Глава 16
Круг Когтей
Центральный храм Лунной кошки располагался среди мяуррских вишневых садов, окруженных со всех сторон жилыми кварталами. Весной, когда вишня начинала цвести, вход в сады открывали для всех желающих полюбоваться белопенными деревьями Спинотиса. Во все остальное время вход иноверцам на территорию, прилегающую к храму, был запрещен.
Разумеется, некоторым нашим религиозным гражданам, в том числе и представителям духовенства, такая изоляция не нравилась, ее считали подозрительной и направленной исключительно против догматов Всеединого, но Князь приказал оставить мяурров в покое и дать им жить по своим законам. Религия котов, в отличие от того же солнца малозанцев или духов оганов, куда как мягче, спокойнее и терпимее. Она направлена внутрь себя, а не наружу, поэтому не стегает кнутами веры тех, кто не желает поклоняться Лунной кошке. Мяуррам, если ты не мяурр, все равно, в кого ты веришь и как молишься своим богам.
Сады окружал высокий забор, ворота были кованные, с множеством изображенных на них фигур танцующих котов и кошек. Вход охраняли. Один из стражников, черный кот с белой подпалиной вокруг левого глаза, с удивлением посмотрел на меня и сказал Мряшалу:
— Что здесь делает чэр?
— Он со мряуной. И ему позволено пройти. Чэр — проводник Лунной кошки.
Охранники с сомнением посмотрели на меня.
— Просто покажи им. Так будет быстрее, — попросил меня Мряшал.
Я с неохотой снял перчатки, продемонстрировав черные узоры на коже. Коты жадно уставились на них, и черный с некоторым колебанием сказал:
— Я чту древние законы, где говорится об ожидающих Лунную кошку. Чэр мряожет войти в сад. Но разрешение на посещение храмруа и присутствия на ритуалах нашего народа придется просить у Сына Луны.
— Я помню об этом, — с некоторым холодком в голосе ответил мой спутник и, сделав мне знак, чтобы я следовал за ним, прошел в ворота.
Я двинулся вслед, на ходу натягивая на руку перчатку.
— Не делай этого, — попросил меня Мряшал. — Сразу же возникнут вопросы. Пусть видят, кто ты.
Мне совершенно не хотелось, чтобы все знали, что среди них казненный лучэр, жизнь которого катится к закату, словно летящий под откос паровоз. Но я счел его предложение достаточно разумным и оставил руки неприкрытыми, чувствуя себя так, словно разгуливаю нагишом на званном обеде, и на меня пялятся все приглашенные.
Вишни стояли голые, серые и словно облитые ледяной водой. Над ними возвышался пирамидальный храм Лунной кошки. Он был самым крупным, но не единственным в Рапгаре. Еще два храма, куда более скромных размеров, располагались на северном берегу, но не шли ни в какое сравнение со зданием, к которому я направлялся. Сложенная из глыб розового гранита, с арочными пролетами окон, с колоннами в форме кошачьих лап, пирамида довлела над всем Кошачьим приютом, и ее острый трехгранный профиль был отлично виден даже с северного берега.
Я задрал голову, наблюдая, как с вершины здания взлетела голубиная стая, испуганная звуками тяжелого гонга.
— Подожди мряуня, пожалуйста, здесь. Чтобы провести тебя внутрь, понадобится разрешение. Это мряуожет занять какое-то время.
Он взметнул мантией лежащие на дорожке листья, поднялся по ступеням и скрылся в здании.
— Если нас пропустят, я наконец-то удовлетворю свое любопытство, — произнес Стэфан. — Помню, я еще твоего деда подначивал хотя бы одним глазком взглянуть на Круг Когтей…
— Зачем тебе это? — с некоторым недоумением спросил я, разглядывая барельефы, изображавшие множество кошек.
— Из практического любопытства, мой мальчик. Несмотря на преклонный возраст, я все еще стараюсь узнавать что-то новое.
