Часть вторая ТАЙНЫ ОЖСКОГО ЗАМКА

Часть вторая
ТАЙНЫ ОЖСКОГО ЗАМКА

Глава 1
ССОРА

Многочисленная группа веселых всадников, поднимая тучи брызг, переправилась через полноводный в эту пору ручей и устремилась к Ожскому замку. Алые плащи на плечах предводителей указывали на высокий ранг гостей. Густаву показалось, что он узнал в одном из них ярла Эйнара Гоонского, правителя Приграничного края. Гость был не то чтобы нежеланный, но обременительный. Перекрестившись, Густав поспешил вниз, предупредить Ульфа о визите высоких особ.

Молодой владетель Тор перехватил озабоченного Густава во дворе замка. На губах владетеля играла беззаботная улыбка. Узнав о предстоящем визите правителя края, он помрачнел, зеленые глаза недовольно блеснули из-под длинных ресниц.

— Иди, открывай ворота, — приказал Тор старому воину, — об остальном я позабочусь.

— А как же Ульф?

— Приказываю здесь я, — надменно бросил владетель Нидрасский.

Густав поспешно зашагал к воротам. Тор смотрел ему вслед невидящими глазами, думая о своем, не слишком веселом. Подошедший Ара осторожно тронул его за плечо:

— О чем задумался, владетель?

Тор обернулся: кривая усмешка, более похожая на гримасу, исказила правильные черты его лица:

— Ярл Эйнар жалует к нам в гости.

Ара вскинул густые, черные, словно сажей вымазанные брови:

— Что нужно Гоонскому быку в нашем замке?

— Скоро узнаем, — вздохнул Тор и нехотя направился к дому.

Гильдис удивленно взглянула на вошедшего сына. Не часто в последнее время он баловал ее своим вниманием. Взрослого человека у материнской юбки не удержишь, но была и другая причина, вызвавшая размолвку между матерью и сыном. Рано или поздно им придется объясниться, и Гильдис надеялась, что сын ее поймет. Должен понять, несмотря на шепоток и досужие сплетни, которыми была окружена ее новая неожиданная беременность. Многие намекали Гильдис на якобы неоспоримое сходство Тора с Тузом, но она этого сходства не видит. Разве что рост и цвет волос, но глаза у Тора совсем другие. У ее сына добрые глаза, хотя в них сейчас и стынет обида на мать. Но, даст бог, все развеется. Имеет же право Гильдис после стольких мук хоть на капельку счастья.

Тор пожалел мать: нежданные гости — лишние хлопоты. Но делать нечего — повелителя края не выставишь за порог без причины. Гильдис выслушала сына спокойно, и он так и не смог определить по ее лицу, обрадована она неожиданным визитом или огорчена.

— Тебе следует встретить ярла Эйнара у ворот замка.

Тор поморщился: он не любил Гоонского и не собирался скрывать это от матери.

— Скажи Ульфу, пусть позаботится о гостях.

— Я все сделаю сам.

Гильдис уловила в глазах сына плохо скрываемое раздражение и пристально посмотрела ему в глаза.

— Как знаешь, — произнесла она спокойно, хотя в душе ее шевельнулась обида.

Ярл Гоонский в сопровождении блестящей свиты из молодых владетелей уже вступил в Ожский замок через предупредительно распахнутые ворота. Густав принял поводья, небрежно брошенные повелителем края. Тор, придав лицу надменное выражение, придерживая рукой длинный и неудобный дедовский меч, сделал несколько шагов навстречу благородному Эйнару. Гоонский дружески обнял молодого владетеля. Пышно разодетая свита, сверкая зонтом и серебром расшитых по последней моде плащей, со смехом и шутками приветствовала владетеля Нидрасского. Тор улыбался молодым владетелям, но глаза его настороженно следили за Гоонским. Ярл перебросился несколькими словами со склонившимся перед ним Ульфом, и лицо его приняло озабоченное выражение.

Эйрик Маэларский, племянник повелителя края, подтолкнул плечом своего нового приятеля Сивенда Хаслумского, недавно прибывшего из Нордлэнда и плохо знакомого с приграничными нравами:

— А это те самые меченые, о которых ты меня расспрашивал, благородный друг.

Хаслумский с изумлением уставился на стоящую поодаль группу молодых воинов в черном, ничем особенно не отличающихся от прочих — разве что мечами, которые висели за спиной крест-накрест. Благородный Сивенд, ожидавший увидеть, по меньшей мере, чертей с рогами, не мог скрыть своего разочарования, чем чрезвычайно позабавил веселого владетеля Эйрика.

— Не все золото, что блестит, благородный Сивенд, — усмехнулся Маэларский. — Таких волков и в Приграничье ныне редко встретишь, а уж у вас в Бурге и подавно. Меченые на вохра ходят в одиночку, а нордлэндские владетели им на один зуб.

В словах Эйрика Хаслумскому почудилась насмешка, он хотел было уже обидеться, но тут глаза его встретились с такими черными и глубокими, как омут, глазами, что у Сивенда даже дух перехватило.

— Кто это? — спросил он у Эйрика.

Маэларский скользнул оценивающим взглядом по фигуре девушки — редкостная красавица, надо признать. Высока, стройна, крутобедра и полногруда, волосы цвета воронова крыла волной падают на спину. А таких лиц с черными дугами бровей и пухлыми устами у лэндовских девушек не бывает.

— Похоже, это Данна, подружка Тора, давненько я ее не видел. — Эйрик даже прищелкнул языком от восхищения. — Лет пятнадцать назад ее вывезли с той стороны границы. Ее отец был колдуном, сдается мне, что и она не без греха.

— За такие глаза ей любые грехи простятся, — заметил стоящий рядом ярл Грольф Агмундский.

— Не все так великодушны, дорогой Грольф.

Молодые владетели засмеялись. Сивенд Хаслумский подкрутил усы и огладил небольшую бородку, пытаясь, видимо, ослепить красавицу нордлэндским блеском, но в ответ получил лишь удивленный и слегка пренебрежительный взгляд. Маэларский в душе посмеялся над Сивендом, мнящим себя неотразимым. Последнюю буржскую моду Эйрик считал нелепой, а уж являться в таком виде в Приграничье, пленять красавиц — и вовсе смешно. Молодому Хаслумскому следовало бы брать пример со своего земляка Рекина Лаудсвильского, который то ли из бедности, то ли из скромности уже целый месяц ходит в простом коричневом камзоле, пошитом, надо полагать, еще во времена героических отцов. Впрочем, и на Лаудсвильского глаза красавицы Данны произвели большое впечатление. Но, в отличие от Сивенда, Рекин не пытался покорить девушку и, может быть, поэтому был удостоен более доброжелательного взгляда.

— Колдовской замок, — вздохнул нордлэндец, — меченые, ведьмы…

Лаудсвильский, видимо, наслушался в детстве буржских сказок о Приграничье и был страшно рад, что нашел в Ожском замке подтверждение самым смелым фантазиям. Маэларский счел своим долгом предостеречь заезжего гостя от слишком громкого и бурного проявления чувств. В Ожском замке не прощают обид. Лаудсвильский, однако, предостережению не внял и затронул тему, которой Эйрик никому бы не советовал касаться во избежание крупных неприятностей.

— Ах, бросьте, благородные владетели, — заступился Хаслумский за земляка, — о связи гордой хозяйки Ожского замка с командиром собственной дружины шепчутся даже у нас в Бурге, а вы делаете вид, что для вас это тайна за семью печатями.

— Эйрик прав, — вмешался осторожный Грольф Агмундский, — советую придержать язычок, благородный Сивенд, иначе тебе не миновать крупной ссоры с Тором Нидрасским, который в драке совсем не подарок.

— Вот как, — удивился Хаслумский, поправляя подвитые и уложенные по последней моде локоны, — неужели этот деревенский мальчишка чего-нибудь стоит?

— Гораздо больше, чем такая напомаженная шлюха, как ты.

Пораженный неожиданной отповедью, Сивенд резко обернулся: высокий воин с широким рваным шрамом через правую щеку смотрел холодными глазами прямо ему в лицо. Хаслумский трусом не был — побелев от гнева, он бросился на обидчика. Лось, не изменив позы и даже не расцепив сложенных на груди рук, спокойно слушал беснующегося владетеля.

Поднятый шум привлек внимание ярла Гоонского:

— Негоже, владетель, обнажать меч в гостях у друзей.

Эйрик Маэларский, повинуясь взгляду Гоонского, решительно вмешался в происходящее.

— Успокойся, благородный Сивенд, подобные размолвки между воинами не решаются криком.

Хаслумский осознал наконец что со стороны его поведение выглядит глупо, и вернул в ножны вытянутый уже но половины меч.

— Пусть кто-нибудь договорится с ним о поединке.

Гоонский неодобрительно покачал головой и, взяв Тора под руку, последовал с ним в дом.

— Я думаю, нет смысла терять время на примирение противников, — заметил Грольф Агмундский.

Ара согласно кивнул:

— Завтра на рассвете, каждый своим оружием.

Секунданты холодно раскланялись. Инцидент был временно исчерпан. Хаслумский собрался было покинуть Ожский замок, но Маэларский его удержал, намекнув, что поведение нордлэндского владетеля сочтут невежливым, а то и чего доброго, трусливым. Агмундский поддержал Эйрика, заметив, что оскорбление Сивенду нанес не владетель Тор, а сержант меченых, который не имеет кровных связей ни с Нидрасскими, ни с Хаарскими.

— Надеюсь, я не уроню себя в глазах приграничных владетелей этим поединком? — забеспокоился Хаслумский.

— Упаси бог, — не сдержал улыбки Эйрик. — Если ты благородный Сивенд, устоишь против меченого, то все приграничные замки сочтут тебя самым дорогим и желанным гостем.

Хаслумский объяснением был удовлетворен, зато Лаудсвильский глянул на Маэларского с удивлением. Видимо Рекин был поумнее своего земляка, а потому сообразил, что слава победителя меченых дорогого стоит. Вслух он, однако, ничего не сказал, не желая, видимо, огорчать и расхолаживать Сивенда накануне опасного поединка.

Владетели последовали в парадный зал Ожского замка, где для гостей уже был накрыт огромный стол. Хаслумского с Лаудсвильским посадили как раз напротив меченых, что позволило последнему попристальней присмотреться к героям самых страшных буржских легенд. Впрочем, дело было не только в легендах, но и в инструкциях ордена, которые Рекин получил перед отъездом в Приграничье. Меченые были молоды, словоохотливы и насмешливы. Лаудсвильский с ходу включился в разговор, затеянный Эйриком Маэларским. Речь шла о духах и таинственных чужаках, которые их время от времени посещают. Черноволосый Ара утверждал, что видел их собственными глазами, благородный Эйрик скептически хмыкал. Лось был, кажется, недоволен откровенностью своего товарища и даже бросил на него пару раз предостерегающие взгляды. Похоже, сержант меченых считал, что Ара в горячке спора сболтнул лишнее.

Заинтересовавший Лаудсвильского разговор прервал ярл Эйнар, поднявший кубок за хозяйку Ожского замка, не преминув при этом отметить ее заслуги в борьбе против Башни. Меченые, сидевшие напротив благородных владетелей, встретили этот тост ледяным выражением окаменевших лиц. Поэтому тост ярла, к его удивлению, вызвал куда менее бурную поддержку, чем он ожидал. Кажется, Гоонский все-таки осознал свою бестактность, поскольку тут же предложил выпить за всех защитников Ожского замка.

К чужакам и духам разговор больше не возвращался: обсуждали недавнюю женитьбу благородного Фрэя Ингуальдского, к которому, к слову сказать, у Лаудсвильского были рекомендательные письма. Рекин, успевший уже побывать в замке благородного Фрэя, о новой хозяйке Ингуальда отозвался в самых лестных выражениях. Сивенд, прервав Лаудсвильского на самом патетическом месте, назвал благородную Кристин кривлякой, чем слегка шокировал почтенную публику и едва не вызвал новую ссору, на этот раз с благородным Рекином, который, слегка разгорячившись от выпитого вина, вздумал защищать честь дамы. К счастью, Лаудсвильский вовремя опомнился и махнул на Сивенда рукой. У Хаслумского сегодня явно неудачный день: что ни скажет, все невпопад.

