Глава четвертая. ВРЕМЯ ИСКАТЬ ИСТИНУ
1
Мы стояли посреди большой и круглой лесной поляны. Было холодно, но не очень, потому что в результате перемещения все мы оказались одетыми в теплую одежду. Все, кроме Сссра — он оказался вообще голым и стыдливо прикрывал перепончатыми крыльями раздвоенное мужское достоинство. Действительно, драконы, скорее всего, несовместимы с другими расами.
Я протянул руку в сторону Сссра, и рука тяжело опустилась, когда на ней появился зеленый брезентовый плащ.
— Прикройся, почтенный, — сказал я, протягивая дракону только что сотворенный подарок.
Сссра задумчиво взглянул на плащ, на меня, снова на плащ, взял его в руки, осмотрел еще раз, снова посмотрел на меня и сказал:
— Извини, Хэмфаст, но, если ты не возражаешь, я предпочел бы сотворить что-нибудь поудобнее.
Я криво улыбнулся и пожал плечами. Сссра отвернулся и вытащил из воздуха трусы до колен, которые у нас в Хоббитании называют семейными. Я мысленно хлопнул себя по лбу — ну какой же дурак носит брезент на голое тело! И как я мог забыть, что Сссра владеет высшей магией ничуть не хуже меня?
Олорин вежливо, но громко прокашлялся, привлекая к себе внимание. Когда внимание было привлечено, он принял величественную позу и торжественно провозгласил:
— Поздравляю вас, друзья и коллеги!
— Себя не забудь поздравить, — ехидно пробормотал Уриэль, за что удостоился негодующего взгляда. Уриэль сделал вид, что смутился.
— Канал успешно пробит, — продолжил Олорин, — и сейчас мы находимся в Средиземье. Не знаю, где конкретно, у меня есть несколько предположений на этот счет…
— Не нужно предположений, — перебил я Олорина, — мы в Шире.
— Где?
— В Шире. Ну, Шир, легендарное поселение хоббитов, родина четырех героев и Бильбо Бэггинса. Олорин, неужели ты не узнаешь это место, ты же здесь бывал!
Олорин растерянно оглянулся по сторонам и почему-то шмыгнул носом.
— Не может быть, — сказал он, — я понимаю, что с той поры прошло больше трех тысяч лет, что все изменилось, но… не настолько же!
— Да нет же, Гэндальф, то есть Олорин, — настаивал я, — видишь вон те пять столбов?
— Ну.
— Это мемориал в честь победы над Сауроном. Высокий столб — это ты, те, что поменьше, — герои.
— Ни хрена себе, — потрясение пробормотал Олорин. — Ну вы и устроили культ личности! По мне так лучше бы здесь хоббиты жили.
— Как можно? — поразился я. — Это же мемориал, святое место!
— А в честь Фолко вы тоже святое место соорудили?
— Да нет вроде, — я даже растерялся, — в честь Фолко вроде нет. Даже не знаю почему.
— И то хорошо, — вздохнул Олорин с облегчением. — Не все еще запущено. Нет, ну надо же — мемориал в честь меня, и какой — пять столбов!
Уриэль почему-то улыбнулся.
— Не все из пяти столбов символизируют тебя, — еще раз пояснил я. Странно, я ведь уже говорил это, почему Олорин не понял? — Ты — самый большой столб…
Я не успел закончить, потому что Уриэль заржал в полный голос.
— Гэндальф Большой Столб, — с трудом выговорил он, превозмогая смех, — а что, звучит. Ха-ха-ха!
— Я прошу прощения, — это подал голос Сссра, который уже переоделся в обтягивающий костюм из льняной ткани и брезентовый плащ, подобный тому, что сотворил я, только с прорезями для крыльев. — Прошу прощения, но я не вполне понимаю, что в данном мире понимается под словом «герой». Правильно ли я понял, что почтенный Олорин в прошлом командовал героями?
— Нет, не командовал, — досадливо поморщился Олорин, — руководил, направлял, но не командовал. А герой — это понятие чисто хоббичье.
— Какое? — не понял Сссра.
— Хоббичье. Ну, то есть оно есть только у хоббитов. Так здесь халфлинги называются. Так вот, герой — это хоббит… как бы поточнее сформулировать…
Я пришел на помощь Олорину:
— Герой — это хоббит, совершивший ряд подвигов во имя дела света и во благо народа Хоббитании. Хоббит признается героем на совете кланов, при этом голосование должно быть единогласным. Хоббит может быть официально признан героем только после того, как умер либо навсегда покинул страну.
— А, понятно, — разочарованно протянул Сссра, — а я уж подумал, что Олорин раньше был местным хозяином.
Олорин снова досадливо поморщился:
— Сколько раз говорить тебе, почтенный Сссра, в Средиземье нет хозяев, у нас каждое разумное существо обладает свободой воли. Майары — это совсем не хозяева, это скорее…
— Санитары леса, — подсказал Уриэль и опять ехидно засмеялся.
Олорин укоризненно глянул на него, но ничего не сказал.
— Ладно, друзья, — сказал я, — давайте, что ли, отправляться домой, пока мы окончательно не перессорились.
И мы отправились домой.
2
В маленькой долине между мирами ничего не изменилось. Нет, кое-что изменилось — рядом с домом Уриэля появился еще один, деревянный и двухэтажный, похожий на дом зажиточного аннурского крестьянина. На его крыльце сидел Олорин, он отложил трубку и вскочил на ноги, увидев нас. А минутой позже состоялась радостная встреча.
— Как хорошо, что вы нашли способ выбраться оттуда, — сказал Олорин-местный, когда прошло время объятий и наступило время беседы. — После того как вторая экспедиция сгинула так же, как и первая, мы решили не посылать третью. Мы с Уриэлем пробили локальный канал в Запретный Квадрат и хотели запустить в тот мир беспилотный артефакт, но до сих пор ничего не получается. Но хрен с ним, теперь в этом нет нужды. Давайте рассказывайте, что там происходило.
— Зачем рассказывать? — ответил вопросом на вопрос Олорин-мой-попутчик. — Зачем зря тратить время? Давай лучше объединимся, и не надо будет ничего рассказывать.
Олорины ушли в дом, Уриэль направился к своему дому, я собрался было последовать примеру своих друзей, но в этот момент я увидел Сссра. Дракон растерянно и печально озирался вокруг, и я внезапно ощутил, как ему сейчас одиноко, каким потерянным он себя чувствует.
— Не печалься, Сссра, — сказал я, — сейчас мы объединимся с копиями, это совсем недолго, а потом у нас будет достаточно времени, чтобы обо всем поговорить. И вообще, перед тобой открывается целый мир! Завтра я покажу тебе Минатор, послезавтра мы посетим Аннуин, а потом… потом отправимся куда угодно, куда только пожелаешь. Готов поклясться, у тебя никогда не было такого приключения!
Сссра растерянно кивнул.
— Да, ты прав, Хэмфаст Но здесь все так чуждо. Солнце… Кстати, где здесь солнце?
Я усмехнулся
— Здесь нет солнца, — ответил я, — когда Уриэль сотворял эту долину, получилось так, что ни из одной точки не видно неба, его всегда закрывают ветви деревьев, растущих по склонам ущелья. На самом деле там наверху ничего нет.
— Значит, здесь не бывает ночи?
— Нет, ночь здесь бывает. Каждый день небесный свет гаснет примерно на восемь часов.
Сссра сделал неопределенный жест хвостом:
— Во всем мире темно, как в пещере… брр…
— Не бойся, Сссра, — я попытался успокоить его, — это совсем не страшно. Кстати, пока мы будем заняты слиянием с копиями, ты можешь построить себе дом.
— Как? — кажется, Сссра совсем растерялся.
— Да так же, как сотворил одежду Давай, Сссра, действуй, не теряйся, настоящая жизнь только начинается!
Сссра похлопал ушами и пробормотал:
— Странно как-то все это, башни нет, целей нет, делай, что хочешь… Хотя, наверное, и вправду привыкну.
И он взглянул на ровный участок земли между домом Олорина и стеной ущелья, глаза Сссра затуманились, и высокая трава, сплошным ковром покрывавшая это место, в мгновение ока исчезла. Ну вот и хорошо, дракон занялся делом.
3
Оказывается, мы пробыли в двух мирах намного дольше, чем я ожидал. То ли время там течет быстрее, то ли дело в чем-то другом, но в Средиземье сейчас октябрь 3008 года. Долгаст уже вовсю бегает и пытается залезать на стулья, но пока это у него не получается, что каждый раз вызывает бурю эмоций, сопровождаемую оглушительным криком. Я заглянул в его душу магическим зрением н увидел, как поверх второго слоя души начал формироваться третий. Это ли не чудо — наблюдать, как смышленая зверушка день заднем медленно и незаметно превращается в полноценное разумное существо?
