверх по неведомому сооружению, ярко освещённому стенными и потолочными зерцалами со всех сторон. Собранная из самых разных блоков и деталей угловатая громадина, размером превышающая весь состав Махины, поставленной торцом, включала в себя сталь, камень, дерево, даже вкрапления лазурного байкалита, что поразило Благушу особенно. Ведь байкалит, по его сведениям, обработке не поддавался, раз возведённые из него Неведомыми Предками строения служили вечно, игнорируя и разрушительное для всех остальных материалов влияние времени, и кощунственные, бесполезные попытки мирян, возжелавших построить что-то из вечного материала для себя лично.

Похоже, здесь эта попытка каким-то образом удалась, и Смотрящий, Великий Двуликий Олдь, почему-то не наказал осквернителей…

Чем дольше Благуша смотрел на сверкающую в лучах зерцал громаду, тем больше в душе его нарастало потрясение. Ведь это творение явно было рукотворное, сделанное обычными людьми! И главное, эта махина жила своей собственной жизнью! Стоя на месте, она производила какую-то работу — из многочисленных разной толщины труб, которые вились в теле громады замысловатыми кольцами и изгибами, с шипением вырывались струйки белесого пара (словно из глоток закрученных в узлы и оттого весьма рассерженных подобным обращением змей). А в некоторых местах выступали какие-то вращающиеся зубчатые части, шелестели металлические с виду ленты, выныривая из замысловатой толщи с одного бока и исчезая в другом. Время от времени внутри громадины что-то звонко лязгало, заставляя слава каждый раз вздрагивать.

Когда первый, самый сильный всплеск потрясения пошёл на убыль, Благуша заметил, что это рукотворное чудо, сделанное неизвестно для каких, но, несомненно, важных целей (кто же столько труда будет вкладывать в бессмыслицу, справедливо посчитал слав), было окружено строительными лесами с площадками, расположенными на разных уровнях, чтобы обслуживающим работникам было легче добраться до нужных мест. А по стенам колокольного зала пологой спиралью вился широкий пандус, проходя аккурат рядом с площадками на всех уровнях.

Минута с довольной улыбкой стояла рядом, наблюдая за реакцией слава. Она и не сомневалась, что сумеет его поразить до глубины души, когда вела сюда, в личную мастерскую настоятеля.

— То, что ты видишь пред собой, — наконец ответила Минута на невысказанный, но горевший в глазах Благуши вопрос, — специальный думающий агрегат изобретения Бовы Конструктора, или, как он сам его называет, Паровая Думовина, модель номер два!

Голос Минуты даже зазвенел от гордости за всё ещё неведомого Благуше изобретателя. «Эх, его-то Милка навряд ли будет вот так им гордиться», — вдруг подумалось ему с непонятно откуда взявшейся горечью. Но ведь гордиться, надо отдать должное, и вправду было чем. Благуша всегда старался быть справедливым, даже если задевались его личные интересы. Батюшка так воспитал.

В этот момент с верхней площадки донёсся чей-то зычный голос:

— Поставить винты на левый спин и не давать им себя градуировать!

На площадках заметно зашевелился народ, и в общий гул работающего агрегата вплёлся новый басовитый тон. Благуша, естественно, ни елса не понял, но спрашивать постеснялся, чтобы не выставлять себя полным идиотом. Ведь чтобы спросить что-то умное, надо уже знать хоть что-то не менее умное.

— Это Бова, — шепнула Минута, заметно увлечённая процессом работы махины. И с уважением добавила: — Всегда сам руководит.

Откуда-то сверху снова раздался громкий крик, требующий срочно завести ещё десять тачек золотых битов и ссыпать их в четвёртый бункер.

— Кстати, Бова не любит, когда при нём слишком часто употребляется родовое ругательство, — строго предупредила Минута. — Здесь это, скажем, немодно.

— А какой у него личный матюгальник? — не сдержал любопытства слав.

— Включи-выключи. Ладно, пошли, познакомишься.

И, к ужасу и восторгу торгаша, повела его прямо к началу пандуса.

Едва они ступили на ведущее вверх ребристое дощатое полотно, как мимо пробежала группа молодых послушников в серых рясах, толкая перед собой небольшие двуручные тачки, гружённые смахивающими на кирпичи золотыми болванками.