Шум на дальнем конце стола обеспокоил Гоонского. Ярл подозвал к себе племянника, но Эйрик только руками развел:

— Сивенд и слушать ничего не желает.

— Мальчишка, — обругал нордлэндца ярл, — меченый расправится с ним, как волк с ягненком.

Маэларский был абсолютно согласен с дядей. Разве что у волка будет с утра хорошее настроение, и он ограничится тем, что попортит шкуру своему противнику.

— Поговори с Тором, — посоветовал Гоонский племяннику, — Не страшно, если Лось пустит кровь этому самодовольному прыщу, лишь бы нам удалось вернуть его живым высокородному папаше.

Эйрик недовольно скривил губы. Он не слишком жаловал высокомерного Хаслумского и был даже рад, что тот вляпался в неприятную историю, но отец Сивенда, первый министр короля Рагнвальда, был пока еще нужен Гоонскому в его нелегком противостоянии с владетелем Брандомским. Это следовало учитывать, и Маэларский взял на себя неприятную миссию переговоров с Тором.

Тора дипломатия владетеля Маэларского позабавила, но заставила и призадуматься. Эйрик не был его другом, но не был и врагом, то же самое можно было сказать и о Сивенде Хаслумском, попавшем по собственной глупости как кур в ощип. Смущало Тора только участие в этом деле Гоонского, а Эйрик вряд ли затеял бы этот разговор, не посоветовавшись с дядей. Тор оглянулся на дальний конец стола, где вновь о чем-то спорили владетели и меченые, и подосадовал, что Эйрик вздумал обсуждать столь деликатную тему прямо в зале. По насупленному лицу Лося было видно, что перемещения Маэларского не остались им незамеченными, и уж конечно сержант меченых отвергнет все предложения и просьбы Гоонского быка. Благородный Эйрик своей неуклюжей дипломатией, похоже, сослужил Хаслумскому плохую службу. Недаром же говорится, что благими намерениями дорога в ад вымощена.

Глава 2
ПОЕДИНОК

Утро выдалось сырым и холодным, а сгустившийся к рассвету туман окутал плотной пеленой подножие холма, на котором возвышался величественный Ожский замок. Но даже в этой молочно-белой густой дымке замок выглядел внушительно. Мрачно-серая громада спрессованных пролетевшими столетиями камней напоминала хищную птицу, присевшую отдохнуть и в любой момент готовую устремиться в небеса. По прикидкам Лаудсвильского, такой крепкий орешек если и можно было расколоть, то только очень сильным ударом. А не прибрав к рукам этой крепости, нависшей над Ожским бором, нечего было и думать о контроле над краем. Теперь Рекин начинал понимать, почему так старательно обхаживает благородную Гильдис ярл Гоонский и почему генерал серого ордена Труффинн Унглинский так долго и настойчиво рекомендовал своему посланцу непременно наведаться в Ожский замок и разузнать как можно больше о его обитателях.

— Умели ваши предки строить, — завистливо произнес владетель Лаудсвильский, кутаясь в длинный плащ, плохо спасающий, однако, от утренней сырости.

— Этот замок предок Тора, Гарольд Хаарский, получил от меченых в награду за помощь в войне против желтых шапок, — пояснил Эйрик Маэларский.

Владетель Хаслумский, озабоченный, видимо, предстоящим поединком, уныло ковырял землю носком кожаного сапога. Богато украшенный серебром стальной шлем он держал в руках, подставляя разгоряченный лоб свежему ветерку, дующему с озера Духов. По наблюдениям Лаудсвильского, Сивенд не так много вчера выпил, чтобы сегодня маяться с похмелья. Похоже, потел он если и не от страха, то от чрезмерного внутреннего напряжения, которое могло сильно ему помешать в предстоящей схватке.

— Дымка скоро рассеется, — заметил молчавший до сих пор Агмундский и, оглянувшись, добавил: — А вот, кажется, и они.

Тор первым вынырнул из тумана и, легко спрыгнув с коня, весело поприветствовал владетелей. Трое меченых его гвардии подъехали следом, холодными кивками отвечая на приветствия собравшихся. Ара и Лаудсвильский отошли в сторону, необходимо было уточнить окончательные условия поединка.

— Меченые привыкли драться двумя мечами, — послышался возмущенный голос Ары.

— У владетеля нет с собой щита, — резонно возразил Лаудсвильский.

Вспыхнувший спор разрешил Лось:

— Я буду драться только левым.

Во избежание недоразумений он передал правый меч Рыжему. Агмундский обратил внимание собравшихся на то, что меч Лося значительно короче меча Сивенда.

— Зато клинок много лучше, — возразил Маэларский.

Рыжий предложил Хаслумскому свой меч, но владетель предпочел драться собственным оружием. Поединок единодушно решили проводить до первой крови — обида не была смертельной. Сивенд пробовал слабо протестовать, но протест был решительно отклонен его же секундантами. Лось во время спора отмалчивался. Обезображенное шрамом лицо его казалось в лучах утреннего, с трудом пробивающегося сквозь туман солнца почти свирепым. Ярл Агмундский шепнул владетелю Лаудсвильскому:

— Похоже, у нашего друга не так много шансов.

— Не стоило Сивенду распускать хвост, — буркнул в ответ Рекин.

Хаслумский первым нанес удар, меченый легко уклонился в сторону. Казалось, он напрочь забыл о своем мече. Глядя холодными глазами на своего противника, Лось закружился в странном танце, резкими движениями крепко сбитого тела уклоняясь от разящих ударов. Лаудсвильский удивленно присвистнул — ничего подобного ему видеть не доводилось.

— Говорил же я вам — волки! — покачал головой Маэларский.

— Да это просто дьявол какой-то! — воскликнул Лаудсвильский.

Сивенд начал потихоньку выдыхаться. И так не слишком искусный рубака, он, встретив необычную манеру ведения боя, сначала пришел в ярость, а потом растерялся. Страх все сильнее сжимал его сердце, мешая вдохнуть полной грудью. Меченый, казалось, был неуязвим для ударов, а тяжелый его взгляд проникал в мозг владетеля, парализуя могильным холодом.

— Клянусь всеми святыми, — возмутился Лаудсвильский, — это не поединок, это дьявольское наваждение.

— Меченые дерутся именно так, — пожал плечами Маэларский, который еще надеялся, что Лось послушает Тора и оставит незадачливого противника в живых.

Сержант первый раз пустил в ход меч — шлем владетеля покатился по земле. Но, как ни вглядывались встревоженные секунданты, кровь на лице Хаслумского обнаружить не удалось, а значит, не было повода остановить поединок. Движения Сивенда становились все менее уверенными, еще недавно пышная прядь мокрым комком упала на глаза, мешая ему видеть противника. И все-таки развязка наступила неожиданно. Хаслумский сделал неловкий шаг вперед и тут же согнулся пополам, роняя меч из ослабевшей руки. Меченый нанес удар быстро и точно: клинок на мгновение мелькнул перед глазами зрителей, и в следующую секунду все было кончено. Ярл Агмундский первым бросился к упавшему владетелю, но спешил он напрасно: меченый свое дело знал. Нанес он только один удар, но это удар был смертельным.

— Это просто колдовство, — прошептал потрясенный Рекин, не успевший даже разглядеть момент удара.

— Чистая работа, — подтвердил Агмундский.

Маэларский был неприятно поражен: до последней минуты он рассчитывай на благоприятный исход поединка.

— Надеюсь, благородный владетель Нидрасский отдает себе отчет в том, что сейчас произошло.

Тор пожал плечами — поединок, ничего не поделаешь. На его лице не было ни радости, ни огорчения, лишь легкая тень сожаления по поводу чужой внезапно оборвавшейся жизни.

Ярл Гоонский поднял равнодушные глаза на стремительно ворвавшегося в его комнату племянника.

— Итак, меченый убил столичного щеголя, — спокойно произнес он.

Пораженный его тоном, Эйрик замер, а потом бросил на ярла удивленный взгляд:

— Ты хочешь сказать, что предвидел это?

— Скажу больше — я этого хотел.

— Но ты же сам послал меня к Тору…

— Послал, — мягко перебил племянника ярл, — в полной уверенности, что меченый Лось именно так отреагирует на просьбу Гоонского.

— Но зачем тебе понадобилась смерть Сивенда?

— Меня мало интересует жизнь или смерть какого-то буржского мотылька, — в голосе Гоонского прозвучало пренебрежение, — меня волнует сотня меченых Чуба, который все больше начинает склоняться к союзу с Брандомским, а Бьерн в последнее время днюет и ночует в приемной короля Рагнвальда.

Вся суть проведенной интриги стала наконец очевидной для Маэларского. Визит в Ожский замок правителя края не был внезапным капризом стареющего, безнадежно влюбленного мужчины, как по наивности воображал Эйрик. Гоонский убил сразу двух зайцев: убрал посланца Нордлэнда, досаждавшего ему в последнее время неуместным любопытством, и поссорил Тора Нидрасского с королем Рагнвальдом. И главное — ссора Тора с Нордлэндом делала неизбежным разрыв Чуба с Брандомским. а они собрались еще заключить союз против правителя края. Маэларскому оставалось только восхищенно качать головой.

— Лаудсвильский считает, что Сивенд убит с помощью колдовства, уж очень необычна, на взгляд нордлэндца, манера ведения боя у меченых.

— Не следует разубеждать благородного владетеля, — усмехнулся ярл и посмотрел на племянника веселыми глазами.

В отличие от Гоонского, Ульф искренне огорчился известию о смерти Сивенда.

— Хаслумский был посланником короля Рагнвальда, — сказал он Тору, — об этом тебе не следовало забывать.

— Жалко земляка? — насмешливо спросил Тор, намекая на нордлэндское происхождение Ульфа.

— Хаслумские не были нашими врагами, — хмуро заметил Ульф. — Пора тебе уже подумать об интересах Нидрасского дома. За твоей спиной сотни преданных людей, и смерть Сивенда может негативно отразиться на их судьбе.

Ульф был прав, но это был Ульф, отношения с которым у Тора с каждым днем становились все хуже, и отнюдь не по вине командира Ожской дружины.

— Я не нуждаюсь в твоих советах, — надменно произнес Тор.

Ульф поклонился и, не сказав больше ни слова, вышел.

— Зря ты так, — ворчливо заметил Ара, — очень может быть, что вы с Лосем действительно поторопились.

Глаза владетеля Нидрасского вспыхнули гневом, и Ара почел за благо убраться от него подальше. С Тором в последнее время творилось что-то неладное. Его откровенная враждебность по отношению к Ульфу удивляла Ару, да и всех остальных меченых. Ульфа они не любили или делали вид, что не любили, памятуя его активное участие в разгроме Башни. Но не уважать Ульфа было нельзя. Наравне с Чубом он был их учителем в бранном деле и не раз спасал их лихие головы в бою. Именно Ульф четырнадцать лет назад зарубил наемника, который уже почти достал мечом Ару у стен Ожского замка, а потом бросился выручать попавшего в беду Тора. Преданность Ульфа владетелю Нидрасскому не вызывала сомнений, и все-таки их отношения ухудшались с каждым днем. Ара не был слепым и угадывал причину этой внезапно вспыхнувшей вражды, но причина лежала в такой области человеческих отношений, куда меченый, при всей своей природной бесшабашности, не посмел бы вторгнуться никогда. Помочь Тору могла только Данна, которая за эти годы из сопливой девчонки духов превратилась в поразительно красивую, но странную и многим непонятную девушку. Ара втайне побаивался ее, хотя никогда бы не признался в этом вслух. Утешало его то, что Тор тоже, кажется, с опаской относился к своему подросшему трофею. Во всяком случае, еще никто не слышал, чтобы обычно несдержанный Тор повысил голос на эту девушку. Данна была лучшим лекарем в округе, она умела останавливать кровь и являлась ангелом-хранителем для меченых, без конца попадавших в разные передряги. Была у дочери колдуна еще одна особенность, за которую ее уважали и боялись: она могла повернуть осколки стаи, прорывавшиеся сквозь ненадежные заслоны наемников и часто тревожившие окрестных смердов. И Тор, и Ара, и все остальные меченые Ожского замка на протяжении последних пяти лет принимали самое активное участие в обороне Змеиного горла. Меченых Ожского замка и меченых Чуба использовали в основном против вохров, которых панически боялись и наемники, и дружинники владетелей. Данна не боялась ни вохров, ни стаи и участвовала во всех приграничных стычках, держась всегда чуть позади Тора с тяжелым арбалетом в руках.

