ГЛАВА 3
Утром встал весь разбитый и с головной болью.
Не пил, нет. Думал.
Думал о просунутом под дверь анонимном послании.
Личность таинственного доброжелателя особо не волновала — ясно, что кто-то из друзей и знакомых Шарлотты отыскал в телефонном справочнике мой номер с визитной карточки и, желая сохранить анонимность, не поленился самолично приехать в отель. Куда больше занимал извечный вопрос: «Что делать?»
Что мне теперь с этой писулькой делать?
Проигнорировать единственную пока реальную зацепку никак нельзя. А зарегистрирую анонимку — и немедленно окажусь между мэром и будущим прокурором города, будто между молотом и наковальней. Если же о записке пронюхают газетчики, то одному недалекому комиссару и вовсе лихо придется.
Нет, регистрировать анонимку никак нельзя. Но, с другой стороны, — так ли это обязательно? Что мешает мне побеседовать с господином Морицем по поводу смерти его бывшей подчиненной в частном порядке? Ведь человек, претендующий на пост прокурора города, более других должен быть заинтересован в раскрытии столь ужасного преступления. К тому же я и так хотел наведаться в избирательный штаб.
Я тихонько рассмеялся, поднялся с дивана и отправился в ванную комнату. Умылся, побрился, залепил кусочком пластыря порез под губой и стал собираться на службу. Оделся, прицепил на пояс кобуру с табельным револьвером и спидлоадер с запасными патронами. А только завязал галстук и поправил перед зеркалом аккуратный узел, как зазвонил телефон.
Глянув на хронометр, я мысленно посетовал на неугомонного напарника и поднял трубку, но нет — на том конце провода оказался Ян Навин.
— Уже встал? — спросил он.
— Встал.
— Выходи, через пять минут будем у тебя.
— С какой стати? — озадачился я, но вместо ответа в трубке раздались короткие гудки.
Ну что за человек такой?
Я покачал головой, снял с плечиков плащ и спустился на крыльцо отеля дожидаться невесть с чего решившего вдруг заехать за мной с утра пораньше дивизионного комиссара. На улице оказалось привычно пасмурно и прохладно. Холодный ветер трепал облетевшие ветви деревьев и гнал рябь по серым лужам; пришлось надеть плащ и достать из карманов перчатки.
Освещенные окна выделялись на серых фасадах заспанных домов редкими цветными пятнами, спешили по тротуарам ранние прохожие, проносились по дороге хищные силуэты машин.
Город не спит никогда. И даже думать не хотелось, что стряслось в нем очередной беспокойной ночью.
Я достал портсигар и закурил, но только сделал пару затяжек, как напротив крыльца остановился полицейский автомобиль. Требовательно рявкнул клаксон; я без особой спешки спустился по ступенькам, выкинул окурок в урну и забрался на заднее сиденье.
— Поехали! — тут же распорядился сидевший рядом с водителем Ян Навин.
— Что происходит? — потребовал я объяснений.
Дивизионный комиссар обернулся и односложно ответил:
— Срочный вызов.
— У меня уже два дела в производстве!
— Значит, будет три.
— Издеваешься?
— А похоже?
— Да.
— Нет, не издеваюсь, — вздохнул Ян и отвернулся. — Вчерашнего покойника так и не опознали, возни у тебя с ним пока будет немного. А по Шарлотте Ли пусть детектив Раевски работает, его профиль.
— А когда из мэрии поинтересуются, как продвигается расследование, что сказать?
— Сказать, что не стоило урезать финансирование дивизиона! — огрызнулся Навин.
— В самом деле?
Ян на какое-то время замолчал, потом произнес:
— Два десятка убитых, — но сразу поправился: — Примерно. Еще не все конечности пересчитали.
— Бомба? — предположил я, невольно поежившись.
— Сущность. Как-то проникла в вагон. Криминальная полиция окажет нам содействие с опросом свидетелей, я договорился.
— Черт! — охнул я. — Сам не хочешь заняться?
— Меня на все просто не хватит, — мотнул головой дивизионный комиссар. — В приоритете — поиск бомбистов.
— Требования они какие-нибудь выдвинули?
— Ни требований, ни заявлений.
Я озадаченно хмыкнул. Обычно бомбисты первым делом рассылали свои бредни по всем более или менее значимым газетам, а уж после любой мало-мальски удачной акции они делали это в обязательном порядке. В этом весь смысл. Люди должны знать, чего им бояться.
— Псих-одиночка? — предположил я, перебрав все возможные варианты.
— Не знаю, — вздохнул Навин.
— Ладно, займусь, — скрепя сердце согласился я. — Но вчерашнее убийство задвигать в дальний ящик не стану. Будем вести его с Портером совместно.
— С Раевски договорился?
— Да.
— Хорошо, — кивнул Ян, думая о чем-то своем.
— Что хорошо? — разозлился я. — Попроси криминалистов проверить по картотеке отпечатки пальцев покойника хотя бы до конца дня!
— Виктор, ты же знаешь, как они загружены! Придется подождать…
— Ян, — нахмурился я, — вот только не надо, а? Если ты не поторопишь криминалистов, отпечатки еще пару недель у них проваляются!
— Хорошо, позвоню. Доволен?
— Нет, — буркнул я и распахнул дверцу, выбираясь из автомобиля, остановившегося у оцепленной полицией станции подземки. За выстроившимися в ряд патрульными толпились газетчики, сверкали магниевые вспышки фотокамер, мигали маячки сирен карет скорой помощи и служебных автомобилей.
— Спускайся и займись делом, — распорядился Ян Навин, поправляя узел галстука. — Мне сначала надо здесь все уладить.
Дивизионный комиссар направился к оживившимся репортерам, а я поднялся на крыльцо и беспрепятственно прошел внутрь. Вращающиеся двери плавно провернулись, не потревожив тишину вестибюля, и только шум моих шагов разнесся по непривычно безлюдному помещению. Едва начал спускаться на платформу, и сразу дала знать о себе близость Вечности. Гулко застучало сердце, в голове зазвучали неразборчивые отголоски чужих шепотков.
Шепотков отчасти удивленных, отчасти раздосадованных.
Так мне показалось.
Создалось впечатление, будто обитавшие в безвременье сущности озадачены ничуть не меньше следственной группы и потому беспрестанно шипят друг на друга, словно свившиеся в единый клубок змеи далеких экзотических островов.
Усилием воли я отгородился от мягких, едва уловимых касаний Вечности и отправился дальше, не обращая больше внимания на призрачное присутствие чуждой людям стихии.
Тянуло сквозняком, холодило безвременьем; все как обычно, все как всегда. Но вот кровавый отпечаток на мраморных ступенях — это уже нечто из ряда вон.
Отпечаток, ниже еще один, чуть более яркий и четкий, а потом следы начали попадаться все чаще и стал различим рифленый рисунок подошв. После на светлом камне запестрели бурые капельки и засохшие пятна крови покрупнее. На стенах время от времени виднелись длинные мазки, словно некто рвался наверх, отталкиваясь от них ладонями.
Некто?
Даже думать не хотелось, кто именно мчался по лестнице, весь перепачканный в крови с ног до головы.
Нестерпимо захотелось закурить; я сделал несколько глубоких вдохов и взял себя в руки, но продержался ровно до тех пор, пока не наткнулся на первое тело. Мужчине средних лет размозжили голову, и ступени вокруг тела оказались залиты стекавшей вниз кровью.
Закурив, я какое-то время разглядывал покойника, потом перескочил через него и спустился на платформу, где изломанными марионетками замерли еще три мертвеца. Одному без затей свернули шею, другого отшвырнули с дороги с такой силой, что удар о стену расколол череп, будто гнилой орех. Третий…
Третий выглядел так, словно его пропустили через мясорубку. При этом он каким-то чудом умудрился доползти до телефонной кабинки… доползти — и дотащить за собой ленты кишок. То еще зрелище.
Немудрено, что проняло не только охранявших место преступления патрульных и бойцов штурмового дивизиона, но и многое повидавших помощников коронера.
Я несколько раз глубоко затянулся, выкинул окурок и направился к вагону подземки с занавешенными брезентом дверьми.
— Комиссар! — окликнул меня знакомый криминалист. — Не советую.
— В смысле? — удивился я.
Парень распахнул пузатый саквояж и достал оттуда пару высоченных прорезиненных сапог. Выставил их на перрон и предупредил:
— И плащ лучше оставьте.