Благуша непонимающе посмотрел на Минуту, и та, путаясь и запинаясь от необходимости подбирать слова попроще, попыталась ему объяснить происходящее: что биты и есть эти самые бруски в тачках, на которые он обратил внимание, и что, по сути, биты являются как бы овеществлёнными фрагментами информации. Блок, сформированный из восьми битов, в свою очередь, именуется байтом и в таком виде поступает в Думовину, которая и использует его в сложнейших вычислениях. В настоящий момент биты изготовляются только четырёх видов — свинцовые, медные, серебряные и, собственно, золотые, причём последние, как это должно быть понятно самому отпетому невежде, являются самыми информационно-ёмкими, недаром золото так всеми ценится! Но пытливая мысль Бовы Конструктора не стоит на месте: недавно он, например, проводил эксперименты с двумя новыми металлами, которые предоставил Храму Света знаменитый гармахер Кумок, назвав их уранием и плутонием. И в ходе экспериментов выяснилось, что информационной ёмкостью эти металлы обладают поистине чудовищной! Например, вычислительная Думовина, сконструированная для работы на ураниевых и плутониевых битах, оказалась бы совсем миниатюрной и заняла бы собой, скажем, не более этажа той гостиницы, где Благуша отдыхал. Или даже, хоть это и кажется пока маловероятным, лишь обеденный зал. Но вот беда — металлы эти, как оказалось, обладают необъяснимой ядовитой эманацией, и все те, кто работал с ними непосредственно, сейчас поражены странными и жуткими недугами, описывать которые у неё, Минуты, не поворачивается язык. Поэтому все эксперименты в этом направлении пока прекращены, а по поводу Гармахера, приславшего столь жуткие образцы, проводится служебное расследование с целью выяснить, имела ли место сознательная диверсия. Бова же не отчаивается и упорно ищет способы одолеть эту беду, так как не сомневается, что за этими металлами, несмотря на их зловредность, будущее. По его словам, надо то ли как-то обезвредить их очисткой, то ли найти средство, способное защитить от них работающих.

Они шли по пандусу уже на приличной высоте, миновав по пути несколько рабочих площадок с суетящимся людом, когда монолог Минуты прервал зычный голос Бовы, громогласно раздавшийся под сводами башни — совсем уже недалеко:

— Да когда же эти бездельники научатся работать?! Опять упало давление пара на центральный процессор! Мы потеряем информацию! Мы её теряем! — В голосе настоятеля явно проскальзывала паника пополам со злостью, и Благуша поёжился, прикидывая, как бы не попасть под горячую руку.

— Не обращай внимания, — словно угадав его мысли, успокоила Минута. — Они тут постоянно эту информацию теряют. Сильная фрагментация запоминающего устройства… Мы, кстати, идём на самый верхний ярус к центральному процессору, в святая святых, можно сказать, где Бова и священнодействует. Сутки напролёт его только здесь и можно застать — и спит, и ест, и… — Минута почему-то сбилась и торопливо закончила: — Не важно. Потерпи ещё пару минут, и будем на месте.

— Да я не устал, — заверил на всякий случай Благуша по возможности бодрым голосом. Из сказанного спутницей он опять почти ничего не понял, лишь уяснил, что беспокоиться нет нужды, но непонимание начинало утомлять. И ведь вот что обидно — учение в детстве Благуше давалось легко, «абевегу» знал назубок хоть с начала, хоть с конца, а хоть и с середины в любую сторону, да и прочие премудрости, коим обучал их учитель Светлой Горилки по прозвищу Ядрёный Корень, помнил отлично, но стоило Минуте открыть свой красивый ротик, как он словно превращался в непроходимого тупицу. Каким образом, например, слова и понятия, не имеющие ни формы, ни веса — ничто, по сути, — всё же как-то закрепляются в этих, оторви и выбрось, битах и байтах? От умственных усилий разобраться что к чему Благуша аж побагровел, а лоб пошёл морщинами. Казалось, ещё немного, и из ушей пойдёт пар, как из отводных труб Думовины.