Ара отыскал девушку во дворе замка, но не подошел сразу, а укрылся в тени сторожевой башенки. Быть может, это было не совсем честно, но меченого разбирало любопытство. Данна о чем-то оживленно разговаривала со слизняком-контрабандистом. И Тор, и Ульф смотрели сквозь пальцы на посещения слизняками Ожского замка. Последние, кроме всего прочего, доставляли в замок весточки от Чуба, который поддерживал таким образом тесную связь и с Тором, и с остальными мечеными. Ару поразило выражение ярости на обычно спокойном лице девушки. Меченый и раньше подозревал, что у Данны есть свои связи с духами. Часто она надолго исчезала из замка, к большому неудовольствию Тора, который, однако, хоть и сердился, но помалкивал, и Ара тоже до сих пор не пытался проникнуть в тайны этой необыкновенной девушки. Он и сейчас не стал бы вмешиваться, но меченого поразило поведение слизняка. Слишком уж свободно вел себя смерд, Размахивая руками у лица девушки, пытаясь ей что-то доказать. Ара чуть подался вперед, сгорая от любопытства.

Контрабандист, услышав шорох за спиной, стремительно обернулся. Он не был похож на слизняка — в этом Ара готов был поклясться. Его узковатое вытянутое лицо с большими темными глазами и крючковатым носом ничем не напоминало и широкие лица степняков, на которые Ара в последние годы насмотрелся достаточно. Увидев меченого у себя за спиной, лже-слизняк вздрогнул и, что-то быстро сказав девушке, скользнул в распахнутые ворота замка. Меченый проводил его недобрым взглядом, но преследовать не стал.

— Что ему нужно было в замке? — спросил он у Данны.

Девушка подозрительно покосилась на меченого и ничего не ответила. Ара не стал настаивать, тем более что пришел он сюда совсем по другому поводу. Осторожно, в самых общих выражениях он поведал ей о мучивших его в последнее время сомнениях. Данна слушала его внимательно, не перебивая.

— Не вмешивайся, — наконец сказала она, — Тебя это не касается.

— Но Тор мой друг, — возмутился меченый.

— Я поговорю с ним сама. — Данна смотрела мимо меченого, в открытые ворота замка. Ара обернулся и успел заметить, как удалившийся на сотню метров незнакомец поднял руку и прочертил в воздухе неизвестный меченому знак. Однако этот знак что-то значил для Данны, она вдруг побледнела и, словно боясь упасть, схватила Ару за плечо.

Глава 3
ДРУЖЕСКАЯ УСЛУГА

Весть о гибели Сивенда Хаслумского застала владетеля Брандомского в замке его ближайшего соседа и союзника владетеля Фрэя Ингуальдского. Хитроумный Бьерн кожей почувствовал надвигающуюся опасность. Стремление Гоонского поссорить его с Ожским замком и не допустить сближения с Чубом не было секретом для владетеля. Союз, возникший некогда на обломках Башни, давно уже дал трещину. Хотя и ярл Эйнар, и владетель Бьерн не решались перейти к открытому противоборству, все в округе понимали, что драматическое развитие событий уже не за горами, Брандомский лихорадочно метался по всему Приграничью, вербуя сторонников. Усилия Бьерна встречали поддержку владетелей, встревоженных усилением Гоонского быка, проводившего свою линию железной рукой. Подливали масло в огонь и бесконечные поборы на содержание наемников, опустошавшие и без того небогатую казну приграничных владетелей. Поборы тем более тяжкие, что не приносили желаемого результата. Стая то и дело прорывала заслоны многочисленных, но не слишком стойких наемников и беспрепятственно разоряла и без того не процветающие земли Приграничья. Спасибо еще, что меченые Чуба и Ожского замка в критические моменты приходили на помощь нынешним защитникам Змеиного горла, иначе жизнь в крае стала бы просто невыносимой.

Разбогатевший на поборах Бьерн перед соседями выдавал себя за жертву несгибаемого Гоонского быка, побуждавшего якобы его к насилию над владетелями. Большинство владетелей ни на грош не верили Брандомскому, но все-таки он казался им куда более покладистым человеком, чем ярл Гоонский, который все решительнее накладывал свою тяжелую руку на самостоятельность приграничных замков.

Бьерн добился больших успехов не только в Приграничье, но и в Нордлэнде, где ему удалось заручиться поддержкой короля Рагнвальда и, что гораздо важнее, первого министра Бента Хаслумского и прочих главарей серого ордена. Гибель молодого Сивенда, сына Бента Хаслумского, от руки меченого из Ожского замка могла похоронить все честолюбивые замыслы Бьерна. И это было тем более обидно, что Чуб в последнее время склонялся на сторону Брандомского. Ненависть Последнего Меченого к Гоонскому быку не вчера родилась, и Бьерн в его глазах мог показаться на какое-то время вполне приемлемым союзником. Самого Чуба владетель серьезным политиком не считал — простой рубака, волею судьбы оказавшийся во главе сведенной на нет Башни. Правда, были еще молчуны, но эти, к удивлению Многих, никакой активности не проявляли, быть может, в силу своей малой численности и преклонного возраста. Так Или иначе, но меченые казались большинству владетелей единственной силой, способной надежно прикрыть границу, а значит, их поддержка притязаний хитроумного Бьерна могла привлечь на его сторону многих пока еще колеблющихся соратников. И вот это с таким трудом, по кирпичику собранное сооружение рушилось буквально на глазах из-за ссоры двух глупых мальчишек. Смерть Сивенда неизбежно рассорит Тора с отцом убитого, Бентом Хаслумским, а значит, и с королем Рагнвальдом. Чуб непременно выступит на стороне Тора, и ярл Гоонский получит в свои руки добрую сотню лучших вояк Приграничья плюс Ожскую дружину, тоже не последнюю в крае. Гоонский бык, который, казалось, вот-вот должен был рухнуть под напором объединившихся против него сил, выстоял и, пожалуй, даже укрепил свои позиции в результате незначительного, на первый взгляд, инцидента в Ожском замке.

Было от чего задуматься благородному Бьерну. Добродушный Фрэй Ингуальдский, видя озабоченность дорогого гостя, то и дело подливал вина в его серебряный кубок. Красное толстое лицо Фрэя излучало сочувствие, но вряд ли можно было дождаться от этого дурака дельного совета. Одно было ясно Бьерну: во что бы то ни стало надо поссорить ярла Эйнара с Тором Нидрасским. Если меченые не встанут на сторону правого дела, пусть хотя бы пощиплют как следует Гоонского быка. У Эйнара Гоонского в Ожском замке были сильные союзники, Брандомский отдавал себе в этом полный отчет. Гильдис и Ульф открыто встанут на сторону Гоонского, и вряд ли Тор при нынешних неблагоприятных условиях пойдет им наперекор. Кроме того, все тот же Ульф не без успеха вербует среди недовольных нордлэндских владетелей сторонников ярла Гоонского. При определенных условиях союз Гоонского быка и мятежных владетелей мог быть опасен не только для Брандомского, но и для короля Рагнвальда. Странно только, что Труффинн Унглинский, глава серых христиан Нордлэнда, не видит этой надвигающейся опасности. Пора раскрыть ему глаза на истинную суть вещей. А Ульфа следует устранить немедленно.

Бьерн напряженно обдумывал эту задачу, когда слуга доложил о прибытии Рекина Лаудсвильского. Официально Рекин представлял в Приграничье короля Рагнвальда, однако для Бьерна не было секретом, что за хлипкими плечами молодого владетеля маячит грозный лик генерала ордена истинных христиан. При появлении нового гостя задремавший было Фрэй возликовал, новый собутыльник должен был внести оживление в зачахшее застолье.

— Я получил сегодня письмо от Бента Хаслумского, — начал без предисловий Рекин, — там много нелестных слов и в мой, и в твой адрес, благородный Бьерн.

Брандомский сокрушенно покачал головой:

— Я понимаю чувства отца, но…

— Дело не только в отцовских чувствах, — резко прервал его Лаудсвильский, — Ожский замок стал опасным рассадником заразы в Приграничье. Связь с мечеными, врагами Бога и короля, даже не пытаются скрывать. Король Рагнвальд разгневан и вскоре потребует ответа от Тора Нидрасского. Тобою тоже недовольны, благородный Бьерн.

Весь этот словесный фейерверк не произвел на Брандомского особого впечатления:

— Тебе должно быть известно, благородный Рекин, что я только вчера возвратился в Приграничье, неотложные дела задержали меня в Вестлэнде. Что же касается Тора Нидрасского, то вряд ли его огорчит немилость короля Рагнвальда.

Едва заметная улыбка появилась на губах Бьерна, более простодушный Фрэй зашелся в пьяном смехе.

— Тор Нидрасский — вассал нордлэндской короны! — рассердился Лаудсвильский.

— Все мы чьи-нибудь вассалы, — примирительно заметил Бьерн, — но это не мешает нам время от времени поднимать хвост и взбрыкивать копытами.

Шутка Брандомского настолько понравилась Фрэю, что в течение по крайней мере пяти минут он не мог вернуться к наполненному вином кубку, Ингуальдского буквально трясло от смеха.

— Не горячись, благородный владетель, — Брандомский жестом остановил вскочившего на ноги Рекина, — все не так просто, как тебе кажется. Тор не только владетель Нидрасский, он еще и ярл Хаарский, и владетель Ожский — один из самых могущественных и богатых владетелей Приграничья. Король Рагнвальд малопопулярен в наших замках и в случае конфликта с Тором Нидрасским вряд ли встретит горячую поддержку. Кроме того, на стороне Тора ярл Гоонский и небезызвестный тебе капитан меченых Чуб. Да и Ульф достаточно намутил среди нордлэндских владетелей. Любое неосторожное движение с нашей стороны может вызвать обвал, способный похоронить и короля Рагнвальда, и серый орден, и нас с тобою.

— Что же делать? — растерялся Рекин. — Я получил жесткие инструкции: доставить меченого, убившего Сивенда, в Бург.

Успокоившийся было Фрэй вновь захрюкал в свой кубок, Брандомский тоже не сдержал улыбки.

— Что делать — это мы потом с тобой обсудим, дорогой друг, — Брандомский указал глазами на пьяного Фрэя, — а сейчас давай поддержим нашего хозяина в его честной борьбе с заморским вином.

Охота была удачной. Пронзенный стрелой олень упал, орошая алой кровью порыжевшую под неистовым летним солнцем траву. Разгоряченный скачкой владетель Бьерн спрыгнул с коня и принялся пинками и криком разгонять увлекшихся собак. Подоспевшая дворня наконец навела в своре порядок. Брандомский выругался и залпом осушил поднесенный стремянным кубок.

— Гостю подайте вина, остолопы! — распорядился он.

Тор Нидрасский с любопытством рассматривал убитого оленя. Хороший был экземпляр, таких в Ожском бору остается все меньше и меньше. Стая ежегодно собирает здесь обильную дань. Пройдет несколько десятков лет, и благородным владетелям придется забыть о такой забаве, как охота.

— Чудесные у нас места, — сказал Брандомский, поводя по кругу рукой, — ничего подобного в Лэнде нет. Кстати, ты ведь ни разу не был в Нордлэнде, хотя у тебя там обширные владения. Негоже хозяину оставлять свой замок без присмотра.

