12
Большая черная птица описала круг над западной частью Берлина и медленно стала снижаться.
Нужную улицу она отыскала без труда, отлично зная карту столицы Тысячелетнего рейха.
Один из стоящих у газетного киоска эсэсовцев с интересом взглянул на небо, заметив промелькнувший черный силуэт.
— Эй, Йозеф, что ты там увидел? Английский бомбардировщик?
Эсэсовец обернулся, хмуро поглядев на улыбающегося приятеля:
— Это был тотенфогель.
Приятель помрачнел:
— Опять кого-то из наших убили. Ведь фюрер обещал, что с фронтов будут отозваны все живые…
— Тише, болван, не так громко, — зашипел Йозеф, оглядываясь на идущего по противоположной стороне улицы офицера. — А откуда «бессмертные» берутся, ты подумал?
— Так ведь…
— Вот тебе и «так ведь», если русские не убьют, так заградительные отряды постараются…
Тем временем черная птица искала нужный дом, зорко вглядываясь в здания внизу.
Вот она еще больше снизилась, подлетела к окну пятого этажа и, зависнув в воздухе, заскребла когтями по стеклу.
В комнате появилась бледная хрупкая женщина. Руки у нее дрожали, и открыть закрытое на зиму окно она смогла не сразу. Наконец шпингалеты поддались, и в комнату ворвался колкий морозный ветер.
Птица запрыгнула на подоконник и, угрожающе расставив крылья, пронзительно закричала.
Женщина испуганно отпрянула в сторону, и тут началось превращение.
Выросшая прямо из пола черная воронка полностью поглотила бьющую крыльями птицу.
Пространство у окна на несколько секунд искривилось, и вот уже посреди комнаты стоит высокий смуглый солдат в черной эсэсовской форме тотенфогеля.
— Вестник смерти, шарфюрер Вульф Хофман, — четко представился он и, раскрыв планшет, быстро пробежал глазами заполненный бланк. — Вы, Мари Шветцер, жена лейтенанта Пауля Шветцера?
Мари кивнула.
— С великим прискорбием уполномочен сообщить, что ваш муж погиб двадцать четвертого января на восточногерманской границе. Погиб во имя Третьего рейха при выполнении секретного задания. За свои заслуги перед Отечеством он посмертно награжден рыцарским Железным крестом с дубовыми ветвями и мечами. Примите мои искренние соболезнования. Германия лишилась очередного героя, но его смерть не была напрасной, фюрер не забывает своих верных солдат.
С этими словами тотенфогель торжественно вручил вздрагивающей от глухих рыданий женщине коробочку с орденом и черный матовый конверт с похоронкой.
Затем солдат щелкнул каблуками и, подойдя к окну, снова обернулся черной птицей, но Мари уже не видела этого.
Положив коробочку с наградой и конверт на комод, она, зябко ежась, вернулась в гостиную, закрыла окно, все еще не осознавая, что то, чего она больше всего боялась, сегодня произошло.
Пауль больше не вернется. Никогда.
И, главное, ведь не было никаких знамений, ничто не предвещало случившейся беды.
С самого начала войны она мысленно готовила себя к тому, что однажды он не придет, навсегда оставшись за порогом их маленькой квартиры. Пыталась представить себе, как будет жить без него, но не могла.
А ведь смерть на поле боя — это так естественно. Каждый солдат Третьего рейха мечтал умереть во имя Родины и фюрера. Но Мари, как ни силилась, этого не понимала. Как же можно стремиться умереть, даже во имя чего-то важного, когда живым ты можешь сделать намного больше, чем находясь там, где наверняка ничего нет?
Присев на край кровати, она бездумно рассматривала черное птичье перо у батареи.
Вестник смерти оставил напоминание о своем недавнем присутствии.
Лучше бы она вообще не подходила к окну, ведь сразу стало ясно: Пауль мертв.
Вестник смерти вполне мог не застать Мари дома, но тогда бы он прилетал снова и снова, пока не выполнил бы свой долг.