Я недоверчиво хмыкнул. На мой взгляд, амнис и так знает все на свете.
Мяурры в дверях храма, вооруженные ритуальными резными посохами, увенчанными стальными шипами и когтями, с интересом поглядывали на меня. Анхель нетерпеливо излучала эмоцию за эмоцией, в основном говорящие о крайней степени нетерпения и некоторой доле неодобрения, что я затеял весь этот сыр-бор ради Эрин.
Маленькую площадь перед храмом то и дело неспешно пересекали прогуливающиеся кошки. Зверьки ничего не боялись и чувствовали себя как дома. Одна из них, черепахового окраса, проскользнула мимо меня, таща в пасти упитанную крысу, хвост которой волочился по земле.
— Представляю, как разочарован шпик эр’Дви, — со злорадством произнес Стэфан. — Его, в отличие от тебя, задержали на входе.
— Знаю, — вяло ответил я.
Те же самые господа, от которых я смылся вчера, сегодня с утра хвостом сопровождали меня от самого моего дома. Я счел их неопасными и совершенно не досаждающими мне и выкинул из головы. Когда меня покинул Талер, один из соглядатаев увязался за ним, а второй остался со мной, лишь для того, чтобы отстать возле храма Лунной кошки.
Вновь ударил гонг, его звон растекся по осеннему саду, всколыхнул голые ветви вишен и затих на очень высокой ноте, дрожа, словно потревоженная струна малозанского музыкального инструмента. Очень печальный звук, если подумать. Словно внезапно оборвалась чья-то жизнь.
Мряшал вернулся минут через десять в сопровождении серо-полосатого мяурра с плоской мордой и зелеными глазами. Тот не счел нужным представляться, по встопорщенным усам и прижатым ушам было видно, что кот не слишком доволен сложившейся ситуацией.
— Позвольте взглянуть на ваши руки, чэр, — сипло попросил он меня.
Тон у него было невежливый и раздраженный. Я вопросительно взглянул на Мряшала, но тот сделал мне знак не обострять ситуацию.
— Да. Хорошо. Вы мряужете пройти, чэр. Воля Лунной кошки выше законов мряурров.
Он развернулся, поднялся по ступеням, что-то сказал охранникам и скрылся в храме.
— Кто наступил ему на хвост?
Мряшал закашлял, что у его племени означало смех:
— Лучшая шутка за неделю, Тиль. Не обращай внимряуния. Он всегда такой.
— А что за разговоры о воле Лунной кошки? — с подозрением произнес я. — Надеюсь, внутри меня не отправят на ритуальное заклание?
— У мряурров есть закон, по которому ни один инородец не мряуожет быть на Круге Когтей. Он соблюдается. Но в то же времряу уже был нарушен больше пяти раз, пока прайды живут в Рапгаре. В книге мряолитв, которая досталась нам от первых, встретивших Лунную кошку, есть строки, где она молит своих неразумряуных детей быть чуткими к тем, кто стоит на пороге встречи с ней.
Он сделал жест, приглашая меня подняться в храм.
— Мы не в праве отказать, если только это не влечет опасность нашемру народу. К тому же наши священники считают, что, такие как ты, мряуогут привести богиню, а для нас это бесценно.
— Чтобы ее привести следует умереть. Этого я делать не собираюсь. Во всяком случае, сегодня.
— В независимости от твоей смерти ее благословение снизойдет на это святое мряуесто.
Я перестал вникать в теологические представления мяурров, сочтя их сейчас не слишком важными для меня. Сразу после входа мы попали в огромный зал, купол которого уходил высоко вверх, здесь пахло лунным корнем и слышалось приглушенное пение. Прежде чем я успел рассмотреть в полумраке хоть что-то, Мряшал толкнул дверцу в стене и по извилистой лестнице привел меня в небольшую ложу, где с балкона открывался вид на зал.
— Жди здесь. С тобой поговорят, когда найдут времряу. Я приду за тобой.
Шурша мантией, он скрылся.