— Все так плохо? — нахмурился я.
— Хуже не придумаешь, — подтвердил криминалист, принимая мой плащ. — Настоящее месиво.
— Весь состав?
— Нет, только один вагон. И несколько человек на платформе под удар попали.
— Внешние повреждения? — спросил я, глядя на глухие, без единого окна вагоны с облезлыми бортами, которые пестрели многочисленными царапинами, сколами и вмятинами.
— Внешних нет. Выломана только одна дверь, но и она выломана изнутри.
— Это произошло в Вечности? — уточнил я.
— Нет, уже здесь. Видите, как заклепки разлетелись?
— Получается, двери заблокировало, когда сущность была уже внутри? — задумчиво пробормотал я под нос, разглядывая прочерченные мелом кружочки на гранитном полу, и спросил скорее себя самого, нежели собеседника: — Тогда как она попала внутрь?
Криминалист только плечами пожал.
— Не знаю, — признался он. — Но на первый взгляд алхимическая защита в полном порядке.
— Остальные пассажиры до сих пор находятся в вагонах? — спросил я напоследок.
— Да. Им объявили о технической неисправности. Свидетелей увезли в ближайший участок.
Я кивнул и подошел к двери вагона, ощетинившейся острыми пластинами прорванного изнутри железа. Ни металл, ни алхимические формулы не сумели удержать тварь внутри, и немудрено — ведь предназначались они для отражения вторжения извне.
— Приступаем? — поспешил ко мне помощник коронера.
— Одну минуту.
Занавесь не позволяла заглянуть внутрь, но мне и не требовалось делать этого, чтобы знать, какое именно зрелище ждет в разгромленном вагоне. Кровь. Одуряющим запахом крови тянуло оттуда просто-таки с убийственной силой.
Отдергивать брезент не хотелось.
Ну я и не стал. Вместо этого дошел до конца вагона, перескочил на лесенку и забрался на исцарапанную крышу. Прошелся по ней, чувствуя, как слегка пружинят под ногами листы железа, не заметил ничего подозрительного и вернулся на перрон.
Неправильно.
«Неправильно» — вот единственное слово, которое пришло на ум.
Однажды мне довелось видеть вагон, выпущенный в рейс с поврежденной алхимической защитой, так вот — от него не осталось почти ничего. Какие-то жалкие ошметки металла и человеческой плоти, спаянные в неразделимое целое.
Здесь все не так. И это неправильно. Ведь если нарушена защита, если сумела просочиться внутрь сущность, то в эту лазейку вслед за ней хлынуло бы безвременье и тогда вагон неминуемо разметало бы на куски.
Что же стряслось?
Сущность призвали или подземкой воспользовался тот, кому делать этого не стоило? Некто, ощутивший себя запертым в стальном вагоне на веки вечные? Пойманный в ловушку собственным сознанием?
Но как тогда он умудрился выбить дверь?
Я полез за новой сигаретой, но понял, что просто тяну время, и прямо поверх туфель надел безразмерные сапоги. Потом махнул рукой бойцам штурмового дивизиона, и те с оружием на изготовку окружили вагон полукольцом.
Тогда я попросил помощника коронера:
— Дайте мне минутку, — и откинул брезент.
Откинул — и немедленно отшатнулся назад. Внутренности затянуло узлом, к горлу подкатил едкий комок тошноты, враз перехватило дыхание.
Впрочем, ситуацию успел оценить и так.
Никаких следов проникновения извне. Никаких следов Вечности. Одни только кровавые ошметки, обрывки одежды и куски тел. Но это, к счастью, уже не по моей части…
Я отступил от вагона, вновь закурил и предупредил помощника коронера:
— Выносите фрагмент, выкладываете на брезент. Я проверяю, приносите следующий.
Эксперт спорить не стал, только протянул резиновые перчатки.
— Вам понадобится, — сообщил он и спокойно скрылся внутри.
Его напарник передал мне длинный прорезиненный фартук и отправился следом, а я выкинул окурок и закрыл глаза, готовясь к неприятной работе.
Пусть сущностям и не затаиться в изуродованных телах, но Вечность коварна. Она может напитать собой мертвую плоть, вдохнуть в нее противоестественный эрзац жизни, превратить в вечно голодное создание, одержимое идеей исправить чужой кровью собственную ущербность.
Поэтому вариантов только два: либо проверять останки на предмет заражения безвременьем, либо запустить в вагон бойца с огнеметом. Очищение огнем? Хорошо бы, но не в нашем случае…
Ян Навин явился, когда мы обработали не больше половины вагона.
— Вы еще не закончили? — удивился он.
— Как видишь.
— Виктор, ты понимаешь, что в остальных вагонах до сих пор находятся люди? — возмутился дивизионный комиссар, чей пижонский приталенный костюм на залитой кровью платформе смотрелся еще более неуместным, нежели обычно. — Ты подумай только, что наверху творится! Целая ветка подземки встала!
— Предлагаешь отправить тела прямиком в крематорий? Без проверки их ни один морг не примет!
— Хорошо, — сдался Навин, — попробую выторговать еще полчаса. Один черт, в таком виде вагон через Вечность гнать нельзя. — Он мрачно глянул на меня и спросил: — Есть предположения, что здесь стряслось?
Я поднял с перрона бумажный пакет для улик и спросил:
— Ты ведь в курсе, что некоторым людям не стоит спускаться в подземку?
— Людям с нестабильным внутренним временем?
— Вроде нас с тобой, да, — подтвердил я. — Только не прошедшим обучение.
Навин глянул на выломанную изнутри дверь и покачал головой:
— Простой человек не смог бы устроить подобный разгром. К тому же сам посуди, ну кто в здравом рассудке сунется в вагон подземки, зная, чем это закончится?
— Возможно, тот, у кого просто не было выбора? — усмехнулся я и покачал пакетом для улик перед лицом дивизионного комиссара.
— Что там? — потянулся Ян за пакетом, но я отдернул руку.
— Уверен, что хочешь это увидеть?
— Дай сюда! — Навин вырвал пакет, заглянул внутрь и поднял на меня озадаченный взгляд. — Вот дерьмо! — выдохнул он.
— Это еще мягко сказано, — поморщился я, стянул окровавленную перчатку и похлопал начальника по плечу. — Готовься. Газетчики нас с потрохами сожрут, когда пронюхают.
— Если пронюхают.
— В этом городе не умеют хранить секреты.
— Держи рот на замке, — предупредил Ян.
— Так точно, мой комиссар! — ухмыльнулся я.
Нервы, это все нервы.
В пакете лежали наручники. Обычные на вид наручники, за небольшим исключением: один из браслетов был разорван, на втором засохли ошметки кожи и куски плоти.
Если кто-то из детективов спустился с задержанным в подземку и того прямо вагоне скрутил приступ, на полицию не просто выльют ушат помоев. Полетят головы. И не рядовых исполнителей; на этот раз отдуваться придется начальству.
— Не паясничай! — потребовал Навин. — Надо выяснить, кто из наших ехал в этом вагоне. Установим личность полицейского — выйдем на беглеца.
— Не все так просто, — покачал я головой, — большинство тел изуродовано до полной неузнаваемости.
— Сделай что-нибудь! — потребовал Ян и встряхнул пакет. — А я попробую отследить наручники по серийному номеру.
— С людьми в вагонах что делать будем? — напомнил я.
— Заканчивайте с телами, и отгоним состав в депо, — решил Навин и зашагал к лестнице.
— Так мы продолжаем? — уточнил помощник коронера.
— Одну минуту, — попросил я и отошел к кабинке телефонного аппарата. Набрал рабочий номер, а когда Алан Портер поднял трубку, обрисовал ему ситуацию и попросил посмотреть материалы по вчерашнему убийству. Потом с тяжким вздохом отправился сортировать фрагменты тел.
Черт бы побрал эту работу…
Очистили вагон в итоге только через час. К этому времени у меня от выкуренных сигарет во рту стояла мерзкая горечь табака, руки дрожали и хотелось напиться вдрызг. Просто запереться у себя с ящиком дешевого виски и не появляться на людях как минимум пару дней.
Что выводило из себя больше всего — никакого толка от моего участия в осмотре тел не было. Впустую потраченное время и нервы. Без подобного опыта вполне мог бы и обойтись.
— Позвоните, когда будет готово заключение по вагону, — сунул я визитку криминалисту и вновь отошел к телефонной будке.
