15
Телефон звонил настойчиво, до тех пор, пока Борис не вытянул руку из-под одеяла и не снял трубку.
— Алло…
— Борис? Это Эдик Старцев.
Сна как ни бывало. Борис рывком сел.
— Ты узнал что-нибудь?
— Узнал… Михаил рассказывает занятнейшие вещи.
— Какие вещи?
— Понимаешь, деньги твои как бы настоящие…
— Что значит «как бы»?
— Слушай. Фактура бумаги, способ ее изготовления, способ нанесения водяных знаков, химический состав красок и все остальное в точности идентично тому, что применялось в девятнадцатом веке.
— Выходит, деньги настоящие?
— Выходит, да не выходит. У них там есть какая-то машинка для датировки… В общем, она позволяет установить, когда что сделано. Так вот, бумага была изготовлена самое большее два года назад…
— Значит, все же подделка?
— Подделка, но какая! Представляешь, сколько трудов! Провести скрупулезный анализ, прямо-таки ювелирный… Плюс исторические разыскания, ведь бумага, краски — все не только по составу соответствует, но изготовлено на таком же оборудовании, какое было тогда… Все воссоздать в современных условиях! Адова работа! Вот, спрашивается, зачем…
— Действительно, зачем… А монеты?
— То же самое. Полная идентичность, но металл переплавлялся недавно.
— Ну и дела…
— Есть тут у Миши одно предположение, зачем это было нужно. А что, если он практиковался, фальшивомонетчик твой? Коли он сумел так старые деньги воссоздать, современные ему раз плюнуть…
— Ерунда какая-то.
— Кто он такой, этот парень?
— Да так… В сущности, случайный знакомый. Я даже адреса его не знаю. Телефон не отвечает… Может быть, он уехал…
— Или сидит, — хохотнул Эдик.
— Или сидит, — согласился Борис. — Только я не думаю, чтобы он сам этими подделками занимался. Вроде не похоже… Хотя я и не знаю его совсем… Впрочем, наверное, подделка дореволюционных денег — не преступление?
— Честно говоря, я не юрист…
— А если и преступление… Не мое это дело, фальшивомонетчиков ловить. Меня заинтересовали эти деньги, ты узнал, спасибо…
— Ну, ну. С тебя пиво. Ты за ними когда заедешь?
— За деньгами?
— А за чем же еще?
— Пусть пока полежат у тебя, мне тут немножко некогда… Вот хозяин объявится… Там видно будет.
— И что ты скажешь хозяину?
— Скажу, коллекционеры не заинтересовались. Пусть сам разбирается, охота была в это влезать… Спасибо еще раз, Эдик.
— Да за что? Я ничего не сделал, а Миша…
— Да, вот Миша. Он не…
— Да нет, ему влезать еще меньше охоты. Его хлебом не корми, дай в чем-нибудь таком покопаться, а остальное… И сам он фальшивки не собирает, даже идеальные… Ну, пока, звони.
— Пока.
Едва Борис положил трубку, телефон зазвонил снова. Борис подумал, что Эдик забыл что-то сказать, но это была Оля.
— Борис, ты можешь сейчас приехать за мной? Мне плохо, со мной что-то происходит…
— Я выезжаю.
— Подожди! Я не дома…
— Где ты?
— В сквере, на площади Чехова.
— Понял. Сейчас я буду.
На площадь Чехова Борис примчался уже через полчаса. Он выскочил из машины, бегом ворвался в сквер. Олю он увидел сразу. Она сидела на скамейке невдалеке от входа, низко отпустив голову. Возле нее стояла полупустая бутылка минеральной воды. Борис кинулся к девушке, сел рядом, обнял ее за плечи.
— Я здесь… Что с тобой?
Она медленно повернула голову, посмотрела на Бориса, словно не узнавая его.
— А, это ты… — ее голос прозвучал тускло и безразлично.
— Ты позвала меня…
— Разве? Я не помню… А, все равно…
— Оля! Что случилось, как ты здесь оказалась? Может быть, тебе нужно в больницу?
