Глава 10
ПОСЛЕДНИЙ ШАГ
В камине жарко пылал огонь, но Харальду все равно казалось, что воздух сочится мерзлой сыростью. До озноба болела голова, и запах яств, расположенных на столе, вызывал тошноту.
— Я все же не понимаю — почему ты хочешь уехать? — На лице Торгрима было написано искреннее недоумение. Он по давней привычке разговаривал, расхаживая по комнате. Мягко поскрипывали сапоги, раздраженно шуршал под подошвами ковер. — Ведь ты же не убил его?
Хозяин замка Жахх остановился, ухватившись за высокую спинку кресла. Он стал похож на огромную хищную птицу, присевшую отдохнуть и спрятавшую крылья за спиной. Взгляд родовитого был холоден и остр, как сосулька.
— В следующий раз я не смогу остановиться, — проговорил Харальд неохотно. Каждое произнесенное слово отдавалось под сводами черепа, как в пещере. — И обязательно убью кого-либо.
— Но почему, почему? — вмешался в разговор Лот. Он, в отличие от хозяина, сидел, но вовсе не выглядел расслабленным.
— Не знаю! Может, я схожу с ума. — Харальд равнодушно пожал плечами. — Меня тянет убивать. Это желание все сильнее, и мне все сложнее бороться с ним.
— Да. — В светлых, как родниковая вода, глазах Торгрима читалось сочувствие. — Что же ты собираешься делать? Ведь чем дольше ты будешь сдерживать свою страсть, тем сильнее она станет! В конце концов ты сорвешься и убьешь первого, кто окажется рядом.
— Надеюсь, что до этого не дойдет, — невесело улыбнулся Харальд. — Но сильнее, чем других людей, меня тянет убивать Владетелей. Может быть, когда я уничтожу их всех, желание ослабнет?
— Ты действительно сумасшедший! — В реплике Лота причудливо смешались ужас и восхищение.
— Похоже. — Харальд поднялся и неуклюже поклонился. — Спасибо, родовитый Торгрим, за гостеприимство, но я вынужден оставить твой кров!
— Куда ты? — изумился Лот.
— Пусть едет, — проговорил Торгрим медленно. — Нет смысла препятствовать человеку, принявшему твердое решение. Он должен сам убедиться в своей правоте или неправоте.
Родовитый помолчал и добавил:
— Да, и спасибо тебе — за исцеление.
Лот недоуменно нахмурился, не понимая, о чем идет речь. Харальд поклонился ещё раз и пошел к выходу. Меч, висящий на поясе, почему-то мешал. Такое случилось первый раз в жизни, и, несмотря на головную боль, Харальд нашел силы удивиться…
* * *
На постоялом дворе было чадно. В маленький зал набилось полно народу, и разговоры сливались в единый гул. Закрыв глаза, можно представить, что сидишь около пчелиного улья. Мешали этому типично человеческие запахи. Пота, мясной похлебки и многого другого.
— Ой, почтенный, что ты такое говоришь? — прорезался в общем гомоне знакомый голос.
Харальд, сидевший в углу, невольно повернул голову.
У стойки, на высоком табурете, с деревянной кружкой в руке расположился купец Иерам. За прошедшие годы он заметно потолстел, под одеждой проглядывал кругленький животик, но суетливости в повадках не убавилось.
Он опасно жестикулировал, грозя залить пивом и себя, и собеседника — дородного мужчину в темном плаще. Его Харальд видел со спины и мог разглядеть только волосы — черные, коротко постриженные.
— Что видел, то и говорю, — буркнул дородный. — Эта тварь пятерых воинов при мне задрала! Одного за другим, точно волк ягнят! Она ими занялась, и только поэтому нам удалось проскользнуть! А вид её страшен настолько, что лошади шарахаются, да и людям не по себе становится!
— Ох, как же быть? — запричитал Иерам и для успокоения чувств влил в себя добрую порцию пива. Рукав его сполз, и на запястье мелькнул знакомый браслет из серебристого металла.
Усмехнувшись, Харальд поднялся и неторопливо двинулся к беседующим.
* * *
Пиво не принесло успокоения, и когда донышко кружки со стуком опустилось на стойку, Иерам пребывал в столь же отвратном настроении, как и пятью минутами ранее. Сведения о том, что на северовосточной дороге появилось какое-то чудовище, были плохими, самыми плохими, которые купцу довелось слышать за последний год.
— Прошу прощения, почтенные, что вмешиваюсь в ваш разговор, — послышался смутно знакомый голос, и Иерам невольно обернулся.
Чуть сбоку, с какой-то неестественной улыбкой на губах стоял Харальд.
Он похудел и осунулся, зеленые глаза были мрачны, а на лице застыло странное выражение. Купцу на миг почудилось сходство со смертельно ядовитой змеей, которая обитает в южных лесах, у самого морского побережья.
От такого сравнения мороз побежал по коже.
— О, Харальд, — сказал тем не менее Иерам. — Рад тебя видеть! Прошу, присаживайся!
Дородный мужчина в плаще — купец из дальнего города Ершалама — поклонился и отошел, не желая мешать беседе.
— Как торговля? — поинтересовался молодой воин. Наедине с ним Иерам почувствовал себя ещё более неуютно. Внутренний голос орал что есть силы — беги, беги, опасность!
— Ничего, — осторожно ответил купец. — Торгуем потихоньку.
— А почему сам водишь обозы? Ведь мог бы дома сидеть, у теплой печки.
— Не могу! — Иерам почувствовал, как покидает его странное напряжение. Словно опасность, до сих пор таившаяся в собеседнике, на время спряталась, убрала острые, как бритва, когти. — Если остаюсь в Бабиле — тоска берет, хоть вешайся!
— Ясно, — без улыбки кивнул Харальд. — А то, что мы тогда добыли, никто не пытался отобрать?
— Нашлось несколько идиотов, — купец махнул рукой. — Только мне повезло, а им — нет.
— Значит, эта штука работает. — На лице Харальда появилось задумчивое выражение. — А сейчас куда направляешься?
— На северо-восток, — туманно ответил Иерам, все ещё не понимая, куда клонит собеседник.
— Я слышал, что там какая-то тварь на дорогах бесчинствует
— Да, — сказал купец. — Рассказывают, что чудище это создал когда-то Владетель Канут, а после его гибели оно сбежало из-под запоров. Подросло и пристрастилось к человечине.
При упоминании о маге, зарезанном в собственном замке, по лицу Харальда пробежала гримаса боли. Словно речь шла о чем-то личном и очень неприятном.
— И как надеешься прорваться мимо монстра?
— Не знаю. — Иерам скривился. — Наш обоз невелик, и воинов всего с десяток, но, может быть, им повезет.
— Сомневаюсь, — усмехнулся Харальд. — Возьми меня к себе, и я уничтожу чудовище.
Купец недоуменно уставился на собеседника, отказываясь верить собственной удаче. Один из лучших воинов, которых он знал, сам предлагает себя в охрану.
— Мне не особенно нужны новые охранники, — сказал Иерам, по купеческой привычке тщательно скрывая заинтересованность. — И сколько ты хочешь денег?
— Скажи мне, куда ты направляешься, и я назову свою цену.
Оглянувшись — не подслушивает ли кто, купец наклонился к самому уху собеседника и прошептал:
— Мы едем в замок Владетельницы Лии, везем благовония с юга.
— Я не возьму у тебя ни единого золотого, — ответил Харальд, и глаза его при этом блеснули изумрудной зарницей. — Но срок моей службы кончится у стен замка.
— Почему?
— Я надеюсь попасть на службу к Владетельнице.
— Что же, попробуй. — Иерам даже не пытался скрыть своего удивления. — Тогда по рукам!
