Книга: Треба
Назад: Глава 11 МЕРТВЫЕ И ЖИВЫЕ
Дальше: Глава 13 ЛОШАДИ ВЕТРА

Глава 12
НЕБО И ЗЕМЛЯ

На Лилае не было лица. И если Теша словно потеряла память о собственном прыжке. Тару сетовал на соблазн и неосторожность молодых и горячих, а Шалигай что-то лепетал о том, что не он сдернул старика, а старик сдернул его с обрыва, то Лилай скрипел зубами и кусал губы. Арма даже захотела подойти и пожать ему руку, но чувствовала, что воина клана Смерти лучше пока оставить в покое. И тут же подумала, что ведь и точно, как говорил Эша еще на границе Запретной долины, плотность магии вокруг такова, что не только лишила ее дара подслушивать чужие мысли, но и выручавшую всю жизнь татуировку на руках, лодыжках, талии, шее — превратила всего лишь в украшение. Магия того же сиуна захлестнула волной, лишила дыхания и здравого смысла, что она могла найти в пропасти, на дне которой щетинились острые камни?
— Бегом, бегом! — торопил отряд Кай, но уже через сотню шагов остановил всех под каменной аркой.
— Что там? — спросил Эша, щурясь в блеклое небо, куда продолжал смотреть и зеленоглазый.
— Опасность, — ответил Кай. — В последний раз мне пришлось провести под этой аркой двое суток, а потом вернуться. Да и то не потому, что опасность рассеялась, а стала рассеиваться сама долина. Но сейчас вроде бы все обходится. Пока обходится. Теперь идем вниз. Быстрым шагом. Непиш говорил, что спуск с перевала равен подъему, но пропасти нет и дорога чуть шире, хотя и пролегает в ущелье. За ущельем роща, в которой можно укрыться.
— От кого укрыться? — не понял Тару.
— Увидите, — сказал Кай. — Теперь главное — покинуть эти скалы.
— Да что там? — нахмурился Тару, тараща глаза в небо.
— Пока ничего, — ответил Кай и поправил на плече ружье. — Может, и обойдется. Идем.

 

Над головой сияло пятном жаркое солнце, и хотя мрачное ущелье не давало повода для улыбок, да и тело требовало если не купания, то хотя бы ведра прохладной воды на голову, но настроение у спутников понемногу улучшилось, да и дорога все-таки вела вниз, и Шуваю уже не приходилось жмуриться, о чем он во всеуслышание немедленно и заявил. Одного не мог понять великан, как вообще могло прийти в голову прыгать в пропасть, если ни у кого из его спутников не имелось за спиной не то что крыльев, так хотя бы перепонок, как у летучих белок? Лилай, который начал понемногу приходить в себя только через лигу после перевала, неожиданно ответил великану:
— Если бы я был уверен, что дурман не рассеется до того самого момента, как тело размозжится о камни, это была бы лучшая смерть из возможных.
— Подожди! — не понял Эша. — А как же законы клана Хара? Ведь каждый твой воин-соплеменник должен перед смертью сломать собственный меч! Насколько я знаю, твоему отцу это удалось, несмотря на то что он был убит из-за спины и умер мгновенно?
— Никто не может сказать, как это происходит, — ответил Лилай. — Клан Смерти — клан Хара. Хара, по преданиям, бог ненависти и смерти и одновременно бог безупречности. Воины Хара верят, что он каждому дает еще секунду бытия и после гибели. Секунды более чем достаточно, чтобы сломать меч.
— А если рядом будет гибнуть твой друг? — поинтересовалась Арма. — Что ты выберешь? Сломать меч или выручить его?
— Хара дает каждому воину секунду бытия, — ответил Лилай. — Не уверен, что он добавляет к ней еще и способность думать и выбирать.
— Тихо! — остановился Кай, подняв руку.
Небо продолжало сиять над ущельем узкой желтой полосой, но почти сомкнувшиеся стены наполняли тропу сумраком. Выход из ущелья обозначился в четверти лиги.
— Тихо, — повторил Кай.
— Клекот, — потянул с плеча лук Тару. — Мне клекот послышался. Неужели мы эту птичку не добили?
— Это его летучие псы, — процедил сквозь зубы Кай, и в это самое мгновение огромная тень на мгновение накрыла ущелье.
— Что это? — вскричал охотник. — Никак пустотная мерзость?
— Из пустотной мерзости, старый, здесь только я, Тиджа и Вериджа, — отчеканила Илалиджа. — Эх, мне бы мои настоящие стрелы!
— Обойдемся тем, что есть, — отрезал Кай. — Вперед.