Я слился с Хэмфастом-местным, мы обменялись воспоминаниями… Точнее, я обменялся воспоминаниями сам с собой… Как-то глупо звучит… Но не важно. В общем, Хэмфаст-местный и Хэмфаст-путешественник слились в единую личность, а потом Нехалления приготовила праздничный ужин, и мы, то есть не те мы, который теперь я, а все мы — я, Нехалления, Уриэль, Олорин и Сссра сидели в гостиной за большим столом, по торжественному случаю накрытым скатертью. Мы ели маринованное со специями мясо, жаренное над костром по орочьему рецепту, пили вино, скопированное с помощью высшей магии с лучших образцов винных погребов Минатора и Аннуина, а в перерывах между тостами разговаривали о всякой ерунде, но не потому, что не было серьезных тем для беседы, а потому, что разговаривать на серьезные темы пока еще рано.
Уриэль и Олорин с трудом сдерживаются, чтобы не начать прямо за столом обсуждать то, что Олорин называет Единой Теорией Магии. Именно так, с большой буквы. Олорин считает, что магия Средиземья и магия Аркануса и Миррора подчиняются одним и тем же законам и что он очень близок к тому, чтобы эти законы сформулировать. Я теперь понимаю, почему ученых принято считать чуть-чуть сумасшедшими — с тех пор, как мы покинули Миррор, Олорин пребывает немного не в себе. Он смотрит по сторонам рассеянным и невидящим взглядом, постоянно думает о чем-то своем, отвечает невпопад, слова, обращенные к нему, понимает со второго, а то и с третьего раза. Время от времени ему приходит в голову очередная научная мысль, и он начинает доставать Уриэля, который относится к этому снисходительно и, как обычно, чуть-чуть ехидно, но доброжелательно. Уриэль говорит, что он играет роль защитника Моргота — у дейлских философов так называется философ, который в ходе научного диспута отстаивает заведомо ложное утверждение, и это вовсе не глупость, как может показаться с первого взгляда, ведь обосновать истину можно только тогда, когда есть тот, кому эту истину надо доказывать. В общем, все это похоже на сумасшедший дом, населенный добрыми и небуйными психами.
Сссра немного адаптировался в новом мире, но по-прежнему выглядит чуть-чуть пришибленным. Я понимаю его, ведь, когда я оказался в Арканусе, я тоже чувствовал себя не самым лучшим образом. Ничего, привыкнет.
И вот мы сидели за столом, ели и пили, общее настроение было предельно благодушным, и даже Долгаст орал меньше обычного.
— Почтенный Уриэль, — спросил Сссра, — правильно ли я понял, что ты владеешь заклинанием, позволяющим любому разумному сотворять свою точную копию, способную к автономному функционированию?
— Ну да, — подтвердил Уриэль, — есть такое заклинание. И не только я им владею, Олорин и Хэмфаст тоже умеют делать копии.
— Ты научишь меня этому заклинанию? — спросил Сссра.
Уриэль замялся:
— В принципе, это возможно, но… Как бы это сказать…
— Ты не доверяешь мне?
Уриэль совсем смутился:
— Ну… я не стал бы формулировать это так резко… Но, в общем, ты прав, почтенный Сссра. Это очень сильное заклинание, оно делает владельца практически неуязвимым, и я не настолько хорошо знаю тебя, чтобы дать столь мощный источник силы в твои руки.
Сссра кивнул. Он вовсе не выглядел расстроенным, напротив, он выглядел удовлетворенным.
— Так я и думал, почтенный Уриэль, — сказал он. — Я понимаю твои чувства и не настаиваю на своем предложении. Но не мог бы ты сам создать мою копию?
— Зачем? — удивился Уриэль.
— Моя башня в Джете осталась без хозяина. Мой народ живет сам по себе, без направляющего и руководящего воздействия. Так не может продолжаться долго.
— Почему?
— Как почему? Каждый народ Миррора и Аркануса должен находиться под властью своего хозяина, иначе страна распадается на племена, бургомистры начинают воевать между собой, и народ превращается в скопище варваров.
— Так уже бывало в истории Миррора? — быстро спросил Олорин.
— Нет, конечно, я же раньше никогда не покидал башню надолго. И в Арканусе, насколько мне известно, такого тоже не бывало.
— Тогда почему ты так уверенно говоришь о событиях, которые никогда не случались? Сссра растерялся
— Но это же очевидно… — пробормотал он.
— Инстинкты, — встрял в разговор Уриэль, — это все инстинкты. Хозяин не должен покидать башню, и, чтобы добиться этого, Творец Аркануса и Миррора вложил в души хозяев целую гору инстинктов. Должен сказать, это впечатляет, такой эшелонированной обороны я давно не видел.
— Какой обороны? От кого? — не понял Сссра.
— Да от тебя самого! От хозяина, который захочет выйти за рамки дозволенного. Творец немало потрудился над тем, чтобы все четыре хозяина сидели сиднем в своих башнях, играли в свои безумные шахматы…
Олорин внезапно ударил обеими руками по столу и издал нечленораздельный вопль. Долгаст испуганно заорал, Нехалления бросилась его успокаивать, не забыв бросить на Олорина укоризненный взгляд.
— Шахматы! — воскликнул Олорин. — Шахматы, а вовсе не театр! Вот разгадка всех тайн Аркануса и Миррора. Мы думали, почему эти миры устроены так ненормально, зачем Творец сотворил их именно так, а не иначе, а все очень просто! Творец просто играет в шахматы.
— И с кем же он играет? — Уриэль мгновенно принял роль защитника Моргота.
— С кем? Не знаю… С хозяевами — нет, они сами часть игры. С другим Творцом? Один сотворил Арканус, другой — Миррор… Нет, оба мира сотворены совершенно однотипно.
— Ты ошибаешься, почтенный, — перебил его Сссра. — Устройство Миррора очень и очень отличается от устройства Аркануса. Во-первых, влияние движения субъекта по дороге на течение времени относительно субъекта…
— Это ерунда, — отмахнулся Олорин, — второстепенные детали. Главное в обоих мирах совершенно одинаково.
Сссра пожал плечами, а его крылья, аккуратно сложенные на спине, встопорщились. Похоже, он обиделся.
— Нет, Творец там один, — продолжал Олорин. — С кем же он играет на самом деле… Не сам же с собой? А кстати, почему бы и нет? Мастера шахматной игры часто играют сами с собой, разрабатывая оптимальные методики игры для разных позиций. Может, Творец Аркануса и Миррора тоже играет сам с собой? Точно, скорее всего так оно и есть! Он сотворил два мира, поместил туда четырех хозяев, придал каждому определенные свойства и теперь смотрит, каким путем будет развиваться позиция — кто окажется сильнее, кто слабее, кто в конце концов победит. Именно поэтому хозяева так жестко ориентированы на соперничество, именно поэтому Творец уделил так мало внимания обычным жителям, именно поэтому их души окончательно формируются только тогда, когда могут повлиять на ход игры. Обитатели Аркануса и Миррора — даже не статисты в театре, а всего лишь фигуры на доске.
— Подожди, подожди, Олорин! — перебил его я. — А кто тогда хозяева? Фигуры — жители, игрок — Творец, а хозяева?
— Игроки, только ненастоящие.
— Как это ненастоящие? — воскликнул Сссра. — Я что, ненастоящий?
— Нет, Сссра, ты, конечно, настоящий. Как же это объяснить?… — Олорин задумался. — Ты настоящий в физическом смысле, как разумное существо, но как игрок ты не вполне настоящий. Творец постоянно управляет тобой, ты просто этого не замечаешь. Инстинкты — самый простой способ внешнего управления. Но я уверен, что воздействие Творца на тебя не ограничивается одними только инстинктами. Подумай, Сссра, как часто ты делал то, что никак нельзя объяснить с рациональной точки зрения.
— Никогда я такого не делал! — вскинулся Сссра. — А если и делал, то не чаще, чем ты, почтенный. И не надо говорить, что я неполноценное существо только потому, что моя родина — Миррор, а не ваше любимое Средиземье. Если вы думаете, что моя душа годится лишь для того, чтобы лезть в нее заклинаниями, вам незачем было тащить меня сюда!
— Никто не тащил тебя насильно, — влез в разговор Уриэль. — Ты сам решил покинуть Миррор, убедившись, что оставаться там слишком опасно.
— Не убедившись, а поверив на слово глупым фантазиям этого лохматого идиота! — Сссра указал на Олорина. — Не зря все-таки большинство людей Аркануса встали под знамена Шери, вы, люди, порождение зла, и тьма — ваша стихия.
— Я не человек! — крикнул Олорин, и его глаза грозно блеснули. — Я майар, один из младших творцов Средиземья, и не тебе меня оскорблять, ведь если кто из нас порождение зла, так это ты, мастер хаоса! Я, в отличие от тебя, никогда не изучал магию, несущую смерть и разрушение!