Подъём между тем продолжался. Пару раз мимо них пробегали вверх послушники с полными битов тачками или вниз — уже с пустыми. А разок их обогнала целая бригада из десяти человек с каким-то странным инструментом в руках, с длинными, не меньше чем в шаг, ручками и рогатыми, как у елсов, оголовниками. И вот тут-то, глядя на эту бригаду, Благуша наконец понял, что ему показалось странным во всех послушниках храма. Они были похожи друг на друга как две капли водицы! Оторви и выбрось, он не ошибся! Известно, конечно, что для славов все манги на одно лицо, но не до такой же степени! И рост, и комплекция, и внешность послушников — всё было одинаково! К месту вспомнились сказанные ещё в пути на Махине слова Ухаря, в шутку предположившего, что сирот в Храмах выращивают, как морковку. Благуша не знал, как это возможно, но какое-то здравое зерно в этом предположении было…

— Да ты не напрягайся так, — доброжелательно сказала Минута, заметив его умственные усилия, но неверно оценив направление. — Идея Думовины настолько новаторская, что даже лучшие умы храмовника никак не могут её ни понять, ни принять. А у некоторых вообще крыша съехала! — И девица весело рассмеялась.

У Благуши чуток отлегло от сердца. Оказывается, он ещё не самый тупой. Оно и правда, раз самостоятельно осилить то, что придумал Бова Конструктор, дано не каждому, пусть даже просто из-за недостатка образования, то пусть елсы с анчутками этим занимаются, а ему ещё своя голова дорога. И всё же ему почти нестерпимо хотелось сказать что-нибудь умное, но в голову так ничего и не пришло.

— Вот сделаешь свои дела, — ласково продолжала Минута, — захочешь разобраться во всей этой махинерии, понять её — милости просим к нам! Для начала в качестве ученика монаду-другую повозишь тачку с битами, покажешь себя, а там и на разборку использованной информации поставят. Дело нехитрое, но ответственное, не дай Предок спутать раскладываемые биты по видам, многим людям работу испортишь. Ежели и здесь зарекомендуешь себя положительно, то начнёшь трудиться шнековщиком на винтах долговременной памяти. И так далее! Может быть, в конце концов и до программеров доберёшься, личных подручных самого Бовы — большая честь, между прочим, и заработок хороший.

Благуша молча внимал, ошарашенный перспективой такой головокружительной карьеры. Вспомнив в эту минуту про «Апофегмы», он извлёк сборник из кармана и раскрыл наугад, сгорая от желания увидеть, что же тот ему скажет на этот раз. «Часто крыша над головой мешает людям расти», — прочёл Благуша и недоумённо нахмурился. Да что же это такое? Даже книжица над ним издевается! Он с досадой захлопнул сборник. И обнаружил, что подъём наконец заканчивается — край пандуса обрывался у широкой прорези люка, ведущего на последний, потолочный ярус. Одолев последние шаги, они оказались в одной из рабочих секций весьма просторного чердака, сплошь загромождённой какими-то коробами разной высоты, со встроенными в стенки приборами — на манер приборной доски на Махине Ухаря. Перед коробами сидели послушники и внимательно следили за движением стрелок на циферблатах. Здесь Минута задерживаться не стала, прошла дальше. Следующая секция оказалась ещё просторнее первой, а загромождена была куда меньше — треть площади занимал какой-то прокатный стан, на котором здоровенные мускулистые парни пробойными молотами кернили гибкие металлические ленты, выбивая различные комбинации дырочек. После чего эти ленты скатывались в тяжёлые рулоны и с заметной натугой уносились служками из помещения, вероятно, для дальнейшего использования в других секциях. Работой руководил черноволосый здоровяк-слав с седой не по возрасту бородой, который время от времени выхватывал молот у какого-нибудь работника и с азартным уханьем курочил железо собственноручно.

— А где Бова? — шёпотом поинтересовался Благуша.

— Вон там, среди программеров, тот здоровяк с седой бородкой… вон, видишь, опять за молот взялся, учит новичков. — И со знанием дела добавила: — Программеры — элита обслуживающего персонала Думовины, её мозг!

— А что это они делают, эти программеры? Какие-то дырки в железе бьют…

— Как — что? Это они таким способом информационные блоки составляют, которые потом будут загружены в Думовину. Думовина их прочтёт и перепишет на свои байты, а после будет использовать в расчётах. В таком виде, на стальных лентах, информация может храниться практически вечно и использоваться снова и снова, ежели потребуется, что, естественно, упрощает работу при решении схожих задач.

Тут Минута приметила парочку стульев возле стенки и без промедления заняла ближайший.

— Присаживайся, подъём был нелёгкий. Подождём, пока Бова освободится.

— Слушай, а для чего всё это нужно? — решился наконец спросить слав, с готовностью опускаясь рядом с девицей. — Что она вычисляет, эта Думовина?

