Глава 3. ПОПОВ: «ВСЕ НА ОХРАНУ ПРИРОДЫ»

Я расположился в этом лесочке задолго до наступления темноты. Специально место выбрал повыше, надеясь, что удастся установить связь хотя бы через спутник. Куда там!

Нет, все же есть вещи, которые я не могу понять, хотя и в школе учился, и верхнее образование имею. Как так может быть, что на огромную территорию — и из нее, кстати, тоже, — не проходит радиосигнал, а внутри, не говоря уже о том, что за ее пределами, — пожалуйста. Просто сколько угодно. Хотя внутри, если честно-откровенно, не везде и не всегда, насколько мы знаем, но не в этом суть. Как будто шапкой накрыли огромный кусище земной поверхности, и все, черная дыра. Даже просто яма, если не переходить на физиологию.

Мы вообще мало знаем, что тут творится. Так, отдельные слухи, разрозненные сообщения, домыслы штатных и добровольных аналитиков и все такое. По большому счету эта зона, которую в официальных и не очень документах предпочитают уклончиво называть особой территорией или, если покруче и в полный рост, закрытым территориальным образованием с физико-психологической аномалией — ЗАТОФПА, — во многом загадка. Или, как, в общем-то, правильно сказано, аномалия. Когда я знакомился с материалами по объекту, мне попалось еще одно определение — зона непроницания. По-моему, это здорово отражает суть.

Говоря по правде, появление лошадей с табунщиками я прозевал. Ковырялся со связью, одновременно ужин себе готовил, чего-то занервничал, хотя и до этого со связью был полный швах. В том смысле, что абсолютный и беспросветный. А тут вдруг отчего-то показалось, будто сегодня непременно получится, хотя объективных предпосылок для этого как будто и не было. Бывает так. Особенно у азартных игроков, скажем, в рулетку. Не везет, не везет, а тут вдруг приходит, просто-таки накрывает как будто проснувшееся седьмое чувство. Нет, ей-богу, лучше бы уж оно спало и дальше. А человек рубится, последние фишки на сукно кидает, выходит из казино в одних трусах с дыркой на заднице ровно напротив того кармана, где еще недавно лежало портмоне с деньгами, а чувство ему в ответ на укоризненный вопрос говорит: «Ну, блин, извини. Ну, ошиблось я».

Вот и мое тоже. Правда, сказать ничего не сказало, но, блин, и так ясно.

Обнаружил я их, когда они к ночи развели костер. Даже не совсем я, а аппаратура, которой напичкан мой мустанг. Это я так свой джип-внедорожник про себя кличу. Когда операция еще только планировалась, вполне серьезно рассматривался вариант с армейской разведывательно-десантной бронемашиной. Ну тут все понятно. Броня, жуткая проходимость, плавучесть, вооружение. Словом, выживаемость. А также грузоподъемность, вместительность и куча всего прочего. А по сути — перестраховка. К счастью, вопрос с транспортом решился еще до того, как я принял активное участие в проекте. В результате споров, компромиссов, нелицеприятной ругани, разумных доводов и обвинений в некомпетентности выбрали чудище чуть поменьше — трехосный внедорожник с легкой броневой защитой, зато с приличной скоростью и кое-каким комфортом, напрочь не предусмотренным в военной машине. Главный и первейший плюс у него — круговой обзор. Все же разведчик не в бой идет, а по большей части исследует территорию. Точнее, разведчики, пара, но об этом потом, позже, если к слову придется. Ну и, конечно, несравненно большая плавность хода, обеспечиваемая качественной подвеской.

Первым моим душевным порывом по идее должна была быть попытка установить контакт с аборигенами у костра. Ну там: привет, братья по разуму! Давайте дружить семьями, то есть цивилизациями, бла-бла-бла, дружба-фройндшафт, по сто грамм за это дело и все такое. Ага! Сейчас! А ничего, что в темноте аборигены шлепнут тебя с испугу и все дела, потому что наплевать им на «фройндшафт» и заезжих прокуроров они ни в грош не ставят?

Я настроил сторожевую аппаратуру и завалился спать.

Не скажу, что это был самый безмятежный сон в моей биографии, случались и послаще, но в целом поспал я неплохо. За ночь, считай, всего пару раз и проснулся, чтобы проконтролировать показания охранной системы. А так — просто дрых. И когда ко мне приблизился косоглазый парень в невообразимых одеждах, я некоторое время наблюдал его на экране, а потом решил дать ему возможность первому выйти на контакт. Во всяком случае позволил ему как-то проявиться. Иногда это бывает здорово полезно — отдать инициативу.

Знаете, у меня не вызывает восторга процесс отправления естественных надобностей прилюдно. Ну воспитание у меня такое. Городское. То есть в какой-то мере тепличное. Но иногда, когда нужно для дела, как говорится, через не хочу — что ж. Я подставился ему в полном объеме. Сама беззащитность. Машина настежь, чтобы видно — в салоне никого. Спиной к нему, с руками, мягко говоря, занятыми совсем даже не оружием. И однако он на меня не напал. Просто уполз, и все. Мне даже не требовалась помощь аппаратуры, чтобы слышать, как он отползает, пятясь назад. Что там про раков говорят, которые пятятся? Вот примерно и он так же.

Потом, совмещая завтрак с работой, я слушал, что меж собой говорят пастухи. Или как правильно? Табунщики? Не суть. Их русский здорово отличался от моего, но это был именно русский, а не старославянский или, скажем, украинский. Поэтому меня особенно сильно поразило произнесенное и повторенное слово «император». Черт, к этому я совсем не был готов. Что-то про императоров в этих местах я не слыхал. Да и никто у нас, факт.

Настроив систему слежения на контроль за идентифицированным объектом, я провел короткий мозговой штурм сам с собой. Был велик соблазн сесть ему, как говорится, на хвост, тем более что объективно хвост имеется, и на этом самом хвосте появиться перед императором, или кто он там на самом деле, во всей своей красе. Я не мог исключить, что это всего лишь очередная шайка, которых тут хватает, а их главарь предпочитает, чтобы его звали Императором. А чего такого? Одному нравится Клык — знавал одного такого, другому… Черт его знает, хоть Король. А кому-то и вовсе Бог. Хотя это все-таки как-то чересчур даже для полностью отмороженного пахана, неизлечимо больного манией величия в предельно тяжелой форме.

Есть у меня такая чисто театральная, актерская черточка — появляться на белом коне с развевающимся плюмажем и с сабелькой в руке. Ап! Все кто в чем, а я в белом фраке и под фанфары с литаврами. Цирк зажигает огни. На арене только звезды.

Но быстро остыл и принял решение следовать заранее определенному плану. Никаких неожиданностей. Никаких стрессов для возможных будущих контактеров. Все мягко, ласково и по-доброму. К тому же меня просто умилило упоминание о машине. Казалось бы, каменный или какой тут у них век, а про машины-то в курсе! И это уже радует. Типа деревня деревней, но телевизор-то смотрим.

К тому же тут имелась еще одна большая проблема в виде дорог. То есть, скорее всего, в виде их отсутствия. Практически полного. А те остатки, ошметки цивилизации, что были в наличии, разумнее было объезжать, чтобы не угробить внедорожник, который, как справедливо вытекает из его названия, куда лучше себя чувствует вне таких дорог, чем на них. Крупнокалиберная терка по сравнению с ними просто подарок. Хотя кому они тут нужны, если нет машин, в лучшем случае, телеги.

Таким образом, здесь существуют только направления. И это направление моя аппаратура исправно отслеживала ровным счетом сорок семь минут, после чего объект пропал с экрана. Табун, всю ночь соседствовавший со мной, покинул место ночевки. Но направление я уже понял.

Очередная попытка связаться с базой ничего не дала, да я и не надеялся. Так, всего лишь выполнил штатные мероприятия. Положено — исполняй. А уж получится или нет — не твоя забота. Налицо идеология служивого человека. Прокукарекал, а там хоть не рассветай. Хотя, признаюсь, я уже порядком соскучился по этому моему рассвету. В том смысле, что связи с базой у меня не было давно. Даже очень давно. По нашим внутриведомственным меркам — давно запредельно. Не хочу каркать, но некоторые чересчур холодные головы могут смело записать меня в покойники. Со всем отсюда выходящим. В том числе со снятием с довольствия. То есть начисления денежного содержания. Потом, когда — и если, тьфу-тьфу! — выберусь, в этом случае придется походить по инстанциям. Доказывать, что ты не мертвец. В нашем ведомстве с этим как-то особенно трудно.

К счастью, дорогу я нашел. Не сразу, не быстро, но нашел.

То, что я увидел, меня слегка потрясло.

Деревянная крепость из остро заточенных стволов остриями вверх приличных таких размеров. С башенками по углам. А вокруг — поля. По осеннему времени уже пустые, но несомненно одно — тут выращивали… Ну, не скажу, что именно. Пшеницу ли или кукурузу — просто не знаю. Одно скажу твердо — я своими глазами видел борозды. Не сказать что идеальные, не по струнке, но тем не менее это были реальные, как я понимаю, вменяемые, узнаваемые борозды. И не на пятнадцати сотках, а как минимум гектары. Да и много их, гектаров этих. То есть тут имеет место быть полноценное сельскохозяйственное производство. Пускай и без комбайнов с тракторами. Только ясно, что это не бутафория, не декорация к несуществующему спектаклю, а натуральное производство. Даже лачуги-шалаши стоят по периметру, в которых так и видятся уставшие от полуденного зноя селяне, попивающие молоко из крынок и закусывающие краюхой хлеба с луком. Во всяком случае антураж совсем не соответствовал пьяным комбайнерам.

Нет, я в очередной раз не понимаю, почему наши родные спутники не могут разглядеть того, что творится на нашей же земле. Территории, если угодно. Вот на этой самой аномальной территории. Кусок земли размером в тысячи и тысячи квадратных километров. Точная цифра у нас, как всегда, топ, видишь ли, «сикрет». И иностранные тоже. Я имею в виду всего лишь эту территорию. Везде дальше — хоть подавись. Дальше, шире и глубже. По нынешним меркам, в век всепроникающих высоких технологий, это примерно то же, как если бы спектакль проходил при плотно закрытом занавесе, и только время от времени в зал выбегал крепко поддатый рабочий сцены и смутно и косноязычно комментировал переполненному залу то, что происходит на сцене.

Аналогия с рабочим не из пальца моего высосана. Время от времени, правда, очень редко, через кордоны, заградительные системы и прочий заградительно-пограничный антураж отсюда наружу прорываются люди. Я не так долго занимался подготовкой к этому вояжу, поэтому точной цифры не назову, знаю лишь, что с ними тщательно работают, выдаивая любые сведения, а потом — ну естественно! — отправляют на другую территорию. Тоже закрытую. За забором. Потому что в большой мир никто и, насколько я понимаю, никогда их не выпустит. Потому что это опасно. Потому что может случиться эпидемия. Потому что в такую ЗАТОФПА может превратиться вся страна. Или даже весь мир. В этой связи у меня имеются некоторые опасения относительно собственного будущего. Думаю, не у меня одного. У моего бывшего напарника они были тоже, поэтому он и стал «бывшим». И вообще, таких дураков, как я, еще поискать. Если рассудить, то на кой черт я сюда поперся? Чтобы меня до конца дней держали в каком-нибудь концлагере санаторного типа? Ладно, чего сейчас об этом. Как сказал один неглупый, хотя и не слишком дальновидный человек, будем решать проблемы по мере их поступления.

Собственно, из-за одного из таких «бегунов» и затеялась эта экспедиция, согласовывали которую аж на правительственном уровне.

Мужик сильно путался в показаниях. Я видел выдержки из видеозаписи его допроса. Правда, обставлено это было качественно, на допрос ничуть не похоже. Что сказать, профессионалы работали. Если опустить детали, то суть в том, что тут — где-то, точно неизвестно, — имеется некто, которого допрашиваемый называл просто Лось. Сам он его не видел, говорил с чужих слов и довольно туманно, но и того, что он наговорил, хватило. С его слов, правдивость которых подтвердила не только специальная аппаратура, но и штатные психологи, выходило, что Лось этот крутейший волшебник. Маг, чародей, колдун, шаман — как угодно. Он и предсказывает, и лечит, и погодой управляет, и все что угодно. Эдакий Господь Бог местного значения. Только наши начальники рассудили, что не совсем местного. Аналитики тоже постарались. Сопоставили кое-какие факты и слегка офигели. Сначала слегка. Потом больше. А дальше пошла уже просто цепная реакция, в результате которой каждая следующая волна становилась больше предыдущей вдвое. Словом, геометрическая прогрессия. Говоря шершавым площадным языком, началась паника. Чему в немалой степени способствовали сведения о том, что бегунцы бывают не только изнутри территории, но и снаружи.

Если отчасти проигнорировать романтически настроенных граждан, стремящихся сюда за неизведанным — ох, знали бы они! — и чем-то запредельно чистым или, наоборот, грязным. Экстремалов, которым все равно, где получать свой адреналин. Охотников и всяких прочих ловцов удачи, как правило, мелкой и весьма неверной. Если представить, что на территорию проникнет человек или, хуже, отряд, обладающий определенной долей умения и жестко, а, главное, правильно поставленной задачей, то его контакт с вышеозначенным Лосем может оказаться похлеще ядерной бомбы, зона поражения которой может превысить не только саму Землю, но даже Солнечную систему. Да и без такого засланца Лось может натворить дел.