Тор нахмурился. Брандомский не был его врагом, скорее претендовал на роль друга, но что-то мешало молодому владетелю довериться ему полностью. Возможно, причиной тому была нелестная молва о хитроумном Бьерне, гулявшая от замка к замку. Во всяком случае, он неспроста пригласил Тора на охоту и о Нидрасских землях завел разговор тоже не без причины.

— Ульф справляется и без меня.

Бьерн сочувственно покачал головой:

— Я понимаю трудность твоего положения, Тор. Не слишком-то приятно выслушивать злорадный шепоток в спину, особенно когда дело касается самого близкого тебе человека.

Тор побледнел, лицо его стало холодным и злым.

— Ты это о чем, владетель Бьерн?

Брандомский сделал вид, что не замечает перемен в настроении молодого друга. Удобно устроившись на раскинутом рядом с убитым оленем ковре, он наполнил кубки вином и протянул один из них собеседнику.

— В память о твоем отце, Тор, величайшем из воинов, которых мне доводилось видеть, а я немало повидал их на своем веку, можешь мне поверить.

Тор никак не отреагировал на слова Бьерна, только не спеша отхлебнул из кубка.

— Не хочу лукавить, друг мой, я говорю о твоем настоящем отце, капитане Башни.

Тор не возмутился, не вскочил на ноги, как того ожидал Бьерн, но в глазах его появился нехороший блеск. Брандомский смутился. От этого волчонка можно было ждать чего угодно, но, с другой стороны, не станет же он убивать дорогого друга, который всего лишь собирается открыть ему глаза на некоторые темные моменты прошлого.

— Есть одна тайна, которая мучает меня много лет. Ты знаешь, как погиб капитан Башни?

— Его отравили в Стриингфилдском замке, — небрежно уронил Тор.

— Меченые разорили этот замок и убили старого владетеля Хенгиста, — кивнул головой Брандомский и продолжал, понизив голос до шепота, — но никто не верит, что капитана отравили именно там.

Тор вскинул на собеседника удивленные глаза, Бьерн возликовал в душе, но лицо его по-прежнему сохраняло приличествующее случаю скорбное выражение.

— Будет лучше, если ты услышишь правду из уст друга а не глумливого врага. — Владетель долго держал паузу, искоса глядя на ощетинившегося Тора. — Твоего отца отравили в Ожском замке.

Владетель Нидрасский поднялся с земли. Бьерну стало не по себе под испепеляющим взглядом его глаз, тем более что мальчишка подрагивающей рукой искал эфес меча.

— Я говорю тебе истинную правду! Ты можешь, в конце концов, расспросить Чуба. Я думаю, меченый не станет обманывать сына своего капитана.

— Я спрошу. — В голосе Тора прозвучала угроза. — И не дай Бог тебе ошибиться, владетель Бьерн.

Брандомский вскочил на ноги:

— Я не обвиняю благородную Гильдис, Тор, — я обвиняю совсем другого человека, который уже тогда любил твою мать и устранил соперника с помощью яда. Ты можешь убить единственного друга, Тор, но рано или поздно тебе придется взглянуть правде в глаза.

Владетель Нидрасский круто развернулся на каблуках и, не прощаясь, зашагал к своему коню. На секунду Брандомскому стало жаль юношу, но Бьерн тут же взял себя в руки — слишком серьезное дело он затеял, слишком велики были ставки в игре, чтобы обращать внимание на подобные пустяки.

Глава 4
ПОТЕРИ

Ара с трудом продрал слипающиеся глаза и оглядел комнату. Лицо Тора неясным пятном проступало в темноте.

— Что случилось?

— Чужой в замке!

Меченый быстро принялся натягивать одежду, время от времени бросая на Тора удивленные взгляды. Какая муха его укусила? Наверняка благородному владетелю что-то померещилось спьяну, и он теперь не успокоится, пока не поставит на уши весь замок. Когда Тору попадает шлея под хвост, он становится просто невыносимым. Интересно, кто его так напоил, Бьерн Брандомский, что ли?

— Здесь. — Тор остановился у восточной стены господского дома.

Ара поднял голову. В покоях хозяйки Ожского замка слабо мерцал свет не погашенной на ночь свечи. Смутное подозрение мелькнуло в голове у меченого, но так и не успело оформиться в конкретную мысль.

— Вот он, — тихо сказал Тор. — Отравитель.

Окно спальни Гильдис медленно распахнулось, и мощная мужская фигура появилась в проеме. Разумеется, Ара узнал этого человека. Он одного только не мог понять — почему эти взрослые люди пытались утаить то, о чем всем в замке давно известно? В конце концов, Ульф мог бы воспользоваться дверью, а не изображать из себя то ли вора, то ли пылкого влюбленного. Ара попытался криком предостеречь Ульфа, но не успел: тот кошкой прыгнул на плиты двора и резко выпрямился, даже не покачнувшись при этом. Тор шагнул ему навстречу с обнаженным мечом в руке. Ульф, увидев его, отпрыгнул к стене и выхватил висевший у пояса кинжал. С минуту Ульф и Тор молча смотрели в глаза друг другу. Аре от этого молчания стало не по себе.

— Я вижу, у тебя нет меча. — Голос Тора звучал спокойно.

— Я не буду драться с тобой. — Ульф убрал кинжал в ножны.

Ара предпринял попытку встать между ними, но Тор резко оттолкнул его плечом. На мгновение перед пораженным меченым мелькнуло его искаженное ненавистью, застывшее, словно маска, лицо. Тор вытащил из-за плеча правый меч и бросил его Ульфу, тот поймал его и нерешительно перебросил из руки в руку.

— Я не спрашиваю, что ты делал в спальне моей матери, Но я хочу знать, как умер мой отец.

Ульф удивленно вскинул голову.

— Капитана Башни отравили в Стриингфилдском замке.

Тор презрительно засмеялся:

— Ты лжешь, как лгал мне все эти годы.

— Мальчишка, — выкрикнул возмущенный Ульф, — иди проспись.

Тор сделал выпад, Ульф машинально отбил удар, Ара обнажил мечи и бросился между противниками.

— Уходи, — крикнул он командиру Ожской дружины.

Ульф сделал шаг назад и остановился. Тор с размаху ударил Ару рукоятью меча в лицо, и тот отлетел в сторону захлебываясь хлынувшей из носа кровью. Дальнейшее меченый видел как в тумане: Тор вновь сделал выпад, Ульф покачнулся, меч выпал из его опущенной руки и со звоном покатился по каменным плитам двора. Ноги Ульфа стали медленно подгибаться. Тор шагнул вперед и подхватил падающего Ульфа. Ара, вытирая кровь с разбитого лица, бросился ему на помощь. Ульф хрипел, воздух со свистом рвался из его пробитых легких, он попытался что-то сказать, но ему помешала хлынувшая горлом кровь. Ара заплакал и опустил разом отяжелевшее тело умершего на землю.

— Тор!

Ара оглянулся на голос и с ужасом узнал в приближающейся женщине хозяйку Ожского замка. Гильдис со стоном опустилась на землю подле неподвижного Ульфа.

— Зачем? — спросила она сына голосом, полным нечеловеческой боли.

— Я отомстил за отца, — процедил сквозь зубы Тор.

Гильдис откинула голову, пышные светлые локоны волной упали на плечи. Из горла хозяйки Ожского замка вырвался звук, похожий на вой. Волосы на голове у Ары зашевелились, и он в ужасе отступил к стене.

— Это я отравила твоего отца.

— Нет, — крикнул Тор.

— Он хотел забрать тебя — забрать у матери ее ребенка. — Гильдис вдруг отшатнулась. — Это он — он стоит у тебя за спиной!

Тор в ужасе оглянулся на собственную тень. Ара подхватил на руки теряющую сознание женщину и почти бегом направился к дому. Шум внизу разбудил Данну, и она выскочила на лестницу. Растерявшийся Ара с неподвижной Гильдис на руках кружил по коридорам, не зная, что предпринять. Испуганные служанки бестолково суетились вокруг.

— Тор убил Ульфа, — сказал Ара, глядя на девушку сумасшедшими глазами.

— Где он? — спросила Данна, расталкивая служанок и помогая меченому уложить Гильдис на широкое ложе.

— Во дворе.

Подоспевшая Берта вытолкала меченого за дверь и захлопотала вокруг своей госпожи. Ара обессилено прислонился было к стене, но страшный крик, донесшийся из спальни Гильдис, заставил его вздрогнуть и рвануться к двери. Данна решительно остановила его:

— Тебе здесь делать нечего. Разбуди Рыжего и успокой Тора.

Данна хмурила брови и поминутно оглядывалась на двери, из-за которой доносились протяжные крики. Ара обхватил голову руками и медленно раскачивался из стороны в сторону. Крики прекратились неожиданно, зато послышался плач ребенка.

— Это что? — тупо спросил меченый.

— Иди! — резко крикнула ему Данна и исчезла за дверью.

Ара наконец сорвался с места и поспешно бросился вниз по лестнице. Тора он нашел на прежнем месте, тот стоял, прислонившись к стене, и не отрываясь смотрел в мертвое лицо Ульфа.

— Надо перенести его в дом, — сказал Тор деревянным голосом.

Ара поежился и промолчал. Было почему-то страшно прикасаться к неподвижному телу Ульфа. Теплилась глупая надежда, что пока он здесь лежит, все еще можно поправить, а если поднять его и унести, то это будет уже навсегда.

— Я должен выяснить правду!

— Зачем? — глухо спросил Ара.

— Ролло мне поможет.

— Не ходи, — попросил Ара, — оставь старика в покое, что он может знать?

— Старый Ролло знает все.

Наверное, Ара должен был его остановить, но он не знал, как это сделать, и остался стоять у стены, растерянно наблюдая за тем, как Тор неровной, прыгающей походкой идет по пустынному двору.

Ролло не спал, он смотрел на Тора глазами, полными слез:

— Зачем ты убил Ульфа?

— Ульф убил моего отца.

— Неправда, — старик приподнялся на локте, — его не было в замке в тот день, его не было даже в Приграничье. Это я отравил твоего отца. Вот этими руками я влил яд в его вино.

— А моя мать?

— Она ничего не знала, у меня были свои счеты с мечеными.

— Я не верю тебе, старик, — сказал Тор, и его бледное лицо побелело еще больше.

Данна стремительно ворвалась в комнату и перехватила вскинутую для удара руку владетеля. Из-за спины девушки выглядывали встревоженные физиономии Ары и Рыжего.

— Оставь старика. — Глаза Данны стали почти черными от расширившихся зрачков.

Тор рванулся в сторону и нанес девушке удар в лицо:

— Ведьма!

Ара с Рыжим навалились на обезумевшего Тора и сумели вырвать меч из его руки.

— Дурак, — прохрипел ему в самое ухо Рыжий, — твоя мать умерла.

Тор дернулся у них в руках и рухнул лицом вниз. Трое суток он метался в горячке, а на четвертые исчез. Погруженный в траур замок не сразу заметил пропажу владетеля. Встревоженная Данна сообщила об этом только меченым. Те обшарили все окрестности, но не обнаружили даже следов пропавшего Тора. Впервые в жизни Лось растерялся. Поникший стоял он перед девушкой, теребя поцарапанными руками черный берет, украшенный золотым значком Башни.

— Я найду его, — сказала Данна.

— Он натворил столько бед. — Лось безнадежно махнул рукой.

Ара, просунувший лохматую голову в дверь, вернул сержанта к суровой действительности:

— Прибыл ярл Гоонский.

Лось вздохнул, нахлобучил берет на самые глаза и отправился встречать повелителя края, которого принесла нелегкая в самый неподходящий момент, когда Ожскому замку было не до гостей.

Гоонский был бледен, на бычьем упрямом лице читалась усталость, а в уголках угрюмо сжатых губ таилась вся горечь, накопленная за последние нелегкие годы. Лось молча проводил ярла в часовню и оставил там одного у гроба Гильдис.

— Тор нашелся? — спросил Маэларский у мрачного сержанта.

Лось отрицательно покачал головой. Эйрик вздохнул и осторожно приоткрыл дверь в часовню. Гоонский бык неподвижной глыбой застыл у гроба хозяйки Ожского замка, и только его плечи вздрагивали от рыданий. Пораженный Эйрик неслышным шагом отошел в сторону.

