ГЛАВА 13
Остатки разбитого гарнизона коалиции немало усилий приложили ради того, чтобы больше не подвергнуться неожиданному нападению. Вокруг деревни на сотни метров вырубили кусты и деревья, не пожалев даже садовых яблонь и рябин с ценными черными плодами. Незаметно теперь к часовым не подберешься. Но это в светлое время суток — ночью отсутствие маскирующей растительности уже не столь критично. А, учитывая, что часовые сегодня тоже отсутствовали…
Четверо разведчиков ползком преодолели первую полосу рогаток, скользя по мокрой земле, сползли в ров. Темнота им не мешала — алхимик щедро накачал бойцов зельем ночного видения. С ним в такую темень тоже все не разглядишь, но на несколько десятков метров оно обеспечивало отличный обзор. Завтра солдатам придется целый день скрываться в сарае, не подставляя глаз солнечному свету. Надо ждать, когда придут в норму неестественно расширившиеся зрачки и перевозбужденные нервные окончания. Иначе рискуешь доживать жизнь с ослабевшим зрением или даже полностью ослепнешь: повреждения сетчатки могут вылечить только маги, причем за цену, недоступную простым смертным.
Дожди в последние дни шли столь часто, что земля не успевала впитывать влагу. На дне рва было мокро и грязно, разведчики замерзли и вымокли до неприличия, пока добрались до нужного места. Командир, на миг высунувшись на поверхность, юркнув назад, кивнул, указывая куда-то вперед. Его поняли без слов: они у цели.
Из заплечных мешков извлекли четыре керамические «дыни», набитые алхимическим зельем. Теперь остается ждать сигнала.
Сигнал между тем запаздывал. Или маги что-то напутали, или сама природа сопротивлялась их усилиям повлиять на стихию. Небо затянуло тучами в несколько слоев, в этом мареве сверкали далекие зарницы, но ни одна капля дождя не срывалась вниз.
Холодало, одежда, промокшая после ползанья по полям и рвам, грела плохо. Разведчики начали замерзать всерьез — уже постукивали зубами. Хотелось размяться, подвигаться, разогревая тело, но нельзя — враг рядом.
Время в таких некомфортабельных условиях тянулось невыносимо медленно. Командиру казалось, что вот-вот рассветет, но на востоке все чернело, будто в полночь. Обхватив руками колени, капрал сжался калачиком, стараясь снизить потери тепла. В этот миг до ушей его донесся странный ровный шум, накатывающий откуда-то с севера. Померк свет от костров и факелов в деревне, следом на солдата вылили ведро воды. Нет — не ведро. Это была огромная бочка — лило из нее без перерыва. Разведчик не сразу понял, что начался долгожданный дождь. На дождь непохоже — будто небеса раскрылись, сбросив на землю огромное озеро.
Под ногами и раньше было сыровато, а сейчас ров на глазах начал заполняться водой. Напор стихии был невероятен — солдата начало пошатывать, пригибать тяжестью низвергающихся потоков. Не боясь, что его в этом шуме кто-то сможет услышать, он охнул:
— Императорский ливень! Как при высадке! Ну и дела! Ребята, за дело!
Ребята его не услышали — пришлось повторить приказ пинками. Тут уж любой поймет: сжимая в руках зажигательные бомбы, разведчики поползли наверх.
Выбравшись изо рва, капрал, поругиваясь в адрес магов, направился к смутно виднеющейся громадине. Ночное зрение помогало видеть в темноте, а не под водой, — сейчас от него почти не было толку. Ничего, промахнуться по такой цели невозможно.
Подойдя к танку, капрал задумался — куда же бросать изобретение алхимика? Люки в такую погоду вряд ли оставят открытыми, в смотровые щели сосуд не пролезет. Старикашка бормотал, что метить надо повыше — затопить всю машину зельем. Его бы сейчас сюда — пусть сам лезет наверх по мокрой броне, бросая потом адскую бомбу себе под ноги. Ведь если швырнуть горшок снизу, то он может и не разбиться при навесном броске: керамика не столь уж хрупка. Нужен резкий, сильный удар — а как его нанести по крыше высоченного дракона?
Приняв решение, капрал шагнул назад, размахнулся, резко швырнул алхимический сосуд в верхний скат боковой брони, прямиком над выдающимся цилиндром бортовой орудийной башни. В следующий миг ранимые глаза капрала затопило болью: вспыхнувший свет не уступал дневному.