Набрал рабочий номер Яна Навина, но дивизионного комиссара не оказалось на месте. Тогда поднялся на улицу, выскользнул за полицейское оцепление, у которого по-прежнему толпились газетчики и жители окрестных домов, и зашагал прочь от карет скорой помощи и полицейских автомобилей.
Вскоре заметил на противоположной стороне вывеску бара, перебежал через проезжую часть, толчком распахнул дверь и шагнул внутрь.
— Два двойных виски. Чистого, — предупредил бармена, проходя в уборную.
Открыл кран, умылся, постоял немного, наблюдая в зеркало за медленно стекавшими по лицу каплями. Потом вытерся, пригладил волосы расческой и вернулся в бар.
Когда я уселся на высокий стул, то первым делом наставил палец на господина в темно-сером плаще и матерчатой кепке и предупредил:
— Ни слова! — потом влил в себя стаканчик виски и взял второй.
— Этот разве не для меня? — удивился Кай Дворкин, криминальный репортер «Осеннего вестника» и мой хороший знакомый.
— Нет, — отрезал я и выпил.
Слегка отпустило. Слегка.
— Бутылку этого пойла, будьте добры, — попросил тогда Кай бармена и выложил перед собой мятую двадцатку. Забрал бутылку и спросил: — Присоединишься?
Я только рукой махнул.
Мы перебрались за угловой стол; Дворкин разлил виски по стаканам и участливо поинтересовался:
— Совсем плохо?
— А сам как думаешь? — буркнул я и закурил. Затянулся, выдохнул к потолку струю дыма, снова хлебнул виски.
— Никак не думаю, — ответил Кай и достал мятую пачку папирос: — Чтоб ты знал, я привык оперировать фактами, а не догадками.
— Брось! — фыркнул я и стряхнул пепел, попутно убедившись, что до карандашной черты на белой бумаге остается еще как минимум пара затяжек. — Не намерен сейчас говорить об этом.
— Ты разбиваешь мне сердце! — оскорбился газетчик, потер крупный нос и выпил. — Весь город гудит! Люди боятся спускаться в подземку!
— Боятся? Не иначе из-за врак таких вот, как ты, бумагомарак, — фыркнул я, последний раз затянулся и вдавил недокуренную сигарету в дно пепельницы.
— Так позволь донести до людей правду.
— Правда — это не по моей части.
— Виктор! — потерял терпение газетчик. — Только вчера я по твоей просьбе перерыл весь архив газеты и даже не спросил, зачем понадобилась информация о Шарлотте Ли…
— Можно подумать, новость о ее убийстве прошла мимо тебя…
— Но почему расследованием банального убийства занимается специальный дивизион? При каких обстоятельствах была застрелена племянница члена городского совета, раз это дело отдали тебе? Виктор, чтоб ты знал — я очень хорошо умею делать выводы. У меня логическое мышление.
— Забудь про Шарлотту, — попросил я и допил остававшееся в стакане виски. — Когда появится что-то конкретное, узнаешь об этом первым.
Дворкин выдохнул струю папиросного дыма и уставился на меня через зависшую меж нами пелену.
— Что стряслось в подземке? Сущность прорвалась в вагон? Не выдержала защита? Сколько жертв?
— Хватит, Кай, — поморщился я и разлил по стаканам остатки пойла.
Несмотря на выпитое, голова оставалась ясной-ясной, мысли не путались, и делиться служебной информацией с приятелем не было ни малейшего желания.
— Мне нужно хоть что-то! — заявил тогда газетчик, пододвигая к себе стакан. Дворкин подался вперед, тяжело навалился на стол и прошептал: — Виктор, от тебя ведь не убудет…
Я задумчиво посмотрел на него и столь же тихо ответил:
— Это был не прорыв.
— Бомба?
— Нет, не бомба.
— Тогда что?
— Не знаю.
— Не знаешь? Ты?!
— Полагаю, всему виной трагическое стечение обстоятельств, — заявил я и допил виски. Внутрь будто жидкий огонь провалился.
— Виктор! — перехватил меня за руку газетчик. — Ты ведь не морочишь мне голову?
— Даже в мыслях не было, — ответил я и в свою очередь спросил: — Не в курсе, стачка профсоюза транспортников еще продолжается?
— Профсоюзные деятели имеют к этому какое-то отношение? — насторожился Кай.
— Думаешь, я кинул бы тебе такую кость, будь это так?
— Не кинул бы, — вздохнул Дворкин и сообщил: — Да, стачка так и продолжается, а что?
— Это личное, — отмахнулся я, поднялся из-за стола и надел шляпу. — Позвоню.
— Очень на это рассчитываю.
— Не сомневайся даже, — усмехнулся я, вышел на улицу и снова закурил.
Постоял на крыльце, потом застегнул плащ и зашагал по тротуару, рассеянно поглядывая по сторонам. Давно рассвело, но небо затянуло полупрозрачной пеленой, на которой бледным кругом выделялось солнце. Похолодало, улицу понемногу затягивал туман.
Я никуда не торопился. Просто шел по городу, чувствуя, как постепенно отпускают тревоги и заботы. Свежий воздух и полбутылки дешевого виски сотворили маленькое чудо, и перед глазами перестали маячить оторванные конечности и расчлененные тела.
Несчастный случай, это всего лишь несчастный случай. Никакого злого умысла.
Но легче ли от этого близким погибших?
Я уже прошел мимо газетного киоска, когда решил купить пачку сигарет, и резко остановился, охлопывая себя по карманам. Отыскал бумажник, обернулся и краем глаза заметил резкое движение, словно кто-то поспешно свернул в переулок.
Сразу вспомнилось вчерашнее ощущение слежки, но суетиться я не стал, спокойно купил пачку сигарет и принялся перекладывать их в портсигар, ожидая возвращения топтуна. Никого в итоге так и не дождался.
Показалось? Вовсе не уверен.
Тогда я зашагал дальше и вскоре очутился на небольшой площади, запруженной молчаливыми людьми. Тронутые стояли плечом к плечу, не разговаривали, почти не шевелились и выглядели столь жутко, что у меня на затылке зашевелились волосы.
Стачка, организованная профсоюзом грузчиков, отличалась тем, что принимали участие в ней исключительно тронутые, и, надо сказать, их молчание действовало на нервы ничуть не хуже криков разгневанных работяг, но обходилось их отсутствие на рабочем месте куда как дешевле.
Подойдя к приглядывавшему за порядком патрульному, я продемонстрировал служебный жетон и осведомился о ближайшем питейном заведении. Полицейский удивленно наморщил лоб, резонно заподозрив некий подвох, но все же указал на переулок за зданием управления транспорта и подсказал:
— Как обойдете, вывеску и увидите.
— Благодарю, — улыбнулся я в ответ и отправился в указанном направлении.
Зашел в довольно-таки уютное заведение и сразу заметил у стойки бара человечка, тщедушного и потерянного.
— Здравствуй, Карл, — поздоровался я со старым знакомым, присаживаясь рядом.
Карл Верст нацепил на переносицу лежавшие перед ним очки в золоченой оправе, недобро глянул на меня и отвернулся к початой бутылке виски.
Ну да, отношения у нас с ним были натянутые. Не так давно Карлу пришлось оказать нам с Бригом одну небольшую услугу, и она вышла ему боком.
— Виски, будьте добры, — попросил я одутловатого бармена и уставился на ровный ряд бутылок, точнее — на зеркало за ними. И когда там мелькнуло отражение прошедшего за окном человека, не удержался от удивленного возгласа: — Портер!
— Да, у нас есть портер, — не понял меня бармен. — Имперский портер «Полковник Милан». Отличная штука, как раз для такой погоды.
— Нет, давайте все же виски, — отказался я, не став объяснять причину возникшей путаницы.
Одутловатый дядька выставил передо мной стакан, плеснул виски, без спроса сыпанул колотого льда и отошел. Я поболтал бледно-желтую жидкость, потом развернулся к Версту и попросил:
— Поговори со мной, Карл.
— Нам не о чем разговаривать! — резко бросил тот в ответ и налил себе виски. Горлышко бутылки так и выбивало дробь о край стакана.
— В самом деле так считаешь?
— По твоей милости я лишился работы! — Карл моментально позабыл о нежелании разговаривать и зло прошипел: — Теперь я в черном списке! Присматриваю за тронутыми, вот до чего докатился!
— Во-первых, не просто присматриваешь, а работаешь на профсоюз грузчиков.
