Глава 8
ДОРОГА УБИЙЦЫ
Осень по праву хозяйки распоряжалась в городе. Затевала уборку, поливая улицы водой, а затем пыталась вымести мусор сильным, холодным ветром, позаимствованным у Северных гор. Но занятие это ей быстро надоедало, и небо очищалось, радуя почти летней лазурью.
Однако солнце не грело, ночи становились все длиннее, а птичьи стаи безостановочно тянулись на юг. Харальду тоже не сиделось на месте, но по несколько другой причине.
В сопровождении хмурого чиновника из магистрата он бродил по улицам Бабиля и осматривал продающиеся дома. По обычаю, впрямую купить жилье в городе была нельзя. Продать дом можно было только магистрату и купить, соответственно, только у властей.
Все эти премудрости Харальду разъяснил атаман, когда молодой дружинник заикнулся, что хочет купить дом. Желание это зародилось у него, когда он возвращался с юга, где оставил труп Владетеля и раздираемое междоусобицей Владение. По слухам, родовитые там собрались взять власть исключительно в свои руки и не допустить на их земле нового мага.
Харальду было все равно. Он свою работу выполнил и о странных чувствах, охвативших его в тот момент, когда он находился в башне мага, старался не вспоминать.
Заработанных денег оказалось более чем достаточно для покупки дома. Он мог позволить себе привередничать.
— Ну чем вам не нравится этот дом? — бурчал представитель магистрата, когда они покидали очередное пустующее строение. — В хорошем состоянии, два этажа, стены прочные, печи исправны…
— Нет, не годится, — возразил Харальд, не в силах выразить словами смутное недовольство.
— Что же, будем смотреть дальше, — печально вздохнул чиновник.
И они пошли дальше. Проходя через одну из площадей, Харальд увидел запомнившиеся ещё по лету актерские возы. Яркие цвета тентов несколько поблекли, но все равно смотрелись празднично.
Вспомнилась история о злом маге Голиафе и добром воине Давиде, и Харальд про себя усмехнулся тому, насколько он сам похож на персонажа из этой истории.
Только он действует по своей воле, а Давида водит актер…
— Вот здесь, на улице Дырявых Горшков, — отвлекая от занятных мыслей, проскрипел чиновник магистрата, — есть кое-что.
Улица Дырявых Горшков оказалась короткой, и они быстро прошли её из конца в конец. Под ногами сиротливо плескались лужи, а в вое ветра, зажатого между стенами плотно стоящих домов, слышались тоскливые нотки.
— Вот этот, — проговорил сопровождающий. — Он построен, конечно, несколько не по правилам, но не это главное…
Дом был не особенно большим. Из красной черепичной крыши вырастали две башенки, что создавало впечатление легкости и изящества. Башенки были разной высоты, и вообще все строение было каким-то несимметричным.
Но Харальд не обратил на это внимания, как и на заколоченные окна, и на стены, нуждающиеся в ремонте. Дом чем-то ему напомнил храм, виденный в предгорьях Рудного кряжа. Чем именно, он не мог сказать, но вызывал то же самое чувство: вот он, дом, вот то место, где надо, где хочется, где приятно жить…
— Сколько? — спросил Харальд, едва удерживаясь от желания войти внутрь.
* * *
Дождь стучал по крыше, навевая дрему, а от натопленной печи тянуло теплом. В комнатах вкусно пахло свежими досками. Почти месяц длился ремонт, и каменщики, кровельщики, а также прочие мастеровые славного города Бабиля неплохо на нем заработали.
— Ты хочешь, чтобы я жила здесь? — осматривая прихожую, где главное место было занято огромной старой вешалкой — наследством от прежних хозяев, спросила Ара. В голосе девушки явственно звучало потрясение. Она ещё не оправилась от того, что стала свободной, что вырвалась из плена «Зеленой розы». А теперь ещё и роскошный двухэтажный дом…
— Да, ты будешь жить тут, — гордо сказал он, закрывая входную дверь, за которой свирепствовала октябрьская непогода.
Он явился в «Зеленую розу» около полудня и после нескольких часов споров выкупил Ару.
И о том, что потратился, ничуть не жалел.
— А кто натопил печь? — спросила она, входя в комнату. Мебель тут тоже была старой. Громадный комод подпирал потолок, а стол, казалось, вот-вот рухнет — настолько ветхими выглядели его ножки.
Зато стекла узких окон сияли, а от проконопаченных стен не тянуло сквозняком.
— Я, с самого утра, — проговорил Харальд, проходя в комнату вслед за подругой. В словах его звучала гордость. — В подвалах столько угля, что хватит до самой весны. Вон там — кладовая и кухня, там — выход на задний двор, — говоря, от открывал и закрывал двери, демонстрируя расположение комнат, — тут выход на лестницу. Вниз — подвалы, вверх — второй этаж, там спальни и чердак.
Когда Харальд оглянулся на Ару, то лицо её было белым, а нижняя губа закушенной. В серых, как осеннее небо, глазах не было радости, и даже огненно-рыжие кудри, казалось, поблекли.
— Что-то не так? — спросил он.
— Я не могу здесь жить! — сказала она, и голос её звенел натянутой тетивой.
— Почему?
— У меня… я никогда не имела своей комнаты! — Девушка села на стул, словно её не держали ноги. — Мой отец был башмачник, и все мы ютились в домике, меньшем, чем эта комната… Когда меня продали в «Зеленую розу», я была ужасно рада, что у меня будет своя кровать! А здесь? Громадный дом, богатому купцу впору… Нет, я не могу!
— Придется привыкать, — проговорил Харальд, ощущая нечто похожее на обиду. Он ожидал благодарности, радости, но никак не противодействия. — Я купил этот дом, я выкупил тебя…
— Так ты что, думаешь, что раз заплатил, то можешь мне приказывать? — Она выпрямилась на стуле, сверкнув глазами. — Что теперь я твоя рабыня?
Ара почти кричала.
— Нет, — сказал Харальд, подходя вплотную и обнимая её. От пышных волос исходил едва уловимый аромат ландышей. — Просто мне очень нужно место, куда я могу возвращаться, и та, к которой я могу возвращаться. «Спившийся демон» и девушка из «Зеленой розы» подходят для этого плохо. Я очень прошу — поживи здесь, а?
Она попыталась вырваться из его объятий, но он держал крепко.
— Ладно, — сказала она все ещё обиженно. — Но ведь на тебя будут показывать пальцем из-за меня…
— А, это ерунда, — усмехнулся Харальд. — Пусть их…
Ему было хорошо и покойно, лишь в самой глубине сердца ворочался предательский холодок, намекая, что счастья этот дом не принесет. Харальд изо всех сил старался заглушить предвещающий недоброе внутренний голос, но так и не смог…
* * *
Пиво в дешевой забегаловке около западных ворот отдавало горелой шерстью. Хмельного Харальд не любил, но очень уж неприятным вышел разговор с Арой. Из дома на улице Дырявых Горшков Харальд выбрался в изрядном расстройстве, наверное, впервые в жизни ощущая желание напиться.
