Барсов заехал к профессору Калужскому потому, что в его расписании образовалось непредвиденное окно. Однако, возвратившись в машину, он тотчас же взялся за сотовый телефон и сделал четыре звонка. Перед первыми тремя собеседниками он извинился за то, что не сможет быть сегодня на переговорах, совещании и презентации, а с четвертым договорился о срочной встрече.

— К Генриху Рудольфовичу, — велел он водителю, завершив разговор.

Генрих Рудольфович Бек, потомок обрусевших немцев, поселившихся в Поволжье в незапамятные времена, владел банком и русско-германской корпорацией, но не оттуда черпал основные доходы. Среднестатистическому гражданину, узнай он о некоторых операциях Генриха Рудольфовича, сразу припомнилось бы модное словечко «мафия». Сам же господин Бек, будучи человеком образованным, это слово применительно к себе не любил, относя его исключительно к Сицилии.

Генрих Рудольфович принял Барсова в шикарных апартаментах на втором этаже, одетый в бухарский халат. В колонках компакт-проигрывателя негромко звучала хоральная прелюдия Баха.

— Что за фокусы, Николай? — проворчал магнат. — Ты сорвал переговоры с Соловьевым.

— Генрих Рудольфович, мое дело важнее. Если выгорит, Соловьев к вам уборщицей устроится.

— Ну да? — изумился Бек. — Какой ты прыткий. Что ж, проходи, излагай.

Утонув в глубоком кресле, Барсов сбивчиво пересказал содержание беседы с Калужским. Бек помолчал, прикрыв глаза, и безапелляционно изрек:

— Бред.

— Ничего подобного, — решительно возразил Барсов. — Я знаком с Калужским много лет. Это ученый, каких мало. Если он утверждает, что уверен в своем открытии, значит, так оно и есть.

— Что так и есть? — раздраженно спросил Бек. — То, что он уверен?

— Нет, что открытие реальное.

— Гм… — Генрих Рудольфович прикрыл колено полой халата. — Принеси-ка мне виски, Николай… Нет, не из этого бара, а вон из того… — Бек погрузился в размышления. Спустя десять минут, в течение которых Барсов боялся вздохнуть, он задал вопрос: — Сколько Калужский хочет за информацию и за сотрудничество?

— В том-то и дело, что нисколько, — сокрушенно покачал головой Барсов. — Я прозрачно намекал на миллион…

— Миллион не проблема, — небрежно обронил Бек.

— Да, но он и слушать не стал. Он твердо намерен опубликовать статью.

Генрих Рудольфович улыбнулся уголками губ.

— Нет намерений настолько твердых, чтобы их нельзя было изменить соответствующими доводами. Я знаю людей.

— Вы не знаете Калужского. Бек поставил рюмку на стол.

— А нужен ли нам Калужский? Судя по твоим словам, открытый им процесс несложен. Имея информацию как руководство к действию, любой сообразительный студент справится. Так что нам необходим не Калужский, а файл Калужского. И это обойдется дешевле. Мы проверим. Если бред, спишем в убыток, а если реальность…

Генрих Рудольфович сжал кулак. Барсов ужаснулся. Он сам запустил смертоносную машину, и судьба профессора была предрешена. Но не лукавил ли Николай Николаевич? Неужели в глубине души он не мог предвидеть?..

— Генрих Рудольфович, — проговорил он, — Калужский мой старый друг. Когда на зимней рыбалке я провалился под лед, он вытащил меня, рискуя жизнью. Неужели нельзя решить вопрос иначе?

— Можно конечно. — Бек пожал плечами. — Есть у твоего профессора дети?

— Сын Антон, двадцать лет.

— Единственный сын?

— Да.

— Ну вот, исходя из этого, и попробуй уговорить Калужского.

— Я?! — Барсов поежился. — Генрих Рудольфович, это невозможно. Калужский — человек совершенно не от мира сего. Он считает меня…

Бек величественно восстал из кресла, навис над Барсовым, который, казалось, уменьшился в росте, и загрохотал:

— Ах вот как! Мало того что я должен спасать жизнь твоего приятеля, в чем я абсолютно не заинтересован, так я еще обязан заботиться о твоей репутации! Ты собираешься положить в карман кругленькую сумму, сам остаться чистеньким, а всю грязную работу за тебя сделает дядя Генрих! Вон с глаз моих! И без договоренности с Калужским не возвращайся — выкину…

Не помня себя, Барсов попятился к дверям и пулей вылетел из особняка. Усевшись в свою машину, он дышал тяжело, прерывисто.

— Куда, босс? — осведомился водитель.

— Погоди пока…

Барсов попал в отвратительный переплет. Он получил приказ, и его надлежало выполнить — с Беком шутки плохи. А выполнять приказ — значит, предстать перед другом в мерзком обличье шантажиста… Барсов застонал.

— Что с вами, Николай Николаевич? — обернулся водитель.

— Да что-то сердце прихватило.

— Таблетку?

— Давай.

Барсов положил валидол под язык. Он не знал и не мог знать, что его душевные терзания напрасны, что друг не разочаруется в нем, ибо им не суждено увидеться — ни в этот день, ни на следующий. Никогда.