* * *
Мартис заработал сержантские нашивки две недели назад — до этого три года пробегал в капралах, а до капральства шесть с половиной лет отпахал рядовым. Срок немалый — немногие могут похвастать столь долгой боевой карьерой. Среднестатистический солдат жил не более трех лет: война нуждалась в постоянном притоке новых жертв. Но Мартису везло — за девять лет лишь одно серьезное ранение и пара пустяковых. Болел, правда, частенько: дизентерия, тиф, грудь застудил сильно, фурункулез постоянно донимает. От болезней никуда не деться — неделями грязь месить приходилось или снег, не снимая сапог, не меняя вонючих портянок. Грибок у всех поголовно, и жрецы ничего с этим поделать не могут или не хотят. А еда какая? Жрешь что попало и где попало да пьешь тоже непонятно что.
Старый сержант не пережил штурма Энтерракса. Многие его не пережили или отправились в госпиталь. В роте Мартиса осталось тогда сорок два бойца, а ведь перед сигналом к атаке в списках было семьдесят девять. Не повезло им — нарвались на хорошо окопавшихся темнобожников. Тем терять было нечего — дрались, будто загнанные в угол крысы. Образовавшийся некомплект командного состава устранили просто — повысили в званиях некоторых из тех, кто ухитрился сохранить свою шкуру.
Мартис, любуясь новенькими лычками и бронзовой бляхой, мечтал вернуться домой в выглаженной до блеска форме, с навощенными усами и новомодной раздвоенной челкой. Все фабричные девки моментально сложатся в штабель у его ног. На службу ведь загребли в шестнадцать: папашу заставили пару лет приписать, чтобы норму призыва выполнить. Вот и не успел Мартис нагуляться до армии.
Между тем, любуясь лычками, он не забывал держать нос по ветру. И начал понимать, что повеселиться можно и здесь — без фабричных девчонок. Здешние белокурые дылды-северянки не походили на красоток-эстиек, но любоваться на них было приятно. Некоторые из них, похоже, и сами не прочь были полюбоваться солдатиками Коалиции… и не только полюбоваться. Армия нуждалась в заслуженном отдыхе, и полк Мартиса отправили на переформирование, в милый городок, почти не затронутый войной. Женщины в этом городке просто обязаны быть такими же милыми. И покладистыми тоже.
Да их и спрашивать никто не собирался: исконное право победителя… Солдаты свободных островов заслужили настоящий отдых.
Вот только везение Мартиса тогда и закончилось — его роту спешно доукомплектовали, отправив на север непонятно зачем. День за днем новоиспеченный сержант мок под дождем, месил глину раскисших дорог, ночевал под сырым плащом в промокшей палатке или грязных сараях. И жутко завидовал тем, кто сейчас отдыхает в том милом городке. Он не уставал желать своим бывшим сослуживцам заработать полный букет венерических болезней от тамошних барышень. Но это помогало слабо — Мартис продолжал им жутко завидовать.
Ничего, сегодня их очередь завидовать.
Мартис сидел на деревянной кровати, подложив под спину пухлую перьевую подушку. Из одежды на нем была только расстегнутая рубаха. Сержант был давненько небрит, благодушно ленив и залит алкоголем по самую макушку. Левой рукой он обнимал томную красотку с густыми черными волосами — почти как у фабричных девчонок. Из одежды на ней был лишь распахнутый сержантский китель — он не скрывал ничего. Мия — юная жертва, вырванная из лап жрецов, — многократно отблагодарила Мартиса за свое освобождение. И не только Мартиса — всем друзьям тоже досталась женская благодарность. Его это не смущало: он сегодня был щедрым человеком.
В доме было тепло и сухо, амбре солдатских портянок разбавляли более приятные запахи сгорающих сосновых дров и развешанных под потолком трав. Хозяин — молчаливый кряжистый бородач с глазами, столь же темно-мрачными, как и его боги, — не забывал про печь, топил исправно. Да и закусками обеспечивал — животы округлились от угощений.
В правой руке Мартис сжимал глиняную кружку с какой-то бурдой. Откуда солдаты это принесли и что это такое, знать не хотелось. Да и пить особо уже не тянуло. Хотелось смотреть в потолок, бессильно лапать податливое женское тело и мечтать о том, что эта сказка никогда не закончится.
Странный шум вырвал сержанта из мира грез.
— Эй! Бимчик?! У нас по крыше река течь начала?!
Похоже, на улице разразился нешуточный ливень. Непорядок. Встав, сержант попытался пройти к окну с целью оценить масштабы разгула стихии. Но чувство равновесия отказалось активироваться — Мартиса повело во все стороны одновременно, и он неуклюже завалился назад, на кровать. Мия, отшатнувшись от падающего тела, воровато потянулась к пестрому вороху своей одежды, что-то оттуда вытащила. Сержант был пьян и расслаблен, но девять лет войны сказывались — еще не понимая, что к чему, он насторожился, подобрался. И когда отточенная сталь скользнула к его горлу, успел перехватить хрупкую девичью руку:
— Мия! Ты чего! Рехнулась?!
