Книга: Хоббит, который слишком много знал
Назад: Глава первая. АРКАНУС
Дальше: Глава третья. НАШЕСТВИЕ КЛОНОВ

Глава вторая. ТРУДНО БЫТЬ ХОЗЯИНОМ

1

Это заняло минут десять, а может, и все пятнадцать, и когда я наконец сбросил с себя последнюю нить проклятой паутины, я почувствовал себя совершенно измотанным. Из последних сил я вскарабкался по ненормально крутым ступеням на трон Оберика и рухнул в поразительно мягкое кресло.
Моргот меня раздери, что же я наделал-то! Ну что мне стоило не доводить дело до прямого столкновения, обозвал бы Оберика индюком да и сиганул бы в окно, вот и все дела. Или заготовил бы заклинание не дематериализации, а перемещения куда-нибудь подальше отсюда, в какой-нибудь глухой лес, где можно продолжить разговор с хозяином по душам. Ну почему я всегда вначале действую, а потом уже думаю?!
Но все-таки каков надутый дурак этот Оберик оказался! Не такое уж большое преступление избавить мир от подобного существа. А если я собираюсь оставаться здесь до конца своих дней, пожалуй, я выбрал наилучший вариант из всех возможных в Арканусе. Если не считать за вариант стать Творцом, ха-ха. Брр… Что-то меня начинает на ха-ха пробивать, как Уриэля. Наверное, у него это такое же нервное. Брр…
Я поднялся с трона и поковылял в дальний угол зала. Повернул ручку двери, ведущей в заклинательный покой, и дверь распахнулась с оглушительным скрипом. Он что, никогда ее не смазывал? Узкая лестница с крутыми ступенями вывела меня на этаж выше, и я вступил в святая святых — заклинательный покой Оберика.
Большой зал, чуть меньше, чем приемная, но ненамного. Роскошный ковер на полу, расцвеченный непонятными сине-зелеными кляксами, наполненный магией. Я вгляделся в абстрактный узор более пристально и непроизвольно вздрогнул. Это не узор, это карта! Похоже, что эта карта живая, что изящные картинки, изображающие халфлингов, тварей, корабли и героев, не просто так нарисованы на ворсистой ткани. Если я правильно все понимаю, эта волшебная карта всегда отражает положение дел на текущий момент. Я потянулся взглядом к нарисованному городу, в центре которого нарисована синяя башня, и в моем сознании немедленно всплыло знание, что этот город называется Торвелл, что его население составляет шесть тысяч душ, не считая двадцать тысяч окрестных поселений, а уровень благонадежности населения равен девяноста пяти процентам. Ковер выдал мне информацию о структуре занятости населения, о количестве производимой сельскохозяйственной и промышленной продукции, но единицы измерения были настолько непонятно-мудреными, что вся эта информация пропала втуне. Более понятно насчет золота и маны — за месяц Торвелл производит сто пять тысяч золотых, из которых тридцать шесть тут же тратится на городские нужды, а остальное идет в казну. Шаманы города генерируют в месяц восемнадцать духов маны, из которых тринадцать — это обычная мана (выходит, бывает и необычная?), а пять тут же тратится на научные исследования и не может быть использована никаким другим образом. Странно. Гарнизон Торвелла составляют пять героев, тридцать халфлингов-шаманов и сто десять наемников: люди и эльфы, пешие и конные. Кстати, я так и не выяснил, откуда здесь берутся наемники — появляются ниоткуда, как дети Творца, или приходят к хозяину из каких-то отдаленных областей, чтобы предложить свои услуги?
Я почувствовал, что легким магическим движением могу связаться с Мусиором и передать ему распоряжение. То-то он удивится, увидев халфлинга Хэмфаста на месте хозяина! Я обязательно так сделаю, но потом, а сейчас надо хоть чуть-чуть разобраться в том, что здесь творится.
Я отвел взгляд от нарисованного Торвелла и окинул взглядом всю карту. Повинуясь моему желанию, изображение сместилось, масштаб уменьшился, и теперь я обозревал Арканус целиком. Оберик действительно контролирует около четверти Аркануса, но никто не говорил мне, что Шери контролирует половину этого мира. Не слишком впечатляюще выглядят владения Оберика, как-то даже совсем не впечатляюще. С другой стороны, какой у нас масштаб? А не так уж и мало захватил себе Оберик — от Торвелла до западной границы его владений наберется добрых полторы тысячи миль, а ведь есть еще город Браксус на другом конце мира, который тоже принадлежит Оберику. Интересно, как халфлинги ухитрились пройти через всю территорию Шери, покорить диких клаконов, цивилизовать их и построить настоящий город в трех тысячах миль от столицы?
Смотрим дальше. В углу ковра ощущается какая-то магическая сущность, невидимая обычным зрением. Ага, эта штука переключает карту с Аркануса на Миррор. А карта Миррора — одно большое черное пятно, открыт только участок в тысячу миль длиной и триста-четыреста шириной. А вот и башня, через которую халфлинги Оберика проникли в Миррор. Рядом с башней поселения варваров… Что-то подсказывает мне, что на эту карту я eще успею насмотреться.
Я подошел к столу, мое внимание привлек толстый фолиант, грубая обложка которого резко контрастировала с великолепным пергаментом, из которого изготовлены страницы. Такой книге ничего не сделается и через тысячу лет. По дурацкой привычке, приобретенной еще в детстве, я открыл книгу с конца. Чистые листы. А начало? Заклинания.
Первая страница открывалась заголовком, тщательно выписанным большими затейливыми рунами. «Призвание» — гласил заголовок. Я внезапно сообразил, что это аннурские руны. И вообще, все в этом мире — и халфлинги, и люди, и Оберик — говорят по-аннурски. Это удобно, мне не надо срочно изучать новые языки, но очень странно. И как я раньше этого не замечал?
Я погрузился в чтение, и оказалось, что под словом «призвание» здесь понимается совсем не то, о чем я сперва подумал. Призвание — это всего-навсего вызов твари для пополнения войска хозяина. Ну-ка, посмотрим, кого умеет призывать Оберик? Медведи — это понятно кто. Спрайты… Комментарий описывает их как маленьких лесных летающих существ, чьи магические атаки хоть и слабы, но способны преодолевать большие расстояния, почти не рассеиваясь. Пауков я уже видел в бестиарии Сакред Вейла, василиск — аналогично. Каменный великан… умеет крушить стены и кидаться огромными валунами. Два чистых листа. Адские гончие… Огнедышащие. Огненный элементал… Странно, здесь элементалами называют не элементарные магические действия, а магических тварей. Значит, огненный элементал… вызывается только на краткое время, не более двух часов, неуязвим для огня, это и ежу понятно, малоуязвим для обычного оружия. Еще один чистый лист. Гаулы… Что еще за гаулы? Любое существо, убитое гаулами, после смерти превращается в нежить. Фу, какая гадость, выходит, Оберик и вправду занимался некромантией. Магический дух передает хозяину ману магического узла. Герой… Оказывается, героев тоже можно вызывать. А это еще что? Нельзя вызвать героя, если хозяину уже служат шесть героев. Вот что имел в виду Оберик, когда говорил, что я не могу быть седьмым героем. Чемпион… Тот же герой, только сильнее. Конец раздела.
Специальные заклинания. Превращение земли в непролазную грязь, частичное разрушение каменной стены, заражение местности, вот о чем говорил Юрген, когда упоминал процедуру очистки местности от заразы. Гадость какая! Создание вулкана, который не только превращает местность в непригодную для проживания, но и дает хозяину один дух маны в месяц. Тоже гадость. Воровство маны у другого хозяина… Поэтому Оберик держит свой запас маны на нуле? Отмена заклинания другого хозяина… Два вида: один для боевых заклинаний, другой для небоевых. Эвакуация героя с поля боя, создание артефакта, отмена глобального заклинания (интересно, что это такое?), еще одно заклинание для создания артефактов, сотворение башни хозяина. Теперь понятно, как Оберик пришел в мир — этим самым заклинанием.
Городские заклинания. Их совсем немного: создание каменной стены, огненной стены… Что еще за темные ритуалы? Удваивают поступление маны от городских шаманов, но понижают уровень благонадежности населения, про суть ритуалов здесь ничего не написано, но сдается мне, что ничего хорошего в них нет. Кстати, умерщвление халфлингов на алтаре — не один ли это из темных ритуалов? Еще одно заклинание, перемещающее Круг Призвания в другой город. И все.
Дальше я просматривал книгу более бегло. Частичное открытие карты, наделение существа гигантской силой, паутина, каменная кожа, хождение по воде, умение находить кратчайший путь, какое-то оружие Элдрича, завеса страха, огнешар. И это все? Нет, не все, есть еще е десяток отдельно валяющихся листов пергамента. Ага, понятно, что это такое — это неоткрытые заклинания. Посмотрим, над чем сейчас работают ученые Оберика… Удар молнии, какой-то глаз земли, обнаружение магии, град, призвание каких-то горгулий, объемно-рассеянный огнешар, снежная буря, благословение города. Странный набор. Но, хрен с ним, посмотрим, что здесь еще есть.
А было здесь еще много всего интересного. Гобелен на стене, рисунок которого я издали принял за абстрактный узор, схематично изображал, как с годами нарастает сила разных хозяев. Видно, что сейчас сильнее всех Шери, Оберик совсем чуть-чуть слабее (а глядя на карту не скажешь), Сссра заметно слабее Оберика, а Мерлин вообще не идет ни в какое сравнение ни с кем. Другой гобелен показывает, из чего складывается сила хозяев. Теперь понятно, почему сила Оберика так незначительно уступает Шери — по силе армии и продвинутости научных исследований он чуть слабее Шери, а по магической силе превосходит его. Похоже, территория у Оберика небольшая, но очень хорошо развитая, а у Шери наоборот.
Зеркало. Я взглянул на свое отражение и испытал настоящий шок. Из зеркала смотрел высокий эльф с тонким лицом, белыми бровями и зелеными волосами, одетый в белый кафтан с пышным высоким воротником. Только взгляд его из надменного стал растерянным. Я погримасничал, и эльф точно повторил все мои гримасы. Я опустил взгляд, и оказалось, что дело не в зеркале, а во мне — в какой-то момент я превратился в точное подобие Оберика (то-то я удивился, почему в заклинательном покое все такое мелкое). Я заглянул в свою душу и обнаружил там ссылку на золотой запас государства, ссылку на нулевой запас маны, десять направлений развития магии, шесть единиц славы, свойство фокусирования маны, на четверть увеличивающее магический урожай, собираемый подвластными мне разумными, и ссылки на шестерых героев.
Замечательно, Моргот меня порви, я теперь великий Оберик. Я расхохотался истерическим смехом. Вот уж чего-чего, а этого не ожидал. Ну что ж, некоторое время побыть хозяином — это даже забавно. Я подошел к карте, сконцентрировал внимание на Торвелле и вызвал Мусиора. В воздухе немедленно материализовалась голова пожилого халфлинга.
— Приветствую тебя, великий Оберик. — Голова нелепо покрутились туда-сюда, я не сразу понял, что Мусиор поклонился.
— Приветствую и тебя, почтенный Мусиор, — ответил я, а Мусиор удивленно поднял брови. Успел уже отвыкнуть от вежливого обращения.
— Мусиор, — сказал я, — распоряжения насчет Хэмфаста отменяются.
Мусиор кивнул и снова застыл, ожидая продолжения. Я заколебался — может, рассказать ему, что произошло и попросить совета? Но как он на это отреагирует, не воспримет ли он мой поступок как неслыханное святотатство и не полезет ли в башню толпа халфлингов, горящих желанием растерзать на месте подлого убийцу? Я, конечно, смогу уклониться от боя, но… Я с удивлением понял, что не могу просто так бросить на произвол судьбы целое государство. Слишком многое здесь завязано на личности хозяина, и, если в один прекрасный день хозяин исчезнет, государство рухнет в одночасье, страна погрузится в анархию и станет легкой добычей Шери. Нет, власть — это не только источник положительных эмоций, но и ответственность за судьбы тех, над кем властвуешь.
Я оборвал связь.