В помещении, куда меня привели, была лишь маленькая деревянная скамеечка. Я сел, положил руки на перила балкона и стал смотреть вниз.
Зал в форме эллипса, как я уже говорил, был огромным и, казалось, впитывающим в себя свет. Окна, находящиеся на дальней от меня стороне, по чьему-то приказу закрыли непроницаемыми для солнечных лучей щитами, и густой полумрак в помещении не могло разогнать пламя двух жаровен, что стояли по бокам от высокого, похожего на трон, резного кресла.
Впрочем, все быстро изменилось, когда четыре десятка мяурров внесли в зал большие факелы на длинных бронзовых шестах. В полу оказались специальные пазы, куда воткнули шесты, и свет огня разогнал тьму в центре помещения. Стала видна площадка, приблизительно тридцати футов в диаметре, ограниченная белым меловым контуром. Ее, словно крылья, охватывали трибуны. Лишь первые ряды были прекрасно различимы, все остальные, уходящие к потолку, скрывались в полумраке. Судя по шорохам и шепотку, все места оказались заняты мяуррами, и я не сомневался, что сегодня здесь собралось все взрослое мужское население Кошачьего приюта.
Среди тех, кого я мог увидеть на достаточно хорошо освещенных трибунах, была совершенно разношерстная публика в буквальном и переносном смысле слова. Каждый прайд, каждая семья этого племени отличается друг от друга по множеству внешних признаков. Разные морды: узкие и широкие, плоские и вытянутые, похожие на тигриные или львиные, или еще на два десятка других представителей дикого кошачьего племени, населяющего наш мир. Разная шерсть: пушистые, короткошерстные, черные, белые, рыжие, полосатые, пятнистые. Разная длина и форма хвостов, лап и ушей. Все эти признаки говорили знающему человеку о родословной мяурра и его принадлежности к определенной семье и прайду.
Я худо-бедно мог понять с представителем какого прайда общаюсь, но что касается семей — был полным профаном. В каждом прайде их не меньше пятидесяти, и запомнить такое многообразие признаков… Нет. Не скажу, что невозможно, но просто это не самое важное в моей жизни.
Двое котов в золотых мантиях щедро сыпанули в жаровни лунного порошка, который тут же превратился в охряный дым и начал расползаться по помещению. Острый запах восточных пряностей, и без того сильный, показался мне едким и даже невыносимым. На мое счастье, дым не являлся наркотиком, во всяком случае, для лучэров. А вот если вколоть растворенный в воде порошок прямиком себе в вену, то «улететь» от этой дряни способен даже такой невосприимчивый к запрещенным веществам народ, как Дети Мух, как нас привыкли называть ненавистники из человеческой среды.
Судя по тому, как много кидали порошка в огонь для ритуальных воскурений в честь Двухвостой кошки, у мяурров его было в достатке. Отсюда следовало, что всегда найдется ворюга, готовый рискнуть собственной шкурой, подставиться под острые когти и стянуть унцию бесценной для наркоторговцев дряни.
Ударили в гонг. Его звук достиг наивысшей точки, отражаясь от потолка и стен певучим «ом-м-м-м», и когда он стих, шепотки и шевеление на трибунах прекратились. Двое все тех же мяуров в золотых мантиях под руки подвели к креслу третьего. Он был очень старым, сгорбленным, еле волочащим ноги, с седой, словно выгоревшей на солнце шерстью, большими ушами с кисточками, как у рыси, и облезлым, похожим на осеннюю безлистную ветку, хвостом.
Старик с трудом уселся, положив лапы на подлокотники, выпустил грозные когти, впившиеся в мягкую древесину, и, медленно подняв голову, оглядел трибуны.
Сын Луны, самый старый, самый мудрый кот, которого выбирают из шести старейшин прайдов и который определяет политику и поведение своего народа.
Почти три минуты он рассматривал тех, кто пришел, а затем заговорил.