Нож выпал из почти раздавленной ладони. Зашипев змеей, девушка подалась вперед, сверкнуло молоко зубов, в следующий миг челюсти сомкнулись на щеке Мартиса. Мия грызла его, будто бешеная собака. Заорав от боли и неожиданности, сержант отпихнул ее от себя, лишившись при этом куска мяса. Взбесившаяся красотка, крепко приложившись затылком о стену, мешком завалилась набок.
— Вы видели! — ошеломленно выдохнул сержант, разворачиваясь к своим друзьям.
Его никто не услышал — у друзей тоже возникли неожиданные проблемы. Мимо кровати, пошатываясь, проковылял капрал Бимчик — руками он зажимал горло, а меж пальцев хлестал а кровь. Со стороны двери послышался нехороший шум. Покосившись туда, сержант узрел его источник: хозяин дома, мрачный как никогда, с сосредоточенным видом рубил топором корчившегося на полу солдата. Размозжив ему лицо, бородач угрюмо осмотрелся — он явно пребывал в поиске новых жертв. Взгляд его столкнулся со взглядом Мартиса. Поиск закончился — жертва найдена.
Молниеносно протрезвевший сержант, осознав свои ближайшие перспективы, взвизгнул и, мочась на кровать, ухватился за спасительную сталь винтовочного ствола. Хозяин надвигался стремительно — будто атакующий медведь; на ходу он замахнулся топором, обдав потолок россыпью багровых брызг. Ударить не успел: Мартис каким-то чудом ухитрился направить на него дуло оружия, без заминки отвести затвор, загнать в казенник патрон. Пуля ударила здоровяка под глаз — тот рухнул на спину с такой скоростью, будто под ним выбили табурет.
В тот же миг из-за спины сержанта выскользнула изящная девичья ручка, вооруженная острейшим ножом с сильно изогнутым лезвием. Сталь почти безболезненно прошлась по горлу, рассекая жилы и артерии.
«Мия, чтоб ты сдохла!» — хотел прокричать Мартис, но вместо слов вырвался кровавый хрип.
* * *
Девушки не нуждались в спасении — они уже были мертвы. Их оплакали при жизни. Им требовалось одно: умереть достойно.
В этом году из их края взяли целых две порции жертв. Одну, как и положено, отправили на алтари межевой линии — традицию нельзя забывать. Остальным выпала миссия посложнее — в эту группу кого попало не брали: слабонервных безжалостно браковали. Выбирать было из кого. Слишком много лишних девочек рождалось в их краю. Родители нередко убивали их в первые минуты жизни, но выживших все равно оставалось более чем достаточно. Лишние женщины… Участь их была незавидна: или в наложницы-батрачки к относительно зажиточным крестьянам, или короткая и веселая жизнь продажной девки. Самые везучие могли попасть в храмовые куртизанки.
Выбор у жрецов был велик.
Слабонервных отсеяли быстро — каждой девушке пришлось своими руками прирезать поросенка и барашка. При этом за ними внимательно наблюдали люди первого министра. Задрожали руки? Замешкалась? Вывернуло при виде крови? Извини, не подходишь. Марш назад, в батрачки, или вечно пьяным ямщикам глазки строй, стоя в грязи по щиколотку у обочины.
Из двадцати восьми отсеянных девушек девять в ту же ночь наложили на себя руки — возвращаться к старой жизни им не хотелось, а других вариантов не было. О народе Венны слагают анекдоты: затворники, всю жизнь проводящие в одной деревне; мрачные фанатики, готовые по первому требованию жрецов отрезать себе голову и лично принести в храм; находчивые в своей жестокости люди, способные перерезать горло рыбьей чешуйкой; хладнокровный, гордый народ, верный своему слову до абсурда.
Девушек приодели, проинструктировали, подсунули солдатам. При этом, к сожалению, не обошлось без накладок — кое-кому из жрецов пришлось умереть. Непринципиально: это война; главное сделано — цель достигнута.
Деревня называлась Гремма, но это никому не было интересно — даже на имперской карте ее не подписали. Просто безымянная точка на пергаменте.
Эта ночь прославила Гремму.
Девушек было двести шесть. У каждой из них был припрятан острый нож. Услышав шум ливня, они дружно эти ножи достали. И начали резать тех, кто только что их обнимал, а некоторым солдатам повредили шкуру прямо в процессе занятия приятным делом.