Это Мари знала наверняка.
Она так и не притронулась ни к награде, ни к конверту, словно ворвавшееся в ее дом горе не существовало, пока она не извлечет на свет проклятую похоронку.
Мари плохо помнила, как настал вечер; кажется, она все так же неподвижно сидела на кровати, завороженно глядя на оставшееся после птицы перо.
Когда в комнате совсем стемнело, Мари очнулась и, с отвращением подобрав перо бумажной салфеткой, выбросила его в форточку.
В полдвенадцатого ночи в квартире раздалась трель дверного звонка.
Мари еще не спала, она вообще не была уверена, что сможет сегодня уснуть. Она даже позабыла позвонить матери в Кельн, а теперь и вовсе не решалась.
Внезапно раздавшийся звонок спутал все ее мысли.
Сейчас так поздно. Кто же это может быть? Сосед? Нет, вряд ли. Тогда, может, владелец дома? В такое позднее время? Нет, тоже маловероятно.
Накинув на плечи теплую кофту, Мари пошла открывать. Сняла дверную цепочку, отодвинула щеколду замка.
На пороге стоял Пауль.
Сердце тут же оборвалось и полетело куда-то вниз.
Невредимый?
Живой!
Она хотела броситься ему на грудь, но что-то остановило ее. Пауль неподвижно стоял на пороге и, казалось, смотрел сквозь нее. Его глаза были затянуты странной мутной пленкой, вокруг залегли черные тени. Лицо было бледным или скорее серым, с темными пятнами на лбу и скулах.
Что с ним случилось?
Наверное, Пауль тяжело ранен!
Но кто отпустил его в таком состоянии из госпиталя?
Или, быть может, он сам оттуда ушел, но зачем?
Столько вопросов, и все — без ответа.
Мари взяла мужа за руку и тут же отдернула свою.
Рука Пауля была ледяной.
— Что… что с тобой случилось?.. Почему ты… молчишь?
Он по-прежнему смотрел сквозь нее, а в голове женщины крутилась одна и та же мысль, словно фраза с заезженной старой пластинки: «Тотенфогель никогда не ошибается».
Прикрыв рот ладонью, чтобы сдержать рвущийся наружу крик, Мари медленно отступила в глубь квартиры.
Пауль пошевелился и, тщательно вытерев ноги о коврик, вошел. Неуклюже повернулся, закрыл дверь, защелкнул замок.
Было видно, что некоторые движения давались ему с трудом, словно их совершал слепец. Нащупав рукой цепочку, он закрыл и ее, затем снял фуражку, стянул шинель, повесив ее на вешалку.
Мари в ужасе глядела на мужа. Только сейчас она почувствовала исходящий от него резкий запах сырой земли.
С трудом сняв сапоги, Пауль направился в ванную.
Затаившаяся в прихожей Мари подумала, что она только что сошла с ума, вернее, не только что, а в тот момент, когда услышала звонок.
«Может быть, я просто сплю, — думала она, присев на пол, — и все мне попросту снится… после ужаса, вызванного вестью о смерти… И сейчас я вижу сон, в котором Пауль пришел со мной попрощаться».
Но нет, это был не сон. В ванной комнате что-то загремело. Мари вздрогнула.
Дверь открылась. Пауль медленно вышел в прихожую и, пройдя мимо вжавшейся в угол жены, зашел на кухню.
Поднявшись на ноги, Мари кинулась к ванной комнате и, заскочив туда, захлопнула дверь, заперев ее на прочную задвижку.
Нужно было что-то делать, куда-то бежать, просить о помощи.
Страх парализовал ее. Она с трудом соображала и только теперь догадалась оглядеться.
Зеркало над умывальником было разбито. Раковина засыпана землей. На кафельном полу лежали осколки баночки из-под крема.
И вот тогда Мари закричала.
Ей показалось, что собственный крик оглушил ее.
Плевать, слышали соседи или нет, об этом она сейчас не думала. Но лучше бы они ее услышали и вызвали помощь.