Вывеска с изображением желтой кружки, из которой вытекала пена, похожая на белесый гной, попалась на глаза очень кстати.
Он заказал двойную порцию, о чем пожалел после первого же глотка.
Не допив и половины кружки, отставил пиво, обдумывая произошедший разговор. Подруга по-прежнему отказывалась радоваться по поводу нового жилища. Это злило, и сильно.
Скамья напротив скрипнула. Оторвавшись от собственных мыслей, Харальд обнаружил, что на ней кто-то сидит. Стремясь скрыть легкое замешательство, отхлебнул из кружки и с трудом удержался от того, чтобы сплюнуть.
— Здесь не самое лучшее пиво, как я погляжу, — сказал сидящий напротив человек.
Харальд невольно глянул на него и тут же подобрался, ощущая исходящую от незнакомца опасность.
Серые волосы, острый взгляд желтых, похожих на птичьи глаз. Широкие плечи и руки, лежащие на столе нарочито дружелюбно, ладонями вверх. И за всем этим — в каждом слове, в каждом движении, даже во взмахе ресниц — готовность напасть. Словно у рыси. Вот она расслаблена и лежит спокойно, а спустя миг когти рвут тело жертвы…
Человек походил на Берга, но был лишен его внешней мягкости.
— Да, — сказал Харальд, ощущая, что встретил если не сильнее себя, то по крайней мере равного. — Не лучшее.
— Не перейти ли нам в другое место, где напитки несравненно изысканней? — Желтоглазый усмехнулся, обнажив острые зубы, похожие на собачьи.
— Кто вы? — поинтересовался Харальд напрямую, размышляя, не наняли ли кого убить его самого.
— Это не важно. — Желтоглазый вновь усмехнулся, и Харальд с облегчением понял — драки не будет. Сегодня. — Мой хозяин заинтересован в вас.
Вновь усмешка, а Харальд выругался про себя. Поддался эмоциям и не смотрел вокруг — непростительная небрежность.
— А почему ваш хозяин решил, что я пойду к нему?
— Я бы мог заставить. — На лице желтоглазого отразилось откровенное сожаление. — Но мне не велели. А хозяин попросил передать вам, что он знает, кто убил Канута.
— И что? После этого я должен идти за вами куда угодно, может быть, в ловушку?
— Что означают эти слова, я и сам не знаю. — Собеседник пожал плечами. — Ну а по поводу ловушки — вы можете сообщить о встрече кому угодно, и назначить любое удобное время.
— Хорошо. — Мгновение Харальд помолчал. — Пойдем сейчас. А где меня ждут?
— На постоялом дворе «Серебряный петух».
Харальд поднялся из-за стола, удивленно хмыкнув. Названное заведение считалось самым дорогим в городе, останавливались там только богатейшие из родовитых.
Пиво так и осталось недопитым.
* * *
«Серебряный петух» занимал места в два раза больше, чем обычный постоялый двор. Вольно раскинулись конюшни. Отдельно, соединенная с основным зданием галереей, стояла кухня. Ветер нес от неё такие запахи, что у Харальда забурчало в животе.
Еще он знал, что здесь есть свои мастерские — шорная и кузнечная. Захочется гостям починить упряжь или заново подковать лошадь — пожалуйста, и никуда отлучаться не надо.
Петух из серебрёной жести, громадный, точно орел, со своего насеста над дверью глянул на Харальда недружелюбно. Словно богатый купец на нищего попрошайку.
Схожим образом посмотрели и вышибалы — двое крепких мужиков с короткими дубинками на поясах. Кулаки охранников, каждый с человеческую голову, внушали уважение.
При виде желтоглазого лица вышибал стали менее хмурыми — его на постоялом дворе знали. К Харальду всякий интерес тут же был потерян, и сопровождающий повел его по широкой лестнице наверх.
На натертом до золотого блеска дощатом полу явственно виднелись следы грязных сапог. Кто-то из гостей не потрудился вытереть обувь.
Они свернули налево и вскоре оказались перед массивной дубовой дверью. Ее охраняли двое мечников. В одежде их доминировал зеленый цвет, а вот гербов не было никаких.
В душе Харальда шевельнулось нехорошее предчувствие.
Дверь открылась без стука, и он очутился в небольшой квадратной комнате. В противоположной стене виднелись ещё три двери, а за столом, стоящим у стены, вольготно расположились трое мужчин. Судя по аромату жареной рыбы, они обедали.
При виде вошедших смолк оживленный разговор, а тот из мужчин, что постарше, с густыми седыми бровями, похожими на два куска шерсти, сказал угрюмо:
— А, это ты, Асгрим. Привел?
— Да, — кивнул желтоглазый, жестом указывая Харальду место на скамье. — Зовите Ефрона.
Харальд сел, а бровастый забарабанил в одну из дверей.
В ответ на стук послышался скрежет отодвигаемого засова, и взору охранников предстала мордочка, более всего похожая на крысиную. Маленькие черные глазки злобно моргали, а редкие усы, нависшие над верхней губой, беспокойно шевелились
— Чего надо? — прошипел появившийся — Повелитель изволит принимать омовение, а вы беспокоите его шумом…
— Я привел его, — без всякого почтения прервал крысоподобного Ефрона Асгрим.
— Хорошо, — Черные глазки уставились на Харальда с мрачным подозрением. — Я скажу, когда можно будет впускать. И не забудьте разоружить его!
Дверь захлопнулась, а желтоглазый повернулся к Харальду.
— Выкладывай оружие, — проговорил он, сияя оскалом. На лице его была написана надежда, что гость будет сопротивляться и даст повод применить силу.
Харальд не собирался доставлять ему подобного удовольствия.
Он молча отцепил ножны и положил на лавку. Оружие обиженно звякнуло.
— И ножи, — продолжал улыбаться Асгрим. — Тот, что в сапоге, не забудь.
Рядом с мечом оказались два клинка покороче.
— Так хорошо? — поинтересовался Харальд, испытывая сильное желание треснуть кулаком меж желтых глаз.
— Вполне, — отозвался Асгрим. — Как тебя позовут — войдешь.
Время тянулось медленно. Из-за закрытой двери слышался плеск воды и игривый женский смех. Стражники продолжали трапезу, не глядя на Харальда, а тот от нечего делать разглядывал узор ковра на полу.
Рисунок был ярок, и можно было разглядеть, как переплетаются ряды синих и зеленых волн, через равные промежутки украшенные белой пеной. При внимательном разглядывании становились видны тела морских чудовищ, сцепившихся в смертельной схватке. И пена тогда становилась кровью…
Дверь распахнулась, и из комнаты вместе с запахом розового масла выплыли две девушки. Легкие одежды едва скрывали пышные формы, а щеки девиц призывно алели.
Мазнув по стражникам игривыми взглядами, женщины исчезли в коридоре, а объявившийся Ефрон ядовито прошипел:
— Пусть войдет!