— Я уж думала, ты никогда так и не спросишь, — насмешливо, но всё равно по-доброму улыбнулась девица. — Ладно, слушай. Как известно, оставшиеся от Неведомых Предков вычислители Порталов рассчитывают движение доменов только на ход вперёд. Бова же задался целью научиться предугадывать смещения вперёд аж на несколько ходов, и у него уже начинает получаться. Это имеет огромное практическое значение! Вот, например, ежели бы ты совершенно точно знал, что на третий день твой домен Рось снова вернётся к домену Простор, то стал бы ты предпринимать это утомительное путешествие? Конечно же нет! А как бы оживилась торговля между конами благодаря предварительным прогнозам!

— Понял, понял! — радостно воскликнул Благуша, когда до него наконец хоть что-то дошло из услышанного и увиденного за этот вечер. — Ежели бы я заранее знал, когда какой домен появится, то мог бы с большой выгодой для себя планировать, что и в каких количествах закупать для последующей продажи! А то когда не знаешь, какой кон принесёт после смещения, то и с закупками осторожничаешь, кошель, чай, не безразмерный! Помню, как-то аж три раза подряд горные домены выносило, а им всегда требуется долголёд и древесина, так что ты думаешь? Все запасы этого добра кончились уже на второй день, и на третий торговать было уже нечем. Ни мы им ничего не могли предложить, ни они нам — мы ведь у них тоже, сколько смогли, добра купили — руды, металлы, строительный камень, изделия из обсидиана. И что особенно обидно — именно перед горными доменами был снежный! Знал бы заранее, так закупился бы как следует и не считал бы целый день трепыхал в небесах!

— Я не сомневалась, что ты поймёшь, — похвалила Минута. — Ум у тебя живой, я это ещё в Махине отметила.

— Спасибо, оторви и выбрось, — Слав слегка покраснел, чувствуя непривычное волнение от элементарной похвалы. Возможно, именно потому, что исходила она от девицы, которая ему, видит Смотрящий, нравилась уже не меньше Милки, а то и больше. — Ты тоже… ничего. Смекалистая. И боевая! Как ты ловко этого засранца бандюка уложила, до сих пор забыть не могу! Мне бы так в жизнь не суметь!

Теперь запылали щёки у Минуты.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись, похоже чувствуя одно и то же.

— Вон, смотри, к нам лучший ученик Бовы топает, Косьмой Тихим звать, — Минута показала на невысокого манга, спешащего в их сторону вдоль прокатного стана с широкой улыбкой на лице. — Сейчас хвастаться начнёт.

Так и оказалось. Раскланявшись перед Минутой и представившись Благуше, манг пригласил их следовать за собой, чтобы показать нечто весьма интересное, раз Бова пока не может уделить им внимание.

Минута, смеясь, отмахнулась:

— Все твои чудеса я уже видела, Косьма. А вот Благушу возьми, ему действительно будет интересно. Иди, иди, слав, развлекись, время у нас ещё есть.

И Благуша пошёл с Косьмой Тихим в другую секцию.

— Сейчас увидишь, слав, — многообещающим тоном говорил Косьма. — На первый взгляд — вроде бы игрушка, но на самом деле — гениальная задумка, других у Бовы просто не бывает! А ежели точнее, то не что иное, как попытка создать действующую модель Думовины на совершенно иных принципах.

Тут Косьма подвёл его к большому замысловатому сооружению высотой в человеческий рост, гордо занимавшему половину помещения и окружённому несколькими послушниками, что-то внимательно высматривавшими на его передней стенке. На неискушённый взгляд слава это странное устройство игрушкой и являлось. Но зато всё на диво было разукрашено резьбой, чеканкой и позолотой! Лишь передняя стенка, как оказалось при ближайшем рассмотрении, была зачем-то выполнена из стекла, и за ней ощущалось какое-то движение. Косьма ткнул в неё пальцем:

— Приглядись и ты, слав, это любопытно!

Один из молодых послушников, одарив его косым взглядом, молча потеснился. Благуша шагнул поближе к стенке… И сперва не поверил своим глазам. А затем не удержался от изумлённого возгласа. Модель Думовины, почти всю заполненную вертикальными шнеками с вращающимися винтами, наполняли тысячи чёрных и белых… мышей! Обыкновенных мышей, безостановочно сновавших во всех направлениях!