Ни у одной не дрогнула рука, но далеко не всем удалось нанести Коалиции серьезный урон. Солдаты, даже пьяные и расслабившиеся, способны легко разделаться с девчонкой. Но эффект неожиданности, низкая боеспособность разгулявшихся вояк и активная помощь жителей деревни сыграли свою роль — уже через минуту после начала ливня отряд Грация потерял больше двух сотен солдат убитыми и тяжелоранеными.
Шум дождя заглушили крики боли и ярости, кое-где начали постреливать, протрещала короткая пулеметная очередь. Более-менее вменяемые солдаты хватались за оружие. Их было много: фуриям с ножами и их деревенским сообщникам долго не продержаться, и сейчас они заплатят кровью за свое коварство.
Группа солдат, забив прикладами своих взбесившихся подружек, выскочила на улицу. У одного почти срезанная щека свисала кровавым лоскутом, другой, от шока еще не осознающий тяжести свалившихся на него неприятностей, лишился важного для мужчин предмета — одна из фурий успела жестоко подшутить над ним перед смертью. Остальным повезло больше: пострадала лишь психика. Но им уже не хотелось развлекаться с женщинами и употреблять алкоголь. Желание их было дружным и несколько странным: они жаждали найти офицера, чтобы он отдал им четкий приказ и чтобы потом все это закончилось. Пусть даже их потом выпорют — спина стерпит. Уж горло им перехватывать экзекуторы точно не станут.
Граната, плюхнувшись в грязь деревенской улицы, подняв фонтан брызг, покатилась к их ногам, после чего разорвалась. На этот раз пострадала не только психика — те, кто не умер сразу, валялись покалеченными. Бронзовые единороги артиллерии Малкуса начали обстрел деревни: это было сигналом для пехотных отрядов. Они ворвались в Гремму с трех сторон, практически не встретив сопротивления. Лишь одна пулеметная точка сумела удержать свой сектор, но ненадолго — ее обошли с тыла.
Бойцы Малкуса, ворвавшись в деревню, повели себя по-разному. Наиболее дисциплинированные подразделения действовали по плану — прикрывали легкую артиллерию огнем из своих винтовок и мушкетов, пока она картечью очищала улицы от южного сброда. Увы, отряды, в которых опытных солдат было немного, не сумели удержаться в рамках первоначального замысла. Завидев врага, вчерашние охотники и крестьяне с ревом кинулись в бой, не обращая внимания на проклятия офицеров.
В потоках грязи и воды люди кололи друг друга штыками, расстреливали в упор, жестоко забивали прикладами и каблуками сапог. Несмотря на несколько загоревшихся домов и сараев, тьма не рассеялась — дождь не давал разгуляться огню, да и сам по себе представлял серьезную помеху для зрения. Орудия нападавших в таких условиях частенько били по своим — артиллеристы ведь не могли знать, что некоторые союзники действуют не по плану.
Картечь, пули, штыки, сабли, мечи, ножи в женских руках и топоры в крестьянских — смерть косила людей сотнями. Ворвавшаяся на улицы кавалерия первого министра окончательно покончила с планами: воцарился хаос. В темном переулке солдат забивал прикладом полуголую красотку, чтобы через минуту получить в спину вилы от местного подростка, которого, в свою очередь, в тот же миг сметало картечью. Солдаты Грация нигде не сумели организовать сопротивления — их битва была войной одиночек или мелких групп. Ошеломленные вояки быстро позабыли о том, что они вообще-то в этой стране имеют статус победителей: практически все стремились к одному — вырваться из деревни и бежать в сторону горизонта. На пути к этой неопределенной цели они убивали и калечили, бросали раненых друзей, игнорировали панические команды одиночных офицеров и сержантов. Отряд превратился в неуправляемую толпу.
В отличие от солдат Коалиции бойцы Малкуса, даже растерявшись, чувствовали поддержку товарищей, а вид многочисленных трупов врагов придавал им сил. Хваленые пятизарядные винтовки Энжера в таких условиях не давали преимуществ. В тесном мраке никому не нужна их дальнобойность — от офицерских револьверов и сабель проку было гораздо больше. Имперцы, имея разнообразное холодное оружие и заряженные картечью короткоствольные мушкеты, получили огромное преимущество — выстрел из такого примитивного самопала мог поразить сразу нескольких противников. А если вспомнить о том, что имперские бойцы в отличие от противников были трезвы…
Бой, толком не начавшись, превратился в избиение.
Южане бросали винтовки, поднимали руки вверх. Напрасно — пленные никому здесь не требовались. Сталь рассекала струи дождя, подрубая тела капитулировавших.
Те, кто поумнее, пытались прятаться на сеновалах, в сараях, закапывались в поленницы. Но даже в этом дождливом мраке нелегко было укрыться от тысяч взглядов — их находили и убивали.