Словом, по сравнению с этим строительство ядерного реактора в какой-нибудь Корее или хоть в Нигерии ничто, хотя к подобному факту мигом обращаются глаза и уши всех разведок мира. Впрочем, если говорить начистоту, то я не больно-то верил в подобного типа. Назови его хоть экстрасенсом, хоть магом, хоть волшебником. Скажу более того. В свете последней моды на всяких гадалок, филиппинских хилеров, новоявленных пророков вкупе с самозваными батюшками-чудотворцами — для подтверждения этого достаточно открыть чуть ли не любую газету или хотя бы несколько часов посмотреть телевизор, — я сильно подозреваю, что этот самый Лось понадобился кому-то в схожих целях.

Итак, крепость. Вернемся к реальности.

Что меня поразило, так это кипящая жизнь вокруг нее. Множество людей, по моим прикидкам сотни две, таскали в здоровенный овраг вокруг нее хворост и чуть ли не целые деревья. Точнее, наверное, не овраг, а ров. Люди, лошади — все это работало только на одно, чтобы закидать защитное сооружение, явно рукотворное, древесиной. Но когда мой мустанг и я в нем едва появились на горизонте, вся эта братия как-то замерла и быстро-быстро утекла в ворота. Так что когда я к ним подкатил, не было ни одной живой души, если не считать тех, кто смотрел на меня сверху из-за частокола. И, признаюсь, не увидел я там дружелюбных улыбок. На территории с дружелюбием вообще как-то напряженно. Да уж, что есть, то есть.

Особо неприятно меня поразила труба, направленная прямо на меня. На штатное артиллерийское орудие это не похоже, но я был уверен, что это именно пушка. И калибр такой… Ну, не Царь-пушка, но та штука, что может вылететь из как минимум десятисантиметрового жерла, пробьет мой мустанг навылет, категорически наплевав на его легкую броню вкупе с пулестойкими стеклами, которые, кстати, я только накануне тщательно вымыл.

Что ж, будем считать, что пришло время дипломатии.

Я благоразумно остановился метров за сорок до ворот. Мигнул фарами. И вышел, стараясь держаться за открытой дверцей. Поднял руку и расстарался улыбнуться. Поверьте, под прицелом это несколько сложновато.

— Здравствуйте!

— Ты кто? — крикнул кто-то. Кто именно, я не понял. Что на это можно ответить в подобной ситуации?

— Попов я! — Чей?

Теперь я увидел крикуна. Голос у него такой… Впечатляющий. Ему бы басовые партии в Большом театре исполнять. Вместо Шаляпина. Ей-богу, его приняли бы в труппу без разговоров.

Если бы я сказал, что я душой и телом принадлежу природоохранной прокуратуре, боюсь, он бы не понял. Где он и где та прокуратура? Может, он и слова-то такого не знает. На свое счастье…

— Свой!

— Чего надо?

— С императором хочу говорить.

— О чем?

Я чувствовал, что контакт как-то не залаживается. Ну не складываются у нас отношения. Поэтому требуется сильный ход.

— Да вот на машине хочу прокатить.

Чего я ляпнул? Ох, слышали б мои начальники. Не видать мне тогда годовой премии как своих ушей. Порой отсутствие стабильной связи имеет свои плюсы. За вычетом очевидных минусов.

Мужик в меховой шапке «а-ля казак» скрылся. А я остался стоять. И смотреть. В особенности на пушку. Ее устройство я, в общем, понял. Труба, скорее всего водопроводная, но утверждать не берусь, вставлена в деревянный чехол, туго перетянутый железными обручами. Понятно, чтобы не разорвало. Хотя я сильно сомневаюсь, что такой способ предохранения действенный. Ну да им видней. Главное для меня, что она однозарядная. Скорее всего, срабатывает от открытого поджига. Ну и прицельность так себе. На всякий случай я вывернул передние колеса влево. В случае чего, я с места рвану в сторону, а там их пушкарю за мной не угнаться. Еще там, за пределами территории, я пару дней испытывал это чудо автомобильной техники и выучился — или выучил? — начинать движение с большим ускорением, практически прыжком. Вряд ли здесь видывали подобные маневры.

— Император не желает с тобой кататься, — громогласно заявил вернувшийся «казак».

— А поговорить? — нахально осведомился я.

Скажу честно, здесь я испытывал немалые проблемы с собственной идентификацией. Там мне достаточно бывает представиться и, в крайнем случае, предъявить удостоверение. На подавляющее большинство моих сограждан и не только на них принадлежность к столь уважаемому и, без хвастовства скажу, могущественному ведомству производит сильное впечатление, а некоторых так просто повергает в трепет. Здесь же я себя чувствую как заяц с бритой задницей. Если не сказать, целиком. Видели когда-нибудь бритого зайца? То-то. Если там человек с моей корочкой чувствует себя чуть ли не богом, здесь такие понты не проходят. Ответственно заявляю. Проверено на собственной шкуре. Пардон, бритой.

— О чем ты хочешь говорить с ним?

Я обратил внимание, что он опустил оборот вроде «Его величество». Похоже, это свидетельство некой свободы нравов. Впрочем, я допускаю, что «казак» хотел сказать не «с ним», а «с Ним». Почувствуйте, как говорится, разницу.

— Есть дело. Серьезное. Не для посторонних ушей. — Я перевел дух. Орать с такой дистанции оказалось сложновато. — Если не может сам, пусть выйдет его доверенное… — Я чуть не ляпнул «лицо». Тут несколько иной дипломатический лексикон. — Его доверенный человек. Который передаст из моих уст в уши императора.

— Хорошо. Жди.

И «казак» снова скрылся. Не то они тут так обеспокоены безопасностью государя, не то просто шишку держат, нагоняя важности и жути. В общем-то, правильно. Наши чинуши тоже в этом деле преуспели. За столько столетий было у кого поучиться. Всё равнение на царя! В армии подобное называется «действуй как я».

Левая створка ворот немного приоткрылась, и наружу вышел тот самый «казак». Сделал пяток шагов по направлению ко мне и остановился, после чего изобразил мне ручкой «иди сюда». Ха! Щаз-з! Я ему в ответ тоже. Ручкой. Дескать, прошу к нашему шалашу. Пусть он и на колесах. С некоторого времени я взял за правило не удаляться от мустанга больше чем на десять шагов. От греха, знаете ли. Ох и от греха!

«Казак» попытался было настаивать, но я лишь выразительно показал на верхушку частокола, из-за которого поглядывали хмурые мужики с арбалетами и луками в руках.

По части личного оружия у них тут явно не очень, но мне не хотелось испытывать на себе даже то, что у них имелось.

Видно, любопытство у мужика разгорелось сильнее, чем чувство опасности. Да и то сказать, расстояние в сорок метров для хорошего лука при наличии толкового стрелка — не расстояние. Или император настолько суров? Мне это предстояло выяснить.

Пока он шел ко мне, я смотрел то на него, прикидывая тактику и стратегию предстоящих переговоров, то на частокол, точнее, на стрелков. Черт их знает, что там у них на уме. Система контроля, имеющаяся в мустанге, работала в полный рост. Пока ничего тревожного.

— Ну? — спросил «казак», останавливаясь от меня метрах в трех.

— Здравствуй.

— И тебе здоровья, если с добром пришел. Так о чем говорить хотел? И кто ты такой вообще есть?

— Сказал же. Попов я. А ты кто?

— Илья. Сотник здешний. Доволен?

— Очень доволен. Понимаешь, Илья, какое дело. Сам видишь, не местный я. Прибыл сюда по поручению.

— От кого прибыл? — начал он брать быка за рога. То есть, получается, меня.

— А не все равно, если от меня вам и императору может быть польза? И немалая.

В багажнике у меня кое-что имелось. Для подарков и, так сказать, в качестве обмена с аборигенами. Ну не зеркала-бусы-стекляшки, но и, конечно, не оружие стратегического назначения. Я в общих чертах представлял себе уровень здешнего научно-технического прогресса, если таковым можно назвать образчик вроде пушки, забацанной из старой водопроводной трубы и вставленной в деревяшку со стяжками.

— Нет, Попов, не все нам равно. Вон какая у тебя машина. Мы таких и не видали. Даже на картинках.

Между делом он потихоньку перемещался так, чтобы заглянуть в салон. Ну-ну.

— Послушай, Илья. Ну зачем тебе эти сложности? Сам пойми, ну что мне может быть от вас нужно? Нападать на вас я не собираюсь. Пока, конечно, вы меня не заставите. Тогда, конечно, вам не поздоровится, факт. Можешь не сомневаться. Но я надеюсь на разумность твою и императора.

— А если я засомневаюсь? — прищурился он.

— Ну чего, ворота тебе выбить? Зачем?

— Это мы еще поглядим, кто кому и чего выбьет.

— А тут и глядеть нечего. Хотя, если хочешь…

Я понял, что нужно продемонстрировать свою силу. Там, где хватает демонстрации одного удостоверения, за которым стоит вся мощь природоохранной прокуратуры, здесь представляться надо всерьез. В полный — по их понятиям — рост.

Я посмотрел ему за спину. Потом вправо-влево. Справа, как и слева, не наблюдалось ничего сколь-нибудь значительного, а вот за его спиной…

— Что там на башне? — спросил я.

Илья-сотник даже не оглянулся. Да уж, нервы у него в порядке.

— На той? — показал он грязным пальцем через плечо.

— На той, на той. Не жалко?

— Смотря для чего.

— Потерять.

— Это же как потерять? И я показал как.

Пистолет у меня на груди. Не на поясе и не за ним — все это неудобно и нефункционально. Эти варианты ношения оружия хороши для строевых смотров и кинобоевиков. Особенно для последних, тогда жесты получаются крупными и шибко выразительными. Я как-то слышал такое определение — «выпуклые». В моем случае, если говорить о визуальном ряде, все скромнее, хотя и эффективнее. Особенно, если учитывать, что пистолетик у меня не того. Не совсем штатный.

И я выстрелил.

Честно сказать, прицел я взял пониже. На всякий случай. Подстраховался. Чтобы не опозориться перед соотечественниками. Ведь как ни крути, а они граждане России.

Хотя и без паспортов, идентификационных номеров индивидуального значения и прочей бюрократии с бухгалтерией. Просто являются таковыми по месту рождения и пребывания.

Угловая башенка с конусообразной крышей венчалась, как я полагаю, флюгером. Впрочем, возможно, это был некий знак государственности, как, скажем, рубиновые звезды над Кремлем.

Верхушку конуса — где-то с полметра — просто снесло. Вместе с, все же надеюсь, флюгером.

Илья обернулся, посмотрел и как-то напрягся. Тут я увидел у него на широкой перевязи саблю. Хотя в иной ситуации я бы идентифицировал эту штуковину как ятаган. Солидная такая вещь. Мне показалось, что он готов за него схватиться.

Вряд ли этот дядечка может быть против меня серьезным противником, но отчего-то мне не хотелось с ним тягаться. Ну вот не хотелось, и все тут.

— Этого достаточно?

Он глядел на меня просто с ненавистью. Не без страха, но, главное, с ненавистью.

— Хватит, — выдавил Илья. — Чего ты хочешь, Попов?

— Сотник, — я примирительно развел руками, старательно демонстрируя свои добрые намерения и дружелюбие, — ты сам захотел.

— Ну?

— Мне нужна помощь, — я слегка сдал позиции. — И я не останусь в долгу. Обещаю.

— Вижу уже, — зло процедил Илья.

Все же, наверное, я переборщил. Хотя…

— Ну что ты так-то уж? Не обижайся. Ворота же я не стал выносить, правда? Залатаешь быстренько, и все дела. За день управитесь. Я же с миром пришел. Мне помощь требуется, только и всего. А в ответ я помогу. Я же это сразу сказал. А, сотник? Договорились?

Вижу, у него начал просыпаться интерес. Я уже несколько знаком со здешними обычаями. Правда, от региона к региону они меняются, но все же некоторая общность прослеживается. Главное — тут все и каждый очень блюдут свои интересы. Кто-то может назвать их шкурными, но я предпочту ограничиться определением «житейские». Жизнь тут такая, непростая. Я бы даже сказал, весьма. Научился подходу к местному люду. Тут, на территории, вообще как-то быстро учишься. Жизнь здесь такая. Заставляет.

— С траками поможешь? — спросил сотник.

Опа! Я чего-то не понял. У них тут чего, на танке гусеница полетела? Или на тракторе?

— С траками? — с сомнением переспросил я.

— Ну да.

— Не знаю. С одной стороны, почему бы и нет. А что именно? Поподробнее можешь сказать?

— Чего тут говорить? Вот маковку ты сшиб, вот и их тоже того, под гребенку.

Так, скорее всего, это все-таки не запчасти. Уже хорошо. А то они у меня в дефиците.

— Слушай, давай начистоту. Вообще-то траками у нас кое-что другое называется. По машинной части.

— Как это такое может быть? — удивился он. Мне показалось, искренне. Или дурака валяет? По части дуракаваляния в этих местах все в порядке. Можно сказать, любимая народная забава.

— Да так. Ладно, неважно. Что такое траки?

— Ну… Траки и есть траки.