Наверное, она потеряла сознание, потому что внезапно очнулась на полу. Очнулась от странного звука, будто кто-то тихо поскребся в запертую дверь ванной.
Мари напрягла слух, но ничего не услышала. За дверью никого не было, наверное, ей почудилось.
А что, если он ушел? Просто собрал вещи и ушел?
«Нужно позвонить маме и в полицию… Или нет, сперва лучше в полицию».
Скорее всего, прошло много времени, пока она лежала в беспамятстве на полу. Наверное, уже настало утро.
Прижавшись щекой к двери, Мари стала слушать.
В квартире было тихо, как и вчера, как и много пустых дней подряд, только где-то на кухне тихо капала вода.
Кухня.
Ну конечно же ведь из ванной он прошел именно туда.
Сделав над собой усилие, Мари тихонько отодвинула щеколду, слегка приоткрыла дверь. В нос ударил могильный запах сырой земли. Им пропиталась вся квартира.
Немного постояв в нерешительности и убедившись, что все спокойно, Мари осторожно вышла в прихожую, первым делом взглянув на вешалку.
Фуражка, шинель и сапоги оставались на месте.
Значит, он не ушел. Но тогда где он, что делает? Почему в квартире так тихо? Мари понимала, что ей следует зайти на кухню, но как заставить себя…
Она сделала шаг, затем еще один и еще…
На кухне горел свет, дверь была приоткрыта. Нужно всего-навсего заглянуть, и Мари заглянула.
Пауль сидел за кухонным столом совершенно неподвижно. Перед ним стояли две тарелки, лежали столовые приборы, соль, салфетки… Мутные глаза бессмысленно смотрели куда-то в стену.
Пауль ждал, когда жена наконец разложит еду. Он сам расставил тарелки, положил приборы. Все как обычно, и сейчас его совершенно не волновало, что сидит он на кухне уже несколько часов.
Мари отпрянула назад, больно ударившись локтем об угол двери.
Телефон!
Следовало немедленно позвонить. Почему она раньше этого не сделала?
В дверь квартиры настойчиво постучали.
— Фрау Шветцер, откройте! Военный контроль. Мы пришли по-поводу вашего мужа…
Вскрикнув, Мари бросилась к двери, словно боясь, что ее сейчас кто-то непременно догонит.
Как только она отперла замок, в квартиру тут же вошли эсэсовцы.
— Где он?
— На… на кухне…
— Хиль, уведите женшину…
Один из эсэсовцев бережно взял дрожащую Мари под руку и настойчиво увлек в ближайшую комнату.
— Фрау Шветцер, не беспокойтесь, мы сейчас все исправим…
Остальные прошли на кухню.
Тот, что был постарше, с петлицами «Анненэрбе», достал из кармана черный мел и нарисовал на лбу у неподвижно сидящего за столом мужчины рунический знак Дак — двойной символ власти.
— Встать! Мужчина подчинился.
— Надень свои вещи и спускайся вниз, там тебя будут ждать…
Когда Пауль вышел, анненэрбовец спрятал мел и, вытерев влажный лоб, тихо произнес:
— Кое-кому придется за это ответить.
— Что сказать его жене?
— Да так и скажите все, как есть.
— Но…
— Это приказ…
Мари испуганно выглянула из гостиной:
— Он уже… уже ушел?
— Да он ушел, фрау Шветцер, и больше не вернется. Весь этот кошмар никогда не повторится, можете быть уверены. От имени руководства Вермахта позвольте попросить у вас прощения. Если желаете, командование предоставит вам другую квартиру.
Мари испуганно переводила взгляд с одного лица на другое.
— Но что это было?.. Пауль… прилетал вестник смерти, он сообщил…
— Да, мы знаем. Произошла досадная ошибка, и виновные будут строго наказаны.
— Как ошибка? Мой муж жив! Эсэсовцы переглянулись:
— Понимаете, не совсем… Ваш муж будет служить своей Родине, но мы бы советовали вам не рассчитывать на его возвращение.