— Берегись, Лось, — сказал он меченому, — на тебя началась охота. Ее затеял Бент Хаслумский, отец Сивенда. Серые монахи сделают все возможное, чтобы расправиться с тобой. Им нужен повод, чтобы развязать войну в Приграничье. И меченый-безбожник для этой цели вполне годится. Под крики о вере они приберут к рукам наши земли. Ярл Гоонский уже получил грамоту короля Рагнвальда с требованием твоей головы.

— У меченых теперь хватит сил, чтобы защитить себя. — Губы Лося надменно сжались.

— Ярл Эйнар поможет вам, но и вы помогите ярлу. Нордлэнд — наш общий враг.

Глава 5
ОБРЕТЕНИЕ

Тор поднял голову и огляделся. Ветер лениво раскачивал верхушки вековых сосен, а внизу, на земле, стояла удивительная тишина. Хвойный лес, насквозь просвеченный солнцем, наполненный ни с чем не сравнимым ароматом свежего янтарного сока, будил в душе Тора яркие картины детства и ощущение защищенности в таком понятном, близком и родном мире. Он приподнялся на руках и вздохнул полной грудью. Тяжелый мутный туман, заполнявший его голову все эти дни, рассеялся с первыми лучами солнца. Место показалось ему незнакомым. Ночью он долго брел, не разбирая дороги, потом был день, который не принес ему облегчения, потом снова была ночь, когда он наконец свалился без сил и забылся тревожным сном. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, но острое чувство голода подсказывало ему, что провалялся он здесь немало. Оружия у него не было, а значит, не было возможности добыть пищу охотой. Тор знал всю неохватную величину Ожского бора: человек мог бродить здесь дни, недели, месяцы, не встречая живой души.

Тор сделал первый шаг. Ноги были словно чужие, голова кружилась, но он упрямо двигался вперед. Странно, но силы его не только не уменьшались, а словно бы прибывали с каждым новым шагом. Сосновый лес сменился лиственным, стало труднее продвигаться вперед. Тор был только рад этому. Препятствия, возникающие на пути, требовали приложения усилий, что отвлекало его от мрачных мыслей, которые с настойчивостью обиженных пчел вновь начали терзать его мозг. Невидимые корни хватали его за ноги, и он падал на землю, крича и ругаясь. Тору важно было слышать человеческий голос, пусть даже если этот голос был его собственным.

Проложив себе путь через густой и колючий кустарник, Тор неожиданно для себя вырвался на обширную поляну. Силы оставили его, и он с наслаждением уткнулся лицом в зеленую траву, сохранившую ночную прохладу.

Легкий шорох за спиной заставил Тора насторожиться, он приподнял голову и оглянулся. Десяток рослых псов крадучись выходили на поляну. Медленно приближались они к человеку, охватывая место, где он лежал, широким полукругом. Разинутые пасти псов ехидно улыбались беспомощному владетелю. Тор вскочил на ноги, рука его метнулась к поясу в бесполезных поисках оружия. Псы словно чувствовали беспомощность человека и не спешили нападать, наслаждаясь его страхом. Тор закричал в тщетной надежде на помощь. В ответ на его крик самый крупный из псов отрывисто гавкнул. Псы замкнули кольцо, отрезая человека от деревьев, на которых он мог бы найти спасение. В кустах послышался треск, кто-то большой и сильный ломился на поляну. Владетель вздохнул было с облегчением, но вскоре убедился в своей ошибке. Огромный вожак двухметрового роста остановился в пяти шагах от человека. Собаки с готовностью потеснились, давая место сильнейшему. Вожак держал в длинных волосатых лапах тяжелую дубинку, маленькие глазки его злобно посверкивали из-под низкого, заросшего рыжей шерстью лба. Грузное коренастое тело его буквально распирало от чудовищных мышц.

Вожак решительно шагнул вперед и взмахнул дубиной, Тop отпрянул в сторону и избежал удара. Вожак глухо заворчал, псы поддержали его дружным хриплым лаем. Сходство вожака с человеком приободрило Тора, он решил дорого продать свою жизнь. Вожак вновь взмахнул дубиной. Тор легко уклонился и, продолжая движение, ребром ладони ударил по чудовищно вздувшемуся бицепсу своего неуклюжего противника. Вожак выронил дубину и растерянно всхрапнул. Не давая ему опомниться, Тор ногой, с разворотом, достал его в чугунную отвисающую челюсть. Вожак отшатнулся, но на ногах удержался. Следующий удар пришелся ему между ног. Вожак согнулся пополам и совсем по-человечьи взвыл от обиды и боли. Тор высоко выпрыгнул и нанес ему страшный, смертельный для человека удар тяжелым сапогом в переносицу. Вожак, не издав более ни звука, рухнул на землю.

Тор подхватил его дубину и издал торжествующий крик. Псы заворчали. Владетель вдруг с ужасом обнаружил, что их численность возросла втрое, а из леса выходили все новые и новые твари. Злоба их возрастала вместе с численностью. Труп вожака раздражал собак, и наконец два пса, самых рослых в стае, одновременно бросились вперед — раздался треск раздираемого клыками мяса. Холодный пот выступил у Тора на лбу, он предпринял отчаянную попытку прорваться к деревьям. Однако не все псы участвовали в пиршестве, часть стаи посчитала Тора более лакомым куском и теперь все плотнее сжимала круг. Тор закричал и, ничего уже не соображая, бросился на ощетинившихся псов, потрясая своим жалким оружием. Псы неожиданно повели себя странно: они стали медленно пятиться назад и наконец, трусливо показав хвосты, бросились врассыпную. Пораженный владетель застыл на месте.

— Тор, — услышал он знакомый голос и в растерянности оглянулся.

Данна стояла на краю леса и радостно махала ему рукой. Ноги Тора подкосились, и он тяжело опустился на землю. Через несколько минут, когда владетель окончательно пришел в себя, он обнаружил, что голова его лежит на коленям у Данны, а рука девушки ласково перебирает его светлые волосы. Тор приподнялся и заглянул в глубокие, как омут глаза девушки. Он хотел и боялся утонуть в них. Так у складывались их отношения: Данна не признавала его власти, но хотела удержать подле себя, так, во всяком случае ему казалось.

— Все равно, — сказал он упрямо, — ты меня не получишь.

Девушка ничего не ответила, только крепче прижалась к Тору. Запах Данны и соснового бора закружил ему голову, он застонал и уткнулся лицом в ее вздымающуюся грудь. Платье поползло с плеч Данны, и белизна ее тела ударила Тора по глазам. Он задыхался, ее горячие губы вытягивали воздух из его легких. И не было больше сил противиться зову давно желанного тела. Данна со стоном опрокинулась на спину, увлекая его за собой. Тело ее с готовностью откликалось на каждое движение владетеля, а на лице отражались одновременно и сладкая мука, и торжество.

— Все равно, — сказал он, отворачиваясь от Данны. — Это ничего не значит.

— Конечно, ничего, — она прислонилась горячей спиной к его спине, — ты и раньше был моим.

Тор не знал, обидеться ему или засмеяться в ответ на эти слова. Но он знал совершенно точно, что за его спиной, кроме Данны, нет больше никого: ни отца, которого он не видел никогда в жизни, ни Ульфа, который все эти годы был рядом с ним, ни матери, которая умерла по его, Тора, вине. Он не засмеялся — он заплакал, последний раз в жизни. Слезы чертили горячие борозды по его почерневшему от пыли лицу, пока пальцы Данны не закрыли его глаза, а губы не прошептали в самое ухо:

— Я всегда буду с тобой, Тор.

Глава 6
СЕРЫЙ ОРДЕН

Король Рагнвальд пребывал в прескверном состояний духа. Вассалы нордлэндской короны не выказали должного почтения его новым указам. Сегодняшний доклад первого министра вызвал у Рагнвальда приступ ярости. Правитель Приграничья ярл Гоонский отказался выдать убийцу Сивенда Хаслумского. Король в последнее время считал уже решенным вопрос о присоединении Приграничья к Нордлэнду, и открытое неповиновение Гоонского быка разрушало все эти столь долго лелеемые планы. Болезненное воображение владыки Нордлэнда рисовало кровавые картины расправы с непокорным ярлом, однако Бент Хаслумский слегка охладил праведный гнев Его Величества, разъяснив всю невыгодность для королевской власти складывающейся ситуации. Эйнар Гоонский — человек осторожный и умный, и уж конечно он просчитал возможное развитие событий на несколько ходов вперед. Наверняка ему известны настроения нордлэндских владетелей, готовых в любую минуту ударить в спину своему государю. Бент Хаслумский полагал войну с ярлом преждевременной и счел своим долгом предостеречь короля Рагнвальда, хотя, безусловно, разделял его праведный гнев.

— Ты предлагаешь отказаться от наших планов в Приграничье?

Бент Хаслумский запротестовал: ничего подобного у него и в мыслях не было. И тут же обратил внимание короля на предложения ордена истинных христиан, которые на днях были переданы ему в руки.

Рагнвальд нахмурился:

— Может ли твой орден гарантировать нам успех в этом диком, почти языческом краю?

— Только орден способен вернуть на путь истины заблудших овец, которые слишком долго находились под пятой слуг дьявола меченых.

Король поджал губы, Бент очень даже хорошо понимал причину сомнений Его Величества. В случае согласия Рагнвальда едва ли не половина Приграничья отойдет в жадные руки Труффинна Унглинского.

— Разве генерал ордена не доказал свою преданность Королевской власти? И потом земли, которые хочет взять орден под свою руку, разорены стаей и набегами кочевников.

Большая голова короля Рагнвальда упала на грудь, худые ноги подкосились, и он скорее упал, чем сел в кресло.

Бент Хаслумский застыл в почтительном отдалении. Король думал, и торопить его было бы невежливо. Первый министр не ждал от своего повелителя гениальных прозрений. Дай Бог, чтобы этот сухопарый урод усвоил то, что ему вторую неделю разжевывает Бент. Взгляд Хаслумского скользнул по стене, увешанной оружием (варварский обычай, который Бент, как человек просвещенный, не одобрял), и остановился на двери, ведущей в королевскую опочивальню. Там за хлипкой преградой нежилась в постели королева Ингрид. Бент прикрыл глаза и едва слышно вздохнул. Король зашевелился в своем огромном кресле и бросил на первого министра недовольный взгляд. Бент придал своему лицу выражение почтительной преданности.

— Хорошо, — голова Рагнвальда дернулась на худой длинной шее, — я согласен.

Гибель сына огорчила владетеля Хаслумского, но его гибкий ум умел извлекать выгоду даже из потерь. Сивенд был вздорным малым, однако своей смертью сослужил ордену хорошую службу. Бент накинул на плечи широкий плащ и надвинул шляпу на самые глаза. Привратник почтительно распахнул ворота и с глубоким поклоном выпустил нетерпеливого гостя короля Рагнвальда на свободу. Если судить по глубине поклона, то маскировка плохо помогла Бенту: его рослую представительную фигуру не опознать было просто невозможно.

Идти Бенту было недалеко. Мрачное серое здание монастыря, где окопался высший совет ордена, находилось в нескольких сотнях метров от королевской резиденции, прячась от нескромных взглядов в тени чудом уцелевшего парка. Хаслумский всегда проделывал этот путь пешком: отчасти по причинам конспирации, отчасти из лицемерного смирения. Впрочем, особой необходимости ни в том, ни в другом давно уже не было. Серый орден вышел из подполья, а его все возрастающее могущество всерьез беспокоило благородных владетелей Нордлэнда.

— За веру, — произнес Бент традиционное приветствие.

Дюжий молодец в сутане сломался в подобострастном поклоне. Бент поморщился — устав ордена проповедовал всеобщее равенство, но попробуй объясни это простолюдинам, для которых владетель Хаслумский был, есть и будет еще очень долго одной из первых персон королевства. Может, это и к лучшему, всерьез воспринятое равенство принесло бы массу неудобств.