 

Пока отряд добрался до выхода из ущелья, тень еще четырежды промелькнула над головой. Перед равниной скалы сходились до десяти шагов, и сразу за ними расстилалась каменистая, покрытая бедной травой поверхность, собирающаяся погрузиться в сумрак. В половине лиги чернела раскидистая, почему-то безлистная роща, дорога вела к ней, а потом терялась в невысоких холмах, верно уходя в долину текущей в отдалении реки.
— Придется бежать, — сказал Кай. — В том лесу наше спасение, летучие псы не смогут приблизиться, кроны помешают им, а мы сможем стрелять. Здесь же это невозможно. Из ущелья не высунешься, а летучие твари способны ждать добычи много дней. Но бежать мало, надо еще и удерживать их в отдалении. Луки на изготовку. Лучники и я прикрываем бегущих.
— Эх, — вздохнул Тару. — Староват я уже бегать, но надо — значит надо.
— Многовато приключений для одного дня, — заметил Эша, затягивая шнуровку на сапогах. — Мне уже кажется, что Мекиш погиб не сегодня с утра, а неделю назад.
— Первым Шувай, следом остальные, лучники в хвосте, — приказал Кай. — Я последним.
Арма приготовила самострел, но даже сам взгляд на шутейное оружие заставил ее скривить губы — если тень, накрывающая ущелье, и впрямь принадлежала живому существу, короткие стрелки значили бы для него не больше чем иглы гиенской колючки.
— Ну, — смахнул пот со лба зеленоглазый, — уже вечереет, вырвемся из этой ловушки — устроим привал. Главное — добраться до рощи. А теперь что было сил. Пошли!
Арма выбежала из теснины перед Каем, глянув направо и налево, холодея от ужаса, осознала, что видит и в самом деле прилипшие к скалам огромные, ужасные создания, напоминающие ящериц с орлиными клювами, только каждая из них была размером с тяжелую повозку, запряженную парой лошадей, да еще имела перепонки между передними лапами и омерзительным коричневым туловищем. Создания словно ждали последнюю жертву и сразу после появления Кая начали одно за другим с громким клекотом отрываться от скал и набирать высоту.
— Быстрее! — выкрикнул Кай и взметнул ружье. — Сейчас будут падать!
Грохот выстрела ударился о скальную стену, разлетелся в стороны, погас в дальних холмах, но сам выстрел не помог путникам, разве только заставил кувыркнуться в воздухе одно из чудовищ и разразиться вместо клекота хриплым воем.
«Пять, — подумала Арма на бегу. — Их пять. Сейчас они пойдут вниз, и даже если не унесут пятерых за собой, то, пока мы доберемся до леса, успеют уйти еще на один заход».
Звери падали вниз со свистом. Кай стрелял беспрерывно, и свист одного из чудовищ все-таки обратился визгом, когда крылья хлопали уже над головой Армы. Она взметнула самострел, прицелилась в желтое, покрытое неровными бляхами брони брюхо и, прежде чем подстреленная зеленоглазым тварь все-таки рухнула рядом с дорогой, успела разглядеть, что ее стрелка отскочила от роговых пластин как щепка. Огромное крыло ударило рядом, едва не сбив Арму с ног, а впереди вздымали пыль еще два крылатых силуэта, и две твари разворачивались уже над рощей, чтобы пойти на второй заход. Прямо перед Армой одно из чудовищ стало бить крыльями, чтобы подняться в воздух. Арма еще разглядела дергающего ногами Шувая в огромных когтях, когда зеленоглазый обогнал ее, на ходу перезаряжая ружье, и один за другим загнал пять зарядов в коричневую тушу похитителя. Шувай грохнулся с высоты десяти локтей, а тварь влила истошный визг в хрип первого летуна. Арму захлестнуло ужасом, но впереди происходило еще более страшное. На дороге лежала, пытаясь отползти в сторону, Теша. К ней двигалось, ковыляя на сложенных крыльях, чудовище. Кровь стекала с его морды, из одного глаза торчала стрела Илалиджи, дротик Усанувы застрял в глотке, но Илалиджа и Усанува пятились прочь, и почему — Арма поняла тут же. Очередная стрела Илалиджи вонзилась твари в ноздрю, и в следующее мгновение язык пламени вырвался из черного клюва, пронесся над Тешей, опалив ей волосы, и едва не превратил в факел метнувшуюся назад Илалиджу, заставил упасть ничком Усануву.
— Не подходи к ней! — выкрикнул Кай Арме, продолжая стрелять вверх, отгоняя двух оставшихся созданий.
И тут под брюхом у твари мелькнул силуэт Лилая. Он двигался на четвереньках, сжимая в руке обнаженный меч. Двигался, всматриваясь в извивающееся над головой брюхо, и почти уже добравшись до клюва, сел и погрузил в горло чудовища меч.
— Лилай! — закричала Теша, перекрикивая и визг умирающих тварей, свист и недовольный клекот парящих, и крик Шувая, который, прихрамывая, уже несся с поднятой кувалдой вперед, и даже выстрелы Кая, который не мог опустить ружье, удерживая опасность над головой, когда из нанесенной сыном клана Хара раны упал ослепительный огнепад, и воин в мгновение превратился в раскаленный уголь.
— Вот куда надо, — услышала в странной, накатившей на нее тишине Арма голос Кая, и вслед за этим два выстрела оборвали и клекот и свист. Обливаясь пламенем, чудовища упали в стороне от дороги.
Когда усилиями Шувая и остальных удалось сдвинуть исходящую дымом тушу, от Лилая уже остался только пепел. Спутники встали кругом, только Теша сидела безжизненной куклой в стороне. Старик Тару наклонился, пошевелил ножнами остывающие угли и вытолкнул дымящиеся клинок и рукоять. Каким-то непостижимым образом Лилай успел переломить меч.
— Возьмешь? — посмотрел он на Кая тяжелым взглядом, в котором не было ни осуждения, ни страха, а была только не находящая выхода боль. — Стоит показать его бабке?
— Нет, — твердо сказал Кай. — Она поверит мне на слово. Хотя ей не нужно даже моего слова. Она знает и так. Шувай, — зеленоглазый повернулся к великану, — что с ногой?
— Пятку ушиб, — вздохнул мейкк. — Высоковато прыгать пришлось. Но ничего, уже проходит.
— Возьми Тешу на руки, — сказал Кай. — Идем дальше. Скоро ночь, а нам нужно пройти еще пару лиг. Думаю, что вон у тех холмов — река.

