Глава 23
РУИНЫ
Отряд вышел из трактира ранним утром. Никто не обмолвился ни словом, лишь Кай усмехнулся, глядя на Илалиджу, Тешу и Шалигая, которые стали держаться вместе:
— Ловчих Пустоты снова трое?
Илалиджа ничего не сказала, только пересчитала стрелы в туле и покачала головой — стрел оставалось мало. Арма оглянулась. Лошадь осталась у коновязи. Кай отдал ее трактирщику в качестве платы. За мешки, одежду и припасы он заплатил серебром. За доспехи трактирщик попросил лошадь. На вопрос Кая, что там на третьей дороге, ответил мрачно одно:
— Смерть.
И тут же добавил:
— И моя дочь.
Между тем где-то в той стороне, где осталась восхитившая Шалигая деревня, поднималось солнце. Дорога в окружении заросших бурьяном лугов то взбиралась на очередной холм, то спускалась в лощину. Всякий раз Арма пыталась рассмотреть, что там впереди, но всякий раз оказывалось, что впереди возвышается еще более высокий холм, рассмотреть за которым ничего нельзя. К десятой лиге пути травы и кустов на обочинах стало меньше, а потом и вовсе пошла проплешинами голая земля. Среди пятен мха заблестело битое стекло. Кое-где и на дороге обнаружились глиняные черепки, куски кирпича. Под бурьяном начали угадываться фундаменты разрушенных зданий. Над головой зажужжали мухи.
— Анда? — стянул с затылка колпак, вытер лоб Эша.
— Вряд ли, — ответил Кай. — Думаю, что в Анде мы бы увидели Храм. Поднимемся на следующий холм. Мне кажется, он выше остальных.
У подножия холма на дороге лежал труп. Тарп перевернул тело, пригляделся к вспухшему лицу, поморщился от запаха разложения.
— Кто-то из бродяг. Судя по одежде, из Намеши. Убит ножом в спину, ограблен.
— Что у него можно было грабить? — усомнился Эша.
— Оружие, — прикинул Тарп. — На поясе висел нож, остались петли от ножен. И карманы вывернуты. Но это случилось больше недели назад.
— Вот тут кое-кто посвежее! — подала голос Теша.
В десятке шагов от дороги лежал еще один труп. Тарп присел над телом, приподнял его за плечо.
— Этот вчерашний. В спине торчит стрела. Судя по всему, стрелка хиланская, значит, здесь прошел Арш. Больше некому.
— А это что? — Шалигай подцепил труп ногой, перевернул его. Под телом обнаружился мешок. Из разодранной ткани высыпались серебряные монеты, куски цепей, кольца, браслеты.
— Богатство, однако, — заметил Тарп.
— Это я нашел, — прошептал Шалигай, сбросил с плеча мешок и стал пересыпать находку к себе.
— Ждать не буду, — предупредил Кай.
— Я догоню, — крикнул хиланец.
— Разное можно сотворить с человеком, — заметила Илалиджа. — Многому научить, набить знаниями, как тюфяк соломой, но, если ума нет, его уже и не будет.
— Не всем требуется ум, — хмыкнул Эша. — Вот, к примеру, умная собака на цепи — это плохо. А дура — самое то. Собака должна лаять, а не думать!
— Послушайте. — Теша нагнулась, подняла с земли серебряную монету, подбросила ее. — Я правильно поняла, что за пределами Запретной долины эти монеты ничего не стоят?
— Их просто не будет, — отозвался Кай. — Они рассыплются пеплом на границе. Хотя пока ты в Запретной долине, можешь вернуться в трактир к Муриджану и сытно перекусить на серебряный.
— Нет уж, — серьезно сказала Теша, убирая монету в кошель. — Перекусить я перекушу. Но возвращаться не стану. Трактир Муриджана мы не минуем, даже если не будем возвращаться.
— С чего ты взяла? — удивилась Илалиджа. — Эта дорога последняя!
— С того, — прищурилась Теша. — Муриджан… особенный. С ним не закончено. Вряд ли мы доберемся до Анды, не встретившись с ним еще раз. Я чувствую.
— А ведь она права, — заметил Эша.
— Не знаю, — задумался Кай. — Я видел его много раз и недосказанности никакой в нем не заметил. Хотя, в случае удачи, дочь ему надо будет вернуть. Но если мы сначала доберемся до Анды, то уже не будет ни дочери, ни Муриджана.
— А там, в Анде? — Арма поймала взгляд зеленоглазого. — Там тоже Запретная долина или всё настоящее?
— Настоящее, — кивнул Кай. — Храм настоящий. Город — настоящий. Значит, всё настоящее. Должно быть настоящим!
