Глава 23

Подниматься по вертикальной ржавой лестнице с громадной винтовкой за плечом было не слишком удобно. Но Тоха на неудобства не реагировал – преодолевал перекладинку за перекладинкой, волнуясь лишь об одном: не дай бог стукнется прицелом. Разбить не разобьет, но механические нагрузки ему противопоказаны – может начать косить, а пристреливать заново не получится – времени нет, да и враги заинтересуются шумом.

Вот и крыша – прямоугольник гудрона, окруженный кирпичными бортиками. Аккуратно поставив винтовку, Тоха склонился вниз, поманил Лысого, прикрывавшего товарища с земли:

– Давай бегом!

Рощин, готовясь к бою, заранее разбил четверку бойцов на две пары: снайпер плюс автоматчик. Стрелок выбивает живую силу противника с дальних дистанций, автоматчик прикрывает его, если свинки атакуют позицию. А еще автоматчик таскает с собой запас боеприпасов. И наушник у него в ухе постоянно торчит – на связи. Малогабаритные радиостанции были у всех (Никодим выделил из своих запасов), но снайперу в бою не до болтовни.

Лысый, поднявшись на крыше во весь рост, довольно ухнул:

– Супер! Весь город видно! Надо было пушку сюда затаскивать! Гы-гы-гы!

– Пригнись, дурак, – последние мозги вышибут! Сходи чердачную дверь проверь, – а то зайдут в спину.

– О’кей! Может, мне на нее еще и растяжку прицепить, как Чижов учил? Если вломятся, пострадают…

– Ради бога – не надо ничего минировать! Мне неохота тебя потом по всей крыше в ведро собирать!

Тоха не торопясь, пригибаясь, прошелся по периметру крыши, изучив окрестности. Позади – руины заброшенной промзоны, за ними вздымается громадина Плешки. Впереди – несколько улочек частного сектора, дальше поднимаются старые двухэтажки, а уж за ними начинаются дома посерьезнее – в центре даже четырнадцатиэтажные виднеются. Слева – лабиринт гаражей, протягивающийся до самой дороги, справа – загаженный технический водоем, прижимающийся ко второй дороге, между ним и асфальтом расположилась автозаправка. Вот за этими дорогами и надо следить – техника врага может подтянуться именно по ним.

Так как свинок видно не было, Тоха не стал пристраиваться с винтовкой – пускай оружие пока что отдыхает. Понадобится для дела – быстро установит. Уселся у края крыши, обращенного к центру города, замер – теперь остается только ждать.

Лысый, закончив возню с дверью, присел рядом, недовольно заметил:

– Слышь, стрельба-то стихла почти. Никодим, похоже, смылся – нас одних оставил.

– Десять минут они там продержались – это нормально.

– Че нормально?! Они держать их там должны были, пока мы не пульнем!

– Сильно умным стал?! Да?! Вспомни тот бой, когда самоходка в пруду завязла. Долго мы там держались? А? Вот то-то… Так и они. Это в кино по месяцу друг в друга стреляют, а в реале все мгновенно. У Никодима к тому же техники серьезной нет – мы бы на том шоссе без танка все могли лечь.

– А сколько тогда мы продержимся?

– Да какая нам, смертникам, разница?

– Я дохнуть не подписывался!..

– А кто тебя спрашивает?! Ладно, сильно не грузись. Если живыми останемся – получим по большому ордену, с закруткой на спине. Ну и льготы какие-нибудь тоже дадут. Воспользуемся: ресторан здесь откроем. Устроимся красиво – всегда будет полно бухла и женского пола. Как тебе моя скромная идея?

– Да у тебя крыша поехала – нас тут прибить вот-вот могут, а ты…

– Есть немного – я псих. Но идея хорошая, даже название для ресторана придумал. Два варианта: или «Соска», или «Эпицентр».

– Гы-гы-гы! Соска ниче так – красиво. Ну тогда заметано – я в доле.

– Договорились. А чего ты так долго с дверью провозился?

– Да упаковками со смолой или гудроном закладывал. Не знаю, как эта гадость называется.

– Откуда они там?

– Наверное, крышу ремонтировать собирались, да не успели.

Лысый спокойно сидеть был не способен. Обернулся, недовольно прошипел:

– Да что они там возятся?!

Обернувшись, Тоха прикусил губу. Неприятное зрелище: самоходка еще до середины склона не добралась! Действительно – чего они там столько возятся?! И что самое паскудное – у всех на виду. Дурацкий бульдозер своей ярко-желтой окраской выделяется, будто кровавый плевок в белоснежной раковине: издалека слепой заметит. Эх, не догадались они его перекрасить. Солнце, сияющее над вершиной, с трудом просвечивало сквозь слой низкой облачности и затруднить работу вражеским наблюдателям не могло. За это время пушка должна была уже до вершины добраться. Почему так медленно?!

Указав на темную фигурку, маячившую на лесенке заводской трубы, Лысый задал второй вопрос:

– А что там Никитин делает?

– Что-что! Забрался повыше – высматривать приближение пушного полярного зверя.

– А мы на что? Мы же смотреть должны.

– Не доверяет он нам… смертничкам…

– Почему смертникам?!