Ну естественно! Интеллект он и есть интеллект. Язык — язык. Бочка — бочка. Что там у нас еще одноименного с техникой и ее выкрутасами? Петля, штопор, колоться. Нет, последнее вряд ли можно считать сугубо техническим термином.

Я похлопал рукой по крыше мустанга.

— Вот это что по-твоему? Машина, да?

— А нет?

— Машина. Только у нас это предпочитают называть вездеход. Или джип.

— Вездеход? — переспросил он и рассмеялся. Гулко так. Вылитый Шаляпин. Или Собинов. По части басов я вообще-то не очень. Хворостовский еще, что ли?

Я переждал приступ его веселья — уточнение его причины отложил на более подходящее время — и спросил:

— Так что такое траки?

— Да чума это, что еще. Звери.

— Ну вот какие они? Большие? Маленькие? Сколько их?

— Во! — развел он широкие ладони сантиметров так на тридцать пять — сорок.

— Понятно. И что с ними? В чем проблема?

— Так сюда прут, что же еще! Видишь? — показал он на ров, основательно заполненный деревянными обрубками и опилками. — Как подойдут, поджигать станем, чтобы, значит, не сунулись. И так везде. А иначе беда.

— И когда подойдут?

— Кто знает? Сегодня… Или завтра. Но, видать, все же сегодня. Ну? Сдюжишь?

— Так я не понял. Сколько их? Хоть примерно.

— Ну ты и тупой, Попов. Кто ж их сосчитает-то? До горизонта! Туча! Ты можешь счесть, сколько в туче капель? Вот и тут то же.

Теперь я начал понимать. Массовая миграция не очень больших зверьков. Возможно, грызунов. Например, крыс. Или тех же зайцев. И дались они мне! Зайцы эти. С бритой шкурой. Нет, с тучей я справиться не могу. Как и с нашествием саранчи. Для этого потребна вовсе не войсковая операция, на которую у меня тоже не было ресурсов, хотя само участие армии не исключается, а специальные санитарно-биологические мероприятия. С химикатами, напалмом — не знаю с чем еще.

— Нет, под гребенку вряд ли. Если туча, то вряд ли. Но вот подготовиться к встрече — можно попробовать. А чем они так вам досадили?

— Так жрут же все под гребенку! — искренне возмутился сотник. — До зернышка.

— Ладно, договорились. Попробовать я попробую. Но только так. Мне нужен проводник. Толковый.

— Ну, если поможешь…

— И еще мне нужен Лось.

Буйно заросший волосищами Илья как-то резко поменялся в лине. Осунулся и побледнел. Явные признаки страха. Ярко выраженная физиологическая реакция на сильное воздействие психогенного характера. Говоря по-нашему, по-простому, он испугался. И попытался это скрыть.

— Какой Лось? Ты что? А? Так ты чего тут, а? Чего задумал? Лось ему! Да ты знаешь!

Рука его уже легла на грубоватый самодельный эфес его меча-кладенца. Так, начинается. Хотя, с другой стороны, эта его реакция дорогого стоит. Ох и дорогого! Значит, есть он, неведомый мне пока маг и прорицатель Лось. Есть! А все остальное дело техники. Я мигом прикинул, как мне быстренько обездвижить сотника, а потом, если не захочет сам, развязать ему язык при помощи химии. А со своими проблемами пускай сами разбираются.

И тут он мигом — просто чудо какое-то! — сменил тактику.

— У нас тут охоты уже который год нету! Ни лосей, ни оленей — никого. Одним житом да курами питаемся. А ты лось! Нет, если хочешь, вот там, у Крупняка, — он показал рукой примерно на восток, — зверь есть, но у нас все под гребенку подобрали.

На эту филиппику я мог бы ответить, что не далее как пару часов назад своими глазами видел парочку вполне себе симпатичных оленей, но не стал ввязываться в этот ненужный, никчемный спор. Не об оленях сейчас речь.

— Тогда я буду говорить с императором. Это мое условие. Проводник и император. А с траками твоими сейчас разберемся. Ну? Соглашайся.

Я выразительно, но при этом как бы между прочим положил руку на пистолет. Который совсем не штатный. Упоминание о нем можно найти лишь в нескольких справочниках, большинство из которых имеют грифы «Секретно» или что-то в этом роде. При этом никто и никогда не утверждал, что это или подобное оружие используется хотя бы одной спец или не очень службой мира.

Чем мне нравится территория. Я, естественно, имею в виду ЗАТОФПА, так это тем, что разумные, взвешенные и доказательные аргументы здесь принимаются. Ну почти всегда. Напрягает лишь то, что свою аргументацию приходится выстраивать слишком долго. И часто напряженно. С «корочкой» оно как-то быстрее получается.

— А что ты сможешь сделать с траками? — спросил сотник.

Что ж, вопрос законный.

— Где они? Хотя бы примерно.

— Так там вон, — показал он рукой. Опять же на восток.

Кроме жуткой проходимости, почти полной неуязвимости — в условиях территории, конечно, — и сильной оснащенности системами охраны и наблюдения, мой мустанг оборудован еще некоторым количеством прибамбасов, кое-какие из которых поначалу показались мне излишними. В том числе беспилотный самолет-разведчик, вместо взлетного поля использующий навесной багажник, в котором он, собственно, и хранится во время транспортировки.

— Отойди, — попросил я, стараясь говорить мирно и доброжелательно. К чему лишний раз раздражать местное население? И показал рукой куда. — А то вдруг чего. Сам понимаешь.

Сотник послушно отошел. Я быстро извлек разведчика и расправил его крылья. Дел на три минуты. После чего сел в машину.

На старт! Внимание… Малосильный движок загудел, катапульта хлопнула, по металлу кузова прошла дрожь, и на экран справа от водительского сиденья потекло изображение. Под ним часто менялись цифры, соответствующие местоположению прибора относительно базы. То есть меня.

Сказать честно, у меня были некоторые сомнения по поводу того, поднимется ли эта штуковина в воздух. За время моего пребывания на территории серебряно-литиевые его аккумуляторы могли здорово подсесть. Но, как оказалось, ничего. Индекс зарядки в семьдесят три процента я счел более чем удовлетворительным. Потом заряжу. Если будет в этом смысл.

Самолетик, оторвавшись от взлетной полосы, опасно нырнул вниз прямо перед капотом мустанга, но быстро выровнялся и стал набирать высоту. Некоторое время я его еще видел, а потом стал смотреть на экран. Радиопомехи на территории непредсказуемы, поэтому программу моему разведчику я задал сразу же. Во избежание.

— Эй, Илья! Давай сюда.

Он долго устраивался на сиденье, начав с того, что попытался войти внутрь вперед ногами. Кабина в джипе хоть и просторная, но с появлением в ней кряжистого сотника места стало заметно меньше. Он кряхтел, сопел, источая запахи чеснока и конского пота, оглядывался и одновременно до всего старался дотронуться.

— Сюда смотри, — сказал я, показывая на экран. — И прекрати хватать.

От обиды он засопел еще громче, но на экран посмотрел.

— Это чего такое?

— Это показывает то, что находится под самолетом. Места узнаешь?

— Ух ты! Вот бы Сане показать!

— А кто у нас Саня?

— Да император. Он давно блажил такую штуку сделать, чтобы летать на ней и сверху на землю смотреть. Слушай, может, продашь, а?

— Подумаю. Ты на экран смотри. Куда дальше-то? Вот интересно. Своего императора здешние сотники просто Саней зовут. Ладно, об этом я потом подумаю, сейчас нужно разведчиком управлять. Кстати, деньги, как таковые, тут хоть и мало распространены, но в ходу наши, российские. Правда, еще дореформенные.

— Так, погоди, — возбужденно бормотал Илья, пялясь на экран. — Это речка наша, так? Слушай, помедленнее нельзя?

Я не стал ему объяснять про минимальные скорости летательных аппаратов и чем отличается самолет от вертолета. Просто изменил режим воспроизведения поступающей информации. Изображение на экране стабилизировалось, и только в нижнем правом углу в небольшом окне можно было видеть передачу в реальном времени.

— Ага, вот так, хорошо. Значит… — Он повел перед собой большой ладонью. — Тут Софьин выпас, сюда дорога, пасека… Ага! Вон туда, — махнул он, мало-мало не снеся монитор.

Я вывел текущую информацию на полный экран и принялся джойстиком корректировать курс, помня о том, что в любой момент сигнал может исчезнуть. И он исчез. Случилось это не сразу, однако случилось.

— Чего это? — забеспокоился Илья, увидев подернувшийся цветной рябью экран.

— Помехи в радиосвязи. Ладно, неважно, пошли на свежий воздух.

Отчасти я был даже рад этим помехам — в относительно небольшом салоне джипа находиться рядом с Ильей становилось затруднительно из-за источаемого им крепкого амбре. И это при том, что дверцы я не закрывал.

— А чего, хорошо сидим. Хорошо у тебя тут. Мягко. И пахнет вкусно.

Лучше бы он не начинал про запахи.

— Вот именно. Выходим-выходим. А то привыкнешь еще. К хорошему, знаешь ли, быстро привыкаешь. Вылезай.

Он снова засопел, но выбрался, хватаясь то за подголовник, то за дверной окоём. К счастью, обошлось без разрушений. На всякий случай я захлопнул пассажирскую дверцу и заблокировал.

— Ну и чего теперь? — спросил сотник.

— А чего «чего»? Ждем.

— Долго? У меня еще работы, — он рубанул себя по бороде в области кадыка. — Давай-ка я пойду пока, а ты после шумни, ежели чего.

— Дольше ходить будешь.

Выставляя программу разведчика, я прикинул, что за сутки зверьки обозначенного сотником размера могут пройти километров тридцать от силы. На деле, скорее всего, и того меньше, при скорости разведчика около трехсот километров в час путь туда и обратно займет двенадцать минут. Плюс маневры на месте, взлет и посадка — еще пять минут от силы. Итого семнадцать. Так что действительно стоит подождать. Кроме того, я не хотел до поры отпускать Илью еще и потому, что счел нецелесообразным давать ему возможность сейчас встретиться со своими, в том числе с императором. Мало того, что это даст ему психологическую разгрузку и даже подпитку, что чрезвычайно важно при любых переговорах. Он мог получить еще и новые вводные, что определенно затруднило бы достижение стоящих передо мною целей. И, кроме сказанного, я хотел это время использовать с толком для себя.

— Да ну, — отмахнулся он. — Врешь ты все, Попов.

— Сейчас увидишь. Кстати, хотел тебя спросить. Вы чего тут вообще-то выращиваете? — Я показал на поля.

— Тут? Ячмень. Дальше пшеничку. Там хрущевку. Вот это картошка, буряки. Там яблони. Ну где твой самолет-то?

Вот интересно, самолетов он в жизни не видел, а слово знает, термином пользуется уверенно и произносит без искажений.

В чем, собственно, заключается феномен территории? И откуда, как говорится, ноги у него растут.

Я, несмотря на все мои допуски и заслуги перед родиной и природоохранной прокуратурой, в этой теме не до конца и, подозреваю, многие мои начальники тоже. В свое время нас до этого просто не допустили. В нашей правоприменительной практике подобное случается сплошь и рядом. Кто-то не совсем корректно назвал данное прискорбное явление «телефонным правом». Хотя в то время нашего ведомства в том виде, в каком оно существует сейчас, еще не было. Но имелись другие. Но не об этом, в конце концов, речь. Я не собираюсь сейчас изобличать язвы и пороки нашего общества, хотя моя работа во многом из этого и состоит.

Про Чернобыль, думаю, слышали все. Сказано и написано про него — одному человеку за всю жизнь не перечитать и не прослушать-просмотреть. Это как море выпить. С ЗАТОФПА, учитывая уже имеющийся опыт и сугубую локальность процесса, обеспеченную кроме всего прочего войсками МВД и пограничниками, ситуация сложилась иная. Информация о ней вовне практически не просочилась. Поэтому нелишне чуть-чуть заглянуть в ее историю и истоки.

Нельзя сказать, что тут был сильно развитый промышленный район. Так, несколько производств, поставленных во времена сначала Сталина, а позже и Хрущева. Схема таких закрытых производственных образований отработана во многих других шарашках, хотя после пятьдесят третьего года само это слово почти исчезло из оборота, сохранившись разве что в литературе, главным образом, у Солженицына. Небольшой НИИ, при нем опытный завод, вокруг жилые дома с магазинами и кинотеатрами, чуть дальше дачи и прочие места отдыха, и все это опоясано колючей проволокой, вышками, автоматчиками и прочее, прочее, прочее. Связь с внешним миром через КПП с жесткой пропускной системой. Все эти Саранск-16, Владивосток-21, Ухрюпинск-100 созданы по одной схеме. Правда, в отличие от настоящих шарашек, людям тут платили деньги за работу, часто весьма неплохие, и позволяли вываливаться во внешний мир почти без мороки. Другое дело, что попасть сюда извне было проблемой, но считалось, что как раз эта-то проблема оправданна. Да что об этом говорить — желающие всегда могут найти информацию по этой теме хоть в том же Интернете.

Самое главное, что во всех этих НИИ разрабатывалась, а на заводах производилась самая что ни на есть секретная продукция военного назначения. Вот и здесь ровно то же.