— Невелика разница!
— Во-вторых, в ответ за услугу тебе оплатили карточный долг. Услугу ты оказал не мне, в карты тоже не мне проигрался. Наоборот, я только и делал, что решал твои проблемы.
— Лучше б ничего не делал!
— Значит, когда в следующий раз ты прибежишь с просьбой о помощи…
Карл сообразил, что перегнул палку, и махнул рукой:
— Забудь.
— Забыть что?
— Виктор! — впервые за время разговора повернулся ко мне Верст. — Чего тебе надо?
— Все же решил со мной поговорить?
— Ты и мертвого под свою дудку плясать заставишь! — не слишком-то дружелюбно ответил Карл, дыхнув застарелым перегаром.
— Работа интересует? — сбил я его с толку неожиданным вопросом.
— Работа? — опешил Карл. — Какая работа? — но сразу поправился: — Нет, сначала скажи, какая услуга понадобится взамен!
Я усмехнулся и вновь поболтал плававшие в стакане кусочки льда.
— Услуга? — переспросил после недолгой паузы. — Ты просто сэкономишь мне немного времени.
— Как так?
— Поговорим здесь и сейчас, и не придется вызывать тебя повесткой в управление.
Верст с подозрением глянул на меня, приложился к стакану и уточнил:
— То есть я поговорю с тобой и ты за это подгонишь мне денежную работенку?
— Не за это, — поправил я собеседника. — Просто я должен быть уверен в тебе, а если ты затаил злобу и не желаешь разговаривать, как я смогу тебе доверять?
— Что за работа?
— Согласование перепланировки промышленного здания, получение разрешительной документации и все в таком роде. Тебе это интересно? Будешь вторым человеком в проекте.
— Действительно собираешься помочь? — усомнился в искренности моих намерений Карл Верст. — С какой стати?
— Меня попросили подыскать толкового человека, вот и подумал о тебе. Решил не тащить в управление, а поговорить для начала тет-а-тет.
Карл осушил стакан, вытер губы и спросил:
— О чем ты хотел поговорить?
— Шарлотта Ли, знал ее?
По лицу Верста скользнула непонятная улыбка, он отвернулся и многозначительно протянул:
— Ах вот оно что! — потом подтвердил: — Да, знал. Она была добровольным помощником в избирательном штабе Ланфорда, но тебе ведь это уже известно?
— Что ты можешь о ней рассказать?
— Виктор, ты ведь не думаешь, что ее убийство связано…
— Карл, я не думаю, я задаю вопросы.
— Ну ладно… — Верст поднял глаза к потолку, потом передернул плечами: — Мне она не нравилась, — сообщил он. — Черт, ничего личного! Просто я там никого терпеть не мог! Смотрели на меня как на пустое место, разве что деньги неплохие платили.
— Разговор не о тебе, разговор о Шарлотте. Были у нее друзья?
— Нет, — ответил Карл после недолгих раздумий, — ни с кем близко не сходилась. Наемные работники были людьми не ее круга, а идейные всегда помнили о том, что советник Ли — их враг.
— Зачем тогда она пришла в штаб? Хотела насолить родне?
— Нет, девчонка как раз была идейной. Сколько помню, разговоры вела только о социальном неравенстве и коррупции.
— С кем она общалась больше всего?
— С кем общалась? — Верст задумчиво уставился в стакан, приложился к нему и качнул головой: — С самим Ланфордом если только. И с Саймоном Морицем, он был ее непосредственным начальником.
— Заигрывать с ней никто не пытался?
— С несовершеннолетней племянницей советника Ли? — фыркнул Карл. — В оплоте нравственности и морали? Как ты себе это представляешь?
— Ну мало ли, — пожал я плечами. — Значит, нет?
— Нет.
— Расскажи мне о Морице, — попросил я тогда, обдумывая услышанное.
— Тот еще изворотливый сукин сын, — сообщил Верст и отлип от стойки. — Сейчас вернусь…
— Сядь, — потребовал я.
Карл опустился на стул и с недовольным видом пробурчал:
— Какая муха тебя укусила, Виктор?
Я сунул руку во внутренний карман его пиджака и выудил оттуда бумажный сверточек. Высыпал на пол белый порошок и предупредил:
— Хочешь получить работу — завязывай с этим дерьмом.
— Да я… Просто… Ох, черт… — Верст обреченно махнул рукой и налил себе виски. Жадно выпил и покачал головой: — Зря ты так, Виктор…
— Тебе нужна работа?
— Да, но…
— Тогда перестань ныть и отвечай на вопросы.
— Спрашивай!
— Мориц тебе не нравится? Почему?
— Смеешься? — захлопал глазами Карл. — Да он мне голову пообещал оторвать, когда понял, какую свинью я им по твоей милости подложил!
— Перестань жалеть себя! — потребовал я, потеряв терпение. — Перед встречей с тобой я наблюдал, как собирают по кускам два десятка человек, просто оказавшихся не в том месте и не в то время. Вот им действительно не повезло. Подумай об этом.
Карл провел по лицу ладонью и поморщился:
— Саймон был главой избирательного штаба и всем у нас заправлял. Когда у Ланфорда не хватало времени, он даже расписывался за него. Ты знал, что они женаты на сестрах?
— Нет, не знал.
— Родственники, да…
— Почему Мориц выдвинул свою кандидатуру на пост городского прокурора?
Карл хрипло рассмеялся и вновь налил себе виски.
— Выборы прошли на редкость грязно, Ланфорд собирался добиваться пересмотра их результатов, но Мориц убедил его заключить сделку. Люди сыты по горло коррупционными скандалами, поэтому в мэрии решили не выносить на всеобщее обозрение грязное белье. Бросили им подачку…
— У Ланфорда и Морица есть любовницы?
— Мне об этом ничего не известно.
— Какие женщины им нравятся?
— Виктор, ты тянешь пустышку, — покачал Карл головой, но сразу встрепенулся и посмотрел мне в глаза: — Или собираешься нарыть компромат на будущего городского прокурора? Что ж, умно…
Я лишь повторил вопрос:
— Какие женщины им нравятся, Карл?
Тот повернулся вполоборота и указал куда-то мне за спину:
— А вон, сам посмотри.
Я обернулся к висевшей на стене афише с принявшей соблазнительную позу белокурой красоткой — Лили Руан в фильме «Поцелуй ангела» — и протянул, не скрывая удивления:
— Даже так?
— Все любят Лили, — философски заметил Карл, икнул и покачал в руке стакан. — На премьерном показе фильма устраивали благотворительный аукцион, Ланфорд с Гардиным довели цену обычной киноафиши до трех тысяч! Три штуки за плакат с отпечатком губ Лили! Представляешь?
— Нет, не представляю. — Я поднялся со стула, вытащил из бумажника визитку Алекса Брига, кинул ее собеседнику. — Позвони ему насчет работы.
И, оставив на стойке нетронутый бокал, вышел на улицу.
Разговор с Карлом ситуацию особо не прояснил. Я бы мог счесть его и вовсе бесполезным, если б не один немаловажный факт: Лили Руан была платиновой блондинкой, а Шарлотта Ли не далее месяца назад перекрасила волосы в белый цвет.
Простое совпадение? Вовсе не уверен.
И я вскинул руку, подзывая проезжавшее мимо такси.
Когда вернулся в управление, Алан Портер сидел за столом и шуршал бумагами.
— Где пропадал? — поинтересовался он, оторвавшись от документов.
— Даже не спрашивай, — отмахнулся я от детектива, убрал плащ на вешалку и развернул к себе телефонный аппарат. Набрал внутренний номер Яна Навина, а когда тот поднял трубку, предупредил: — Сейчас зайду.
— Ты надолго? — уточнил Алан.
— Нет, — коротко ответил я и вышел за дверь.
С Портером решил по возможности не общаться. Совместная работа зиждется на доверии, а доверять напарнику в сложившейся ситуации было бы слишком опрометчиво. Требовать объяснений — тоже.
Уверен, так или иначе все прояснится в самом скором времени.
Ян Навин моему появлению не обрадовался. Он оторвался от лежавшей перед ним записной книжки и с кислым видом поинтересовался:
— Что у тебя?
— У меня? — удивился я и напомнил: — Серийный номер наручников. Что с ним?
— Ничего, — ответил Навин и откинулся на спинку кресла.
— В смысле?
— Наручники с таким номером в полицейском управлении не числятся.