По всей деревне, заглушая предсмертные крики, гремел радостный рев победителей — сегодня взяла верх не Коалиция.
Но рановато бойцы Малкуса начали прославлять свою победу.
* * *
План первого министра был коварен, а средства выполнения, на первый взгляд, безупречны. Но он не учел одного: выбранные средства могут оказаться несовместимы друг с другом.
Все новое нуждается в долгой обкатке практикой — на это времени у Малкуса не было.
Маги справились со своей задачей без нареканий — подготовили невиданный по силе ливень, сумев обрушить воду из нескольких эшелонов туч одновременно, причем в заданное время.
Талантливый алхимик изготовил отличные зажигательные гранаты и помог разведчикам с ночным зрением.
Ливень сработал как надо. А вот дальше все пошло не так…
Капрал разведчиков, швырнув свою бомбу, после разрыва стенок сосуда мгновенно ослеп — вспышка получилась невероятно яркой. Ночное зрение — штука нежная, такого насилия не прощает. Увы, рассеянный алхимик позабыл их предупредить о столь сильном световом эффекте. Трое его солдат пострадали поменьше, но все равно удар по сетчатке был столь силен, что глаза их отказали. Воя от шока, они скатились назад в ров, при этом одна из бомб вспыхнула, облив тела жидким огнем. Сила его была велика — бойцы долго не мучились.
Капрал ненадолго пережил своих подчиненных: слепо пошатываясь, он, пытаясь отойти от пылающего танка, потерял равновесие и налетел затылком на острый кол рогатки.
В итоге из-за непредвиденного недочета вместо четырех зажигательных гранат королевский дракон получил всего одну.
Но и одной могло хватить, если бы не второй недочет.
Ливень у магов удался на славу: потоки воды местами солдат с ног сбивали, а уж раненые и умирающие тонули десятками. Маги блестяще выполнили поставленную задачу. И не их вина, что дождь помешал убить дракона.
Огненное зелье, выплеснувшись из разбитого сосуда, угодило на броню, по которой сплошным потоком сходила вода. Зажигательный состав был легче нее и до железа не добрался — его мгновенно смыло. Лишь кое-где жалкие клочки пламени смогли уцепиться за шкуру дракона, но серьезного ущерба нанести не смогли.
* * *
Советник пробудился от дикого крика.
Кричал он сам. И не только он — похоже, кричали все, кто находился в танке. От предков человеку достался немалый груз инстинктов, в том числе тяга к огню, парадоксально отягощенная панической боязнью того же огня. Брызги алхимической гадости, просочившиеся через смотровые щели и прорези пулеметного щитка, больно ужалили тела спящих танкистов. Те, заорав, заразили своей паникой всех остальных.
Вспыхнул свет, отчаянно заругался ничего не понимающий Эттис. Граций, еще не понимая, что происходит, сумел быстро освободиться от плена паники. Для начала он ударил Феррка по лицу. Воющий от ужаса помощник моментально заткнулся и, преданно уставившись на кулак советника, поинтересовался подобострастно:
— Господин, вы не ушибли руку?
— Захлопни пасть! — Граций изменил своей обычной невозмутимости: его серьезно выбил из колеи тот факт, что, даже находясь в танке, можно подвергнуться опасности.
Следовало немедленно выяснить, что, собственно, произошло.
— Все!!! Прекратили орать!!! Капитан! Что случилось?
В открытое окошко между отсеками протиснулась голова Эттиса:
— Господин советник, пожар! Танк загорелся!
— Да вы с ума сошли! Танк железный — железо не горит!
— Но это так: снаружи горит броня!
Глубоким вздохом выразив всю глубину одолевающих его негативных эмоций, Граций рывком распахнул тяжелый люк и, прикрывая лицо от потоков воды, выглянул наружу. Танк действительно горел — по орудийной башенке левого борта скользили голубоватые язычки пламени. Под натиском дождя они хирели на глазах, яркими каплями срываясь с пушечного ствола. Внизу островки огня уплывали в сторону рва — вот там бушевало по-настоящему, даже смотреть было больно.
Эттис, высунувшись из башенного люка, увидел то же самое и моментально сделал правильные выводы:
— Господин советник, танк облили горючей жидкостью, но дождь почти все смыл. Прячьтесь — враги наверняка рядом!
В шуме ливня слышно было плохо, но Граций капитана понял — скрылся вниз, тут же кинувшись к окошку между отсеками:
— Эттис! В деревне стреляют! На нас тоже напали — надо быстрей ехать туда!
— Но мы ничего не увидим в этом дожде! Это не дождь — это настоящий водопад!