Комната, в которой Харальд оказался, была велика. Запах розового масла тут был ещё сильнее, в углу виднелась большая бадья для омовений, около которой на полу остались мокрые пятна.
В камине пылал яркий огонь, а перед самым пламенем, боком к нему, в глубоком кресле сидел человек. Ворот рубахи не был застегнут, открывая густо заросшую грудь, а гладкие черные волосы, мокро отблескивая, падали на плечи. И что-то было не так с глазами. Слишком темными, будто лишенными белка казались они. Два куска агата в глазницах.
— Подойди, — сказал человек мягким приятным голосом.
Харальд сделал шаг вперед.
— Ефрон, стул гостю, — пошевелил рукой человек в кресле, и тут же что-то твердое ткнулось сзади Харальду под колени.
Он сел.
— А теперь выйди! — сказал черноволосый.
— Но повелитель! — зашипел Ефрон. — Я…
— Выйди! — В мягком голосе прорезался приказ. Сапоги простучали по полу, хлопнула дверь.
— Вот так лучше. — Черноволосый чуть приподнялся в кресле. На пальце сверкнул перстень с изумрудом, размер которого превосходил голубиное яйцо. — Меня зовут Симеон, и ты, наверное, уже догадался, кто я.
— Ты маг. — Губы Харальда словно закостенели. Он говорил, но не чувствовал, что они шевелятся. Язык казался ороговевшим.
— Да, я Владетель, — удовлетворенно рассмеялся черноволосый.
По телу пробежала горячая волна, а сердце тяжко бухнуло в груди Харальда. Он сжал зубы с такой силой, словно собрался растереть их в порошок, и ощутил, как исказилось лицо.
— Ну, — Симеон укоризненно покачал головой. — Мне известно твое отношение к магам, и не стоит пытаться меня убить голыми руками. Посмотри по сторонам.
Харальд медленно повернул голову налево. Из небольшой ниши на него смотрело острие арбалетной стрелы. Державший оружие воин был совершенно неподвижен, а острый прищур выдавал опытного стрелка.
— Еще один по правую руку от тебя, за шкафом, — мягко проговорил Владетель, потягиваясь. — Одно движение, и превратишься в подушку для иголок. Ясно?
— Да. — Зубы удалось разжать с трудом. Точно хищный зверь, недовольно ворча и огрызаясь, пряталась в глубине души ненависть. Она не была укрощена и в любой момент могла вновь вырваться наружу, отшвырнув прочь рассудок и затоптав волю.
— Великолепно. — Симеон откинулся в кресле с таким довольным видом, словно только что получил то, о чем мечтал добрых полжизни.
— Что вы хотите от меня? — поинтересовался Харальд донельзя скучным голосом.
— Того же, что и другие. — Маг, похоже, окончательно развеселился, но, наткнувшись на холодный взгляд собеседника, как-то сконфуженно умолк. — Ладно, перейдем к делу.
Вскоре Харальду стало ясно, что в жизни Владетеля есть только одна вещь, которая отравляет существование, портит сон и аппетит, и эта вещь — хозяин соседнего Владения.
— Короче, — прервал Харальд излияния собеседника. — Вы хотите, чтобы я его убил?
— Можно сказать и так, — почти промурлыкал Симеон, невинно улыбаясь и разглядывая изумруд на перстне.
— Это вам обойдется очень дорого.
— Я знаю. — Маг поднял глаза и вновь вздрогнул, встретившись с Харальдом взглядом. — За что ты нас так ненавидишь?
— Есть за что, — ответил Харальд с удивившим его самого спокойствием. — Но не об этом сейчас речь. Поговорим о деньгах.
— Хорошо иметь дело с умным человеком, — с улыбкой сказал Симеон спустя полчаса, когда все подробности были оговорены.
— И зачем так врать? — поднимаясь со стула, ответил Харальд. Спина затекла, и он слегка потянулся, заставив суставы хрустнуть. — Ведь неприятно, а приходится…
Когда выходил, то спину жег выразительный, полный злобы и презрения взгляд Владетеля.
— Ба, он жив? — удивился Асгрим, завидев Харальда, и по губам его скользнула глумливая усмешка.
Харальд молча нацепил меч, рассовал по местам ножи
— Потом, — сказал он, повернувшись к желтоглазому. — Когда я выполню работу для твоего хозяина, я отрежу тебе язык. — Подумал и добавил: — И руки. Чтобы научился себя вести.
Он повернулся и пошел, а бровастый и двое его товарищей повисли на Асгриме, который выкрикивал: «Да я его, как тузик тряпку, пополам порву!» и ругался, зло и витиевато.
Стены коридора уползали назад, а сапоги глухо стучали по дощатому полу, с которого успели смыть грязные следы.
* * *
Первый снег шел в полном безветрии, казалось, что с небес, из прорех в темно-синих мешках сыпется овсяная крупа, пуд за пудом, и нерадивый хозяин никак не заметит потерь.
Грязь успела слегка подмерзнуть, и конь шел ходко, бодро стуча копытами по ледяным зеркальцам луж. Новорожденный морозец — раннее дитя наступающей зимы — игриво пощипывал лицо, заставляя кожу краснеть.
Путешествовать в такую погоду было приятно.
За спиной тянулись к небу сотни дымов. Поднимаясь из труб Бабиля, они терялись где-то в тучах, а издалека казалось, что громадный город горит. Где-то там, на улице Дырявых Горшков остался недавно приобретенный дом, а в нем — Ара.
Вспомнив единственную в своей жизни женщину, Харальд невольно поморщился.
Перед отъездом ему пришлось выдержать нелегкий разговор. Она не желала понимать, зачем ему надо так срочно и так надолго уезжать, а он и сам не мог понять, что гонит его в дорогу. Срок, данный Симеоном, истечет только в начале лета, и за это время можно убить нескольких Владетелей.
Но некое чувство, более сильное, чем даже любовь, буквально заставило Харальда через неделю после того, как принесли задаток, покинуть дом. Что-то темное, подозрительно похожее на ненависть, выгнало его в дорогу по первому снегу…
Натужный скрип прервал его мысли
Из-за поворота величаво, словно кортеж Владетеля, выплыл воз. Крестьянин на передке дремал, колеса издавали душераздирающие звуки, а конь, могучий вороной жеребец, невозмутимо перебирал лохматыми ногами.
Вода в небольшой речушке была темной, словно в торфяной яме, и противоположный берег отражался в ней какой-то замутненный, точно там уже был вечер.
Опоры моста давно прогнили, нависшее над речной гладью сооружение скрипело и раскачивалось, когда Харальд переправлялся на другой берег.
А на другом берегу его, как оказалось, ждали.
Десяток воинов с короткими копьями, на каждом копье бьется по ветру лиловый вымпел.
Стража Владетеля. Даже здесь, на заброшенной дороге, про которую Харальд узнал случайно, подслушав разговор на одном из постоялых дворов.
Чего им тут делать? Разве что волков шугать да разбойников…
Повинуясь жесту, Харальд остановил коня, но на лицо напустил презрительно-высокомерное выражение, которое не раз видел у чем-то недовольных родовитых.