— Может, ты и заклинанием дематериализации не владеешь? — зло усмехнулся Сссра, его клыки угрожающе оскалились.
— При чем здесь заклинание дематериализации? — удивился Олорин. — Это заклинание предназначено не для убийства разумных, и я никогда не использовал его для этой цели, в отличие от тебя.
— Я никого никогда не убивал! Уриэль сам просил дематериализовать его, и мое заклинание ничего ему не сделало.
— Но с какой радостью ты пустил в ход это оружие!
— С какой радостью? Что ты несешь, бородатый лжец, тебя там вообще не было!
Олорин на мгновение смутился, и мне показалось, что ссора вот-вот прекратится, но нет, кажется, критический уровень уже перейден.
— Что ты цепляешься к моей бороде, червяк! Я же не говорю, что ты такой зеленый, потому что выполз из кишечника козла, объевшегося цикуты.
Зрачки Сссра расширились, его глаза в одно мгновение из желтых стали черными.
— Достаточно, — сказал дракон помертвевшим голосом и исчез.
Олорин тяжело выдохнул воздух и некоторое время сидел за столом, сжав зубы и кулаки, глядя в столешницу злым тяжелым взглядом. Никогда не думал, что Гэндальф может впасть в такое первобытное озверение, ведь в книгах всегда подчеркивается его мудрость и доброта. Врут, конечно, никто не может быть вечно мудрым и вечно добрым, но так странно видеть Гэндальфа в состоянии, более подобающем Саурону…
Олорин поднял голову и встретился глазами с Уриэлем.
— Он сам или ты? — спросил Олорин, стараясь, чтобы голос звучал ровно и ничем не выдавал гнева, все еще бушующего в груди.
Нехалления тихо ахнула, но не испуганно, а радостно.
— Я уж подумала, это ты его убил, — сказала она, но Олорин поспешил прервать ее радость.
— Не успел, — произнес он бесцветным голосом. — Просто не успел, еще одно оскорбление, и я действительно убил бы его. — Он помолчал, а потом пробормотал с некоторым удивлением: — Я ведь на самом деле никогда не убивал разумных. Да и вообще живых никогда не убивал, если не считать насекомых.
Воцарилось напряженное молчание, даже Долгаст испуганно притих на коленях у матери.
— Ты был прав, Олорин, — нарушил молчание Уриэль. — Средиземью не нужен такой майар. Признаю себя идиотом.
— Да ладно тебе. — Олорин неопределенно махнул рукой. — Только зря ты его убил, надо было хотя бы мыслеобраз снять.
— Я не убил его, — возразил Уриэль, — просто отправил в родную башню, он же хотел туда попасть? Хотел. Вот и попал.
— Это как? — удивился я. — Разве заклинание перемещения позволяет перемещать кого-то из Средиземья в Миррор? А если так, зачем мы столько мучились с каналами?
— Нет, Хэмфаст, заклинание перемещения не позволяет перемещать вещи между удаленными мирами, но оно позволяет поместить вещь у входа в канал, а потом чуть-чуть подтолкнуть.
Я почувствовал себя идиотом. Мог бы и сам догадаться.
Олорин неодобрительно покачал головой.
— Он может вернуться сюда в любой момент, — сказал Олорьн. — Канал открыт, и для его поддержания нужно совсем немного маны, Сссра может явиться в Средиземье когда угодно.
— Ну и что? — возразил Уриэль. — Самое большее, что он сможет сделать — это дематериализовать кого-то из нас. Кстати, надо обновить копии. Ну поубивает он нас, ну возродимся еще раз, ну и что дальше? Да не будет он нас убивать, он же не дурак, он же понимает, что ожившие копии мокрого места от него не оставят. Нет, не думаю, что нам грозит от него какая-либо опасность.
— Нам — нет, — продолжал упорствовать Олорин. — А Средиземью? Помнишь, что натворил Саруман в Хоббитании за неполных полгода?
— Не преувеличивай возможности Сссра, — не согласился Уриэль, — он же совершенно не знает нашего мира. Если хочешь, давай сделаем сторожевой артефакт и разместим у выхода из канала. Здесь у нас заклинания поиска работают без искажений, так что проблем с опознанием не будет, да и вообще, мы всегда сможем мгновенно отыскать Сссра в Средиземье, ведь у нас не так много человекодраконов.
Олорин рассмеялся, Уриэль присоединился к нему.
— Пожалуй, ты прав, Уриэль, — согласился Олорин. — Пусть себе живет. А артефакт ты все-таки сделай. И мыслеобраз у нашего дракончика надо при случае снять.
И в этот момент моя чаша терпения лопнула.
— Да как вы смеете? — спросил я. Я хотел задать этот вопрос громко, грозно и внушительно, но почему-то голос отказался повиноваться, и я заговорил даже тише, чем обычно. Но вполне разборчиво, и на том спасибо.
— Как вы смеете? — повторил я. — Сссра помог нам, практически спас наши жизни. Без его помощи мы никогда бы не выбрались из Миррора…
— Выбрались бы, — перебил меня Уриэль, — уж как-нибудь выбрались бы. Самое трудное было понять, где кого искать, а пробить канал — это не проблема.
— Это не проблема, потому что Сссра вызвался нам помочь.
— Мы с Олорином справились бы и без него!
— Тогда почему канал пробивал Сссра, а вы с Олорином только контролировали подачу энергии? Раз такие крутые, могли бы и сами все сделать.
— Зачем делать тяжелую и неприятную работу, если есть тот, кто делает ее за тебя? — заявил Олорин.
— Ага, и поэтому ты отправил в Мордор Фродо, а сам все время был в стороне.
— Я не все время был в стороне! — возмутился Олорин. — Первую треть путешествия я сопутствовал хоббитам, а в том, что нам пришлось расстаться, нет моей вины. Во-первых, обстоятельства…
— Легко сваливать собственную лень и трусость на обстоятельства…
— Это не трусость! И не лень! Глупый хоббит, ты вообще представляешь, как кольцо могло подействовать на меня?
Нет, не так, на самом деле Олорин сказал: «могло подействовать на МЕНЯ», и от этой интонации меня совсем покоробило.
— На ТЕБЯ? — Я передразнил интонацию Олорина. — На тебя, великого и могучего майара, защитника угнетенных и подавителя угнетающих… Как там дальше…
Уриэль нервно хихикнул.
— Остыньте, горячие мордорские парни, — сказал он. — А то нам еще не хватало между собой пересобачиться.
— А что он задирается? — возмутился Олорин, и это было так похоже на возмущение маленького ребенка, что я рассмеялся, а секундой спустя к моему смеху присоединились все сидящие за столом. Только смех получился какой-то нервный.
Мы еще некоторое время сидели, ели и пили, но атмосфера праздника была непоправимо испорчена. И торжественный ужин закончился совсем скоро, Уриэль вспомнил про какие-то неотложные дела, а Олорин вызвался ему помочь. За столом остались только мы с Нехалленией да еще Долгаст.
— Могли бы помочь посуду помыть, — проворчала Нехалления, и, хотя она сказала явную глупость (зачем мыть посуду, если под рукой высшая магия?), я кивнул, присоединяясь к упреку.
А потом мы, обнявшись, лежали в постели, обессиленные, Нехалления рассеянно теребила мои волосы и вдруг неожиданно сказала:
— А все-таки все эти маги — такое дерьмо.
— Это точно, — согласился я. — Они говорят, что это неизбежно приходит по мере накопления опыта, не знаю, может, они и правы. Но тогда я зря, наверное, решил стать магом.
— Всего лишь решил? — удивилась Нехалления. — Милый, ты уже стал магом, притом одним из сильнейших в Средиземье. Кстати, ты так и не рассказал мне, что с тобой случилось в этом Арканусе.
И я начал рассказывать. Я рассказал все, умолчав только о своих отношениях с Наткой, но мне кажется, что Нехалления и так обо всем догадалась, просто не стала меня упрекать. Умная у меня жена.
4
Сссра сидел на корточках в углу зала аудиенций своей башни и задумчиво теребил хвост. Я никак не ожидал найти его именно здесь, а тем более не ожидал, что он так тяжело будет переживать случившееся.
— Привет, Сссра! — воскликнул я, стараясь, чтобы приветствие прозвучало возможно более радостно и доброжелательно.
Дракон поднял голову и ничего не сказал. Он снова уткнул взгляд в пол, и его когтистые пальцы опять устремились в бесконечный и бессмысленный бег по прихотливым узорам, образованным чешуйками хвоста. Я присел рядом и тронул дракона за плечо.