— Но тогда мы не можем не почувствовать город! — воскликнула Арма. — Там должна быть граница, точно такая же, как и граница Запретной долины. Морок должен иметь и второй край.
— Значит, это не Анда, — согласился Кай.
— А я хотел бы постоять возле границы, — хихикнул Эша. — Постоять да посмотреть, как Шалигай переходит через нее с мешком серебра. Вот, наверное, рожа у него вытянется, когда серебро обратится в прах?
— Я за всю жизнь столько не заработаю, — переводя дыхание, догнал спутников Шалигай. — Да, может быть, за границей Запретной долины это серебро обратится в прах. Но это еще один довод не уходить отсюда. Дорогу до той деревеньки я знаю, а с таким количеством монет даже без руки буду завидным женихом.
— Ты сначала сделай свою работу, — кивнула на шов на уцелевшей руке Шалигая Илалиджа. — Вот доберемся до Храма Двенадцати, вскроешь послание от иши и прочитаешь: «Убей себя, мерзкий соглядатай Шалигай. Немедленно и без сомнений. Ударом ножа в грудь». И нож у тебя в кулаке. Как тогда?
— Не может такого быть, — уверенно заявил хиланец. — Слуге иши такие приказы не отдаются. Хороший слуга, словно пес. А пес не может загрызть себя сам. Всегда найдутся те, кто выполнит это за него.
— Послушай, — нахмурился Эша. — А если не себя, а еще кого-то? Есть ли что-то, что ты не стал бы делать? Ну мало ли? Тем более, как я понял, иша убит?
— Не знаю, — раздраженно бросил Шалигай. — Там посмотрим. Но то, что иша уже убит, буду держать в голове.
— Это не Анда, — послышался голос Кая.
Он поднялся на холм первым. Впереди, насколько хватало глаз, тянулись руины. Сначала просто груды покрытого мхом щебня, а дальше остовы зданий, а кое-где и целые дома и даже как будто развалины замков.
— Я видел Анду во сне, — сказал Кай. — Это не она. Да и дорога пересекает руины насквозь.
— Ты веришь снам? — спросила Теша.
— Иногда, — ответил Кай. — Кстати, каменный нож, который теперь висит у меня на груди, однажды я тоже увидел во сне.
— Вытащил его из сна? — оживился Шалигай. — Так, может, я и монеты смогу вытащить?
— Попробуй, — предложил Кай. — А пока что бери в руку меч. Дорога, по которой мы пойдем дальше, усыпана трупами.
Трупный смрад и в самом деле витал над равниной. Но среди тел, что лежали на ней уже неделю или две, хватало и свежих. Их были сотни.
— Забавлялись, — заметил Тарп, подойдя к очередному несчастному. — Воины Арша забавлялись. На лошадях, с луками. Били всех подряд. И даже не нагибались, чтобы поднять богатство. А те, что лежат неделю или больше, эти уже убивали друг друга сами. Поделить не могли удачу. А между тем тут золото всюду. Эй, Шалигай! Может быть, высыплешь серебро и заменишь его золотом?
Тарп ударил ногой по лежавшей возле одного из тел котомке, и монеты золотыми искрами полетели во все стороны.
— Смотри, монеты лежат везде, в каждом доме, у каждой ограды! — крикнула Теша, подбрасывая над головой горсть золота. — Загляни! Да хоть вон в то окно! Ты видишь? Горшки с золотом!
— Что ж ты делаешь? — завопил Шалигай.
— Задумайся, — сказал хиланцу Кай. — Задумайся, отчего Арш не подбирал монеты. И Сарлата не подбирал. Не думаю, что они не любят золота. С ними проводница, Шиттар. Наверное, она объяснила им, что это ничто. Прах!
— Ничто? — заорал Шалигай, подобрал золотую монету, вытер ее о рубаху и прикусил край. — Да это настоящее золото, лопни мои глаза. Золото!
Хиланец начал судорожно вытряхивать из мешка серебро.
— Да Пустота с ним, — сплюнул Эша. — Может, он и вправду останется здесь, да и зацепится за личный кусок морока в какой-нибудь деревеньке. А не зацепится, так хоть драться будет еще лучше, есть что оборонять.
— Идем, — поторопил Кай спутников. — Мне не хочется здесь задерживаться. Давит что-то. Нехорошее что-то давит.
— Еще бы, — мрачно покачал головой Тарп. — Трупы и руины, трупы и руины. Ничего и придумывать не надо. Рассыпать золото, и смерть наложена на тетиву. Люди сами перебьют друг друга. Каждый может набрать здесь мешок, два мешка золота! Забудем, что оно ненастоящее. Каждому хватит! А они убивают друг друга.