— Не скажет ли нам уважаемый, куда он держит путь? — поинтересовался старший из стражников.
— А в чем дело? — ответил Харальд надменно.
— Мы ловим убийцу, — терпеливо сказал стражник, хотя глаза его полыхнули гневом. Он не привык, чтобы ему перечили. — Так куда ведет ваша дорога, уважаемый?
— В город Барни.
Небольшой городишко не был ничем знаменит и лежал несколько в стороне от замка Владетеля.
— Не назовет ли уважаемый свое имя?
Харальд оскорбленно выпрямился.
— Имя мое известно всем, ибо я — Торгрим фон Триз из замка Триз, что во Владении Свенельда!
Полуправда всегда лучше, чем прямая ложь, если собираешься кого-то обмануть. Конечно, Харальд никогда не видел замка, где родился его отец, но рассчитывал на то, что стражники в тех местах тоже не бывали.
— Да простит меня уважаемый, но я о таком ничего не слышал. — Командир патруля весьма выразительно посмотрел на путешественника. Во взгляде его читалась насмешка. — И поэтому не соблаговолите ли проследовать с нами?
— Куда? — поинтересовался Харальд, чувствуя, как кровь быстрее побежала в жилах. Что-то здесь было не так, совсем не так.
— Вам это по дороге. Десять верст на юг до ближайшего городка. Там вас осмотрит чиновник Владетеля, знающий приметы разыскиваемого преступника, затем вы сможете продолжить путь.
— Никогда! — почти крикнул Харальд, привставая на стременах. — Никогда фон Триза не принимали за преступника!
— Если вы откажетесь, то мы применим силу, — с глумливой усмешкой сообщил командир патруля, а воины за его спиной угрожающе схватились за оружие.
— Я подчиняюсь грубой силе! — провозгласил Харальд, хорошо понимая, что в конном бою он против десятка не выстоит.
Он толкнул коня пятками и поехал впереди стражников, словно не конвоируемый подозреваемый, а родовитый во главе свиты. Внешне он был спокоен, но в голове попавшей в силок птахой билась одна мысль: «Обычных убийц так не ловят!»
По сторонам от дороги тянулись голые черные поля, время от времени перемежающиеся щетиной леса. Сюда, в южные земли, зима ещё не добралась, хотя в Бабиле уже морозно, а на родине, за Северными горами, вовсю свирепствуют метели.
Дорога петляла, спускаясь в ложбины и поднимаясь на холмы, с одной из возвышенностей стал виден городок. Маленький, окруженный частоколом, с высокой каменной башней в середине.
Дома здесь походили на собачьи конуры, обмазанные сверху белой глиной. Постоялый двор оказался единственным сооружением, сложенным из привычных для глаза северянина бревен.
Въехавшие во двор всадники были встречены ароматом свежевыпеченного хлеба и визгливым лаем. Источником аппетитного запаха явно была кухня, а звуки издавали несколько разномастных псов, без страха бросившихся под ноги лошадям.
— Прочь! Прочь! — заорал командир патруля, размахивая направо и налево кнутом, а стоящие у дверей стражники разразились хохотом.
— Ну не люблю я собак, — проговорил командир смущенно, спрыгивая с коня. Но тут же взгляд его остановился на Харальде, и тон тотчас сменился, став суровым и недружелюбным. — Уважаемый, попрошу вас спешиться, — проговорил он, а один из стражей, повинуясь приказу старшего, скрылся в здании.
Харальд спрыгнул на землю, с наслаждением разминая затекшие ноги.
Рядом со смехом и гоготом спешивались воины.
Дверь распахнулась, и взорам предстал дородный мужчина в одежде, отороченной горностаевым мехом. На дряблом, заросшем темной щетиной лице выделялся нос, похожий на перезрелую брюкву.
— Чего? — сплюнув, поинтересовался дородный. Харальд незаметно положил ладонь на рукоять ножа и сделал полшага в сторону, чтобы как можно больше воинов попали в поле зрения.
— Господин сенешаль, — вытянулся командир патруля. — Доставлен подозреваемый.
Взгляд дородного остановился на Харальде, и тот с удивлением увидел в светлых глазах толстяка работу мысли.
— Сейчас, — проговорил сенешаль, и из небольшой сумки, висящей на его боку, с шуршанием явился лист пергамента. — Так. — В толстых, похожих на сосиски пальцах лист пергамента никак не желал разворачиваться. — Вот что тут написано. Росту среднего, волосом бел, глазами зелен, телом худ, а…
Что там было дальше, Харальд слушать не стал.
И думать о том, откуда страже Владетеля известны его приметы, тоже.
Он просто метнул нож и, сдернув с плеч теплый плащ, обнажил меч.
С коротким хрипом командир патруля осел на землю — лезвие вошло ему точно под ухо. Взвизгнул что-то сенешаль, а Харальд уже работал мечом, сожалея лишь об одном — что не сможет использовать лук.
Первый раз в жизни он бился без надежды на победу, увидел бы его в этот момент Берг — он гордился бы учеником!
Стражники ещё только начинали двигаться, медленно, словно их держала невидимая, но очень прочная паутина, а он уже атаковал, выжимая из тела все, что оно могло дать.
Взмах — и лезвие слегка чиркнуло по горлу одного из воинов Владетеля. Фонтан неправдоподобно алой крови ударил почти на аршин.
Не прерывая движения — разворот и короткий тычок в лицо следующему.
Хруст костей и чей-то крик за спиной…
Уход в сторону, и в том месте, где Харальд только что был, оказались сразу три клинка. Он же качнулся, точно маятник, и ещё один стражник повалился на землю, надсадно воя, а правая нога его была перерублена чуть ниже колена.
Они шевелились, точно улитки, толкались и мешали друг другу, а он был быстр и безжалостен, как северный ветер…
* * *
Раздался сдавленный хрип, сенешаль недовольно нахмурил брови — какой нахал посмел прервать чтение непотребным звуком?
Но подняв глаза от пергамента, он невольно всхлипнул. Десятник судорожно дергался на земле, словно надеясь, что воткнувшийся нож от резких движений вылетит из головы.
Вопили стражники, а между ними метался чужак — росту среднего, волосом бел, глазами зелен, телом худ…
Осознав это, сенешаль похолодел.
Он остановившимся взглядом следил, как умирают его воины, не будучи в силах даже ранить чужака. Тот двигался, словно молния, за ним невозможно было уследить
И он смеялся, не переставая. Убивал опытных воинов одного за другим и хохотал, громко и откровенно, словно безумный.
Эта мысль не понравилась сенешалю ещё больше, и он почувствовал, как по лицу, несмотря на прохладу, сползают крупные капли пота. «Бежать! Бежать!» — возникло паническое желание, но ноги отказались служить хозяину.
Судорожно всхлипывая, он смотрел, как упал последний из солдат, как чужак, весь забрызганный кровью, добил раненых (не обращая внимания на жалобные стоны и просьбы о пощаде), а внутри зрело неизвестно откуда пришедшее убеждение — человек так сражаться не может! Но кто может?