Холодные сильные пальцы стиснули ладонь купца, и тот невольно вздрогнул.
* * *
— Но! Не отставай, родимая! — Крик возчика донесся издали, затем хлопнул бич, и вновь повисла тишина, нарушаемая лишь всхрапыванием коней да скрипом колес.
Дорога тянулась необычно пустынная, словно не июнь — один из лучших месяцев для путешествий — властвовал над северными землями, а ноябрь, время холода и дождей, или март, период распутицы.
Шелестели листвой березовые и осиновые рощи, не таясь, кричали птицы, но человеческих голосов, кроме собственных, они за три дня путешествия не услышали. Иерам ехал впереди обоза, рядом с Харальдом, и с каждым днем все больше мрачнел.
Неразговорчивы были возчики, хмуры и молчаливы воины. На всех давил страх встречи с неизвестным чудищем, рассказы о котором слышал каждый, и многие не один раз.
Подавленного настроения не могла развеять даже теплая и солнечная погода.
В это утро, когда самый краешек светила показался над горизонтом, а траву и листья усеивали блестящие капли росы, купец проснулся с дурным предчувствием Снилось ему что-то гнусное и давящее, и ощущения от сна сохранились до сих пор, когда желтый кругляш солнца навис прямо над головой, а от утренней сырости не осталось и следа.
Страх склизким комом ворочался в животе, заставлял внутренности сжиматься при каждом особенно резком звуке. Иерам клял себя за трусость, но ничего поделать не мог. Разум услужливо рисовал одну и ту же картину — из леса, ломая деревья, точно тонкие прутики, является громадное чудище (купцу оно представлялось всегда похожим на выросшую в сотни раз ящерицу), ударами лап и хвоста расшвыривает охрану, и челюсти, размером с коромысло каждая, тянутся, чтобы перекусить его пополам…
Иерам судорожно сглотнул и, вернувшись от мыслей к реальности, не сразу понял, что остановил коня.
На желтой от пыли дороги, шагах в двадцати впереди, что-то сидело Что именно, купец не успел осознать. Его отвлек Харальд. Спрыгнув с лошади, он с шелестом извлек меч из ножен.
— Ну, я пошел. — Фраза прозвучала спокойно, словно воин собирался на прогулку.
Когда он сделал первый шаг, тварь на дороге поднялась и кровожадно зарычала. От этого звука купец ощутил, как кровь стынет в жилах. Конь под Иерамом нервно дернулся, а из-за спины донеслись испуганные вскрики.
* * *
Тварь оказалась не особенно велика — с крупного волка.
Но вид её был необычен.
Поросшее черной шерстью тело, шесть лап, больше всего похожих на паучьи. Огромная пасть, полная острых и блестящих зубов, и длинный скорпионий хвост, поднятый для удара. Алые глаза пылают, точно уголья.
Рык прозвучал как вызов на бой.
Не дойдя пары саженей до чудного зверя, порожденного заклинаниями, Харальд остановился. После отъезда из замка он постоянно сдерживал себя, словно хозяин злобного пса. Любая мелочь раздражала, противоречие выводило из себя, и большого труда стоило не схватиться за меч, когда мясо, поданное на постоялом дворе, оказывалось жестким. Несмотря на жаркую пору, его мучил холод. Даже на палящем солнце порой пробирал озноб. Чудовищный волдырь, полный желания убивать, все рос внутри, и все тоньше становились его стенки.
И вот выпала возможность сбросить напряжение. Такая, при которой люди не пострадают. Тело потихоньку теплело, словно наполняясь горячей водой, и в уголках глаз клубился знакомый багровый туман.
«К твоему рождению приложил руку маг, к моему — тоже, — подумал Харальд, разглядывая противника. — Ты создан, чтобы убивать. Я воспитан для того же. И меня, и тебя мучает одна и та же страсть. Посмотрим, кто сегодня окажется сильнее.»
Зверь сидел неподвижно, словно вслушиваясь в чужие мысли.
В этот миг волдырь лопнул. Харальд ощутил, что если он сейчас, прямо в этот момент не вонзит клинок в чужую плоть, то его собственное тело распадется на части, разорванное напором изнутри.
Он бросился в атаку.
Рычание хлестнуло по ушам, точно хлыст по истерзанной спине, свистнул клинок, и пасть щелкнула рядом с шеей Харальда. Он услышал смрадное дыхание хищника и едва не прозевал удар хвостом.
Жало промахнулось всего на пару вершков.
Харальд не испугался.
Обжигающий жар тек по мускулам, тело полнила мощь, а длинное лезвие было продолжением руки.
Он атаковал вновь, и отсеченная лапа чудовища, скребя желтую пыль, рухнула на землю. Хлынула темная, похожая на земляное масло, непередаваемо вонючая кровь, а в гневном рыке появились нотки боли.
Харальд отскочил, чтобы отдышаться, и это оказалось ошибкой. Раненый зверь сам атаковал со стремительностью молнии, словно потеря лапы ничем не повредила ему.
Жало с треском ударилось о меч, потом ещё одна лапа срубленной веткой покатилась в сторону, но страшные челюсти сомкнулись на голени Харальда.
Боль оказалась настолько сильной, что не удалось сдержать крик.
Понимая, что ещё мгновение, и он будет не в силах терпеть и станет легкой добычей чудовища, Харальд перехватил меч лезвием вниз и резко, без замаха вонзил испачканное черной жидкостью лезвие в лоб чудовищу.
Хрустнул череп, точно ствол в бурю, заметался выпрямившийся хвост. Последнее, что ощутил Харальд, перед тем как упасть, что челюсти, сошедшиеся на его ноге, слегка разжались.
А затем накатила ласковая, спасающая от невыносимой боли темнота.
* * *
Зверь и человек (человек?) перемещались с такой скоростью, что уследить за движениями удавалось не всегда. Доносился яростный рев чудовища. Время от времени солнце вспыхивало на клинке.
А затем все закончилось. Иерам успел заметить, что поединщики сошлись очень близко, и вдруг Харальд упал, как-то странно, скособочившись. Купца окатило ледяной волной страха — что, если зверюга кинется на обоз? Кто ещё рискнет вступить с ней в схватку, если она смогла сразить лучшего из лучших?
Но чудовище не двигалось, распростершись в желтой пыли уродливым темным пятном, и купец быстро пришел в себя.
— Ты, ты и ты, — ткнул он пальцем в ближайших охранников. — Посмотрите, что с Харальдом!
Стражники заворчали, на лицах их появилась нерешительность.
Но мечи с шорохом покинули ножны, и трое людей, чуть разойдясь, направились к лежащим на дороге телам. Облачка пыли поднимались под сапогами, казалось, что раскаленная земля дымится.
Примерно в сажени от Харальда разведчики остановились, затем старший из них что-то скомандовал. Все трое одновременно шагнули вперед.
Иерам невольно сглотнул, в горле было сухо, словно на пыльной дороге.
Донесся крик стражников.
— Харальд жив! А тварь мертва!
— Лекаря, быстро! — крикнул Иерам и поспешно толкнул коня пятками. Тот послушно потрусил по дороге.
Около тела зверя ощущался смрад крупного хищника, а начавшая сворачиваться кровь казалась черной и густой, точно смола. Откуда ни возьмись появились мухи. С деловитым жужжанием они слетались со всех сторон, ползали по трупу, копошились в глазницах и ранах.
Харальд же был плох. Несколько мелких царапин не внушали опасений, но правая нога была почти перекушена ниже колена. Мощные челюсти разорвали мышцы и почти перемололи кость, и нога держалась вообще непонятно на чем. Раненый был без сознания, лицо его время от времени корежило судорогой.