— Заткнитесь! Выполнять! Или вы думаете, что этой гадостью нас с неба облило?! Из тучки?! Они хотели сжечь танк, чтобы без помех вырезать нашу пехоту и драгун! Заводите танк, и едем к дому старосты. Там на перекрестке приличная площадь — места для маневров хватит. И оттуда можно будет обстреливать всю деревню.
Граций не был уверен, что его приказ тактически удачен, но в здравомыслие Эттиса не верил — тот явно еще не проснулся и был сильно ошеломлен дерзким нападением на грозный танк.
Под советником заскрежетал металл — пневматический стартер раскручивал двигатель. Сейчас он зачихает, загудит, потом заведет своего собрата, и танк обретет подвижность.
Мотор не зачихал. Не загудел. Затих.
— Эттис! Что у вас опять не так?!
— Г-господин советник! Проблемы! Стартер! Давления нет…
— Ну, так найдите это давление!!!
— Баллон пуст — прокладка прохудилась. Новый надо ставить, а он в грузовике. Это в деревне… на другом краю. С обозными телегами.
— Как удачно… Ну, так доставайте свою кривую железку и заводите ею! Почему я должен объяснять вам элементарные вещи?!
— Но там опасно!
— Вы думаете, там опасно?! Опасно здесь! — Граций вытащил револьвер, прижал ствол к взрывателю одного из снарядов, что в изобилии лежали возле перегородки. — Если через минуту танк не будет на ходу, я отправлю эту бесполезную кучу железа в ад вместе с вами! Ну, так где опаснее — со мной или снаружи?!
Советник обычно был бесстрастен, но при желании мог продемонстрировать высокий градус эмоций. Похоже, никто не усомнился в серьезности его самоубийственных намерений — уже через пятнадцать секунд большая часть экипажа мокла под дождем: половина возилась с рукоятью, остальные их прикрывали — поглядывали по сторонам, сжимая в дрожащих руках револьверы и кавалерийские карабины. Прикрывали не зря: по броне застучали пули, продираясь через потоки ливня, донесся треск выстрелов. Невидимые враги лупили на свет фонаря в руках Эттиса. К счастью, стрелки они были неважные, да и погода мешала… Капитан залп пережил, а вот один из его солдат свалился как подкошенный.
Танкисты, не привыкшие к свисту пуль над ухом, попадали в грязь. Граций, проклиная тупость Эттиса, едва не застряв в тесном окне, змеей прополз в средний отсек, втиснулся в пулеметную нишу левого борта. Лента была заправлена, оставалось лишь поднять бронешторку на прицельной щели. Пальцы легли на холодную сталь гашетки, придавили.
В ночь ушла длиннейшая очередь — справа налево, затем еще одна, такая же щедрая, но чуть ниже и слева направо. Приободрившиеся танкисты открыли огонь из своих винтовок, а Эттис, осознав свою ошибку, приказал парочке вернуться, чтобы прикрывать огнем из бортового вооружения.
Противник прекратил обстрел, и двигатель, наконец, повиновался силе человеческих рук. Расслышав ровное, уверенное гудение, Граций поспешно нахлобучил шлем с наушниками. Эттис, забравшись внутрь, что-то прокричал в лицо, но понять его было уже невозможно. Советник просто махнул рукой в сторону центра деревни, намекая на свой первоначальный приказ.
Танк дернулся, будто потягиваясь после сна, заскрежетал стальными мускулами; разгоняя волны грязи и воды, развернулся на месте; ломая рогатки, рванулся вперед. Там, в темноте, спряталась деревня темнобожников. В ней шел бой.
Советника никто не стал отрывать от пулемета — после гибели капрала его помощь пришлась кстати. Уставившись в дождливый мрак, он, освободив голову от последних следов вспышки ярости, почти лениво сожалел о своем решении отправить танкетку со жреческой сотней. Ведь после того, как он покончит с врагами, деревню следует наказать. Виновны ее жители или нет — все равно; главное — в их деревне погибли солдаты Коалиции. Все должны запомнить, к чему такое может привести.
Придется обойтись без огнеметной машины… Ничего, Граций справится.
Очень удачно получится — за одни сутки сгорит целых две деревни темнобожников. Резвое начало операции в Венне.
Молния невиданной силы на миг совершила невозможное — рассеяла обступивший машину мрак. В ее ярчайшем свете Граций успел разглядеть врага — несколько темных фигурок возились вокруг здоровенной пушки, наводя ее прямиком в танковый борт. Пулемет вновь загулял в руках советника, в ответ на пули из ночи сверкнуло оранжевым.
И пришел мрак.
* * *
Броня королевского дракона Энжера легко держала винтовочные и мушкетные пули — они лишь краску портили. Чугунные пушечные ядра отскакивали от нее, будто пустые орехи, в худшем случае оставляя незначительные вмятины. Первый министр Темного Двора уже не первый год пытался придумать простой и эффективный способ убийства тяжелых танков. И лишь в последние месяцы существования Династии теория начала перерастать в практику.