Беловолосый убийца подошел к сенешалю, и в зеленых (приметы не соврали!) глазах его царил странный туман.
— Откуда? — спросил он, поднимая меч так, чтобы острие кончиком коснулось шеи сенешаля. — Откуда сообщили, как я выгляжу?
— Не-е, не-е зна-аююю, — проблеял сенешаль, пытаясь отступить и не понимая, почему это не получается. Ведь за спиной должна быть открытая дверь! — Сам Владеетеель п-приказзал исскать, а откуда он ззз-нает — мне невведоммо…
— Верю, — легко согласился беловолосый и на миг отвел взгляд, задумавшись.
— Пощади! — прохрипел сенешаль, порываясь упасть на колени.
— Нет, — улыбнулся зеленоглазый. — Ты ведь выдашь меня?
Что-то холодное коснулось горла сенешаля, потом горлу стало очень горячо, а затем нахлынула слабость, от которой ноги подогнулись, и так легко оказалось упасть…
* * *
Словно очнувшись ото сна, Харальд затряс головой и недоуменно огляделся. Все произошедшее только что, казалось, случилось с кем-то другим, а он лишь наблюдал со стороны.
Зрелище мертвых тел и залитой кровью земли не вызвало ужаса или отвращения, а вот испуганные вопли, доносящиеся из постоялого двора, насторожили.
С минуты на минуту могла нагрянуть стража родовитого.
Харальд отер меч о горностаевый мех на одежде сенешаля и убрал оружие в ножны. Выдернул из шеи погибшего первым командира патруля нож и тоже убрал его. Запах крови дразнил ноздри, вызывая какой-то звериный, извращенный аппетит.
Харальд осмотрел себя. Одежда была в крови, и быстро смыть не получится. Не теряя времени, он поднял запачканный плащ. Накинув его, вскочил в седло. Конь недовольно всхрапнул, но, понукаемый твердой рукой, послушно затрусил к южной окраине города.
* * *
Лежать в придорожных кустах было холодно. Земля забирала из тела тепло, щедро одаряя в ответ мерзкой дрожью. Лишенные листьев ветки служили не самой лучшей защитой, и чтобы его не заметили, Харальд старался не шевелиться.
Из выбранного ночью укрытия хорошо просматривались городские ворота. Проезжих было мало, и стражники, несущие пост около ворот, явно скучали. То один, то другой убегал в караулку, а когда возвращался, лицо его светилось довольством.
Однако всех путников внимательно осматривали, особенное внимание уделяли одиноким всадникам. Харальд догадывался, что весть о побоище, случившемся на севере, обогнала его, пробиравшегося окольными тропами.
Но в город попасть необходимо.
Как — в голову не приходило.
Примерно к полудню Харальд окончательно понял, что наблюдение более ничем ему не поможет, и принялся осторожно отползать. Когда серые башни с реющим над ними фиолетовым флагом скрылись за деревьями, он выпрямился и зашагал туда, где ждал конь.
Опавшие листья задумчиво шуршали под ногами.
Отвязав лошадь, Харальд двинулся в сторону дороги. Разочарование кипело в душе безвкусным варевом, и Харальд уже подумывал о том, что придется двинуться к замку Владетеля так, надеясь на удачу…
От грустных размышлений его отвлекли громкие и довольно неожиданные в ноябрьском лесу звуки.
Кто-то звонким, веселым голосом пел:
— Там небо как море, а море как сон,
Как призрак мечты золотой.
Там мир точно сказка из детских времен,
Напоенный славой святой.
Пели где-то на дороге, и Харальд вскоре различил лошадиное фырканье и скрип колес. Сквозь ветви замелькали пятна ярких цветов — алого, золотого, синего…
«Бродячие актеры!» — узнал Харальд.
Еще не до конца осознавая, зачем он это делает, Харальд выехал на дорогу.
И каждый умен там, и каждый силен,
И места для горестей нет!
Человек, сидевший на козлах переднего воза, широкоплечий, с густой копной русых волос, бросил петь. На лице его при виде вооруженного всадника мелькнула тревога, и он натянул поводья.
Воз остановился.
Из-за желтого, точно пшеничное поле, полога появились недоумевающие лица.
— Лодин, какого демона ты остановился? — зарычал кто-то сердито со второго воза.
— Да одного такого беловолосого демона на лошади, — ответил возница, и тут же его голос стал слегка подобострастным. — Что вам угодно, родовитый господин?
«Надо же, — про себя усмехнулся Харальд. — Уже в родовитые попал!»
Вслух же сказал другое.
— Мне нужно в город, а одного меня не пропустят. Позвольте присоединиться к вам.
Гибкая девушка, склонившись к плечу русоволосого Лодина, что-то зашептала. На лице её был откровенный страх.
— Я знаю, кто ты, — проговорил он, когда девушка замолчала. — Ты тот самый убийца, которого ищут воины местного Владетеля.
— Да.
— Не думай, что мы беззащитны! — заявил Лодин не очень уверенно и вытащил откуда-то из-за спины арбалет. Появившийся сбоку от воза угрюмый толстяк сжимал в руках такой же.
Харальд рассмеялся.
— Если ты слышал о том, кто я такой, то ты должен знать, на что я способен. Если бы я хотел вас убить, я бы давно это сделал. И арбалеты мне не помешают. Мне просто нужно в город, и я прошу вас мне помочь.
— Нет! — рявкнул толстяк, поднимая арбалет. — Уходи. Если мы поможем тебе, то нас казнят вместе с тобой!
— Никто не узнает, — продолжал Харальд уговоры. — А если вы мне поможете, то я отдам вам своего коня. Он стоит больше, чем все ваше имущество.
— Нет! — вновь взвизгнул толстяк, руки его дернулись, и стрела сорвалась со старого, разболтанного арбалета.
Харальд отпрянул в сторону, что-то рвануло край его плаща. Послышался свист и глухой удар.
— Ой, — испуганно проговорил толстяк. На его лицо болотным туманом наползал страх.
— Мое предложение остается в силе, — сказал Харальд, не пошевелив и бровью.
— Мы… — Сглотнув, Лодин опустил арбалет. — Мы должны посоветоваться… У нашего театра нет хозяина, мы сами все решаем.
— Советуйтесь, — пожал плечами Харальд и спрыгнул с лошади.
Под ногами хрустнула смерзшаяся земля.
— Ладно, — сказал Лодин, когда актеры пошептались, собравшись в кружок. — Коня давай сейчас.
— Хорошо, — легко согласился Харальд. — Когда мы будем проезжать стражу, не вздумайте чудить. Ясно?
Актеры поспешно закивали, а в глазах у них был страх (вдруг этот сумасшедший начнет убивать или стража раскроет его?) вперемешку с жадностью (такого коня продать — вся труппа месяц будет сыта!).
Испытывая какую-то странную брезгливость, Харальд отдал поводья Лодину.