Голос его, вопреки моим ожиданиям, оказался сильным и глубоким. Он с легкостью разносился по всему залу, и мяурры, подавшись вперед, внимали каждому слову. Я, в отличие от них, ничего не понимал. Язык мяурров — набор хриплых, мурлыкающих, шипящих грудных звуков. Родной язык уроженцев Спинотиса считается одним из самых сложных среди тех, кто населяет Рапгар. Знают его немногие, а учить почти никто не стремится — коты прекрасно изъясняются на всеобщем.
Минуты четыре я терпел, затем не выдержал и прорычал задумавшемуся Стэфану:
— Ты долго собираешься маяться от безделья?!
— Прости! Отвлекся на разговор с Анхель, — оживился он и начал переводить с половины фразы, опуская стандартное «мряу» то и дело попадающее на букве «м»:
— …они запятнали себя, запятнали свою семью, запятнали свой прайд и тех достойных мяурров, что несли ответственность за них, поручились честью за их доблесть, воспитывали и вкладывали знания. Это позор для нашего народа, когда вместо детей рождаются презренные мыши, которым не место среди гордых воинов!
По рядам пробежал первый, одобрительный шепоток, впрочем, мгновенно стихший.
— Как завещали нам великие предки, истинные потомки благородной Двухвостой кошки, лазающие по горячим скалам и охотящиеся на вепрей — гнилое яблоко следует без жалости выбрасывать. Ни я, ни старейшины, никто из моего народа — племени отважных воинов, не потерпит, чтобы преступивших хоть что-то связывало с настоящими мяуррами!
Эти слова был встречены согласным ревом. Я уже подозревал, что случится дальше, и, неприятно скривив губы, снял шляпу, бросив ее на скамью рядом с собой.
Вновь наступила оглушающая тишина, и через минуту мяурры в черном, с острыми посохами наперевес, ввели невысокого кота. На нем, к моему удивлению, не было никаких цепей. Он шел сам, без принуждения, с ровной спиной и высоко поднятой головой, с презрением покосился на тяжелую деревянную колоду, поставленную в центре круга.
— Тебя обвиняют в том, что ты запятнал свою честь недозволенной работой, — прогудел Сын Луны.
— Я не считаю ее таковой, — надменно ответил кот.
Его ответ не понравился сидящим, и зловещий шепот был тому лучшим подтверждением.
— Цирюльник! — выкрикнул толстый белый мяурр из первого ряда. — Это, по-твоему, достойно мяурра?! Мы воины, стражи, защитники, охотники, оружейники! Но не пекари, официанты, цирюльники и слуги! Это позор на твой прайд, Рмяул!
Невысокий обвиняемый спокойно встретился взглядом с белым котом и негромко сказал:
— Я не вижу позора в достойных профессиях, старейшина. Надеюсь, хоть кто-нибудь готов это понять.
— Одумайся! — вскричал мяурр с верхних рядов. — Еще не поздно все исправить! Отступись, Рмяул!
— Но мне нравится быть цирюльником, — сказал тот с каким-то удивлением, словно его никак не могут понять.
— Я прошу дать ему время, — обратился белый старейшина к Сыну Луны. — Молодость склонна к горячности и неразумным поступкам.
— Хорошо, — после недолгого молчания ответил старик. — До юного месяца. Но если его еще раз заметят за непозволительной для мяурров работой, ты сам знаешь, как следует поступить.
Кота, не проявившего никакой радости из-за того, что его освободили из-под стражи, сменил следующий обвиняемый. Я заметил у него в лапах томик со святой книгой откровений Всеединого, в который он вцепился, словно в свою последнюю надежду.
— Ты предал веру предков, отвернулся от Лунной кошки и заполнил разум ложным учением…
— Вера во Всеединого столь же истинна, как вера в Лунную кошку! — горячо перебил его обвиняемый.
Судя по всему, он допустил очень большую бестактность, перебив главу, потому как несколько мяурров вскочили со своих мест, в гневе потрясая лапами с выпущенными когтями, и лишь резкий окрик Сына Луны остановил их от расправы.