— Но почему?!
— Потому что он мертв.
Один из эсэсовцев успел ее подхватить.
— Черт возьми, Хиль, вызовите врача…
Встреча с далай-ламой имела огромное значение.
Воталхе, по всей видимости, окончательно убедился в том, что Зиверс остановил свой выбор именно на том человеке, который был необходим для предстоящей экспедиции.
После разговора с штурмбаннфюрером Хорстом его участие в поездке на Тибет было окончательно утверждено.
Профессор Вельсер в срочном порядке подбирал остальных членов экспедиции.
Все время, пока тянулась привычная бюрократическая волокита, майор ни разу не отпускал своего донора, полностью контролируя все его действия.
В конце недели, как раз перед великим нацистским праздником «Тридцатое января», когда Третий рейх вовсю готовился к празднованию Дня Взятия Власти, годовщине провозглашения Адольфа Гитлера канцлером Германии, Карелу поступило интересное приглашение поучаствовать в ежемесячном спиритическом сеансе, регулярно проводимом высшими чинами СС в замке Вевельсбург.
Участие в подобном мероприятии было сопряжено с большой опасностью, но майор сразу же согласился, ибо то был еще один великолепный шанс заглянуть за ширму таинственности «Наследия предков».
Если его раскроют, прощай тибетская экспедиция, но рискнуть все же стоило.
Спиритический сеанс был назначен на четвертое февраля. День был выбран не случайно. При выборе его эсэсовцы строго руководствовались картой рунического зодиакального круга.
Карел не знал, бывал ли раньше Дитер Хорст в Вевельсбург, и потому решил вести себя как можно осторожней.
Если что-то пойдет не так, то он тут же уступит место донору, который наверняка сумеет выкрутиться из любой ситуации.
Съездить в замок они договорились с подполковником СС Эвальдом Брэгге. Как понял Карел, Хорст был хорошо с ним знаком.
Что ж, интересно посмотреть, заметит ли тот подмену.
Утро четвертого февраля выдалось пасмурным и дождливым. Идеальный день для проведения сеанса общения с мертвыми. Духи, как известно, не любят солнечный свет.
Эвальд Брэгге заехал к штурмбаннфюреру около восьми утра, сильно удивив Карела своим оригинальным экипажем. Черная карета, запряженная четверкой лошадей, выглядела на берлинских улицах достаточно экзотично.
— Я вижу, вы удивлены? — рассмеялся Эвальд, открывая перед штурмбаннфюрером лакированную дверцу. — Сегодня я решил добраться в Вевельсбург с шиком. В конце концов, у нас ведь нет строгой регламентации транспортных средств.
— Эвальд, вы всегда поражали меня своей эксцентричностью, — улыбнулся Карел.
Правил каретой молчаливый смуглый мужчина и черной чалме, видимо один из опытнейших телохранителей Брэгге.
Когда карета тронулась, Эвальд спросил:
— Я слышал, намечается новая экспедиция на Тибет. Вы, кажется, недавно встречались с далай-ламой?
— Да, я буду участвовать в экспедиции в качестве расолога.
— Скажите, а какое впечатление произвел на вас Воталхе?
— Какое впечатление? — переспросил Карел. — Гм… трудно так с ходу ответить. Без сомнения, он выдающийся человек, похоже, видящий далекое будущее и оттого пребывающий в бесконечной печали.
— О да, мой друг, — усмехнулся Брэгге, — умножающий знания умножает горе мира. Тот, кому известно все наперед, наверняка несчастен. Знать обо всем заранее и не иметь возможности вмешаться… настоящее проклятие богов.
— А что, по-вашему, значит «нельзя вмешаться»? — Майор озадаченно взглянул на собеседника. — Вы хотите сказать, что далай-лама, видя будущее, не может его изменить?