— Ну что? — спросил Иерам у лекаря, которого в последние годы всегда возил в обозе.
— Не знаю, — мрачно проговорил тот. — Можно завязать, лубки наложить и оставить. Есть шанс, что срастется нога, но хромать он все равно будет. Но в этом случае может и заражение начаться. Тогда он умрет. Чтобы этого избежать, надо ногу отрезать. Но в этом случае Харальд станет калекой.
— Да. — Иерам на мгновение замялся, а потом сказал совсем не то, что собирался — Ни в коем случае нельзя резать. Промой рану, вычисти и закрой. Так будет лучше.
Лекарь с некоторым удивлением взглянул на хозяина, но спорить не стал.
— Что же, пусть так, — сказал он и полез в сумку за фляжкой с крепким самогоном.
Вскоре жуткая на вид рана скрылась под слоем чистого полотна. Харальда подняли и положили на одну из телег. В сознание он так и не пришел.
Когда обоз скрылся за поворотом, дорога осталась лежать под жарким летним небом пустынная и скучная. Только темные пятна напоминали о состоявшейся здесь недавно схватке.
* * *
Харальд стоял в одиночестве посреди огромного зала. В полутьме по сторонам и вверху угадывались стены и потолок, но видно их не было. Под ногами был каменный пол с искусно выложенным рисунком — переплетающимися линиями черного и зеленого цветов.
Впереди, шагах в двадцати, в оранжевом свете факелов, укрепленных на стене, было хорошо видно продолговатое возвышение из ослепительно-белого камня, украшенное замысловатой резьбой.
Трещала смола в сгорающих факелах, доносился сразу со всех сторон гул множества голосов, тянущих монотонную песню. Харальд попытался вслушаться в нее, но, к собственному удивлению, ничего не понял. Отдельные слова, даже обрывки фраз удавалось ухватывать, но они не проясняли общего смысла.
Пение вызывало непонятный гнев. Хотелось, чтобы оно стихло. Побуждаемый раздражением, Харальд сделал шаг вперед, к возвышению, и тут же глаза поразила ослепительная вспышка. Казалось, что белый камень засиял ярче солнца…
Когда Харальд вновь смог видеть, за возвышением стоял смуглый и носатый человек в высоком головном уборе, наряженный в нелепый балахон зелено-черных цветов. В руке он держал посох, заканчивающийся двумя веточками. Одна была покрыта молодыми листочками, другая же торчала засохшая и мертвая. При виде посоха какое-то воспоминание шевельнулось в душе Харальда, но ничего конкретного он вспомнить не смог.
Человек в балахоне сказал что-то, глядя на Харальда, но слова вновь прозвучали тарабарщиной. На лице носатого появилась досада, он повернулся спиной и коснулся посохом стены.
Поверхность камня заструилась, пошла волнами, точно жидкость, и на ней, к удивлению Харальда, появилась картинка. Словно он смотрел сквозь прорубленное непонятно в чем окошко.
За окошком большая, но темная и бедно обставленная комната. Паутина в углах, покрытая пылью мебель — все признаки запустения. В центре комнаты кровать, и под шерстяным одеялом — изможденный человек с желтым, цвета старого пергамента, лицом.
В глазах пожилой женщины, сидящей на стуле рядом с кроватью, — отчаяние. Дом посетила болезнь. Деньги ушли на лекарей и мелких магов, которые сделать ничего не смогли. Единственное, что осталось, — ждать смерти.
Женщина складывает руки у груди и начинает что-то шептать. На лице её возникает выражение отчаянной надежды. Она просит помощи. Вот только у кого?
Словно в ответ на её просьбу распахивается дверь, входит мужчина. Высокий, ему пришлось нагнуться, чтобы не задеть головой притолоку. В руках у пришельца посох с двумя веточками.
Женщина вскакивает со стула, начинает что-то говорить, но высокий мужчина не слушает. Он подходит к больному и решительным жестом подносит к его груди посох. Веточки на конце посоха шевелятся, и от них начинает исходить золотистое сияние. Оно словно впитывается в тело больного. На его впалых щеках появляется робкий румянец, а закрытые доселе глаза приоткрываются. Губы растягиваются в улыбке.
Картинка пропала мгновенно, словно её и не было, и по залу прокатился мощный и мелодичный звон. Человек в балахоне повернулся к Харальду, вновь заговорил. Но понятнее его речи не стали.
На лице носатого отразилось раздражение, он стукнул кулаком по белому камню, зал озарила вспышка. Пряди света рванулись во все стороны, на миг вырвав из темноты помещение. Оно, как и ожидалось, оказалось огромным, а около стен теснились странные уродливые статуи. Харальд не успел их разглядеть, но и одних очертаний хватило, чтобы по спине пополз холодок…
Когда помещение вновь погрузилось во тьму, человек в черно-зеленом балахоне повернулся к стене и коснулся её посохом. Камень пошел волнами, на серой поверхности появилась новая картинка.
Человек с раздвоенным посохом бредет по улице. На спине его странническая котомка, одежда припорошена дорожной пылью. По сторонам от путника городские дома. Везде грязь, в сточных канавах нечистоты. Навстречу страннику попадаются либо богато одетые люди, чьи лица раздуты от важности, а тела жирны, либо нищие, покрытые язвами, паршой и болячками…
Глазам странника открывается большая площадь. В самой середине её обширный помост, на котором чернеют кресты виселиц. Тела казненных свисают, подобно огромным перезрелым плодам. Исполинскими черными мухами кружит над местом казни воронье…
Чуть в стороне — большое здание, судя по вывеске богатая таверна. Путник с посохом подходит и заглядывает в дверь. Здесь в полном разгаре пир. Столы залиты пивом и жиром. Кое-кто валяется на грязном, заплеванном полу, другого рвет прямо в углу.
Пышнотелую служанку проворно ухватывают волосатые руки, она оказывается в объятиях плешивого широкоплечего толстяка. Девушка пытается вырваться, но тщетно. Плешивец под одобрительные вопли сотрапезников задирает ей юбки.
Лицо странника буквально перекашивает гримаса отвращения. Сердито стуча посохом и ускоряя шаг, он отходит от таверны и идет мимо виселицы. В полутора десятках саженей открывается колодец.
Посох опускается, и с мертвого его навершия начинает струиться серая, едва заметная дымка. Она утекает в пасть колодца, к маслянисто поблескивающей воде. Лицо странника при этом искажается мукой, но он терпит, сжав зубы и прикрыв глаза.
Дым прекращает течь из посоха, человек открывает глаза. Устало сгорбившись, он уходит, а к колодцу приближается женщина. Неспешно орудуя воротом, наполняет ведра.
Вода в них едва заметно дымится ядовитым испарением, точно болото. Подбежавшая рыжая собака лакает из пролившейся лужицы. После нескольких глотков она замирает, глаза её стекленеют. Язык, покрывшийся иссиня-бурыми пятнами, вываливается из пасти. Хрипло подвывая, пес делает несколько шагов и падает. Короткая агония, и все — в грязи лежит собачий труп…
От рыжей шерсти поднимается едва заметная дымка.
Картинка пропала, ударил звон, гораздо более сильный, чем в первый раз. Харальд помотал головой, силясь понять, что же происходит. Мысли путались, и сил на то, чтобы думать, не было.
Носатый смотрел на него с надеждой и говорил, четко произнося каждое слово. Но Харальд не мог понять, что же именно содержит обращенная к нему речь — сообщение, просьбу или проклятие.
Смог лишь пожать плечами.
На смуглом лице удивленно поднялись черные мохнатые брови, а полы черно-зеленого балахона взлетели, точно крылья, когда его хозяин резко вскинул руки. Из уст его вылетел крик, полный мольбы.