— Не печалься, Сссра, — сказал я. — Олорин и Уриэль поступили нехорошо, но они не такие плохие, как ты наверняка думаешь. Они просто боятся тебя, они считают, что должны получше узнать тебя перед тем, как поделиться по-настоящему опасными заклинаниями.
— Не в этом дело, — Сссра рассеянно потряс головой. — Дело совсем не в этом. Они никогда не дадут мне это заклинание, а если я приближусь к его открытию самостоятельно, боюсь, они убьют меня.
— Почему?
— Потому что они не хотят делиться властью.
— Какой властью?
— Властью над миром.
— Но у них нет никакой власти, они не ищут власти, ведь, если бы Уриэль захотел, он уже давно стал бы Императором Ганнара и Великим Королем Аннура в одном лице.
— После чего в мир явился бы главный майар… как он у вас называется, Манве вроде?
— Манве Сулимо. Только он валар, а не майар, майары — менее могущественные создания.
— Какая разница? — меланхолично спросил Сссра и снова погрузился в молчание.
— Нет, Сссра, ты не прав, — в который раз я попытался расшевелить его. Депрессивный дракон — зрелище не для слабонервных. — Их цель не власть, а познание.
— Не вся власть выражается в количестве подданных и объеме маны, — вяло перебил меня Сссра. — Неужели ты не понимаешь? Истинная власть — не только над разумными, но и над природой. А власть над природой приходит именно через познание.
— Но тогда получается, что к власти стремятся все разумные без исключения, ведь, если понимать власть так, как ее понимаешь ты, получается, что без власти не бывает свободы.
— Ты понял, — подтвердил Сссра.
— И получается, что ты тоже стремишься к власти над другими.
— Я никогда не скрывал этого, в отличие от твоих друзей.
— Но тогда чем ты лучше того же самого Оберика? Или Шери?
— Тем, что я не строю свою власть на страданиях других.
— Уриэль тоже не строит то, что ты называешь властью, на страданиях других.
— Уриэль… пожалуй что да. А Олорин? Что это за темная история с этим… как его, Фродо?
— Это не темная история! Эта история составляет основу Красной книги — главной священной книги хоббитов.
— Это как? — заинтересовался Сссра. — Эта книга дает силу? Что-то вроде артефакта?
— Нет, это не артефакт.
Странное чувство: разговариваешь со Сссра, и кажется, что перед тобой нормальный разумный, а как ляпнет что-нибудь, так даже не знаешь, как реагировать. И обижаться глупо — он же не виноват, что для него понятие «священный» сводится к чисто утилитарным функциям. Но все равно не понимаю, как может существовать полноценная разумная душа без понимания того, что такое «священное»?
— Видишь ли, Сссра, — я начал говорить, тщательно подбирая слова, — когда читаешь эту книгу, ты как бы представляешь себя на месте Фродо, Мериадока и других героев, ты думаешь, как бы поступил на их месте, и эти размышления помогают осознать хорошее и плохое, понять, что в тебе достойно существования, а что следует изменить…
— Так это же и так ясно, смотришь себе в душу и решаешь, что тебя не устраивает. Главное — еще хуже не сделать.
— Чтобы заглянуть себе в душу, нужно владеть высшей магией. Или традиционной, но очень хорошо.
Сссра оживился:
— Разве низшая магия позволяет произвольно управлять душами? Я всегда считал, что она годится только для самых простых вещей, вроде как воодушевление вызвать.
— Ну… я точно не знаю, — растерялся я. — В книгах написано, что Моргот, например, вызывал с помощью магии ненависть к валарам у своих подчиненных.
— А кстати, что это за Моргот, чьим именем вы постоянно ругаетесь?
— Моргот был одним из валаров, — начал я. — Он был самым толковым и талантливым из всех валаров и фактически занимал второе место после самого Творца — Эру Илуватара. Однажды он захотел стать первым…
— И что? — перебил меня Сссра. — У него получилось?
— Нет, конечно, против него выступили все валары и майары во главе с Эру, была большая война, и Моргот был повержен. Уриэль говорит, что Эру осудил Моргота на пять тысяч лет пребывания в кошмарном мире Унголианты, недавно этот срок закончился, и Моргот обрел свободу. Эру сделал его простым майаром, и вроде бы Моргот больше не стремится к верховной власти над вселенной.
— Жаль, — вздохнул Сссра. — Интересная мысль — стать Творцом самому. Моргот, видать, был очень умным, раз такая мысль пришла ему в голову.
— Если бы он действительно был умным, — возмутился я, — эта мысль не пришла бы ему в голову. Будь он по-настоящему умным, он бы понимал, что власть — отношение двустороннее, имеющее смысл лишь тогда, когда те, над кем ты властвуешь, с радостью признают твою власть, а власть сама по себе — совсем не то, к чему стоит стремиться.
— А если бы разумные поддержали Моргота не под действием заклинаний, а добровольно, ты признал бы его поступок достойным?
— Ни за что! Никогда не может быть достойным действие, направленное на ниспровержение справедливого порядка.
— Помнится, ты рассказывал, что, когда был Обериком, ты завоевал несколько варварских поселений.
— Ну да, я завоевал их и принес им свет цивилизации…
— Разве эти ящеры и клаконы так жаждали узреть твой свет? В частности, те, кого убили в бою и сразу после боя. Кстати, Хэмфаст, может, ты объяснишь, почему при захвате города солдаты начинают вести себя как сумасшедшие, убивают, жгут, грабят… Будто в них во всех одновременно Шери вселилась.
— Не знаю. У нас в Средиземье то же самое.
— Да? Жаль. Я было подумал, что это один из вывертов наших миров, вроде того что время в дороге по-другому течет… Жаль. Не хочется верить в то, что это всеобщая закономерность… Так о чем я?… Значит, ты считаешь, что порядок нельзя ниспровергать?
— Ну да. Если порядок правильный, он должен оставаться таким до тех пор, пока не возникнет необходимость что-либо поменять.
— А кто решает, когда наступает необходимость?
— Хороший порядок изначально содержит в себе пути к совершенствованию. Например, у нас, хоббитов, есть ежегодный совет кланов, на котором любой клан может выставить на обсуждение возможность изменения любого закона.
— И часто у вас меняются законы?
— Ну… после войны с Риорданом у нас ввели обязательное военное обучение для мальчиков-подростков, до этого установили сам совет кланов, еще раньше…
— Раньше совета кланов не было. Значит, совет кланов за все время принял только один новый закон?
— Ну… я точно не могу сказать, наверное, какие-то еще законы принимались.
— А давно у вас существует совет кланов?
— Риордана изгнали в тысяча первом году… две тысячи семь лет.
— И за это время принят только один закон, об этом помнят до сих пор. Развитое средство изменения порядка, ничего не скажешь.
— Но это средство не единственное. У нас еще есть герои…
— Помню-помню. Хоббиты, совершающие подвиги во имя всеобщего блага.
— Да. А ты знаешь, что хоббит, возжелавший стать героем, становится вне закона?
— Это как? — оживился Сссра.
— А вот как. Хоббит покидает родной клан, перестает быть его членом и не может пользоваться поддержкой и защитой соплеменников. Если то, что ведет хоббита за собой, справедливо, то потом хоббита провозглашают героем и почитают, как… Ну примерно так, как почитают героев в Мирроре, только сильнее. Но большинство тех, кто мнил себя героем, безвестно прозябают в изгнании, и их век не бывает долгим. За всю историю Средиземья только пять хоббитов были признаны героями…
— Погоди, — перебил меня Сссра, — вроде ты говорил, что хоббит признается героем, только когда он умер или исчез.
— Ну да, — подтвердил я.
— Но тогда какая польза герою от того, что он стал героем? Он ведь уже не сможет воспользоваться преимуществами своего положения.
— А разве цель жизни только в личной выгоде?
— А в чем еще?
— Ну как тебе сказать… Те воины, которых ты отправляешь на смерть, разве они ищут личной выгоды? Если бы все было так, никто не сражался бы на твоей стороне!
— Ты все упрощаешь! — губы Сссра непроизвольно приподнялись, обнажая клыки. — Есть желания, а есть судьба, и судьба выше желаний. Моя судьба — жить в башне и управлять страной. Судьба солдата — выполнять приказы хозяина и умереть в бою. Я зря пошел с вами, я не сразу понял, что пошел против судьбы, я только сейчас окончательно понял это. — Сссра просветлел лицом, если так можно сказать о драконе. — Спасибо, Хэмфаст, ты настоящий друг! Теперь я знаю, в чем причина моей печали… Странно, как я раньше не сообразил… Нельзя идти против судьбы, это не только не принесет счастья, это просто бессмысленно. Я хотел покинуть Миррор, и я вернулся обратно. Думаешь, это Олорин перебросил меня сюда?
— Уриэль, — я машинально поправил Сссра. — Не Олорин, а Уриэль.