— Именно так, мой друг, именно так. Понимаете, будущее — это такая прочная штука, которую нельзя сдвинуть даже на шаг. Оно сопротивляется, причем сопротивляется довольно жестоко. Я как раз возглавляю научный отдел, занимающийся данной проблемой. Полгода назад мы свернули секретную программу «Die Strasse der Zeit» пo исследованию так называемой «мембраны времени» профессора Майербаха. Конечно, вам незнаком этот термин?
— Ну разумеется, — улыбнулся Карел. — Наши отделы занимаются достаточно специфическими исследованиями, разрабатывая диаметрально противоположные проблемы.
— Все так, — согласился Эвальд, — но цель у нас одна — приблизить скорейшую победу Третьего рейха. М-да… О победе сейчас говорить, конечно, преждевременно и даже, учитывая последние события, наивно, но я объясню. Теория «мембраны времени» основана на реальной возможности путешествия либо в будущее, либо в прошлое.
— Но позвольте, каким образом? Вы говорите о вещах из области чистой фантастики.
— Так ведь все и начинается с фантастики. Мы практически создали устройство, вскрывающее пространство, но до первых испытаний дело не дошло. Будущее невозможно изменить. Не стану утомлять вас рассказом, почему мы пришли к столь неутешительному выводу. Скажу лишь об одном: вне всякого времени существуют определенные законы, не позволяющие изменять ход тех или иных исторических событий. Представьте себе граммофонную пластинку. Сделанную уже раз запись нельзя изменить, поцарапать можно, изменить — нет. Царапина испортит музыку, создаст шум и помехи, но запись останется прежней, совершенно недоступной. Вот так и со временем.
— Но кто в таком случае сделал эту первоначальную запись? — с иронией поинтересовался штурмбаннфюрер.
Брэгге в ответ заговорщицки подмигнул и тихо добавил:
— Об этом, мой друг, лучше не говорить вслух.
К сожалению, увлекательную беседу не удалось продолжить, карета уже подъезжала к замку, без сомнения древнему строению, сохранившемуся, наверное, еще со времен тамплиеров.
Старинное место было выбрано не случайно. Эта земля хранила исчезнувшие традиции, что для СС, сформированного по принципу средневековых орденов, было немаловажно.
Замок Вевельсбург входил в своеобразный мистический треугольник, одной из вершин которого являлись скалы Экстернштайна, где в былые века поддерживался древнегерманский культ огня. Здесь находилась обсерватория, в которой жрецы наблюдали круговорот светил.
Каждому сочетанию небесных светил соответствовала определенная руна.
Так создавался рунический зодиакальный круг.
Еще одна вершина треугольника — Тевтобургский лес. По легенде, среди его дубов в начале новой эры предводитель союза германских племен Арминий наголову разгромил три римских легиона. Священное место было щедро обагрено кровью доблестных предков.
Офицеры выбрались из остановившейся во дворе замка кареты.
Вевельсбург не произвел на Карела особого впечатления. Обыкновенный средневековый бастион одного из феодалов, маниакально боящегося нападения соседей. Никакой мистической ауры над этим местом не ощущалось, хотя, возможно, нужно быть потомственным немцем, чтобы почувствовать силу древней крови.
У входа в замок стояли часовые, судя по петлицам псионики третьего разряда.
Майор решил лишний раз не рисковать и передал управление донору.
Дитер Хорст повел себя достаточно естественно, по всей видимости, он все-таки здесь уже не раз бывал.
Псионики отсалютовали только что прибывшим офицерам СС, беспрепятственно пропустив их внутрь замка.
Мрачная роскошь внутреннего убранства также не впечатлила майора.
Обилие красного и черного, старинные гобелены, рыцарское, чудом не истлевшее оружие на стенах, портреты каких-то хмурых людей с глазами палачей.
Пол был выложен рунической плиткой, а в главном зале замка прямо по центру красовалась гигантская черная свастика.
И еще вездесущие сквозняки.
Свечи в канделябрах время от времени задувало, и тогда охране замка приходилось вновь оживлять их огнем.