И пришел ответ.
Зал наполнил низкий, мощный рокот. Затем стена, на которой показывались картинки, словно провалилась, открыв круг, свитый из двух спиралей — изумрудной, как молодая трава, и черной, как уголь.
Спирали бесшумно завертелись и распались на части, и на их месте, без всякого участия посоха, появилось изображение. Обширное помещение, стены увешаны тяжелыми гобеленами бордового и оранжевого цветов.
И два человека. Один постарше, с седой бородой, в выцветших глазах его страх. И другой моложе, с хищной улыбкой на узком лице, с полосой острой стали в руке.
Рука поднимается, меч хищно блестит, гоняя по вытянутому телу серебристые отблески. Старик пытается закрыться от удара, с его рук течет алое пламя, создавая нечто вроде щита, но лезвие легко проходит через эту преграду, почти нежно касается дряблой шеи, и голова с нелепо оттопыренной белой бородой катится в сторону, смешно и страшно подмигивая…
На этот раз звон, обрушившийся на зал, оказался такой мощи, что Харальд почувствовал, как вибрирует его череп и пол ходит ходуном.
Звон стих, но Харальда трясти не перестало. Словно внутренности решили пуститься в пляс.
Смуглый обладатель черно-зеленого балахона заговорил, и слова его били по ушам Харальда, словно пронзительные вопли. В одно мгновение ему показалось, что все, ещё миг — и он поймет все, что было сказано до сих пор и что говорится сейчас, но неведомая сила легко подняла его над полом и понесла к потолку, точно ураган пушинку.
На мгновение перед глазами сгустилась тьма, но почти сразу рассыпалась, растеклась клочьями. Открылся необозримо высокий простор, из которого выступили два светло-коричневых пятна.
Над Харальдом склонились Иерам и один из охранников. В глазах купца мерцала тревога, воин же был спокоен.
— О, открыл глаза! — заявил он громко, и на Харальда обрушились ощущения: мягкая лежанка под спиной, запах пива из глотки стражника и собачий лай где-то на улице.
— Где я? — поинтересовался Харальд, чувствуя во всем теле непривычную слабость, а в душе странный покой. Словно из комнаты, которая ранее была набита тяжелыми шкафами, заполненными злостью и ненавистью, вытащили всю мебель. Там стало пусто, чисто и спокойно.
— На постоялом дворе, — ответил Иерам. На руке купца блеснул краешком знакомый серебряный браслет. — Ты как себя чувствуешь?
— Нормально, — сказал Харальд, и тут же в голове зашумело, ложе под спиной закачалось, и его понесло сильным течением в спокойную, обволакивающую темноту…
* * *
Иерам сокрушенно покачал головой. Харальд, который только что разговаривал, вновь рухнул в пучину беспамятства. С момента схватки прошло десять дней, и все это время победитель чудовища пребывал без сознания. Лежал безвольной колодой. Он не потел, не ходил под себя, словно мертвый. Только дыхание и биение крови в жилах говорили о том, что воин жив.
Ногу с того самого дня лекарь трогать боялся, говоря, что заражения нет и, значит, все нормально. Так и везли Харальда, перекладывая с телеги на лавку в постоялом дворе или на ложе из плащей, если ночевать приходилось в лесу. А утром — опять на телегу.
— Ладно, — громко объявил купец, поднимаясь со стула. — Пора ехать.
Постоялый двор располагался в небольшом селении у самого берега Пьяной реки, по другую сторону которой возвышался замок Халл — обиталище Владетельницы Лии.
Иерам вышел во двор. Тут его ждала телега, на которую был перенесен весь груз, и трое особенно доверенных стражников — по заведенному порядку в замок больше пяти чужаков не пускали
За редкой цепью плакучих ив, свесивших к самой воде зеленые космы, открылась серебрящаяся под солнцем река. У берега уже ожидала открытая с двух сторон барка, похожая на толстую водомерку с лапами-веслами.
По специальному помосту телегу вкатили на плоскую палубу. Гребцы налегли на весла, вода зашумела, и барка направилась в недолгий путь через реку.
В безмятежной воде отражалось светлое небо, кое-где испятнанное лишаями облаков. Над рекой дул свежий ветер, слегка умерявший непривычную для северных земель жару.
Замок высился над рекой, огромный, точно серая гора. Угрюмо смотрели башни, на стенах посверкивала панцирями и шлемами стража, а над донжоном лениво трепыхался оранжевый флаг. Иерам знал, что твердыня Халла, построенная почти пятьсот лет назад, ни разу не была взята штурмом.
Дерево стукнулось о дерево — барка соприкоснулась с пристанью, причальные канаты змеями обмотались вокруг толстых тумб, и телега легко съехала на берег. До ворот пришлось проехать вдоль стены ещё саженей пятьдесят, и все это время Иерама мучил сильный запах цветущих на болотах растений.
Ворота были открыты заранее, решетка поднята.
У въезда в замковый двор торговца встретил среднего роста полный человек в богатых одеждах.
— Приветствую почтенного Иерама, — прогудел он, довольно щуря темные глаза, похожие на спелые вишни.
— Приветствую почтенного Якзана. — Купец поклонился, как всегда при виде замкового управителя испытывая омерзение, тем более странное, что Якзан всегда вел дела без обмана.
— Пойдемте посмотрим, что вы привезли, — вежливо сказал управитель, делая знак возчику. — А воины могут подождать здесь, у караулки.
А вот это уже было непонятно. Ранее охрану Иерама всегда пропускали во двор. Что могут сделать трое против гарнизона более чем в сотню воинов, из которых половина лучники?
Купец не показал виду, что удивлен. Махнул знак охранникам, и те, прекрасно все слышавшие, остались у самых ворот. Телега же направилась к центральной башне, к которой пристроен обширный двухэтажный склад.
Двери его оказались открытыми, изнутри тянуло прохладой и запахом лежалого зерна.
— Все ли вы привезли, почтенный Иерам? — поинтересовался Якзан, откидывая край рогожи, которой был прикрыт товар.
— Конечно! — Купец изобразил на лице приличествующее случаю выражение обиды. — Как я могу позволить себе не оправдать доверие Владетельницы?
— Действительно, такое разрешено очень немногим. — От звуков властного женского голоса купец вздрогнул и поспешно обернулся.
В окружении высоченных телохранителей прямо перед Иерамом стояла Владетельница Лия. Невысокая полная женщина, светлые блестящие волосы уложены в сложную прическу, а синие глаза сверкают, точно два сапфира.
Купец низко, почтительно поклонился, стараясь не выдать удивления, достигшего исключительной силы. Никогда ранее Владетельница не удостаивала его беседой, хотя он возил пряности и благовония в Халл уже второй год.
— Легок ли был путь? — с улыбкой поинтересовалась Лия, когда Иерам распрямился.
— Благодарю, не очень тяжел, — ответил купец, пытаясь понять, чего ради могущественная колдунья заговорила с ним. Что это сделано специально — он не сомневался. И воинов попросили оставить у ворот ради пущей безопасности.
— Я слышала, — в васильковых глазах Лии мелькнул жгучий огонек интереса, — что дорога на юго-запад стала опасна, что там свирепствует зверь, сотворенный магией. Правда ли это или врут люди?
— Истинная правда, госпожа, — проговорил купец. — Чудовище убило многих.
— Как же вы сумели проехать?
— Воин из охраны сразил зверя, — вынужден был признаться Иерам. Дурное предчувствие сдавливало грудь, ощущения просто кричали о том, что он что-то делает не так.
— И где он? — Для Владетельницы, похоже, все только что рассказанное не стало новостью. Слухи сумели обогнать обоз Иерама.