— Я не собираюсь спорить с отступником. Это ни к чему не приведет и лишь потратит наше время в пустой погоне за несуществующей мышью. Ты предал веру предков, сменив ее на чужую, какой бы истиной она не считалась в Рапгаре. Этого достаточно, и ситуация не требует дальнейших разбирательств. Что скажет семья отступника?
— Виновен, — раздался слабый голос из самого последнего ряда, находящегося как раз под моим балконом.
— Что скажет прайд отступника?
— Виновен! — раздалось несколько голосов из разных концов зала.
— Что скажет старейшина прайда?
— Виновен! — сверкнув глазами, сказал высоченный мяурр, рядом с которым я увидел сидевшего Мряшала.
— Кто-нибудь из достойнейших, находящихся сейчас здесь, желает выступить в защиту обвиняемого?
Тяжелая тишина была ему ответом.
— Ты признан отступником, — сказал Сын Луны. — Ты потерял защиту семьи, прайда, своего народа и богини.
Все произошло довольно быстро, и, что меня удивило больше всего, обвиняемый совершенно не сопротивлялся, приняв решение большинства, как нечто само собой разумеющееся. Широкий тесак сверкнул в свете факелов и ударился в деревянную колоду, отрубая хвост мяурру у самого основания.
— Ты лишился благословения Луны и Ночи. Отныне ты мертв для своего народа. Живи днем.
Нарушившим закон отрубали хвосты, изгоняли из Кошачьего приюта и при встречах не замечали, считая, что изгнанники просто не существуют, так как Лунная кошка больше не присматривает за ними. Таких котов, запятнавших себя чужой верой, презренной работой или постыдным поступком, которому нет оправдания, называли Полуденными. Их жизнь не зависела от прайда, и они могли полагаться только на самих себя.
Мяурров с отрубленными хвостами в Рапгаре достаточно много, и с ними частенько можно столкнуться на улице, а в особенности в ресторанах, трамваях, цеппелинах или поездах, где они предпочитают работать. Порой эти ребята чем-то напоминают мне самого себя — такие же отверженные, каким был я достаточно долгое время. Единственное наше отличие в том, что они сами выбрали свою судьбу и знали, на что шли и за что лишились хвоста.
Обстановка и настроение в зале изменились. Теперь каждый фут был пропитан тревожным ожиданием, предвкушением и надеждой. Начинался Круг Когтей.
Мяурры достигают совершеннолетия в двадцать лет, должны пройти Круг, доказать, что они настоящие мужчины, и, в случае удачи, получить от старейшины разрешение на создание своего «когтя» — маленькой социальной ячейки, входящей в многочисленную семью родственников, которая в свою очередь является частью могучего прайда. Круг — первое и последнее препятствие для женитьбы. Всего за свою жизнь кот может завести трех жен, в двадцать, тридцать и сорок лет, соответственно. Тем, кто не смог пройти через испытание, следует ждать целый год, до нового сбора Круга, и повторить попытку.
Как-то, еще будучи студентом, я разговаривал с Мряшалом, которому только предстояло пройти через это, и он осипшим голосом говорил, что есть среди мяуров такие, кто не может добиться победы и с пятнадцатой попытки.
Претенденту следует сразиться в рукопашной схватке с тремя опытными бойцами, продержавшись против каждого всего лишь минуту. Кому-то везет, кому-то не очень.
— Подозреваю, что сегодня экзамен сдадут все, — сказал Стэфан.
— Почему ты так уверен?
— Случай не типичный. Сбор не традиционный. Молодые отправляются на войну.
— Войны еще нет, — напомнил я ему.
— Вопрос времени, мой мальчик. Так вот. Молодые отправляются на войну. Согласись, они будут сражаться более доблестно и не опозорят честь прайда, если будут знать, что их ждут дома. Моральный дух, Тиль. На мой взгляд, это важно.