* * *
Лавка цирюльника и по совместительству аптекаря нашлась на одной из улочек, ведущих от главной площади. В узком пространстве между домами, казалось, навеки повис запах помоев, а нагло шныряющие крысы не обращали на людей никакого внимания.
Вывеска с изображением громадных ножниц висела над обшарпанной дощатой дверью Постучавшись, Харальд вошел и, словно в воду, окунулся и терпкий и сильный аромат, в котором смешались запахи многих десятков трав.
В первое мгновение он даже замер, принюхиваясь.
— Иду, иду, — проскрипел откуда-то старческий голос, и только тогда Харальд огляделся.
Помещение было перегорожено пополам стойкой, за которой громоздились полки, уставленные сосудами разных форм и размеров. На стенах сушились пучки трав, среди них Харальд, к собственному удивлению, обнаружил сморщенный корень, похожий на маленького человечка.
Но не успел он его разглядеть, как стукнула дверь, за стойкой объявился хозяин — высокий сутулый старик с блестящей лысиной. Волосы по краям лысины когда-то были рыжими, а теперь побелели, и лишь отдельные нити блестели медью.
— Что угодно? — поинтересовался цирюльник.
— Постригите меня наголо, — попросил Харальд.
— Вы хотите лишиться таких роскошных волос? — Откинув доску, старик вышел к клиенту. От цирюльника пахло чем-то похожим на муравьиную кислоту.
— Да, — ответил Харальд, невольно разглядывая клинок на поясе хозяина. Средней длины кинжал в дорогих ножнах, с клеймом в виде лисы на рукояти. Лавка аптекаря мало подходила для такого оружия.
— Садитесь на табурет. — Старик показал в угол комнаты. Харальд обратил внимание на руки хозяина. Тяжелые и мозолистые — руки воина.
Здесь явно крылась какая-то история, мало кто из тех, кто привык обращаться с мечом, берет в руки ножницы. Но пока проявлять любопытство было не время, и Харальд послушно уселся на табурет.
Цирюльник ловко обернул вокруг его шеи кусок белой ткани и защелкал ножницами. Под успокаивающее лязганье ножниц Харальд вспомнил, как пробрался в город.
Актеры не обманули. Они тряслись от страха и вели себя так, что будь стражники потрезвее — точно заподозрили бы неладное. Но обошлось. Харальд пересидел въезд в город на переднем возу, между двумя сундуками с реквизитом.
Под полог стражники даже не заглянули.
Чиканье стихло, и Харальд ощутил кожей головы непривычный холодок.
— Что, все? — спросил он.
— Ишь разбежался, — сварливо ответил старик. — Еще бритвой пройдусь!
И прошелся, да так ловко и умело, что Харальд почувствовал только легкое прикосновение.
Через десять минут, расплатившись, он выходил от цирюльника. Без волос было неловко, но Харальд знал — это пройдет, и очень быстро.
* * *
— Куда прешь, оборванец? — Стражник поднял факел, и Харальд внутренне подобрался. Наступил момент решающего испытания его маскировки.
— Вот иду, — сказал он, смачно рыгнув (специально выпил кружку пива). — Туда…
Поднятая рука указала в темень за городскими воротами. Там тускло горели желтые факелы, а дальше у караулки лежала холодная ночь.
— Замерзнешь ты там, — усмехнулся стражник, с брезгливостью рассматривая собеседника.
Харальд знал, как выглядит.
Кривоногий тщедушный человечек, одет в лохмотья, за спиной здоровенный короб с каким-то барахлом. Разит от него, как от пивной бочки, на голове, покрытой какой-то коростой (всего лишь грязь), ни единого волоска, а одну из глазниц скрывает повязка.
Нищеброд, каких десять на дюжину. Харальд обошел несколько лавок старьевщиков, прежде чем снарядился соответствующим образом. В лохмотьях спрятаны ножи, к негнущейся ноге примотаны ножны с мечом, к сучковатому посоху привязано древко лука. Тетива свернулась клубочком в коробе, среди тряпья и запасов провизии.
— Замерзнешь, — повторил стражник, приглядываясь к бродяге. Что-то ему явно в нем не нравилось, то ли молодость нищего, то ли тяжелый посох, который немощной рукой не удержать, то ли ещё чего…
— Пускай подыхает. — Из полутьмы, зевая, появился второй стражник. — Чем меньше бродяг, тем лучше! Иди-иди…
Харальд подобострастно кивнул и поспешно заковылял в ворота, стараясь при этом покачиваться, словно пьяный. Спину жгли подозрительные взгляды стражников, но затем заскрежетали закрываемые на ночь ворота, и Харальд понял, что хитрость удалась.
Отойдя шагов на двадцать, Харальд обернулся. Городская стена возвышалась темным утесом, в окошке одной из башен горел огонек.
Нога, к которой был привязан меч, занемела, и, когда он развязал веревки, в бедро словно впились голодные хорьки. Некоторое время Харальд постоял, разминая затекшую ногу, а затем быстрой упругой походкой зашагал на восток.
Холод и мрак его не пугали.
* * *
— Пустите переночевать, люди добрые! — пропел он гнусавым тенорком от самых дверей постоялого двора.
— Пошел прочь, попрошайка! — рявкнул в ответ хозяин — высоченный мужик с проплешинами в черных волос.
По его знаку к Харальду поспешил вышибала, похожий на боевого пса. Литые плечи, низкий лоб, мощные челюсти, а в глазах — готовность умереть по приказу.
Общаться с ним совсем не хотелось.
— Погоди. — Рядом с хозяином появилась женщина, по всей видимости жена. В голосе её слышалась властность, и Харальд, который на самом деле замерз, невольно приободрился.
Вышибала, занесший громадный кулак, замер.
— На улице холодно, куда он пойдет? — сказала женщина, положив руку мужу на предплечье. — И раз уж мы пустили одного, почему бы не пустить другого?
— Много развелось всяких на нашу шею, — проворчал хозяин постоялого двора. — Тот, который пришел раньше, хоть умеет лечить. А этот на что годен?
Последовал взмах рукой в сторону Харальда.
— Ладно, оставайся, — сказал хозяин.
Пришлось кланяться и усиленно благодарить.
Для ночевки отвели лавку в самом темном и грязном углу. Проследовав туда, Харальд обнаружил, что половина её уже занята. Там, завернувшись в плотный плащ, лежал средних лет мужчина. К стене был прислонен посох с раздвоенным навершием.
«Что-то с этим посохом не так», — подумал Харальд, пытаясь улечься поудобнее на лавке. Устало гудели мышцы, свистел за стеной холодный ветер, навевая сон…
* * *
От постоялого двора, где он переночевал, до замка Владетеля оставалось всего полтора десятка верст. Харальд, благодаря тому, что его разбудили пинком на рассвете, преодолел это расстояние до полудня.
Передвигался скрытно, в стороне от пустынной дороги. Пару раз по ней проносились небольшие отряды всадников, и тогда он замирал и ждал, когда воины проедут. Ветер игриво шелестел ветвями кустарника, старательно проникал в одежду.