— Олорин, Уриэль… Нет! Это судьба воспользовалась Уриэлем, чтобы вернуть меня на предначертанный путь. Ты когда-нибудь видел, как рыбьи мальки спускаются вниз по течению горной реки? Мало кто из них отдается на волю течения, большинство прыгает из стороны в сторону, пытаясь чего-то добиться, сами точно не зная, чего именно. И что происходит? Неумолимое течение возвращает на стремнину почти всех. А те, кто рвался наружу сильнее других, те, кто думал, что достиг своей цели, — они заканчивают свой короткий век на прибрежных камнях, становятся добычей ворон, чаек и спрай-тов…
Я перебил Сссра.
— А некоторые перепрыгивают водораздел, — сказал я, — и попадают в другую реку, в которой гораздо больше еды и меньше хищников, где они могут вести долгую и счастливую жизнь, оставить множество потомков…
Сссра усмехнулся.
— Так происходит только в сказках, — ответил он. — Где ты видел, чтобы две горные речки разделялись десятком футов? Больше ведь мальку не перепрыгнуть. И где ты видел, чтобы две соседние речки принципиально различались по среде обитания для рыбы?
— Разумные существа — не рыбы, — возразил я. — Многие хоббиты шли против судьбы, и большинство действительно ничего не добилось, но пятеро хоббитов смогли перепрыгнуть в другой водоем.
— И что они там нашли? Много еды, женщин, власти и славы?
— Они не нашли еды и женщин, разумные — не дикие звери, чтобы их счастье ограничивалось только этим. Они не нашли и власти. Они нашли славу, и этого достаточно.
— Значит, по-твоему, главное в жизни — слава? Да ну тебя, Хэмфаст, какая ерунда! Какое тебе дело до того, что о тебе думают другие? Ты же разумное существо! Ты сам решаешь, что для тебя хорошо, а что плохо. Зачем ты уподобляешься адской гончей, для которой нет большего счастья, чем заслужить одобрение стаи?
— Я не уподобляюсь адской гончей! И мой народ не уподобляется стае нечисти. Но… как же это сказать-то… Я же существую не сам по себе, я часть народа, я был частью клана, пока клан меня не отверг…
— Упс, — тихо сказал Сссра. — Извини, я сразу не понял. Значит, ты пошел против судьбы? Ты захотел стать шестым героем, зная, что это ничего не даст тебе даже в случае успеха? И ты все еще надеешься перепрыгнуть водораздел? Извини, Хэмфаст, забудь все, что я тебе наговорил, я не должен был разубеждать тебя. В конце концов, может, это и есть твоя судьба — идти против того, что другие считают судьбой?
Я растерянно пожал плечами. Такое обоснование мне в голову еще не приходило.
— Может быть, — сказал я. — А может, твоя судьба — пойти наперекор тому, что ты считал судьбой?
Теперь настала очередь Сссра впадать в растерянность.
— Вряд ли, — сказал он наконец. — Я не ощущал бы такого сильного сопротивления. Когда ты покинул клан, это произошло как бы само собой?
Я кивнул.
— Ну, значит, это и есть твоя судьба. А моя судьба, видать, захотела на покой, раз вернула меня к привычному течению жизни. Это ведь тоже произошло как бы само собой. Не подумай, я жалею, что помог тебе и твоим друзьям… Жалко, что они не стали моими друзьями… Но это тоже судьба. Спасибо, Хэмфаст, ты сбросил камень с моей души.
Дракон вскочил на ноги и расправил крылья. Надо сказать, что бодрый и деятельный дракон тоже зрелище еще то. Я непроизвольно поежился. Понятно, что при наличии высшей магии физическая сила ничего не решает, но инстинктам не прикажешь, они прямо-таки требуют срочно забиться в укромное местечко. Инстинкты…
— Слушай, Сссра! — воскликнул я. — Все-таки ты ошибаешься.
— Интересно, в чем же?
— Ты говоришь о судьбе. А ты уверен, что не принимаешь за судьбу набор инстинктов, заложенный в твою душу творцом Миррора?
— Инстинктов? Уриэль вечно о них твердит… Что вообще такое эти инстинкты?
— Уриэль говорил, это… Ну вот ты, когда голоден, хочешь есть, правильно? Это инстинкт. И когда тебе надо справить нужду, это тоже инстинкт. И когда тебя бьют, ты или впадаешь в ярость и отвечаешь ударом на удар, или пугаешься и убегаешь. Это инстинкты заставляют тебя поступать так.
— Инстинкты — это природа существа?
— Можно сказать и так. Неразумные твари полностью подчиняются инстинктам, но, когда в душе формируется третий слой, тот, что дает существу право именоваться разумным, существо получает возможность действовать наперекор инстинктам. Например, ты хочешь ударить слабого, потому что он тебя раздражает, и ранговый инстинкт велит тебе показать свое превосходство. Но ты не бьешь его, потому что помимо инстинктов есть еще законы, а закон запрещает обижать разумного без нужды.
— Это не закон, — возразил Сссра, — это тоже инстинкт, если пользоваться твоими словами. Ни один зверь не творит насилия без необходимости, только разумные способны на такие гадости. Особенно люди.
— Ну вот, ты признаешь, что разумные способны действовать наперекор инстинктам! Так о чем я… Инстинкты могут быть не такими простыми, как те, что я перечислил. Уриэль считает, что хозяева Аркануса имеют большой набор инстинктов, специально вложенных Творцом в их души. Никогда не покидать башню…
— Ерунда! Я часто прогуливаюсь в окрестностях башни, приняв облик эльфа.
— Я имею в виду не покидать башню надолго. Ты же всегда возвращаешься обратно. Сколько времени ты проводил вне башни за одно путешествие? Час? День? Месяц?
— Нет, я всегда возвращался в тот же день.
— Вот видишь! А почему ты возвращался обратно? Ты чувствовал какое-то неясное томление, какое-то необъяснимое желание вернуться обратно, правильно?
На несколько мгновений Сссра застыл неподвижно с открытым ртом, а потом воскликнул:
— Я понял, Хэмфаст! Инстинкты — это судьба!
Ну вот, опять он ничего не понял. Похоже, мое лицо в полной мере отразило мои чувства, потому что Сссра быстро заговорил:
— Точно, Хэмфаст, инстинкты — это судьба. Ведь судьба не ограничивается только высокими материями. Когда ты голоден, твоя судьба — найти и съесть какую-нибудь пищу. Когда тебе надо по нужде… разве это не судьба?
Сссра расхохотался. Я тоже.
— Ты прав, Хэмфаст, Творец управляет моей судьбой. Ну и что с того? Что в этом неправильного или унизительного? Мы все в руках Творца, все существа всех миров, разумные и неразумные, только неразумные принимают это как должное, а разумным вечно кажется, что судьбу можно обмануть. Ты говоришь, что Творец управляет мной через инстинкты — пусть. Какая разница? Ты говоришь, что я игрушка в руках Творца, но разве не таковы все мы? Тебя раздражает, что я принимаю судьбу такой, как она есть, а меня раздражает… нет, скорее, просто удивляет то, с каким глупым упорством твои друзья идут наперекор судьбе. И ты еще говоришь, что Моргот был неправ! Да вы с Уриэлем сами идете путем Моргота! Ты говоришь, что Моргот был неправ, когда захотел стать Творцом, но разве не к этому идешь ты сам? Ты обрел силу, которая дана в твоем мире только Творцу, и эта сила рано или поздно заставит тебя встать на путь восстания.
— Но, Сссра, — возразил я, — вовсе не обязательно использовать силу во зло. Моргот стремился к единоличной верховной власти, а я не стремлюсь к этому. Я хотел переделать мир, но из этого не вышло ничего хорошего, и я больше не хочу этого. Я хочу просто жить, я хочу растить и воспитывать детей, развиваться самому, познавать тайны мира…
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем познавать тайны мира, если ты не хочешь переделать мир?
— Разве познание не самодостаточно? Разве само познание не является достойной целью бытия разумного существа?
Сссра пожал плечами, кончики его крыльев забавно дернулись.
— Извини, Хэмфаст, — сказал он, — но я не верю, что ты сможешь удержаться и не попробовать изменить мир к лучшему, как тебе кажется. И тогда твое Средиземье зальют потоки крови. Ты говорил, что уже пробовал вмешиваться в судьбы мира. И что получилось? Война?
— Нет, не война. Уриэль вовремя вмешался, и война не началась. Но если бы меня не убили в самый ответственный момент…
Сссра рассмеялся:
— Если бы да кабы… Конечно, можно оправдаться тем, что хотел как лучше, а получилось как всегда. Но ты должен был понимать с самого начала, что глупая случайность может перевернуть все планы. Ладно, хрен с тобой. Ты пришел успокоить меня, и ты добился своего. Спасибо.