Слишком поздно: южане одержали победу, взяв столицу. При этом все лаборатории и мастерские Малкуса были потеряны — спасти удалось немногое. Доставить в холмы Венны смогли только жалкие крохи от величественных замыслов.
Из многократно сваренных стальных полос были откованы сердечники «противодраконьих пуль» — по виду они напоминали обрезки ломов. Из бронзы отлили раскрывающиеся футляры, по диаметру равные калибру пушек. Лучшие кузнецы снабдили снаряды хвостовиками ручной работы.
Теоретически при выстреле должно было происходить следующее: снаряд, подталкиваемый пыжом, вылетает из ствола с огромной скоростью; далее, не стесняемые стенками ствола, от сопротивления воздуха разлетаются в стороны части футляров; оперенный сердечник настигает танк, прошивая его броню будто сосновую доску. Специалисты первого министра считали, что одного-двух попаданий хватит даже королевскому дракону. Слишком много в нем сложных механизмов, которые наверняка пострадают от такого насилия. Да и экипажу достанется.
Но все это была лишь теория — на практике снарядов не испытывали. Два выстрела по деревянным мишеням показали противоречивые результаты. В первом случае все прошло как надо — сердечник углубился очень прилично. Во втором мишень почти полностью разнесло — футляр не разделился.
На танковой броне никто не проводил испытаний. Были лишь предположения. Да и по дереву испытывали маловато — больше провести не успели. А сейчас вообще не до испытаний: всего восемь снарядов удалось доставить из столицы.
Восемь — удобная цифра: стандартных единорогов у Малкуса было четыре — на каждый выделили по два снаряда.
Артиллерийская засада, мимо которой проезжал дракон, не сплоховала. Орудие навели четко — промаха не было. Да и трудно промазать, если до цели можно камнем добросить.
Но теория столкнулась с грубой практикой, и в замыслы Малкуса вновь вкралось непредвиденное. Орудие, на котором испытывались снаряды, имело стандартный калибр. Вот только фабричных машин, способных работать с точностью до сотых долей миллиметра, в империи не существовало. Стволы доводились песочком разной зернистости. Для чугунных ядер не критично, а вот для противотанкового снаряда…
Единорог, из которого выстрелили по танку Эттиса, для чудо-снаряда оказался тесноват. Нет — снаряд не застрял в стволе. Сила пороховых газов преодолела сопротивление металла. Но случилось то, чего не ожидали: бронза деталей футляра при этом сильно разогрелась, частично размазалась по швам, частично расплавилась. Расплав, контактируя с глубокими, холодными частями снаряда, повел себя сложно и противоречиво.
Детали футляра спаялись между собой и, покинув канал ствола, не позволили сердечнику отправиться в свободный полет. Завывая несбалансированным хвостовиком, снаряд бронзовой дыней ударил в танковый борт возле пушечной башенки. Сила этого удара была столь высока, что броня вспыхнула алым и белым, пропуская через себя стальной наконечник. Железо, не выдерживая этого напора, расступалось, лопалось, деформированными брызгами разлеталось по внутренностям машины, поражая оборудование и человеческую плоть.
Увы, низкокачественный имперский порох и примитивная артиллерия — не лучший вариант для такого оружия. Снаряд застрял. Скорость оказалась слишком мала — для протаскивания бронзовой «дыни» через броневую шкуру ее не хватило.
Сверкая тремя уцелевшими фарами, королевский дракон ворвался в деревню. Ворвался в толпу ликующих солдат Малкуса. Они уже победили — добивали последние очаги сопротивления. Надо признать, жалкие очаги — лишь дикари-ланийцы сумели дать более-менее организованный отпор. Ликование победителей вмиг затихло: они узрели сам ужас. Спасти от него могло лишь немедленное бегство — и они побежали. Побежали от полумертвой неуправляемой машины: на рычагах висело тело искалеченного механика-водителя, из пулеметов и пушек никто не стрелял, все три отсека заполнились болью и тьмой.
Но солдаты Малкуса этого не знали — даже молчаливый дракон пугал их в сто раз больше, чем полнокровный полк драгун. Ведь всем известно — он непобедим. Он — сама смерть на гусеничном ходу. В один миг, позабыв про то, что они победители, воины прыснули кто куда — лишь бы оказаться подальше от бронированного кошмара. Местные добровольцы, никогда не сталкивавшиеся с танками, заразились паникой от ветеранов: бежали с ними бок о бок, здраво рассудив, что понапрасну такие закаленные бойцы улепетывать не станут. Напрасно офицеры пытались унять панику — рядовые даже не думали подчиняться.
