Книга: Последняя крепость. Том 2
Назад: Пролог
Дальше: Часть вторая Враг внутри

Часть первая
Гаэлон должен быть уничтожен

ГЛАВА 1
Эта гора, возвышавшаяся всего в двух сотнях шагов от южных ворот Дарбиона, называлась Бычий Рог. Вершина ее чуть нагибалась к земле, оттого гора и впрямь напоминала рог быка-исполина, в незапамятные времена завязшего в земной тверди. Окрестности Бычьего Рога всегда были безлюдны, разве что пастухи коз из близлежащей деревеньки забредали сюда, чтобы отдохнуть в тени, пока их подопечные щипали травку и обгладывали кустарники. Да вездесущие мальчишки, городские или деревенские, иногда предпринимали вылазки к Бычьему Рогу — полазать по горным кручам, сунуть нос в неглубокие пещеры и поискать среди огромных валунов поросли ежевики. На вершину Рога, где ветер раскачивал кривые ветви чахлых деревьев, вряд ли кто-нибудь когда-нибудь поднимался — разве что те самые мальчишки. Ну а кому, кроме малолетних несмышленышей, придет в голову тратить силы и время на такое совершенно бесполезное занятие?
Но сегодня подножие Бычьего Рога кишело народом. Городские бедняки и мужики из расположенных рядом деревень, сгрудившись кучками, возбужденно обсуждали что-то между собой, орали кто во что горазд, размахивали руками… Люд побогаче и посолидней — торговцы и мастеровые — вели себя более сдержанно: переговариваясь, неодобрительно поглядывали на распоясавшуюся бедноту. В сторонке, в окружении стреноженных коней, располагались со своими слугами знатные дарбионцы. Благородные мужи неспешно вели беседы и, казалось, вовсе не замечали шумного соседства, видно почитая чернь чем-то вроде необязательной части пейзажа — пасущегося стада, например, или вороньей стаи, рассевшейся на камнях и ветвях кустарников.
Как обычно бывает при большом стечении народа, шныряли в толпе совсем уж подозрительные типы, на рожах у которых без труда прочитывалась готовность хватать все, что плохо лежит.
Были здесь и такие, кто в ожидании того, что вот-вот должно произойти, разлеглись на травке с нехитрой закуской и выпивкой. Кое-кто из этих компаний затягивал уже песни, кое-кто затевал перебранки, грозившие перерасти в потасовки.
Но больше всего среди собравшихся оказалось людей молодых: совсем сопливых мальчишек, юношей, у которых только-только начали пробиваться усишки, и парней того возраста, когда ты уже вполне взрослый для того, чтобы иметь жену и детей, но еще слишком незрел для того, чтобы все свои силы отдавать семье и работе, предпочитая этому забавы с друзьями.
Мальчишки с головою ушли в свои игры: прыгали по камням подножия Бычьего Рога, гонялись друг за другом, лавируя между группами взрослых, сражались на мечах и копьях, роль которых с успехом исполняли сломанные ветви. Те, кто постарше, затевали поединки посерьезней — на кулачках. Ну а великовозрастные парни держались поближе к мужикам. Впрочем, многие из них поглядывали на веселье своих недавних сверстников с нескрываемой завистью.
Какой-то заросший бородой мужичонка (судя по изорванной запыленной одежде и испитой багровой физиономии, бродяга, тащившийся в Дарбион в поисках дармового куска хлеба), углядев с дороги толпу у подножия горы, решил, что великий город еще пару часов потерпит и без него, — и свернул к Бычьему Рогу.
— А чего это, добрые люди, тут такое творится? — осведомился он, остановившись у одной из выпивающих компаний. — Праздник, что ли, какой, а? Шел я мимо, дай, думаю, разузнаю… Любопытно стало.
— А тебе что за дело, борода? — подозрительно отреагировал один из бражников. — Шел мимо, вот и иди. Праздник ему… Обрадовался. Небось на дармовщинку выпить намереваешься?
— Что ты сразу гавкаешь, Браим? — раздался куда более добродушный голос. — Ты, добрый человек, сидай сюда… Рядом со мной. Хлебнешь малость?
— Еще спрашиваешь его, Агай! — хмуро гмыкнул Браим. — А зачем он тогда подходил-то?
— Тебя как звать? — осведомился Агай у бродяги.
— Зови Гусем, — отозвался бродяга. — Меня так все зовут.
— Ну и имечко! — покривился Браим. — Гусь! Гусь Бородатый!
— Не имя это, наверное, а прозвище, — предположил Агай.
Бродягу Гуся и вправду дважды упрашивать не пришлось. Он мгновенно приземлился под бок к добродушному Агаю, почтительно принял глиняный осколок с кислым вином.
— Тут, дружище, вовсе не на праздник мы собрались. — Агаю явно прискучила беседа со своими собутыльниками, и он рад был появлению нового лица. — Тут такое дело… В Училище мы, того… набираться пришли.
Гусь высосал вино, утер бороду грязной ладонью и только тогда вежливо поинтересовался:
— В какое Училище?
— Ты издалека идешь, еще, верно, не слыхал, — ответствовал Агай. — Его величество изволил указ издать. А в том указе сказано, что, мол, будет в Дарбионе такое Училище, где любого, кто только пожелает, учить будут для королевской службы. Понимаешь? Любого — кто только пожелает!
— Для королевской службы? — вытаращился бродяга. — Любого?!
— Ну. — Довольный произведенным эффектом, Агай даже захохотал. — Для королевской. И — любого. Хоть вот тебя.
Подергав себя за бороду, Гусь закашлялся. Толи от изумления, то ли намекая на то, что в горле у него все еще сухо и неплохо было бы глотнуть винца.
— И кормить тебя будут в этом Училище. И платить ничего за учебу не надо, — продолжал Агай, плеснув вина в подставленный бродягой осколок. — Наоборот, как год отучишься — получаешь сотню золотых гаэлонов и вдобавок назначение на службу его величества. Во дворце ли, в Дарбионе ли, в другом каком городе — про то в указе не говорилось. Это уж как будет, так будет. Только вот, говорили еще, что, как зачнешь в этом Училище учиться, ходу назад тебе не останется. Не отпустят, значит. То есть отпустят, но не раньше, чем через год. Когда все науки постигнешь.
Бродяга по прозвищу Гусь по очереди оглядел ухмыляющиеся лица бражников. Потом кивнул и состроил серьезную мину. Нисколько он Агаю не поверил, но покинуть компанию тем не менее намерения не изъявлял. Дурачили его, видно, да и пусть. От этого не полиняешь и кусок от тебя не отвалится. Зато — вон тот же Агай опять потянулся за кувшином. А в кувшине-то, как успел определить опытным глазом бродяга, больше половины прохладного кислого вина…
— Чудно тебе? — спросил Агай. — Вот и нам чудно тоже. Как-то оно… не по-людски получается. Ну, непривычно как-то. Но раз уж его величество так сказал — значит, дело верное…
— А чему учить будут? — решив подыгрывать мужикам и дальше, поинтересовался бородатый.
— Про это в указе говорилось, — сказал Агай. — Учить будут многим премудростям. Грамоте, счету, воинским искусствам. И даже… — он выдержал многозначительную паузу, — магии…
Бородатый Гусь инстинктивно втянул голову в плечи.
— Так ить… — пробормотал он. — Запретили ж ее. Строго-настрого… Кроме Сферы Жизни-то… А которые не подчинятся — тех на кострах палят… Разогнал магов-то его величество.
— Это он плохих разогнал, — со снисходительностью столичного жителя пояснил Агай. — Которые его погубить хотели. А хороших не разгонял. И на кострах у нас уже не палят никого. Ты и этого не слыхал? Тот указ вместе с указом об Училище на площадях читали.