 

Река действительно текла между холмами, шевелила темные ленты речной травы, закручивалась омутами, распускала круги от рыбьих всплесков. Только вот, помня болотное чудовище, к воде никто подойти не рискнул. Даже воду для умывания и каши набирали с опаской. А уж Шувай, навсегда расставшийся с мечтою летать как птица, вздрагивал не только от плеска воды, но и от любого звука, умудряясь одновременно задирать подбородок и втягивать голову в плечи.
Теша сидела там, где ее оставили, обратившись в каменного истукана. Тару занялся едой и костром, укрытым в овражке между двух холмов. Шалигай взялся обрабатывать раны. Сначала промыл и приложил найденную целебную траву к собственному запястью, потом заставил Течиму стянуть рубаху и перевязал ему рассеченный бок, а там уж и добрался до Шувая, лишив его и рубахи и портов: и если на бедре у великана была колотая рана, то грудь и спина были вспороты когтями.
— Тяжеловат я для него оказался, — объяснил, поскуливая от боли, великан. — Сползать начал в когтях, он оттого и взлетал медленно.
— Радуйся, — проворчал Тару от костра. — Был бы ты полегче, да нес бы на спине молоток вместо молота, только бы тебя и видели. Однако вот же мерзость водится в этой долине, никогда бы не подумал!
— Может, и не водится, а только кажется? — сказал Кай, прислушиваясь к журчанию реки, всматриваясь в темнеющий горизонт. — Что там, Илалиджа?
Лучница, стоявшая на верхушке ближнего холма, спустилась, присела у костра.
— Деревня в пяти лигах, но дорога идет вдоль реки. Наверное, делает крюк. Должен быть мост или брод.
— Пойдем по дороге, — твердо сказал Кай. — Нам нужны лошади. Но нужная деревня лежит около дороги.
— А что, — спросил Усанува, — следующий проводник в кого превратится? Может, в рыбу? Или в зверя какого?
— А там и посмотрим, — ответил Кай.
— Однако прошли только одного сиуна, а потеряли уже двоих, — проворчал Тару. — Если так дальше пойдет, не доберешься ты, зеленоглазый, до Анды.
— Доберусь, — твердо сказал Кай.
— Мне вот что непонятно, — почесал лоб Течима. — Отчего они нас сразу не пожгли? Ведь могли!
— Они не убить нас хотели, а еды добыть, — объяснил Кай. — Оттого и схватили самого крупного.
— Так Теша, считай, что самая маленькая! — не понял кусатара. — Что там в ней есть?
— Есть? — удивился Усанува. — Ты палх, что ли?
— Она испугалась, вперед побежала, когда Шувая тварь схватила, — сказал Тару. — Лилай за ней. Бежали рядом, видно, вторая тварь и соблазнилась взять обоих. Но Теша словно почувствовала что-то и сама упала, и Лилая потянула на камень. Он откатился в сторону, да, наверное, приложился головой. Тварь пошла на Тешу, тут Илалиджа со своими стрелами да Усанува с дротиком ей всю охоту и попортили. А там и Лилай очухался. А дальше вы все видели.
— Да уж, — кивнул Эша, перебирая в ладонях собранные на берегу реки камни. — И хотелось бы забыть увиденное, да не получится.
— Можешь насторожь накинуть? — спросил Кай старика. — Тяжелый день был, отдохнуть надо бы.
— Накинул бы, — усмехнулся Эша, — да чего зря трудиться, охранительница твоя уже старается. И мнится мне, что вот это дело у нее получается очень неплохо.