Не берусь судить о том, что тут произошло на самом деле. По некоторым отголоскам, дошедшим до меня, это был террористический акт. Не исключаю. Не уверен, но и отбросить эту версию не могу. Потому что возможно. По другим — обычная (?!) авария. С необычными последствиями. Версии о «зеленых человечках», новом Тунгусском феномене и прочих пришельцах я не рассматриваю. Хотя, должен признать, некоторые доказательства подобного вмешательства выглядят весьма убедительно. Но тут, думаю, присутствует эффект игры хорошего актера, занятого в паршивой пьеске. Вот, скажем, «Путевка на Парнас» меня не убеждает, морда легковата, но когда в ней играет неподражаемая Костина — ну просто никаких вопросов. Фейерверк и восторг чувств!

В сущности, сейчас все это уже не имеет большого значения. По крайней мере, в рамках моего задания. Или, если угодно, расследования. Я ж не бычара безмозглый, а как-никак следователь. С государственными наградами на груди парадного кителя, который я надевал, исключая примерку, ровно столько раз, сколько меня и награждали. У меня даже фотографии есть. Иногда, особенно в хорошем подпитии, их о-очень интересно рассматривать. Когда и если у меня будут дети, допускаю, что они станут пугать своих классных учительниц тем, что их батя ручкается с президентом страны и при этом нагло ухмыляется. Практически глумится. А это у меня просто тик был после контузии. Выдернули из госпиталя, собаки. Врач мне потом сказал по секрету, что из-за этой красивой железки я лишние две недели в их заведении койку занимал. Не к тому что в укор сказал, а просто проинформировал. Мы с ним, кстати, классно в подкидного тогда резались. Даже не помню, чтобы еще когда-нибудь рубился с игроком такого уровня. Хотя «листами» я, считай, половину жизни шлепаю. Не то чтобы там чего-то, не надо ничего фантазировать и подозревать, просто для удовольствия и поддержания компании.

Так, стало быть, все это хозяйство того. Немножко взлетело на воздух. Не шибко высоко. Скорее, даже низко. Низехонько так, к счастью. К несчастью же — накрыв и соседний заводик. И тот тоже подпрыгнул. Вместе со всем своим содержимым. Которое накрыло всю прилегающую территорию смесью дряни из одного производства с гадостью другого. И там, и там разрабатывали оружие массового поражения. К сожалению — разнонаправленного. В итоге получилась адская, дикая смесь.

Не хочу бросаться научными терминами в приличной компании, поскольку они, термины эти, по большей части, ничего не объясняют, только запутывают. Мне неоднократно приходилось встречаться со специалистами различных профилей, так вот среди них попадалось немало таких, кто стремился показать свою сугубую образованность, для чего сыпал разные словечки щедрее хорошего дворника, раскидывающего песок при гололеде. В итоге ничего не понятно, все в дураках, он один в белом фраке. С опытом я научился такие попытки пресекать, и, знаете, что оказалось? Большинство подобных умников знают свой предмет как раз на уровне терминов. Без них они ничего не в силах объяснить. Ни на пальцах, ни на словах. Они для них словно костыль для хромого. Да если б я все эти словечки знал, стал бы я приходить к ним на консультацию?

Поэтому попробую на пальцах объяснить то, что и как я сам понял. Не скрою, некоторые пробелы в имеющейся в моем распоряжении информации я заполнил, исходя из собственного опыта и здравого смысла, просто для того, чтобы не терялась логика повествования. Думаю, я не слишком нагрешил с истиной.

Начну с того, что, когда закладывали эти производства, никто и предположить не мог, что через много лет наука шагнет настолько далеко, что поражающие способности некоторых боеприпасов могут действовать в радиусе сотен километров от эпицентра. Если, конечно, речь не идет о ядерном оружии, но здесь им почти не пахло. Говорю «почти», потому что немножко все-таки пованивало. В одном месте, назовем это объект Альфа, кстати, другого названия я и не знаю, бодяжили боевую химию с особенным воздействием на психику человека. Ну типа одну каплю в водопровод Лондона, и все его жители начинают безудержно ржать. Или, наоборот, плакать. Точно не знаю, это только так, для примера. Или изобретали каждый раз новую «сыворотку правды». Один вздох, и подследственный рассказывает о себе то, чего и сам давно забыл. На объекте Бета мудрили над способами эффективной переноски ОВ — отравляющих веществ, если кто не в курсе.

По идее такое соседство должно было выглядеть логично. А что? Тематика схожая, родственная, в случае чего разработникам далеко ходить не надо. И, как водится, и там, и там имелись параллельные производства. Одеколоны там вряд ли разрабатывали, но кое-что было.

Таким образом, имеем уже двух змеюк в одном флаконе. Но этого оказалось мало. Ну мало, и все тут. Змея Бета пригрела на своей груди детеныша, призванного переносить яд гадюки Альфа не каким-то там примитивным воздушно-капельным путем, а при помощи радиосигнала. При мне произносили слова «циклический» и «специфически насыщенный», но это не слишком много объясняет. Если по-нашему, по-крестьянски, то это нечто вроде дракона, только не из плоти и крови, а в виде радиоэлектронного импульса, который кружит над определенной территорией и поливает ее огнем из своей пасти. Или не из пасти и не огнем. А поймать его можно лишь при помощи приборчика, из которого он и вылетел.

Если чуть добавить наукообразия, то данные по отравляющему веществу — или любому другому — кодируются в цифровую форму, вроде как записывается формула на бумаге, и потом электронный импульс с этой формулой направляется на объект. Который может быть как в соседней квартире, так и за тысячу верст от родного гнезда. Но в силу некоторых его личных особенностей и геолого-магнитной аномальности местности, этот дракон задержался там, где его и породили.

На этом этапе я остановлюсь. Все равно ничего умнее не добавлю, а вот подписку о соблюдении режима гостайны могу нарушить. Оно мне надо?

Короче говоря, в результате ЧП сложилось несколько эффектов, а в итоге возник феномен территории, что в данном конкретном случае куда как интереснее — я все хочу вернуться к тому, как легко и естественно сотник Илья употребил слово «самолет».

То, что у населения территории мозги крепко легли набекрень — к гадалке не ходи. Тут такое началось! В нашем распоряжении оказались некоторые видеосъемки — куда там Варфоломеевской ночи! Мать на сына, муж на жену. Резня и погромы. Не хочу даже детализировать. Просто не хочу. Мне хватило и того, что я видел. Страшно это и мерзко. Во первых строках этой трагедии повсеместно вырубилось электричество. Да чего говорить, если спутники с орбиты перестали контролировать огромный кусок страны! Муть, пелена, помехи и полная неясность. Наши потенциальные «друзья», увидев со своих орбитальных надсмотрщиков такое дело, жутко «зашелестели ластами». Как так да что такое! Дескать, русские закрыли для международного контроля часть своей территории. Протесты, заявления, ООН, ноты. Ага! Так сходите и откройте, коли себя не жалко. Мы туда больше своих солдат не посылаем. Заразно это. Сами ждем, когда рассосется, и молимся, чтобы на центральную часть страны эта гадость не натекла. Хотите, можем и вам пару пригоршней, так сказать, взаимообразно. Только уж вы сами, без нас там как-нибудь. А мы взвесим, сколько вы там черпанули. Проконтролируем. Потому что это похлеще утечки мозгов будет. Это, братья вы наши по разуму, супер-пупер технологии. Правда, нами самими не до конца опознанные.

В общем, как-то там договорились, мне это не особо интересно. Вроде того, как договорились о липовой посадке американцев на Луну. Большого шума не было, и это главное. Хотя, если на мой взгляд, то как посмотреть. Иногда в нашем прокурорском деле шум очень даже полезен.

Первое время, конечно, после того как сделали несколько попыток сунуться и ликвидировать последствия, а, главное, добыть документацию — ничего из всего этого не вышло, — беглецов с территории только что не отстреливали, хотя, полагаю, без этого не обходилось. Перепуганному срочнику проще пристрелить «мокреца», чем с ним цацкаться, после чего уехать в честно заработанный отпуск сроком десять суток. Сменившие их контрактники тоже не похожи на дедсадовских нянек. Не больно-то им нужны приключения на собственный бритый загривок. Они, в смысле местные, территориальные, были, да и по сей день остаются заразными. Правда, наши биологи ищут вакцину, что-то там уже нащупали… Боже, как у меня болела задница после их уколов!

Так вот по поводу мозгов набекрень.

После разразившейся вакханалии выяснилось, что у аборигенов здорово деформировалась память. В том смысле, что ее отшибло. Не совсем, но прилично. Вплоть до того, что многие элементарно разучились читать. И это, на секундочку, в научных городках! Где доктора наук не то что б через одного, но совсем даже не редкость. Впрочем, насколько мы поняли, как раз докторов-то с кандидатами вырезали первыми. Как наименее приспособленных к варварству. И, возможно, как виновников произошедшего катаклизма. Точно неизвестно. Понятно лишь одно — нехилая часть современной России разом рухнула в Средневековье. Если не глубже. Там, видишь ли, Интернет и нанотехнологии, а здесь уже каменные топоры себе строгают и жрут себе подобных. Прогресс!

По поводу «жрут» это я так, от избытка воображения. Достоверных фактов на этот счет у меня нет. Одни предположения. Или, если угодно, догадки.

Так вот о памяти. Насколько нам известно, некоторые рудиментарные остатки воспоминаний у территориалов остались. И у детей их, и внуков. Чему не могли не способствовать разграбленные, часто сожженные остовы автомобилей, которые я неоднократно встречал, остатки мачт линий высоковольтных электропередач, почему-то взорванная краснокирпичная церковь. И в особенности проскальзывающие словечки. Однажды я чуть не рассмеялся (мне это стоило немалых усилий), услышав слово «супермаркет» применительно к бревенчатой избе-самострою, в которой семья гнала на продажу самогонку. Все предприятие вместе с жилыми и производственными площадями метров, примерно, шесть на шесть. И ведь не просто «маркет» — а «супер»! Под охраной здоровенной лохматой псины в репьях и почему-то в древесной стружке. Я, честно сказать, отовариться так и не решился. Да, в общем-то, и не хотел. Трусливо шмыгнул мимо. Мы тогда были еще вдвоем.

Мы с Ильей уже прилично развили сельскохозяйственную тему, я даже увлекся, на самом деле интересно, когда с востока послышался слабый звук электродвигателя самолета-разведчика. За частоколом крепости торчали десятки, если не сотни, любопытствующих лиц. Учитывая количество здешнего народонаселения, произведенный самолетиком эффект в процентном соотношении значительно перекрыл интерес москвичей к салютам в дни государственных праздников.

— Вот видишь! — победно выкрикнул я и нырнул в салон джипа. Здесь, по счастью, все еще пахло кожей и еловой отдушкой.

А ни фига! Экран все так же рябил помехами. Только в техническом окне быстро менялись цифры, характеризующие местонахождение разведчика относительно базы. Какой-никакой, а контакт есть! Значит, будет и продолжение банкета.

Все остальное я проделывал медленно и торжественно. Ведь столько зрителей! Публика должна увидеть свой спектакль.

Самолетик весьма прилично зашел на посадку, погасив скорость, и спланировал ровно на картофельные, как я понимаю, грядки. Правда, чуть дальше, чем я ожидал. Метров так за сто с небольшим от «базы». Переваливаясь на колдобинах как утка, он замер, зацепившись правым крылом за земляной холмик, отчего его развернуло градусов на сто двадцать.

Что удивительно, следом за мной, явно стараясь обогнать, бросился сотник. Только вот на тебе, не угадал! Я подхватил своего разведчика первым. И, стыдно сказать, прижал к груди.

— Чего там? — спросил Илья, сбивая мохнатую шапку на затылок.

— Пойдем-пойдем. Сейчас увидишь.

— А вот так нельзя посмотреть, чего ли?

— Откуда? Пошли, сотник.

Ну не объяснять же ему принцип работы телекоммуникационной аппаратуры.

Я стоял к крепости практически спиной. То есть ежели брать направление моего носа за вектор, которым я оказался развернут к «казаку», это не было полных девяносто градусов по отношению к плоскости частокола. Возможно, градусов семьдесят. То есть не совсем спиной, но и далеко не вполоборота. Однако мне хватило и этого, чтобы увидеть, как из ворот вылетела четверка конных.

Меня тоже кое-чему учили. Очень надеюсь, что это были мастаки покрепче и серьезнее тех, кто когда-то — кстати, интересно кто? — пестовал Илюшу.

Руки у меня, понятно, были заняты самолетом. В иной ситуации я бы его без сожаления бросил, но тут образовался торг. Я, конечно, не торгаш, но момент просекаю. Научился.

Уродовать его я не стал. Просто ударил толстым рантом ботинка по голени сотника. Кто не пробовал… В общем, не советую. Ну его. Больно это. А если удар провести со знанием дела, то, уверяю, эффект окажется просто поразительным. Мой Илюша даже охнуть не сумел. Просто осел, открыв рот от боли и изумления, и схватился обеими руками за ногу, вытаращив глаза. Наверное, со стороны это смотрелось удивительно и, допускаю, даже где-то забавно. Вот стоял себе мужик, базары свои разводил, а тут вдруг присел и даже валиться начал. Уж я постарался, чтобы со стороны мой удар было не разглядеть.