2

Я смотрю на статистическую сводку по экономике государства и понимаю, что ничего не понимаю. Я ничего не менял в экономике, у Оберика все параметры были точно такими же, но у него все было нормально, а у меня… Ну откуда мне взять двести одну тонну продовольствия в месяц? И как вообще халфлинги Оберика жили и не дохли от голода с таким дефицитом продовольствия? Ну не мог этот дефицит возникнуть за те несколько часов, которые прошли с момента смены власти. Вначале я думал, что ошибся в расчетах, но я перечитываю сводку уже в третий раз, а результат всегда один и тот же.
Похоже, надо исходить из того, что есть. Я связался с бургомистрами восьми городов и приказал им перебросить часть ресурсов из промышленности в сельское хозяйство. Этот приказ вызвал удивление, а еще большее удивление вызвал тот факт, что великий Оберик разговаривал вежливо и совсем не ругался. Я поговорил и с Ясенгардом, и он тоже не заметил подмены хозяина.
В число городов, с бургомистрами которых я разговаривал, входил город Иксту, населенный клаконами. Но увидеть живого клакона мне не довелось — бургомистром Иксту был халфлинг. Иксту был завоеван Обериком лет десять назад, и, естественно, во главе города встал представитель оккупационных сил.
Я связался с бургомистрами остальных городов, получил от них доклады о текущем положении дел, отдал несколько приказов. Оберик держал огромную армию, состоящую по большей части из городских гарнизонов, бездельничающих и бесполезно потребляющих ресурсы. Я велел перебросить часть ресурсов на развитие промышленности, так, мне кажется, будет лучше.
Что же делать с этими войсками? Оставить все как есть? Глупо. Воевать с другими хозяевами? Еще более глупо. Карта показывает на моей территории два десятка магических аномалий, густо населенных разнообразной нечистью. Пожалуй, это самая подходящая цель для моих войск. Вот, например, город Медодейл. На кой хрен, спрашивается, в его гарнизоне безвылазно сидят семьдесят слингеров и сто двадцать боевых шаманов, если в двух шагах к северо-западу от города посреди плодородной равнины располагается маленькая рощица, в которой лесная нечисть скрывает что-то магическое? Я отдал необходимые распоряжения, и воины начали собираться в поход.

3

Волшебная роща замаячила на горизонте, походная колонна остановилась. Строй смешался, те, кто поленился облачиться в броню заранее, надевали кольчуги, курчавые головы украсились шлемами, половину составляли примитивные шишаки, а другую половину — более продвинутые экземпляры, защищающие щеки и переносицу. Слингеры разминали руки, перед тем как обрушить на лесную нечисть убийственный камнепад, шаманы совершали сложные движения, похожие на танец, готовясь привести в действие все свои познания в боевой магии, весьма скромные познания, надо сказать, но это не умаляет отваги тех, кто без колебаний готов отдать свою жизнь по единственному мановению руки хозяина.
Я сидел в жестком кресле с высокой спинкой, одиноко стоящем посреди заклинательного покоя, а передо мной прямо в воздухе разворачивалась картина войска перед сражением. Врага пока не видно, но бойцы не сомневаются, что он рядом, а я не имею оснований не доверять чутью моих шаманов. Жалко, что нет в запасе маны и я ничем не могу помочь тем, кто сейчас будет очищать рощу от нечисти. Неловко смотреть на битву как на представление, но мне сейчас не приходится выбирать. Нет, в принципе, я могу оставить башню, переместиться на поле боя и лично войти в эту рощу, и вряд ли кто-либо или что-либо сможет остановить меня, но все заклинания, на которых основана власть хозяина, опираются на то, что хозяин никогда и ни при каких обстоятельствах не покидает башни, башня для него как талисман, дающий силы и одновременно являющийся слабейшим местом владельца. Не хочется проверять, что произойдет, если я покину башню.
Я как бы с птичьего полета вижу поле, которому совcем скоро предстоит стать полем битвы. Одним усилием воли я могу сконцентрировать взгляд на любом конкретном участке, могу отдать приказ любому воину, и мой приказ будет услышан. Но сейчас я не командир, я просто зритель.
Командир отряда, чье имя я так и не удосужился узнать, решил, что время на подготовку к бою уже истекло, и сто шестьдесят халфлингов развернулись в боeвой порядок. Редкая цепь неспешно двинулась через поле, почти полностью скрытая высокой травой, только верхушки шлемов матово поблескивают, озаренные небесным светом. Стороннему наблюдателю может показаться странным, как халфлинги видят друг друга в такой высокой траве, но я прекрасно знаю, что совсем нетрудно научиться ловить взглядом отблеск шлема соседа в просветах между стеблями и листьями, мерно колышущимися под порывами ветра.
Какое-то шевеление произошло на опушке рощи, и не только я его заметил. Прозвучала команда, цепь замерла на месте, насторожив оружие, готовая нанести удар в любой момент. Но первый удар нанесла нечисть. Нежно-белое, изящно-прозрачное кисейное полотно взметнулось в небо. Невесомая сетка устремилась на моих бойцов, неведомым образом не отклоняемая ветром, и обрушилась с неба на самый центр боевого порядка, в то место, которое занимал командир. Падая на землю, сеть развернулась и распалась на сотню невесомых пуховых платков, нити зашевелились словно живые, и мое сердце дрогнуло, когда я узнал в брошенном заклинании ту самую паутину, которой Оберик так удачно меня спеленал в нашем вчерашнем бою. (Или не вчерашнем? Никак не привыкну ориентироваться во времени этого мира). Паутина распласталась по земле, накрыв почти половину бойцов. Мечи взлетели в воздух, разрывая волшебную сеть на тысячи и десятки тысяч отдельных кусков, но каждый фрагмент жил своей жизнью, паутина успела сделать свое дело — в считанные мгновения в цепи халфлингов образовалась гигантская брешь, воины катались по земле, опутанные по рукам и ногам, из этой паутины можно выбраться, я знаю это по своему опыту, но не стоит надеяться на то, что слингеры быстро вернутся в строй. И как они справятся без командира?
Ослепительно-голубые иглы, похожие на маленькие молнии, с пронзительным надтреснутым визгом прочертили воздух, и там, где они врезались в землю, вспыхивало пламя и поднимались клубы дыма. Магическая атака содержала в себе достаточно энергии, чтобы выкосить весь правый фланг, но халфлинги в очередной раз показали, что не зря про нас говорят, что боевое искусство нашего народа никак не соответствует нашим скромным размерам. Насколько я смог разглядеть, никто из моих воинов серьезно не пострадал. Непостижимым для непосвященного образом халфлинги угадывали, куда ударит очередная игла, и в последний миг уклонялись от удара. Трудно поверить, что халфлинг способен разглядеть голубую магическую иглу на фоне голубого неба, но я отлично знаю, на что способно хоббичье зрение.
Я обратил взгляд на тех тварей, что метали иглы. Так вот они какие, спрайты… Маленькие прекрасные женщины, совершенно обнаженные, с прозрачными крыльями за спиной, делающими их похожими на стрекоз. Интересно, как такие маленькие головки удерживают в себе полноценный разум? Или они неразумны? Точно, они совершенно неразумны, это их внешний облик ввел меня в заблуждение. Спрайты кружили над деревьями, выпуская на каждом круге очередную иглу. Они изящны, хрупки и симпатичны, но сейчас они — нечисть, которая должна быть уничтожена. Жалко, что с ними нельзя договориться, но тварей Аркануса нельзя приручить, можно управлять лишь теми тварями, которые впервые увидели свет в Круге Призвания.
И халфлинги нанесли ответный удар, в воздухе засверкали десятки огнешаров, выпущенных шаманами. Камней не видно вовсе, похоже, слингеры в полном составе сражаются с паутиной, но даже без их помощи залп шаманов получился поистине сокрушительным.
Нежные спрайты окутывались пламенем и падали вниз, разбрасывая во все стороны жалкие комочки горящих перьев. Мое сердце непроизвольно сжалось — неправильно, что такие прелестные создания находят такой страшный конец. Но шаманы беспощадны, один залп — и в воздухе осталось не больше половины спрайтов, остальные рухнули на землю, окутанные огнем.
Кустарник, очерчивающий границу рощи, зашевелился, и моему взору предстало пехотное сопровождение спрайтов — десять пауков, каждый размером с крупную собаку, точно такие же твари, как те, которых я разглядывал в бестиарии Сакред Вейла. Крупные и подвижные, покрытые хитиновой броней, вооруженные мощными лапами и ядовитыми челюстями. Не самые опасные твари Аркануса, но и не самые слабые.
Спрайты продолжали метать волшебные иглы, поле покрылось частой сеткой выжженных проплешин, клубы дыма поднимались и таяли, рисуя в воздухе сложные и запутанные фигуры. Но цепь халфлингов стояла на прежнем месте, и в рядах моих воинов по-прежнему не было видно убитых и раненых.
Второй залп шаманов. Спрайты десятками падают вниз, объятые пламенем, в воздухе их уже почти не осталось. Часть шаманов перенесли огонь на пауков, но те приближаются быстро и неумолимо, лишь один валяется кверху брюхом и жалко сучит обожженными лапами. Пауки набирают скорость, и вот они уже мчатся, как пони на полном скаку. Последние спрайты ведут отчаянный огонь, но всем ясно, что большого ущерба противнику им не причинить.
И я вижу то, что наполняет меня уверенностью в благополучном исходе битвы. Один за другим спеленатые слингеры освобождаются от паутины, те, кто успел раньше, помогают менее удачливым товарищам, брешь в строю заполняется, воины разминают плечи, еще минута, и они нанесут сокрушительный удар.
Не успели. Шаманы сумели сжечь еще двух пауков, но оставшиеся врезались в толпу слингеров, еще не сбившихся в плотный строй, когда каждый прикрывает щитом не только себя, но и соседа. Короткая схватка, взблеск мечей, поле битвы оглашают разноголосые стоны с треском огнешаров и визгом волшебных игл, сливаясь в безумную симфонию.
После минутной неразберихи слингеры сумели-таки соорудить каре, и паукам теперь уже ничего не светит. Один за другим твари падают на землю, скрываясь в высокой траве от моих глаз, и лишь судорожно дергающиеся конечности выдают места, где бьются в агонии лесные твари. Единственный паук ухитряется отступить, разорвав дистанцию прямого контакта, но в следующее мгновение шквал камней обрывает его жизнь. Десяток огнешаров разрываются над лесом, и все закончено.
Через полчаса я получаю доклад: уничтожено десять пауков и около шестидесяти спрайтов, потери составляют девять раненых, убитых нет. При осмотре паучьего гнезда обнаружен артефакт, который, наверное, и охраняли твари. Артефакт выглядит как маленькая деревянная коробочка без каких-либо надписей и украшений. Я приказываю открыть ее, и в мое хранилище перетекает двести духов маны. Теперь можно и поколдовать.
Я объявляю благодарность бойцам и обещаю выплатить щедрую премию. Солдаты радостно вопят, они очень довольны, никто не ожидал, что таинственное проклятое место, которым много лет пугали детей, так легко падет под их натиском. Они выкрикивают славословия в мой адрес, но я прекрасно знаю, что я здесь ни при чем. Они все сделали сами.
Ну что же, бой прошел замечательно, девять раненых — это не потери, спрайтов немного жалко, но что делать… Глупо горевать по поводу того, что ты не в силах изменить.