Сын Луны стал говорить, и речь его была заполнена патетикой о предназначении мяурров в этом мире, службе прайду, Рапгару, стране и Князю, гордости за тех, кто вызвался добровольцем, и семейных ценностях, к которым должен стремиться каждый кот. Я слушал вполуха, с большим интересом наблюдая за сидевшими на трибунах хвостатыми господами. Все внимали главе своего народа, затаив дыхание.
Наконец, когда со словами было покончено, двенадцать претендентов, облаченных в темные плащи, с капюшонами, полностью скрывающими их лица, встали позади трона Сына Луны. Подчиняясь приказу одного из старейшин, первый из молодых мяурров сбросил плащ и осторожно вошел в круг.
Это был большеглазый, пушистый, похожий на всклокоченного детеныша леопарда, совсем еще юный подросток. Вся его одежда состояла из белых хлопковых шаровар и туники точно такого же цвета. Его противник, отличавшийся и силой, и статью, мяурр с темно-коричневыми подпалинами, в черной тунике и шароварах, встал напротив и стеганул хвостом по воздуху. Он не отрывал горящих желтых глаз от претендента.
Прозвенел гонг, и началась схватка. Бойцы дрались, не издавая ни звука, их сражение мало чем напоминало свалку между выясняющими отношения уличными котами. Двигаясь, словно молнии, кружа друг вокруг друга, нападая и отскакивая, подлетая в воздух на восемь с лишним футов, совершая удары всеми четырьмя лапами, они поразили мое воображение удивительной пластикой, точностью действий и потрясающим контролем над своим телом.
Хвосты позволяли мяуррам исполнять такие кульбиты и пируэты, что любой воздушный акробат, увидев это, должен был бросить карьеру и навечно повесить трико в цирковой шкаф.
Казалось, на целую минуту я забыл дышать, пораженный поединком. Когда время завершилось, туника претендента была исполосована когтями.
Второй «экзаменатор», как мне показалось, был из родного прайда молодого мяурра, так как более щадил противника, чем его предшественник. Он занял оборонительную тактику, лишь иногда нанося удары когтистыми лапами, которые, впрочем, почти не достигали цели.
Зато третий боец жалости не знал, во все стороны летели клочья шерсти и обрывки материи. Когда все закончилось, претендент стоял на четырех разъезжающихся лапах, низко пригнувшись к полу, стегая себя по окровавленным бокам хвостом, и тяжело, хрипло дышал.
Анхель сочла, что молодой еще легко отделался.
Она оказалась права, стоило лишь начаться следующему бою. Здесь удача сложилась для юного кота гораздо хуже, чем для его предшественника. Здоровый рыжий мяурр, одноглазый, похожий на пирата из южных морей, устроил настоящее избиение. Исполосовал морду, противника когтями, рассек ему нос, а затем распорол бок и плечо. Площадка разом намокла от крови. Но новичок, несмотря на раны, бросался в атаку, слепо, отчаянно, нанося удар за ударом и не обращая внимания на то, как вражеские когти раздирают ему спину и шею. В итоге рыжий с диким воплем отлетел в сторону, лишившись одного уха.
Время вышло, но одноглазый, словно бы не услышав этого, прыгнул на ослабевшую жертву, но был сбит в воздухе сразу двумя мяуррами, соскочившими с трибун. Он выл и плевался, но его очень быстро обездвижили и уволокли прочь.
— Между ними явно пробежала какая-то кошка, — хихикнул Стэфан.
— И тебе нравится это варварство? — я с отвращением кивнул в сторону окровавленного кота. — Он едва стоит и не сможет продолжать бой.
— Смряуожет, — сказал внезапно появившийся рядом Мряшал. — Раны это пустяки. Гордость гораздо важнее. Он не будет драться если только потеряет сознание или умряует. Никто из нас не желает уронить честь прайда. Это не варварство, мряуой старый брат по крови. Это жизнь нашего народа. Тебе она кажется жестокой?
— Да, — не стал я отрицать.