Тут в объяснения вступил Косьма Тихий. По его словам, бегающие по винтовым лопастям мыши подражают процессам, которые происходят в оперативной памяти Большой Думовины, а их цвет имитирует двоичную систему исчисления, где чёрные особи являются нулями, а белые — единицами… Особенно эти маленькие хитрые бестии любят скапливаться в домике центрального процессора, вырезанном из цельного куска ценной породы дерева, в стенки которого встроены рычажки для подачи пищи. Каждое нажатие такого рычажка также вплетается в общую картину работы. Время от времени мышей отлавливают в специальные прозрачные пеналы и считывают показания, выраженные чередованием мышиных цветов.

Подтверждая его слова, один из послушников вогнал в стенку специальные заслонки на некотором расстоянии друг от друга, тем самым перекрыв узкий ход, по которому можно было двигаться только в одном направлении, и длинная цепочка мышей оказалась во временном плену. Остальные послушники тут же бросились что-то строчить в маленьких книжицах, высовывая от старательности языки.

Благуша уважительно поглядел на них. Он, например, по-прежнему ни елса не понимал, а эти ребята, куда как моложе его, разбирались в своей работе явно неплохо.

— Пока не придумали эти пеналы, — продолжал объяснять Косьма, — получить какие-либо результаты от образующихся смысловых комбинаций было практически невозможно, так как подлые животные не стоят на месте ни секунды, и большинство информации попросту терялось.

Сейчас же кое-что стало возможно дешифровать. В основном это, конечно, просто набор букв — типа кпсс, рсфср и так далее или цифр — 666, для примера. Но время от времени с какой-то непонятной периодичностью дешифровка выдаёт странные слова, и чаще всего повторяется слово «елдафаов», явно несущее какой-то глубинный смысл. Какой именно, выяснить пока не удалось. Но мы, — Косьма назидательно поднял палец, — мы продолжаем усиленно копать в этом направлении, так как в нужности и полезности этого изобретения никто из нас не сомневается!

От круговерти живых телец у Благуши уже мельтешило в глазах, а от пояснений Косьмы — трещало в перенапряжённой от мыслительных усилий башке, и он отступил от Думовины, чтобы хоть немного прийти в себя, перевести дух. И ведь Косьма ни разу за столь длинную речь не произнёс никакого родового матюгальника! — заметил слав. Правду говорила Минута, не любят здесь лишний раз зря воздух сотрясать… Столица! И чуть не завопил в голос своё излюбленное «оторви и выбрось» от бесплодных попыток что-либо понять, чувствуя, как к душе подкатывает что-то вроде истерики. От этого позора его спасло лишь своевременное появление настоятеля Храма Света, Бовы Конструктора. Седобородый здоровяк стремительно ворвался в «мышиную» секцию, сопровождаемый Минутой, и уже с порога заорал на Косьму:

— Ах вот ты где, бездельник! Тихий! А ну дуй к программерам, включи-выключи, сменишь меня, пока я с гостем разберусь!

— Нет проблем, настоятель!

Косьма Тихий моментально испарился.

«А сам-то ругается, — мрачно подумал Благуша. — Раз настоятель, так всё можно, да?»

Но Бова уже шагнул к нему и дружески протянул руку для рукопожатия:

— Так вот ты какой, дорогой слав! Наслышан, наслышан, Минута мне о тебе все уши прожужжала! Видно, понравился ты ей, парень! Жаль, что со свадьбой так торопишься, а то бы мы тебя быстро обженили, прямо здесь!

— Ой — сказала Минута за спиной Бовы и зажала рот ладонью, густо покраснев. Благуша почувствовал, что и сам стремительно краснеет — за время путешествия это у него уже стало входить в привычку. Он поторопился пожать протянутую ладонь Бовы, чтобы хоть как-то сгладить неловкость. Впрочем, от пристального, оценивающего взгляда серых глаз настоятеля скрыть что-либо не представлялось возможным… Когда пальцы Бовы стиснули его ладонь, славу на миг показалось, будто его рука угодила под колёса Махины, и он поспешно вытянул руку обратно. Недаром Бова так лихо махал молотом…

— Спасибо, что помог Минуте в трудное время, — продолжал Бова, делая вид, что не заметил общего смущения, — сведения она доставила мне ох как нужные! Я как раз собираюсь заняться подробным изучением… А что это у тебя в руке? Не для меня ли?