4

Я велел взять под охрану переход в Миррор в ста милях от города Ханипула, расформировать флот (зачем мне корабли, если весь Арканус представляет собой один большой континент? И зачем мне целых две боевые триремы в пятидесятимильном Иствейском озере? Рыбу с них ловить?), а несоразмерно большие гарнизоны уменьшил, отправив лишних воинов к ближайшим магическим аномалиям. Пусть приносят пользу обществу вместо того, чтобы даром жрать хлеб. У героев, который год безвылазно сидящих в Торвелле, тоже кончилась праздная жизнь — я велел им исследовать пещеры Торгарда, где явно имеет место какое-то магическое присутствие.
Заброшенная темница в окрестностях Ханипула, издавна пользовавшаяся дурной славой, оказалась вообще без охраны, а странные эффекты, наблюдавшиеся по ночам в ее окрестностях, объяснялись наличием в ее подвале артефакта, подарившего мне еще пятьдесят духов маны.
А потом был второй бой.
Примерно в восьмидесяти милях на юг от города Миреана с незапамятных времен находится вулкан, носящий имя Миреадур. Это обычный вулкан, извергающийся раз в столетие, не примечательный ни высотой скального конуса, ни глубиной кратера, ни целебными минеральными водами. Как и большинство вулканов Аркануса, Миреадур с момента сотворения мира аккумулировал энергию хаоса. Несколько столетий назад в его жерле созрел полноценный магический узел, который привлек множество разнообразных тварей, и те плотно заселили его склоны.
Было бы неплохо освободить этот вулкан от нечисти и подселить туда магического духа. А если двести сорок шаманов не справятся с местными тварями, то тогда с ними не справится никто. И я приказал гарнизону Миреана выступать.
Осторожно проведенная разведка показала, что склоны Миреадура облюбовала не только всякая мелочь вроде адских гончих. Неподалеку от жерла устроил себе берлогу самый настоящий спон, он здорово откормился на волнах магии хаоса, и даже адские гончие избегают приближаться к лежбищу хозяина вулкана. Если, конечно, любимое место отдыха спона можно назвать лежбищем — будучи стопроцентно магическим созданием, спон не нуждается в мягкой лежанке, он никогда не касается земли, паря в нескольких футах над ней. Я вспомнил слова Юргена и решил не отступать. Не может быть, чтобы двести сорок шаманов не смогли расстрелять одного спона, которого, как говорил Юрген, расстрелять совсем несложно.
Командир шаманов (я опять не запомнил его имя) побледнел, услышав эти слова, но не дерзнул перечить всесильному хозяину. И настал момент истины.
Двести сорок шаманов выстроились широким прямоугольником на краю кратера, и спон явился. Я впервые увидел его своими глазами, пусть и не лицом к лицу, а за тысячу миль, но все равно это нечто. Насколько спрайты красивы, настолько же спон безобразен, он похож на мертвенно-сизую лягушку, надутую каким-то шутником до трех футов в диаметре. Абсолютно круглое, блестящее тело твари венчают три глаза на тонких ниточках, неторопливо поворачивающихся то в одну, то в другую сторону. Что самое противное, эти глаза практически неотличимы от человеческих, кажется, что протухший покойник раздулся до такой степени, что вот-вот лопнет, но не лопнул, а с помощью противоестественной некромантии обрел жалкое подобие жизни.
Шкура спона выглядит тонкой и сильно растянутой, но это впечатление обманчиво, она прочнее любой кольчуги, что надеты на шаманах, решившихся противостоять чудовищу. Спон не имеет никаких конечностей, хвостов или жвал, он был бы совершенно беспомощен в рукопашном бою, если бы кто-то сумел навязать ему правильный бой. Я вгляделся в ту мерзость, которая заменяет спону душу, и то, что я увидел, мне совсем не понравилось. Во-первых, спон вызывает страх не только внешним видом, но и особым заклинанием, неотъемлемо присутствующим у этой твари. Редко кто может противостоять этому страху, убийственному, леденящему душу, чаще бойцы, которым пришлось встретиться со споном лицом к лицу, застывают в ужасе, не в силах пошевелить даже пальцем. Во-вторых, спон выбрызгивает яд из узких отверстий под глазами. А в-третьих, и это самое главное, три глаза спона — это не просто глаза, их взгляд обладает колдовским действием, да таким, что василиск сдох бы от зависти, будь у него достаточно мозгов, чтобы понять, что такое зависть.
В общем, спон величественно выплыл из кратера и неспешно двинулся вниз по склону. Но он недолго оставался в одиночестве, и вот этого я не учел. Адские гончие, пришедшие на неслышимый для меня призыв, появлялись будто бы из ниоткуда, их становилось все больше и больше, и настал момент, когда на каждого шамана приходилась одна гончая. Вот тогда меня и кольнуло первое предчувствие неудачи.
Надо сказать пару слов об адских гончих. Это просто большие собаки, способные изрыгать огонь. Недалеко, всего футов на пять, с драконом они не идут ни в какое сравнение. Адские гончие не считаются сильными тварями, достойными особого уважения (как, например, спон), но в таком количестве…
Однако отступать уже поздно, адские гончие движутся гораздо быстрее халфлингов, пешком от них не убежать, надо принимать бой. И я сотворил первое боевое заклинание, хорошо, что в моем резерве появилась мана.
Ярко-оранжевое сияние вспыхнуло перед наступающими гончими, и огненный элементал увидел небо Аркануса. Если, конечно, это можно назвать словом «увидел». Огненный элементал — костер, выросший из искры первородного огня, горящий сам по себе и не нуждающийся в топливе. Огненный элементал сродни огнешару, только обладает собственной волей, пусть и совсем примитивной, и живет не считанные секунды, а один-два часа.
Появление элементала на поле боя послужило сигналом для халфлингов. Целое море огня обрушилось на лоснящиеся бока спона. Повинуясь моему приказу, шаманы сосредоточили огонь на самом грозном противнике, ведь, когда халфлинги окажутся в зоне действия смертельного взгляда спона, их уже ничто не спасет.
Элементал ринулся навстречу лавине гончих и врезался в их ряды. Потоки огня брызнули раскаленными вихрями, а когда они опали, элементала больше не было. Как ни странно, огненные элементалы уязвимы для обычного оружия гораздо меньше, чем другие существа, но все-таки уязвимы. Но элементал погиб не зря, два десятка зажаренных собачьих трупов остались лежать на его пути.
Пламя, рожденное шаманами, тоже опало, и спон величаво выплыл из огня, совершенно невредимый. Я знаю, что спон всегда кажется невредимым, пока не взорвется, разбрасывая отвратительные внутренности, но грозное предчувствие кольнуло меня во второй раз.
Я сформировал второго элементала, шаманы дали второй залп, и спон взорвался. Сизо-черная, липкая на вид масса затопила склон, и адские гончие, оказавшиеся поблизости, испуганно прыснули в стороны. Огонь шаманов не ослабевал, теперь они обстреливали гончих, но врагов было слишком много. Второй элементал постигла участь первого, и я повторил заклинание в третий раз. А четвертому элементалу не бывать, у меня не хватит скилла.
Шаманы продолжали стрелять, склон покрылся зажаренными собачьими телами. Хорошо, что запах не проникает сквозь волшебное окно, через которое я наблюдаю битву. Уже половина адских гончих полегла на склоне, но оставшиеся вплотную приблизились к строю халфлингов.
Остатки сил я вложил в огнешар, который рухнул с неба на огнедышащих тварей, разорвался и оставил после себя семь трупов. Все, больше я не могу колдовать, мне остается только наблюдение.
Теперь халфлинги стреляли в упор. Перед центром строя вырос огненный вал, когда он схлынул, ни одной живой твари не осталось там, где бушевал огонь. Но на правом фланге гончие сумели прорваться через огненную завесу. Огненные столбы вырвались из собачьих глоток, небесный свет вспыхнул на лезвиях мечей, рычание и визг тварей слились с проклятиями халфлингов, и через минуту ни одна из тварей, достигших строя, не миновала гибели.
Огненный элементал, все еще живой, отвлек на себя около пятидесяти гончих, окруживших его плотным кольцом. Ослепительная вспышка — и его больше нет.
Все, наступил решающий момент! Магическая сила халфлингов истощилась, отдельные шаманы, более сильные или осторожные, чем другие, еще стреляют, но большинство воинов теперь могут полагаться только на меч. Прозвучала команда, которую я не расслышал, но бойцы прекрасно поняли, строй покачнулся и ринулся вперед. Две сотни бойцов как одно целое двинулись навстречу славе или позору, и кровь густо оросила каменистую бесплодную землю. Адская гончая заметно сильнее халфлинга, но, если воины умеют держать строй, с этими тварями можно сражаться и побеждать.
И через четверть часа шаманы наглядно показали, что они не только умеют творить волшбу, но и знают, с какой стороны браться за меч. Ни одной твари не осталось в живых, хотя сто двадцать убитых и тридцать шесть раненых — немалая цена победы. Но и результат стоит того — поток чистой маны, выброшенный кратером, когда вокруг него не осталось существ, способных перехватывать магическую энергию, с лихвой восполнил потери маны на ведение боя, а когда я вселю в кратер духа… Для начала надо его призвать… А это еще что такое? Зачем мне в войске каменный великан, у меня не хватит маны поддерживать его существование! Я поспешно отменил заклинание, начатое Обериком, бросил высвобожденную ману в призвание духа, и в городе Сакред Вейл в Круге Призвания возник дух. Я отправил его в Миреадур, путь, надо сказать, неблизкий, дух доберется до цели месяца за четыре, а то и за пять. Но доберется. И дело свое сделает на совесть.

5

В горах Бирмингарда, в двухстах милях к северо-востоку от небольшого городка Бирмингема, населенного людьми и захваченного Обериком лет десять назад, когда он воевал с Мерлином, есть заброшенный храм неведомого бога, стоящий на этом месте, как говорят, с момента сотворения мира.
Этот храм стал местом моего третьего боя.
На этот раз армия собиралась, как говорится, с миру по нитке, в спешно собранной группировке присутствовали не только халфлинги, но и гигантские пауки, призванные Обериком. Разнородная масса, в которой командиры подразделений познакомились за день до боя, а простые воины в большинстве своем вообще не были знакомы друг с другом, нестройной толпой вступила в окрестности храма.
Я поглощал обед, принесенный девушкой по имени Натка, старшей дочерью Мусиора (симпатичной девушкой, надо сказать), когда в моем сознании вспыхнул сигнал тревоги. Один из многочисленных артефактов заклинательного покоя отчаянно пульсировал, требуя немедленного вмешательства.
Бросив недоеденный обед, я со всех ног рвануля в заклинательный покой. И было с чего торопиться.
Войску оставалось до храма не менее двух часов пути, когда над каменистой почвой горного склона прямо перед обалдевшими воинами зыбким маревом задрожал воздух, наполняясь неведомой субстанцией, и вот уже три десятка единорогов роют копытами землю, разбрасывая во все стороны мелкие камни.
Единорог — это большая белая лошадь с рыжевато-золотистыми гривой и хвостом, добрыми, обманчиво беззащитными глазами и похожим на коровий рогом посреди лба, но не замысловато изогнутым, а прямым, как стрела. Единорог заметно сильнее и умнее обычной лошади, многие думают, что единороги не менее разумны, чем хоббиты или люди, но это неправда, их интеллект лишь незначительно превосходит собачий. Единороги очень ловкие создания, на них не действуют никакие яды, и еще у них есть две магические способности, одна из которых необычна, а вторая вообще уникальна, если верить записям Оберика.
Необычная способность состоит в том, что единороги на редкость красивы. От одного взгляда на них сердца союзников переполняет желание защитить этих прекрасных существ, не позволить врагу перерубить мечом точеные ноги, не дать гордой голове отделиться от лебединой шеи. Враги задумываются, а стоит ли цель этой битвы и вообще похода того, чтобы ради нее лишать жизни таких милых созданий.
А уникальная способность единорогов заключается в том, что они умеют раст во ряться в воздухе и вновь возникать где-нгбудь неподалеку, в пределах нескольких миль. Начиная бой, единороги всегда пользуются этой способностью, обрушиваясь как снег на голову на ничего не подозревающего противника.
Вот и сейчас мои воины уставились, разинув рот, на нежданно явившихся из ниоткуда единорогов, а те пригнули головы, выставили вперед рога и ринулись в атаку. Один за другим шаманы взлетали в воздух, подброшенные могучим движением мощного рога, и падали на землю мертвыми или умирающими, не успев не то что нанести удар, а даже вытащить меч из ножен.
Я спешно сотворил заклинание, и кожа шаманов, стоящих на пути единорогов, подверглась магическому изменению, стала толще, приобрела сероватый цвет и фактически превратилась в еще один слой брони. Не самое сильное заклинание, но оно хоть чуть-чуть поможет моим воинам.
Шаманы оправились от первоначального потрясения, и огонь взвился вокруг единорогов, воздух разорвало жалобное ржание, животные одно за другим падали на землю, перекатывались с боку на бок, стараясь сбить огонь, и в этот момент бистмастер, заведующий пауками, пришел в себя и отдал приказ, который надо было отдать в самом начале боя.
Паутина взлетела в воздух и накрыла смешавшихся единорогов. Какое-то время мне казалось, что тонким магическим нитям не удержать в объятиях могучие лошадиные тела, но паутина справилась.
А потом пауки ринулись в атаку. Они прыгали на спину единорогам, отчаянно пытавшимся вырваться из липких нитей, вонзали ядовитые жвала в лошадиные холки, но на единорогов не действуют яды, и атака оказалась не столь результативной, как можно было ожидать.
Пауки отступили, повинуясь команде бистмастера, и шаманы дали второй залп. Моя магическая сила перетекала на поле боя, расширяя и усиливая заклинание, теперь уже больше половины шаманов обладали каменной кожей. Но это было не нужно, второй залп оказался последним.
Победа! Бой завершен, враг разбит, но халфлинги смотрят на поверженные тела недавних противников со смешанными чувствами. Некоторые украдкой смахивают слезы, другие старательно делают вид, что не замечают этого.
Командир докладывает итоги боя, они неутешительны. Шаманская рота, ставшая на пути первой атаки, полегла в полном составе, тридцать халфлингов за тридцать единорогов — слишком дорогая цена. Из десяти пауков пять тяжело изранены, не понимаю, как единороги ухитряются ткнуть рогом мелкую тварь, сидящую на загривке, но ранения, полученные пауками, не оставляют сомнений в том, каким образом они были нанесены. Будем надеяться, что ни один из пауков не умрет. Три оставшиеся роты вообще не понесли потерь.
Когда халфлинги вошли в храм, их взорам предстал лежащий на алтаре меч. Командир предъявил мне находку, и я сразу ощутил великую мощь, таящуюся в этом артефакте. Я привел в действие особое заклинание, и меч оказался в моих руках, волшебным образом преодолев тысячу миль в одно мгновение.
Я пристально вгляделся в находку, вначале обычным зрением, а потом магическим. Это был настоящий Меч, Меч с большой буквы! Простой прямой меч, он не имел никаких украшений, кроме надписи на рукояти аннурскими рунами: «убийца драконов». Довольно большой, явно предназначенный для человека, а не халфлинга, он ничем не напоминал те жалкие огрызки, на которые я насмотрелся и в Сакред Вейле, и в Торвелле. По лезвию от рукояти к острию непрестанно пробегали искры, я открыл душу артефакта и понял, что в бою лезвие окутывается самым настоящим пламенем. Великий меч, мало кто из смертных сумеет достойно управиться с таким.
Поколебавшись, я остановил выбор на Лорен. Я связался с ней, она уже вступила в пределы Торгарда, и до зачарованных пещер ей осталось не больше двух недель пути. Лорен не узнала меня под личиной Оберика, как до того не узнали Мусиор и Ясенгард. Я освободил двадцать духов маны, и убийца драконов исчез из моих рук, чтобы немедленно возникнуть в руках Лорен. Как она восхитилась! Я прекрасно понимаю ее чувства, редко кому из смертных удается подержать в руках столь совершенное творение… Кстати, кто его сотворил? И вообще, кто построил все эти многочисленные храмы, там и сям разбросанные по Арканусу? И почему они все до единого заброшены и полуразрушены? Как много загадок…
Я вернулся к остывшему обеду. Мне было грустно. В жизни хозяина есть один большой недостаток — совершенно не с кем поговорить по душам. Все до единого подданные разговаривают почтительно, непрестанно кланяются, не забывают вставлять слово «великий» в каждую фразу, но это совсем не значит, что они захотят и смогут поговорить с тобой по-дружески, когда в этом возникнет необходимость. Трудно быть хозяином.