— Наш мряунталитет отличается от вашего. Мы тоже не всегда мряуожем понять лучэров. На наш взгляд вы гораздо более странные, чем тру-тру, — он бесстрастно посмотрел на сцену, где подходил к концу очередной бой. — Но мы живем по вашим законам и готовы смряуириться с вашей необычностью. А ты?
Я посмотрел ему в глаза и осторожно ответил:
— Сегодня я всего лишь невольный наблюдатель, Мряшал. Я не буду вмешиваться и учить вас, как следует жить.
— И это разумно. Идем. С тобой поговорят.
Я в последний раз бросил взгляд на арену и последовал за ним. Мы спустились вниз, вошли в противоположную дверь и, сойдя по темной широкой лестнице, оказались в полуподвальном помещении, где сильно пахло мятой и апельсиновой цедрой.
В комнате, куда меня привел мяурр, находился тот самый высоченный кот, глава прайда, что сказал последнее слово в судьбе религиозного отступника. Он был на голову выше меня, с густыми усищами и несколько кудрявым мехом ванильного оттенка.
— Сврямряук, глава моего прайда. Чэр Тиль эр’Картиа, — Мряшал представил нас друг другу.
— Сын Луны уполномряучил меня рассмряутреть вашу просьбу, — Сврямряук предложил мне сесть.
Мне почудилось, что наверху, на потолочных балках, кто-то есть, но Анхель сохраняла «молчание», и я, успокоившись, выбросил это из головы. Кот налил вина в два бокала, ничего не предложив Мряшалу, стоявшему возле стены и ловившему каждое движение главы прайда. Я принял вино, из вежливости сделал небольшой глоток солнечного муската.
Глаза Сврямряука безразлично скользнули по моим рукам:
— Я слышал вашу историю, чэр, хотя уже десять лет, как ушел в отставку из жандармряурии.
Я стал ждать продолжения, которое обычно всегда заключалось в вежливом сожалении о несправедливости судебной системы и некомпетентности судебных органов. Но он сказал совершенно не это:
— Я вижу, что вы соответствуете старому кодексу своего народа, чэр эр’Картиа. Лучэр должен оставаться лучэром вопреки всемряу.
— Не понимаю, к чему вы клоните.
— Я рад, что встретил лучэра, а не сдавшуюся развалину. Поверьте мряуему опыту, многие сдаются перед несправедливостью жизни. Это гораздо проще, чем продолжать бороться. Мои глаза видят, что вы боец. Не хотел бы я вставать с вамряуи в Круг, чэр.
— Для меня это комплимент, — пробормотал я, весьма сбитый с толку. — Впрочем, смирение никогда не было моей положительной чертой.
— Смряурение для слабых духом. Мое племряу не ценит эту особенность характера, — он сел в кресло напротив, обвившись хвостом. — Я рад, что смряурение не мешает вам. Потешьте мряуое любопытство, чэр. Что толкает вас жить, когда вы мряуртвы и Лунная кошка бежит за вашей спиной? Для меня это важный жизненный опыт.
— Цель, — не раздумывая, ответил я. — Вы не думали, Сврямряук, что мы все живем ради какой-то цели?
— Думал ли я? О да. Так и есть. Мряурры живут для того, чтобы быть воинамряуи, служить своей стране, прайду и семье. И наша цель, в отличие от многих других, никогда не заканчивается. Она тянется сквозь ночь, словно лунный свет и является бесконечной. Никомряу из мряуего народа не надо страшиться, что цель окончится, и мы потеряем смысл жизни. Надеюсь, ваша цель столь же живуча, — он отсалютовал мне бокалом.
Я вежливо улыбнулся ему.
Кот наклонился в кресле, протянул лапу:
— Мряуогу я забрать принадлежащее мряуоему народу?