Хаслумский прошествовал по длинным коридорам, а затем спустился в подземелье по узкой, отполированной тысячами ног лестнице. Затхлый воздух ударил в нос благородного владетеля. Бент поморщился: чрезмерная таинственность утомляла его. Не было никакой необходимости прятаться так глубоко под землю, чтобы переброситься несколькими словами. Острое чувство досады напомнило ему в очередной раз, что он пока, увы, не первый — ни в королевстве, ни в ордене.

Рослый статный человек, чью мощную фигуру не могли скрыть даже свободные одежды, ниспадающие с широких плеч, поднялся навстречу Хаслумскому. Владетель Бент припал лицом в братском приветствии к плечу генерала ордена. Слабый свет лампад, горевших в отдалении, не давал возможности разглядеть лиц присутствующих, но Хаслумский без труда опознал в них чужеземцев. Две коренастые фигуры отделились от стены и склонились в неглубоком поклоне, одновременно приветствуя владетеля и прощаясь с генералом. Бент почувствовал легкий приступ беспокойства, когда их дорожные плащи прошелестели по каменным плитам в нескольких сантиметрах от его ног. По мнению первого министра, Труффинн Унглинский заходил уж слишком далеко в своих отношениях с чужеземными торговцами. Да полно, только ли торговцами — в последнее время Бент, не без причины, все больше и больше сомневался в этом. Конечно, эти люди доставляли ордену золото, столь необходимое в его нелегкой борьбе, но и требования их с каждым разом становились все наглее и наглее. Пожалуй, стоило бы принять в их отношении меры предосторожности, не утруждая при этом генерала Труффинна.

— Помощь этих людей бесценна для нашего дела. — Унглинский словно угадал мысли своего верного сподвижника.

— Король принял наш план. — Хаслумский поспешил уйти от скользкой темы.

— Я не сомневался в успехе, коли за дело взялся сам Бент Хаслумский.

Генерал сделал широкий жест, приглашая владетеля занять место подле себя. Это была высокая честь, но Бенту угодить было трудно.

— Не могу понять, благородный Труффинн, зачем тебе понадобились самые гиблые места Приграничья?

— Эти гиблые места — ключ не только к Приграничью, но и ко всему Лэнду. Вспомни Башню, благородный Бент: несколько сотен меченых держали в страхе все окрестные земли, вплоть до Нордлэнда, а бывали времена, когда их руки дотягивались до нашего горла.

Хаслумский с сомнением покачал головой:

— Меченые платили за обладание этим ключом слишком большую цену. Боюсь, благородный Труффинн, что эта цена нам просто не по карману. Даже самоуверенный Гоонский бык вынужден прибегать к помощи своего смертельного врага Чуба, чтобы удержать стаю, но это, кстати сказать, далеко не всегда удается.

Генерал Труффинн поднялся и, тяжело переступая негнущимися ногами, прошелся по залу. Выражение лица его в слабом мерцании светильников разобрать было трудно, но по упрямому развороту широких плеч и по твердости шага Бент без труда определил, что Унглинский чем-то сильно недоволен.

— Ярл Эйнар спутался с дьяволом, — произнес Труффинн с нажимом, — его погубила гордыня — тяжкий грех для каждого верующего человека.

Хаслумский поскучнел лицом — этот камешек был и в его огород. За годы, проведенные бок о бок с Унглинским, Бент так и не смог привыкнуть к вспышкам его благочестия, искренним или притворным, сказать трудно. Подобная риторика была хороша, когда требовалось увлечь за собой городскую чернь, направив ее гнев в нужную сторону. Но сейчас речь шла совсем о другом. Не хватало еще, чтобы благородных владетелей посылали на костер за излишек гордыни и отсутствие благочестия. С Труффинна, пожалуй, станется, но в этом деле Бент ему не помощник. Все хорошо в меру. Гоонский бык, возможно, и заслуживает веревки, но козни дьявола здесь ни при чем.

— Ярл Гоонский разрушил Башню, — напомнил Бент благородному Труффинну.

— Не думаю, чтобы прошлые заслуги ярла служили оправданием его нынешнему отступничеству.

Самого Хаслумского интересовали не столько меченые, сколько их накопленные за столетия богатства. Ярл Гоонский мог бы стать союзником ордена в борьбе с ересью, но предпочел хрупкий союз с Чубом служению благородному делу. Ходили упорные слухи о золоте духов, которым Гоонский, с согласия меченых, распоряжался безраздельно. Но слухи в сундук не положишь. Несмотря на все старания, ни Сивенду, ни Рекину Лаудсвильскому так и не удалось выведать что-либо определенное. И все-таки Труффинн слишком уж опрометчиво шел на окончательный разрыв с ярлом Эйнаром. Бьерну Брандомскому, единственному союзнику ордена в Приграничье, пока не удалось собрать под свои знамена реальной силы. Или Труффинн рассчитывает на помощь извне? Смутные догадки зашевелились в голове Хаслумского, и он с некоторой опаской покосился на Унглинского — от этого гордеца всего можно было ожидать. Так или иначе, но Бенту следует держаться настороже, чтобы не оказаться в дураках.

— Известно ли благородному Труффинну о смерти его родственницы, дочери ярла Хаарского?

— Никакая мне эта шлюха не родственница, — взорвался Унглинский.

Бент почти пожалел, что затронул столь деликатную тему. Земли Альрика Нидрасского наследовал Труффинн Унглинский, но, увы, Альрик успел жениться перед смертью, и огромные богатства Нидрасского дома отошли его сыну Тору. Дело было давнее, но есть раны, которые не зарубцовываются со временем. Ходили, правда, слухи о сомнительном происхождении Тора Нидрасского, но Бент, как и многие другие, пропускал их мимо ушей. Чтобы там ни говорили, а брак Альрика с Гильдис Хаарской был освещен церковью, и сходство владетеля Тора с тем или иным меченым дело не меняло. Чего не бывает в благородных семействах.

— Странно, что в дружине Тора Нидрасского есть меченые, — фальшиво удивился Бент, — до сих пор ни одному владетелю не удавалось привлечь их на службу.

— Чего же тут странного, — спокойствие оставляло Унглинского, как только речь заходила о наследнике Нидрасских земель, — известно, чей он сын.

Хаслумский никак не прореагировал на замечание Труффинна, к большому неудовольствию последнего.

— Ожский замок — рассадник ереси в Приграничном крае, — раздраженно продолжал генерал ордена, — об этом, кстати, пишет и наш брат, благородный Рекин Лаудсвильский.

«Рекин напишет», — с усмешкой подумал Хаслумский. Но так или иначе, а Тор Нидрасский в нынешнем раскладе фигура действительно не последняя. Именно он является связующим звеном между мечеными Чуба и Гоонским быком, не говоря уже о том, что он может найти сторонников в немалом количестве и в самом Нордлэнде.

— Ожский замок — одно из самых мощных укреплений на границе, мы не можем допустить, чтобы он продолжал оставаться в руках врагов ордена.

С этим заявлением генерала Хаслумский готов был согласиться:

— Я думаю, Рекину Лаудсвильскому удастся выманить Тора в Бург. А здесь мы поставим его перед выбором: либо он станет нашим союзником, либо уйдет в небытие.

Унглинский только мрачно кивнул в ответ.

Глава 7
ЛОВУШКА

Лаудсвильский с раздражением отбросил в сторону лист бумаги. Легко сказать — поймать меченого! Эти олухи в Бурге только и умеют что отдавать распоряжения, попробовали бы они хоть что-нибудь сделать на его месте. Рекин заметался в поисках выхода. Орден не прощал неудач, а владетелю никак не улыбалось потерять с таким трудом завоеванное положение. Земли его были разорены бесконечными усобицами предыдущего царствования, замок почти совсем развалился. Служение ордену было единственным средством существования Лаудсвильского, а изгнание из его рядов означало нищету и забвение.

Рекин выругался и вновь взял в руки письмо. Инструкции ордена требовали немедленных действий, но как подобраться к проклятому замку? Брандомский, верный пока друг Рекина, новообращенный член ордена, вряд ли мог быть полезен. После известных событий хитроумному Бьерну путь в Ожский замок был заказан. Ярл Грольф Агмундский? Нет, слишком умен, слишком хитер, слишком часто заглядывает в рот Гоонскому быку. Благородный Фрэй Ингуальдский? От этого дурака помощи ждать не приходится. Для того, чтобы заманить меченого в ловушку, требовалась из ряда вон выходящая приманка. Лось осторожен, не глуп и опытен, несмотря на молодость. Тяжелое детство, проведенное в бегах, не прошло для него даром. У меченого звериный инстинкт на опасность. На что он может клюнуть? На женщину? Но Лось, похоже, не из тех людей, которые влюбляются без памяти, а смазливых девчонок в Ожском замке и вокруг него предостаточно. Деньги? Рекин с сомнением покачал головой: Башня накопила изрядные богатства, да и в Ожском замке недостатка в средствах не испытывали. Лаудсвильский скрипнул зубами. Подумать только, этот мальчишка Тор купается в золоте в то время, когда потомок древнейшей нордлэндской фамилии вынужден пресмыкаться перед всякой сволочью, чтобы заработать себе на жизнь. Разгоряченный Рекин отхлебнул большой глоток вина из серебряного кубка. Жена благородного Фрэя Кристин позаботилась о госте замка — вино было высшего качества. Толстый добродушный Фрэй был без ума от своей молоденькой вертлявой жены и, случалось, бросал на Рекина недовольные взгляды, когда тот в шутливом разговоре с Кристин заходил слишком далеко. Лаудсвильскому нравилось поддразнивать хозяина, но покушаться на честь его жены он не собирался. Кристин отчаянно скучала за стенами Ингуальдского замка, появление молодого владетеля из Нордлэнда внесло приятное разнообразие в ее жизнь. Но, увы, Рекина Лаудсвильского нельзя было назвать красавцем. Его скучное лошадиное лицо наводило скорее на мысли о бренности всего земного, чем на мысли о галантных приключениях. Сам Рекин это осознавал и не разыгрывал из себя любезного кавалера. Его отношения с Кристин не пошли далее дружеской перебранки за обеденным столом да совместного высмеивания добродушного Фрэя. Однако владетель Ингуальдский был добродушен только за столом в обществе жены и друзей. Все соседи уважали его за силу и проявленную во многих сражениях храбрость. Фрэй поддерживал дружеские отношения со всеми окрестными владетелями, в том числе и с Тором Нидрасским.

— Поединок! — вдруг ударило в голову Рекину. — Конечно, поединок — ни один меченый не откажется от драки.

Мысль владетеля лихорадочно заработала. Поссорить Фрэя с мечеными — задача не из простых. Не такой уж дурак владетель Ингуальда, чтобы бросаться на лучшие мечи Приграничья без серьезного к тому повода, а этим поводом могла быть только Кристин. Лаудсвильский засмеялся и поднял кубок, салютуя самому себе. Идея была недурна, но требовалось адское терпение, чтобы воплотить ее в жизнь.

Благородного Рекина приняли в Ожском замке без особой сердечности, но вежливо. Посланец серого ордена с интересом наблюдал за владетелем Нидрасским. Тор сильно изменился со дня их последней встречи: исчез яркий румянец, черты лица заострились, большие зеленые глаза утратили юношеский задор и смотрели на мир хмуро. Холодный прием не ухудшил, однако, настроение Рекина. Главное было достигнуто: Тор прибудет в Ингуальдский замок. В том, что Лось будет сопровождать владетеля, Рекин не сомневался, но на всякий случай оговорил это отдельно.

— Об этом просила благородная Кристин, — возвел он глаза к потолку в ответ на легкое недоумение Тора.

Владетель Нидрасский едва заметно улыбнулся и пожал плечами. Что он себе вообразил, Рекина не волновало, а уж о чести чужой жены у посланца ордена и вовсе забот не было.