Подхватил самолет под левую руку, а правую положил на грудь, аккурат на то самое место, где из кобуры торчит рукоять пистолета. И не слишком быстро пошел к своему трехосному мустангу. Но и не совсем уж медленно. Иду, смотрю на конных и начинаю подозревать, что как-то не так они себя ведут. В смысле не так, как я предполагал. Скачут себе во весь опор, но, похоже, не ко мне. А просто по дороге. И, кажется, по своим делам, ко мне вовсе не относящимся. Ну или не совсем вовсе, но во всяком случае не явно. И не немедленно. В том смысле, что прогалопировали мимо джипа, обдав его пылью, и дальше себе, дальше.

Я проводил их взглядом. Да, неудобно получилось. Придется мне перед Илюшей извиняться. Я обернулся к нему. Сотник все еще пребывал в меланхолии, лежа на земле. Но уже подавал признаки жизни в виде мата, не очень громкого, но лично мне хорошо слышного.

— Илья! — окликнул я. — Ну чего ты там? Картинку пойдешь смотреть?

То, что он мне ответил, я предпочитаю не воспроизводить исключительно по цензурным соображениям. Хотя ответил он сильно, не скрою.

— Ну извини. Ну показалось мне.

— Я тебя извиню… — Тут я вынужден несколько купировать его текст. Но ведь это ж надо, до чего стильно умеет выражаться человек! И, я бы сказал, цветисто. С обилием мощных прилагательных и совершенно неожиданными определениями, обобщениями и предположениями по поводу моей ближайшей родни. Даже завидно. Я всегда был неравнодушен к людям, умеющим делать хоть что-то лучше меня. И вот что странно. Где-то память у них, в смысле- у территориалов, отшибло, а вот где-то — фиг!

— Я тебя так извиню… Ты у меня… Родная мать тебя… До конца дней зубы в кармане будешь носить, а жрать жопой станешь.

Это все-таки, согласитесь, уже перебор. По собственному опыту знаю, что людям нельзя давать заговариваться. А то наобещают вот так вот сгоряча, потом ведь исполнять придется. Оно мне надо? Можно, конечно, заставить его замолчать и силовым способом, но зачем это делать на виду у воззрившегося на нас электората? Ему это — потеря авторитета, мне — приобретение свежеиспеченного врага. И я решил провести небольшой лингвистический эксперимент.

— Илья, ты водку будешь? Настоящую.

Мне просто стало интересно, знает ли он это заветное русское слово. Оказалось, знает. И очень даже хорошо.

Он как-то быстро сел, забыв про боль, и посмотрел на меня с новым интересом. Прямо-таки хищным.

— А не врешь?

— Пошли посмотрим.

Вы когда-нибудь видели, как спешит стреноженная лошадь? Скакать, по причине того что передние ноги у нее стянуты вязкой, она не может, но прилагает к этому все усилия. Я не хочу сказать, что сотник побежал на четвереньках. Отнюдь. На своих двоих. Хромая, шипя и ругаясь, дергая головой при каждом шаге, он не бежал в полном смысле этого слова, но и не шел и уж тем более не плелся. Достаточно сказать, что джипа мы достигли одновременно, хотя я вовсе не тормозил. Нет, все же есть в русском языке волшебные слова, при помощи которых можно горы двигать. Я как-то читал — не берусь утверждать, что это правда, но тем не менее, — что многие, если не все циклопические сооружения древности, начиная от египетских пирамид и заканчивая таинственными городами инков, делались не просто людьми, а людьми зомбированными. В доказательство приводились «живые мертвецы» с Гаити, ввергнутые в это жуткое состояние жрецами религии вуду. Те будто бы способны переносить тяжести, посильные лишь слонам. Но то жрецы с их чудодейственными мазями и порошками, не знаю чем там еще, а тут одно только слово! Почувствуйте разницу.

Кстати, коль уж вспомнил о вуду и «мертвецах», еще одна байка, на этот раз близкая мне в профессиональном плане. Будто бы знаменитые и ужасные тонтон-макуты из той же серии, из заколдованных. Потому, дескать, их и пуля не брала, и вообще умирать они не умели. По-моему, чушь все это. Сказки. Страшные, как и сами эти гвардейцы гаитянского диктатора. Не хочу хвастаться или как-то себя выпятить, но я краем уха и про себя кое-что подобное слыхал. С одной стороны, смешно, с другой же… Даже не знаю как сказать. Не то страшно, не то стыдно. Черт его знает. Только во многом как раз из-за таких вот врак я оказался тут. Знаете, типа пуленепробиваемый, а если и пробьют, так нам и пробиваемых за глаза, за самые уши хватит. Но это так, лирическое отступление. Вроде как в жилетку всплакнул.

Такое поведение я наблюдал у алкашей, которые для того, чтобы скоренько выпить, прячутся за углом магазина или соседним рахитичным кустом. При детской игре в прятки ни то, ни другое укрытие не могло бы посчитаться достаточным. А тут — пожалуйста. Психология, однако!

Иллюзия защищенности и благопристойности. Имитация добропорядочности.

Вот и сотник тоже. Он встал за джипом так, чтобы его не было видно со стороны крепости, и спросил, глядя мне в глаза:

— Ну? Где?

По его тону я и так понял, о чем идет речь. Да и чего тут не понятного? Но все же спросил:

— Чего «где»?

— Попов! Все, ты доигрался!

Его, мягко говоря, лицо стало таким, что я понял — шутки в сторону.

— Садись в машину. Я сейчас. Две минуты. Все будет. Кино, вино и домино.

Последнее предложение я произнес в пустоту. Сотник уже уковылял к знакомой дверце. Однако ж крепко я ему врезал. Как бы не перелом. Минимум — ушиб кости. Тоже, знаете ли, не подарок.

Убрать разведчика на его место в навесном багажнике дело действительно двух минут. Еще меньше нужно на то, чтобы взять из заднего отсека бутылку «Столичной». И прийти с ней в салон.

В целях экономии места я предпочитаю расфасовку по ноль-семь квадратного сечения. Теперь я пожалел о своем предпочтении. Судя по голодным глазам сотника, он готов был биться с бутылкой, точнее, с ее содержимым, до победного конца и даже дальше. Скажу честно, не так много вещей в мире пугают меня по-настоящему. Алкоголики входят в этот скорбный список. Особенно буйные. Еще более особенно — военные. Не просто люди в погонах, а именно те, кто умеет воевать по-настоящему. При определенных обстоятельствах у них отключаются мозги, зато включаются профессиональные рефлексы. Сотник явно относился к этой опасной категории. Трепещите, гады! Моряк ребенка не обидит! Но если он, в смысле моряк, пьяный, то нет преград для нашего эсминца на суше и на море.

Мустанг мой не только средство передвижения, но и дом, все тут под рукой. В том числе и чашки, в которых я готовлю то чай, то кофе. А поскольку я не кисейная барышня с утонченными манерами, трепетными пальцами и любовью к прекрасному, тонкому и трепетному же, то моя посуда отнюдь не салонная и емкость у нее стандартная — двести пятьдесят грамм. Не бьющаяся, несколько вульгарная, даже, можно сказать, тривиальная. Говоря попросту — чашка металлическая. В нее я и плеснул, со скрипом свинтив бутылке голову.

Если кто не знает анекдот про верблюда, который за секунду выпивает ведро воды, то я рассказывать его не буду. Сотник этот рекорд бил просто в прах. Правда, сначала понюхал и прислушался к ощущениям. Видать, понравилось. А потом ахнул. Одним глотком. Даже не глотком. Просто влил в себя содержимое. Из-за бороды я не видел, дернулся у него кадык или нет. Подозреваю, что нет.

На некоторое время я даже забыл про развединформацию. Я глядел на Илью. Я впитывал его чувства, нарисованные на лице. Никакой Рафаэль этого не передаст. Только документальное кино. Жаль, что я не догадался взять в руки видеокамеру, хотя для этого только и стоило что протянуть руку. Нет, действительно жаль. Смесь удивления, напряжения, узнавания, ожидания и умиротворения — и все это за то время, за какое я могу членораздельно, без спешки произнести слово «счастье». И, как апофеоз, как восклицательный знак после восторженного приветствия, мощный выхлоп в мою сторону.

— Ну? — осторожно поинтересовался я. Сотник икнул.

— А ничего.

И утер губы и усы тыльной стороной руки.

Взгляд его ожил, и сам он как-то помолодел. Хотя, конечно, для физиологического воздействия алкоголя на организм было еще рановато. Полагаю, тут имеет место тот же психологический эффект, что у хорошего актера, больного сценой. Когда такой выходит на подмостки, он кроме роли забывает обо всем, в том числе о собственных болячках. В этом смысле большие артисты и законченные алкаши одинаковы. Только одному дай дорваться до сцены, другому до бутылки.

Я посчитал, что на этом процесс нашего примирения завершен и включил видеозапись, доставленную самолетом-разведчиком. Леса-поляны, какие-то люди около телеги — все это меня не интересовало. Меня занимал вопрос, что есть такое траки. И, как говорится, с чем их едят. На восклицания сотника и его попытки остановить картинку я не реагировал. Если не считать, что отбрехивался. И, наконец, увидел.

То есть сначала я не понял. Мне показалось, что это сбой в телематике. Бывает. Особенно тут. На осознание увиденного мне потребовалось секунды три или чуть больше. Скорость прохождения импульса по нервам человека составляет около пятидесяти километров в секунду. То есть я явно тормозил. И тормозил здорово. В нашей работе три секунды — много. Не хочу оправдываться, но, возможно, виновата здешняя жизнь. Медленная, унылая и страшная. Хотя люди как-то живут. Деток рожают, картошку выращивают, за пчелами ухаживают.

Я остановил воспроизведение и вернулся назад.

— Вот твари, — сказал сотник.

Я промолчал. Хотя у меня не было ни одной причины не согласиться с его мнением. Действительно, твари. Они шли волной. Изображение не позволяло сказать, насколько эта волна была протяженной; камера разведчика захватила только часть ее. Я не знаю доподлинно, как выглядит нашествие саранчи. Наверное, где-то также. Твари размером с не самого большого спаниеля оставляли за собой… В общем, мало чего оставляли. Деревья, конечно, никуда не делись. Хотя в данном случае употреблять слово «конечно», полагаю, не совсем уместно. Ну и еще земля. На замершей картинке было видно, как от тварей убегает небольшое, голов на пять-шесть, стадо лосей.

— Мать твою ети, — проговорил я. Искренне. От души.

— Ну ты понял, Попов? — отозвался сотник.

— Кое-что.

Я укрупнил изображение, стараясь рассмотреть представителя породы. Цифровая техника позволяла увидеть изображение до деталей. Что я могу сказать. Если сухо и протокольно — округлое тело, похожее на снаряд, трехцветная раскраска — белый, черный и рыжий, — вытянутая морда с усами и небольшой голый хвост. А вот если без протокола, то меня пробрала жуть. Было в этом «снаряде» что-то, хрен его знает, пугающее, что ли. Какая-то нечеловеческая, тупая устремленность. Возможно, это профессиональная ограниченность воображения, некая зацикленность на предмете, узконаправленность мышления, если угодно, но у меня почему-то возникла ассоциация с пулей. Вы когда-нибудь пробовали увернуться от пули? А от вала пуль?

Я уже упоминал, что у нас крайне мало информации о ЗАТОФПА. Что за дурацкая аббревиатура! О территории. И о таком явлении, как траки, мы ни сном, как говорится, ни духом. Кстати, я уже останавливался на том, что Илья с легкостью говорит слово «самолет». Так вот теперь только я понял, почему этих тварей траками окрестили, то есть сегментами гусениц. Для танков или тракторов — без разницы. Потому что они давят, мнут все на своем пути. Все то, что под них попадает. И у меня разом появились нехорошие мысли.

Я посмотрел на координаты в нижнем углу экрана.

— Двадцать семь километров, сотник. С четвертью.

— Значит, завтра, — авторитетно заявил он. Ну бывает так, что человек произносит банальность, а звучит авторитетно. Эдакая особенность организма. Один умник щебечет чего-то, вроде и по делу, а до публики не доходит. Другой же, дундуд дундуком, еле школу осилил, а то и, скорее всего, просто выперли, скажет пару слов — солидно. Слушатели прониклись. Дошло до них. Как под дулом автомата. Кто пробовал жену на кухне заставить поднять руки вверх, тот поймет. Напотеешься. А вот стоит ей же попасть — не дай бог! — под ограбление в магазине, где отморозки в масках и с пистолетами — вмиг! Ручки поднимет, на пол ляжет — и уговаривать не надо.

— Ну что делать будем? — спросил я.

— Раньше полудня не добегут. Успеем. Давай-ка ты вот чего. Надо все это дело императору показать. Сможешь?

— А то.

— Вот и хорошо. Наливай давай, что ли. Уговаривать надо, ась?

Я ему плеснул и подумал, а на кой черт мне все это надо. Траки эти и все остальное. Мне Лось нужен. И, желательно, побыстрее. Подзадержался я тут. Если не сказать хуже. Есть опасение, что начальники мои уже вымарали мое имя из списка получателей денежного и всякого прочего довольствия.

Эти сто грамм он выпил уже со вкусом. С расстановкой. А чего? Водка-то хорошая.

— Ты, короче, вон туда давай, — показал он на закрытые ворота.