Я отдал ему порошок. Он посмотрел его на свет, как это уже делал Мряшал, откупорил крышку, понюхал и отметил:
— Хорошее качество. Понимаете, чэр эр’Картиа, каждый сбор лунного корня уникален. Если есть опыт, легко можно определить регион, сад, год сбора корней. Знающий зайдет дальше, смряожет назвать время поставки и хранения, а также день, когда его украли у нас. Посмотри. Что скажешь?
Прятавшийся все это время на балках, спрыгнул вниз, легко приземлившись на ноги. Мяурр оказался кошкой с раскосыми лиловыми глазами и короткой, дымчатой, гладкой шерстью. Она была невысока и изящна. В ней чувствовался аристократизм, природная кошачья утонченность, невообразимая пластика и легкость движений. Ее глаза окружали темные подпалины, похожие на солнечные очки, а одежда была простой и неброской, обычной для ее народа — короткие шаровары в складку, хлопковая туника, вельветовый жилет.
— Надеюсь, вы не обижаетесь, чэр, что нас слушал кто-то еще? Мы не были уверены, что дело настолько серьезно. Семья мряушурров не слишком любит, когда чужаки знают их в лицо. Это Фэркаджамрея, чэр эр’Картиа. Она следопыт семьи мряушурров.
Я снял шляпу, кошка ответила легким кивком и, взяв пробирку, понюхала порошок:
— Сборр шестилетней давности, с южного поберрежья, плантации Мрряуена. Эта прропажа не из наших хранилищ. Прродавали на Спинотисе.
Голос у нее был гортанным, очень тихим, и она грассировала. Я впервые был не уверен, что смогу повторить его с первой попытки, несмотря на свой Атрибут.
— Вамрр трребуется торрговец, чэрр? — взгляд у нее был пронзительный и неприятный.
Было видно, что она общается со мной только по приказу старейшины.
— Лишь для того, чтобы найти одного из его покупателей. Для меня найти торговца — единственный способ выйти на нужного мне человека.
Она пошевелила ушами, принимая мои слова к сведению, посмотрела на старейшину.
— Я не слышала, чтобы такая поставка попадала комрряу-нибудь из рраспрострранителей в Ррапгаре. В карртотеке жандаррмряурии нет никаких упоминаний о сборре с плантации Мрряуена, да еще и шестилетней давности. Никомрряу из мрряуей семрряуи ничего об этомрр не известно.
— Я помню, что последние четыре мряусеца продаж на улицах не было, — согласился Сврямряук, и Мряшал, подтверждая его слова, кивнул. — Но, как мы знаем, изжить зло невозмряуожно, хоть мы его и уничтожаемряу в меру наших сил и религиозного рвения. Я хотел бы, чтобы ты занялась этой проблемой, Фэркаджамрея. Это пойдет на пользу нашемряу прайду.
— Да, старрейшина.
— Но не спеши убивать крысу, прежде чем любезный чэр эр’Картиа не узнает все, что он хочет услышать. Он отмряуечен Лунной кошкой.
Последнее было явным напоминанием на тот случай, если Фэркаджамрея об этом забыла. Она вновь поклонилась, впрочем, не слишком довольная последним приказом, быстро попрощалась со всеми и удалилась, выскользнув в приоткрытую дверь.
— Потребуется времряу, чтобы найти необходимое. У Фэркаджамреи есть нужный запах, и теперь мряушурры займряутся поиском. Она свяжется с вамряуи, чэр, как только появится результат.
— Будь спокоен, — сказал Мряшал. — От мряушурров еще никто не уходил.
Я поблагодарил их обоих, встал с кресла, отставив недопитый бокал вина, взял Стэфана, который был недоволен всем происходящим и не верил ни в какой результат, а также злился, что ему не дали досмотреть Круг Когтей.
— Я не хотел бы, чтобы они трогали покупателя, — сказал я напоследок.
— Мы не видим смряуысла наказывать тех, кто принимает порошок. Они заблудшие души и давно уже потерялись в паутине лунного света. Будьте спокойны. Вы получите наркомряуна целым.
Мне оставалось лишь положиться на слово старейшины.