Я уселся на стул для посетителей и досадливо поморщился.
— Слушай, Ян, честь мундира, конечно, превыше всего, но где-то в городе бродит тип, порвавший в клочья два десятка человек! Возможно, он уже пришел в себя, а если нет? Если случится рецидив?
Навин покрутил в пальцах автоматическую ручку и повторил:
— Виктор, я серьезно. Нет таких наручников. И не было никогда.
— Номер есть, а наручников нет? — понимающе улыбнулся я. — Уже успели реестр подрихтовать?
— Да никто ничего не рихтовал! — взорвался тут Ян. — Ты меня не слышишь, что ли?! Нет таких наручников, и в вагоне никого из наших не было! Нет среди убитых полицейских, по отпечаткам проверили! — Он перевел дух и уже совершенно спокойно добавил: — И мы не будем рассматривать версию, что убийство совершено нашим сотрудником.
— Не будем рассматривать, пока не припрут к стенке?
— Направили запрос на фабрику, — пожал плечами Навин. — Узнаем, кому предназначались наручники, от этого и будем плясать.
— Ясно, — кивнул я. — Еще один вопрос.
— Слушаю тебя.
— Убийство Шарлотты Ли… — неуверенно произнес я. — На последних выборах она работала в избирательном штабе Ланфорда.
— И? — заинтересовался Ян.
— Есть некая вероятность того, что она познакомилась со своим убийцей именно там.
— Продолжай.
— Хочу поговорить с Саймоном Морицем.
— С ним, да? — улыбнулся Навин. — С фаворитом на выборах прокурора? Серьезно?
— Нет, шучу! — огрызнулся я. — У нас на руках — труп племянницы члена городского совета, просто обхохочешься!
— Расследование расследованием, — поморщился Ян, — но в избирательном штабе не один Мориц работал. Почему бы тебе не поговорить с кем-нибудь другим?
— Уже поговорил, — ответил я. — Убитая общалась только с Ланфордом и Морицем. Хочешь, чтобы я вызвал на допрос члена городского совета?
— Ситуация… — пробормотал Навин и в задумчивости поправил перчатку на правой руке. — Ты понимаешь, что капитан никогда не позволит тебе допросить никого из них?
— Не допросить, просто поговорить. Неофициально.
— Капитан не захочет портить отношения с будущим прокурором…
— И что ты предлагаешь? Не расследовать убийство?
— Не ходить с этим к капитану.
— Вот как? — прищурился я. — Полагаю, я и к тебе с этим разговором не приходил?
Ян пожал плечами.
— Приходил, почему нет? Хочешь переговорить с Морицем — вперед. Только не дай ему повода нажаловаться на тебя Моржу. Будь мягче. Sine ira et studio, — попросил он и, не дожидаясь просьбы, перевел незнакомое крылатое выражение: — Без гнева и пристрастия. Хорошо?
— Хорошо.
Я поднялся со стула и направился на выход, а когда распахнул дверь, Навин окликнул меня:
— Виктор, держи меня в курсе дела.
— Договорились, — пообещал я и вышел в коридор, немало озадаченный покладистостью Яна. Вот уж не думал, что все пройдет так гладко.
Вернувшись в кабинет, я снял с вешалки не успевший толком просохнуть плащ и спросил Алана Портера:
— Университет и театральную студию проверил?
— В университете ничего выяснить не удалось, а в театральной студии Шарлотта не появлялась с начала учебного года, — отчитался детектив. — В любом случае, ни там, ни там с преподавателями она близких отношений не поддерживала.
— Ясно, — кивнул я. — По вчерашнему трупу что-нибудь новое появилось?
— Ничего не было, — сообщил Портер и в свою очередь поинтересовался: — А что с избирательным штабом? Занимался им?
— Занимался, — подтвердил я. — Мой источник ничего интересного сообщить не смог, сейчас еду на встречу с Саймоном Морицем.
— Я с тобой, — оживился Алан и решительно поднялся из-за стола.
— В зеркало на себя посмотри, — хмыкнул я. — Когда последний раз брился?
Портер уставился на меня в немом изумлении, затем провел ладонью по заросшему длинной щетиной подбородку и возмутился:
— Ты не возьмешь меня из-за этой ерунды?
— Не хочу, чтобы будущий прокурор нажаловался капитану.
— Но…
— Алан, — мягко произнес я, — не знаю, как в криминальной полиции, но специальный дивизион всегда на виду.
Портер шумно выдохнул и с хмурым видом уселся за стол.
— Как скажешь, — пробурчал он.
Я взял шляпу и без малейших угрызений совести оставил напарника заниматься бумажной работой. Лишние свидетели мне были ни к чему.
Брать обещанную инспектором Раевски машину не стал; вместо этого поймал такси и всю поездку с интересом посматривал в заднее окно, но никаких признаков слежки не заметил. Попросил водителя остановиться в квартале от штаб-квартиры Саймона Морица, рассчитался и зашагал по тротуару.
Тусклое низкое солнце нахально светило прямо в глаза, длинные тени гротескными черными фигурами ползли по асфальту, и встречные прохожие казались безликими силуэтами, вырезанными из плотной бумаги и раскрашенными в приглушенные серые тона.
Пониже опустив шляпу на лицо, я в последний раз оглянулся и взбежал на крыльцо высотки, в которой до недавнего времени располагался избирательный штаб советника Ланфорда. В отличие от родственника, Саймон Мориц целый этаж снимать не стал и ограничился двумя выходящими в общую приемную кабинетами.
— Вам назначено? — дежурно улыбнулась при моем появлении миловидная секретарша.
— Нет, — ответил я, снял шляпу и представился: — Специальный комиссар Виктор Грай.
— Господин Мориц не принимает без предварительной договоренности, — объявила девушка. — Я могу записать вас на встречу к его помощнику…
— Вы можете поднять трубку, — предложил я, — позвонить господину Морицу и сообщить, что его желает видеть специальный комиссар полиции по причине столь конфиденциальной, что его помощнику лучше об этом не знать.
Секретарша какое-то время хлопала длинными ресницами, потом поднялась из-за стола и, цокая шпильками, скрылась в одном из кабинетов. Меня так и подмывало пройти следом, но я сдержался и вскоре был за свое терпение вознагражден. Когда через пару минут девушка вернулась в приемную, она указала на оставленную открытой дверь:
— Проходите.
Я переступил через порог, и навстречу мне поднялся представительный господин с фигурой изрядно раздобревшего баскетболиста. Высокий, мощный, с закатанными по локоть рукавами дорогой сорочки. Честные глаза профессионального политика, ямочка на подбородке, до синевы выбритые щеки. Свой в доску парень, и никак иначе.
Впечатление портила лишь оставшаяся дымиться в пепельнице сигара, шикарная и бесстыдно дорогая.
Саймон Мориц протянул мне мясистую ладонь шириной с разделочную доску и спросил:
— Чем обязан визиту?..
— Специальный комиссар Виктор Грай, — ответил я на рукопожатие и оглянулся на дверь, но секретарша уже оставила нас, поэтому решил сразу перейти к делу: — Меня привела сюда не ваша нынешняя кампания, а убийство одного из сотрудников избирательного штаба на выборах мэра…
Мориц сразу догадался, о чем пойдет разговор, и произнес:
— Понимаю. Шарлотта Ли. — Он вернулся за стол и предложил: — Кофе? Бренди?
Сигару предлагать не стал.
— Нет, благодарю, — отказался я, продолжая стоять посреди кабинета.
— Присаживайтесь, — разрешил тогда Мориц.
Я опустился на стул и уточнил:
— Полагаю, вы помните Шарлотту?
— Разумеется! — подтвердил собеседник. — Я ведь руководил штабом! Постоянно общался с ней. Полагаете, убийство Шарлотты как-то связано с прошедшими выборами?
— Нет, не думаю, — качнул я головой.
— Тогда, — Мориц уставился на меня с неприкрытым недоумением, — не вполне понимаю, чем могу помочь…
— Какая причина побудила Шарлотту устроиться к вам на работу? Учитывая ее родство… Скорее следовало ожидать от нее поддержки действующему мэру.
Хозяин кабинета не удержался от презрительной гримасы и взмахнул рукой.
— Мэру! — протянул он. — Шарлотта была умным и неравнодушным человеком. Коррупция, лицемерие, круговая порука — она видела все это изнутри и не желала иметь с этим ничего общего. Она хотела сделать лучше жизнь простых горожан, она желала перемен, а действующий мэр не мог и не может предложить ничего, кроме застоя.