— Он тяжело ранен, до сих пор без сознания, и я оставил его на постоялом дворе, — проговорил купец, внутренне кляня себя за то, что привез Харальда так близко к этой красивой женщине с глазами змеи.
— Сколько же времени прошло после схватки? — удивленно спросила Лия. — За столько дней раненый не пришел в себя?
— Увы, — покачал головой купец.
— Я думаю, что отважный герой заслуживает самого лучшего лечения. — В голосе Владетельницы звякнул металл. — И самого лучшего обращения. И то и другое может быть ему обеспечено только в моем замке! Немедленно доставьте его!
— Как будет угодно госпоже. — Иерам склонил голову, скрывая досаду. Ему очень не хотелось везти раненого сюда, но как можно противиться хозяйке Владения?
— Якзан, расплатись с почтенным купцом как можно скорее и отправь своих людей на тот берег. Пусть очень бережно перевезут раненого сюда. И подготовь для него жилье.
Управитель поклонился.
Лия подошла к двери, чтобы уйти, и вдруг обернулась, с уст её сорвался вопрос:
— Купец, как зовут того воина?
— Харальд.
Он сам поразился эффекту, который произвело на Владетельницу это имя. На чистом лбу женщины мгновенно появились глубокие морщины, в глазах проклюнулось нечто похожее на страх. Что-то значило для неё это имя.
Но Лия быстро справилась с собой.
— Хорошо, — величаво кивнула она. — Привезите его как можно быстрее.
* * *
Носилки тащили двое крепких слуг. Харальд лежал бледный, похудевший, а кисть его с какими-то почти прозрачными пальцами безвольно свешивалась с носилок. Глаза были закрыты, казалось, что воин просто спит.
— Куда его? — буркнул Иерам, обращаясь к Якзану. Купца ещё на том берегу уговаривали оставить раненого на попечение людей Владетельницы, но он упорно отказывался, говоря, что человека, спасшего ему жизнь, не бросит. Сумел настоять на своем и сейчас стоял у входа в донжон. Купеческую охрану, как и утром, оставили у замковых ворот.
— Сюда заносите, — сказал управитель, поднимая руку. — Вот на лестницу. На второй этаж.
На лестнице было сумрачно и пахло прелой соломой. Преодолев два пролета, слуги остановились у массивной дубовой двери, около которой статуями застыли двое стражников.
— Вот сюда, — сказал Якзан, толкая створку.
Открылась комната с большой кроватью под балдахином. Узкие окна-бойницы давали мало света, но в огромном канделябре, выполненном в виде многопалой руки, горели свечи.
— Кладите его. — Управитель отошел в сторону, давая пройти носильщикам. — А ты, почтенный, садись на этот стул. Сейчас придет Владетельница и осмотрит раненого.
Слуги с сопением и кряхтением сгрузили Харальда на кровать, застеленную одеялом из дорогого бордового бархата. Раненый не застонал, не пошевелился. Иерам горестно вздохнул.
Носильщики вышли, и тотчас дверь широко распахнулась. В комнату вошла Лия. За ней следовала совсем молодая девушка с мешочком в руках и неизбежные телохранители.
Купец хотел вскочить, но Владетельница властным жестом остановила его.
— Сиди! — И тут же побледнела так, что снег рядом с ней показался бы румяным.
Иерам дернулся, не понимая, что могло так напугать хозяйку замка Халл, и проследил направление её взгляда. Женщина, не отрываясь, смотрела на Харальда, и светлые глаза её были полны смятения. Губы дрожали, а руки нервно сжимались.
— Что с вами, госпожа? — забеспокоилась юная спутница Владетельницы, темноволосая и смуглая. Черные глаза её искрились, и купец помимо воли ощутил, насколько эта девушка привлекательна.
— Он так похож на… — прошептала Лия, словно в забытьи, но тут же на лицо её будто упала маска. Губы сжались, глаза сузились, и она продолжила совсем другим, жестким голосом: — Все в порядке.
Повернувшись к Иераму, она спросила:
— Какие у него раны?
— Несколько царапин, — ответил купец, робея под суровым взглядом. — И почти полностью откушена правая нога. Мы наложили лубок…
— Все ясно, — не дала она договорить. — Разрежьте ему штанину.
Один из телохранителей молниеносно извлек нож. Затрещала распарываемая ткань. Владетельница ловким движением размотала полотно, из белого ставшее за эти дни бурым, отложила в сторону дощечки и замерла. Она стояла к Иераму спиной, он не мог видеть её лица, но в голосе Владетельницы звучало удивление:
— Как ты сказал? Откушена нога?
— Истинно так, госпожа. — Купец поднялся, намереваясь шагнуть к кровати, но наткнулся на острый взгляд одного из телохранителей и остался на месте.
Лия повернулась, смерила торговца взглядом.
— Этого не может быть, — произнесла она твердо. — Ты обманываешь меня!
— Нет, нет! — забормотал Иерам, чувствуя, как покрывается холодным потом. — Какой смысл мне придумывать! Да и мои воины подтвердят, кто видел его рану!
— Посмотри сам.
Она сделала шаг в сторону, и глазам купца открылась нога Харальда. Там, где всего десять дней назад была жуткая рана, розовела неповрежденная кожа. И никаких следов шрама.
Иерам почувствовал, как глаза его округляются, а голова начинает кружиться.
— Как так? — растерянно сказал он. — Это невозможно!
Он бросил умоляющий взгляд на Владетельницу.
— Он был ранен, это правда! Зачем мне обманывать вас?
— Я верю тебе. — Лия слегка наморщила лоб. — Но почему так быстро заросла рана и по какой причине он так долго не приходит в сознание, этого я понять не могу.
Наступила пауза. Иерам молчал, ожидая решения своей судьбы, а Владетельница напряженно размышляла.
— Купец, — будничным голосом сказала Лия. — Твой воин останется пока у меня. Вдруг клыки зверя содержали какой-то особенный яд? Кто сможет справиться с этим, как не я? А ты можешь идти.
— Конечно. — Иерам поклонился и поспешно вышел, ощущая спиной настороженные взгляды телохранителей. На сердце было тяжело. Особой причины для этого как будто не было, но небо нахмурилось, а прозрачная речная вода пела печальную песню.
* * *
Очнувшись, Харальд подскочил на кровати и принялся с удивлением озираться. Он лежал раздетый, в постели, в совершенно незнакомой комнате. На стенах ковры, оберегающие от холодного камня, у одной из стен потушенный очаг. И слабый запах благовоний, говорящий о том, что здесь недавно побывала женщина. Он почему-то показался тревожащим.
Одежда Харальда, выстиранная и зашитая, лежала на стуле, рядом стояли новые сапоги отличной выделки. Но оружия не было. Ни меча, ни кинжала. Это встревожило воина ещё больше.
Харальд откинул одеяло, намереваясь посмотреть, что с его ранами. Боли не было, но это могло быть следствием шока или принятых лекарств. Кожа на голени, там, где с хрустом сошлись страшные челюсти, была целой.
Харальд захлопал глазами, словно ребенок, впервые увидевший нечто необычное. Некоторое время тупо сидел, уставившись на ногу. Назойливой мухой билось в сердце беспокойство, намекая, что такие раны сами собой не заживают.
Значит, его лечили магией!
Но он же не поддается магии!
Что произошло?
Пришлось приложить некоторое усилие, чтобы собрать воедино разбегающиеся мысли. «Здоров — и хорошо, могу двигаться — и отлично, — решил Харальд, — А теперь надо разобраться, где же я. И если выйдет — поесть».
Он скинул ноги с кровати и тут же вцепился в край ложа — нахлынувшая слабость едва не опрокинула его. Переждав, Харальд оделся, обулся и предпринял попытку встать.