Во дворе Ожского замка Лаудсвильский столкнулся лицом к лицу с Данной. Красота девушки вновь поразила владетеля, сердце его дрогнуло, и без того бледное лицо побледнело еще больше. Странное поведение гостя, видимо, удивило девушку, во всяком случае, смотрела она на него с удивлением. Рекин поспешил удалиться, отвесив Данне изящный поклон. Слухи об Ожской ведьме ходили разные: поговаривали даже, что она умеет читать чужие мысли, Лаудсвильский не захотел рисковать, но образ загадочной девушки с этой минуты навсегда поселился в его душе.

Кристин с радостью приняла весть о приезде гостей, ее благодарный взгляд согрел душу скромно потупившегося Лаудсвильского. Владетель любил идти к цели далекими обходными путями, когда окружающие, вроде бы неглупые теши, становились послушными марионетками в его умелых руках. Умение использовать чужие слабости в своих целях Рекин считал самым важным признаком большого ума и по праву гордился своими талантами в этой области. Талантами пока не востребованными в полной мере, но всему свое время. А что время это не за горами, Рекин не сомневался.

За обедом Лаудсвильский перевел разговор на Тора Нидрасского, благо, недавнее посещение Ожского замка давало к тому повод. Он под большим секретом поведал молодой женщине историю рождения ее соседа. Кристин поразилась, Кристин не поверила и незамедлительно растолкала задремавшего после сытного обеда мужа. Фрэй равнодушно подтвердил слова Рекина. Встречал ли он бывшего капитана Башни? Конечно, встречал — он помнит Туза совсем мальчишкой, когда они вместе ходили походом против нордлэндского ярла Гольфрида Норангерского. Громкое было дело. Похож ли Тор на капитана Башни? Похож как две капли воды, только у Тора глаза зеленые, а у Туза глаза были синими и холодными, как лед. Страшный был человек. По его приказу казнили более двух десятков благородных владетелей.

Кристин испуганно охнула и побледнела — жестокие нравы Приграничья были пока в диковинку уроженке Остлэнда. Фрэй встревожился и принес свои самые искренние извинения, однако прощения не получил. Рекин Лаудсвильский бросился тушить разгорающийся семейный пожар — столь ранняя ссора между супругами не входила в его планы.

— Знает ли благородная Кристин, как умерла хозяйка Ожского замка? Она умерла при родах, оставив сиротой чудесного младенца мужского пола.

Кристин, забыв про мужа и про недавний испуг, вся обратилась в слух. На лице Фрэя появилось недовольство, он не любил сплетен, тем более если эти сплетни касались женщины, в которую, что греха таить, он был влюблен в молодости, да и не он один, впрочем.

Кристин по обыкновению не обратила на недовольство мужа ни малейшего внимания. Рекин не устоял перед ее уговорами и поведал сгоравшей от любопытства женщине о загадочной гибели командира Ожской дружины месяц тому назад.

— Кстати, младенца назвали Ульфом, — Лаудсвильский многозначительно посмотрел на обомлевшую от новостей хозяйку.

— Все это, может быть, пустая болтовня, — поморщился Фрэй.

— Конечно, — охотно согласился Рекин, — слухи есть слухи.

Кристин, однако, обиделась на мужа. Если бы не любезный владетель Рекин, то загадочная история, о которой уже больше месяца судит и рядит все Приграничье, так бы и прошла мимо ее ушей. Фрэй довольно неубедительно оправдывался, благородный Рекин отмалчивался, но по его виду было ясно, что он целиком и полностью на стороне Кристин.

Фрэй, чтобы заслужить прощение жены и не ударить в грязь лицом перед буржским гостем, принялся пересказывать многочисленные романтические истории о любовных похождениях меченых. Для Кристин эти истории были в диковинку. Впрочем, как и для владетеля Лаудсвильского, который проявил к рассказам Фрэя лестный интерес: охал и возмущался вместе с хозяйкой замка. Кристин особенно поразило бессердечие меченых, изгонявших своих возлюбленных после рождения ребенка.

— Таков уж у них обычай, — пожал плечами владетель Фрэй.

— Неужели не было ни одного побега меченого из Башни ради счастья с любимой женщиной?

Фрэй добросовестно пытался вспомнить, но без всякого результата.

— Кто знает, — сказал он. — Башня крепко хранила свои тайны, если и было у кого такое счастье, то наверняка недолгое.

Лаудсвильский был доволен ходом разговора. Кристин заглотила приманку, меченые поразили ее воображение. Оставалось направить ее мысли по конкретному адресу. Рекин в ярких красках поведал женщине о поединке Сивенда Хаслумского с командиром личной гвардии Тора Нидрасского. Лось в его рассказе предстал героем, роковым и загадочным. Фрэй, знавший Лося еще ребенком, ничего загадочного, а тем более рокового в нем не находил.

— А вохры? — удачно напомнил Рекин. — После встречи с ними наемники и ваши дружинники мрут как мухи, а тот же Лось, даже побывав в лапах у монстра, остался цел и невредим.

Фрэй настаивал: вохры вохрами, но в сверхъестественные способности меченых он не верил. Иное дело молчуны… Но рассказы Фрэя о молчунах не нашли отклика в душе его жены.

Лаудсвильский горячо возразил Фрэю: он не может отвечать за всех меченых, но в победе Лося над Сивендом не все чисто, в этом он готов присягнуть.

Фрэй презрительно усмехнулся и махнул рукой. По его мнению, чтобы разделаться на поединке с нордлэндским владетелем, никакого колдовства не требуется.

Рекин обиделся, вмешалась Кристин, и Фрэю пришлось долго извиняться за необдуманные слова. Впрочем, своего мнения он не изменил — владетель Ингуальдский невысоко ставил боевые качества нордлэндцев.

Лаудсвильский не был на этот раз в числе удачливых охотников, что его не очень огорчило. Главная его цель была достигнута: Кристин заметила Лося, и он произвел на женщину большое впечатление. Дело оставалось за малым: свести хозяйку Ингуальдского замка с меченым. Рекин не располагал временем и не мог равнодушно наблюдать, как будут развиваться отношения его подопечных. Необходимо было подтолкнуть молодых людей друг к другу.

Лось встретил непрошеного наперсника с недоверием но быстро сдался под нажимом Рекина и согласился написать Кристин записку с просьбой о встрече. Лаудсвильский клятвенно заверил меченого, что сохранит все в тайне.

Кристин сделала вид, что дает свое согласие неохотно под давлением настырного владетеля. Рекин долго убеждал женщину, что в просьбе меченого нет ничего предосудительного, а уж тем более оскорбительного. Разве это оскорбительно, что меченый, никогда не покидавший Приграничья, интересуется обычаями Остлэнда, а благородная Кристин желает побольше узнать о нравах края, где ей предстоит прожить долгую жизнь. Рекину пришлось изрядно помучиться, прежде чем время и место встречи были определены.

Теперь предстояло обработать третьего участника предстоящей драмы. Это оказалось наиболее трудным делом. Фрэй никак не мог уразуметь, что во взглядах, которыми обмениваются его жена и меченый из Ожского замка, есть нечто весьма подозрительное. После долгих усилий Рекину удалось наконец посеять в его душе кое-какие сомнения. Этим он пока и решил ограничиться.

Ингуальдский замок радушно принял участников удачной охоты. Настроение гостей еще больше улучшилось после нескольких здравиц в честь хозяина и хозяйки замка. Грольф Агмундский превзошел сам себя в замысловатом приветствии прекрасной Кристин, самому яркому цветку Остлэнда, который благородный Фрэй столь ловко пересадил в суровую землю Приграничного края. Приветствие было таким длинным, что некоторые гости успели дважды осушить кубки, прежде чем красноречивый ярл его завершил. Владетель Отранский сладким, как мед, голосом спел песню для всех очаровательных женщин, собравшихся за веселым столом. Даже Тора Нидрасского покинуло, казалось, мрачное, настроение.

Веселье было в самом разгаре, когда хозяйка оставила гостей. Один Рекин, сохранявший на протяжении всего пира трезвую голову, заметил ее исчезновение. Он проводил глазами поднявшегося вслед за Кристин Лося. Наступал черед Рекина. Незамедлительно он подсел к Фрэю и прошептал ему на ухо тщательно подготовленную фразу. Однако захмелевший владетель соображал туго. Рекин начал уже опасаться, что его столь хитроумно подготовленный план бесславно провалится. Но Фрэй наконец уразумел, что именно ему втолковывает на протяжении уже довольно долгого времени нордлэндский владетель. Ингуальдский побагровел от гнева и бросил на Рекина взгляд, полный пьяной ярости. Лаудсвильский испугался, как бы пьяный Фрэй не натворил чего-нибудь непоправимого — не придушил бы самого благородного Рекина, например.

Однако Ингуальдский взял себя в руки и последовал за добропорядочным гостем, чье возмущение чужим вероломством было столь искренним и бурным. Неожиданное появление разъяренного Фрэя заставило Кристин вздрогнуть и отшатнуться от меченого. Лось выпустил из своих рук ее маленькую ладонь и резко обернулся к владетелям.

— Что это значит? — Голос Фрэя не предвещал ничего хорошего.

Растерявшаяся Кристин молчала, испуганно поглядывая то на разъяренного мужа, то на закусившего губу Лося. Лаудсвильский решил, что пора разыгрывать из себя миротворца, дабы не доводить дело до немедленного кровопролития.

— Я полагаю, что предстоит исключительно мужской разговор, — мягко заметил он.

Фрэй повелительным жестом выслал испуганную женщину из комнаты. Лось, похоже, был огорчен всем происходящим, но не сказал в свое оправдание ни слова.

— Полагаю, что воинам, умеющим держать в руках мечи, нет смысла сорить словами. — Рекин чувствовал себя в этой неловкой ситуации как рыба в воде. — Огласка в столь щекотливом деле тоже ни к чему.

Оба противника согласно кивнули головами.

— Если вы оба мне доверяете, то не будем привлекать лишних свидетелей. Позвольте мне самому выбрать время и место поединка.

У Фрэя, несмотря на распирающую его ярость, хватило ума не затевать поединок в своем доме, что наверняка бросило бы тень на репутацию его жены, а значит, и на его собственную. Благородный Рекин очень умело донес до затуманенного вином сознания владетеля эту разумную мысль. Лось, сознававший свою вину перед Ингуальдским против предложения Рекина не возражал.

— Я думаю, все уладится, — сказал Лаудсвильский Лосю когда Фрэй удалился из комнаты. — Наверняка здесь не обошлось без доброхота, напевшего владетелю на ухо всякие гадости. Счастье еще, что я подоспел. Для Фрэя, разумеется счастье.

Рекин был доволен прожитым днем, но наступающий день обещал быть не менее хлопотным.

— Уверяю тебя, мы ошиблись. — Рано поутру Лаудсвильский уже был в комнате расстроенного Фрэя. — Я разговаривал с Кристин, я разговаривал с Лосем — это была вполне невинная встреча. Мы сами разбудили любопытство молодой женщины. Да и что произошло, в конце концов: молодые люди встретились и перебросились парой слов наедине. Есть из-за чего потрясать мечами и лить кровь!

Владетель Ингуальдский тяжко страдал с похмелья, и журчащая речь нордлэндца бальзамом пролилась на его растревоженную душу. Вовремя поднесенный кубок дал облегчение голове. Вчерашний инцидент уже не казался ему сколь-нибудь значительным.

— Молодость, молодость, — продолжал витийствовать Рекин, — думаю, для Кристин все случившееся будет хорошим уроком. Муж иногда должен проявлять широту души, чтобы заслужить любовь и признательность жены.

Фрэй размяк, вчерашний гнев улетучился без остатка — стоит ли, в самом деле, рисковать головой из-за глупой шалости молодой женщины? Лаудсвильский охотно подтвердил, что не стоит. По мнению Рекина, Лось совсем не расположен драться с владетелем Ингуальдским, к которому испытывает глубочайшее уважение. Лаудсвильский охотно взял на себя труд уладить этот конфликт, поскольку чувствует и свою долю вины в происшедшем. Разомлевший Фрэй только поддакивал своему рассудительному другу.