6

Я все-таки увидел живого клакона, и не одного, а целых триста. Триста клаконов из гарнизона города Браксуса по моему приказу покинули место постоянной дислокации и направились в пустыню обследовать таинственные руины.
Вукса, командир боевой группы, докладывал мне о результатах разведки, а я смотрел на него во все глаза, стараясь, чтобы это не выглядело совсем уж беззастенчиво. Было на что посмотреть.
Клаконы похожи на больших насекомых, они меньше людей, но больше халфлингов, у них шесть конечностей, и потому всем видам оружия они предпочитают алебарды, которые так удобно держать и перехватывать тремя руками, зажав в четвертой метательный нож. Техника рукопашного боя клаконов очень сложна и необычна, и редко кто из представителей других рас может справиться с клаконом без специального обучения, клаконские приемы боя с двуруким противником, разработанные в незапамятной древности и отточенные опытом бесчисленных поколений, не оставляют никаких шансов неопытному человеку или тем более халфлингу.
Кожа клаконов покрыта тонкой, но прочной хитиновой броней, на вытянутом лице, совершенно лишенном мимических мышц, красуются огромные фасеточные глаза, как у стрекозы, но на этом сходство с насекомым заканчивается. Согласно записям Оберика, внутренние органы клаконов устроены примерно так же, как и у других разумных рас, их сердце, легкие и желудок почти не отличаются от хоббичьих. Но эти глаза… Глядя в них, невозможно понять, что думает и чувствует твой собеседник, а если еще учесть, что физиономия клакона лишена мимики… Не зря в Арканусе говорят, что понять клакона еще труднее, чем женщину. Вряд ли в обоих мирах найдется мудрец, способный хоть чуть-чуть разобраться в сложнейшей клаконской философии, абсолютно чуждой иным расам, в их непонятных общественных взаимоотношениях, в их ненормальной морали. Чего стоит, например, ритуал избиения младенцев, когда из целой кладки яиц остается в живых только четыре личинки, самые сильные, умные и жестокие, которые по окончании ритуала пожирают тела неудачливых братьев и сестер.
Принято считать, что клаконы — одна из самых глупых, неразвитых и варварских рас Аркануса, но я подозреваю, что это сильно преувеличено. Мы, разумные, устроены так, что все чуждое кажется нам варварским.
Вукса сообщил, что в развалинах замечена нежить, и я подтвердил прежний приказ — уничтожить противника, обследовать местность, найти и предъявить мне артефакты. На этот раз Вукса был в шлеме, что едва не повергло меня в ступор. Понятно, что фасеточное устройство клаконских глаз не позволяет использовать шлемы с забралом, но видеть глухой шлем из толстой стали с воронкообразными амбразурами, в которые вставлены толстые стеклянные призмы, расширяющие поле зрения… Когда видишь это своими глазами, трудно подавить желание ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться, что ты не спишь и не сошел с ума.
Нежить в руинах оказалась совсем слабой — скелеты и зомби, штук по пятьдесят каждого вида. Нет в них ничего интересного, обычные живые покойники, на них не действуют многие заклинания, зато действуют другие, не действующие ни на кого другого… Не стоят эти твари того, чтобы о них много говорить. Моя магическая помощь не понадобилась — клаконы справились сами, не потеряв ни одного бойца, хотя около пятидесяти получили легкие ранения. Клаконы редко получают тяжелые ранения — мелкие царапины не причиняют им существенных неудобств и заживают на них еще лучше, чем на собаках, а серьезные раны чаще всего смертельны — гидравлическая мускулатура этих существ имеет очень своеобразную систему кровоснабжения, давление крови в артериях, питающих мышцы, достигает пяти атмосфер, и любое обширное кровотечение оказывается смертельным.
Руины скрывали магический запас объемом в пятьдесят духов, который немедленно перетек в мое хранилище. И вновь я удивился — откуда взялись эти руины? Кто что разрушил и зачем? Я не знаю никого, кто мог бы дать ответ на эти вопросы.

7

У меня сложился определенный распорядок дня. Я просыпался, совершал утренний туалет, завтракал, с полчаса смотрел на карту, обдумывая, которая из моих армий наиболее близка к цели и какой битвой я буду сегодня руководить. Я связывался с командиром, выслушивал доклад и отдавал приказ. Через некоторое время командир докладывал мне результаты разведки, и мы обсуждали план боя. А потом начинался бой. Иногда, если противник был заметно слабее моей армии, я просто смотрел на сражение, как зритель в театре, чаще я помогал воинам заклинаниями. Битва заканчивалась, я выслушивал финальный доклад, запас маны пополнялся несколькими десятками духов, к этому времени Натка приносила обед. Я обедал, пил вино, читал дневники Оберика, а потом оказывалось, что я уже набрался сверх всякой меры. И я ложился спать, чтобы на следующий день все повторилось снова.
На тот день, о котором пойдет речь, был запланирован захват руин, расположенных на южной окраине Бирмингарда, милях в двухстах к югу от храма, охраняемого единорогами. Мое войско включало в себя четыреста двадцать людей-копейщиков, семьдесят халфлингов-слингеров с зачарованными мечами и шестьдесят халфлингов-шаманов. Руины охранялись целой толпой нежити, бой обещал быть жарким и интересным. Я заметил, что чем сильнее охрана магической аномалии, тем более привлекательная добыча ждет меня после битвы. Сегодняшняя добыча должна стать чем-то из ряда вон выходящим.
Узкая горная дорога сделала очередной поворот и ушла вниз, в глубокую и широкую долину, почему-то не заросшую зеленью, как можно было ожидать, а такую же каменистую, как и окружающие склоны. Вдали угадывались развалины, а перед ними разворачивался строй нежити.
Так вот они какие, гаулы… Грязно-серые неопрятные существа размером примерно с человека, пониже ростом, но заметно шире в плечах. Землисто-зеленоватая бугристая кожа как будто поражена какой-то болезнью, ни в лицах, ни в фигурах нежити не видно никаких признаков пола. Тонкие блестящие кольчуги, накинутые поверх грязных оборванных тряпок, заменяющих одежду этим тварям, кажутся обманом зрения. Пухлые сизые губы… брр… Даже не хочется дальше описывать эту гадость. Хорошо, что волшебное окно не доносит до меня запах, я уверен, что каждая из гаул пахнет, как сотня одновременно разрытых свежих могил. Гнусная аура исходит от этих существ, не завидую тем воинам, которым не повезет в этом бою, им придется умереть дважды — один раз от отравленного гаульского клинка, а второй — от рук своих товарищей, которым не останется другого выхода, кроме как надругаться над телами своих мертвых друзей, которые вот-вот превратятся в ходячих мертвецов.
Гаул много, очень много, не менее двух сотен. За их спинами прячется еще около сотни зомби, но это куда менее серьезный противник. Гаулы тоже, в принципе, не слишком опасны, но их так много…
Ладно, хватит думать, пора действовать. Нечего надеяться, что такую ораву удастся расстрелять издали, а значит, пора готовиться к рукопашной. Если я хочу одеть хотя бы половину своих бойцов в каменную кожу, начинать действовать надо прямо сейчас. И я начал действовать.
Стройными рядами, неторопливым размеренным шагом человеческая фаланга двинулась навстречу тварям, безукоризненно держа строй. Копья пока направлены в небо, строй ощетинится ежом, когда сойдется с противником вплотную, а пока фаланга похожа на засохший лес, лишенный листвы, в котором каждое дерево увенчано стальным наконечником.
Воздух затрещал и засвистел — огнешары шаманов полетели в противника. Как я и приказывал, первый удар обрушился на зомби, одно из первейших правил ведения боя гласит, что любой удар надлежит наносить по тому противнику, который наиболее уязвим для этого удара, и потому лучше выкосить огнем медлительных зомби, чем целиться в подвижных гаул. Не всегда это правило действует, со споном, например, так сражаться нельзя, но сейчас я не вижу причин изменять этому правилу.
К огнешарам присоединились камни слингеров, ряды зомби начали быстро редеть. Но нежить не обращала никакого внимания на гибель сородичей, те твари, что избежали соприкосновения с огнем и камнем, двигались вперед нестройной толпой, медленно, но неумолимо. Они мало-помалу отклонялись от кратчайшего пути навстречу фаланге, они смещались правее, очевидно собираясь охватить клещами мой левый фланг.
Люди вовремя поняли смысл маневра противника, фаланга изменила направление движения, отклоняясь левее. На правом фланге строй разорвался, но это не важно, этот фланг вступит в бой последним, к тому времени бойцы десять раз успеют восстановить строй.
А на левом фланге копья покачнулись, и фаланга ощетинилась частоколом бритвенно острых наконечников. Толпа гаул соприкоснулась с первой шеренгой, сверкнули мечи, и через минуту в толпе гаул зияет широкая проплешина, а из задних рядов фаланги выносят раненых. Многим из них предстоит умереть, притом дважды.
Людские сотники вовремя оценили изменение обстановки, пехотинцы молниеносно перестроились. В мгновение ока трехлинейная фаланга распалась на два клина, которые мордорские орки называют свиньями, и эти свиньи врезались в ряды гаул, одна слева, другая справа. Каменная кожа отлично работает, понял я, там, где успело дать о себе знать мое заклинание, потери среди людей заметно меньше… Но все равно слишком многие полегли на этом поле, легкой победы уже точно не будет.
Зомби, наполовину прореженные огнем моих стрелков, дошли-таки до места рукопашной схватки и в считанные минуты полегли на камнях, пронзенные копьями и изрубленные мечами. И как-то неожиданно оказалось, что живых гаул (если это можно назвать жизнью) на поле боя осталось не более трех десятков. Повинуясь командам сотников, пехотные клинья распались, вокруг гаул начало формироваться кольцо окружения.
Шаманы, истощившие невеликий запас маны, один за другим перебрасывали щиты из-за спины на левую руку, строились в две шеренги и двигались навстречу врагу, но их порыв был уже не нужен. Последние гаулы нашли свой конец на копьях человеческой пехоты. Бой закончился.
Тяжелый был бой, тяжелый и кровавый. В строю осталось не более двух сотен пехотинцев, и кто знает, скольким из раненых предстоит принять милосердную смерть от меча товарища. Я не стал торопить воинов с осмотром развалин, им сейчас предстоит много неотложной работы — расчленить поверженных врагов и друзей, сложить из сотен тел гигантский костер и проследить, чтобы они сгорели до того, как из человеческой оболочки вылупятся новорожденные гаулы.
Почти три часа я ждал доклада, и, когда молодой халфлинг-слингер по имени Овалон сообщил мне, что именно нашли в руинах, я уже успел здорово накачаться вином и даже не сразу понял, какое значение имеет грязный замасленный свиток пергамента, оказавшийся единственной добычей этого боя. А было там заклинание. Странное заклинание, мощное и эффективное, но для меня практически бесполезное. Если потратить на него тридцать духов маны, то на волшебном ковре, лежащем на полу моего заклинательного покоя и отражающем карту мира, откроется область размером примерно тысяча на тысячу миль. Не понимаю, зачем тратить столько маны на географические открытия, если открыть карту можно, послав в соответствующие места проинструктированных разведчиков. Если планировать большую войну, тогда может быть полезно сразу получить всю информацию о территории противника, а так… Нет, это заклинание не для меня.
Обидно получилось, добыча явно не окупает потерь. Радует только то, что моя слава за последние дни достигла девяти единиц. Знать бы еще, что это дает…