Это получилось даже легче, чем он ожидал.
Некоторое время постоял, ухватившись за один из витых столбиков, поддерживающих балдахин. Жадно втягивал воздух носом, прочищая застоявшиеся от долгого лежания легкие и пробуя запахи: чуть горький — от каменных стен, затхлый — от старых ковров, свежий — от выстиранной одежды.
За окнами, узкими, точно ножны, было темно. Поздний вечер или даже ночь.
По толщине стен Харальд догадался, что находится в замке. Вот только в чьем? От тех мест, где произошла схватка с чудовищем, до ближайшего укрепленного жилища не один день пути. Сколько же он пробыл без сознания?
И сколько времени прошло с того момента, когда он очнулся на постоялом дворе? Где Иерам? И что это были за странные видения? И что случилось с ногой? Или тот укус лишь привиделся, а зверь не успел сомкнуть зубы?
Вопросы, только вопросы. Ни одного ответа.
Дождавшись, когда слабость отступит, Харальд начал действовать. Оторвался от столбика и в три шага оказался около массивной, из старого дуба, двери. От неё успокаивающе пахло древесиной.
Он толкнул створку, и та неожиданно легко подалась.
Качнулась на хорошо смазанных петлях, открылась лестничная площадка. На стене трещал факел, распространяя дергающийся оранжевый свет, на скамейке сидели двое вооруженных мечами воинов.
При виде Харальда они одновременно выпучили глаза, став на мгновение похожими на болотных жаб, и столь же слаженно вскочили.
Вот только слова, которые произнесли воины, оказались разными.
— Он же не может встать! — рявкнул левый стражник, чье лицо украшали холеные пшеничные усы.
— Надо доложить! — сказал второй, чье лицо лишено было волосистого украшения, но зато имело два старых шрама.
Несмотря на разницу во мнениях, действовали стражники слаженно. Одновременно они двинулись на Харальда, бормоча:
— Ложитесь немедленно! Вам нельзя ходить!
Вежливое обращение дало понять, что он тут не пленник, а скорее гость. Харальд даже отважился спросить:
— Где я?
Усатый стражник ответил:
— В замке Халл!
А его товарищ повторил:
— Вам нельзя ходить! Ложитесь! Сейчас придут и все объяснят!
Харальд внял совету, тем более что голова начала кружиться, а ноги, отвыкшие от ходьбы, постыдно дрожали. Дверь закрылась, некоторое время глухо доносилась перепалка стражей. Затем она смолкла.
Он лежал на кровати и ждал.
За дверью послышались голоса, шум шагов. Дверь открылась, и в комнату, к удивлению Харальда, вошла женщина. Она двигалась столь стремительно, что свита — двое хмурых верзил с мечами и темноглазая худенькая девушка — не поспевала за ней.
— Так, — проговорила женщина властным голосом. — Он очнулся! И это уже тогда, когда я потеряла всякую надежду его пробудить! Что бы это значило?
Платье тонкой шерсти с отделанными вышивкой воротом и рукавами выдавало знатную госпожу, но о женщинах-родовитых, хозяйничающих в замках, Харальд никогда не слышал. Поглядев в синие, мерцающие глаза, он обмер от внезапной догадки. Неужели Владетельница, единственная женщина-маг, удерживающая под своей властью обширные земли? Та самая, которую он собирался убить?
Женщина тем временем продолжала бушевать.
— На него не подействовало ни одно из известных мне снадобий! Даже низшая магия не помогла! Еще день, и мне пришлось бы вызывать ангела! А он взял и очнулся сам!
В голосе Владетельницы Лии (после упоминания о магии не оставалось сомнений, что это именно она) звучало раздражение, за которым пряталась радость.
Но Харальд прислушивался к себе. Он очень боялся, что всегдашняя ненависть к магам полыхнет сейчас в душе огненным взрывом, и тогда он бросится на женщину с голыми руками. Лишь затем, чтобы пасть от мечей телохранителей.
Но все было тихо.
Точно все выгорело в душе, оставив только ровный слой пепла.
Не было ненависти, не было желания убивать, пропала ярость, сгинуло неистовство. Из всех желаний Харальд обнаружил только очень сильный голод.
И только тут заметил, что Лия замолчала и смотрит на него.
Очень странно смотрит, с каким-то ожиданием, даже с надеждой.
Понимая, что дальше лежать будет просто невежливо, он сел.
* * *
Он ужасно походил на Харальда, упрямого и взбалмошного воина, ставшего-таки Владетелем и сгинувшего на самой вершине могущества. То же узкое лицо, необычный разрез глаз, светлые прямые волосы. Даже имя то же. Только глаза не голубые, как летнее небо, а зеленые, точно малахит. Красивые глаза.
Но смущало Владетельницу, что она, обычно легко разбиравшаяся в чужих побуждениях, ничего не могла прочесть в глазах молодого воина. Они походили на два круглых болотца, затянутых ряской. И что скрывалось под ними — страх, радость или ещё что-то?
Он приподнялся и сел — было видно, какого труда стоит ему это движение.
— Приветствую госпожу. — Голос оказался резким, чуть хрипловатым, словно Харальд был простужен. — Не соблаговолит ли она сказать, где я нахожусь? И сколько я был без сознания?
— Ты у меня в замке, воин, — ответила Лия, непонятно почему испытывая волнение. — А зовут меня Владетельница Лия.
Удивления не появилось на лице воина, он лишь кивнул и чуть заметно сморщился, словно титул собеседницы не пришелся ему по вкусу.
— Без сознания, если верить купцу Иераму, ты пробыл пятнадцать дней. — На мгновение Владетельнице показалось, что она отчитывается перед молодым мужчиной, словно перед старшим, но она тут же отогнала глупую мысль.
Вот теперь он несколько удивился. Покачал головой, провел рукой по волосам.
— Пятнадцать дней! Так много!
— Да, немало, — кивнула Лия. — Сейчас ты мой гость и сможешь пробыть в моем замке сколько угодно.
— Благодарю госпожу, — Харальд склонил голову, — но я не заслуживаю такого отношения. Я вовсе не родовит, всего лишь обычный наемник.
— Воину, совершившему такой подвиг, не будет отказа ни в чем! — решительно заявила Владетельница. — А через несколько дней устроим пир в честь славного героя, избавившего дороги от опасности!
И наклонившись ниже, она добавила вполголоса:
— И меня — от необходимости эту опасность устранять!
Он понял и слегка улыбнулся в ответ.
* * *
В обширном зале пахло так, что в животе само собой что-то ворочалось, а рот заполнялся слюной. Большой, как палуба, стол был уставлен блюдами — главное, с огромным кабаном, фаршированным яблоками. По сторонам от него с гусями, курами, а также с рыбой.
Поили гостей, не таких уж многочисленных, не пивом, а сладким вином, привезенным с юга, а кушанья были обильно сдобрены баснословно дорогими пряностями. Одно слово — пир у Владетельницы.
Хозяйка, сменившая обыденное платье на роскошное, из дорогой ткани, сидела по левую руку от Харальда. Светлые волосы, уложенные в прическу, напоминающую раковину, сверкали в свете факелов.
Она относилась к гостю с гораздо большей заботой, чем, на его взгляд, стоило бы. Все же простой воин, пусть даже и убивший чудовище, вряд ли может надолго заинтересовать могущественную колдунью.