— Ну дела-а… — протянул бродяга. — Вот ведь дела-а… — повторил он, как бы невзначай подвигая пальцем отданный ему в пользование глиняный осколок поближе к кувшину.
Браим неодобрительно покосился на бродягу, взял кувшин и налил себе полную кружку. Его примеру последовали все остальные. Бродяга с тоской посмотрел на кувшин, почти что опустошенный, и вздохнул.
— М-да, хорошо! — отпив из кружки, выдохнул Агай и ласково прищурился на солнце. — А помните, братцы, вино, каким потчевали на Поле Плах в день свадьбы его величества Эрла Победителя и ее высочества принцессы Литии? Эх и вкусное было!
— Главное, что много, а не что — вкусное, — возразил Браим. — Я вот, между прочим, до того, как бочки стали выкатывать, ни капли не пил. Спросите почему? Да потому что, когда бочки выкатили, все к ним рванули да драться начали, как водится. Только уж половина к тому времени едва на ногах держалась, а я — свеженький был. Одному по уху — раз! Второму — в нос! Всех раскидал и первым у бочек оказался.
Мужики закивали, отдавая должное уму и сообразительности Браима. Только Агай обиженно сморщился.
— По уху, по носу… — проворчал он. — Ты же мне по ребрам засветил, бычара дурной. Не помнишь? Я ж рядом с тобой стоял в той толпе.
— Стоял, — хмыкнул Браим. — Стоял он. Ежели б я тебя за шкирняк не поддерживал, стоял бы ты… Скажи спасибо, что не растоптали тебя…
Агай спасибо никому говорить не стал. Он надулся и замолчал. Тут Браим поглядел на бродягу. Бородатый Гусь сидел, трагически хлопая глазами, ни жив ни мертв.
— Эй, ты! — позвал Браим. — Слышь, борода? Ты чего скуксился?
— Неужто опоздал я?.. — простонал бродяга. — Неужто свадьбу уже отпраздновали?
Дружный хохот стал ему ответом. Даже Агай, забыв про свою обиду, рассмеялся.
— Шесть дней шел… — стонал бродяга. — И днями, и ночами… Под кустиком приседал отдохнуть на часок — и дальше шел… Ноги в кровь стер… О, Вайар Светозарный! О, лукавый Гарнак! За что же мне муки такие…
— На-ка хлебни, болезный, — протянул ему свою кружку Агай. — Да не причитай так громко. На твой век вина хватит.
Гусь окунул в кружку бороду и жадно захлюпал. Когда он поднял лицо, компания с жаром предавалась воспоминаниям о двух счастливейших в их жизни ночах, когда весь Дарбион праздновал королевскую свадьбу. Вздохнув, бродяга тихо отполз в сторону. На его исчезновение никто из бражников не обратил внимания.
Бородатый бродяга потолкался немного в гудящей толпе и, услышав там подтверждение рассказа Агая об Училище, решил пока что никуда отсюда не отлучаться. Конечно, дикие глупости — все эти разговоры о том, что король вдруг вознамерился задаром обучать кого попало различным премудростям, да еще и кормить, да еще и жилье предоставлять… Да еще и награждать сотней золотых после года такой жизни, да еще и — в придачу к золоту — на службу к себе брать. Но… кто его знает. Столько народу зараз не может просто так собраться. Уж на королевскую свадьбу не попал, так, может быть, здесь что-нибудь обломится…

 

Люди стали собираться у подножия Бычьего Рога с рассветом, а сейчас время близилось к полудню. Ожидание затягивалось, и нестройная разрозненная толпа начала организовываться в подобие общества. Кто-то из проголодавшихся аристократов послал слуг в город за провизией, в кругу знати на траве расстилались плащи, мужички из тех, что победнее, помогали слугам наломать веток для костра, за что были вознаграждены ломтями хлеба и остатками вина из фляг. Заверещал пойманный с поличным воришка — пытался срезать сумку с задремавшего деревенского парня. Земляки парня хотели было воришку, как полагается, при поимке немедленно отлупить, раздеть, обвалять в грязи и в таком виде отправить восвояси, но тут вмешались городские, из тех, что побогаче. Дарбионским мастеровым и торговцам подобный вид наказания показался варварским. Посовещавшись между собой, они решили, что воришка заслуживает всего лишь хорошей порки. Тут же появился и кнут, тут же появились и охотники привести приговор в исполнение. Но к доморощенным судьям и палачам явился слуга одного из аристократов и объявил: мол, господа интересуются, почему шум. Воришку поволокли туда, где закусывала и выпивала знать. Вместе с теми, кто тащил несчастного, повалили и все остальные. Благородные мужи, вольготно раскинувшись на плащах, приступили к судилищу, которое вдруг прервалось, когда выяснилось, что воришка умудрился улизнуть из рук мужиков, слушавших разглагольствования господ с раскрытыми ртами. Тогда праведный гнев и жажда наказать хоть кого-нибудь обрушились на тех, кто воришку стерег… Принялись судить незадачливых сторожей.

 

На троих мужчин, сидевших на большом камне под горой с самого рассвета, мало кто обращал внимание, хотя они явились к Бычьему Рогу первыми. Одеты мужчины были небогато и неброско. Невысокого роста юноша, в чьих длинных черных волосах белели две седые пряди, был в серой куртке и просторных кожаных штанах, заправленных в низкие сапоги. Мощный торс сидящего рядом с ним светловолосого верзилы обтягивала простая белая рубаха с закатанными рукавами. Штаны у верзилы были короткие, чуть ниже колен, а сапоги — пошитые из толстой воловьей кожи, с мощными подошвами, подбитыми металлическими шипами. Третий мужчина — сухопарый старик с аккуратно подстриженной белой бородой — одет был в белую рубаху и белые штаны, а обут — в кожаные легкие сандалии. Ни у одного из этих троих оружия при себе не имелось.
Когда слуги аристократов уже начали вязать упустивших воришку мужиков, юноша с седыми прядями в волосах взглянул на белобородого старика.
— Я думал, что откликнется одна молодежь, брат Герб, — сказал он ему.
— Предложение чересчур заманчиво, — улыбнулся Герб.
— Явился кое-кто из знати. Вот это хорошо. Это действительно хорошо. Признаться, я не предполагал, что кого-то из них заинтересует наше Училище. Впрочем… здесь только те, кого никак нельзя назвать богачами. И чье положение при дворе — невысоко.
— Это ж с ума сойти, сколько народа! — покрутил белобрысой головой верзила. — , Прорва народа! Сотни две точно наберется.
— Это еще только начало, брат Оттар, — сказал Герб. — Пока глашатаи объявили о наборе в Училище только в одном Дарбионе. Посмотришь, что будет твориться здесь через несколько дней — когда новости прокатятся по окрестным городам и селам. А что будет потом… спустя несколько недель…
Оттар хмыкнул.
— Кого только нет… — Он приложил руку козырьком ко лбу. — Гляньте, и сэр Матиан тут. Помните? Тот, кто на свадьбе его величества наблевал в блюдо с жареными куропатками, а потом свалился под стол. Я думал, он тут же и заснет, полез вытаскивать, чтобы его собаки не покусали, — а он сам их кусать начал, защищался… Конечно, помните, еще бы, такое забыть… Хэх… Но не пора ли начинать, брат Кай? — спросил он, потягиваясь.
Юноша снова взглянул на старика Герба. Герб разрешающе кивнул.
— Пора, — сказал Кай. И хлопнул Оттара по плечу. — Вот ты и начинай!