8

Я жил будто во сне, роль повелителя сотен тысяч судеб так захватила меня, что я с трудом отдавал себе отчет в том, что делаю. Это, оказывается, так увлекательно — определять направления развития экономики, науки и военного дела, выбирать цели, направлять войска и руководить сражениями, да, в конце концов, одно только то, что любой приказ выполняется быстро и беспрекословно, само по себе является наслаждением. Никогда бы не поверил, что мне будет доставлять удовольствие командовать разумными, я всегда считал себя выше ранговых инстинктов, достойных собаки или свиньи, но не хоббита… Выходит, я себя переоценивал.
А битвы… Я почти сразу понял, что от меня в бою мало что зависит, командиры рот достаточно квалифицированны, чтобы самостоятельно спланировать и провести бой. Боевая магия — вещь полезная, но ее значение не стоит преувеличивать, те заклинания, которые имеются в моем распоряжении, недостаточно мощны, чтобы превратить заведомо проигрышный бой в заведомо выигрышный. Так, чуть-чуть помочь воинам, и не более того. Но как сладостно наблюдать жестокую сечу, убеждая себя, что в одержанной победе есть и твоя заслуга!
Все изменилось в один день.
В этот день я решил разобраться с заколдованным степным озером неподалеку от халфлингского города Корнберри. Двести сорок шаманов выдвинулись в окрестности озера, а я ждал результатов разведки. А разведка запаздывала, то ли в этом озере обитает что-то совсем из ряда вон выходящее, то ли это обычное головотяпство, и тогда шаманы скоро узнают силу моего гнева. Я нервничал, я ходил взад-вперед по заклинательному покою, меня раздражало, что рушится заведенный распорядок дня, я понимал, что это ерунда, но от этого раздражался еще сильнее.
В приемной трижды звякнул колокольчик, Натка принесла обед. Моргот раздери этих бестолковых шаманов, уже пришло время обеда, а они никак не могут закончить разведку! Мне что, после обеда воевать, что ли?!
Колокольчик звякнул еще раз, и я вошел в приемную. Натка как раз вышла из обугленного проема, где раньше была дверь. Натка никогда не спрашивала, что произошло с этой дверью, а я никогда не говорил об этом, но каждый раз, входя в тронный зал, она вздрагивала, и этот раз не стал исключением. Она поставила на пол объемистые корзины, низко поклонилась и произнесла тонким полудетским голосом:
— Приветствую тебя, великий Оберик.
Обычно я ограничивался холодным кивком, но на этот раз я почему-то, сам не понимаю почему, улыбнулся ей и сказал:
— Привет и тебе, почтенная Натка, — и я улыбнулся еще раз. — Позволь, я помогу тебе занести корзины в столовую.
Не знаю, почему я так сказал, видимо, сыграло роль то, что моя душа с самого утра никак не могла прийти в равновесие, а в таком состоянии душевные терзания могут вылиться в самые неожиданные поступки. Не знаю, с чего в мою голову взбрело проявить дружеское расположение к простой смертной.
Натка застыла на месте, как змеей ужаленная, и, когда я направился к ней, чтобы взять из ее рук одну корзину, она испуганно отшатнулась.
— Что ты делаешь, великий! — воскликнула она. — Приносить тебе еду и накрывать на стол — это моя обязанность, ты не должен отвлекаться от великих дел на то, что могу сделать я.
Она поняла, что только что указала великому, что он может делать, а что не может, и задохнулась от ужаса. Будь я на самом деле Обериком, ей бы не поздоровилось, но сейчас, впервые за последние несколько недель, я снова ощутил себя Хэмфастом. Я аккуратно разжал ее пальцы, вынул корзину из ее рук и понес в столовую через весь зал. Натка поплелась следом, она ничего не соображала от испуга, а мне было весело.
Когда мы вошли в столовую, я расхохотался.
— Натка, — сказал я, — неужели ты думаешь, что мне никогда не хочется сделать что-нибудь обычное, совсем не великое? Что я никогда не желаю искупаться, потанцевать, поболтать с друзьями о всякой ерунде? Как меня достали эти великие дела! — Последняя фраза вырвалась из моих уст непроизвольно, помимо желания, и чудесным образом она вывела Натку из ступора.
— Великий, — сказала она, — ты сильно изменился за последнее время.
Она украдкой оглянулась назад, туда, где за дверью простирался тронный зал, а следующей двери не было, и ее отсутствие снова заставило Натку вздрогнуть. Но мой взгляд, добрый и чуть насмешливый, вернул ей душевное равновесие. Она продолжала:
— Ты очень изменился, великий. Ты совсем перестал ругаться, ты стал вести себя как… как…
— Как смертный?
— Да, как смертный! — воскликнула Натка и сразу же осеклась. Сообразила, что уже второй раз нанесла великому Оберику несмываемое оскорбление.
Но великий Оберик не обиделся. Он, то есть я, улыбнулся, и из моих уст снова вырвались слова, неожиданные для меня самого.
— Слушай, Натка, — сказал я, — у меня есть сюрприз для тебя. Я сильно устал и думаю, что небольшое развлечение нам с тобой не повредит. Тащи тарелки вверх по лестнице вон за той дверью, — я указал на дверь, ведущую в заклинательный покой. — И не забудь накрыть на двоих, мне надоело обедать в одиночестве.
И я вышел в эту самую дверь, фальшиво насвистывая что-то веселое. Опьянение ушло куда-то в потаенные глубины души, я снова почувствовал себя бодрым и полным сил. И когда я увидел, что камни на подлокотнике Главного Заклинательного Кресла перемигиваются, сообщая о запросе на входящее соединение, я даже ощутил некоторое разочарование. Я внезапно почувствовал, как мне надоели все эти битвы, какую неимоверную глупость я сделал, когда взвалил на плечи ношу ответственности за целую страну. Но, раз взвалил, надо тащить.
Я открыл канал связи и узнал результаты разведки. Новостей было три: хорошая, нейтральная и плохая. Хорошая заключалась в том, что в этом озере (я не сразу вспомнил, о чем идет речь), без всякого сомнения, находится магический узел, в который потом можно подселить духа. Нейтральная — моя магия, скорее всего, не будет там действовать. Поскольку мой запас маны опять показывает дно (слишком много ушло на проклятых гаул Бирмингарда), это именно нейтральная новость, а не плохая. А плохая новость состоит в том, что узел защищают очень своеобразные существа. Четыре полупрозрачных зверя нелепого голубого окраса, свободно проходящие сквозь деревья, и три десятка русалок — полулюдей-полурыб, чья слюна содержит яд, смертельный для большинства живых существ.
Командир шаманов сильно удивился, услышав мой приказ. Я приказал пребывать в полной боевой готовности, но ничего не предпринимать до особого распоряжения. Он удивился бы еще больше, узнай он, чем вызвана эта задержка. Я разорвал соединение и глупо хихикнул. Хорошо, что связь уже разорвана, незачем этому парню видеть на лице хозяина отражения таких неподобающих эмоций.

9

Наверное, Натка долго собиралась с силами, прежде чем еле слышно постучаться в запретную для смертных дверь заклинательного покоя.
— Входи! — крикнул я, но дверь не открылась.
Я распахнул ее сам, и оказалось, что Натка просто не может повернуть ручку, потому что ее руки заняты подносом. Я расхохотался, Натка вначале испуганно вздрогнула, а потом присоединилась к моему смеху, негромко и осторожно. Я провел ее к письменному столу, одним движением руки смахнул со стола многочисленные свитки пергамента, Натка быстро и сноровисто расставила на столе миски, кувшины, кружки и бокалы и нерешительно встала поодаль. Мне пришлось лично пододвинуть ей стул и силком усадить ее на этот стул. Я попытался разлить вино по бокалам, но Натка воспротивилась, снова сообщив мне, что это ее обязанность и мне негоже… Она не успела закончить фразу, потому что я рассмеялся, а секундой позже рассмеялась и она.
— За встречу! — сказал я, подняв бокал.
— Но, великий, мы впервые встретились уже… — Она закатила глаза, пытаясь вспомнить, сколько точно времени она мне прислуживает, но я прервал ее.
— Это не в счет, — сказал я, и она кивнула. И мы выпили.
И я подошел к Главному Заклинательному Креслу и вызвал молодого халфлинга, которому предстояло вести шаманов на бой с голубыми зверями, и велел выступать. Глаза Натки тревожно расширились, она поняла, зачем я ее позвал и что сейчас будет. Я снова поднял бокал.
— За нашу победу! — сказал я, и она присоединилась к этому тосту.
Представление началось.
Окно открылось резко и внезапно, как это бывает всегда. Иллюзия присутствия, как обычно, была полной, и Натка непроизвольно взвизгнула. Есть чего испугаться — дальняя стена зала будто перестала существовать, в зияющем провале видна с огромной высоты бескрайняя степь, чья монотонно плоская поверхность лишь в одном месте прерывается водной гладью, шаманы, построившиеся в четыре шеренги, четыре двуногих зверя в два человеческих роста каждый, голубые и прозрачные, почти незаметные в ярких лучах небесного света, гигантскими скачками приближаются к шаманам, а из озера один за другим выползают на берег русалки, сжимая в руках грубо сработанные трезубцы.
Я вгляделся в зверей магическим зрением. А они не просто прозрачные, они призрачные. Их тела могут свободно проходить сквозь любую твердую субстанцию, только живая плоть их останавливает. Как насчет оружия?… Странно, обычное оружие, да и магическое тоже, на них будет действовать. А вот доспехи против их ударов бесполезны, призрачные конечности пройдут сквозь щиты и кольчуги, даже не заметив препятствия. Есть над чем подумать. Доспехи их не останавливают, а лезвие меча вполне нормально входит в соприкосновение с призрачной плотью… Парадокс. Ладно, с этим потом разберемся, а пока я приказал шаманам сбросить доспехи, все равно в этом бою от них не будет пользы.
Шаманы воздели руки к небу, и вокруг зверей забушевал магический огонь. Натка взвизгнула. Было видно, что в ее душе борются два противоречивых чувства — желание насладиться захватывающим зрелищем и желание спрятаться и не видеть ужасов; так дети, слушая страшные сказки, одновременно пугаются и наслаждаются. Первый зверь растворился в воздухе под ударами огненных струй, Натка снова взвизгнула, на этот раз радостно.
Второй залп. Еще один зверь убит, а еще один изрядно покалечен, судя по тому, как он растворяется в воздухе, едва войдя в боевой контакт с первой шеренгой шаманов. Остался всего один более-менее невредимый зверь, который взмахивает несоразмерно длинными руками, устилая землю трупами халфлингов. Натка молчит, ее глаза расширены, ее полностью захватило происходящее, она не в силах ни пошевелиться, ни слова сказать.
Теперь все шаманы стреляют по одной цели. Пламя взвихряется вокруг зверя, и, когда оно опадает, зверя больше нет. Четверо или пятеро халфлингов попали под огонь своих, но в таких случаях не церемонятся, пожалеешь одного — потеряешь десятерых.
Шаманы перенесли огонь на русалок. Эти твари передвигаются не так быстро, даже медленнее, чем халфлинги. Хорошо, что твари, охраняющие магические узлы, такие тупые, чего им стоило укрыться в камышах, подпустить атакующих поближе и разметать строй внезапным ударом? Но они тупые, и в этом наше спасение.
Магическая сила шаманов истощилась, а пятнадцать живых и невредимых русалок медленно, но неумолимо ползут к ним. Я приказываю надеть броню, русалки — это не призрачные звери, против них броня очень даже полезна.
Строй халфлингов мерно шагает навстречу врагу. Расстояние между противниками сокращается, начинается рукопашная.
Обычно твари бросаются в бой не рассуждая, они тупо атакуют ближайшего противника, но русалки почему-то не рвутся в бой. Они ползают вдоль строя, выискивая слабое место, плюются ядовитой слюной, но щиты надежно отражают атаку.
И халфлинги наносят первый удар. Мечи и трезубцы взлетают и опускаются, ядовитые плевки с мерзким шипением рассекают воздух, некоторые русалки, не надеясь на яд и примитивное оружие, разбрасывают атакующих ударами мускулистых хвостов, но этот прием недолго приносит успех — халфлинги не зря славятся ловкостью. Однако победа дается нелегко, сверху хорошо видно, как в центре строя четыре шеренги сжимаются в три, а затем и в две по мере того, как живые занимают места убитых и раненых.
Русалки сбиваются в кучу, пытаясь соорудить какое-то подобие строя, края халфлингской фаланги загибаются, грозя сомкнуться в кольцо. Зелено-голубая масса, ощетинившаяся трезубцами, уже охвачена с трех сторон, и вот все кончено, внезапно, как это всегда бывает.
Натка не сразу выходит из оцепенения. Я наполняю ее бокал и вкладываю ей в руку.
— За победу! — говорю я.
Натка машинально отпивает половину бокала и чуть-чуть приходит в себя.
— И часто? — спрашивает она.
— Что часто? — не понимаю я.
— Часто происходят такие сражения?
— Да почти каждый день.
— Бедный мой, — говорит Натка и испуганно зажимает рот.
— Не бойся, — говорю я, — я не причиню тебе вреда.
Мы сидим за столом еще некоторое время, но разговор не клеится, а еда давно успела остыть. Потом командир шаманов выходит на связь доложить о добыче и потерях, мы долго разговариваем, а когда разговор заканчивается, оказывается, что Натка уже ушла. Ну и хорошо, все равно от нее в таком состоянии немного пользы.
Я ожидал найти в озере запас маны, но моим надеждам не суждено сбыться. Единственной добычей этого боя был лук. Очень хороший лук, щедро напоенный магией, достаточно сказать, что обычная стрела, будучи выпущенной из него, при попадании в цель вспыхивает первородным пламенем. Но воспользоваться магией этого лука может только герой, а среди моих героев нет лучников. В общем, бесполезное приобретение, ни в коей мере не окупающее шестьдесят халфлингских жизней. Хорошо хоть, что узел захвачен, да и то… Вряд ли я накоплю запас маны, необходимый для призвания духа, раньше чем через месяц.