Харальд терялся в догадках. Сам же со все большей радостью ощущал, насколько легче жить без тлеющей в душе ненависти. Словно избавился от давней мучительной болезни и можешь вдыхать воздух полной грудью, не боясь боли. Лишь где-то в самой глубине души сидело занозой смутное подозрение, что облегчение временное, что помрачение вернется и тогда он вновь станет опасен для окружающих, и в особенности для нынешней благодетельницы…
Кроме нее, на пиру присутствовала ученица Владетельницы, та самая темноволосая девушка, носящая звучное имя Саломея. Были также десятка полтора ближних вассалов. Они все, как один, поглядывали на Харальда с удивлением, но заговорить не пытались.
Он мрачно жевал, когда к нему обратилась Владетельница.
— Как тебе фаршированная щука? — спросила она тоном матушки, опекающей хилое чадо.
— Очень вкусно, — ответил Харальд, которого с момента пробуждения (уже три дня) мучил постоянный голод. — Съел почти целую.
Лия рассмеялась.
— Тогда съешь ещё одну. Тебе не помешает.
Харальд вздохнул.
— Я смотрю, ты все гадаешь, почему я к тебе так хорошо отношусь. — Голос Владетельницы звучал напряженно. Харальд не сразу понял, что она заговорила о серьезном, прекратив пустую застольную болтовню.
— Да, — сказал он, заметив на красивом, несмотря на возраст, лице соседки приметы тщательно скрываемого волнения. — Я не могу понять, почему так, и это меня пугает.
— Я объясню, — сказала она, нервно облизав губы. — Просто ты напоминаешь мне одного человека…
Лия на секунду замялась, а Харальд внутренне напрягся, вспоминая рыжеволосого Авимелеха у бочонка с водой, атамана Торвальда, и прочих, кто отмечал его сходство с отцом…
— Кого же? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Владетельница, похоже, что-то заметила. Она бросила на собеседника быстрый взгляд, полный недоумения, и только потом ответила.
— Его звали, как и тебя, Харальдом. Ты мог слышать о нем. Сказители, что поют в придорожных тавернах и на постоялых дворах, присоединили к его имени прозвище Кровопийца.
Харальд кивнул. С ужасом он ждал, что зверь-убийца внутри в момент упоминания об отце проснется, швырнет душу в океан гнева, и тогда он не сможет сдержаться. Но все было спокойно. Кроме легкой сытости, ничего не ощущалось.
— Но я знала его. — Лия погрузилась в воспоминания. Она говорила, не глядя на собеседника, а глаза её, обычно острые и ясные, затуманились. — Тогда он ещё не был Владетелем, а всего лишь капитаном стражи в этом замке, а я — ученицей предыдущей Владетельницы…
Она замолчала и вздохнула. Харальд не поверил своим ушам — неужели эта женщина способна (точнее, была способна) испытывать настоящие человеческие чувства, такие как привязанность и любовь? Неужели магия не превращает своих слуг в бездушные существа, рвущиеся только к власти?
«Кто тебе такое сказал? — пришла неожиданная мысль. — Ведь твой отец любил твою мать, а он был магом!»
Харальд ощутил, как внутри нарастает напряжение. Убеждение, с которым он жил очень долго, столкнулось с противоречащей ему реальностью, и это оказалось больно.
— Ты очень похож на него, — проговорила Лия, тихо и светло улыбаясь. — Если бы у Владетелей могли быть дети, ты мог бы быть его сыном…
Харальд едва не подавился вином. Закашлялся и некоторое время не мог говорить, а когда пришел в себя, то сразу спросил:
— А что, разве у Владетелей не бывает детей?
— Увы, нет. — На светлый лоб хозяйки набежали морщины, в глазах проглянула горечь. — Даже у тех магов, которые не смогли создать собственное Владение, потомства не бывает!
Харальд осторожно, мелкими глотками пил густое красное вино и старался сдержать вполне резонный вопрос: «А я?»
* * *
После пира прошло пять дней. Харальд вполне оправился от последствий раны и с каждым днем испытывал все более сильное беспокойство. Одержимость убийством пока не возвращалась, но сердце подсказывало, что рано или поздно она объявится и последствия могут быть трагическими для гостеприимной Владетельницы.
Да и загостился он, если честно сказать.
Утро выдалось не по-летнему хмурое. Нависшие низко облака царапались унылыми серыми лицами о вершину донжона и от боли плакали мелким противным дождичком.
Владетельница приняла гостя без промедления, хотя иногда могущественным родовитым приходилось просиживать в ожидании не один час
Служанка отворила дверь, и он впервые оказался в личных покоях хозяйки замка.
Стены украшали роскошные ковры, яркие краски на них так и бросались в глаза — золото, пурпур, лазурь…
Мебель из красного дерева, которое растет только у самого морского побережья, далеко на юге, была украшена резьбой, свет из окна падал разноцветный благодаря искусно выложенным витражам. Нос щекотал мягкий аромат благовоний.
Обиталище Торгрима фон Жахха, которое до сих пор казалось Харальду верхом роскоши, по сравнению с этой комнатой выглядело убогой конурой.
— Проходи, садись, — сказала Владетельница, появляясь из противоположной двери. Вслед за наставницей бесшумно скользнула Саломея, стрельнув в гостя черными глазами.
Харальд осторожно присел на самый край кресла. Хозяйка сидела напротив. Ученица устроилась позади нее, на невысокой скамеечке. Она упорно продолжала разглядывать Харальда. Что-то в нем ей не нравилось. Он же, несмотря на внезапно пробудившееся раздражение, решил не обращать на девчонку никакого внимания.
— Зачем ты пришел? — спросила Владетельница, улыбаясь.
— Поблагодарить, — ответил Харальд, — за все оказанные мне благодеяния. А также попросить отпустить меня. Я наемник и привык зарабатывать на жизнь сам, собственным мечом.
— Благодарности твои принимаются, — благосклонно кивнула Лия, — а что до остального — ты вполне можешь заработать на жизнь и у меня в замке. Я сама собиралась в ближайшее время предложить тебе вступить в ряды моей личной охраны, но раз уж ты сам упомянул о работе, то говорю об этом сейчас.
Харальд сглотнул, на висках выступил пот. Он, убивший троих Владетелей, — в личной охране Владетельницы? Все равно что попросить волка охранять ягненка.
— Благодарю за предложение, — склонил он голову. — Но я вынужден ответить отказом.
На лице Лии появилось удивление, быстро сменившееся гневом. Глаза её заблестели, а ноздри затрепетали. Владетельница не привыкла, чтобы с ней не соглашались.
— Боюсь, ты не понял, что именно тебе предлагается! — резко сказала она. — Жалованье — в три раза большее, чем у обычного воина! Служба очень почетная! Я просто не вижу причин для отказа!
Харальд похолодел. До боли стиснул кулаки.
— Я могу быть опасен для вас, — проговорил он глухо.
— Чем же? — Лицо Владетельницы пылало, она почти кричала. — Что, у тебя столь могущественные враги, которые смогут причинить вред МНЕ, если я возьму тебя в свою дружину?
— Нет.
— Тогда почему ты не соглашаешься?
От необходимости отвечать Харальда избавила Саломея, до сих пор сидевшая неподвижно. Она приподнялась со скамеечки и зашептала на ухо наставнице. Слов не было слышно, но выражение лица ученицы говорило красноречиво: пусть он уходит, нельзя принуждать человека служить силой.
Харальд был в этот момент искренне благодарен темноволосой девушке.
— Что ты такое говоришь? — Владетельница ответила раздраженно и в полный голос. — Какая опасность? Ты чувствуешь? Это все ерунда!
Лицо Саломеи залилось краской обиды, совсем детской, и она поспешно села на место.
— Значит, так. — Лия говорила тоном приказа, и Харальд понял, что начни он сейчас возражать, то окажется в лучшем случае в замковой темнице, а в худшем — на дыбе. — Сегодня же будет проведено испытание, пройдя которое воин Харальд будет принят в ряды моей личной дружины! Если не пройдет — подвергнется мучительной казни!