— Это я с радостью! — ответил верзила и с неожиданной для своего дюжего тела легкостью вскочил на ноги — прыгнул на соседний камень, откуда ловко вскарабкался на небольшую площадку: с этой площадки он мог видеть всех собравшихся, а все собравшиеся могли видеть его.
— Подданные великого королевства Гаэлон! — зычно заревел Оттар с высоты и взмахнул руками. — Эй, все! Ну-ка, посмотрите на меня!
На него посмотрели. Аристократы оживленно заговорили между собой — многие из них узнали рыцаря Ордена Северной Крепости Порога. А простой люд засвистел и заулюлюкал: кое-кто мог видеть Оттара рядом с королем на свадебной церемонии, но тогда одет северянин был совсем по-другому. Теперь же, в простой рубахе и коротких штанах, рыцарь мало чем отличался от обычного парня, одного из тех, кто пришел сегодня к Бычьему Рогу.
— Зачем вы явились сюда? — гаркнул северянин.
— Так знамо зачем, — ответил густым басом за всех здоровенный какой-то мужичина, по виду — кузнец или рабочий с песчаных отвалов, что располагались невдалеке от Дарбиона, — мы в Училище хотим. По указу его величества: каждый может, того… сотню золотых получить и место на королевской службе. Не так разве?
— Так, — подтвердил Оттар. — Каждый. Любой, кто только пожелает. Хоть хромой, хоть косой, хоть… В общем, каждый.
— И баба? — под общий гогот уточнил кто-то из гущи толпы.
— И баба, — неожиданно сказал северянин.
— А ты-то сам кто такой? — пробасил чернобородый. — Чего туда взгромоздился?
— А я тот, кто должен помочь вам… получить золото и место, как ты говоришь, — бодро ответил Оттар. — Только, чтобы все это заиметь, нужно год учиться. Про это забыли?
— Да готовы мы учиться! — раздался из толпы явно нетрезвый голос. — Чего там! За сотню золотых мы на что хошь готовы. Хоть вот прямо сейчас и начинай…
Послышался смех.
— И еще хочу всем напомнить — тот, кто поступит в Училище, должен будет пробыть там весь год, никуда не отлучаясь… Ну, разве что по особому позволению.
— Да хоть два года! — откликнулись из толпы. — Ежели кормят и поят, чего уходить? В таком разе меня вот, например, хоть коромыслом оттедова гони, я не уйду — зубами за землю цепляться буду.
— Готовы! — под общий смех прокричали сразу несколько глоток. — Готовы мы!
— А раз готовы, — весело оскалился Оттар в тон весельчакам, — так и правда — сейчас и начнем.
— Да где ж оно — Училище-то? — окликнул северянина еще кто-то.
— Отсюда не видать, — ответил верзила-рыцарь. — Но ворота в него — вот эта гора.
Народ недоуменно примолк. Кое-кто снова засмеялся.
— Значит, так, — заговорил Оттар серьезно. — Все, кто хочет попасть в Училище, снимают рубахи, куртки или плащи, связывают их в узлы… я покажу как, если кто не сообразит… И набивают узлы камнями — вон их сколько здесь валяется. А потом с этими узлами на плечах… — он очертил рукой в воздухе полукруг и ткнул пальцем вверх, — поднимаются на вершину Рога. И спускаются по ту сторону. Вас встретят. Кто путь этот преодолеет и камней не растеряет, тот, считай, уже и рекрут Училища. Понятно?
Народ все так же молчал. Но никто уже не смеялся. Такого поворота дела люди не ожидали.
— А что ж тут непонятного? — удивился Оттар. — Чего ждем-то? Набить узлы камнями — и вперед. Ну? Нет желающих, что ли? А на хрена, спрашивается, вы сюда перлись?
Понемногу, смущенно оглядываясь друг на друга, люди начали стаскивать с себя рубахи и куртки. И тогда к подножию горы двинулись благородные мужи. Слуги расчищали дорогу своим господам, не скупясь на пинки и затрещины.

 

— Сэр Оттар! — позвал северянина идущий первым краснощекий толстячок в камзоле, хоть добротном и опрятном, но лишенном всяческих украшений. — Приветствую вас! Сэр Кай и сэр Герб, приветствую и вас тоже. К глубокому моему сожалению, вы не изволили показаться раньше, по каковой причине и лишили меня и моих друзей удовольствия угостить вас кубком доброго вина, какового только два кувшина доставили мне с виноградников далекой Орабии…
Кай и Герб, поднявшись на ноги, ответили на приветствие поклоном.
— A-а, сэр Матиан! И вы здесь, граф! — воскликнул северный рыцарь, будто только что и заметил поздоровавшегося с ним. — Не видал вас со дня свадьбы его величества… Решили стать рекрутом нашего Училища?
Граф Матиан, владелец небольшого полуразрушенного замка в часе езды от Дарбиона и одной деревеньки в полдесятка дворов, улыбнувшись, развел руками.
— Увы, сэр Оттар, — учтиво проговорил он. — Мое время прошло. Но вот из моего сына… — он вытолкнул перед собой юнца, в отличие от него самого — щуплого и долговязого, — я уверен, получится отличный вельможа. Вам и учить его почти ничему не придется. Якоб умеет читать и недурно владеет мечом…
Мужики, услышав, как граф Матиан именует этого здоровенного парня, загомонили. Имена рыцарей Братства Порога в Дарбионе знали хорошо. Те, кто еще колебался — раздеваться им или погодить, — торопливо начали скидывать рубахи. Отношение горожан к болотникам и рыцарю Северной Крепости за последнее время резко изменилось к лучшему. Все-таки сейчас не было особ более приближенных к королю, чем эти трое рыцарей Порога.
— Отдаю должное вашему уму и смекалке, благородные сэры, — продолжал упражняться в любезностях граф Матиан. — Это испытание, которое вы придумали… — он с преувеличенным восхищением цокнул языком и покрутил головой, — просто великолепно! Среди черни слишком много ни на что не годного пьяного сброда. Надеюсь, в этом испытании отсеется половина из пришедших сюда жадных до наживы скотов… Осмелюсь дать вам совет: проведите и еще одно испытание — на знание грамоты. А? Или опробуйте поступающих в соколиной охоте и верховой езде. Или в бою на мечах. Ручаюсь, мой мальчик окажется первым из первых! Я сам учил его. Что ж… — закончил граф, — не буду вам мешать, благородные сэры. Скажу еще: не забывайте, вы всегда желанные гости в моем замке. Пойдем, Якоб, — сэр Матиан положил руку на плечо сыну, — поглядим, как это отребье будет карабкаться по валунам.
Оттар почесал в затылке и озадаченно посмотрел вниз — на Кая.
— Сэр Матиан, — проговорил юный болотник. — Возможно, вы несколько поторопились с выводами. Дело в том, что это испытание — для всех. Только поднявшись на гору с узлом камней на плечах и спустившись по ту сторону, можно стать рекрутом Училища.
Несколько минут граф переваривал услышанное. Вытянулись физиономии и у прочих аристократов.
— Не хотите ли вы сказать, сэр Кай… — запинаясь, начал Матиан, но не закончил. Потому что вступил Герб.
— Я Старший мастер Училища, — проговорил старик вроде бы и не громко, но почему-то его отлично расслышали все, кто находился в тот момент у подножия Бычьего Рога. — И я говорю: мне совершенно безразлично, кто начинает подъем. Но спускаются на землю по ту сторону горы — рекруты Училища. Это все.
Еще некоторое время аристократы переговаривались друг с другом. Между тем около десятка кандидатов в рекруты из простолюдинов (преимущественно молодые парни и мальчишки) уже успели набить свои рубахи и куртки камнями, укрепить их с помощью связанных вместе рукавов за спиной — на манер сумы. И теперь переминались с ноги на ногу, не смея начать испытание прежде господ.