Внезапно в ее взгляде мелькнул веселый огонек.
— В какую больницу? Нет, все нормально… Теперь я вспоминаю… Да, мне стало плохо… Неожиданно закружилась голова, я чуть не упала… Купила бутылку минералки, позвонила тебе по мобильному… Нет, правда, все хорошо! Я вот попила водички, и все прошло. Я рада, что ты здесь. Поехали к тебе?
— Может, все-таки сперва…
— Никаких «сперва»! Я в норме.
Она встала, задела бутылку. Качнувшись в неустойчивом равновесии, бутылка повалилась набок. Борис молча смотрел, как льется тонкая струйка воды.
— Поехали! — поторопила его Оля.
— Да… Пошли в машину.
В пути Оля была оживлена, включила радио, перескакивала со станции на станцию, болтала что-то о музыке, шутила. Тревога не отпускала Бориса. Было в поведении Оли нечто, совсем ей не свойственное — преувеличенное, искусственное.
— Ты не против, если мы заедем в «Эллингтон»? — спросил Борис. — Я так и не выбрал время получить свой гонорар.
— Точно! — обрадовалась она. — И купим пива хорошего.
— Пива? А надо ли тебе сейчас пить пиво?
— Что значит «сейчас»? Говорю же, я чувствую себя отлично! Лучше, чем всегда!
— Ну, смотри… Тебе виднее…
— Вот именно, — отрезала она.
В «Эллингтоне» Борис пробыл недолго. Но по дороге домой он обнаружил, что кончается бензин, пришлось завернуть еще и на заправку, а там была очередь… Эти задержки нервировали и раздражали Олю, что также было на нее непохоже.
Борис остановился около киоска, где они покупали пиво в ночь их знакомства. Как и тогда, нищий старик подошел к ним. Возможно он узнал щедрую девушку; во всяком случае, он заискивающе улыбнулся ей. Борис открыл было рот, чтобы предостеречь ее от необдуманной благотворительности, да так с открытым ртом и замер.
Грубо и зло Оля оттолкнула старика, так резко, что он чуть не упал.
— Пошел вон, — процедила она с презрением. — Развелось попрошаек… Почему бы тебе не поработать, дворником хотя бы? Пьянь…
Она перевела холодный взгляд на Бориса.
— И что ты на меня уставился? Разве не сам меня учил? Покупай пиво быстрее! Я устала и замерзла.
Действуя как автомат, Борис сложил бутылки в сумку и двинулся к машине.
— Эй, молодой человек! — окликнула его продавщица. — Сдачу забыли…
— Отдайте ему, — он кивнул на старика.
Когда они поднялись в квартиру и выпили по кружке, Оля снова показалась Борису прежней, его Олей. Ее голос, ее мягкие, немного грустные интонации… Он уже готов был поверить, что случай со стариком — лишь запоздалая, болезненная, практически бессознательная реакция на то, что произошло с ней сегодня. Она попросила его сыграть что-нибудь. Он сел за пианино, заиграл «Чай для двоих», потом перешел на «Караван», но бросил на середине. Оля стояла за его спиной; он поднялся, повернулся к ней, обнял и попытался поцеловать. Она уклонилась.
— Я не могу целоваться под надзором, — заявила она.
— Под каким надзором? — не понял Борис.
— А вот под каким! — Оля указала на висевший над пианино портрет матери Бориса. — Смотрит! И вообще, какого черта здесь портреты других женщин?
Прежде чем ошеломленный Борис успел остановить ее, она сорвала портрет, развернула к стене и поставила на крышку пианино.
— Вот так, — она обвила шею Бориса руками. — Теперь нас только двое… Целуй меня.
Борис осторожно разомкнул ее руки.
— Знаешь… По-моему, тебе лучше уйти.
— Ах, вот как?! Ну ладно, счастливо оставаться. Смотри не пожалей… Эллингтон!
Она ушла, громко хлопнув дверью. С болью и печалью Борис смотрел ей вслед.