10

Следующее утро было посвящено зачистке очередных руин, на этот раз на берегу Моря Ящеров, на полпути из Корнвелла в Бирмингем. Руины охраняли полсотни скелетов и столько же зомби, и мое войско, состоящее из халфлингов и людей, справилось с нежитью играючи, живых мертвецов просто расстреляли издали, как мишени в тире. Эта победа принесла мне сто фунтов золота, которые я немедленно переместил в свою башню.
Когда Натка принесла обед, я пребывал в радостно-благодушном настроении. На этот раз я не потащил ее в заклинательный покой, мы обедали в столовой. Натка почти не протестовала против того, что я заставляю ее разделять мою трапезу, она по-прежнему чувствовала себя неудобно и стесненно, но теперь эти чувства не заставляли ее дергаться, нервничать и говорить глупости.
— За победу! — сказал я, поднимая бокал с вином и, когда мы выпили, Натка спросила:
— Великий Оберик, ты все еще отмечаешь вчерашнюю победу?
— Нет, Натка, сегодня мои бойцы истребили сотню живых мертвецов и добыли мне около пятидесяти тысяч золотых.
По лицу Натки проскользнула тень.
— Сколько из них погибло, зарабатывая это золото?
— Нисколько, нежить не успела приблизиться на дистанцию удара. Их расстреляли издали, как зайцев на охоте.
Натка пожала плечами и уперлась взглядом в тарелку. Некоторое время мы молча ели, и я чувствовал, что она что-то хочет спросить, но не решается. Наконец я не выдержал.
— Спрашивай, — сказал я.
— Что?
— То, что хочешь спросить. Я же вижу, тебя что-то мучает.
Натка задумалась на несколько секунд, а потом заговорила, мучительно подбирая слова:
— Великий Оберик, я даже не знаю, как сказать… За последнюю неделю… или две… Ну, с тех пор, как в башню вошел Хэмфаст… Ты так изменился…
— В лучшую сторону или в худшую? — Я был уверен, что знаю ответ, но то, что сказала Натка, оказалось для меня сюрпризом.
— Не знаю, — сказала она. — Ты стал добрее, перестал ругаться, ты больше не смотришь на меня как… как на червя какого-то… Ты как будто стал уважать смертных.
— И что же в этом плохого?
— В этом — ничего. Но… Говорят, ты задумал большую войну.
— Кто говорит? Отец?
— Нет, — быстро ответила Натка, и я сразу понял, что она лжет. Боится, что мой гнев обрушится на почтенного Мусиора.
— Не бойся, — сказал я, — я не сделаю ничего плохого ни тебе, ни твоему отцу. У меня нет причин желать вам зла. Говорят, я задумал большую войну… Можно и так сказать, но эта война направлена только против нечисти, но не против разумных. Ты видела вчера, с кем воюют мои воины.
— Да, видела, но… Ты так легко бросаешь на убой сотни бойцов…
— Почему же на убой? — я чуть-чуть обиделся. — Я еще не проиграл ни одного боя, и ни в одном бою мои воины не потеряли больше половины личного состава.
— А сколько всего погибло разумных в этой войне?
Я задумался, вспоминая все прошедшие битвы:
— Четыреста… Может быть, пятьсот. Вряд ли больше.
— Разве поверженная нечисть стоит таких жертв? Испокон веку разумные жили бок о бок с нечистью, не вмешиваясь в дела друг друга. Если не трогать тварей, они не трогают разумных.
— Иногда твари выходят из берлог, даже если их не трогать, — возразил я. — В дневниках Оберика описано три подобных случая.
И сразу понял, что проговорился.
— В дневниках Оберика?! — воскликнула Натка. — Что ты имеешь в виду? Ты… Хэмфаст?
Мне ничего не оставалось делать, кроме как произнести, вежливо склонив голову:
— Хэмфаст, сын Долгаста, из клана Брендибэк, к твоим услугам, прелестная Натка.
— Какого Долгаста? Из какого клана Брендибэк? Откуда ты взялся, Хэмфаст?
Как давно я уже не объяснял никому, что такое Средиземье…
— Помимо Аркануса и Миррора, существуют и другие миры, — начал я. — Один из них называется Средиземье. Там время течет совершенно независимо от того, путешествуешь ты или сидишь на месте, там небо не светится, а светится только маленький участок неба, который называется солнцем, оно восходит утром и заходит вечером, а в остальное время мир окутан тьмой и ничего не видно, там бывает теплое время и холодное время, и в холодное время вода замерзает, и весь мир засыпан ее кристаллами. В Средиземье тоже живут халфлинги, только там мы называем себя хоббитами. И у нас нет хозяев, мы сами решаем, что нам делать и куда идти. У нас есть алтари, но там никого не убивают, чтобы выкачать ману из мертвого тела. И еще у нас живет старый и мудрый эльф по имени Уриэль, который мне открыл знание высшей магии. Он учил меня, и, когда он нашел дорогу в иные миры, он позвал меня с собой. Случилось так, что дорога открылась только для меня, и я оказался здесь, а он остался там. Оберик призвал меня в башню, он думал, что я могу стать героем и служить ему, а когда понял, что это невозможно, он пытался убить меня. Но случилось так, что это я убил его. А теперь… Теперь я не знаю, что делать. Я не могу оставить страну без хозяина, вы не сможете жить без направляющей воли. Но я не могу вести себя так, как Оберик, я пытаюсь наладить жизнь в государстве…
— И потому ты отправляешь сотни солдат на убой? — перебила меня Натка.
— Они гибнут не зря. Любая нечисть рано или поздно выходит из своих обиталищ, и лучше истребить тварей до того, как они размножатся настолько, что родные места больше не смогут их прокормить. Оберик время от времени устраивал набеги на логова тварей, я же считаю, что это глупая тактика, гораздо разумнее истребить их раз и навсегда. Лучше потерять сто воинов в один день, чем, в течение года терять по воину ежедневно.
Натка надолго замолчала.
— Никогда не думала, что все это так сложно, — сказала она наконец. — Может быть, ты и прав. Но, допустим, ты очистишь страну от нечисти, что ты будешь делать дальше?
Я почти ответил, слова уже были готовы сорваться с моих уст, но я понял, что именно хочу сказать, и испугался. Потому что я хотел сказать, что после нечисти наступит очередь Мерлина, а затем и других хозяев, что мои воины пройдут огнем и мечом по обоим мирам и я стану единственным хозяином Аркануса и Миррора… Откуда такие мысли? Я не мог возжелать такого сам по себе, значит, что-то воздействует на меня, но что? Башня? Или тело Оберика, которое я ношу до сих пор?
— Не знаю, — сказал я. — Все это так странно…
Снова молчание. А потом Натка спросила:
— Зачем ты взял себе тело Оберика?
Я пожал плечами:
— Это получилось само собой. Я посмотрел в зеркало и увидел, что на меня смотрит Оберик. Я не стал возвращаться в прежний облик, я подумал, что халфлинги не захотят подчиняться какому-то выскочке, убившему хозяина и узурпировавшему власть. А просто так взять и уйти я тоже не мог, государство развалится без хозяина, слишком многое завязано на его личности.
Натка печально рассмеялась:
— Зря ты думаешь, что мы не стали бы тебе подчиняться. Ты сверг хозяина, ты установил контроль над артефактами башни и тем самым подтвердил право занять его место. Если ты объявишь, что ты не Оберик, а Хэмфаст, ничего не изменится, разве что появится несколько новых легенд. А это тело… Ты можешь снова стать халфлингом?
Вместо ответа я обратился к своей сущности и десятком простых элементалов вернул себе родное тело. Мир словно распахнулся, все увеличилось, Натка, казавшаяся ранее миниатюрной девчонкой, стала почти с меня ростом, и в довершение всего я больно ушиб заднее место о стул, падая с высоты, равной разнице между моим ростом и ростом Оберика в сидячем положении. Видимо, мое лицо приняло редкостно глупое выражение, потому что Натка хихикнула. Я улыбнулся в ответ.
— Как ты это делаешь? — спросила Натка. — Это и есть высшая магия?
Я кивнул.
— Значит, ты владеешь магией, доступной в нашем мире только хозяевам…
— Нет, — перебил я Натку, — Оберик не владел высшей магией. То, что он использовал, — это обычная, низшая магия, но особого вида, доступная только хозяевам. У вас в Арканусе магия устроена очень необычно, большинство заклинаний недоступно смертным, хотя для этого нет никаких причин. Похоже, что Творец, когда творил ваш мир, специально установил границы, разрешив смертным творить только самую примитивную волшбу. И вообще, ваш мир очень странный…
— А мне твой мир кажется странным. Солнце какое-то…
Я вяло поковырял в тарелке. Мясо давно остыло, я совсем забыл о нем за разговором, но не выкидывать же его.
— Скажи мне, Хэмфаст, — неожиданно сказала Натка, — почему ты вчера пригласил меня смотреть эту битву?
— Не знаю, — я пожал плечами, — мне просто захотелось сделать для тебя что-то хорошее. Я с утра был не в духе, шаманы никак не могли закончить разведку узла, я нервничал… Не знаю, мне почему-то захотелось выйти из образа Оберика, сделать что-то неожиданное, что-то безумное.
— А я думала, что я тебе понравилась.
— Ты мне нравишься, ты очень хорошая девушка, очень милая и красивая, да и неглупая.
Натка задумчиво и как-то нервно вертела в руках пустой бокал. Потом она заговорила:
— Ты очень добрый… И вежливый. Но не надо говорить то, что на самом деле не думаешь. Я знаю, ты не хочешь меня обидеть, но… На самом деле я тебя не привлекаю. — Она вздохнула. — Ладно, попробую подобрать тебе другую девушку. Какой тип тебе больше нравится?
— Ты что, Натка?! — воскликнул я. — Ты очень красивая, ты привлекаешь меня, но… Ты что, хочешь затащить меня в постель?
— Как я могу сделать это, если ты не хочешь?
— Но… Но я не могу это сделать!
Натка удивленно вскинула брови:
— Вот как? Ну это дело поправимое. Позволь, я помогу тебе.
Я покраснел до самых ушей:
— Да не в этом дело! Я не могу не потому, что не могу… тьфу! Как это сказать правильно… Понимаешь, у меня в Средиземье остались жена и сын, я не могу любить одновременно тебя и ее…
— Любить меня совсем не обязательно, я не требую этого… Да как я вообще могу требовать любви у такого великого мага!
— Издеваешься?
— Нет, с чего ты взял?
— Оберика ты тоже называла великим.
— Так он и был великим по сравнению с обычными смертными… Кстати, а ты смертен? Я замялся:
— В общем, да. Скорее да, чем нет. Высшая магия позволяет остановить старение, но я могу погибнуть.
— Всякий может погибнуть. Значит, ты бессмертный, как Оберик. И почему тогда ты злишься, когда я называю тебя великим?
— Разве величие только в бессмертии? Разве одного бессмертия достаточно для того, чтобы называться великим?
— Да ну тебя! Чего ты цепляешься к словам? Я объясняю очевидные вещи, а ты не хочешь их признавать. Скромность — это хорошо, но она тебе не к лицу. Не хочешь меня — не надо, я не имею права себя навязывать, но то, как ты это объясняешь… Неужели ты не можешь овладеть мной без любви?
— Не могу. Это… Это просто противно.
— Странно. — Натка искренне удивилась. — У вас в Средиземье этим занимаются только по любви?
— Нет, конечно, тогда бы мы давно вымерли. Обычно, когда юноша вступает в брачный возраст, родители подбирают ему невесту, договариваются с ее родителями, потом происходит свадьба…
— Что происходит?
— Свадьба. Ну, вождь и визард благословляют молодых, происходят разные церемонии, а потом они становятся мужем и женой и живут единой семьей всю жизнь.
— Вождь и визард?
— Да нет же! Юноша и девушка, которые участвуют в свадьбе.
— Ну это у жителей, единая семья и все такое… А солдаты?
— У нас нет солдат. Каждый хоббит-мужчина обучается воинскому делу, и, когда начинается война, все, кто может держать оружие, вступают в ополчение. Только войны у нас не было уже больше тысячи лет.
— А как же ваши хозяева?… Ну да, у вас нет хозяев… Ну кто у вас там вместо них… Вожди вроде? Ваши вожди, они что, никогда не ссорятся?
— Бывает, и ссорятся, но войн из-за этого не бывает, хоббит никогда не поднимает оружие на хоббита. Раньше бывало, что на нас нападали люди и орки, но они никогда не побеждали и поэтому перестали нападать.
— А вы сами? Раз вы такие сильные, почему не нападаете на соседей?
— Ты что! Это же нельзя делать!
— Почему? Зачем добывать вещи трудом, если можно добыть войной? Так проще.
— Ну как тебе объяснить… Так нельзя, хоббиты никогда ни на кого не нападают, это закон.
— Странные у вас законы. Но раз у вас такие законы, почему ты начал воевать с нечистью?
— Нечисть — это же совсем другое! Нечисть нужно истреблять до конца, это же очевидно!
И тут я задумался, а очевидно ли это? Какая разница между разумными и тварями? Нет, это все-таки очевидно — разумные мыслят, разговаривают, строят дома и делают орудия, обрабатывают землю, создают законы, а твари — это те же животные, только более сильные, коварные и опасные. Нет, нечисть действительно нужно истреблять!
— Ну, не знаю… — сказала Натка. Она задумчиво посмотрела в пустой бокал. — Если ты вдруг захочешь меня, скажи. Я бы хотела зачать от тебя ребенка. — И она спросила меня совсем другим тоном: — Ты позволишь мне идти, великий Хэмфаст?
Я растерянно кивнул. Великий Хэмфаст… Моргот меня раздери, так меня еще никто не называл.