— Чего вы ждете? — крикнул вниз Оттар.
— Так ить… — неуверенно ответили ему, — оно ведь… вот как…
— Быстрее начнем, быстрее закончим, — подстегнул еще северянин.
Граф Матиан повернулся и задрал голову. Лицо его было теперь пунцово-красным и лоснилось потом, будто он бежал час, не останавливаясь.
— Сэр Оттар! — дребезжащим голосом воззвал Матиан. — Не хотите ли вы сказать, что простолюдины начнут испытание первыми?
— Ты слышал, что сказал брат Герб, сэр Матиан, — ответил Оттар.
— Но это… это противоречит… противоречит всему! — выкрикнул Матиан. — Какое право имеет чернь лезть вперед благородных мужей?
Тогда заговорил Кай.
— Сэр Матиан, — сказал он. — Ваши предки когда-то заслужили право считаться сильнее, умнее и храбрее других. Достойнее других. Это же право вы получили по наследству. Не находите ли вы, что было бы справедливо — сейчас доказать ваше превосходство?
Граф не нашелся, что ответить. Он только беспомощно оглянулся на равных себе… и всплеснул руками. И дал знак слугам — те бросились разоблачать также растерявшегося юного Якоба.
Первые из кандидатов в рекруты Училища ринулись на валуны Бычьего Рога.
Немногим хватило задора, чтобы одолеть даже первую, относительно пологую, треть горы. Люди отчего-то вообразили, что подъем — это гонка, где только пришедшие первыми получат приз. Поэтому больше половины начавших подъем, сумев взобраться на небольшую высоту, второпях сковырнулись с валунов и покатились вниз, едва успев отцепить от себя узлы с камнями. Впрочем, серьезно никто не пострадал — болотники шли следом за кандидатами в рекруты и ловили испуганно вопящих, кувыркающихся по камням мужиков. Спасенные, потирая ушибы, к земной тверди спускались самостоятельно. У подножия ждал их Оттар.
— Какую ты ногу сломал? — увещевал он заливавшегося слезами парня. — Ну-ка, дай глянуть… И где она сломана? Синяк, и все. Где твоя рубаха? Набивай ее снова камнями, связывай, взваливай на плечи — и вперед… А ты куда полез? Эй, тебе говорю! Стой!
Мужичок, которого окликнул северный рыцарь, сползал с валуна, бессмысленно улыбаясь. Утвердившись на земле, он покачнулся, оборачиваясь.
— Узел твой где? — строго вопросил Оттар, подойдя к нему ближе. — Ясно же было говорено, только… Э-э, брат, — шумно потянув носом, прервал сам себя северянин. — Иди-ка проспись сначала.
Мужичок не протестовал. Он рухнул наземь и немедленно захрапел прямо там, где только что стоял. Оттар отволок его в сторонку и тут же метнулся обратно, чтобы схватить за шкирку давешнего здоровенного чернобородого мужичину.
— Эт-то что такое? — осведомился рыцарь, отнимая у него раздувшийся узел. — Ах ты… шкура ты, брат…
Мужичина смущенно покашливал, пока северянин вытряхивал из его узла комья земли, пучки травы и охапки листьев.
— Кого обмануть хотел? — рычал на него Оттар. — Меня, что ли? Дурья твоя башка, дать бы тебе за этакое хорошенько… А ну, бери камни! Еще раз что-нибудь замечу — пеняй на себя.
Первая людская волна, захлестнувшая Бычий Рог, быстро отхлынула. Никак не меньше двух десятков неудавшихся скалолазов, постанывая, лежали на травке. Еще столько же, отряхивая запыленную одежду и пиная валяющиеся под ногами узлы, стояли рядом — бросали враждебные взгляды на недостижимую вершину, собирались с духом, чтобы предпринять еще одну попытку. Несколько человек, нагрузив узлы камнями, вместо того чтобы начать штурм горы, занимались тем, что шипели друг на друга, выясняя, кто должен пойти первым, а кто — следом за ним. А кое-кто и вовсе, кажется, не собирался никуда карабкаться. Поглядывал на других.
Всего шестеро — молодые парни и крепкие мужики — упрямо продолжали ползти вверх по камням, приближаясь к вершине. Болотники сопровождали их.
— Н-да… — оценил Оттар, посмотрев вверх, — негусто… Эй, народ! — обратился он к собравшимся у подножия. — Чего зря тут толкаться? Давайте: или в гору, или по домам.
— Да как это по домам-то? — хмуро отозвались из толпы. — Сто золотых — не овечий же хвост… И на королевскую службу попасть хочется.
— Ну так и вперед, — пожал плечами Оттар. — Чего тогда рассусоливать?
— Да кости-то небось свои, а не чьи-нибудь, — ответил ему тот же голос. — Кому охота их ломать?
Северянин только хмыкнул. Возможно, он и сказал бы что-нибудь, но не успел — метнулся к ближайшему валуну, на который тройка слуг пыталась взгромоздить юного Якоба. Отпрыск сэра Матиана сосредоточенно хмурился и пыхтел. Сам граф громкими криками понукал слуг, один из которых тащил на себе предназначенный Якобу узел с камнями. Слуги другого аристократа — барона Тутама — оказались изобретательнее. Обвязав своего господина, малорослого рыжеволосого крепыша, под мышками веревкой, они взобрались на тот самый камень, где сидели, ожидая, пока соберется народ, рыцари Братства Порога, — и втроем тянули туда Тутама. Барон милостиво помогал слугам тащить себя, мелко перебирая ногами.
Оттар не стал тратить слов. Тычками и затрещинами разогнав слуг, он вручил отобранный у них узел Якобу и молча указал тому вверх. Потом схватил веревку, на конце которой болтался Тутам. Слуги барона, чтобы не сверзиться вниз, вовремя разжали руки — Тутам съехал по валуну на землю и мягко шлепнулся на задницу.
— Сказано же было! — рявкнул северянин. — Узел за плечи — и на гору! Чего непонятного?
— Сэр Оттар! — оскорбленно подступил к нему граф Матиан. — Где это видано, чтобы?..
— Узел на плечи — и на гору! — отрезал Оттар и отвернулся от графа.
Тот оторопело смолк. Но только на минуту.
— Чего глазами хлопаешь, болван?! — заорал Матиан на сына, растерянно прижимавшего к груди свой узел. — Оглох, что ли? Доблестный сэр Оттар что сказал? А ну — карабкайся, орясина!
Один из графских слуг отошел подальше от своих господ, задумчиво глядел вверх, как бы нечаянно крутя шнурки своего камзола и распуская их.
— Во, — подбодрил его Оттар, — и думать тут нечего. Скидавай камзол, сыпь туда булыжники. Парень ты крепкий, вмиг долетишь до вершины.
Слуга посмотрел на Оттара, потом оглянулся на графа. Тот ничего не сказал, только поджал пухлые губы. И парень, решившись, принялся развязывать шнурки. Его примеру последовали двое слуг барона Тутама.
— Ку-уда? — заревел на них Тутам. — А ну назад! Плетей захотели? Только посмейте мне шаг шагнуть к горе! Плетей получите! А вот жалованья — как раз не получите!
Угрозы эти на слуг не подействовали. Вернее, подействовали, но не так, как хотелось бы барону. Слуги, переглянувшись, стали разоблачаться быстрее.
Барон Тутам, хрипя проклятия, повесил через плечо узел с камнями и решительно направился к горе. Якоб (отец все-таки помог ему закрепить узел за спиной так, чтобы руки юноши оставались свободными) пошел следом за бароном. А потом к валунам подножия Бычьего Рога двинулись и другие. Вторая людская волна накатила на гору.