— Если бы опасность исходила только от этого, то не стоило бы и беспокоиться, — заметил Кай.
— А чего тут еще опасаться? — спросил Тарп. — Ни души живой!
— Есть чего, — ответил Кай. — Есть, Тарп.
— Вон тот домик один в один, как у меня в Гиме, — хихикнул Эша. — Только разоренный. Крыши нет, крыльца, окон. А если бы все поправить да занавесочки повесить голубые, то и не отличишь!
— Быстрее, — повысил голос Кай. — Конца-краю этим развалинам не видно, а мне вовсе не хочется устраивать ночевку среди трупов.
— Трупы не так страшны, как живые, — заметила Илалиджа.
— Однако развалины-то куда страшнее целых зданий, — озадаченно пробормотал Эша. — Вон башенка торчит. Не отличишь от той, что венчает ворота в Гиме. А вон там половина флигелька. Обломок, можно сказать, ну так мало что похож на флигелек нашего привратника, так еще и скамья у стены стоит точно как у него!
Арма шагала вслед за зеленоглазым и с раздражением посматривала по сторонам. Нет, она не узнала флигелька гимского привратника, но несколько домов явно переместились в этот разрушенный город из Зены. И особняк с правой стороны дороги принадлежал зенскому ураю, а вон в том маленьком домике с прогнившей крышей прошло самое счастливое время крохи Армы. Нет, лучше не смотреть. Или смотреть вполглаза, не приглядываться, главное — не упустить опасность.
— Узнала что-то? — спросил Кай.
— Многое, — кивнула Арма.
— Понимаешь, что это значит? — спросил зеленоглазый.
— То, что Запретная долина меняется, — пожала плечами Арма. — Она устраивает представления для тех, кто пришел в нее. Кто мог знать, что я окажусь здесь? Или Эша?
— Да, — задумался Кай. — А ведь башенка точно скопирована с гимской. Даже легкая кривоватость повторена. И я здесь вижу много знакомых зданий. Но главное в другом, где-то рядом сиун.
— Какой? — спросила Арма.
— Любой, — пожал плечами Кай. — Их осталось пять. Двоих мы, скорее всего, уже узнали. Хотя я не могу быть уверенным. И все же — сиун Хара таится, думаю, в Шиттар. Хара славилась красотой. Чем-то Шиттар напоминает ее. К тому же Хара не только покровительница смерти, она еще и властвует над ненавистью и безупречностью.
— То есть Сарлата связался с сиуном смерти? — удивилась Арма.
— Дали бы нам такого проводника, и мы связались бы, — кивнул Кай. — Оракул из Танаты — Наршам — скорее всего, во власти сиуна Неку. Неку — это тьма, покой, сон, холод.
— Почти смерть, — заметила Арма.
— Да, хотя с Харой они не ладили, — согласился Кай. — Здесь ему самое место. Но еще есть Эшар, Сакува и Паркуи.
— Эшар — кровь и страсть, Сакува — зрение и разум, Паркуи — камень и чистота, — пробормотала Арма. — Чистотой-то здесь даже не пахнет.
— Зато камня предостаточно, — заметил Кай. — Знаешь, что мы должны будем сделать?
— Пока нет, — пожала плечами Арма.
— Мы должны будем найти ловушку и попасть в нее, — ответил Кай.
— Не хватит ли уже ловушек? — спросила Арма.
— Еще пять осталось, — ответил Кай. — Только пять.
Ловушка отыскалась уже в сумерках. Спутники так старались покинуть руины, что забыли и об обеде и об ужине. Но солнце уже начало закатываться, и мрак застилал пространство за проваленными окнами, поэтому не заметить огонек в бойнице возле тяжелых ворот было нельзя.
— Здесь, — обернулся Кай к спутникам. — Здесь нас ждет один из сиунов. Меня-то уж точно. Это будет очень опасно, останавливаться на ночь в ловушке. Поэтому никого не неволю.
— Я с тобой, — сказала Арма.
— Служба, — хмыкнул в полумраке Тарп. — Выбирать не приходится.
— Думаю, что без тебя будет опаснее, — засмеялась Илалиджа. — Так что я… мы с тобой.
— А с чего ты взял, что это ловушка? — не понял Эша. — Мало ли кто спрятался в заброшенном здании и развел огонь?
— Это не просто заброшенное здание, — покачал головой Кай. — Это крепость. Это белоснежный Харкис. Мой родной город, из которого началось мое бегство.
— Бывал я в Харкисе, — задумался Эша. — И в самом деле похож!
— Было бы интересно заглянуть, — согласился Тарп и ударил по плечу приунывшего Кишта. — Не вешай нос, парень. Пользуйся возможностью посетить крепость, которой на земле Текана больше нет. То, что теперь строится, жалкое подобие настоящего Харкиса.