Лось получил письмо от владетеля Лаудсвильского в тот же день. Местом поединка была выбрана поляна на берегу Ожского ручья, рядом с одиноко растущим дубом. Меченый повертел в руках письмо и пожал плечами. Честно говоря, он ожидал, что за ночь хмель выветрится из головы владетеля и к утру Фрэй стане куда более покладистым. Но он ошибся, письмо не оставляло в этом никаких сомнений, ну что ж, тем хуже для владетеля Ингуальдского — прекрасная Кристин рискует в этот солнечный день остаться вдовой.

Лось не спеша оседлал гнедого поджарого жеребца и уже собирался садиться в седло, когда его внимание привлек к себе Ара. Меченый прятался за углом и не то приглядывался к чему-то, не то напряженно прислушивался. Странное поведение товарища озадачило Лося. Он оставил повод и направился к меченому. Ара обернулся и с досадой хлопнул себя беретом по колену.

— Слизняк, — сказал он, — на этот раз настоящий.

— А что, бывают какие-то другие слизняки? — удивился Лось.

— Видел я тут недавно одного, — Ара понизил голос, — одет как слизняк, но даю голову на отсечение, что он не из наших мест.

— А что ему нужно было в замке?

— Это я и хотел бы узнать. Он разговаривал о чем-то с Данной.

— Так спроси у Данны, кто он такой, — рассердился Лось.

— Она не скажет. — Ара напустил на себя таинственный вид.

Лось знал страсть товарища ко всевозможным загадочным историям и потому только рукой махнул.

— А ты куда собираешься? — в свою очередь спросил любопытный меченый.

— Дело есть, — не слишком дружелюбно махнул рукой Лось.

— Вот я и говорю, кругом сплошные тайны, и у всех рот на замке.

Лось усмехнулся и прыгнул в седло. Мелькнула было мысль: а не прихватить ли с собой Ару, но он ее отбросил — владетель Ингуальдский не станет хитрить в деле чести.

У одинокого дуба Лося уже поджидал владетель Лаудсвильский. Лицо нордлэндца было спокойным. Какое, в сущности, дело Лаудсвильскому до того, что меченый продырявит приграничного владетеля? Благородный Рекин даже смерть своего земляка Сивенда перенес удивительно легко.

— Владетель Ингуальдский задерживается, — извинился Рекин.

Лось равнодушно кивнул и бросил повод слуге. Другой слуга стоял в двух шагах от первого, держа в поводу коня своего хозяина. Лось лишь мельком скользнул взглядом по их унылым лицам.

— По-моему, едут, — окликнул меченого Лаудсвильский.

Лось обернулся на его слова, подставив свой защищенный лишь беретом затылок рослому слуге Рекина, тот сделал шаг вперед и ударил сержанта кистенем по голове. Лось рухнул на траву как подкошенный.

— Поосторожней, ты, — набросился на слугу Рекин, — он мне живой нужен.

— Ничего, хозяин, — подобострастно улыбнулся головорез, — у колдунов черепа крепкие.

Глава 8
КАПИТАН МЕЧЕНЫХ

Чуб появился в Ожском замке неожиданно, воспользовавшись одному ему известным подземным ходом. Тор неоднократно пытался выяснить, каким путем капитан проникает в его дом, но, облазив все подвалы, так ничего и не обнаружил. Расспрашивать Чуба он не хотел, тот мог расценить его любопытство как недоверие. Капитана меченых сопровождали два сержанта, Леденец и Шорох. Леденец, рослый широкоплечий малый с насмешливо прищуренными глазами, довольный произведенным эффектом, добродушно улыбнулся товарищам. Шорох, стройный меченый с кошачьей гибкостью в движениях, стремительно обежал глазами все закоулки зала и лишь затем поприветствовал присутствующих.

— Ты под стол загляни, — посоветовал Ара.

Леденец захохотал, Чуб улыбнулся, и только Шорох остался невозмутим. В его обязанности входило обеспечение безопасности капитана меченых, а Шорох был человеком долга.

Тор, встревоженный исчезновением Лося, встретил капитана без обычного радушия. Молча он протянул руку Чубу и даже не поморщился от сильного пожатия. Капитан с удовольствием отметил про себя, что Тор не уступает силой своему отцу.

— Рассказывай, — Чуб удобно устроился в дубовом кресле, жалобно заскрипевшем под его мощным телом, и с наслаждением вытянул натруженные ноги.

— Лось пропал. — Тор остался стоять, глаза его грустно смотрели на капитана.

Глаза Гильдис. У Туза глаза оставались холодными, даже когда он улыбался. Да и чувства свои Туз скрывал более умело. Тор сильно проигрывал своему отцу в решительности. Что значит воспитание вне стен Башни. Нынешнее поколение меченых не знало тисков жесточайшей дисциплины, через которые прошел Чуб. И результат налицо: даже такой великолепный материал, как Тор, дает слабину при первом же серьезном столкновении с действительностью. Неужели он, капитан, ошибся, дав возможность этим крикунам вырасти без неусыпного надзора молчунов? Чуб вспомнил собственное детство и поморщился — он разделял ненависть своего сержанта к молчунам, но, в отличие от Туза, понимал, что без них Башне не бывать. Ожские меченые были его резервом в предстоящей борьбе с молчунами за реальную власть над Башней, а то, что эта борьба скоро разразится, он не сомневался.

— Знаю, что пропал. — В голосе Чуба не было и тени сочувствия, на которое рассчитывал Тор. — Какие ты принял меры к розыску?

— Мы облазили всю округу, но никаких следов не обнаружили, — пояснил Рыжий.

— Молодцы, — насмешливо похвалил Чуб. — Если бы я не появился в замке — вы бы так и продолжали рыскать по Ожскому бору, высунув языки? Лось не младенец, чтобы заблудиться в трех соснах. Кому было выгодно исчезновение Лося? Кто точил на него зуб? Что тебе известно об агентах серого ордена?

Тор угрюмо отмалчивался. Ему не нравился тон капитана, в душе закипало раздражение и против Чуба, и против самого себя.

— Кто натравил тебя на Ульфа?

Глаза Тора плеснули яростью. Чуб наблюдал за ним с интересом: похоже, он недооценил мальчишку — в нем был огонь. Жаль только, что вырывался этот огонь не тогда когда нужно, и грозил спалить не того, кого требовалось! Чуб неожиданно рассмеялся.

— Ладно, — сказал он, обводя глазами притихших меченых, — я вовсе не хотел обидеть тебя, Тор, но вам пора уже научиться различать, где друг, а где враг.

— О смерти отца мог бы рассказать мне ты, но не сделал этого.

Смерть Ульфа не огорчила капитана меченых, рано или поздно его все равно пришлось бы убрать. А вот что касается обстоятельств смерти Туза, то у Чуба были обязательства перед Гильдис, нарушать которые он не торопился. Но случилось то, что случилось. Скорбеть о смерти отравительницы капитану меченых не пристало, но просто Чубу было почти жаль эту женщину. Со смертью Гильдис ушло что-то важное из его жизни, оборвалась еще одна нить, связывающая его с прошлым, страшным, трагическим и горьким, Оставалось настоящее, оставался и долг перед павшими, который надо оплатить с лихвою.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Бьерн Брандомский, — нехотя отозвался Тор.

Чуб только головой покачал: мог бы и сам догадаться. Брандомскому мешал Ульф, и он устранил его с редким изяществом. У Бьерна есть чему поучиться даже капитану меченых.

— Как звали индюка, которого Лось отправил на тот свет?

— Сивенд Хаслумский, — с готовностью подсказал Чиж.

Надо полагать, родственник Бента Хаслумского, первого министра короля Рагнвальда. У Чуба были свои осведомители в Бурге, в том числе и при королевском дворе. О владетеле Бенте говорили как о человеке хитром и умном, но сын, видимо, оказался не в отца, коли дал себя устранить столь простым способом.

— Что еще примечательного случилось за это время?

— Ара видел недавно чужака в замке, — вспомнил Рыжий. — Он разговаривал с Данной.

Чуб нахмурился: неужели Чирс затеял свою игру, не поставив его в известность? Или горданцу просто захотелось увидеться с сестрой? Вообще-то сентиментальность не в характере Чирса, но кто знает, что связывает брата и сестру, выросших на чужбине и растерявших всех своих родных, у Чуба не было сестры и не могло быть, но чувство потери ему хорошо известно, и он много бы дал, чтобы после той страшной бойни уцелел хоть кто-то из его друзей. Будь она проклята, эта Гильдис! Если бы не память о друге и не маленький Тор — Чуб расплатился бы с ней полной мерой. Все могло быть по-другому. Все.

— Высокий, смуглый, с маленьким шрамом над верхней губой? — спросил капитан.

— Смуглый, — кивнул головой Ара, — не слишком высокий и не слишком молодой — седина в волосах.

«Значит, не Чирс», — с облегчением подумал Чуб. Не то чтобы он не доверял горданцу, но кое-какие сомнения на его счет питал. Впрочем, дело не в Чирсе, а, видимо, в самом Чубе, который не мог себя заставить поверить даже молчунам. Наверное, только Лосю он верил всегда и во всем, но Лось еще мальчишка, что он и доказал самым нелепым образом.

— А что говорит девчонка духов?

Владетель Нидрасский помалкивал, нервно покусывая белыми зубами заросшую темными усиками верхнюю губу. Похоже, он унаследовал от отца роковую слабость к женщинам. Жаль, если это так. Сам Чуб мог с полной уверенностью сказать о себе, что ни одна из женщин, родивших ему детей, не затронула его сердце. Даже та, которая родила ему старшего сына Резвого, который сейчас стоит в метре от капитана, не подозревая, что смотрит на своего отца. Так лучше и для Резвого, и для Чуба. Так лучше для Башни. Хватит меченым одной ошибки Туза — благородного владетеля Нидрасского. А Чирса надо предупредить. Храмовники, похоже, вычислили Данну и теперь пытаются через нее выйти на брата. Надо обязательно выяснить, с кем они установили связь в Лэнде. Вряд ли это Гоонский бык, его молчуны контролируют ежедневно и ежечасно. А вот Труффинн Унглинский совсем другое дело. Возможно, именно под влиянием храмовников у серого ордена прорезался такой интерес к Ожскому замку — ключ от границы, как никак.

— Чужака я беру на себя, — Чуб посмотрел на Тора, — а Лось — это твоя забота, владетель Нидрасский. Пора тебе познакомиться с серыми, уж слишком активно они орудуют в последнее время в Приграничье. Настолько активно, что напугали даже Гоонского быка, и на сегодня серые для него опаснее меченых. Это обстоятельство обязательно нужно использовать. Вы поедете в Бург вместе с Эйриком Маэларским. Гоонскому нужны союзники. Ваша задача — навербовать их как можно больше среди нордлэндских владетелей. Золота не жалей, — Чуб небрежно кивнул на тугой мешок, приваленный к ножке стола, — хотя, думаю, и без подкупа найдется немало желающих поцапаться с королем Рагнвальдом. Серые здорово прищемили хвост благородному сословию Нордлэнда. Если вам удастся стравить владетелей с королем — это значительно облегчит нашу задачу здесь. Думаю, что серым Лось нужен только для того, чтобы возбудить чернь против еретиков Приграничья, но мы еще посмотрим, чей козырь старше.

Чуб исчез столь же стремительно, как и появился, оставив в душе Тора чувство неуверенности и тревоги. Тор не мог избавиться от ощущения, что капитан меченых сказал ему далеко не все и что Лэнд стоит на пороге важных и трагических событий. Возможно, ответ на все вопросы он найдет в Бурге. Однако Тору почему-то казалось, что ключ к разгадке происшедших и грядущих событий находится у Чуба и он унес его с собой, не показав своему союзнику.

Назад: Часть первая ДЕТСТВО ТОРА

Дальше: Часть третья СЕРЫЙ ОРДЕН

Глава 1 ССОРА

Глава 2 ПОЕДИНОК

Глава 3 ДРУЖЕСКАЯ УСЛУГА

Глава 4 ПОТЕРИ

Глава 5 ОБРЕТЕНИЕ

Глава 6 СЕРЫЙ ОРДЕН

Глава 7 ЛОВУШКА

Глава 8 КАПИТАН МЕЧЕНЫХ