А когда в спины самых неудачливых ударил пулемет, побежали даже офицеры.
* * *
Грация сбросило с сиденья. Сбросило без нежностей — спиной на далеко не пушистые снарядные ящики. Разлетелась лампочка, погрузив чрево танка во мрак; в ушах стало пусто и тихо, а во рту солено.
Несмотря на легкую контузию, советник не потерял сознания. Он даже продолжал мыслить относительно здраво. Первым делом решил, что оглох и ослеп по неведомой причине — зрение и слух не выдавали информации. Вторым делом предположил, что танк получил сильные повреждения и сражаться больше не сможет. Вибрация доказывала, что машина все еще на ходу, так что со вторым предположением Граций, возможно, немного поторопился. А вот с первым…
Бледное фонарное сияние, разгоревшееся где-то вне поля зрения советника, подсказало, что с первым он поторопился тоже. Над ним склонился Эттис, что-то беззвучно крича прямо в лицо, — Граций не понимал ни слова. Чья-то рука стянула наушники, мир тут же, будто по команде, наполнился звуками, объемом и дымным кузнечным запахом раскаленной железной окалины. Теперь слова капитана можно было разобрать:
— …в порядке?! У нас раненые и убитые! Что это было?!
— Быстрее вперед — за домами укрывайте танк, — прохрипел Граций. — У них пушка большая — они почти в упор из нее в нас попали. Они ждали, когда мы здесь проедем.
Понял Эттис или нет, но советника оставил в покое — полез на свой вращающийся стульчик. Нахлобучив наушники на место, Граций, не без труда приподнявшись, перешагнул через чье-то тело, вернулся к пулемету. Не тратя времени на прицеливание или оценку обстановки, выдал очередь. А что там оценивать — мрак полнейший.
Советник расстреливал ночь недолго — лента закончилась. Но услужливый Феррк, появившийся весьма кстати, любезно перезарядил пулемет. Пока он этим занимался, Граций частично пришел в себя и попытался понять, что же происходит снаружи. Узость смотровой щели и дождливая темень мало в этом помогали, но все же при свете горящих домов он разглядел каких-то бегающих людей и всадников с длинными пиками. Все они удирали врассыпную, освобождая дорогу королевскому дракону. Улыбнувшись, он вновь потянулся к гашетке.
Застрочил второй пулемет, а затем еще сразу два — экипаж выходил из шока: дракон оживал. Танк со скрежетом остановился возле большого дома, боковое орудие плюнуло огнем прямо в распахнутую дверь. Внутри сверкнуло, клееные слюдяные оконца разлетелись сотнями блесток. Новый выстрел — уже с другого борта. Результатов его Граций не видел, но не сомневался: без промаха.
Вновь закончились патроны, но Феррк уже стоял наготове с новой лентой. Надо бы его послать к свободному пулемету, но в этом шуме слов он не услышит, а объяснять жестами придется долго — тупица ведь, хоть и достаточно смышленый для простолюдина.
Когда в кожухе пулемета, наконец, закипела вода, Граций уже сам не знал, сколько лент опустошил. Он не жалел патронов, выпуская их обычно сразу все, одной затяжной очередью. Помешать этому могла лишь осечка или перекос ленты, но эти неполадки исправлялись очень быстро.
Феррк замешкался, не зная, как устранить возникшую проблему. Граций этого тоже не знал — просто приник к смотровой щели, пытаясь оценить обстановку получше.
Врагов больше не было — на улице виднелись только трупы и бьющаяся в грязи раненая лошадь. Вокруг танка разгоралось сразу несколько пожаров — пламя, порожденное интенсивным обстрелом, пожирало дома, сараи и сеновалы, добротно освещая окрестности. Ливень стих, сменившись мелким нудным дождем, почти не мешающим обзору.
Вновь грохнула пушка, послав снаряд куда-то во мрак. Где-то там скрываются отступившие враги — советник почти физически ощущал тяжесть от давления тысяч злобных взглядов, уставившихся из ночи. Бессильные глупцы, пусть зарабатывают язвенную болезнь от своей злобы. Подойти ближе они не решатся — слишком силен их страх. А издали дракону ничем не навредят — их пушки слишком примитивны.
А вот у танка артиллерия хороша. Советник никуда не спешит. Будет обстреливать деревню до самого утра — запаса снарядов хватит. Если в этой резне уцелели не только круглые дураки, то догадаются выползти из укрытия, и у Грация появится пехота. Тогда можно будет послать разведчиков на поиски затаившихся орудий и отрядов противника. Или просто дождаться рассвета, после чего убить всех, кто не успеет убежать.