14
Они сидели в машине Бориса и курили, ни слова не произнося. Молчание нарушила Оля.
— Почему ты назвал его бароном…
— Фон Нимандом? Потому что он и есть барон фон Ниманд.
— Да?..
— Да. Оля, бывает, конечно, что два человека очень похожи друг на друга. Бывают двойники, близнецы, наконец… Но вот чтобы у двух людей, похожих как две капли воды, были еще и одинаковые шрамы — такого не бывает… Я видел, как он получил этот шрам.
— Где видел?
— Во сне.
Оля коротко, принужденно рассмеялась.
— Во сне?
— Да, перед тем, как появилась первая записка. Я видел сон, такой… Яркий, реалистичный! Действие происходило… Как будто в средние века, в общем когда-то очень давно… На этого человека, фон Ниманда или Кремина, напали разбойники, в лесу…
— Подожди, Борис. А ты уверен, что никогда не видел Кремина раньше? Не во сне, а наяву?
— Уверен.
— Ты мог видеть его мельком. Не запомнить осознанно, не обратить внимания… Но подсознание, оно ничего не забывает… Вот он и всплыл во сне. А «Ниманд» — ведь это слово было на записке в шкатулке? «Никто». Фон Ниманд, получается, что-то наподобие «барона ниоткуда»? Такого имени не может быть. Сам никто и звать никак… Капитан Немо!
— Я не знаю, — вздохнул Борис. — Что-то такое и мне приходило в голову. Но мне кажется, не все тут так просто. И разве в том дело, как его зовут? Какая разница… Но тут все одно к одному…
— Что одно к одному?
— Все. Сон, эти записки, Серебряное Братство, деньги…
— Борис!
Он схватился за голову.
— Ох, прости… Ты же ничего не знаешь… Я должен был рассказать тебе раньше.
— Расскажи сейчас.
— Да… Да, расскажу, конечно. Только вот…
— Что?
— Этот фильм, «Все грехи мира». Я не верю, что он нашел его в каком-то архиве. Тут что-то не так.
— Многое не так, — Оля кивнула.
— Во-первых, — продолжал Борис, закуривая новую сигарету, — почему, найдя этот фильм, он не сделал попытки хоть что-то о нем узнать? Если он этим увлекается… Во-вторых… Я не кинокритик, но и мне ясно, что фильм этот — выдающийся. Почему же он не вышел на экраны, почему он никому не известен?
— Ну, тут могут быть десятки причин, — сказала Оля. — Ведь снял какой-то режиссер «Мастера и Маргариту», а фильм не вышел из-за трений с продюсером… Или пожар в архиве случился еще до того, как фильм успели выпустить… Мало ли, почему… И потом, возможно, о нем и писали. Только под другим, настоящим названием. Ты много читаешь изданий о кино?
— Совсем не читаю.
— Вот видишь…
— Но Кремин же сказал… Ладно, оставим это. А намек на Паганини?
— Шутка…
— Не показался мне шутником господин Кремин! Да и пожар этот… Якобы повредивший пленку… Может быть, те эпизоды, которые не следовало нам показывать? А его речи о магии?
— К чему ты клонишь?
— Да сам толком не знаю. Только сдается мне, господин Кремин имеет к этому фильму более тесное отношение, чем хочет признаться…
— Думаешь, все-таки он прислал записки?
— Может, и не он. Но он ждал нас… И фильм — это для нас. Что-то он хотел сказать этим фильмом… О чем-то предупредить или…
— А почему тогда не сказать прямо?
— Есть вещи, о которых бесполезно говорить прямо. Ведь и в фильме ничего прямо не сказано. Его можно по-разному толковать. И вот, он показал его нам, чтобы…
— Борис, — перебила Оля, — ты все время говоришь «мы», «нам»… Но записки были адресованы одному тебе.
— Если бы Кремин хотел, чтобы фильм увидел только я… И поговорить со мной одним… Он нашел бы способ, правда?
— Это лишний довод в пользу того, что записки прислал не он.
— Наверное… Но сколько можно тут стоять? Мы ни до чего не договоримся. Давай поедем ко мне. Я все тебе расскажу, и тогда…
— Лучше отвезти меня домой… Я неважно себя чувствую. Расскажешь по дороге.
— Что с тобой? — встревожился Борис.
— Ничего страшного… Голова разболелась, это пройдет… Лягу сегодня пораньше.
— У меня есть таблетки, в аптечке.
— Да нет, пустяки. Поехали.
Борис включил зажигание.