— Мы выйдем из него своими ногами? — спросил парень.
— Знаешь, чем хороша быстрая смерть? — спросил Кишта Эша. — Она делает невозможной долгую.
Кай подошел к воротам, еще раз вгляделся в огонек, который мерцал в узкой бойнице, постучал ногой в кованую дверь, вделанную в полотно ворот. Где-то в отдалении раздался окрик караульного. Потом по камню простучали сапоги, и за дверью послышался недовольный голос:
— Кто стучится в двери благословенного Харкиса? Ночь подступает, назови имя!
— Кир Харти, — подсевшим от волнения голосом назвался Кай. — Кир Харти со спутниками.
— А ну-ка? — заволновался караульный. — Наклонись к окошку!
Загремел засов, открылось отверстие в двери, в нем мелькнул мясистый нос, потом глаз пожилого воина, раздалось радостное — «ну наконец-то», а уж потом загремел и большой засов, и ворота распахнулись. Арма вслед за Каем шагнула под своды проездной башни и удивленно увидела и горящие факелы в гнездах, и лошадей, жующих сено у коновязи, и с дюжину рослых воинов у караулки, и освещенные масляными фонарями улицы, разбегающиеся по небольшой, но чистой и аккуратной крепости.
— Господин Харти! — склонил было перед Каем голову стражник, но не выдержал и заключил его в объятия. — Прости уж меня, господин Харти! Тут такое творится. Тебя давно не было, но мы ждали. Ждали и верили, что ты вернешься. Они ведь все погибли!
— Кто все? — нахмурился Кай, оглянувшись на вошедших вслед за ним спутников.
— Как кто? — удивился стражник. — Матушка твоя. Дед — урай Харкиса — урай гордого клана Сакува! Но твой дом в порядке, господин Харти. Мы следили. Да что я, ты же с друзьями с дороги? Сейчас я прикажу, чтобы все приготовили. Тиджиз!
— Я здесь! — вытянулся перед стражником молодой караульный.
— Зачем ты здесь? — сдвинул брови стражник. — Беги к ключнику, пусть хоть кипятком обольется, но чтобы моментом в доме господина Кира Харти были готовы спальни и трапезная! И чтобы лучшие блюда и быстро!
— Будет сделано! — рявкнул караульный и застучал сапогами по мостовой.
— Ну что же? — развел руками стражник. — Хоть гонца бы прислал, господин Харти! Ну как же так? Ну, ничего, Тиджиз резвый, мигом все устроит! Сейчас куда? Как?
— Не беспокойся, дорогой, — кивнул Кай стражнику. — Мы прогуляемся до дома урая. Заодно я покажу друзьям Харкис.
— Харкис — прекраснейший город Текана, — щелкнул каблуками стражник.
— Несомненно, — согласился Кай. — Идем же.
— Это розыгрыш, — ударил себя ладонями по коленям Эша, едва спутники отдалились от ворот.
— Ты прав, — почти спокойно ответил ему Кай, хотя желваки играли у него на скулах. — Как этот стражник мог узнать меня, если последний раз мы с ним виделись, когда я был еще малолетним ребенком? Я уже не говорю, что на самом деле он мертв. Мой дед погиб одним из первых, вот на этой площади. Гвардейцы Хилана вошли в Харкис и расстреляли деда вместе с лучшими воинами первым же залпом. А потом кровь полилась рекой. Матушка моя погибла позже.
— Выходит, что этот стражник сиун? — спросила Арма.
— Вон еще стражники, — оглянулся Кай. — Посмотри. Во всех окнах свет. В Харкисе была убита почти тысяча человек. Все они теперь здесь. Кто из них сиун?
— Может быть, следует убить всех? — предложила Илалиджа. — Начнем убивать, сиун себя и явит.
— Они все уже были убиты один раз, — опустил голову Кай. — С них достаточно. К тому же они не дадут так легко убить себя. Воины клана Сакува были лучшими воинами Текана. Идемте. Идемте к моему дому. Я буду думать и вспоминать.
И они шагали по гладкой, отшлифованной ногами и старанием каменотесов мостовой и раскланивались со встретившимися им горожанами, пока и не встали у ворот большого дома. На ступенях их уже ждал ключник.
— Господин Харти! — расплылся он в счастливой улыбке. — Как давно тебя не было! Маленький озорник Кир! Помнишь ли ты, как воровал у меня ключи, чтобы пробраться в каморку со сладостями?
— Конечно, помню, — улыбнулся Кир и обнял старика. — Только вынужден огорчить тебя. Теперь я уже не так интересуюсь сладким, поэтому твои ключи в безопасности. У меня к тебе просьба, старина, не мог бы ты отвести меня на то место, где погибла моя мать?