— Может быть, перенести все на завтра? — спросил он мрачно, надеясь, что ночью выпадет шанс сбежать.
— Нет! — отрезала Владетельница. — Иди и готовься!
* * *
Дождь затих, но сырость никуда не исчезла. Волосы слипались, а одежда быстро пропитывалась влагой. Ветер, напуганный гадкой погодой, тоже куда-то запропастился, и воздух во дворе замка напоминал холодный противный суп без вкуса и запаха.
Харальд, обнаженный по пояс, стоял посреди двора и тяжело дышал. На торсе его багровели две царапины, а меч в руке был покрыт кровью. Испытанием было выстоять в бою против троих.
Это оказалось нетрудно. Один из противников, с рассеченной до кости ногой, был унесен, другому досталось по пальцам, и он выронил оружие, выйдя из боя, а третьего Харальд ухитрился повалить.
Воин смотрел на победителя снизу вверх без страха, с изумлением и уважением.
Лия, сидящая в кресле под натянутым специально балдахином, махнула рукой, и капитан стражи, пожилой, с покрытым шрамами лицом, торжественно возгласил:
— Первая часть испытания окончена!
«Первая часть? — подумал Харальд с удивлением, обтирая лезвие меча. — Что же дальше? Стрельба из лука? Метание ножей или топоров? Езда на лошади?»
Но он ошибся.
Владетельница встала с кресла и величественно вступила на мокрую и какую-то блеклую траву двора. Тенями за ней следовали телохранители. Прочие воины и слуги, а зевак на испытание собралось немало, образовали широкий круг, в центре которого оказался Харальд.
— Я люблю иногда демонстрировать силу заклинаний своим людям, — сказала Лия, подойдя. — Так что вторая часть испытания — магическая.
Харальд дернулся, и, несмотря на прохладную погоду, ему стало жарко.
Магия — что угодно, только не она!
— Как вы будете испытывать меня, госпожа? — спросил он, слыша в собственном голосе постыдную дрожь.
— Просто, — улыбнулась она, снимая с шеи цепочку с кружком золотистого металла. Диаметром он был примерно в вершок, а желтую поверхность покрывали многочисленные знаки. — Это оракул, я сама его сделала. Тебе надо будет дохнуть на эту штучку, и она тогда предскажет, как ты мне послужишь. Если знаки будут плохими, то я не возьму тебя.
— Каким образом покажет? — спросил Харальд, стремясь оттянуть момент соприкосновения с магией.
— Символической картиной, — усмехнулась Лия. — Давай, дуй!
Она поднесла золотистый кругляш к самому его лицу. Харальд дунул, и Владетельница швырнула оракул на землю. Он ещё успел увидеть выражение удивления на её лице, когда тело едва не разорвал прозвучавший внутри гром. В глазах молнией сверкнула вспышка, и чей-то голос с торжеством сказал: «Пришел мой час!»
* * *
Саломея наблюдала за испытанием из общего круга. Она могла занять место рядом с наставницей, но не сделала этого из-за обиды. Лия не прислушалась к предчувствиям ученицы, которые прямо кричали, что светловолосый воин смертельно опасен!
Лицо его выражало страх, когда он дул на оракул. Кружочек золота упал, кувыркаясь, на землю, и тотчас из него рванул вверх столб желтого пламени. От него крыльями в стороны плеснула алая кровь…
Саломея заметила, как изменилось лицо Харальда. Оно как-то оплыло, потеряло на миг твердость, словно было из глины, а затем вновь собралось, став иным.
Изумленно вскрикнула Владетельница.
— Что это? Оракул никогда такого не показывал! Огонь и кровь — что это означает?
— Твою смерть! — прорычал светловолосый воин, и мускулы на его теле дернуло судорогой.
Он бросился вперед, и меч его замелькал, столкнувшись с клинками телохранителей, которые успели прикрыть госпожу от внезапной атаки.
До этого момента Саломея беспокоилась, теперь же могла только наблюдать. Оцепенела, точно воробей под взглядом ужа, и смотрела, будучи не в силах даже испугаться.
Меч в руках Харальда мелькал с такой скоростью, что его почти не было видно. Только падали встававшие на его дороге воины, один за другим, а он кабаном сквозь подлесок ломился туда, где отскочившая Владетельница поспешно срывала пробку с небольшого каменного сосуда.
Она успела. Те, кто решился встать на пути светловолосого безумца, остались лежать на траве стонущим окровавленным ковром. Остальные в страхе отхлынули, а Владетельница слегка встряхнула бутылочку, и из неё явилось пылающее веретено огневика.
И тут Харальд захохотал. От этого смеха хотелось закрыться, стать земляным червем, облаком сгинуть в холодных небесах, только бы не слышать! Хохот проникал в уши и причинял боль, заставлял морщиться и дрожать.
Увидев цель, огневик бросился к ней, как огромное пламенеющее копье. Но, не долетев сажени до обнаженного по пояс, смеющегося человека, резко остановился и затрясся. Если бы стихийные существа могли испытывать страх, то Саломея сказала бы, что он смертельно напуган…
— Ты свободен! — махнул рукой Харальд, и огненное существо исчезло, распалось, точно его и не было.
На лице Владетельницы обозначилась растерянность.
— Ты кто? Зачем? Как ты смог? — забормотала она.
Светловолосый воин шел к ней, и меч в его руке был по рукоять багровым.
— Кончилось твое время, колдунья, — произнес он скрипучим голосом, совсем не похожим на речь Харальда. — Умри достойно.
Удар был столь быстрым, что Саломея его не заметила.
Просто в центре груди на синем платье Владетельницы появилось темное пятно, и Лия с недоуменным выражением на лице упала навзничь.
Точно небо обрушилось на Саломею. Пропали звуки, стало тихо, и весь мир сузился до одного лица. Лица наставницы. С которого медленно, по каплям, уходила жизнь.
— Нет! — закричала Саломея, обретая возможность двигаться.
Он стоял перед ней. Мускулистый торс блестел от пота, на нем не было ни единой царапины, и девушка невольно поразилась: как же так, он сразил столько воинов — и никто не зацепил его?
Заученным движением, не успев подумать, что делает, она метнула кинжал, который всегда носила в рукаве. Харальд не стал уклоняться, и лезвие вонзилось в живот.
Мускулы небрежно сократились, и клинок, вошедший более чем на вершок, словно вытолкнуло изнутри. Он вывалился из раны, а та прямо на глазах начала зарастать новой, чистой кожей.
«Так же он оправился от раны, нанесенной зверем! — пришла догадка. — Но кто же он такой?»
— Ты не сможешь причинить мне вреда, — сказал он, и она отважилась заглянуть ему в глаза.
И с трудом сдержала крик. На месте зрачков медленно вращались два круга — переплетения зеленых и черных спиралей. Ноги Саломеи неожиданно ослабели, и, не чувствуя сырости и холода, не заботясь о приличиях, девушка села прямо на землю.
Он улыбнулся.
— Живи, — в голосе звучала насмешка. — Все равно тебе не достичь и половины той силы, которой владела твоя наставница…
Харальд развернулся и пошел.
Она молча смотрела, как он деловито оделся, убрал меч в ножны.
Свистнувшую стрелу поймал на лету, даже не повернув головы.
Испуганные слуги сами вывели ему коня, а стража у ворот, пытавшаяся преградить путь, была изрублена на куски. Грохнул опущенный мост, и странный человек (человек ли?), убивший в один день Владетельницу и почти три десятка её воинов, покинул замок Халл.
Только тогда Саломея нашла в себе силы заплакать.