 

Гором, сын деревенского кузнеца, вскарабкавшись на широкую площадку, где могли уместиться человек пять, глянул вниз и довольно усмехнулся. Вона, ползут… Все подножие облепили, как мухи… Ладони парня были сбиты в кровь, спину ломило — скрученная узлом рубашка, укрепленная за плечами с помощью связанных между собой рукавов, трещала от тяжести наполнявших ее камней. Но это было неважно. Он не очень-то и устал, обогнав всех. До вершины оставалось всего-то — пара рывков. А спуститься вниз — это наверняка полегче подъема будет. И все — и он уже рекрут Училища! Самый первый!
Гором и не сомневался, что так оно и получится. А как же иначе? Ему совсем недавно исполнилось пятнадцать, а сильнее его во всей округе не было. Взрослые мужики — и те не осмеливались по праздникам биться с ним на кулаках после того случая, когда Гором на прошлогодний День Урожая закатал Битюгу Галу по лбу так, что того полночи водой отливали. И с тех пор не находилось для Горома достойного соперника. Даже отец родной парня драть побаивался. А ну как нарвешься, чего доброго, на молодой кулак? А драть сына было за что. Не проходило и дня, чтобы Гором в чем-нибудь не отличился. То своротит соседский забор, то собаку чью-нибудь придушит. То накостыляет кому-нибудь просто так, от скуки. А не далее как неделю тому назад Гором в одиночку разгромил трактир, что стоял на дорожном перекрестке недалеко от его деревни. В тот трактир парень часто наведывался — в надежде схлестнуться с кем-нибудь. Свои-то, деревенские, с ним не связывались, знали, чем дело может кончиться. А проезжающие не знали, не могли знать. В тот раз Гором вроде как случайно опрокинул кружку пива на какого-то купчика. А с купчиком за столом сидели два мордоворота, нанятые, верно, чтобы от лихих людей на дорогах товар охранять. Да еще кучер. Кивнул купец этому кучеру, тот поднял кнут — огреть нахала — и через мгновение полетел с лавки от крепкого удара в ухо. Мордовороты повскакали, взялись за дубинки — и пошло веселье. Когда все закончилось, в зале трактира не осталось ни одной целой лавки, ни одного целого стола. А уж про бутыли, миски, кувшины, кружки, челюсти, носы присутствующих и тому подобные более хрупкие предметы — и говорить нечего… Гором ушел домой довольный, хоть и несколько потрепанный. Наутро к его отцу явился трактирщик с жалобами, но, кроме пары синяков, не добился ничего — к нему из дома вышел не кузнец, а сам Гором… Только спустя пару дней узнал парень, что трактирщик, оказывается, получив от него по шее, отправился к деревенскому старосте. А староста, которому Гором давно уже был как заноза в заднице, обещал трактирщику известить о буйном сыне кузнеца самого его сиятельство барона Патрума… А у его сиятельства разговор короткий. Гончар Базум, года три назад по пьяной лавочке начистивший харю одному из баронских ратников, до сих пор томился в подвале замка Патрума. И сколько еще ему предстояло томиться — неизвестно. Потому что у его сиятельства не только разговор был короткий, но и — память. Законопатил мужика в застенки, да и забыл о нем…
Отец Горома, наущаемый, к слову сказать, всей деревней, давно уже намекал отпрыску, что пора бы приложить руки к какому-нибудь делу. Например, поступить на службу в городскую стражу Дарбиона. Сам Гором вроде бы и соглашался, но перебираться в город не спешил. Была у парня давняя и тайная мечта. С самого детства грезил он о разгульной и свободной жизни Лесных Братьев. Что там стража! Бродить по грязным улицам, подбирать пьяных и гонять базарных воришек? Подчиняться капитанам, которые — как всем известно — сплошь пьяницы и заядлые игроки в кости?.. Нет уж. Лучше стать разбойником — и непременно атаманом, чтобы никого над тобой не было. Никого! Чтобы делать все, что вздумается, все, что в голову взбредет. Вот это настоящая жизнь для такого удалого молодца, как Гором! Никто ему тогда не будет страшен. Ни барон Патрум, ни какой другой сиятельный господин. Ни… даже сам король!
Но разбойников поблизости не водилось. Уходить в неизвестность парню, привыкшему сладко есть и мягко спать, не хотелось. Но уходить надо было. Со дня на день должен был барон прислать ратников за Горомом. Собрался уж парень в Дарбион, в стражники наниматься, но тут пронесся слух про Училище. Из своей деревни только он один и отправился к Бычьему Рогу. Прочие деревенские понимали: нечего там делать, в этом Училище, ежели такой волчара, как Гором, туда поступит…
Парень ненадолго привалился спиной к камню, давая отдых плечам. Он уже собирался вставать и продолжать восхождение, когда на ту же площадку влез незнакомый ему мужик, жилистый, весь обвитый тугими веревками мышц. Узел из грязной и заплатанной кожаной куртки висел на спине мужика, на поясном ремне. Увидев Горома, он весело подмигнул ему — мол, молодцы мы с тобой, всех опередили. И улегся рядом, тяжело дыша, пропыхтел только:
— А чуть-чуть всего осталось, да, земляк?
Парень скривился. Не нужны ему были никакие земляки. Плевал он на всех. Все время до того момента, как началось испытание, просидел в сторонке, презрительно поглядывая на окружающих, ни слова никому не сказал. Ясно было, что среди этого пьяного сброда — он самый сильный, самый смелый и самый ловкий. Первый! И ни с кем первенство свое Гором делить не собирался. А этот незнакомец — вон какой, крепкий и ладный. Вдруг да и опередит его, Горома? Ну, конечно, в том случае, ежели Гором ногу подвернет… или еще там чего.
Мужик приподнялся. Дышал он уже размеренно, хоть все еще глубоко. «Быстро очухался», — с неудовольствием подумал парень. Мужик снова подмигнул ему, и это окончательно взбесило Горома. Он подтянул к себе ногу, готовясь пихнуть незнакомца. Тот, вероятно, уловил угрозу в его глазах — и рванулся, освобождаясь от тяжелого узла. Выругавшись, Гором скинул свой узел и вскочил на ноги. Мужик, уже изготовившийся бить или отвечать на удар, попытался остановить парня словами.
— Ты чего, земляк? С пьяной козой целовался?
— Поговори мне, гнида… — выдохнул Гором, сжимая кулаки.

 

Теперь они прекрасно были видны тем, кто находился у подножия. Да и карабкающиеся ниже в общем-то могли их увидеть. Завязывать драку при таких условиях Горому расхотелось. Этот мужик явно не промах, драться умеет (парень давно уже привык делить людей по единственному значимому для него самого критерию: стоящий это противник или нет). Драка могла и затянуться. А господа рыцари Порога увидят — как бы неприятностей не было. Он опустил руки. Немного расслабился, отступил на шаг и мужик (но держась при этом спиной к камню, а не к обрыву). И вот в этот-то момент, когда бдительность противника ослабла, Гором не удержался. Пригнувшись, он метнулся на мужика, выбросив вперед — снизу вверх — мощный кулак. Получив сильный удар в грудь, противник взлетел в воздух — и брякнулся о камень за своей собственной спиной. Кулак Горома вышиб из него дыхание. Разинув рот, мужик натужно засипел, силясь втянуть воздух в ушибленные легкие.