Офицеры прошли через главный зал, где был приготовлен каменный постамент для священной чаши Грааля, которую многочисленные экспедиции «Анненэрбе» так и не отыскали.
«Хотя бы муляж, что ли, сделали для красоты», — подумал Карел, ибо пустое возвышение выглядело довольно уныло, словно зловещее напоминание о неизбежном крахе Третьего рейха.
Священная христианская реликвия никак не могла оказаться в грязных руках нацистов. Помогающие России силы ни за что бы этого не допустили, потому Грааль оставался для Гитлера не более чем красивой, но совершенно недоступной легендой.
Следующий зал был поменьше. Именно здесь и собирались высшие посвященные Черного ордена, элита «Анненэрбе».
Повсюду в зале были расставлены свечи.
Одну стену занимал огромный кроваво-красный нацистский флаг, концы которого время от времени колыхались.
За круглым столом сидело тринадцать человек — подражание рыцарям короля Артура.
В потолке над столом находилось круглое окно. А под столом, как узнал Карел из мыслей штурмбаннфюрера, располагался огромный колодец, ведущий глубоко в недра земли, где прямо под замком протекала подземная река. Из колодца сильно дуло, тянуло сыростью, которая пробирала до самых костей.
«Если меня раскроют, то наверняка сбросят донора в этот сатанинский колодец, — скептически подумал Карел. — Не самая приятная смерть».
Все участники были в сборе.
Штурмбанфюрер знал практически каждого. Помимо обычного имени каждый член тайного круга посвященных имел еще одно, особое.
Так, самого Дитера здесь звали Аятара, а Эвальд Брэгге именовался среди членов круга Борлаксом.
— Господа, наконец мы все в сборе, — поднялся генерал Гюнтер Дерц, негласный секретарь тайных встреч. — Произнесем же те слова, которые на протяжении всех этих лет лишь еще крепче сплачивали наше единство.
Прочие посвященные тоже поднялись. Встал со своего места и Дитер Хорст.
В зале повисло торжественное напряжение.
— Ар-эх-ис-ос-ур… — хором, будто произнося некую мантру, выдохнули эсэсовцы.
Это было заклинание, обращенное к стихиям, священная формула вечности. К кому взывали солдаты Тысячелетнего рейха? Возможно, все выяснится прямо сейчас.
Произнеся свое странное воззвание, посвященные вновь расселись по местам.
И снова заговорил Гюнтер Дерц:
— Недавно я общался с одним из наших Покровителей, вы знаете, кого я имею в виду.
По залу пронесся тревожный шепоток.
— Спокойно, господа, спокойно. Новости он мне сообщил не такие уж плохие, мы на верном пути. Но худшие прогнозы подтвердились. Среди иудеев очень скоро действительно должен появиться новый мессия. Понятно, что «второе пришествие» нам сейчас совершенно ни к чему. Покровители недовольны, в частности, медленной работой наших лагерей. Евреев следует как можно быстрее окончательно уничтожить, иначе мы лишимся той высшей помощи, которую до сих пор имеем. Уйдут Покровители — и Третий рейх падет.
Дерц перевел дух, после чего продолжил:
— Также мне сообщили, что Германия должна продержаться до сорок шестого года. Это крайний срок. Именно тогда, на тринадцатый год существования нашей империи придет долгожданная помощь, и наши враги умоются своей кровью, ибо грядет Великий Суд и выживут после него лишь Истинные. Именно мы будем править после, мы и наши щедрые Покровители.
«О каких Покровителях вещает этот идиот? — с недоумением подумал Карел. — Что здесь, в конце концов, происходит? Что случится на тринадцатый год?»
Дитер Хорст сейчас об этом не думал, его голова была абсолютно пуста, то ли штурмбаннфюрер впал в некий транс, то ли просто отключился, слившись в одно целое с прочими посвященными.
Важным было не это, а то, что майор все-таки нашел главное нацистское гнездо, нашел и теперь не знал, что делать дальше.