— Я пришел сюда не только за этим. Я хотел сотворить твою копию.
— Зачем? Ты уже объяснил мне, что это не нужно.
— Я не объяснял этого! Это ты начал говорить какую-то ерунду насчет судьбы…
— Это для тебя судьба — ерунда. Хватит, Хэмфаст, а то поругаемся, не хватало мне поругаться еще и с тобой. Спасибо, что помог мне разобраться в себе, и точка. Мне не нужна копия, меня больше не интересует Средиземье, но я всегда буду рад видеть тебя в моей башне. Приходи, когда посчитаешь нужным. Если хочешь, можешь даже… Как это у вас называется, снять мыслеобраз?
Я широко раскрыл глаза от удивления:
— Как ты понял, что я хочу снять твой мыслеобраз?
— Трудно было догадаться, — Сссра хихикнул. — Да ежу ясно, что для тех исследований, что ведут твои друзья, мой мыслеобраз очень даже пригодится. Давай, анализируй, потом расскажешь, что там нашел.
— Но… я не очень хорошо умею анализировать мыслеобразы, — замялся я. — Лучше бы это сделал Уриэль.
— Ну Уриэль так Уриэль, — великодушно согласился Сссра. — Хрен с ним, пусть копается в моей душе. Только обязательно расскажи, что он там найдет, мне тоже интересно.
И я начал снимать мыслеобраз.
5
— Молодец, Хэмфаст! — сказал Уриэль. — Честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. Как ловко ты его нейтрализовал!
— Я не нейтрализовывал его, — возразил я. — Я действительно говорил только то, что думал.
— Какая разница? Главное, что все получилось просто замечательно. Дракон сидит в своей башне, размышляет о судьбе и не представляет никакой опасности для Средиземья. А его мыслеобраз — вот он, перед нами. Хорошо бы еще и полную копию с дракона снять, не для оживления конечно, а для углубленного анализа. Но это потом, сначала посмотрим на мыслеобраз.
— Скажи, Уриэль, а что ты думаешь насчет его мыслей?
— Насчет судьбы? Не он первый, Хэмфаст, не он первый. Ты не читал священные книги орков? Ну да, откуда тебе… Вы, хоббиты, все еще враждуете с ними, хотя и не показываете вида. Ну, в общем, у орков есть похожая концепция, все разумные управляются судьбой, которую направляет… Орки считают, что Мелькор, можно считать, что и Творец. Эта концепция имеет право на существование, но с точки зрения принципа Плоддера…
— Кого?
— Плоддера. Был такой философ в Дейле. Еще иногда говорят «меч Плоддера». Согласно этому принципу, не следует строить сложные теории, когда явление можно описать просто. Говорят, что меч Плоддера отсекает излишние сущности.
— И какая сущность лишняя в данном случае? Творец?
— Нет, Творец никак не может быть излишней сущностью. Если нет Творца, то кто сотворил мир? Каждое действие и явление имеют свою причину и Творец есть начало этой цепи причин и следствий. Нет, Хэмфаст, Творец существует, и это строго научно доказано. А вот то, что судьба каждого разумного предопределена… Может, так оно и есть, но какая, по большому счету, разница? Ты можешь думать, что сделал что-то, руководствуясь свободой воли, или что ты сделал то же самое потому, что так предопределено судьбой. Какая разница, как ты объясняешь свои поступки, если поступки в обоих случаях одни и те же?
— Но у Сссра поступки другие. Вначале он хотел побывать в Средиземье, а потом решил, что судьба против этого, и вернулся в башню.
— А вот это — глупость, — отрезал Уриэль. — Дремучая, беспросветная глупость. Позволить каким-то идеям или там убеждениям руководить твоими поступками — это просто глупо. Никак не ожидал такого от Сссра.
— А от меня ты такого ожидал? Я ведь постоянно руководствуюсь в жизни правилами и обычаями Хоббитании.
Уриэль покровительственно улыбнулся.
— Ты еще очень молод, Хэмфаст, а молодости свойственно ниспровергать авторитеты на словах, но на деле пребывать в глубочайшей зависимости от идей, внушенных старшими.
— Ты считаешь, это плохо? — я начал понемногу заводиться.
— Да нет, — пожал плечами Уриэль, — это естественно. То, что солнце восходит на востоке, а заходит на западе, — хорошо или плохо? Так устроен мир. Солнце восходит на востоке, а молодые разумные передают свои души во власть разнообразных идей. Когда я был молод, я тоже страдал великими идеями.
— Какими же, если не секрет?
— Какие тут могут быть секреты? Я хотел познать много великих тайн и стать самым великим и мудрым магом Средиземья. Я думал, что, когда я познаю Великую Истину, все эльфы и другие разумные восхитятся моими достижениями и воздадут мне великие почести. А потом я понял, что знания подобны кругам на воде — периметр возрастает вместе с охваченной площадью.
Я озадаченно помотал головой.
— Что ты имеешь в виду? Чем больше познаешь, тем больше непознанного?
— Именно. Чем больше тайн природы становится тебе известно, тем больше неоткрытых тайн попадается тебе на глаза. Ты знаешь, откуда берется дождь?
— Как откуда? Дождь проливается из туч, которые приходят по небу.
— А откуда берутся тучи?
Я пожал плечами.
— Да какая разница?
Уриэль удовлетворенно кивнул.
— Вот именно. Невежда не видит загадок, над которым бьется мудрец.
— Под невеждой ты подразумеваешь меня? А под мудрецом, очевидно, себя?
— Не заводись, Хэмфаст. Я не имел в виду тебя, то, что я сказал, — просто дейлская пословица. Действительно, мудрец — это тот, кто умеет разгадывать загадки. Но истинный мудрец глуп и оттого мудр.
— Чего? — Мне показалось, что я ослышался, уж очень откровенный бред стал нести Уриэль.
— Мудрец, полагающий себя мудрецом, есть глупец. А мудрец, полагающий себя глупцом, есть мудрец. Тоже дейлская пословица. Смысл ее прост: чтобы связно и продуктивно мыслить, надо постоянно осознавать ничтожество своего разума. Как только ты начинаешь думать, пусть даже бессознательно, что тебе открыты все тайны мира, можешь быть уверен — никаких новых тайн ты не откроешь. Так что я ни в коей мере не имел в виду себя, говоря о мудреце.
— Ладно, хрен с ней, с философией. Значит, ты считаешь, что каждый разумный волен сам придумывать себе законы и правила?
— Ты понял! — Уриэль прямо-таки просиял.
— Но тогда чем ты отличаешься от Моргота, презревшего законы Творца и попытавшегося установить свои?
— Тем, что я не берусь за невыполнимую задачу.
— А если бы ты точно знал, что сумеешь свергнуть Творца, стал бы ты делать это?
— А зачем? Зачем мне его заботы?
— Значит, ты не идешь путем Моргота просто потому, что не хочешь? Ты не видишь никаких других причин, по которым так нельзя делать?
— А что это за причины? Например, Эру сотворил мир в целом и меня в частности? Я не просил меня сотворять. Я ничем не обязан Творцу, я живу так, как считаю нужным. И только так.
Я непроизвольно поежился. Никогда не думал, что Уриэль, великий маг, почти всемогущий, но умный и добрый, исповедует такие убеждения. Это чудовищно! Если думать так, как думает он, можно оправдать любые зверства.
— Скажи, Уриэль, — спросил я, — если бы ты узнал, что для сотворения какого-нибудь очень могущественного артефакта тебе нужно убить тысячу младенцев, ты бы сделал это?
Уриэль улыбнулся:
— Классический пример из учебника по этике для молодых магов. На практике такое если и бывает, то крайне редко. Мне лично ни разу не приходилось делать такой выбор.
— А если бы пришлось?
— Если бы пришлось… Если бы пришлось, я десять раз взвесил бы все «за» и «против». Если этот артефакт стоит такой цены, я бы ее заплатил. Но я попытался бы найти другой путь к сотворению артефакта, на худой конец использовать не натуральных младенцев, а свежесотворенные копии.
— Но убийство младенца… это же зло! Самое черное зло в самом чистом виде.
— В каждой мысли и в каждом действии содержится как добро, так и зло. И эти понятия далеко не так противоположны, как ты думаешь. Зло может творить добро, а добро может творить зло. Когда ты был Обериком, ты воевал, и это было зло. Но ты же воевал во имя добра!
— Ну не знаю… — Я совсем растерялся. — Я всегда считал, что есть установленный порядок вещей, которому каждый обязан следовать и нарушение которого есть зло. Что нельзя убивать, красть, лгать, делать другим гадости… А ты говоришь, что можно все, только надо все делать разумно.