Выслушав тираду собеседника, я кивнул, затем достал блокнот и карандаш.
— У нее имелись друзья среди сотрудников штаба? — спросил я Саймона Морица. — Быть может, она общалась с кем-то больше других…
— Нет, не могу сказать, — покачал тот головой, откинулся на спинку массивного кресла так, что та жалобно скрипнула, и вздохнул: — Комиссар, не мне вам указывать, как вести расследование, но вы ищете не там.
Я пропустил эти слова мимо ушей и задал новый вопрос:
— Возможно, у Шарлотты были проблемы личного плана? Не видели ли ее с незнакомыми мужчинами?
— Комиссар! — повысил голос хозяин кабинета. — Вы меня не слышите?
— Слышу, — подтвердил я и оторвался от блокнота, — но я обязан задать вам эти вопросы. Это моя работа.
Саймон покрутил шеей, обдумывая это заявление, и заявил:
— Я не следил и не слежу за персоналом.
— Что вы можете рассказать о Шарлотте? Будет полезна любая информация.
— Шарлотта была увлекающейся девушкой, очень светлой и доброй. Не знаю, как это может помочь вам в расследовании.
Я последний раз кивнул, закрыл блокнот и убрал его во внутренний карман пиджака.
— А если не для протокола?
— Что, простите? — уставился на меня Саймон Мориц. — Я не понимаю…
— Насколько мне известно, вы общались с убитой больше других, — многозначительно произнес я, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.
А тот вмиг вспыхнул, будто в лицо кипятком плеснули.
— Вы на что намекаете?! — дрожащим от ярости голосом выдавил из себя хозяин кабинета. — Я немедленно звоню вашему руководству!
— Никаких намеков, господин Мориц. Я просто располагаю такой информацией — и все. Ни больше ни меньше.
— Какой еще информацией?! Объяснитесь!
Я достал конверт, вытащил из него анонимное послание и положил перед хозяином кабинета.
— Только не прикасайтесь, пожалуйста, — попросил, оставляя записку на столе.
Саймон Мориц нацепил на нос очки для чтения и наклонился, разбирая неровный почерк.
— Кто автор этой писульки?
— Понятия не имею, — признался я.
К собеседнику немедленно вернулось самообладание, он презрительно хмыкнул и скривился в недоброй улыбке.
— «Спросите о Шарлотте у Саймона Морица», — озвучил он послание и добавил: — Фиолетовые чернила, запах духов и никакой конкретики, — затем поднял взгляд и спросил: — И вы верите этой сплетнице?
— Я просто хочу выяснить, что именно вам известно о Шарлотте. Не больше, но и не меньше.
— Вы меня в чем-то подозреваете?
— Нет, — без колебаний ответил я. — И в мыслях не было.
— Но думаете, я что-то скрываю?
— Все мы что-то скрываем, — улыбнулся я. — Зачастую даже не в силу злого умысла, просто не придаем особого значения неким фактам в силу ограниченности собственного мышления или… памятуя о политической целесообразности.
— Комиссар, ваши намеки… — поморщился Саймон Мориц.
— Прекрасно вас понимаю! Сначала — выборы мэра, теперь — выборы городского прокурора. Вы постоянно в центре внимания! Убийство бывшей сотрудницы — вовсе не самый лучший информационный повод, спорить не буду. Пообещаю лишь, что все останется между нами. Даже это анонимное послание, — я убрал записку в конверт, — не будет зарегистрировано официальным образом.
— В самом деле?
— Ну разумеется! Здесь же не написано, что именно вы убили Шарлотту. Скорее аноним полагает, будто вы располагаете некоей информацией, способной помочь следствию…
— Ну не знаю, — покачал головой хозяин кабинета. — Иногда Шарлотта действительно спрашивала совета, у нее были не лучшие отношения с родителями, но все это не выходило за рамки обычных юношеских проблем. У меня две дочери ее возраста, уж поверьте, я знаю, о чем говорю.
— Не обсуждала с вами своих друзей?
— Никогда. В основном наше общение сводилось к редактированию избирательной программы, — уверил меня хозяин кабинета и похлопал своей лапищей по стопке документов. — А сейчас, если не возражаете, мне надо заняться работой.
Я поднялся со стула и припомнил напутствие Яна Навина.
Sine ira et studio. Без гнева и пристрастия.
Руководствуясь этим принципом, я должен был поблагодарить господина Морица за содействие, распрощаться с ним и покинуть кабинет, но что мне от этой самой беспристрастности? Если есть возможность надавить на собеседника, как можно ее упускать?
Поэтому вместо того, чтобы отправиться на выход, я подошел к окну и заложил руки за спину.
— Господин Мориц, — произнес я, глядя на забрызганное мелкими каплями косого дождя стекло, — насколько мне известно, вы заключили с мэрией некое соглашение касательно вашего выдвижения на должность городского прокурора. Судя по многочисленным плакатам, у вас нет полной уверенности, что оно будет соблюдаться. Спору нет, Аманда Грант вам не соперник, но пока еще не поздно появиться новому кандидату на это место…
— Что вы себе позволяете, комиссар?! — вновь побагровел хозяин кабинета.
Я глянул на него и не без сожаления отметил, что о хороших отношениях с прокуратурой теперь можно позабыть.
— Мне поручили расследовать это дело без оглядки на статус подозреваемых и свидетелей. А они, — ткнул я пальцем в потолок, — всегда получают то, чего хотят.
Саймон Мориц поднялся из кресла и указал на дверь:
— Попрошу вас удалиться. Немедленно!
— Вы ведь отдаете отчет, к каким последствиям это приведет? — подлил я масла в огонь, не сдвинувшись с места. — Они ведь только и ждут повода расторгнуть сделку. Вы и в самом деле хотите отправить все договоренности в мусорное ведро?
— Этот город прогнил сверху донизу, ему нужен человек, который наведет порядок, приструнит гангстеров и продажных чинуш!
— И такой человек даст остаться убийству восемнадцатилетней девушки безнаказанным?
— Выметайтесь отсюда немедленно!
— Как скажете, — пожал я плечами и зашагал к входной двери. — Мне действительно хотелось бы видеть вас в кресле городского прокурора, — произнес на ходу, — жаль, что теперь с этим возникнут проблемы…
Саймон Мориц шумно выдохнул, но промолчал. Впрочем, когда я взялся за дверную ручку, он попросил:
— Стойте, комиссар! — опустился в скрипнувшее кресло и расстегнул воротник сорочки. — Не думайте, будто запугали меня…
— И в мыслях не было.
— Просто хочу избежать ненужных сложностей…
На этот раз я просто кивнул.
— Но это должно остаться между нами. Обещаете?
— Обещаю.
— Обещание полицейского! — хрипло рассмеялся Саймон. — Обещания полицейского не стоят выеденного яйца! — Он взял потухшую сигару, поднес ее к носу, принюхался и вдруг глянул на меня остро и недобро, как не смотрел до того; будто маску сбросил. — Поступайте с этой информацией как посчитаете нужным, но, если сошлетесь на меня, я буду все отрицать. И уничтожу вас, комиссар. Поверьте, это в моих силах, не важно, стану я прокурором или нет. Вам это ясно?
— Что за информация?
— Однажды Шарлотта пришла с покрасневшими глазами, будто проплакала всю ночь, и наотрез отказалась рассказывать, что именно ее расстроило.
— Вам удалось выяснить, что стряслось?
— Нет, — ответил хозяин кабинета, — но в тот день она звонила в мэрию и просила соединить с приемной советника Гардина. Это все, что мне известно.
Я будто под дых получил.
Советник Гардин! Один из наиболее влиятельных членов городского совета!
Без гнева и пристрастия? О нет, только не в этот раз…
— Откуда вы узнали о звонке?
— Предвыборная кампания была грязной, — глядя в потолок, ответил Саймон Мориц, — я контролировал все звонки. Без этого было не обойтись.
— Кто еще об этом знает? Ваш человек на телефонной станции?
— «Мой человек», как вы изволили выразиться, лишь вел список вызовов. Он понятия не имеет, кто именно звонил в мэрию, поэтому не станет выступать свидетелем в суде. И не забывайте — этого разговора не было.
— До этого дня или после…
— Нет, — перебил меня собеседник, — больше звонков в приемную Гардина не было. А теперь позвольте мне наконец заняться своими делами. Мне еще этот город в чувство приводить!