— Конечно, — склонил голову в поклоне ключник. Идите за мной. Это произошло на лестнице.
Ключник развернулся, распахнул двери, и Арма тут же увидела и белые ступени, ведущие на второй и третий этаж, и множество женщин, торопливо смывающих пыль с этих ступеней, втянула запах кушаний, доносящихся с кухни, и шепнула чуть слышно:
— Какой восхитительный морок! Поверь мне, зеленоглазый, я была бы счастлива, если бы кто-то привел меня в наш маленький домик в Зене.
— Я бы тоже, — ответил Кай вполголоса. — Если бы все ограничилось прогулкой. Но этот ключник, который ведет нас к месту гибели моей матери, сам погиб за полчаса до нее.
— Здесь, — горестно опустил голову ключник. — Вот за этими дверями лестница, которая ведет в оружейную башню. На ней ловчие иши настигли твою мать, Кир, и убили ее. Но лучшие воины Сакува спасли тебя, и вот теперь ты вернулся!
— Судя по тому, кто несет службу у ворот Харкиса, спасшие меня воины вернулись еще быстрее меня, — вполголоса обронил Кир и похлопал ключника по плечу. — Прикажи, чтобы нам накрывали в трапезной. А мы скоро придем. И вот еще, подскажи мне, как теперь складываются отношения клана Сакува с ишей Текана? Все-таки убийство моей матери и деда не могло пройти незамеченным. Как же так? Или ловчие иши сделали это случайно?
Ключник замер, обернулся и, выпучив глаза, попытался что-то сказать, но только развел руками и замер, покачиваясь с пяток на носки, с пяток на носки.
— Ну ладно, — вернул его в сознательное состояние Кай. — Это ведь неважно? Не так ли? Сейчас мы сходим в спальню, разместимся, а потом вернемся в трапезную. Не волнуйся, я помню, где спальня.
Ключник вздохнул с облегчением и затопал по лестнице, а Кай снял со стены факел и махнул рукой в сторону длинного коридора — сюда.
— Это спальня? — удивился Эша, оглядывая сводчатый зал, окна в стенах которого начинались на высоте пяти локтей от пола.
— Это зал, в котором я учился фехтованию, — объяснил Кай. — В спальне сейчас куча мамок и теток, да и не рискнул бы я располагаться в спальне.
— Тебе эти своды кажутся ненадежными? — спросила Арма.
— Да, — кивнул Кай. — Тем более что это ловушка Паркуи. Сиуна камня и чистоты.
— Почему ты так решил? — удивился Эша.
— Чисто, — объяснил Кай. — Слишком чисто на улицах Харкиса. Харкис был прекрасным городом, но чистотой мог похвастаться только после утреннего подметания улиц и не дольше, чем до полудня. Да и никто другой, кроме властителя камня, не вознес бы точную копию Харкиса.
— Но откуда? — удивилась Теша. — Откуда он мог знать о Харкисе? Разве я ослышалась? Ведь был разговор о том, что Запретная долина создана так давно, когда в Текане вовсе не было городов?
— Смотри-ка, — удивилась Илалиджа, — а ведь девка-то дело говорит?
— Не знаю, — задумался Кай. — Но если та же Арма за пределами Запретной долины могла прислушиваться к чужим мыслям, что мешает сиунам двенадцати прозреть мою память у себя дома? Во всяком случае, все, что я вижу, я помню. Или, — Кай помедлил, — или почти все… Или они покопались в таких глубинах памяти, куда я сам и вовсе не заглядываю?
— А то, о чем ты думаешь теперь, они не способны прочесть? — насторожилась Илалиджа.
— Нет, — твердо сказал Кай. — Защититься от Паркуи у меня сил хватит. Ни Эшар, ни Сакува не стали бы устраивать такую ловушку.
— А какую бы они устроили? — спросил, позвякивая мешком с монетами, Шалигай.
— Много страшнее, — ответил Кай.
— Давай-ка мы разберемся сначала с тем, что имеем, — заметила Илалиджа. — А ну-ка, девочка… — Она посмотрела на Арму. — Я уже привыкла к твоим возможностям, но вчера вечером была немало удивлена. Полог, что ты накинула на себя и на Кая, не пропускал не только звуков, но и света. Надеюсь, что ты сотворила его не для того, чтобы замыслить что-нибудь против своих спутников. Впрочем, что я говорю? Дело молодое. И все же, сиун Паркуи — сиун камня. Вокруг каменные стены, будь добра, повтори этот наговор. Да постарайся. О! Вот так!
Илалиджа посмотрела на зеленоглазого:
— Теперь я готова выслушать тебя, блудный сын Харкиса.