Гором поспешно присел. Теперь оставалось только пихнуть этого торопыгу — и он полетит вниз. Но парень выждал некоторое время, прислушиваясь. Вряд ли кто-то что-то успел заметить, но все же… Не услышав ничего подозрительного, сын кузнеца оскалился и сел так, чтобы было удобнее ударить мужика ногой. Сейчас этот «земляк» грохнется о землю, размозжит себе голову — и никто ничего не узнает. Убивать Горому приходилось и раньше. Полгода назад он пришиб дровосека в лесу. Не за какую-либо обиду и не для развлечения. Захотелось попробовать: а как это — забрать у человека жизнь?.. Тем более что в лесу лишних глаз не было, и ничем он не рисковал. Попробовал, забрал… И ничего особенного не почувствовал. Ну, как драка… С той только разницей, что поверженный противник не поднимется больше никогда.
Мужик все таращил на парня наполненные болью глаза. Он изо всех сил старался не потерять сознание, но ясно было, что вот-вот лишится чувств. На мгновение в голове Горома мелькнула мысль: «А может, ну его?.. Все равно он теперь не соперник…» Но воспоминание о том, с какой готовностью к схватке мужик вскочил на ноги, снова взметнуло в душе злость. Ведь если б не невольная хитрость парня, мужик не струсил бы вступить с ним в драку и, может быть, навесил бы ему пару ударов… Как такое простить?
Каким образом за его спиной появился кто-то еще, Гором не понял. Просто ощутил чье-то присутствие, встрепенулся и, перекатившись, поднялся, смутно видя нового противника боковым зрением. Не потрудившись приглядеться получше, он размахнулся, метя этому неизвестному кулаком в голову.
Но кулак Горома почему-то не достиг цели. Более того, выброшенную вперед руку вдруг пронзил кинжал острой боли, от которой в глазах сына кузнеца полыхнул сноп искр. Гором взвыл и махнул левой рукой уже почти наугад. И на этот раз кулак его проткнул пустоту, а где-то в районе локтя вспыхнул еще один очаг боли. Парень со стоном опустился на колени. Обе руки его попросту не действовали. Сквозь красную пелену перед глазами маячил чей-то тщедушный силуэт. Что этот человек сделал с ним, с могучим Горомом? Никто никогда ничего подобного с сыном кузнеца не делал… Когда пелена немного рассеялась, Гором увидел перед собой седобородого старика в простой одежде… Это же тот самый рыцарь-болотник! Сэр Герб!
Злость и обида угасли моментально. Из всех чувств остался лишь страх. Он осмелился поднять руку на благородного сэра! На… как он там себя называл?.. На Старшего мастера Училища! На болотника! Говорила же Горому мамаша — доведет его когда-нибудь до беды его буйная натура… Тут уж не баронскими застенками пахнет, а… как бы не виселицей. Убежал, называется, от беды… От дождика в пруд спрятался…
— Встань, — спокойно и негромко приказал старик. Это его спокойствие казалось Горому зловещим и внушало ужас.
Парень неловко и торопливо поднялся. Руки его болтались вдоль туловища, чужие и тяжелые, как два полена. Так страшно было парню, что он сказал слова, какие сроду никому не говорил.
— Про… простите, добрый господин… — пролепетал Гором. — Сэр Герб… простите меня, явите милость…
— За что же ты прощения просишь? — последовал неожиданный вопрос.
— За… Ну… Как же… Я ж… не разглядел… И вот… — совсем смешался парень.
— Ты причинил вред не мне, а тому человеку, — сказал болотник, указав на мужика, который надсадно кашлял, массируя себе грудь. — Следовательно, просить прощения должен у него.
«Действительно, крепкий оказался, гад, — мельком подумал Гором. — Сейчас жаловаться будет… скотина…» А вслух он сказал, оборотившись к мужику:
— Прости меня, добрый человек…
— Ну и дурной ты, парень, — просипел мужик, впрочем, кажется, без особой злобы.
— В сущности, это заложено в человеческой природе, — говорил между тем сэр Герб. — Оказавшись на вершине, стараться скинуть того, кто претендует на твое место… Простительная человеческая слабость… — задумчиво улыбнувшись и понизив голос, произнес он, словно не для своего собеседника, а для самого себя. — И, прося у меня прошение, ты на самом деле нисколько не испытываешь раскаяния в том, что сделал, — уже обычным голосом заговорил Герб. — Ты просто боишься наказания, потому что убедился: я — сильнее тебя.
Гором молчал. В голове его была совершеннейшая путаница. Он не понимал, что говорит ему болотник. Более того, он не понимал, зачем тот вообще с ним разговаривает.
— Наказания боится тот, кто слаб, — продолжал сэр Герб. — Тот, кто не уверен в том, что поступает правильно. Разве, напав на меня, ты поступил правильно?
Парень вздрогнул и затряс головой.
— Да нет же! — заторопился он, полагая, что забрезжило ему прощение. — Неправильно, это я знаю! Конечно, неправильно, добрый господин… сэр Герб!
— Тогда, зная, что ты поступаешь неправильно, почему ты решился на этот поступок?
Гором жалобно сморщился:
— А?
Герб повторил вопрос.
— А! — сообразил наконец парень. — Так я не знал, что я того… неправильно. Я ж не думал, что это вы… Я думал, это другой кто-то… Ну, из простых людей.
— Но ты только что просил прощение у одного из этих простых людей. То есть признал, что, напав на него, — поступил дурно.
Гором совсем запутался. И замолчал, опустив голову.
— Сейчас ты слаб, как и все другие, пришедшие сегодня к Бычьему Рогу, — сказал болотник.
Как ни был напуган парень, но при этих словах он вскинул голову. Это он-то слаб? Как и все другие прочие? Да ведь он!.. Взгляд Горома встретился со взглядом болотника.
— Желаешь снова попытаться проверить истинность моих слов? — спросил сэр Герб.
— Н-нет… — опустив глаза, промямлил Гором.
Еще бы он хотел! Этот рыцарь, нисколько не напрягаясь, сумел лишить его руки подвижности. На что же он окажется способен, если станет биться в полную силу? Да еще с оружием в руках?
— Итак, повторяю — ты слаб, — повторил Герб. — И все другие — тоже слабы. Его величество создал Училище, чтобы мы имели возможность научить людей быть сильными. Истинная сила человека — вовсе не в его мышцах. Не в его оружии и не в его деньгах. А в осознании того, что он поступает правильно. Сейчас постарайся уяснить себе вот это. А углубляться в этот вопрос… пока еще рано. И наказания ты боишься — как и полагается слабым — не напрасно, — договорил болотник. — Оно последует незамедлительно.
Гором моргнул и втянул голову в плечи.
А сэр Герб взял свернутую в узел рубаху парня, одним движением развязал ворот и высыпал камни. Один, впрочем, оставил. Затем взмахнул рубахой с камнем, запутавшимся в ней, как пращой — и зашвырнул эту «пращу» далеко-далеко — наверное, шагов за сто от Бычьего Рога.
— Пошел вниз, — приказал сэр Герб. — И когда снова начнешь подъем — будь осмотрительнее в своих поступках.
Гором только теперь ощутил, что руки его стало покалывать, чувствительность в них понемногу просыпалась. Он сжал и разжал кулаки. А потом поспешно, каждое мгновение рискуя упасть, принялся спускаться с площадки. Через несколько минут сын кузнеца уже облегченно улыбался. Пронесло! Чудной все-таки старик! На него с кулаками кидаются, а он — разговоры разговаривает… И подумать только — даже не прогнал! Видать, нужны все-таки королю такие сильные парни, как он, Гором.
Эта мысль, только родившись в голове, тут же столкнулась с другой — старик-болотник назвал его слабым. Ну да, по сравнению с самим-то рыцарем Гором слаб. А по сравнению с другими? То-то! Что-то не то говорил сэр Герб, что-то путал. А может быть, Гором просто не понял. Неважно. Важно то, что в этом Училище его научат, как стать сильным. То есть еще сильнее. Можно задержаться в Училище подольше, благо там и кормить, и поить обещали. А уж потом… Эх, какой атаман Лесного Братства получится из деревенского парня Горома!