11

На следующий день никаких боев не было запланировано. Это даже хорошо, после разговора с Наткой мне больше не хочется воевать. Я пообщался с халфлингом по имени Перегрин, бургомистром Ханипула (забавно, что его зовут так же, как одного из героев Хоббитании), но мы обсуждали сугубо мирные вопросы. Недавно открытый в Ханипуле продуктовый рынок повысил объем поставляемого продовольствия на двадцать процентов, и это только за счет уменьшения транспортных потерь. Страшно подумать, насколько неэффективно при Обе-рике работала экономика. Да и сейчас, если честно, мало что изменилось.
Мы обсудили с Перегрином, как следует дальше развивать городское хозяйство, и в конечном итоге я велел ему сконцентрироваться на строительстве собора, который пока построен только наполовину. Дефицит маны — пожалуй, главная проблема сейчас, и эту проблему надо решать. Жалко, что ее не удастся решить быстро — собор строится несколько лет, сейчас Перегрин начнет набирать третью сотню мирных шаманов, но их еще надо обучать, и вряд ли они начнут генерировать ману раньше чем через два года.
Натка пришла в обычное время.
— Приветствую тебя, Хэмфаст! — сказала она, а я не упустил случая пошутить.
— Привет, Натка! — сказал я. — Что, я теперь уже не великий?
— Ты же вчера обижался, когда я тебя так называла.
И почему у женщин так плохо с чувством юмора? Или это у меня шутки дурацкие?
Мы сели за стол, на этот раз мне не пришлось долго уговаривать Натку, она лишь на секунду замерла, ожидая приглашающего жеста. Некоторое время мы молча поглощали пищу, Натка спросила, почему я не прикасаюсь к вину. И действительно, почему мне больше не хочется одурманивать свой разум? Может быть, потому, что сегодня мои бойцы ни с кем не воевали?
А потом Натка попросила рассказать ей про Средиземье, и я выполнил ее просьбу. В конце концов я приложился к кувшину с вином, но не затем, чтобы опьянеть, а просто чтобы промочить горло, утомленное долгим рассказом. Я начал с сотворения мира Эру Илуватаром, и, странное дело, Натка восприняла историю моего мира совсем не так, как привыкли воспринимать ее мы, хоббиты.
— У вас тоже есть хозяева, — сказала она, — только вы называете их валарами и майарами, и они живут в отдельном мире, а к вам только изредка наведываются.
Я возразил, я сказал, что это совсем другое, валары помогали Эру сотворять мир, а потом почти что перестали вмешиваться в дела смертных, в то время как хозяева Аркануса и Миррора лично руководят каждым подвластным городом и каждой армейской группировкой. Да, валары раньше обладали магией, недоступной никому другому, но, с тех пор как Уриэль открыл, что высшая магия доступна смертным, могущество валаров перестало быть абсолютным. И эта простая вещь потрясла Натку до глубины души.
— Так что, — сказала она, — у вас каждый может стать хозяином?
— Нет, не каждый, — уточнил я. — Надо иметь скилл в судьбе, иначе никакая магия не будет доступна. И я не уверен, что достаточно одного только скилла, во всем Средиземье сейчас только трое разумных, не считая валаров и майаров, умеют напрямую работать с элементалами, на основе таких скудных данных нельзя делать общие выводы. Но скорее всего ты права, и действительно любой, кто умеет плести заклинания, может пользоваться высшей магией.
Натка загадочно улыбнулась и продолжала задавать вопросы. История Белерианда ей быстро наскучила, как-то незаметно разговор перешел на правила и обычаи повседневной жизни Хоббитании. Ее интересовало все: как строится клан, какова роль вождя и визарда, в каких случаях собирается совет клана, как разбираются споры… А особенно ее интересовало то, что связано с семейным укладом. Как подбираются пары, как строятся взаимоотношения мужа и жены, как отец участвует в воспитании детей, в каких случаях допускается бить жену. Ни в каких? Не может быть! Как же тогда заставить жену уважать мужа? Законы? Правила? И что, все их соблюдают? Не может быть! Странный вы народ, хоббиты.
А что делать, если жена полюбила другого хоббита? Что, такого не бывает? Никогда-никогда? Да ну тебя, не верю! И что, мужчины-хоббиты никогда не изменяют женам? Да врешь ты все, Хэмфаст, такое только в сказках бывает! Ну не может быть так, чтобы все до единого разумные так тупо подчинялись законам, если за их нарушение даже не предусмотрены наказания. Зачем предусматривать наказание, если закон не нарушается? А как может закон не нарушаться, если за нарушение не наказывают?
В конце концов Натка сказала, что мы, хоббиты, и они, халфлинги, — два совершенно разных народа и единственное, что у нас общее — это внешность. Я тоже так иногда думаю, но чаще мне кажется, что общего у нас гораздо больше. Если взять обычного хоббита и воспитывать с раннего детства в гнусном и ненормальном обществе, где стариков убивают на алтарях, где солдаты относятся к временным женам, как к говорящей скотине, где в порядке вещей многоженство, насилие над малолетними, куча других гадостей, — вряд ли в таком мире хоббит будет вести себя так же, как в совершенном и справедливом обществе Хоббитании. Впрочем, когда Хардинг отказался принять Нехаллению в клан, наши порядки не казались мне справедливыми. Есть над чем задуматься.
Мы беседовали очень долго, наверное до самого вечера, если можно назвать вечером то, что никогда не перейдет в ночь, под конец Натка несколько раз намекала, что она не против остаться в башне и на ночь, но я сделал вид, что не понял этих намеков.

12

Заброшенный храм к востоку от Медодейла принес мне сто пятьдесят фунтов золота. Мелочь, а приятно, и особенно приятно, что победа достигнута без потерь, дух-охранник, единственное живое существо, преградившее путь моим воинам, сгинул от первого же объединенного залпа шаманов и слингеров.
А визит Натки доставил мне совершенно необъяснимую радость. Я внезапно понял, что успел привязаться к ней, ничего удивительного, если вдуматься, ведь она единственная в двух мирах, кто видит во мне не всесильного хозяина, а живого хоббита или там халфлинга. Оказывается, всеобщее поклонение утомляет, так хочется поговорить с кем-нибудь, кто не стремится всячески угодить тебе, от кого можно услышать нормальные слова, а не только «да, хозяин» или «будет сделано, великий Оберик». Как мне это надоело!
Сегодня Натка рассказывала мне об Арканусе. Она родилась пятнадцать лет назад, через восемнадцать лет после явления Оберика, и, естественно, она не помнит, что было раньше, а воспоминания стариков об этих временах туманны. Мать Натки, Риза — третья жена Мусиора, самая молодая, а Натка — ее первый ребенок и одновременно первая и единственная дочь Мусиора, от других жен у него рождались исключительно сыновья. Не удивительно, что Натку с самого детства баловали и ни в чем не отказывали, удивительно, что из нее выросла не взбалмошная истеричная дура, а умная и уравновешенная девушка.
Я спросил Натку, когда ее выдадут замуж, и она почему-то помрачнела. Мне пришлось долго расспрашивать ее, и, только когда я полушутя пригрозил воспользоваться властью хозяина, она рассказала мне все. Оказывается, ее обязанности вовсе не ограничивались доставкой пищи в башню Оберика. Я прямо-таки задохнулся от омерзения, когда Натка с мертвенно застывшим лицом излагала подробности того, что с ней делал Оберик. Дело даже не в том, что насилие над женщиной гадко само по себе, что тем более гадко насилие над малолетней девчонкой, а ведь Оберик начал пользоваться ею не один год назад. Вы только вдумайтесь, Оберик — эльф, Натка — халфлинг, попробуйте сопоставить размеры. А ведь Оберик не ограничивался… Ладно, достаточно, даже думать об этом противно!
Бедная девушка! Понятно, почему ей теперь не светит замужество. И моя челюсть снова отвалилась до земли, когда я узнал, что дело вовсе не в том, о чем я подумал. Оказывается, халфлинги считают, что прикосновение обычного мужчины оскверняет женщину, которой касался хозяин, что неуважение к хозяину так проявляется. Вот почему не для Натки нормальная жизнь нормальной замужней женщины. Мое сердце наполнилось жалостью, и как-то незаметно Натка оказалась на моих коленях, и мы долго целовались, а потом наступило время ночи, если это можно назвать ночью, и эту ночь мы провели вместе. Скажете, гнусно? Позвольте с вами не согласиться. Нехалления потеряна для меня навсегда, моя резервная копия давно ожила, и сейчас совсем другой Хэмфаст служит ей надеждой и опорой. Мне никогда не покинуть Арканус, я не умею пробивать каналы между мирами, да что там говорить, я даже вратами миров пользоваться не умею. И зачем, спрашивается, мне отказываться от радостей жизни только во имя следования законам, область распространения которых осталась далеко позади? То-то же.

13

Стоило мне разделить постель с Наткой, как она сразу почувствовала себя хозяйкой башни. Не равной мне хозяйкой, это было бы просто нагло и глупо, а хозяйкой дома, и не важно, что дом имеет такую необычную форму и содержит так много артефактов. Она постоянно спрашивала, может ли она сделать то-то, переместить такую-то вещь из этого места в то, вымыть одну вещь, протереть другую, и в конце концов я сказал ей: «Делай что хочешь». Больше она ни о чем не спрашивала.
Но какая женщина! Никогда не думал, что такое возможно, неудивительно, что Оберик последние годы пользовался только ею. И странное дело, некоторые вещи кажутся совершенно отвратительными и недостойными культурного хоббита, а попробуешь, и очень даже неплохо.
А потом мои герои достигли пещер Торгарда и выгребли из подземных тайников пятьдесят духов маны, не встретив никакого сопротивления. Я призвал магического духа и отправил его на озерный узел рядом с Корнберри, тот самый узел, который защищали призрачные звери и русалки, штурм которого наблюдала Натка. Оставшаяся мана позволит немного поколдовать, но на сколько-нибудь мощное магическое действие ее не хватит, и, вообще, не стоит рассчитывать на серьезное волшебство до тех пор, пока оба духа не доберутся до цели.

14

Сто духов маны пришли в мое хранилище из Миррора, где полторы сотни слингеров исследовали неведомые земли. Три десятка спрайтов, охранявших здешние руины, не смогли оказать достойного сопротивления, слингеры справились с ними быстро, без потерь и без моей помощи. Натка даже не повернула голову, чтобы посмотреть на битву, она копошилась на моем письменном столе, раскладывая пергаменты в строгом порядке, часом раньше она сказала, что в башне творится страшный бардак и так больше продолжаться не может. Ну не может, так не может, пусть себе развлекается, подумал я и занялся государственными делами.
А потом нам принесли обед, теперь это делала другая женщина, пожилая и некрасивая, и, увидев ее, я усмехнулся про себя. Не терпит моя подруга конкуренции, и правильно делает, я бы на ее месте тоже не потерпел. А потом наступил романтический вечер, плавно перешедший в романтическую ночь, и мы снова любили друг друга, и впервые в этом мире я почувствовал, что почти счастлив. Не такой уж и плохой мир этот Арканус.