— Изгнанный, но не блудный, — не согласился Кай. — Нам предстоит пройти еще пять сиунов. Эта ловушка, как я думаю, устроена сиуном Паркуи. И хотя среди нас трое выходцев из клана Паркуи, из Хилана, вряд ли кто из них сталкивался с его сиуном. Напоминаю, как он выглядит. Это «образ смутный, каменный или ветреный, временами человечный, принимающий облик воздушного вихря или каменного столба, могущего рассыпаться песком и развеяться вихрем». Так о нем писали теканские мудрецы.
— И как же ты заставишь его обратиться в воздушный вихрь или каменный столб? — нахмурился Эша.
— И как собираешься сражаться с каменным столбом? — почесал затылок Тарп. — Я уж не говорю, чтобы сражаться с вихрем?
— Подождите! — подняла руку Илалиджа. — Нас восемь воинов. Да, мы кое-что можем, но мы не просто в городе, где не меньше сотни хороших воинов, которые скорее будут подчиняться Паркуи, чем вернувшемуся внуку последнего урая. Мы в ловушке. Прежде чем обсуждать, как мы будем убивать хозяина ловушки, неплохо бы было обсудить, как нам самим избежать гибели!
— Дело говорит, — заметил Эша. — Вряд ли нас заманили в ловушку, чтобы потом возить по ярмаркам в клетке.
— Камень, камень, — задумался Кай. — Тут и думать нечего. То, что легко построено, так же легко может быть и разрушено. Я удивляюсь, как оно вообще не разрушилось до сих пор. Самое простое, что можно сделать, это обрушить на наши головы своды. Другой бы сделал это сразу же. Даже теперь. Но Паркуи, как мне показалось, честолюбив. Он из тех, кто любит поиздеваться над жертвой. Поэтому и его сиун не позволит себе убить нас, не видя происходящего. Что ж, мы устроим представление. Сейчас же все выходим на улицу!
— Что скажешь? — повернулась к Арме Илалиджа.
— Пока мы не выйдем из крепости, нас никто не будет слышать, — уверила пустотницу Арма. — А вот лишить их зрения я не могу. И уж тем более вывести нас из крепости, если они сами не откроют ворота.
— Нет, — оглянулся Кай. — Выводить из крепости никого не нужно. А вы пока что, да, я говорю это тебе, Эша, и тебе, Арма, вы пока вспомните, как потрескивали камни в черной пустыне. Особенно вечером, когда холод подступал к ним. Подумайте над этим!
Они распахнули двери так внезапно, что присевший на одну из ступеней ключник едва не скатился на мостовую.
— А ну-ка, старый приятель! — обнял его за плечи Кай. — А не вспомнить ли нам ночные празднества, которые устраивал мой дед? Вот здесь, у этих ступеней он ставил столы, и любой горожанин мог подойти, присесть с ним рядом, пригубить хорошего вина, пожаловаться на что-то или попросить помощи. Помощи я, конечно, не обещаю, но жалобы выслушать готов. Сделай это для меня, старый друг. Всего-то и забот, что вынести стол из зала сюда. Не нужно особых яств. Площадь у дома моего деда велика, все, кто захочет, могут прийти ко мне, никому не будет тесно. Хорошо?
— А и легко! — расплылся в улыбке ключник и тут же вытащил из-за пазухи свисток и задал жару окрестным соням. Забегали мамки и тетки, со стороны проездной башни примчались стражники и резво вынесли на улицу сначала несколько столов, а потом и скамьи. Забегали повара и служки, и у Кая, который наблюдал за всем этим, заблестели глаза.
— Все так и было? — спросила Арма его чуть слышно.
— Нет, — покачал он головой. — Не так. По-настоящему. Но и это очень похоже. Очень. Так похоже, что сердце сжимается. Не хватает только улыбок моей мамы и раскатистого баса моего деда. Ты придумала что-нибудь?
— Есть одно заклинание, — призналась она. — Шутливое. То самое, которое нужно. Меня научила ему Хуш. Гостю подают горячий отвар, он едва не обжигается, дует на кипяток, а когда подносит его к губам, то обнаруживает, что отвар превратился в кусок льда. И в этот момент хозяева говорят, что гость слишком сильно дул. Получается довольно весело.
— Но ведь речь идет не о кубке с отваром, — заметил Кай.
— Это точно, — согласилась Арма. — Но и сиун не будет раскален до кипения, да и воды, если уж он обратится в камень, в нем будет немного. Вряд ли больше одной или двух кружек.
— И все-таки нужно будет мгновенно охладить довольно тяжелый булыжник! — заметил Кай.
— А ты понесешь после этого меня на руках? — еще тише спросила она. — Как тогда?