 

Арма плела солнечные лучи. Плела, как учила мать да как учила ее подруга матери — старая Хуш, которую мать, впрочем, звала Кессар. Несколько лет прожила у них хурнайская гадалка, пока не вернулась домой. Большую часть Пагубы провела. С малолетства поучала синеглазую кроху всяким кессарским штучкам — воду приморозить в чашке среди жаркого лета или платок увлажнить росой в непереносимую сушь. Вот и теперь Арма отошла в сторону, присела на другой холм, как раз напротив бугорка, с которого только что спустилась Илалиджа и где остались стоять Вериджа и Тиджа, потянулась к горизонту, за которым почти вовсе уже скрылось солнце, и стала надергивать, копить в пальцах лучи, чтобы сплести насторожь да обновить запас света, на котором точно — не точно, а можно и самой разглядеть в темноте все-таки побольше, чем ничего. А к солнечным лучам добавляла нитей из реки, перебирала их в пальцах и чувствовала: нет ничего в темной воде страшного, потому как не гнездилище пакости та речка, а граница между одним краем и другим. И то верно — с этой стороны реки трава редкая, низкая, битая жарой, да и рощицы такие же, первая, у самых скал черная — вовсе выжженная до середины стволов, видно, на ней твари огненные умением своим забавлялись, а прочие — пыльные и сухие. Зато на другой стороне реки и холмы вроде как сходили на нет, и трава стояла в пояс, и вдалеке темнела кромка леса или дальних увалов, не разберешь отсюда. Нет, ничем не грозила речка, можно было и тело омыть, и напиться прямо из ее струй. Однако речка речкой, а крепкий сон требовал крепкой насторожи. Солнце и вода у нее уже были, теперь самое сложное следовало сделать: сплести солнечные нити и речные. Не хотели они сплетаться — речные шипели чуть слышно, а солнечные истаивали, но с умением и с этим можно было сладить, зато уж такую насторожь никто не заметит, даже Эша всевидящий, который хоть и не видел солнечного плетения, а все одно чувствовал, как в силок попадал. Разве только Кай разглядит, вот и теперь глаз с нее не сводит, стоит и смотрит издали, но непонятно, то ли на лицо смотрит, то ли на руки, то ли еще куда.
— Вот я не пойму, красавица, — загремел, ссыпая камешки в кисет, Эша. — Вроде бы тянешь ты к себе что-то, сплетаешь, а сплетенного нет. Это как же так?
— Ты как насторожь прячешь? — переспросила старика Арма.
— Смотря из чего плету, — расправил седую бороду Эша. — Если из ветра приплетаю, на ветвях раскидываю, если из земли — на земле. А вот ты из чего плетешь, никак не пойму. А уж сплетенного и вовсе разглядеть не могу.
— А ты бы соединил воздух с землей, — попробовала улыбнуться Арма. — И так бы и прятал — тем, кто с земли смотрит, воздухом бы закутывал, а тем, кто с лету, землей.
— Мудреное ты что-то предлагаешь, — нахмурился Эша. — И меч у тебя какой-то странный, не золотой, но желтый. И сражаешься ты так, словно родилась с этим мечом в кулаке. И заклинания плетешь против всех правил. Если что, знай, синеглазая, не все вижу, но на все смотрю!
— Смотри, — пожала плечами Арма. — Я монету за пригляд не тяну.
— Варево поспело, — возвестил Тару. — Конечно, это не кушанье из той благословенной деревеньки, но живот наполнить вполне способно.
Арма наполнила миску кашей, отошла в сторону, оглянулась, но в накатившем на бивак сумраке уже ничего не могла рассмотреть, только почувствовала по наброшенной ею же насторожи, что все на месте, все оставшиеся двенадцать. Все забрасывали в рот рассыпающуюся на языке горячую кашу, только Теша сидела, не шевелясь, хотя миску ей в руки Тару сунул.