Ну и я — короче — спорить не стал. Поставил недопитую бутылку в карман дверцы и повернул ключ зажигания. Тут, на территории, я с особой тревогой отношусь к моменту запуска двигателя. Уже было пару раз, когда мой мустанг не завелся. И это аппарат, настроенный лучшими механиками нашего гаража, обслуживающими самого генерального! Все из-за царящих тут аномалий. К счастью, ничего такого не произошло. Не хотелось бы мне опозориться перед высокопоставленным представителем местного населения.

Я даже не успел тронуться с места, как в зеркале заднего вида увидел двух всадников, скачущих в нашем направлении во весь опор.

— Илья, посмотри, не твои орлы летят.

Он обернулся и выругался, после чего принялся шарить по дверце, толкая ее с таким упорством, что я испугался за целостность моей машинки. Пришлось перегнуться через него, дернуть за ручку и выпустить сотника, успев при этом полной грудью вдохнуть набор свойственных ему ароматов. Удивительная по силе вещь! Надо бы исхитриться и прихватить чуток с собой; говорят, сейчас у городских рафинированных дамочек в моде натуральные мужицкие запахи. Натуральнее, а главное, крепче этого я до сих пор не встречал.

Он выбрался наружу, как раз чтобы успеть взмахом руки остановить верховых. Я тоже вышел, больше для того, чтобы проветрить салон и вдохнуть свежего воздуха. Соскучился.

— Ну, Тоха, чего? — спросил сотник молодого парня с едва наметившейся рыжеватой порослью на подбородке.

— Гладкое почти готово, — покосился он на меня. Видно, не хотел говорить при чужаке. Да наплевать, нужны мне ваши секреты. Я потянулся и сел за руль, включив внешние микрофоны, входящие в систему охранной сигнализации.

Мне было видно, как по знаку сотника парень наклонился с седла к самому его уху. И жарко зашептал, все еще частя дыханием после бурной скачки:

— Борисовские сюда наладились, мы их недавно обогнали. Пятнадцать душ на трех телегах и верхами со скотом. Хромой говорит, что видел траков за Красным оврагом. Штук десять, потом испугался и дал деру. А это кто? — спросил он, явно меня имея в виду.

— За Красным, говоришь? — переспросил сотник. — Дуй к императору, скажешь про это. Мы, скажи, следом. Пускай встречают гостя.

И ударил широкой ладонью по крупу нервно переступающей кобылы. И прокричал уже вслед:

— Ты мне только попробуй лошадь запарить!

В машину он вернулся не то задумчивый, не то расстроенный. Знать бы, что это за Красный овраг такой и где находится. Никаких указателей тут, естественно, не было, а та карта, что имелась в моем распоряжении, мало соответствовала здешним реалиям. Разве что реки и леса были на месте, да кое-где дороги, хотя во многих местах их основательно расковыряли, добывая материал на фундаменты для домов и чего-то еще, не знаю чего. Многие просто пришли в негодность, поскольку никто за ними и не думал ухаживать.

— Ну поехали? — спросил я.

— Ага. Плесни-ка еще чуток. Хорошая у тебя водка. Может, уступишь, а? У тебя много?

Ну да, так я тебе и сказал.

— Себе только брал.

Я плеснул ему. В бутылке осталось едва треть. Здоров он пить. И не видно, кстати, чтобы сильно опьянел. Ну это дело поправимое. Водка — универсальное и абсолютное оружие. Если, конечно, умеешь его применять. Хочется верить, что я умею.

Дождавшись, когда он без спешки, со смаком и сопением выцедит очередную порцию, спросил:

— Готов?

— Уф! Ладно, двигай.

— Дверь-то закрой.

У меня складывалось нехорошее впечатление, что он тянет время. Неужто готовится горячая встреча? Не хотелось бы. Ладушки, посмотрим. У меня тоже сюрпризы имеются.

Даже на предельно малой скорости езды до ворот меньше минуты. Не знаю, принято это у них так или персонально мне показательный почет, но перед распахнутыми воротами встали четверо — по двое слева и справа. У одного в качестве палицы я разглядел полуось от «жигулей». От постоянного соприкосновения с ладонями она блестела, как только что вышедшая из цеха. Разве что один конец обмотан чем-то грязным и к нему пристроен кожаный ремешок. Такое вот постиндустриальное общество. Индустрия закончилась, а общество осталось. Какое смогло.

Увиденное мной сразу за створом ворот потрясло меня до нижней оконечности позвоночника. Напротив меня стоял танк Т-34. Правда, несколько облезлый, с едва сохранившимися следами зеленой краски, которая больше угадывалась, чем на самом деле существовала. Зато пушка была направлена прямо на меня, передний — водительский — люк открыт и из него торчал ствол пулемета. Без шуток! Первое впечатление очень сильное. Но я быстро взял себя в руки. Вряд ли тут имеется солярка и уж тем более остались патроны, а еше, более того, снаряды. Но психологический эффект этот монстр создает весьма и весьма.

— Откуда такое чудо, Илья? — с искренним восхищением спросил я.

— Нравится?

— Да не то слово! Просто не поверишь, детство вспомнил.

— Это как это детство?

— Да было дело. Ну куда дальше?

— Вправо бери.

Двухэтажные строения из очищенных бревен необъятной толщины, маленькие окошки, судя по их форме, застекленные автомобильными стеклами, хотя многие закрыты просто ставнями. Разномастно вооруженные люди с озабоченными лицами. Многие потянулись наружу, за ворота. Видно, заканчивать создание огненной преграды против траков. Недалеко от меня сидит в пыли ребенок и плачет, потому что на него наскакивает петух с распушенными перьями. Никто ими — ребенком и агрессивным петухом — отчего-то не интересуется. Перед этой сценой я и затормозил. Ну не давить же их!

Сотник толстым пальцем подцепил ручку открывания двери и сильно дернул на себя. Освоился, значит.

— Эй! Полегче. Сломаешь.

— Ничо.

Понятно, чужого не жалко. Знакомая психология.

Он вылез, придерживая саблю. Ну точно освоился. Неподалеку, сразу за танком, я увидел тех двоих, один из которых с пробивающейся бородкой. Они что-то говорили низкорослому мужику в хламиде до пола, напоминающей не то монашескую сутану, не то дорожный пыльник грязно-желтого цвета. Даже на расстоянии назвать его одежду чистой не поворачивался язык.

— Да ты не закрывай, — сказал сотник, когда я попытался захлопнуть за ним дверцу. Да еще и придержал ее рукой. — Никто не тронет.

Ну вот и началось.

— Руку убери, — ласково попросил я. Когда нужно, я умею быть ласковым. До, говорят, ужаса.

Сотник руку убрал.

Не хочу сказать, что моя машина есть моя единственная крепость. Крепость человека в его душе, а вовсе даже не в средстве передвижения и даже не в оружии. Но за мустанга своего я держусь. Берегу его и холю с делеями. Поэтому джип я запер на все замки и поставил на охрану.

Снаружи на меня обрушилась лавина запахов, в один из источников которых я чуть не вляпался прямо у переднего колеса. Сумел избежать тактильного контакта буквально в последний момент. Хорошо в стране родной. Хотя теперь уже не знаю, насколько эта территория моя страна.

— Пошли. Вон император, — показал Илья на мужика в хламиде.

Все те десять или двенадцать шагов, которые отделяли меня от императора, я боролся с двумя желаниями — не заржать и понять, кого император мне напоминает.

— Саня, вот это Попов. Говорит, извне, — доложил сотник. — У него самолет есть.

— Видал уже. Ну и чего там?

Краем глаза я видел, как к нам подтягивается народ. В основном мужики со всякими железками в руках. Сильно похоже на сборище гопников, которые для начала хотят попросить у меня закурить.

— Могу показать.

— Я тебе тоже могу кое-чего показать. Ты сам откуда?

— Заграничный я.

— О как! И чего к нам?

Теперь я понял, кого он мне напоминает. Сам я по известным причинам в сельском хозяйстве не силен и не участвовал, но больше всего он, как мне кажется, своими ухватками походил на председателя колхоза, который от гостей не ждет ничего хорошего. Тем более от гостей высоких; если по медицинскому ростомеру, то он оказался ниже меня на голову. Такой лукавый, улыбчивый, в меру грозный и прижимистый. Один к одному, если не считать средневековой крепости, которую они тут выстроили. Даже не средневековой — раньше. Хотя по странам и континентам Средневековье, если брать его истинно календарный период, выражалось по-разному. Скажем, у австралийских аборигенов никаких крепостей не было отродясь.

Я улыбнулся. Ласково.

— Так в гости же.

И тут они на меня кинулись. Скопом. Я не видел, кто подал знак. И подал ли вообще.

Началось с того, что меж лопаток мне влетело что-то тяжелое. Очень надеюсь, что не та самая пресловутая полуось. Но все равно тяжелое. Скоты!

Я упал. Но не плашмя — клювом в землю. На левое плечо, с перекатом — как учили. Ох, как же меня учили! Вспомнить страшно. А теперь пусть будет страшно им. Только ребята оказались очень ловкие. Быстрые и ухватистые. Я еще не дотянулся до пистолета, как мне уже врезали чем-то жестким по локтю. До этого я заметил у одного деятеля длинную палку, которую, надо полагать, ошибочно принял за шест. Хотя шаолинские монахи и шотландские пастухи ими очень эффективно пользовались. Но где Китай и где российская глубинка?

Боль была такая — глаза на лоб. Кто-нибудь пробовал локтем угодить в дверной косяк? Эффект не меньше, чем от электрошокера. На некоторое время правая рука выключилась. Ну извиняйте, граждане и даже не совсем граждане России!

Я уже понял, что убивать меня они покамест не собираются. И на том спасибо. Я постараюсь тоже без необратимых последствий. Пока это возможно.

Их было человек двадцать. Возможно, в тот момент у меня имелся эффект «у страха глаза велики». Человек слаб. Зато сильны отработанные на тренировках рефлексы. Семь шкур и семь потов. Когда-то я готов был натурально убить нашего сержанта. Теперь благодарен.

От удара палкой в грудь я ушел, подставив руку так, что оружие скользнуло и ударилось в землю, подняв фонтанчик пыли, от которого, как и от следующего удара, я увернулся резким перемещением влево, при этом почти одновременно проведя удар бородачу ребром стопы под колено. Я знаю насколько это больно. Теперь узнал и он. Уверен в этом, потому что он заорал. Зычно так. Впечатляюще. На этом я выиграл секунды две; акустический эффект способен производить весьма сильные воздействия на электорат.

Этой паузы мне почти хватило, чтобы подняться на ноги. Почти, потому что их оказалось слишком много для честного поединка. Кто-то врезал мне по бедру. Думаю, ногой. Или чем-то еще. Не знаю. Не видел. Не очень больно, но инерция удара отбросила меня назад. Под ноги и удары нападавших. Затопчут ведь, гады!

Пора предъявлять сюрпризы!

Собаки! Я научу вас гостей принимать.

И я предъявил.

Правая рука оставалась все еще никакой. В голову мне летел чей-то кулак. Агрессивный тут народ, однако! Я бы даже сказал негостеприимный.

В моей куртке ровным счетом тридцать четыре кармана. Не стану распространяться про интимную часть их содержимого — кому интересна шоколадка с витаминным наполнением? — но кое-какие запасы я готов был раскрыть аборигенам.

Примочка размером со спичечный коробок — если кто помнит, что это такое, — дает невероятный эффект даже в ясный солнечный день. И, что хуже того, на фоне работающего отбойного молотка. И, как ни странно, она у меня как раз под левой рукой. Я ее даже почти не достал. Активировал и отвернулся, зажмурившись, сколько мог. Но даже мне досталось. Правда, меньше, чем хозяевам.

Свето-шумовая граната ГСА-16 и на подготовленного-то человека производит неизгладимое впечатление. Между собой мы называем ее «какашка». Не знаю, откуда это пошло, но название прижилось. Возможно, потому, что эта штука отдаленно напоминает шоколадный батончик, которые так нравятся детям. Может — по чьим-то личным ассоциациям.

На практике это выглядит так. Жутко ослепительная вспышка, просто жутко, и чудовищной силы хлопок. Особенно большой эффект достигается в закрытых помещениях. От боли люди просто падают. В глазах, ушах. Случается — воют. Кто как. Зависит от того, кто чего поймал.

Тут, я так понимаю, поймали все.

Честно говоря, мне претит рассказывать физиологические подробности, наступающие после воздействия боевых и не очень боевых веществ. Все эти садомазо, по моему мнению, должны находиться за границей разума нормального человека, пусть даже при этом его обзовут обидным словом «обыватель» или даже «чистоплюй». Суть не в названиях, а в поступках. И их последствиях.

Как раз тут с последствиями оказалось все в порядке. Если коротко — это массовый шок. Если хотите подробности, то я их опушу. Скажу лишь, что, когда окружающие начали подавать признаки осмысленных действий, я уже Перешагнул через пару тел, поднял с земли, точнее, вздернул императора и отступил с ним к машине, держа у его затылка пистолет. Тот хватал ртом воздух и хватался руками за уши. Должен отметить, на фоне многих других держался он вполне достойно. Многие, как бы это поделикатнее выразиться, со своими организмами не сумели достойно справиться.

Чтобы привести здешнего князька в чувство, я больно ткнул ему стволом под ухо — есть там такая точечка, особенная.

— Ну и зачем ты все это затеял, ваше величество?

Честно сказать, мне здорово хотелось сделать ему больно. Особенно учитывая тот скорбный факт, что правая рука все еще плохо слушалась.