15

Огоньки Главного Заклинательного Кресла замигали, cообщая, что кто-то хочет со мной связаться. Я открыл соединение, но голова, возникшая в воздухе, не принадлежала кому-либо из моих подданных. Я слышал, что в Средиземье к югу от Харада простираются жаркие, влажные и болотистые леса, в которых не живут ни хоббиты, ни орки, ни гномы, а живут только люди и кожа этих людей имеет густой темно-коричневый цвет, но видеть таких людей живьем раньше мне не доводилось. Оказывается, коричневые люди встречаются и в Арканусе.
Голова, возникшая из ниоткуда посреди заклинательного покоя, была темно-коричневого цвета и принадлежала женщине. На голову был надет красно-синий тюрбан, украшенный белой костяной инкрустацией в форме человеческого черепа без нижней челюсти. В ушах женщины болтались тяжелые золотые серьги, ее темно-карие, почти черные глаза смотрели зло и настороженно, а толстые губы, венчающие ненормально крупные и мощные челюсти, сложились в злую и немного презрительную гримасу. Это была Шери.
— Что происходит, Оберик? — воскликнула она. — Твои войска покинули городские гарнизоны. Всего за три месяца ты захватил два магических узла. Тебя больше не устраивает место вечно второго? Хочешь стать первым? Помериться силами? Пусть будет по-твоему, отныне между нами война.
И связь прервалась.
Я хотел сказать, что не хочу войны, что мои войска сражаются только против нечисти, что я не таю никакого зла на других хозяев в целом и на Шери в частности, что все, чего я хочу, — привести мой народ к довольству и процветанию, я попытался установить связь с башней Шери, но она не отвечала.
И почему она сказала про три месяца? Неужели уже прошло столько времени? Я взглянул на волшебный гобелен, отображающий рост силы хозяев, и этот гобелен сообщил, что сейчас февраль 1434 года от сотворения мира, а моя сила упала за прошедшее время почти вдвое, и теперь я среди хозяев уже не второй, а третий. Как же так? Что заставило ситуацию так резко измениться к худшему? Я проверил составные части своей силы, и оказалось, что мощь моей магии стала почти вдвое меньше, чем когда я смотрел на эту картину в прошлый раз. Почему? Не понимаю. И почему, кстати, у Оберика не было бюджетного дефицита, хотя экономика у него работала совершенно безобразно?
Мы с Наткой пили вино, я был подавлен, а она, видимо желая отвлечь меня, начала расспрашивать про высшую магию. Я тоже хотел отвлечься от невеселых мыслей и как-то незаметно начал учить ее. И вечером она сотворила свое первое существо, это был поросенок, как у меня, только не такой толстенький и почему-то полосатый.

16

Пусть Шери и объявила мне войну, но карта не показывает никаких опасных перемещений войск, и я решил не обращать на ее угрозы особого внимания. Если Шери начнет масштабные боевые действия, Браксус мне так и так не удержать, а в остальном… У нас нет протяженной общей границы, а та, что есть, проходит по малонаселенным окраинам, и, даже если Шери нападет прямо сейчас, в ближайший год ее армия просто не успеет причинить серьезный ущерб. Пожалуй, вначале я разберусь с нечистью и варварами, а потом… Может, мы еще успеем помириться до того, как начнется большая война.
Одно из моих войск, включающее в себя халфлингов, клаконов, людей и пауков общим числом чуть менее четырех сотен, отправилось в местность, называемую Саут Вош, разбираться с местными ящерами, прозябающими в варварстве. Если удастся их подчинить, бюджетный дефицит, может быть, навсегда останется в прошлом.
Ящеры — интересные существа. Не такие необычные, как клаконы, но совершенно непохожие на халфлингов и людей, они стоят особняком в ряду разумных существ Аркануса. Они холоднокровные и яйцекладущие, они способны жить в воде, и не часы, как другие разумные, а недели и месяцы, они могут спать на плаву, пить морскую воду и питаться одной только рыбой. Средний ящер крупнее и сильнее среднего человека, а мускулистый хвост ящера, на который надевается шипастая булава, становится в бою грозным оружием. Зубы ящеров мелкие, но острые и многочисленные, и в бою ящеры часто пускают их в ход.
С другой стороны, ящеры — одна из самых диких и примитивных рас Аркануса. Они почти не владеют магией, им чужда наука, они не любят торговать и изготавливать сложные изделия. И действительно, зачем им высокие материи, если их тела и так более чем приспособлены для того, чтобы выжить, прокормиться и размножиться?
Ящеры выставили против моего войска около четырех сотен бойцов. Странные дела творятся в Арканусе, я еще могу понять, что цивилизованные народы строго делятся на солдат и жителей, и жители одинаково охотно готовы служить любому хозяину, и ни один житель никогда не возьмет в руки оружие, чтобы защитить свой дом от незваных пришельцев. Но почему варвары ведут себя точно так же? Не понимаю.
И бой начался. Что можно сказать об этом бое? Да ничего особенного. Зачем утомлять читателя многочисленными описаниями батальных сцен, почти неотличимых одна от другой? Скажу лишь главное. Я истратил почти всю ману, но мои войска потеряли всего полсотни клаконских мечников, вставших на пути меченосной пехоты ящеров и не позволивших врагу добраться до шаманов и слингеров, которые и выкосили ряды противника лавиной камней и огня. Нормальное течение сражения, в котором панцирная пехота противостоит стрелкам, но стрелки сильнее.
В общем, мои войска одержали победу, и варварский город Саут Вош вошел в состав империи Оберика. Я назначил бургомистром города старого и опытного шамана по имени Скодр, и Скодр занялся нелегким делом превращения скопища диких племен в нормальную провинцию большой цивилизованной страны.
А Натка удивила меня в очередной раз. Она сказала, что ее совсем не интересуют высшие и низшие души, правила обратного вызова элементалов и прочие, как она выразилась, заумные премудрости. Она сказала, что хочет овладеть высшей магией не для того, чтобы постигать тайны мироздания, а чтобы научиться делать с ее помощью простые и понятные вещи. Вот, например, можно с помощью высшей магии научиться летать? Можно. Нужно для этого понимать принципы построения душ? Пожалуй, что не обязательно.
— Я не стремлюсь занять твое место, — сказала Натка. — Я никогда не стану таким же могущественным магом, как ты, ведь двум магам не ужиться в одной башне. Но всякие мелкие, но приятные вещи… Когда ты летел в безоблачном небе, гордо и величественно, как орел, я смотрела на тебя, задрав голову… Это было потрясающе. Все дети мечтают научиться летать и верят, что когда-нибудь научатся, но проходит время, и ты понимаешь, что тебе это не дано, что никогда тебе не подняться в воздух. Но тогда я увидела, что глупая детская мечта все-таки может осуществиться…
В общем, мы забросили основы сотворения душ, и я начал объяснять Натке, как управлять уже сотворенными предметами.

17

Я еще раз убедился, что Натка очень умная и толковая девушка, она постигала тайны управления элементалами буквально с полуслова. Не прошло и недели, как она научилась проникать в души сначала неодушевленных предметов, а потом и живых существ. По башне великого Оберика начали летать разнообразные предметы, вначале листы пергамента, потом кухонная утварь, а к концу второй недели Натка сумела поднять в воздух Главное Заклинательное Кресло.
И настал день, когда она взгромоздилась на перила балкона и долго стояла, глядя в пустоту, собираясь с духом и все не решаясь сделать шаг в никуда. И она сделала шаг, она рухнула вниз, подобно камню, и воздух наполнился ее оглушительным визгом. Я бросился следом, чтобы перехватить ее, глупо, конечно, ведь я мог сделать это, не покидая балкона, но мне почему-то показалось, что поймать любимую женщину в воздухе более романтично. Однако моя помощь не потребовалась, Натка сделала усилие над собой и сотворила нужное заклинание.
Она зависла в воздухе в ста футах от земли, я подлетел к ней вплотную, наши руки встретились, а потом, неожиданно для нас обоих, наши губы слились в затяжном поцелуе. Многочисленные халфлинги смотрели на нас cнизу, но ни я, ни Натка не замечали их. Мы поднялись в небо так высоко, что пейзаж внизу стал похож на карту, и настало время любви. Очень странное ощущение, будто лежишь на невидимой кровати или плаваешь в неощутимой воде… Нет, это нельзя описать словами, это надо попробовать. И еще очень забавно, как сброшенная одежда летит вниз, а затем под действием заклинания неподвижно застывает в воздухе. Выглядит так, будто предметы одежды растут на невидимом дереве, как плоды. Безумно, но потрясающе.
Вдруг я сообразил, что все еще нахожусь в теле Оберика. Как ни странно, Натка даже не заметила этого, и, вообще, сдается мне, этот акт любви понравился ей гораздо больше, чем обычно. Наверное, сыграла роль романтика — небо, птицы… Ну и все такое.
А потом мы вернулись в башню, Натка удалилась к себе, а я занялся государственными делами. Скодр — совсем неопытный бургомистр, ему очень трудно объяснить диким ящерам, почему они должны отдавать xoзяину половину любого дохода.

18

Ящеры Саут Воша заплатили первые налоги золотом и продовольствием, и экономическая ситуация изменилась к лучшему. Бюджетный дефицит уменьшился до одной тысячи золотых в месяц, а это уже совсем несерьезно.
Я ожидал, что теперь Натка будет целыми днями летать там и сям, но этого не случилось. Не знаю, в чем тут дело, то ли детская мечта при ближайшем рассмотрении оказалась не такой привлекательной, то ли Натку с самого начала интересовало не столько умение летать как таковое, сколько приобретение новых знаний. Но это непохоже на правду, будь это правдой, она не выразила бы такого резкого нежелания учиться сотворению низших и высших существ.
Но, с другой стороны, Натка снова пристает ко мне, она просит научить ее то одному, то другому, и то, о чем она просит, выглядит таким нелепым и мелким… Можно ли очистить книжные полки от пыли магическим образом? А как с помощью высшей магии переловить мышей в подвале? Самое смешное здесь то, что эти задачи не так тривиальны, как может показаться на первый взгляд. Как, например, описать слой пыли единым объектом, не перечисляя каждую пылинку? И как точно сформулировать заклинание поиска и уничтожения, чтобы под его воздействие попали мыши, но не попала женщина, приносящая обед нам с Наткой? Любому опытному магу все эти вещи кажутся очевидными, но Натке приходится дотошно разжевывать каждую мелочь. Лучше бы она изучала магию как положено, от начала до конца, не пропуская неинтересные разделы.

19

Сссра тоже объявил мне войну. Даже не знаю, как к этому относиться — то ли это несмешная шутка, то ли я чего-то не понимаю. Ну как миррорские эльфы смогут вторгнуться в мои владения, если от владений Сссра до ближайшей башни, связывающей миры, не менее полугода пути? Издевается он, что ли… Надо было прямо спросить его об этом, но, когда я впервые в жизни увидел живого человекодракона, Дредвинг не в счет, это была просто картинка на стене, и к тому же он там был изображен в глухих доспехах… В общем, вытянутая зеленая голова Сссра с торчащими наружу зубами и вертикальными кошачьими зрачками в желтых глазах — зрелище, способное надолго вогнать в ступор любого разумного. А Натка попросила научить ее боевым заклинаниям.
— Ну зачем тебе это? — спросил я. — С кем ты собралась воевать? Кто вообще посмеет тебе угрожать?
Натка капризно надула губки.
— Разве ты не знаешь, — спросила она, — почти все ученые полагают, что воинские упражнения благотворно влияют не только на тело, но и на душу и помогают гармоничному развитию личности как единого целого?
— Ну так сходи в гарнизон, возьми у кладовщика меч и упражняйся, пока не надоест, — отрезал я. — А вообще, боевые искусства — не женское это дело.
Но Натка не отставала:
— А если я захочу полетать и улечу далеко-далеко и на меня нападут какие-нибудь спрайты?
— Спрайты не нападают на кого попало. Если не будешь слишком приближаться к ним, они тебя не тронут.
— А орлы?
— Тем более.
— Ну Хэмфаст, ну научи, ну пожалуйста!
И я впервые повысил голос на любимую.
А вечером она попросила рассказать про то, как я победил Оберика.
— А чего тут рассказывать? — удивился я. — Помнишь, ты сотворила поросенка?
— Конечно.
— Куда он потом делся?
— Ты его дематериализовал… Слушай, ты что, Оберика… Просто взял и дематериализовал?
— Ну да. Элементал дематериализации один из самых простых и универсальных, он действует на всех живых существ. Для неживых предметов используется другой элементал, но он тоже очень простой.
— И что, от этого элементала нет никакой защиты?
— Почему же нет, есть. Уриэль говорил, что, обладая ключом силы… Ну как тебе объяснить… В общем, очень крутой маг может обезопасить себя от подобных заклинаний.
— Ты можешь сделать это со мной?
— Что сделать?
— Ну чтобы меня нельзя было дематериализовать.
— В принципе могу, нужный ключ силы у меня есть, но я совершенно не помню, как это делается. В книге Уриэля были описаны необходимые заклинания, но это так сложно и муторно… да не грузись ты, в обоих мирах только мы с тобой владеем заклинанием дематериализации, даже местные хозяева не обладают высшей магией. Ну не буду же я тебя дематериализовывать. — Я рассмеялся, но Натка оставалась серьезной.
— А это заклинание можно как-то почувствовать? спросила она.
— Никак. Раз и все, был разумный, и нету разумного.
Назад: Глава первая. АРКАНУС
Дальше: Глава третья. НАШЕСТВИЕ КЛОНОВ