20

Начальник финансового отдела Имперского торгового агентства последний раз пробежался глазами по цифрам и отбросил документ в сторону.

«Проблемы, проблемы, проблемы. Каждый день приносит новые проблемы», — мысленно сокрушался он, помешивая ложечкой остывший кофе.

— Зельда, замени мне кофе, этот совсем остыл! — обратился он к секретарше и, в ожидании горячего напитка, поразмышлял еще, а когда заметил, что кофе все еще не заменили, рявкнул, как бешеный буйвол.

— Зельда, твою мать! Тварь! Без работы! На улицу…

И тут до мистера Харченко дошло, что его вопли никто не слышит, поскольку только вчера, по его личному указанию, дверь и стены кабинета подвергли дополнительной звукоизолирующей обработке.

— Чего, собственно, орал, толстый болван, — обозвал себя Харченко. Он любил себя поругать и считал это проявлением самокритики. — Старый придурок, толстый козел и сухой парикмахер, мечтающий трахнуть свою секретаршу! — произнес Харченко длинную тираду и даже весь залоснился от удовольствия и объективности.

Неожиданно дверь открылась и появилась Зельда с подносом, на котором стояла чашка горячего кофе.

— Зельда?! Ты чего тут? — испугался Билл Харченко.

— Но вы же сами просили кофе, — удивилась та.

— Но ведь… звукоизоляция.

— Да, сэр, звукоизоляция, — подтвердила стройная Зельда и поставила кофе на стол. — Только нужно хоть изредка выключать селектор, а то в приемной перед посетителями стыдно…

Забрав холодный кофе, секретарша вышла, как всегда вызывающе повиливая бедрами.

Когда она захлопнула дверь, Билл по привычке хотел произнести вслух пару «тепленьких» о походке Зельды и ее ягодицах, но тут же зажал себе рот обеими руками. Селектор был все еще включен.

Харченко осторожно потянулся пальцем к кнопке и нервно надавил. Селектор мигнул лампочкой и вроде бы отключился, однако определенно ничего сказать было нельзя. Это была новая модель с элементами интеллекта и функцией РАМН. Что такое РАМН, Харченко не знал, но подозревал, что какая-нибудь гадость.

Решив не рисковать, он встал с кресла и выдернул из селектора провод питания.

Только после этого Билл снова вернулся к своим бумагам.

Итак, выходило следующее. Четыре робота металлических «скаут» по двенадцать миллионов кредитов за штуку, да еще двадцать танков по шестьсот семьдесят тысяч за коробочку, да еще пехота разная, на сумму около двадцати миллионов одних только посмертных пенсий и страховок, а еще реклама… Точнее, обоснование исчезновения — партизаны и все такое. Нужно же еще что-то подать на телевидение, в газеты, в сеть «Спейснет», в конце концов. Опять же платить журналистам, а эта сволочь по нынешним временам очень вздорожала. Очень…

— Ладно, — произнес вслух Харченко. — Округлим все до девяноста миллионов. Или нет, лучше до ста — мне же тоже чего-то кушать надо, — добавил он уже тише.

От мысли, что появится возможность взять «еще немного», Биллу стало существенно лучше.

— Ха-ра-шо! — раскатисто произнес он. — Подведем итоги.

И стал быстро выписывать цифры, означавшие суммы, вырученные от продажи уже добытых артефактов. Получалось — полтора миллиарда кредитов.

— Итого в прибыли значится миллиард четыреста миллионов, а потери меньше семи процентов!

Это были отличные показатели, и, несмотря на пропажу разведывательного отряда, Билла ждало поощрение.

— Тара-ра-ра, ра-ра, тырым-тым-тым! — начал напевать он и, выйдя из-за стола, принялся пританцовывать.

На заключительном аккорде, когда Харченко выкрикнул финальное «тыц-тыц-тырыц!», дверь снова открылась.

— Сэр, — произнесла Зельда, — гроссадмирал Петен не может к вам прозвониться…

— Да?

— Да, — сказала стройная Зельда и добавила почти умоляюще: — И пожалуйста, выключите селектор, перед посетителями неловко.

— Так что же я выключил вместо селектора?

— Наверное, телефон.