— Маг тем и отличается от смерда, — медленно произнес Уриэль с загадочной улыбкой, — что берет на себя ответственность за все свои поступки. Маг не прячется за стену законов, маг не говорит: ой, я думал, это хорошо, все так делают и считают, что это хорошо, а у меня почему-то получилось плохо. Маг твердо знает — что бы он ни сделал, ответственность будет лежать на нем.
— Ответственность перед кем?
— Перед самим собой. Думаешь, этого мало? Нет, Хэмфаст, можешь мне поверить, нет наказания страшнее, чем муки собственной совести.
— Но совесть… Она же реагирует на нарушение законов. Ты говоришь, что для мага законы не имеют значения, что магу все позволено, но тогда получается, что у него не может быть совести.
— Нет, Хэмфаст, совесть не реагирует на нарушение законов. Совесть — сама по себе закон. Этот закон не предписан кем-то имеющим власть, каждый составляет его для самого себя. И горе тому, кто нарушит свой собственный закон. Рано или поздно это случается с каждым, это случится и с тобой, и тогда ты поймешь, о чем я говорю.
— Может быть, — я пожал плечами, — но пока я не вполне тебя понимаю.
— Ну и не грузись по этому поводу.
6
Я открыл мыслеобраз Сссра. Действительно, он пришел в Миррор зрелым драконом с устоявшимися привычками и характером. Детство, отрочество, юность — все будто отрезано. Сссра впервые осознал себя уже в башне, и самые первые его воспоминания связаны именно с ней. Откуда он пришел в Миррор, кто были его родители, кто и как его воспитывал — все стерто из его памяти до последнего понятия. Притом так качественно стерто, что кажется, будто этих воспоминаний никогда и не было. Но так не бывает, полноценное разумное существо не может возникнуть уже полностью сформированным, детство — неизбежный этап развития любого существа. Хотя… Нехалления появилась на свет именно так. Неужели Сссра тоже сотворен с помощью высшей магии? Но тогда получается, что Игрок владеет высшей магией… А кто в этом сомневался? Да, скорее всего, Сссра был сотворен именно так.
Инстинкты… да, это инстинкты, без всякого сомнения. Стать самым сильным магом и вырастить самую могущественную армию. Победить всех, пройтись огнем и мечом по обоим мирам, либо сотворить загадочное заклинание мастерства до того, как это смогут сделать соперники. Да, Творец четко ориентировал Сссра на соперничество и агрессию. Расширять территорию и умножать население, засевать поля и строить шахты, добывать золото и накапливать ману, тренировать бойцов и призывать тварей — и все это ради одной только цели: стать победителем. Интересно, что Сссра не имеет никакого понятия о том, что будет после победы, это ему не важно, победа ценна сама по себе.
Что у нас тут еще? Не покидать башню… Да, пожалуй, и все. Остальные ограничения сводятся к одному — не отвлекаться от главной цели. Да, впечатляющий набор инстинктов.
Но разумные существа потому и называются разумными, что могут противодействовать инстинктам, пусть даже и не очень успешно. И Сссра нашел в себе силы к противодействию. Будучи по натуре добрым и миролюбивые существом (в это трудно поверить, глядя на могучее тело дракона, но дело обстоит именно так, мыс-леобраз не дает усомниться в этом), так вот, будучи добрым и миролюбивым существом, Сссра с самого начала тяготился предназначенной ему ролью. Он не признавался в этом даже себе, но ему вовсе не хотелось непрерывно сражаться, пусть даже и во имя великой цели. Сссра не отрицал того, что надо одержать победу над всеми другими хозяевами, но он не хотел воевать ради этого. С самого начала Сссра решил, что его путь — это заклинание мастерства, и, приняв это решение, дракон успокоился. Жизнь в его владениях мерно и неспешно текла своим чередом, территория расширялась, население росло, экономика укреплялась, мана накапливалась, наука развивалась, все новые и новые заклинания открывались для Сссра, и, возможно, когда-нибудь он добьется своей цели. Сейчас Шери и Оберик добивают Мерлина. Потом они, скорее всего, сцепятся между собой, а когда идет большая война, все ресурсы тратятся на содержание армии, а наука стоит на месте. Вполне возможно, стратегия Сссра очень даже хороша.
Но более важно другое. Уриэль говорил про целостность образа, попробуем оценить… Нет, ничего не получается, жалко, что я не владею математикой так же хорошо, как Уриэль. На первый взгляд все вроде нормально, мыслеобраз целостный, если не считать, конечно, отсутствующего детства. Интересно, что тут обнаружит Уриэль с его продвинутой математикой?
7
— Ну что, Хэмфаст, успел уже покопаться в душе нашего зеленого друга?
Я растерянно кивнул. Ну почему Уриэль вечно выбирает такие слова, что, выслушав их, чувствуешь себя, как будто сделал что-то не то?
— Ну и что ты там обнаружил?
— Да ничего особенного, — я пожал плечами, — если не считать того, что Сссра, скорее всего, сотворен посредством высшей магии.
— С чего ты взял? — Уриэль, кажется, удивился.
— Очень похоже на Нехаллению. Она тоже явилась на свет полностью сформированной личностью.
— Думаешь, Сссра был сотворен непосредственно в Мирроре?
— Скорее всего. Для Творца более логично провести сотворение в башне, чем перебрасывать сотворенное существо из мира в мир, а потом стирать воспоминания о переброске.
— А в остальном ты ничего ненормального не обнаружил?
— Нет. совершенно нормальный мыслеобраз.
— Год назад я сказал бы то же самое, — задумчиво произнес Уриэль. — А сейчас… Впрочем, кто скажет, что нормально в этом мире, а что ненормально и где проходит граница между нормой и отклонением? Надо посмотреть еще кое-что, и тогда можно будет сказать что-то определенное.
— Так что, мыслеобраз Сссра все-таки содержит что-то важное?
— Любой мыслеобраз содержит много важных вещей, надо только уметь их увидеть. Ладно, Хэмфаст, не грузись тем, что не в силах понять, если хочешь разобраться в этом деле, сгоняй лучше в Дейл, почитай в университетской библиотеке трактаты по статистическому анализу…
— Это что такое? — перебил я Уриэля.
— Раздел математики. Содержит средства, позволяющие выявлять закономерности в данных, слишком обширных для того, чтобы охватить их единым взглядом. Но к этому времени, скорее всего, мы с Олорином уже сделаем все необходимые выводы.
— Тогда зачем мне изучать математику?
— Это полезно само по себе. Впрочем, если не хочешь, не изучай. Пожалуй, ты прав, не стоит тебе лезть в эти научные дебри. Лучше отдохни, расслабься, поиграй с Долгастом, можешь смотаться в Аннуин, думаю, Гней Рыболов будет рад тебя видеть.
— После всего того, что я устроил в Аннуре?
— А что такого ты там устроил? В конечном итоге все сложилось наилучшим образом. Гней получил почти абсолютную власть, гражданской войны удалось избежать, внутриполитическая обстановка пока нормальная. Правда, Гней затеял масштабную реформу… Но в ближайшие два-три года вряд ли он успеет устроить настоящий бардак, так что не стоит даже и вмешиваться. В общем, отдохни, поработать ты еще успеешь.
8
Я так и не отправился в Аннуин, потому что на следующее утро ко мне явился Уриэль, да не один, а вместе с Олорином.
— Странные вещи творятся в Средиземье, — начал Олорин. — Хорошо, что мы совершили путешествие в Арканус, иначе эти факты еще долго оставались бы незамеченными. Воистину, все хорошо видится и распознается, будучи удалено на должное расстояние, а лицом к лицу…
— Не темни, — перебил его Уриэль. — Не думаю, что Хэмфасту интересно слушать твои философские разглагольствования, он сейчас сам загрузился этим делом по самое некуда. Говори короче.
— Короче, — произнес Олорин и надолго замолк. — Даже не знаю, как это сказать короче… В общем, Средиземье на самом деле устроено так же, как Арканус и Миррор.
— Это как? — не понял я.
— Олорин имеет в виду, — пояснил Уриэль, — что онтологическая основа нашего родного мира оптимальным образом описывается в терминах субъективного идеализма, а вовсе не объективного, как мы раньше думали.
— И кто же субъект?
— А вот это и есть самое интересное. Все мы трое — субъекты, в этом нет никаких сомнений. Сссра — тоже субъект. А вот Нехалления — не субъект.
— Как это не субъект?
— А ты загляни в ее мыслеобраз.
— И что я там найду?
— Те же самые несообразности, что у жителей Аркануса, только у нее это выражено гораздо слабее, без высшей математики ничего не увидишь.
— Ты смотрел ее мыслеобраз? — дошло наконец до меня.
— Ну да, смотрел, она разрешила. Не бойся, я не интересуюсь вашими интимными подробностями. Да и вообще, я почти не изучал ее мыслеобраз непосредственно, я просто прогнал его через специальное заклинание на предмет тех аномалий, которые ожидал увидеть. И я их увидел.