Тепло стало, когда Харальд выбрался на вершину невысокого холма и увидел замок. Увидел и замер, едва удержавшись от того, чтобы выругаться. Не особенно большое укрепление с едва различимым на фоне серого неба фиолетовым стягом находилось на острове посреди большого озера.
При сооружении замка всерьез побеспокоились о безопасности.
Укрывшись в орешнике, где пахло перегнившими орехами и опавшей листвой, Харальд принялся думать, одновременно наблюдая за дорогой. Каким-то образом в замок должны возить продукты, а значит, случай попасть на остров найдется. Осталось только его дождаться.
В подтверждение догадки на дороге появилось несколько нагруженных телег. На них гордо красовались бочки (скорее всего, с пивом и маслом), раздувшимися от еды обжорами лежали мешки (с мукой и крупами), и скромно притулились меж ними разнообразные свертки (со всяким прочим припасом).
Охраняли обоз десятка полтора всадников.
Подъехав к берегу, их предводитель поднес ко рту нечто изогнутое, и над серой, как облачное небо, озерной гладью поплыло гудение боевого рога.
Из замка ответили, тотчас из-за острова показалась большая барка. Неторопливо, словно приземистая птица с крыльями — рядами весел, она преодолела расстояние до берега и навалилась на него широкой грудью.
Началась погрузка.
Осторожно, словно подкрадываясь к чуткому зверю, Харальд подполз как мог близко и замер, вслушиваясь в разговоры. Воины, судя по высказываниям, были недовольны, что им наряду с возчиками приходится таскать тяжести.
— Ох, мать демонов и все её родичи! — проревел один, принимая на плечо смачно булькнувший бочонок.
— Чтоб их вспучило, эти мешки! — пыхтел второй, взваливая груз на спину.
Возы вскоре опустели, а барка заполнилась. Прозвучала команда, и те, кто приплыл на судне, уперлись шестами в дно, и кораблик отчалил.
Все, кто приехал с обозом, остались на берегу.
Возчики принялись забираться на козлы, а воины — на коней. Берег наполнился лошадиным ржанием и скрипом разворачивающихся телег.
Харальд, прижавшись к земле, ждал, пока берег опустеет. Все, что надо было, он уже узнал.
* * *
Откуда-то из ночи, с кажущегося таким близким неба сыпал снег. Крупные хлопья были невидимы, и только туманная пелена, скрывающая окрестности, говорила о снегопаде. Наиболее неудачливые снежинки падали Харальду на лицо и на начинающую обрастать голову, и там находили смерть, превращаясь в теплые капли…
Шла середина декабря, и зима даже здесь, на юге, брала свое.
С того момента, когда Харальд наблюдал обоз на берегу озера, прошло пять дней. Ожидая следующего, он бдительно следил за последним перед замком постоялым двором. Ночевать приходилось в лесу, у костра, а питаться дичиной, которой в здешних местах оказалось много. Откормленные тетерева и глухари словно сами подставляли себя под стрелы, а мясо молодого оленя, которого посчастливилось подстрелить, оказалось выше всяких похвал.
Сегодня Харальду повезло. Небольшой обоз — пять телег, десяток сопровождающих — остановился на ночевку. Дорога от селения была только одна — на восток, к замку Владетеля. Ранняя тьма вкупе со снегопадом пала на мир, точно громадное дырявое одеяло, набитое перьями. Перья все вываливались и вываливались из прорех, создавая впечатление, что запас их бесконечен.
Пьяные выкрики на постоялом дворе недавно замолкли, и теперь там было тихо и темно. Только тусклый фонарь над дверью силился разогнать прошитый снежинками мрак.
Обозные телеги стояли в углу двора, под обширным навесом. Сторожей около них не оставили: видимо, повывел Владетель разбойников и воров в своих землях. По крайней мере, около замка. Что же, это только на руку.
Выждав ещё немного, Харальд легко вскочил на ноги и бесшумно побежал к телегам. Возможно, есть другой способ проникнуть в замок, но он его не нашел. Даже если удастся переплыть озеро, то наверняка каждый клочок земли перед стенами просматривается. В замке знают, что кто-то хочет убить Владетеля, и ждут его не дождутся…
Особенно палачи. Зубами щелкают от нетерпения, должно быть.
Встав так, чтобы груз прикрывал его со стороны двери, Харальд принялся проверять бочки. В большинстве из них что-то булькало, но одна, самая большая, на стук отозвалась глухим звуком. Из щелей сочился аромат яблок.
Харальд выбил крышку и принялся освобождать бочку от груза. Вынутые яблоки он относил довольно далеко от постоялого двора и швырял в сугроб, надеясь, что к утру их занесет снегом. Как и следы во дворе.
Когда место, достаточное, чтобы поместиться сидя, было освобождено, он ещё раз проверил, не оставил ли каких следов, и забрался в пахнущие яблоком недра, как можно плотнее закрыв над собой крышку.
К утру он замерз так, как никогда в жизни не замерзал. Ноги и руки стали словно каменные, а зубы норовили отбить какую-то не очень веселую мелодию.
Но по двору уже ходили люди, и шевелиться было нельзя. Да и негде, если честно.
Позже послышались тяжелые шаги, и хриплый голос проговорил так близко, что Харальд едва не вздрогнул:
— Ох как голова-то болит!
— А нечего было столько пить вчера, — заплетающимся языком посочувствовал кто-то. — Вот я пил больше, и ничего.
— Это ты — больше? — Хриплый рассмеялся. — Я видел, как ты под столом валялся в обнимку с собакой.
— Какой собакой? — вмешался в разговор третий. — Она тебе спьяну примерещилась! Это он в обнимку с пивным бочонком дрых…
Грянул дружный хохот.
Простучали копыта, и телега начала медленно разворачиваться. Затем скрипнула и чуть наклонилась вперед — уселся возница, щелкнул кнут, и они поехали.
Харальда потряхивало, и вскоре отбитые части тела стали недвусмысленно жаловаться. Но зато стало немного теплее, и заглядывающий в щели ветерок выдул надоевший яблочный дух.
Когда до Харальда донесся плеск волн, он несколько приободрился.
Прогудел, подавая знак, рог, и началась погрузка. Внутри своей бочки Харальд уперся руками в стенки, чтобы ненароком не вывалиться и не вышибить крышку.
Но бочку с яблоками просто спустили на землю, а потом покатили, и тут предыдущие неприятности показались Харальду ерундой. Его крутило и швыряло, и к тому моменту, когда он очутился на барке, все тело оказалось покрыто синяками.
На судне царил сильный запах смолы, и все время, пока плескали весла, Харальд с наслаждением вдыхал его, вспоминая о хвойных лесах далекой родины.
Барку со скрипом вытянули на берег, и бочку вновь покатили. На этот раз пытка была более долгой, но кочек под боками бочки — существенно меньше. Затем в щели перестал проникать свет, а ноздрей достиг сырой запах подвала.