К своему глубочайшему недоумению, слав обнаружил, что сжимает в левой руке сборник апофегм, и смутился ещё больше. Когда это он его достал? Что, ежели Бова подумает, будто он кичится своей учёностью и начитанностью, — стыда ведь не оберёшься!

— Да нет, — промямлил Благуша, — это я себе подарок на книжном развале сделал, прелюбопытный…

— Ну-ка, ну-ка, включи-выключи, покажь, — властно скомандовал Бова, забирая книжицу и открывая её наугад. Выпавшее ему изречение он прочитал вслух: — «Любая ошибка, которая может вкрасться в расчёт, обязательно вкрадётся в него…»

Настоятель озадаченно замер, задумчиво пожевал губами. Выдернул волосинку из бороды. Затем перевернул страницу и снова прочёл:

— «Ежели опытная установка работает безукоризненно, то все последующие будут неисправны…»

«Теперь книжица издевается над настоятелем», — понял Благуша и захотел забрать её обратно, пока зловредное издание всё не испортило. Но Бова уже читал следующее изречение:

— «Любое устройство, требующее наладки и регулировки, обычно не поддаётся ни тому, ни другому…» Гениальная мысль! — вдруг словно в некоем озарении воскликнул Бова, задумчиво уставившись в потолок — Замечательная у тебя книжица, брат слав!

— Я… э-э… хотел бы подарить её тебе, — на радостях, что всё так хорошо обошлось, ляпнул Благуша.

— Ну нет, слав, такие вещи сами находят своего хозяина! — Бова укоризненно погрозил ему пальцем. — Слыхал я про такие сборники апофегм, даже как-то пытался найти, и что-то мне ни один не попался! А ты не успел появиться — и сразу нашёл! Так что тебе она нужнее будет!

И тут же, видимо забыв и про книжицу, и про то, что собирался её отдать, переключился на другую тему:

— Минута мне поведала о твоих бедах, так что я тоже приготовил для тебя кое-какой подарок. — Бова сделал знак одному из помощников, тот шустро сбегал за каким-то объёмистым кожаным мешком и вручил его Благуше. Ничего не понимая, слав взял мешок в руки, чувствуя, что тот наполнен чем-то лёгким и мягким Бова же пояснил: — Здесь новый скоростной костюм для езды на строфокамиле. Полагаю, ты очень быстро оценишь, насколько он удобнее прежнего. Минута сейчас проводит тебя к Порталу, а по дороге объяснит, как им пользоваться, вот схема. — Передав сложенный вдвое листок послушнице, Бова обнаружил, что всё ещё держит чужую книжицу в руке, и хотел было отдать, да не удержался и заглянул в неё ещё раз:

— «Все великие открытия делаются по ошибке», — громко прочёл Бова.

И вдруг гулко расхохотался, а сгрудившиеся к этому времени за его спиной помощники расхохотались вслед за ним. Только настоятель смеялся басом, а помощники вторили жиденькими тенорами.

— А теперь глянь ты, — предложил Бова, смахнув с глаза набежавшую от веселья слезу и вручая наконец злосчастный сборник Благуше.

Слав послушно открыл страницу:

— «Зачитываются только те книги, которыми вы особенно дорожите…»

— Во даёт! — восхитился Бова Конструктор. — Нет, хороший ты себе подарок сделал, слав! Этот сборник любому ума прибавит, включи-выключи! Ну да ладно, вернёмся к нашим проблемам. К своему домену, Роси, как следует из расчётов, тебе придётся стартовать с Оазиса. Портальников я предупредил, чтобы не чинили препонов, так что поспеши, времени осталось до полуночи уже мало! Ну, бывай!

И Бова Конструктор снова крепко пожал Благуше руку, и снова слав с трудом разлепил после этого пальцы.

— Спасибо, оторви и выбрось! — Растроганный до глубины души, слав чуть не прослезился от нахлынувшего на него чувства благодарности. Такой великий человек — и нашёл время позаботиться о нём, обыкновенном торгаше со Светлой Горилки! Поистине, однажды сделанное добро воздаётся сторицей, а хороших людей больше, чем плохих!

Слав ещё много хорошего хотел сказать Бове Конструктору, настоятелю Храма Света, гениальному изобретателю своего времени, но тут Минута взяла его за руку и бесцеремонно потащила к пандусу.

Оно и верно, время-то поджимало.