— Я могу посмотреть? — только и смог я сказать.
— Конечно, — ответил Уриэль, и перед моим магическим зрением развернулась огромная таблица, сплошь истыканная числовыми рунами и какими-то расплывчатыми пятнами.
Так… Зависимость яркости образа от возраста воспоминания… Да, распределение довольно близко к сказанному в предположении, что исследуемая душа не является душой самостоятельного субъекта… Уриэль прав, зависимость недостаточно четкая, чтобы углядеть ее невооруженным глазом, но, если представить результаты наблюдений должным образом, всякие сомнения отпадают.
— Так что же, — потрясение пробормотал я, — Нехалления, она что, не настоящая?
— Почему же не настоящая? — возмутился Уриэль. — Самая что ни на есть настоящая. Ты живешь с ней уже почти два года, и у тебя никогда не возникал вопрос, настоящая ли она. Какая разница, как устроена ее душа, функционирует ли она непрерывно и автономно или автоматически активизируется под воздействием настоящих субъектов? По-моему, второе даже удобнее, — и Уриэль гнусно хихикнул.
Видимо, на моем лице ясно отразилось все, что я думаю по этому поводу, потому что Уриэль резко выставил руки перед собой и быстро забормотал:
— Спокойно, Хэмфаст, спокойно, я не хотел тебя обидеть. Да, у меня дурацкое чувство юмора, все это говорят, но я действительно не хотел тебя обидеть.
Я попытался успокоиться, и это у меня вроде бы получилось. По крайней мере, частично.
— Она не субъект, потому что ты сотворил ее с помощью заклинания? — спросил я.
— Нет, что ты! — Уриэль рассмеялся. — Это совершенно ни при чем. На самом деле подавляющее большинство обитателей Средиземья не являются субъектами. Субъекты — это мы трое, Гней Рыболов, Леверлин, еще несколько десятков, может быть, пара сотен, но не больше. Все остальные существуют постольку, поскольку они попадают в поле зрения субъектов.
— А если какой-то житель никогда не общался ни с кем из субъектов, он что, не существует?
— Он существует как абстрактная демографическая единица, но не более того. Его душа будет сформирована только тогда, когда он столкнется с субъектом лицом к лицу.
— Все равно ерунда какая-то! А если обычный житель пообщался с субъектом, у него сформировалась душа, а потом он с субъектами больше не общается, скажем, десять лет, его душа разрушается?
— Скорее консервируется. Если еще через десять лет этот житель снова встретится с субъектом, душа жителя будет расконсервирована и в нее будут внесены все изменения, которые должны были произойти за двадцать лет.
— А если кто-то постоянно общается с субъектами, то в его душу постоянно вносятся изменения?
— А вот здесь начинается самое интересное. Тот, кто постоянно общается с субъектами, сам становится субъектом. Ты, например, стал субъектом, когда решил изучать высшую магию, ну, после того, как я получил ключ силы. Кстати, я подозреваю, что любой овладевший высшей магией автоматически становится субъектом.
— Но Нехалления владеет высшей магией!
— Совсем чуть-чуть. Видимо, этого недостаточно.
Я ошеломленно потряс головой. Этого не может быть! Я же прекрасно помню свое детство, юность, то, как я встретил Уриэля в круге судьбы, как моя личность раздвоилась и одна половина изучала высшую магию в полутемной каморке, а другая изображала приманку в ловушке для майаров, в которую попался Олорин и тем самым предоставил Уриэлю ключ силы. Я что, тогда существовал только как отражение Уриэля?
Перед моим магическим зрением развернулась трехмерная абстрактная картина. Мне потребовалось около двух минут, чтобы разобраться в смысле этих пятен, а когда я разобрался, я понял, что Уриэль прав. Действительно, аномалии мыслеобраза хорошо заметны в ранних воспоминаниях, а когда я отправился спасать мир от мантикор (эким дураком я тогда был!), аномалии перестали возникать. Как отрезало. Но что-то в этой теории неправильно. Вот хотя бы…
— Послушай, Уриэль! — воскликнул я. — Если дела обстоят так, как ты утверждаешь, получается — каждый, кто долго общался с субъектом, сам становится субъектом, правильно? Но тогда все Средиземье давно должно состоять из одних субъектов.
Уриэль пожал плечами.
— Олорин уже приводил этот довод, — сказал он. — Это действительно противоречие, но оно разрешимо. Например, можно допустить, что при некоторых обстоятельствах субъект перестает быть субъектом. Ведь что такое субъект? Это сущность, способная инициировать выполнение операций над объектами. Ну то есть над пассивными сущностями мира. Субъект — это тот, кто меняет мир. Если субъект не меняет мир, зачем ему быть субъектом? Но это только мое предположение.
— Ну ладно, допустим, в мире есть субъекты и несубъекты. Но если одного нельзя отличить от другого без сложных заклинаний и продвинутой математики, то какая разница, кто есть кто?
— Никакой. Совершенно никакой. Это знание не несет никакой житейской нагрузки. Но с научной точки зрения… Да, ты же еще не знаешь самого главного. Держись крепче, чтобы не упасть. Олорин стал субъектом только после того, как я скопировал его ключ силы.
— А раньше? Как же он творил Средиземье? Олорин глупо и смущенно улыбнулся, а Уриэль воскликнул:
— В этом-то вся соль! Олорин не участвовал в сотворении мира, и, скорее всего, никто из майаров не участвовал в этом. Эру Илуватар все сделал сам, а майарам он вложил ложные воспоминания из каких-то своих, неведомых нам побуждений. Либо Олорин сотворял мир, не будучи субъектом, но в это даже я не могу поверить.
— Либо твоя теория неверна, — добавил я.
— Посмотри сам, — парировал Уриэль, и передо мной появился отпрепарированный и разложенный по полочкам мыслеобраз Олорина. Да, против этого не поспоришь.
— Олорин, ты что, совсем не помнишь, как именно ты участвовал в сотворении мира? — спросил я.
Олорин снова смущенно улыбнулся и развел руками. Я запоздало сообразил, что сегодня он выглядит каким-то пришибленным. Стоит в сторонке, в разговор не лезет, думает тихонько о чем-то своем. Совсем не похоже на его обычное поведение. Как бы с ним чего не случилось в таком состоянии…
— Да, — протянул Уриэль, — вот как бывает. Был разумный свято уверен, что что-то делал, а потом оказывается, что все это глюки.
— А может, и вправду глюки? — Я ухватился за эту мысль, как утопающий за лягушачью лапку. — Олорин, может, тебе память отшибло? Или кто-нибудь стер ее каким-нибудь заклинанием?
Олорин только развел руками. А Уриэль сказал:
— Теоретически это возможно, но вряд ли. Такое заклинание не могло не оставить следов. Нет, больше похоже на то, что Олорин появился на свет примерно так же, как наш Зеленый друг Сссра, — с готовым характером, но без личностной памяти. А из этого следуют такие интересные выводы…
— Какие выводы? — спросил я. В другое время я предпочел бы поразмыслить над этим вопросом самостоятельно, но сейчас моя голова буквально переполнилась от новой информации.
— Интересные, — ответил Уриэль. — Тут еще есть над чем подумать, но… Сразу напрашивается вывод, что общеизвестная история Средиземья весьма далека от того, что было в реальности. Надо почитать повнимательнее Красную книгу, наверняка там полно противоречий. А если так, то получается, что наш мир сотворен с уже готовой историей. Но зачем? И еще совершенно непонятна моя роль в новейшей истории Средиземья. Я ведь стал субъектом совершенно неожиданно, без каких-либо видимых причин. Будто Творец однажды обратил на меня свой взор и сказал: а не дать ли мне этому эльфу великие знания и великую силу, а потом я посмотрю, что из этого получится? Тут немудрено и в судьбу поверить. И кто такой все-таки хозяин театра или там шахматист, который управляет Арканусом и Миррором? Может, тот же самый Эру Илуватар? Как иначе объяснить то, что во всех трех мирах имеют место одни и те же несообразности? Но тогда почему Средиземье устроено гораздо более разумно и сбалансированно, чем Арканус и Миррор? Ведь Средиземье старше и, если Арканус и Миррор сотворял Эру Илуватар, у него к этому времени было больше опыта. И что представляют собой нематериальные миры, которых так много во вселенной? Что такое Великая Сфера, доступ в которую нам так любезно закрыл Орлангур? И вообще, кто такой этот Орлангур и каково его место во вселенной? Короче говоря, искатели истины, давайте искать истину.
В книге использованы миры и персонажи Толкиена, Перумова и компьютерные игры Master of magic, а также стихотворные образы Iron Maiden и Metallica. — Автор.
Назад: 15
На главную: Предисловие