— Послушай, — подошел к Каю Эша, — я, конечно, начинаю догадываться, что ты замыслил, но сделать это будет не так просто. Сколько будет весить твой сиун после того, как он явится? Нет, сразу скажу, что лучше всего тут бы справился Шувай со своим молотом. Но уж что тут говорить? Нет Шувая. Ты прикрой наш разговор, девица, прикрой. Так вот, если этот сиун будет весить хотя бы с тебя, зеленоглазый, то, чтобы превратить его в хороший зажигательный камень, мне потребуется неделя. И это при том, что я не буду упускать его из вида. Кстати, если он вздумает при этом ходить, то дело еще затянется.
— Эша, — поморщился Кай. — Долгие беседы с тобой в Гиме приучили меня к тому, что из самых простых событий ты умеешь делать самые мудрые выводы. А на самые сложные вопросы умеешь отвечать просто и понятно. Пойми, мне не нужен зажигательный камень размером с сиуна. Мне нужно, чтобы он нагрелся. Но нагрелся быстро. Как можно горячее и как можно быстрее!
— Все равно очень долго, — задумался Эша. — Если камень не должен гореть, а ты не хочешь, чтобы я закончил свою долгую жизнь прямо вот за этим столом, мне все равно потребует не менее часа. Не скажу, что смогу разогреть камень докрасна, но остывать он точно будет не менее пары суток.
— Послушай, — потер виски Кай. — А если не нужно, чтобы он остывал?
— Это уж от меня не зависит, — рассмеялся старик. — Если что-то нагретое оставить в естественном виде, оно будет остывать согласно имеющейся плотности и объему. Камень остывает долго. Конечно, если исключить всякую невозможную магию со стороны этой сумасшедшей девчонки. Интересно, кто же все-таки учил ее этим фокусам?
— Подожди, — остановил старика Кай. — Подумай. Не ты ли рассказывал мне о магических иллюзиях, которые невозможно отличить от реальности до тех пор, пока они не иссякнут. Если навести иллюзию на камень, он будет способен обжечь?
— Еще как! — приподнялся на носках Эша. — Если устроить иллюзию раскаленного камня, да бросить его в костер, то пламя взметнется ничем не хуже того же, которое случается от добротного зажигательного камня, тепло в котором копится долгими усилиями. А если такой камень бросить в котел с водой, она забурлит, но бурлить будет только те несколько секунд, которые действует иллюзия! После этого камень обретет тот нагрев, который успел передать воде. И все.
— То есть какое-то время камень будет горяч по-настоящему? — спросил Кай. — И если его охладить, то он может потрескаться?
— Может, — кивнул Эша. — По той простой причине, по которой иллюзия твердых тел относится к иллюзиям действия, поскольку обретает твердость того тела, к которому применяется.
— Сделай это, Эша, — попросил Кай. — Представь себе, что сиун Паркуи ростом с меня.
— Такой, как ты? — Старик задумался, пошевелил губами. — Три секунды. Нагрею так, что будет жарко стоять в десяти шагах. Но только три секунды. А после — ничего.
— Успеешь? — повернулся к Арме Кай.
— Да, — сказала она твердо.
— Ну, не знаю, — усомнился старик. — Но кого нагревать будем?
— Я покажу тебе, — сказал Кай. — Будь готов.
Пир удался на славу. Правда, Илалиджа сначала слегка обидела ключника, когда сообщила ему, что нанята Киром Харти именно для снятия пробы со всех блюд. Тот уже был готов разразиться возмущенной речью, но пустотница просто обняла старика и поцеловала.
— Вот! — воскликнул Тарп в окружении присевших за стол стражников и множества простых жителей города. — Вот, женщины! В ваших руках и губах — великая сила! Отчего же вы ею не пользуетесь?
Ответом ему был взрыв хохота. Арма и сама с трудом сдержала улыбку и потянулась к кувшину с горячим отваром.
— Ты что делаешь? — язвительно прошептал Эша, который безостановочно бормотал какие-то заклинания и старательно прятал ладони в собственных рукавах, с тоской глядя на угощения перед его носом. — Ты готова?
— Собираюсь, — улыбнулась Арма, подняв с блюда роскошный кусок мяса и положив его в моментально открывшийся рот старика. — Удивительное дело, но для того, чтобы что-нибудь охладить, самому следует нагреться. В этом весь секрет. Ну и еще кое в чем.
— Кто тебя учил этому? — проглотил мясо Эша. — Ты и в самом деле сильная колдунья? Ибо мудрецы говорили, чем сильнее колдун, тем короче его заклинания. Сильнейший из колдунов способен щелчком пальцев совершать немыслимые чудеса. А если он творит их, лишь подумав о чуде, значит, он бог.