 

После ужина отряд погрузился в сон, только Тиджа поднялся на дальний холм, замер, окаменел, прислушиваясь к равнине, так, как умели только пустотники. Арма выждала, пока дыхание ее спутников успокоится, спустилась на берег, сбросила одежду, вошла в прохладную воду, ощутила ступнями шершавые ленты травы, оттолкнулась, зарываясь в чистый, не заиленный песок, и поплыла, хотя что там было в этой реке плавания — глубина в четыре локтя на середине, да всей ширины двадцать локтей. Но чтобы раствориться, раскинуться от неразличимого отсюда истока до недостижимого устья — хватило. Замереть, исчезнуть, разбежаться струями и умолкнуть тяжелыми омутами. Перестать быть ненадолго, чтобы наконец остаться с собою один на один…
Когда она поднялась из воды, то первое, что услышала, было чуть слышное рыдание. У берега таилось что-то белое. Арма подошла и разглядела сморщенное лицо Теши. Мугайка сидела в воде, свернувшись, выставив наружу только голову. Арма опустилась рядом, протянула руку, коснулась ее плеча, дождалась, когда та успокоится, обняла.
— Я устала, — стала шептать Теша. — Я просто устала. У меня даже нет больше сил ненавидеть этих троих из Пустоты. Да и чего их ненавидеть? Ты думаешь, у нас в деревне палхов ненавидели? Или волков? Глупо их ненавидеть. Их убивать надо. Все равно что молнию ненавидеть, она же ведь тоже иногда попадает в людей. Редко, но попадает. Я сама не видела, но рассказывали. Ненавидеть можно своего, который предал. Человека можно ненавидеть, который зла тебе желает. Даже тати, если он не палх. Вот Шувай хороший. Нес меня на руках и все какие-то мейккские колыбельные шептал. Я ни слова не понимаю, а он шепчет. Я сижу у него на руках и заплакать не могу, а он шепчет. Я говорю ему — «дурак», а он мне — «да, я дурак». И дальше шепчет. Ты не думай, я топиться не собираюсь. Во мне семя Лилая. Мне нельзя топиться. Я знаю, что я, конечно, не рожу ребенка, я погибну. Обязательно погибну. Мы все тут погибнем. С этим ничего не сделать. Даже Кай погибнет. Доберется до этой проклятой Анды и погибнет. По-другому не бывает просто. Но когда семя внутри, все по-другому. Пойми. Вообще все по-другому.
— Пошли, — сказала Арма, поднимая Тешу за плечи. — Ты замерзла. Надо отдохнуть. Завтра будет тяжелый день.
— Легких дней вообще больше не будет, — ответила мугайка, но послушалась и не сказала больше ни слова, пока Арма растирала ее тряпицей да одевала, укладывала, закутывала в одеяло. А потом Арма вернулась к реке, снова окунулась и стала медленно одеваться. Она никуда не торопилась, потому что чувствовала — зеленоглазый смотрит на нее в темноте, и странная дрожь охватывала ее от его взгляда.
Назад: Глава 11 МЕРТВЫЕ И ЖИВЫЕ
Дальше: Глава 13 ЛОШАДИ ВЕТРА