Я распахнул дверь и, повысив голос, произнес:
— Благодарю вас, господин Мориц. Вы очень помогли.
И вышел в приемную.
Напоследок безмятежно кивнул секретарше и уже на лестнице беззвучно выругался.
Советник Гардин! Только этого не хватало!
Немудрено, что Саймон Мориц держался до последнего, не желая говорить о столь могущественной персоне. Мне бы и самому выкинуть этот разговор из головы, но не получится. А значит, без поддержки не обойтись…
На улице я направился прямиком к ближайшей телефонной будке, прикрыл за собой дверцу и набрал рабочий номер Алекса Брига.
— Это Виктор, — произнес я, когда секретарша перевела звонок на медиатора. — На линии больше никого нет?
— Только я, — отозвался Алекс. — А что?
— У нас проблема.
— Большая?
— Я бы стал беспокоить тебя по пустякам?
— Излагай.
— Шарлотта Ли работала волонтером в избирательном штабе Ланфорда. Я сейчас пообщался с Саймоном Морицем и слегка на него надавил…
— Слегка? — хмыкнул Бриг. — Слегка надавил, и это стало большой проблемой? Что ты с ним сделал? Надеюсь, не бил головой о стену?!
— С ним все в порядке, — вздохнул я. — Но возникла необходимость переговорить с господином, который подкинул нам работенку на последних выборах. Понимаешь, о ком речь?
Какое-то время было слышно лишь шуршание динамика, затем на другом конце провода послышался лязг бутылочного горлышка о край стакана и плеск виски.
Да, Алекс понял меня правильно.
— Уверен, что без этого не обойтись? — спросил он, собравшись с мыслями.
Я в двух словах пересказал суть разговора, и медиатор сразу воспрянул духом.
— Вовсе не факт, что Шарлотту довел до слез наш общий знакомый, — резонно отметил он. — Быть может, она обращалась к нему за помощью?
— Вот так и скажи мэру, когда будешь просить его поспособствовать моей встрече с нашим другом…
— Виктор! — не выдержал Алекс. — Ты уверен, что это необходимо? Я понимаю, у тебя есть к нему личные претензии.
— Sine ira et studio.
— Что?!
— Без гнева и пристрастия, — перевел я высказывание.
— И что это значит?
— Это значит, что мне придется допросить его, так или иначе. Либо я даю делу официальный ход, либо ты организуешь нам приватную встречу. Решать тебе.
— Придется согласовать это с мэром.
— Согласуй и перезвони. Через четверть часа буду на работе.
— Думаешь, это так быстро?
— Верю в тебя, Алекс.
Я опустил трубку на рычажки аппарата, вышел из телефонной будки и отправился на поиски такси.
Когда вернулся в управление, Алан Портер глянул на меня уже даже не с любопытством, а с неприкрытым раздражением.
— Ну? — хмыкнул он и потянулся, разминая затекшую спину. — Как съездил?
Я убрал плащ на вешалку, стряхнул со шляпы мелкие капли дождя и встал у зеркала. Глянул на свою осунувшуюся физиономию и невесело усмехнулся:
— Вряд ли будущий прокурор после нашего с ним общения воспылал любовью к полицейскому управлению.
— Пустышка?
Я кивнул.
— Пустышка. Одни лишь общие слова. Огромный потенциал, гипертрофированное чувство справедливости. Относился к ней как к дочери. По его словам.
— И все?
— Угу, — подтвердил я и уселся за стол. — Но ты понимаешь, что информация о нашей встрече не должна выйти за пределы этого кабинета?
— Политика? — понимающе усмехнулся Алан.
— Именно. У тебя самого что?
— Аналогично, — поморщился Портер. — Замечательная девушка, которая хотела изменить мир. Знаешь, — уставился он вдруг на меня, — вовсе не удивлюсь, если никакого женатого ухажера у нее не было. Зачем столь целеустремленной особе такие отношения? Ну сам посуди — зачем?
— Сердцу не прикажешь, — покачал я головой. — Ты уже составил график ее последнего дня? Нет там ничего подозрительного?
— Ничего.
В этот момент раздался стук в дверь и к нам заглянул дежурный.
— Тут господином Левиным интересуются, — озадаченно произнес он.
— Левиным?
Перед глазами промелькнул залитый кровью пол купе и распростертое на полке тело с перехваченным опасной бритвой горлом.
— Ну да, — растерянно подтвердил дежурный. — Сам не стал говорить…
— Все правильно. — Я с тяжелым вздохом поднялся из-за стола, застегнул пиджак и вышел в коридор.
— Ой, — тихонько выдохнула при моем появлении Марианна Гриди, дочь главы имущественного департамента мэрии. — А я к Артуру…
— Идем… — Я ухватил девушку под локоть и повел по коридору. — Что у тебя стряслось? — спросил, когда дежурный уже не мог нас слышать.
— Отпустите! — потребовала Марианна, впрочем не повышая голоса. — Мне нужен Артур!
— Он здесь больше не работает.
— Тогда скажите, где его найти, — потребовала девушка, пытаясь высвободить руку.
Я не отпустил. Завел в комнату для отдыха и только тогда произнес:
— Артур мертв.
Марианна враз осунулась, шумно вздохнула и попросила:
— Отпустите. Мне надо идти.
— Рассказывай, — потребовал я.
В девичьих глазах заблестели слезинки, но она пересилила себя и надменно вздернула носик:
— О чем это вы?
— Марианна, ты видела Артура только один раз. Известие о его безвременной кончине вряд ли выбило бы тебя из колеи, не ожидай ты от него помощи.
— Ерунда!
— Вовсе нет, — покачал я головой, — особенно если учесть обстоятельства нашего знакомства. Выкладывай.
Марианна скрестила на груди руки и ответила отказом:
— Вы расскажете отцу. С тем же успехом я могу обратиться за помощью сразу к нему.
Я окинул внимательным взглядом давно уже сформировавшуюся девичью фигуру и уточнил:
— Надеюсь, ты не беременна?
— Как только у вас язык повернулся такое сказать?! — вспылила Марианна, заливаясь густой краской.
— Если ты не беременна, нет никаких причин сообщать о твоих неприятностях отцу, — заявил я, слегка покривив душой. — До определенного предела…
— Я не беременна!
— Тогда что?
Девушка уселась на ближайший стул и закусила губу.
— Меня шантажируют, — призналась она. — Вы можете…
— Виктор, — подсказал я. — Меня зовут Виктор.
— Виктор, вы можете помочь? — выдавила девушка. — Фотографии… если мама увидит эти фотографии, она этого не переживет. Они не совсем приличные, а у нее слабое сердце.
— Кто шантажист? Фотограф? Как его… Жорж?
— Жорж Кук, — подтвердила Марианна и расстегнула сумочку. — Он пообещал отдать негативы за две тысячи, но у меня столько нет. Я просила о рассрочке, но ему деньги нужны не позднее вечера. — Девушка вытащила из кошелька тоненькую пачку банкнот и стиснула их так, что побелели пальцы: — Шесть сотен — это все, что удалось собрать. Я подумала, что Жорж испугается полицейского и согласится на эту сумму. — Она резко вскинулась и протянула купюры. — Виктор, вы мне поможете?
— Убери деньги, — потребовал я.
— Но…
— Марианна, я помогу тебе, — пообещал я, усаживаясь напротив, — но сначала ты должна обо всем рассказать. Что на снимках?
— Мы просто дурачились, — пролепетала девушка, вновь покраснев. — Ничего особенного, но мама…
— Сколько всего фотографий?
— Не знаю. Даже не знаю…
Я обреченно вздохнул, с трудом удержался от ругательства и задал очередной вопрос:
— Раньше Жорж уже требовал деньги?
— Нет. Никогда! Не знаю, какая муха его укусила. Он всегда был таким милым…
— Когда и где вы должны встретиться?
— Виктор, вы ведь не скажете отцу? — с надеждой спросила Марианна. — Пообещайте!
— Обещаю, — уверил я девушку, раздраженный невозможностью дать делу официальный ход. Если негативы станут вещественными доказательствами, шумихи не избежать; рано или поздно об этой пикантной детали пронюхают газетчики и разразится скандал.
— Спасибо! — часто-часто заморгала Марианна, пытаясь справиться со слезами, и вновь сунула мне стопочку купюр. — Возьмите.