— Этому заклинанию меня учила Кессар, — сказала Арма, заставив Эшу открыть рот от изумления. — Но так как это были не лучшие для нее годы, то мыслью я не обойдусь. Придется щелкать.
— Я знаю, в ком таится сиун, — наконец сказал Кай.
— В ком же? — напряглась Илалиджа.
— Тиджиз, — показал зеленоглазый. — Вот тот расторопный молодой паренек. Имя не редкое, но такого парня в Харкисе не было. Я вспомнил всех воинов Сакува по именам. И уж тем более молодых. Не было такого воина. И это не промах Паркуи. Он издевается надо мной. На древнем наречии словом «Тиджиз» обозначается бог.
— И как ты собираешься его являть? — нахмурился Эша.
— Не знаю, — поднялся на ноги Кай. — Но попробую повторить трюк с деревянным истуканом на корабле. Эша и Арма, будьте готовы, — сказал он тихо, а затем, повысив голос, обратился к собравшимся:
— Друзья мои! Уж не знаю, кто из вас помнит, что произошло тут в тот день, когда погиб мой дед, но одного я не забуду никогда. Лучшие воины Текана не были побеждены. Они были убиты, но не побеждены. И если бы не ружья хиланских гвардейцев — победа была бы за Харкисом.
— Да! Точно так! — понеслось со всех сторон.
— Странно, — прошептал Арме Эша. — Наследник правителя города пиршествует в городе, которого уже давно нет, и говорит с теми, кто давно уже сгнил в земле, и, похоже, обещает им новые победы.
— Но скоро ружья будут и у нас! — выдернул из чехла ружье Кай. — Лучшие ружья. Такие ружья, с которыми нам не будет страшен никакой Хилан. Ружья, которые способны победить даже камень. Вон видите мраморную колонну, которую установил мой дед в день моего рождения? Два-три выстрела — и она будет пробита насквозь! Зажмите уши, друзья мои.
Женщины с визгом бросились зажимать уши, а Кай приложил к плечу ружье и прицелился. Последовал выстрел, и пуля выбила изрядный кусок мрамора из верхушки колонны. Воины восторженно заорали, но сквозь их ор явственно донесся голос Тиджиза:
— Не нужно.
— Еще два выстрела! — изобразил хмельного Кай.
Снова раздался грохот, и колонна лишилась еще одного куска мрамора.
— Не нужно, — повторил Тиджиз с явным раздражением и направился к зеленоглазому.
— Нужно-нужно, — закричал Кай и вновь взметнул ружье.
Выстрел обрубил колонне верхушку, и в тот же миг хрупкий паренек Тиджиз шагнул вперед, схватился за ствол ружья и тонкими, но до странности сильными руками свернул его в спираль.
— Не нужно, — громко повторил он в лицо Каю.
— А мне плевать, — ответил Кай и плюнул ему в лицо.
В следующее мгновение сильнейший удар в грудь опрокинул зеленоглазого навзничь, а Эша вдруг завыл так, что заложило в ушах. Завыл и поймал сиуна за кулак. Едва выглядевший как огромный булыжник кулак отправил Кая на мостовую, как Эша набросил на него заклинание. Половину секунды сиун пытался вернуть кулаку прежний морок. Еще половину секунды он раздумывал. И всю вторую секунду обращал себя в каменного убийцу, тем более что из-за стола с оружием взметнулись друзья Кая. Но еще до истечения третьей секунды сиун налился малиновым цветом и уже собирался расхохотаться оттого, что языки пламени поползли по столу перед ним, но не успел. Арма щелкнула пальцами, сиун взвыл и с треском разлетелся осколками в стороны. И тут Харкису наступил конец. Все те, кто сидел рядом со спутниками Кая, вдруг начали осыпаться пеплом. Пеплом осыпались блюда на столе. Пеплом осыпалась испорченная колонна. Стали оплывать, осыпаться камнями, рушиться здания и крепостные стены, да так, что спутники вынуждены были выбежать на середину площади. Даже стол, под который упал Кай, обратился в пыль.
— Что с тобой? — бросилась к подхваченному Тарпом зеленоглазому Арма.
— Смотри-ка, — удивился он, морщась от боли и вставая на ноги. — Бегаешь? Тебя, выходит, не надо уже нести на руках?
— Не теперь, — успокоила она его. — Что с тобой?
— Кажется, ребро сломано! — вздохнул зеленоглазый. — Ты представляешь, у этого парня кулак, что булыжник!
— Ну вот, — донесся разочарованный голос Эша. — Все ели нормальную еду, а как собрался поесть я, осталась одна пыль! Да и темно же! Кто-нибудь зажжет лампу?