В ответ он промычал что-то нечленораздельное.

Какой-то мужик с неслабым таким ножиком в руке направился к нам, тараща бешеные глаза. Видно, поквитаться захотел. Нет, надо было быстренько совать этого колхозника в машину и отвезти отсюда километров на десять, где устроить ему хор-рошенький допрос. Больше б толку было. Не сообразил. Что ж, что сделано, то сделано.

Я перевел ствол и выстрелил бешеному мужику под ноги. Аккурат перед носком его разношенного чувяка. Крепко утоптанная земля вздыбилась и взвилась пыльным фонтаном. Конечно, по сравнению с «какашкой» эффект не тот, к тому же, знаю, у многих уши все еще заложены, но хватило и этого. Бешеный как-то посерел лицом, глядя себе под ноги, и мелко-мелко стал отступать. Нет, скажу я вам, побег с поля боя не всегда означает трусость, очень часто это всего лишь благоразумие. К несчастью, у меня его не всегда достает.

Я рывком повернул императора к себе и стволу лицом. Знаете, горячий и свежепахнущий сгоревшим порохом ствол весьма способствует налаживанию отношений и самым удивительным образом влияет на благоразумие. А уж как языки развязывает!

— Ну, падла, будешь говорить? — зло прошипел я ему прямо в выпученные глаза. Мне даже почти не пришлось играть, я на самом деле был зол.

— Буду, — проблеял он.

Ну вот и ледок тронулся, господа присяжные заседатели.

— А ну пошли к тебе, — потребовал я. Не люблю я на публике выступать без крайней на то необходимости. На мой вкус, мой нынешний выход на авансцену оказался и без того чересчур аншлаговым. Ни один зритель и участник мизансцены не остался равнодушным. — И что б без приключений, понял?

Он закивал. Дескать, все понял. Вот и хорошо. С понятливым человеком как-то легче. А то ведь попадаются порой упертые, хуже баранов, честное слово. Пока договоришься да убедишь такого, сам весь взопреешь. А разве можно потному в приличное общество? Не на дискотеке ж веселимся-отдыхаем, работаем мы там, природу охраняем не жалея живота своего.

— Веди, император!

Сквозь мужичков мы прошли беспрепятственно, если не считать того, что некоторые настолько откровенно хотели вцепиться мне в глотку и другие части тела, что я внутренне приготовился стрелять на поражение. Убивать соплеменников я, понятное дело, не собирался — у нас в стране и без того хреновая демографическая ситуация, но слегка покалечить мог. Слава богу, обошлось.

Дом, в который привел меня император, не был похож даже на терем. Так, в лучшем случае, двухэтажная изба. Но все же двухэтажная. Навстречу нам сунулся какой-то парень в рубахе до колен, но император на него цыкнул, и тот исчез.

Комнатка три на пять с тонированным стеклом в оконном проеме, если не ошибаюсь, лобовик от «мерседеса», минимально укомплектована мебелью, зато по стенам богато украшена разнообразным оружием, от казачьей шашки до АКМС с истертым до белизны стволом. Императора я усадил на лавку в углу у окна, а сам встал за печкой.

— Ну рассказывай. Зачем ты все это устроил? Хотел, чтобы я всех там перестрелял к чертовой бабушке?

Стволом я показал, где это «там».

— Это не я.

— Ну конечно! А кто тогда?

— Илья.

Что ж, возможно. Но спуску давать ему я не собирался.

— Сотник? Ой-ой! Что-то не верю, что твои люди вот так вот запросто без твоего ведома творят. Хотя, если так, то дерьмо ты, а не император. Короче, так. С сотником я сам разберусь. Потом.

— Не надо.

— Это чего так?

— Без Ильи мы не выживем.

— Траки съедят? — с издевкой спросил я. — Или клопы?

— С траками мы справимся. Клопов у нас тоже нет. А вот с кочевниками и остальными вряд ли. Я ему сам… Не трогай Илью.

— Ну… Не знаю. Как-то неубедительно все это.

— Поверь. Я вижу, ты русский. Никого не покалечил, не пристрелил, хотя и мог. У нас тут такое… Дикие баб воруют, мужиков режут или в рабство уводят. Помоги нам, и мы поможем тебе. Обещаю.

— Ага! После того что вы меня чуть не затоптали, очень хочется верить. Не угадал ты, Саня.

— Убивать тебя никто не хотел. Нужно было только расспросить.

— Ну да. А вот так, по-простому, спросить уже нельзя.

— Это Илья, говорю тебе. Горячий он. Прости его, прошу. Что ты хочешь? Хлеба, свежатины дадим. Есть мясо вяленое и соленое. Пушнина кое-какая имеется. — Он смотрел на меня во все глаза. Я же стоял с каменной мордой. Кирпич кирпичом. — Есть золото. Только мало. У вас же оно в цене, так? Что там у вас творится? Мы совсем мало знаем.

Ох и не люблю я торговаться! А император, похоже, в этом деле тот еще дока. Чистый торгаш! Ну колхозник же.

За дверью послышался подозрительный шум, и я быстренько переместился так, чтобы, все еще оставаясь за печкой, взять под прицел дверь. Там что-то негромко ухнуло, кто-то пискнул, и раздались удаляющиеся шаги, сопровождаемые скрипом половиц.

— За хлеб поблагодарю и даже отдарился б, если… Сам понимаешь. Должок за тобой образовался, император.

— Понимаю.

— Вот и правильно. Значит, так. Мне нужен Лось.

На крохотный момент взгляд его метнулся в угол, где стояла обшарпанная армейская рация выпуска семидесятых годов. Р-109. Дальность действия пятнадцать, максимум двадцать километров. Будем считать, двадцать. Уже тепло.

— Какой Лось?

— Тот самый. И проводник к нему. Или сам объяснишь? Давай, Саня, не темни. У меня к нему всего пара вопросов. Вопросов! Я спрашиваю и отчаливаю.

Император замотал головой. Часто так. И обреченно.

— Можешь убить Илью. Ну ни фига себе расклады!

— А тебя?!

— И меня тоже.

Со стороны двери послышался нарастающий шум, и в каморку вломился давешний парень в рубахе.

— Прости, император. Дикие подходят.

— Сколько?

— До двух сотен.

Саня посмотрел на меня. Мужику лет сорок уже, император, а все Саня. Чудно.

— Ну?

Хороший вопрос. Просто отличный. Лучше не придумаешь. Я бы тоже такой задал. При случае. Будешь меня убивать или дашь сначала людей своих защитить? При этом я исходил из того, что изначально убивать и не собирался. Не по этому я ведомству. У нас же что? Природоохранная прокуратура. Охранная! А не убойная.

— Ладно, пойдем посмотрим. Только уж ты…

— Без базара!

Нет, ну нормальные тут императоры! Еще минута, и он мне начнет по фене объясняться. Карась на нары протусуй, в натуре.

Площадь перед императорским дворцом заметно опустела. Только какой-то пацан увлеченно пытался оторвать щетку дворника у ветрового стекла моего мустанга.

— А ну!

При желании Саня, как оказалось, вполне может предъявить голос. До свето-шумовой гранаты ему, понятное дело, далеко, но в здешних реалиях, где нет ни телевидения, ни радио, ни плееров — вполне.

Пацан обернулся на окрик, присел и так замер. Просто соляной столб какой-то. Только гнутый и грязный.

— Останешься тут! — на ходу велел ему император. — Что б ни одна душа ближе чем на метр.

Пацан — веснушки по всему лицу — только кивал ему, внимая. Ничего, дисциплина, какая-никакая, тут имеется. И потихоньку распрямлялся. Часовой же теперь, что б его.

— Ты иди, догоню, — сказал я.

— Чего? — обернулся Саня через плечо уже на ходу.

— Пару минут.

— Не задерживайся.

— Ага.

Я понимаю, мой пистолет против диких, кто бы они ни были, аргумент сильный. Да и не он один. Но у меня другие задачи.

Повернув назад, я снова вошел в «оружейную палату». Возможно, это у них что-то вроде зала воинской славы. Или место для дипломатических приемов.

С древностью Р-109 я знаком, можно сказать, шапочно.

Здрасьте и до свиданья. Поэтому развернуть ее в рабочее положение у меня получилось минуты за две, хотя для этого всего-то и надо откинуть торцевую крышку. Увы. Индикатор зарядки оказался на нуле. Чуть быстрее мне удалось добраться до гнезда аккумулятора. Пусто!

К счастью — или все же нет? — искать тут оказалось почти негде. Две лавки, потрепанное кресло с остатками шитья по шелку, верх печи, да и военные трофеи. Если аккумулятор где и есть, то точно не здесь. Но, допускаю, где-то он все же есть. Может, есть. А может, и нет.

У меня был чертовский цейтнот. И от ощущения этого адреналин хлестал в кровь как из брандспойта, стимулируя мыслительный процесс. Мой фонарик имеет те же двадцать четыре вольта, что и этот экспонат. Все остальное дело техники, с которым я управился за пару минут, остро чувствуя при этом, что там, на стене, меня ждут. И именно это чувство заставило меня остановиться на том лишь, что я засек волну. Все, больше не секунды!

Махом свернув свое хозяйство, на самом деле чужое, и постаравшись привести все в прежний мемориальный вид, я рванул наружу. И едва не убил дверью того самого хлопца в рубахе до колен, который, как оказалось, притаился за дверью. Шпионы, кругом одни шпионы в императорском дворце. Такая уж у них планида.

— Не дай тебе бог! — сурово пригрозил я ему. А что я могу еще сделать? Ведь один черт, доложит.

На бегу я отметил, что веснушчатый исправно несет службу возле моего мустанга. Даже топором где-то разжился. На всякий случай сделав ему зверское лицо, я галопом устремился к периметру. Оказалось, что я почти разучился лазить по лестницам. Тем, которые с перекладинами, а не парадным. Хотя там я тоже, впрочем, рекорды не ставлю.

К моему невероятному удивлению я застал почти идиллическую, мирную картину. Во всяком случае, ни о каких военных действиях она не напоминала.

На расстоянии метров так в пятьсот имела место быть толпа конных, действительно, что-то около двух сотен, только вот среди них угадывалось как-то слишком много женщин и детей, гораздо больше, чем, по моему разумению, положено при набегах и вообще во время военных походов. Мне показалось, больше половины. А к воротам неспешным шагом приближались трое. Один чуть впереди, в высокой меховой шапке, в какой-то длинной меховой же хламиде. С уздечки по обеим сторонам конской морды свешиваются свалявшиеся хвосты, похожие на лисьи, но утверждать не берусь. Заросшее черным волосом лицо даже на расстоянии поражает какой-то дикой красотой, граничащей с уродством из-за намертво прилепленного выражения превосходства и жестокости. Двое других по бокам и чуть сзади, где-то на полкорпуса лошади. У правого в руке длинная палка с перекрестием, на котором развешаны разномастные хвосты, второй — лопни мои глаза! — в зеленом медицинском халате на голое тело. Правда, в штанах и мохнатой же шапке. У правого колена — мне это хорошо было видно — обрез охотничьего ружья в кожаном футляре.

То, что на отворотах моего воротника вроде пуговиц или невнятных знаков отличия, на самом деле миниатюрные камеры. На всякий случай я активировал обе, правда, без особой уверенности в том, что они сработают. С этим на территории непредсказуемо. Но ведь император как-то пользовался же армейской радиостанцией. Эта мысль не давала мне покоя. Ведь чудес не бывает. Хотя как раз тут-то и бывают. Надо будет с этим как-то разобраться.

Потом посмотрел по сторонам, слева и справа от себя. Такого сплава страха и ненависти на лицах людей я что-то не припомню. Пальцы намертво сжимают оружие, лица застыли. Внизу, за нашими спинами, кто-то суетится, чего-то тащат. Да уж, не любят тут этих пришлых. Сказать правду, я поймал себя на том, что рука моя легла на пистолет. Даже не заметил, как это произошло. Да и то, при виде этого типа вариантов всего два — либо убивать, либо на колени падать. Не чета здешнему императору.

Подъехав к самому рву, троица остановилась. Передний некоторое время выдерживал театральную паузу, осматривая частокол. Мне показалось, что его взгляд на мгновение задержался на моем лице.

— Здравствуй, император, — наконец сказал он. Не прокричал, а именно что сказал. Только получилось это у него громко и внятно. Голос его мне тоже не понравился.

— Здравствуй, Бор. С чем прибыл?

— С плохой вестью, Саня.

Кто-то слева от меня тихо проговорил: «Да уж».

— Говори.

— С востока идут траки. Много траков. Такого никто не видел. Тебе не спастись.

— И что ты предлагаешь?

— Пошли с нами. Я уведу людей на запад, за реку.

— По моим землям?

— Такая беда, что не до мелких счетов. Ты без меня знаешь, что я мог пройти стороной, но решил сделать тебе хорошее предложение. Пошли.

— Иди сам. Но если ты кого-нибудь тронешь по дороге…

— Ты мне грозишь, император?

— Ты меня тоже знаешь, без нужды я не воюю. Так что просто предупреждаю. Иди на запад один.

— У нас кончаются припасы, — сказал Бор.

— Урожай в этом году плохой. Спроси хоть у Тимофеева. С его заливными землями он почти не зависит от погоды.

Слева от меня раздался сдавленный смешок. Напряжение на стене понемногу отступало, я это просто кожей чувствовал.