— Деньги не понадобятся, — отказался я. — Скажите лучше, где вы с ним встречаетесь.
— У него на квартире, сегодня в восемь вечера.
— На той самой квартире, откуда я тебя вытащил? Он не переехал?
— Нет, не переехал.
— Отлично. — Я протянул девушке визитную карточку и попросил: — Позвони мне завтра. И приведи себя в порядок, а то все решат, будто я довел тебя до слез.
Марианна кивнул, утерла платочком слезы и достала из сумочки пудреницу.
— Все будет хорошо, — пообещал я, выпуская девушку из комнаты для отдыха.
— Спасибо, Виктор, — прошептала Марианна, поправила шляпку и зацокала каблучками по коридору.
Я проводил ее фигуру задумчивым взглядом и вернулся в кабинет.
— Все в порядке? — уточнил Алан Портер.
— Более-менее, — вздохнул я, усаживаясь за стол.
— Кто такой этот Левин? — полюбопытствовал детектив.
— Стажер, — не стал отмалчиваться я и пояснил: — Зарезали пару месяцев назад. Знакомая приходила.
— Ну и дела! — присвистнул Алан и вдруг прищелкнул пальцами: — Да, тебе звонили! Я сказал, что ты подойдешь с минуты на минуту, сообщение оставлять не стали.
— Спасибо, — кивнул я, пододвинул к себе телефонный аппарат и позвонил в контору Брига. — Поговорил? — спросил, когда меня соединили с медиатором.
— Действуй, — разрешил Алекс.
Я кинул трубку на аппарат и взглянул на хронометр.
— Пора закругляться, пожалуй, — решил, поднимаясь из-за стола. — Продолжим завтра.
— Еще немного поработаю, — заявил Алан. — Просмотрю протоколы. Возможно, мы что-то пропустили. Ничего, если позвоню тебе вечером?
— Собираюсь заскочить в боксерский зал. — Я написал телефонный номер клуба и передал листок детективу. — Если что, звони туда.
— Хорошо.
Но в боксерский зал, как бы сильно ни хотелось сбросить напряжение, по понятным причинам я не пошел. Через четверть часа я стоял на площади перед мэрией, курил и обдумывал предстоящий разговор.
Больше, конечно, курил; ничего путного в голову не шло.
Намереваться допросить одного из наиболее влиятельных членов городского совета втайне от непосредственного руководства — затея не из лучших. А уж когда из фактов — лишь невнятные слова человека, который в случае очной ставки будет все отрицать, — можно заранее писать заявление на увольнение по собственному желанию.
Вся надежда — на покровительство мэра да благоразумие советника. На чудо, если называть вещи своими именами.
Выкинув окурок в урну, я поднялся на крыльцо, прошел в вестибюль мэрии и продемонстрировал охраннику служебный значок.
— Вам назначено? — уточил крепкого сложения парень в неброском сером костюме, нисколько не впечатленный видом жетона.
Мэрия находилась под охраной сыскного агентства Лазаря Гота, и поскольку его сотрудники городской полиции не подчинялись, пришлось назваться.
— Специальный комиссар Грай, к советнику Гардину, — объявил я с нескрываемым раздражением.
Дежурный клерк за стойкой раскрыл журнал регистрации и повел пальцем по строчкам. Наконец отыскал мою фамилию и подсказал:
— Третий этаж. Налево и до конца коридора.
— Проходите, — разрешил тогда охранник.
Я поднялся по лестнице и без стука прошел в приемную советника.
— Специальный комиссар Грай, — представился, сняв шляпу.
Строгая на вид тетечка средних лет оторвалась от ретуширования листа с машинописным текстом и указала на шкаф:
— Можете оставить верхнюю одежду.
Я повесил плащ на плечики, тогда секретарша поднялась из-за стола и открыла дверь кабинета.
— Проходите.
Я прошел, недоуменно огляделся и развернулся к невозмутимой тетке.
— А советник?
— К сожалению, у советника возникли неотложные дела, — как ни в чем не бывало, заявила секретарша. — Он оставил для вас записку.
Стараясь не выказать собственного замешательства, я подошел к рабочему столу советника и вопросительно обернулся.
— Берите, — подтвердила секретарша.
На листке были выведены всего четыре слова:
«Не располагаю полезной информацией».
— На словах советник ничего не просил передать? — спросил я, небрежно кинув листок обратно.
— Нет.
— Очень интересно, — выдал я с многозначительным видом и покинул кабинет.
Секретарша прикрыла дверь и вернулась на рабочее место; я спокойно оделся и спустился на первый этаж. Миновал пост на входе, сунул руки в карманы плаща и встал на крыльце. Закурил, прикрывая спичку ладонью от разгулявшегося ветра, и покачал головой.
Без гнева и пристрастия. Ха!
После сбежал по ступенькам, зашагал через площадь и махнул рукой, заметив медленно катившее по дороге такси.
— Знаешь бар «Черная пинта»? — спросил я, усаживаясь рядом с водителем.
Таксист знал.
— Поехали.
Движок рыкнул, автомобиль дернулся и, резко набрав скорость, перестроился во второй ряд. Мимо понеслись темные тротуары, яркие витрины и редкие пятна освещенных окон; я откинулся на спинку и закрыл глаза.
На душе было неспокойно.
Никак не удавалось решить для себя, по какой причине не захотел встретиться со мной советник. Желает что-то скрыть или решил продемонстрировать собственную значимость? А что, если он и в самом деле имеет отношение к убийству Шарлотты? Ведь таким образом он мог вывести из игры и мэра, и наиболее серьезного конкурента на досрочных выборах! Советнику Ли убийство племянницы еще аукнется…
Заметив вывеску с обвивавшей чашу змеей, я попросил таксиста остановиться, рассчитался по счетчику и выбрался на тротуар. Прошел в аптеку и кинул на прилавок мятую пятерку.
— Разменяйте четвертаками, — попросил кассира.
Тот отсчитал стопку мелочи; я сгреб ее в горсть, отошел к висевшему на стене телефонному аппарату и набрал контору Брига, но трубку на том конце провода никто не снял. Тогда вернулся к прилавку и продемонстрировал служебный значок.
— Надо выйти через черный ход.
Кассир кликнул фармацевта, и меня выпустили через служебный вход в глухой дворик с ржавыми воротами, пока еще не запертыми.
Избавившись таким образом от возможной слежки, я зашагал со двора, прямо на ходу составил четвертаки в увесистую колбаску и обернул ее носовым платком. Затянул, с усмешкой взвесил в руке и решил, что лучшего аргумента в предстоящем разговоре мне не найти.
Две тысячи? Шесть сотен?
Вот уж нет! Фотограф получит ровно двадцать четвертаков, и ни монетой больше. И то получит разве что во временное пользование…
Ненавижу шантажистов. Ненавижу растлителей малолетних. А уж когда это один человек! Дать бы делу официальный ход…
Ну да Жоржу и так мало не покажется.
Оттянув рукав плаща, я посмотрел на хронометр и ускорил шаг. Было уже без четверти восемь, а в таких делах лучше прийти чуть раньше, нежели опоздать. Не хотелось бы потом его по окрестным кабакам выискивать. Другие планы на вечер.
На подходе к доходному дому я завертел головой по сторонам, не заметил никого подозрительного и взбежал на обшарпанное крыльцо. На всякий случай отыскал среди списка жильцов строчку «Жорж Кук» и толкнул незапертую дверь парадного. По темной лестнице поднялся на третий этаж, прошел в дальний конец коридора и вытащил из кармана завернутые в платок четвертаки. Взвесил их в руке и постучал в нужную дверь.
В ответ — тишина.
Постучал второй раз, прислушался — вновь ни звука. Тогда приник к замочной скважине, но там — темнота.
Мелькнула мысль вломиться в квартиру и перевернуть все вверх дном, но, по здравом размышлении, от нее пришлось отказаться. Нормальный обыск — дело небыстрое, а Жорж может появиться с минуты на минуту. К тому же кто знает, не держит ли он негативы при себе?
Проще дождаться и поговорить. Поговорить, да.
Спустившись на крыльцо, я задрал голову и осмотрел фасад здания, но окна квартиры фотографа освещены не были. Тогда задумчиво глянул на вывеску бара «Черная пинта» в доме напротив и все же решил подождать до восьми, прежде чем заглянуть туда и справиться насчет Жоржа.
Достал портсигар, полез за спичками, и тут наверху хлопнул выстрел!
Один, другой, третий…