Некоторое время вокруг царила суета. Какие-то люди переговаривались, что-то таскали, несколько раз проходили рядом, и тогда в бочку тоненькими струйками пробиралось желтое свечение факелов.
Потом все стихло, но Харальд продолжал сидеть неподвижно, закостеневший и избитый, словно мышь, попавшая под обстрел снежками. Измученное тело отказывалось шевелиться, а в голове неотступно, будто ночная бабочка около свечи, кружила единственная мысль: «Зачем я здесь?»
Вспомнилось кукольное представление, виданное некогда в Бабиле, и Харальд ощутил себя такой же куклой, что геройствовала тогда за ширмой. Игрушечным воином, потешным убийцей, которым управляет другой — тот, кто платит.
А он-то думал, что свободен, что сам решает, чем заниматься, как быть. Прозрение было мучительным. Всего лишь кукла, дергающаяся на потеху зрителям, убивающая других кукол им на радость…
А тот гордый мальчишка, который когда-то спешил на юг, надеясь узнать о пропавшем отце, — куда исчез он? Умер, раздавленный безжалостным наемным убийцей, или просто спит?
Харальду хотелось верить во второе.
— Кто же меня таким сделал? — прошептал он. — Неужели я сам?
Из бочки раздался сдавленный рык, полный бессильного гнева.
* * *
Крышка слегка спружинила под пальцами и послушно приподнялась. Харальд прислушался и, определив, что подвал пуст, отодвинул её в сторону.
Внезапный приступ эмоций прошел, убийца вновь был спокоен и сосредоточен, как и должно быть, если ты находишься в самом центре вражеской крепости.
Что-то подсказало Харальду, что сейчас глубокая ночь. Мышцы, занемевшие от холода и долгой неподвижности, повиновались несколько замедленно. Выпрыгнув из бочки, Харальд едва не упал и некоторое время стоял, сгибая и разгибая руки и ноги.
Затем он обследовал подвал. Это оказалось обширное подземелье с каменными стенами и низким сводом. Везде громоздились груды бочек, на деревянном помосте лежали мешки, в одном месте с потолка свешивались копченые свиные окорока.
Они пришлись очень кстати. Харальд поел и почувствовал, как сердце забилось чаще, а из тела уходит противный холод.
Выхода из подвала обнаружилось два. Широкая двустворчатая дверь вела скорее всего во двор, а вторая, поменьше, в противоположном конце помещения, судя по запаху горелого масла, — на кухню.
На первой двери снаружи висел огромный железный замок, а вторая запиралась обычным крючком. Его Харальд, некоторое время выждав, легко подцепил ножом. Раздался стук, и дверь подалась.
За ней оказался короткий коридор без окон.
Пройдя его, Харальд очутился на огромной кухне. Сейчас тут было тихо и темно. Печи погашены, на полках поблескивали округлыми боками кастрюли, рядами висели ножи и сковородки.
Здесь Харальд нашел ещё одну дверь, не запертую, а за ней — лестницу, ведущую наверх. Она была достаточно широка, чтобы нести большое блюдо, и, как догадался Харальд, она-то вела в покои самого Владетеля.
Очень тихо, словно осторожная мышь, он двинулся по лестнице.
Через двадцать ступенек лестница вывела Харальда на небольшую площадку. Там была дверь. Некоторое время Харальд прислушивался, затем рискнул приоткрыть её. Глазам открылся громадный зал. Посредине вытянулся стол на полсотни человек, у стены — камин, словно разверстая пасть неведомого чудовища, в которой багрово отсвечивали угли. Здесь витал запах недавнего пиршества — жареного мяса, лука, пива…
На лавке в углу кто-то храпел.
Харальд прикрыл дверь и двинулся выше.
Еще через двадцать ступенек обнаружилась ещё одна площадка с дверью, из-за которой слышались голоса. Сквозь щели падали косые полоски света.
Улегшись на пол, Харальд приник к щели.
Три пары сапог, одинаковых, грубой кожи. Хозяева их сидят на лавках. Комната не очень велика, кроме лавок, в ней нет никакой мебели. Виден самый низ двери, которую, судя по всему, и охраняют люди в сапогах. Что это не просто слуги, стало ясно, когда в поле зрения попал кончик ножен.
Он прислушался к разговору.
— Слышь, Нефил, а что слыхать про того убивца, что наших порезал? — спросил один из стражников, и Харальд с удивлением понял, что говорят о нем.
— А пропал, — со вздохом ответил спрошенный. — Как в воду канул! Никто его с того дня не видел…
— Да, вот бы поймать, — вступил в разговор третий, сильно простуженный или гнусавый от природы. — Награду-то Владетель наш какую обещал! Замок и собственный герб!
— Что, мечтаешь стать родовитым? — усмехнулся Нефил.
— Да ну, — ответил простуженный разочарованно. — Нам эта награда меньше всего светит. Мы-то не по дорогам мотаемся, а самого охраняем…
Дальше Харальд слушать не стал. Поднялся и несколько мгновений постоял, обдумывая план атаки. Рукоятки метательных ножей удобно легли в ладони, а дверь словно сама отшатнулась в сторону. Совершенно бесшумно.
На него уставились три пары изумленных глаз.
Свистнул разрезанный воздух, и два взгляда погасли. Навсегда.
Трудно смотреть, если в глазнице застряла пара вершков отточенной стали.
Третий не успел сообразить, что надо делать. Харальд насадил его на меч, точно повар — жаркое на вертел. Тело с мягким шумом упало на пол. Стукнули о доски ножны.
— Что случилось, Нефил? — раздался звучный голос из-за охраняемой двери.
Она открылась, и на пороге объявился крупный мужчина среднего возраста в простой черной одежде. Лицо его украшала аккуратно подстриженная бородка, карие глаза мягко блестели, а в русых волосах серебрился обруч.
Владетель не испугался. Бросив взгляд на поверженных охранников, он просто сказал:
— Убей его
И из обруча вырвалась серебристая молния. Она ударила прямо в грудь Харальду, но тот словно стал огромным зеркалом, и поток сверкающего серебра потускнел, превратился в туманную дымку и впитался в обруч.
— Так. — В голосе мага прозвучала растерянность. — Похоже, что я проиграл спор
— Какой спор? — спросил Харальд, отчего-то чувствуя себя полным идиотом.
— С Симеоном, — грустно улыбнулся Владетель. — Кто кого сможет убить без помощи магии.
Догадка опалила сердце и заставила Харальда дернуться.
— Так это от него вы знали мои приметы?
— Конечно. — Владетель усмехнулся. — Так было интереснее. Но ты справился, так что делай свое дело. Такова моя судьба — умереть сегодня.
И он твердо взглянул Харальду в глаза.
Медленно, словно нехотя поднимался меч.
«Что может кукла? — думал Харальд, глядя на спокойное лицо мага. — Только то, что ей положено. Маг должен быть злым, воин — добрым. И воин обязан убить мага…»
Лезвие опустилось. Раздался шлепок, и что-то горячее брызнуло Харальду в лицо.
Сдерживая желание закричать и проснуться, он закрыл глаза.