 

Уже смеркалось, когда испытание подошло к концу. Пятьдесят шесть человек преодолели гору (в их числе оказался и Гором). Сэр Герб выстроил новоиспеченных рекрутов Училища в две равные шеренги и повел их в Дарбион. Оттар и Кай остались с теми, кому не по силам оказалось преодолеть кручи Бычьего Рога, — хотя некоторые из этих людей штурмовали гору не по одному разу. Люди сидели на траве, растирая ноющие мышцы, негромко переговаривались, вымотанные, покрытые пылью и ссадинами, в изорванной одежде — последнего нищего трудно было отличить от знатного господина. Какой-то Худосочный парень вдруг разрыдался, совсем как ребенок, уткнувшись носом в колени.
— Чего это он? — зашевелились вокруг.
— А он дом свой продал со всем добром, — вполголоса пояснил сидящий рядом с парнем. — Думал, раз уж Училище его содержать будет, так зачем теперь ему дом? Про испытание-то глашатаи не говорили…
Кай и Оттар стояли поодаль, наблюдая за происходящим.
— Да, брат Кай, — проговорил северянин. — Тухло как-то оно все выходит. Казалось бы, чего такого — по валунам попрыгать. Взобраться на гору и спуститься. А вон — больше половины даже на это не способны. Трудненько нам придется рекрутов-то набирать.
— Начинать всегда трудно, — отозвался Кай.
Оттар перевел взгляд на гору, безмолвной громадой нависавшую над ним. На одном из склонов темнела одинокая человеческая фигура.
— Пора этого настырного типчика снимать, — сказал он. — Целый день на камнях колупается, а даже середины пути до вершины пройти не может… На каждом валуне по часу висит…
— Почему бы тебе не называть этого человека по имени? — спросил вдруг Кай.
Северянин хмыкнул.
— Что ж, — сказал он, подбоченясь, — можно и по имени. Пора, говорю, Ажа Полторы Ноги с горы снимать. Не хватало еще бедолаге шею себе свернуть. А то мало несчастий на его голову свалилось. Надо, я думаю, ему прозвище менять. Что это такое — Полторы Ноги? И так видно, что он хромой. Прозвище должно больше о человеке говорить. Вот бы его назвать… скажем… Сорок Мучеников. А?
Кай молча смотрел на Оттара — ожидая чего-то. Тот пожал плечами.
— Ладно, — начал северный рыцарь говорить серьезно. — Через пару недель после того, как мы из его деревни ушли, крестьяне и вправду избрали его старостой. Жизнь в деревне и впрямь начала налаживаться, потому как Аж не под себя греб, а за общее дело радел. Только все это недолго продолжалось. Полыхнул в деревне пожар, и почти все дома — дотла… Дом Ажа первым сгорел — с него-то пожар и начался. Тушили, конечно, но в ту ночь ветер был сильный. Сам знаешь, брат Кай, эти хижины деревенские — только искре попасть в застреху… Кое-кто поговаривал, что тот пожар — дело рук бывшего старосты Барбака, да как докажешь? Барбак-то к родне съехал куда-то, с тех пор его и не видели. В общем, родители Ажа и жена с ребятами сгорели. А тут еще и деревенские начали против него роптать: мол, он виноват. Как-никак его хижина первой занялась… Быстро верную службу его земляки забыли. И сместили Ажа. Назначили старостой… — Оттар напрягся, припоминая, — Вака Бешеного, вот. А наш Полторы Ноги после этого родную деревню и покинул. В Дарбион подался в поисках лучше доли. Чуть не дошел — в трактире придорожном весть услышал о том, что его величество Училище открывает. Ну, как, освоил я науку видеть и слышать, а, брат Кай?
Не дожидаясь ответа, Оттар захохотал, вполне довольный собой. Кай кивнул:
— Ажа узнать нетрудно. К тому же пересказанную тобой историю он повторял несколько раз, изливая душу разным людям, пока не началось испытание. А как насчет того человека? — Он указал на валявшегося под кустом невзрачного мужичонку, который не участвовал в испытании по той причине, что, ожидая начала оного, нарезался до полумертвого состояния.
Северянин потер виски.
— Зовут его Шавал, — медленно проговорил рыцарь. — Лет ему… четвертый десяток пошел. Семьи нет. Выпить любит. Судя по цвету лица и неровному храпу — эта привычка вскоре его в могилу сведет. Судя по одежде и обувке — редко в его карманах даже медяки водятся. Ну… вот и все.
— Шавал — левша, — заговорил Кай, — поскольку левая его рука длиннее правой. Характерные мозоли на руках и привычный наклон головы говорят о том, что он привык работать с рубанком. На пальцах — вокруг ногтей — заметные потемнения. Это — следы въевшейся под кожу краски, которой покрывают мебель. Шавал — мебельщик. Вернее, был им — об этом можно судить по тому, что мозоли его застарелые, движения лишены четкости, присущей хорошим мастерам… и еще по тому, о чем он рассказывал своим собутыльникам. Девять лет назад он слыл прекрасным мастером. Половина аристократов Дарбиона заказывала у него мебель. Но — чуть только денег стало немного больше, чем он мог потратить — начал Шавал куролесить. Уже не сам шкафы и кровати мастерил, а на подмастерий всю работу свалил. Так понемногу растерял всех своих заказчиков, потом подмастерья от него разбежались, а потом и мастерскую пришлось отдать за долги, потому что аппетиты свои к вину и женщинам Шавал умерить не хотел. Не так давно он оказался на улице. И с тех пор занимается только тем, что шляется из кабака в кабак да пробавляется попрошайничеством. Впрочем, одно то, что он пришел сюда — значит, что не все для него потеряно.
Оттар скривился.
— Прийти-то пришел, — сказал он, — а что толку? Наугощался и свалился. На кой хрен нам такие рекруты нужны?
— У Шавала, как и у всех прочих, есть шанс изменить свою жизнь, — сказал Кай. — Стоит только постараться.
— Не шибко он старается.
— Ему нужна наша помощь. И он ее получит. Так ты спрашивал меня, освоил ли науку слышать и видеть? Я скажу тебе: нет. Тебе еще надобно учиться. Как и мне. Постичь эту науку очень трудно, потому что это требует постоянного совершенствования. О скольких из присутствующих здесь ты сможешь рассказать так же подробно, как об Аже?
Северянин задумался.
— Человек десять наберется, — сказал он. — Те, кто больше и громче всех болтали. И те, кого лучше можно было рассмотреть.
— Я смогу — о половине подробно и об остальных — кое-что, — сказал Кай. — Понимаешь теперь?
— Ага, — кивнул Оттар. И вздохнул.
— Снимай с горы Ажа. Пора заканчивать сегодняшний день.
Несколько минут ушло у Оттара на то, чтобы снести на своих плечах к подножию Бычьего Рога Ажа Полторы Ноги, измученного до такой степени, что он едва мог разговаривать. Оказавшись рядом с Каем, парень поклонился — и чуть не упал. Оттар поддержал его под руку.
— Приветствую вас, сэр Кай, — пробормотал Аж. — Простите… я не осмелился подойти к вам раньше.
— Сядь, — ответил ему болотник. — Тебе нужно отдохнуть.
Запыленное и осунувшееся лицо Ажа потемнело еще больше.
— Я не устал! — воскликнул он. — Вернее, не очень устал. Молю вас, сэр Кай, позвольте мне… немного отдышаться и попробовать пройти испытание еще раз!
— Куда тебе! — хмыкнул Оттар. — Ты теперь на ногах еле стоишь!