— Я мог бы взять и сам, — надменно проговорил гость. — Но не стал. Предлагаю честный торг.

— Я никогда не отказываюсь от хорошего торга, но сейчас нам нечем торговать. Самим бы зиму пережить. Еще раз говорю, потолкуй с Тимофеевым.

— Во-во, Тимофеев ему даст, а догонит, так еще раз, — снова прозвучало слева. — По старой дружбе.

Я посмотрел в ту сторону. Похоже, комментировал давешний конник с юной бороденкой. Надо бы попробовать с ним потолковать.

— Прощай, Саня. Вернусь — договорим.

Бор резко развернул коня и взял с места в карьер. Красиво так пошел. Картинно. По стене пронесся облегченный вздох.

— Стоять всем на месте! — громко велел император.

Я решил, что ко мне это не очень относится, и пошел на его голос, благо недалеко. Люди косились на меня, многие очень неодобрительно, но пропускали. За спиной я слышал шепотки. Только попробуйте! Буду стрелять без жалости.

И тут же себя одергивал. Что ты от них хочешь? В чем они виноваты? Государство их фактически бросило, силком загнав в Средневековье. Самое поганое, что при помощи самых же высоких технологий. Наглядный пример того, что передовая научная мысль способна вернуть нас в каменный век. И все для этого сделано самым тщательным и гадским образом. Внешние кордоны по периметру с пулеметчиками на вышках и лучшими системами слежения и предупреждения. Эти люди поставлены на грань выживания без какой-либо помощи извне. Вот интересно, кто я для них? В головы им, ясное дело, не заглянешь, но, полагаю, теплых чувств ко мне тут никто не испытывает. Мало того, что чужак, так еще и приехал со стороны и от имени их предавших. Хотя, возможно, они и не рассуждают такими категориями. Скорее всего, за это время они настолько привыкли к своей обособленности и, скажем так, свободе, что совсем не жаждут перемен и возврата в прошлое. Или настоящее, смотря как это рассматривать, с чьей точки зрения, их или либерального правозащитника, всклокоченного необходимостью защищать общемировые ценности.

Пробираясь за спинами людей, я время от времен посматривал в сторону кочевников. Бор еще с полпути на бешеном галопе поднял руку и сделал отмашку, показывая своим людям направление движения. Все это время они так и провели в седлах. Табор медленно тронулся туда, куда он показывал. Отчего-то мне их стало жалко. Беженцы.

Император Саня о чем-то негромко говорил с сотником. Причем если первый был откровенно зол, то Илья явно сконфужен. Смотрит в сторону, насупился. Только что ножкой не делает, как провинившийся мальчишка. Саня заметил меня раньше, чем я приблизился настолько, чтобы отчетливо слышать их разговор. Хочется верить, что камеры с чувствительными микрофонами сработали лучше моих ушей. Кстати, пора уже и выключать — их батареи и так здорово подсели. У меня есть еще один комплект, но он последний. К сожалению, я столько времени писал всякую муру, тогда казавшуюся мне важной, что теперь вынужден строго дозировать. Ну кто же мог предположить, что я настолько тут задержусь.

— Ловко ты, — с ходу польстил я императору. Не из привычки к лести, исключительно из дипломатических соображений; пора налаживать отношения.

Он колко посмотрел мне в глаза.

— Я вот думал, ты нас поддержал бы или как? А?

Сам я знаю однозначный ответ на этот вопрос. Но прямо на него предпочел не отвечать.

— Еще не решил. Слушайте, мужики, я бы поел. Заодно кое-что обсудим. Вы как?

— Грех не накормить гостя. А ты, — Саня зло посмотрел на сотника. Тот был заметно пьян. Абсолютное оружие в действии. — Ты здесь. Потом придешь, расскажешь… — Он выдержал паузу. — Нам.

Черт, ну что им стоило сделать нормальные лестницы, не с перекладинами, а со ступеньками. Пусть даже без ковровой дорожки, я согласен.

Я высоко оценил наличие поста около моего мустанга. До сего дня мне не приходилось видеть постового с топором на плече. К тому же настолько конопатого.

— Так держать! — бодро сказал я, проходя мимо стража. Тот ответил мне странным взглядом, в котором я как-то не заметил дружелюбия. Шутить мне сразу расхотелось. Вот не зря говорят, что не стоит лезть в чужой монастырь со своим уставом. Как раз тот самый случай.

Под водительством императора Сани, который по дороге то и дело отдавал распоряжения или просто бросал реплики, на мой взгляд, не пропуская ни одного встречного-поперечного, мы вернулись в оружейную комнату.

Меня смущало, что некоторых слов я просто не понимал. Что, например, означает «чеготок»?

— Ну, Попов, о чем ты хотел говорить?

— Вообще-то сначала я рассчитывал на обед.

— С собой возьмешь.

Крабы встали на дыбы, как бы не было беды.

— Ты меня прогоняешь?

— А ты хочешь остаться?

А действительно, хочу ли я?

— Что произошло? — уже серьезно спросил я.

— Ты не понимаешь?

— Объясни.

— Ладно. Здесь один хозяин — я. Это понятно? Я кивнул.

— Ты принес нам смущение. И хуже того — ты держал меня под стволом. Это потеря уважения. Оно мне надо? Теперь до зимы придется разгребать.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь.

— Погоди! Напоил Илью. Люди все замечают. Косятся. Завидуют. Думают, что если кому-то это позволено, то почему не нам тоже. Что, у нас праздник какой-то? Нет. Тогда что? Вот так-то. Теперь скажи, для чего Бор с людьми сюда заявился? За припасом?

— А зачем еще?

— Ты не поймешь. Он только и может, что грабить. Обмануть, украсть, угнать, убить. Разбойник он.

— Так он не от траков бежит?

— От них, конечно, тоже. Но он мог и стороной пройти. Но сунулся сюда. Зачем? А за тобой!

— Вот так-таки прямо за мной? — разозлился я. — Император, не перегибай палку. У меня не ангельское терпение! Ты сейчас скажешь еще, что из-за меня была засуха, и тогда вообще мне все очень понравится. Или, хрен тебя знает, что траки двинулись потому, что я приехал.

— И скажу. А как ты думал?

Несколько секунд мы смотрели друг на друга в упор. Два козла, изготовившиеся к схватке. Не моргая. Бескомпромиссно. Зло. Нагнетая напряжение. Я его одним движением направлю в нокаут или куда подальше. Совсем далеко. И невозвратно.

Злость во мне кипела круче переваренного супа, который срывает крышку с кастрюли и выплескивает пену на огонь, после чего квартира заполняется вонью сгоревшей органики.

Не знаю точно, как в этих случаях поступают дипломированные контактеры-психологи из, скажем, той же конторы, которая работает с террористами. То есть по слухам, отголоскам я в курсе. Да и меня когда-то учили. Помнится, у меня был конспект лекций в палец толщиной.

— Слушай, Саня, — процедил я, — либо ты прямо сейчас мне все объяснишь, либо… Сам понимаешь.

— Скажи спасибо, что я тебя вообще отпускаю.

— Я и без твоего «спасибо» уеду.

— Уедешь. Но не очень далеко. Бор где-то рядом затаился. Я этого гада знаю. У меня с ним контры давно. То, что он женщин с детьми передо мной выставил, так хитрит. Это ты не знаешь, а я знаю! У него активных бойцов под три сотни. А что он тут показал? Где остальные? Вокруг! Ты на своей машине еще можешь уйти от него. Нет — он на штурм пойдет, сволочь. Ты сможешь его остановить?

Я прикинул. Три сотни. Плюс дети и женщины. Это же сколько на круг? Пять, семь сотен человек? Вряд ли сумею.

— Так, и чего ты мне предлагаешь? Прямо ему в лапы? Спасибо тебе!

— Я укажу дорогу. Проскочишь. И вообще возвращайся к себе. Ты такой здесь никому не нужен. Только один вред от тебя.

Нуда. Кое-кто с меня и пользу получил. Да еще как! Ох и стыдно же вспоминать про это.

— Если хочешь, чтобы я тебя попросил, то прошу. Уезжай. Прямо сейчас.

Он действительно просил. Впервые меня император просит. Пусть и местечковый. Не сказать, что меня это наполняет гордостью, но забавно. По меньшей мере, факт в биографии. Я представил себе, как я буду писать отчет, и испытал удовлетворение. Мои генералы такого точно не испытывали. Пусть даже Саня на Наполеона никак не тянет. Разве что ростом.

Я совсем не склонен принимать скоропалительные решения. Из моего опыта следует, чем больше на меня давят, тем крепче требуется подумать.

— Сначала обед, — твердо сказал я. — С тобой.

— Послушай…

— Обед! Я жрать хочу.

— Ну обед так обед. Только потом на себя пеняй.

— Разберусь.

В конце концов, у меня есть инструкции не только этого пресловутого Лося найти, но и разведать обстановку и вообще набрать побольше информации. По крайней мере, для этого мне стоит тут задержаться. Дальше видно будет. И не верил я, что Бор хочет устроить на меня охоту. Я ему не по зубам. И мустанг мой тоже. Хотя при известной хитрости и коварстве, особенно не имея представления о моем вооружении — почему нет? И танки одной шинелью брали, во всяком случае в кино, а уж бутылками с обыкновенным бензином и подавно. Всякие ямы, лесные завалы вполне способны меня остановить. Другое дело, что меня мало остановить. Я еще и огрызаться умею. Впрочем, по здравому рассуждению, моя машина какому-то там разбойнику не нужна хотя бы потому, что он ее водить не умеет. И, думаю, уже никто здесь. К тому же к ней тут нет топлива. И я сам ему, в общем-то, не очень нужен. А вот мое оружие и кое-что еще — это ему вполне может пригодиться. И даже очень.

Я почувствовал легкий озноб вдоль хребта. А ведь не только Бору. Но и Сане тоже. Вкупе с его сотником Илюшей. Тот знает не только про мой пистолет, про кое-что тоже. Знает и попробовал. Впрочем, с этим делом риск есть всегда. Даже в Москве, где у меня пытались отнять мой мобильник. Ничего у них не получилось, кроме того, что заработали две недели отдыха в отделении челюстно-лицевой хирургии, но из факта, как говорится, слов не выкинешь. Так что отнять что-либо у меня не так-то просто и, самое главное, не безболезненно.

Пока Саня отдавал распоряжения своему хлопцу, я рассматривал коллекцию императора. Старье, конечно, но видно, что за ним ухаживают. Ни пыли, ни ржавчины. Возможно, сохранились и кое-какие патроны. Вряд ли много; насколько известно, в первые годы тут стояла такая стрельба, только дым стоял. Народу, как водится, побили немерено. Оно ж у нас всегда так, когда брат на брата. С размахом и остервенением. Хотя, насколько мы знаем, больших запасов стрелкового оружия тут не наблюдалось. В том смысле, что не имелось стратегических запасов стрелкового оружия. Так, все больше по мелочам — милиция, ВОХР, до двух батальонов военных, привлеченных для охраны же и осуществления контрольно-пропускного режима на дорогах и еще кое-что из этой же серии. Танк Т-34 в этом списке не фигурировал и оттого еще больше занимал мое воображение. Честно говоря, он меня просто заинтриговал. Неужели его действительно сюда притащили? Ведь он, если мне не изменяет память, что-то около шестидесяти тонн весит. Это вам не семечки в кармане принести. Это, дорогие мои, танк.

Хлопец удалился, и я уже собрался было продолжить наши дипломатические разговоры, когда дверь в музей приоткрылась, кто-то заглянул — кто именно, мне не было видно, раздалось тоненькое «Пс-с!», и чей-то кривой палец сделал движение в том смысле, что «подь сюда». Я как истинный дипломат сделал вид, что рассматриваю пистолет Макарова с покореженной затворной рамкой, имеющей следы ремонта, скорее всего, неудачного. Ну не видел я никогда ПМ, что тут поделать!

— Сейчас я, — недовольно сказал император.

Дипломат кивнул, всем своим видом демонстрируя, что не возражает против того, чтобы вторая высокая договаривающая сторона на время удалилась. Может, по большой государственной нужде, откуда гостю знать. Нужда она ведь штука такая, перед ней все равны, и цари, и холопы.

Воспользовавшись отсутствием хозяина, я снял со стены охотничью вертикалку и переломил. Сам я не охотник в промысловом смысле этого слова, но оружие оно оружие и есть. Не берусь утверждать, но если кого интересует мое мнение, я склонен был считать, что ружьем недавно пользовались. Нет конечно же все вычищено, если не сказать вылизано, однако некое ощущение осталось. Или у меня уже глюки и я вижу то, чего на самом деле нет? Не знаю. Раньше за собой подобного не замечал. У меня вообще довольно адекватное восприятие действительности. Но вот только слабый запах пороха в стволе все еще оставался. Интересно девки пляшут, хоровод у них чудной, то бегут всем скопом в чащу, то раскинутся звездой.

Я повесил ружье на место. Из-за двери слышался чей-то быстрый и тихий говорок. Никак очередной дворцовый заговор образовался? Или покушение готовится? На всякий случай я занял уже знакомую позицию за печкой. Мало ли что.

Ну хорошо, если у них есть патроны, а почему бы им, собственно, и не быть, то где они и сколько?

Назад: Глава 2. КРИВОЙ

Дальше: Глава 4. ПРОФ