— У меня еще есть силы! Если б вы меня не сняли с горы, сэр Оттар, я собрался бы с духом и — сумел бы вскарабкаться на вершину! А потом спуститься. Мне всего-то и надо было — найти опору, чтобы прислониться, передохнуть и передвинуть поудобнее узел с камнями.
— Если б я тебя не снял, ты бы грохнулся вниз, — отреагировал на это заявление Оттар.
— Позвольте мне пройти испытание!
— Испытание закончено, — громко произнес Кай.
Слыша этот разговор, люди стали подтягиваться к рыцарям. Аж замолчал, опустил голову. Совершенно обессиленный, он почти что упал на траву.
— Попробуй-то так-то… поелозить по кручам… — обиженно забубнил кто-то, — да еще с ношей на плечах… Мы ж не козлы горные. Мы к таким прогулкам не привыкли. И главное — зачем это все? Рази ж на королевской службе такое пригодится?
— Гвардейцев так не мучают, как нас, — подал голос какой-то тип с косматой шевелюрой, клоки которой падали ему на глаза. — Я-то знаю, сам служил четыре года.
— Чего ж ушел-то? — спросил его кто-то. — Выперли, поди?
— Ничего не выперли! Надо было, значит, вот и ушел, — с вызовом ответил косматый тип.
— А ежели лохмы твои со лба откинуть, не обнаружится там клейма вора? — рыкнул на типа Оттар.
Косматый отреагировал на это предположение следующим образом — отступил назад и смешался с толпой.
К Каю подошел Якоб, сын графа Матиана. За спиной его понуро молчали еще пятеро отпрысков высокородных семейств. Отцы юношей, окруженные слугами, возбужденно переговаривались между собой, бросая на рыцарей Братства Порога враждебные взгляды. И Оттар, и Кай без особого труда могли разобрать, что так увлеченно обсуждают благородные господа: они собирались жаловаться его величеству.
— Сэр Кай! — надтреснутым высоким голоском обратился к болотнику Якоб. — Позвольте мне сказать!
— Говори, — разрешил Кай.
— Я хочу вам… то есть мне нужно сказать… То есть я думаю, что выражу общее мнение, если скажу… — Юноша сбился и закашлялся, он явно волновался, говоря с болотником. — Если скажу, что испытание, коему… коего удостоились мы… чересчур сложно для нас. То есть — неоправданно сложно, я хочу сказать.
— Только преодолевая трудности, можно добиться чего-то, — ответил на это Кай. — И чем больше мы усилий к этому прикладываем, тем лучше результат. Следовательно, наилучший результат достигается тогда, когда дорога к нему сложнее всего.
— Да-да, — заторопился Якоб. — Это я понимаю. Но я вовсе не об этом хочу сказать вам, сэр Кай. Я вот о чем… Разве служения его величеству достойны лишь те, кто лучше других приноровились ползать по камням? Неужели достойный муж, постигший множество наук, искушенный в воинских искусствах, — не сумеет быть полезным королю? Получается, только какой-нибудь… горный охотник, привыкший лазать по скалам, но ничего не смыслящий ни в чем другом, имеет право стать рекрутом Училища? Посмотрите, кто прошел испытание! Тупоголовые увальни, все достоинства которых — цепкие пальцы и крепкие икры! Тогда как благородные и высокообразованные мужи, на которых только и может надеяться его величество, с этим вашим испытанием не справились! И это не случайно, сэр Кай! — Юноша воодушевленно выставил к небу указательный палец. — Это потому, что не так надо было испытывать будущих рекрутов!
Толпа мастеровых, деревенских мужиков и нищих одобрительно загудела — видно, каждый имел какую-либо причину причислить себя к «благородным и высокообразованным мужам».
— Можно я скажу, брат Кай? — встрял в разговор Оттар, который за то время, пока слушал выкладки Якоба, успел рассвирепеть до багровости щек. — А то ты начнешь сейчас рассыпаться: ежели да кабы… А я своими словами — чтобы всем было понятно, и высокообразованным, и тем, кто попроще… Чего с ними вообще разговаривать?! Ишь ты — не понравилось им испытание! Вам было сказано — каждый может стать рекрутом. И Бычий Рог преодолеть — может каждый. Нужно было только постараться! Понятно? — рявкнул северянин так, что Якоб и остальные отпрыски знатных семей непроизвольно попятились от него. — А насчет премудростей всяких — которыми некоторые тут хвастались — могу сказать: и я, и брат Кай тоже когда-то ни хрена лысого не умели! Научиться легко! Только прежде надо доказать, что достоин учиться!
— Не каждый на эту гору взберется, — пискнул кто-то, прячась за чужими спинами. — Вон тот хромоногий-то… Весь день бился, а взобраться не сумел. Ну не может хромой по горам скакать. А безрукий — не может плавать. Как с ним-то быть?
Аж, которого невидимый оппонент Оттара имел в виду, поднял голову.
— Я могу! — негромко, но упрямо сказал он. — Могу! Я все могу! Просто… устал, пока добирался сюда. Ежели бы день отдохнул — перемахнул бы эту гору вмиг.
Кай взглянул на парня, улыбнулся.
— Наутро мы снова начнем то же испытание, — сказал он. — С теми, кто явится сюда завтра, чтобы стать рекрутами Училища. Потому что другого пути в Училище — нет. И вы, не поднявшиеся на Бычий Рог сегодня, получите возможность сделать это еще раз. Я обещаю вам, что завтра у вас получится лучше, чем сегодня. А чтобы вы поняли, что я полностью в этом уверен, говорю вам: тем, кто завтра не улучшит свой результат, я предложу по пять золотых гаэлонов каждому — с тем условием, что он, получив деньги, немедленно уйдет прочь.
Некоторые в толпе воспрянули духом, начали переглядываться, не скрывая ухмылок. Бородатый бродяга по прозвищу Гусь, который тоже безуспешно пытался преодолеть подъем на Бычий Рог, расплылся в улыбке.
«Эх, повезло! — подумал он. — Хоть на королевскую свадьбу не попал, так пять золотых ни за что ни про что огребу!»
Аж Полторы Ноги выслушал предложение Кая безо всякого интереса. Лежа на траве, ощущая свое тело как один пульсирующий сгусток ноющей боли, он прокручивал в голове свое восхождение на гору, отмечал ошибки и обдумывал, как не допустить их завтра.
Он не ушел бы отсюда, даже если бы ему посулили и сотню золотых, и две сотни… Быть частью очень важного для всех дела — это желание раз и навсегда наполнило его жизнь. Другой судьбы он себе не желал. Потому что научился понимать: нечто иное — что угодно иное, что представляется значительным для многих людей — ничтожно и преходяще, как грязный мокрый снег под ногами осенним днем.
— Ты чего, брат Кай, тронулся? — шепотом поинтересовался Оттар. — Пять золотых каждому охламону, кто только этого пожелает! Ты чего?
— Они возьмут деньги и уйдут, — сказал Кай, — а на следующий день в каждом кабаке, где они остановятся пропивать золото, будут гудеть о неслыханной щедрости короля. Через несколько дней те, кто ушел, вернутся. И приведут за собою еще людей — многие сотни. Нам нужно спешить с постройкой нашей Крепости, брат Оттар.
— Ты и назавтра собираешься золотом сыпать? — осведомился еще северянин. — Это ж все-таки… Ну, как-то… Больно уж расточительно. Можно было и медяками отделаться, между прочим.
— Золото или медь… — пожал плечами Кай. — В сущности, разница невелика. И то, и другое — просто металл. Но, как ты говоришь, сыпать деньгами я больше не буду. Сегодняшнего раза будет достаточно.
Назад: Пролог
Дальше: Часть вторая Враг внутри