– А потому! Если тут начнется серьезная заварушка, мы проживем до первого снаряда, выпущенного по крыше. Никитин даже не стал сильно возражать, когда я эту позицию выпросил. Грех было возражать – люди ведь имеют право выбрать себе могилу. Понял?

– Понял. Слышь, Антон, а на фига ты тогда на эту пожарку захотел?

– Здесь есть три выхода. Один по этой ржавой лестнице, второй – через чердачную дверь, а третий… Пристроек с другой стороны несколько – с крыши на крышу можно перебраться почти до земли. А засядем на цехе – оттуда или по лестнице, или головой об асфальт. Неправильно это – чем больше выходов с позиции, тем безопаснее. Так что пургу гнал Рощин: инстинкт самосохранения меня еще не покинул.

– Тох! Идут!

– Кто идет? – не понял Тоха, отрывая взгляд от черепахой ползущего бульдозера.

Мог бы и не спрашивать – тещу в гости сегодня никто не ждал.

Свинки приближались по левой дороге. Приличный отряд – не меньше десятка различных машин. Рассмотреть их подробно не получалось: вдоль обочины шеренгами тянутся тополя, да и плодовые деревья на приусадебных участках мешают обзору.

Тоха повернул голову вправо, припал подбородком к трубке радиостанции, нажал на передачу:

– Свинки. Примерно десять машин. Чешут к нам по северной дороге.

– Видим, – прошипела рация искаженным голосом Никитина. – Продолжайте наблюдать. Стрельбу без приказа начинать можно только после нас.

– Понял, – ответил Тоха, поднимаясь. – Лысый, за мной! С той стороны стрелять буду – наверняка Никитин их огнем из цеха встречать решил.

Рощин не знал про строительные аферы бывшего мэра Верхнеглинска. Но если полковник переживет этот день и узнает о его греховной деятельности, то у него появится новая миссия: найти гада и умертвить медленным и особо мучительным способом. За свои прегрешения он должен страдать долго.

Поначалу все шло прекрасно – бульдозер уверенно тащил за собой самоходку тихим ходом на пониженной передаче. Медленно, конечно, но деваться некуда – в гору с грузом иначе нельзя. Затем вышли на участок, где плиты торчали вкривь и вкось, а парочка вообще съехала вниз.

Вот тут-то и начались проблемы.

Съехав с плиты, бульдозер оказался в яме – следующая возвышалась на такой высоте, что не добраться. Тарас ударами многотонного отвала попытался заставить ее опуститься, но лишь выщербил край. Пришлось заняться земляными работами на ограниченной площади. В итоге, скинув плиту вниз, продолжил движение, ломая гусеницами нижележащее асфальтовое покрытие. Но двигался недолго – до новой аналогичной преграды.

Продвижение вперед начало напоминать заплыв сумасшедшего водолаза-глубоководника по железнодорожному пути – от шпалы к шпале. Не будь здесь плит, все было бы прекрасно. Но – увы, этот кошмарик закончится лишь на середине дороги.

Рощин, высунувшись из люка, поглядывал то вперед, то вниз. На душе было гадко. Помочь с выстрелом он не сможет – свою часть работы давно уже сделал, подготовив снаряд. Теперь вся надежда на Онищенко и Егорыча. А полковник здесь непонятно зачем. Его место внизу. Или как минимум рядом с Бакаевым. Можно высадиться с ним чуть выше, там, где склон рукотворного холма прикроет их позицию от ударной волны. И ждать врага.

Но Рощин не останется с ним. Все, что они делают, – его идея. Раз начал он, то и заканчивать будет тоже он. Это будет справедливо.

И по-генеральски.

Среди далеких домов что-то блеснуло – по дороге двигалась черная полоска колонны техники. Грузовики и боевые машины со свинками.

Началось.

– Танк, гаубица самоходная, зенитная установка, три бронетранспортера, три КамАЗа. – Тоха вслух перечислил технику противника и подытожил: – Это фигня! Опасны только танк и гаубица, но Никитин их успокоит сразу.

– А мы что делать будем? – нервно облизывая губы, уточнил Лысый.

– Я буду стрелять, а ты смотреть, чтобы меня не убили, и прикрывать от автоматчиков, если они сунутся сюда.

– Это как я тебя прикрою, если их толпа?! Грудью своей, что ли?!

– Так не надо ждать толпу – надо сразу бежать, как заметят нас.

Тоха, обернувшись, задумчиво уточнил:

– А там этой смолы или гудрона много?

– Полно.

– Ползи назад – и разбирай эту баррикаду. Вокруг чердачной будки и на крышу ее разложи, а потом пулей вниз. Во дворе стоит машина пожарная, а у стены я видел мусора кучу. Там возьмешь бутылок пару – и слей горючки из бака. А потом сюда бегом. Если жарко станет, запалишь всю эту смолу. Дыму и огня будет много – на этом фоне мои вспышки заметить трудно будет, а заметив, можно принять за отблески пожара.

– Да мы тут сгорим тогда! Там гудрона до фига!

– Не успеем мы сгореть: следом еще колонна едет, по-моему, еще крупнее. Пять – десять минут – больше бой не займет. Если повезет, то пятнадцать – двадцать. Бегом давай – через минуту пальба начнется!

Бронетранспортер, возглавлявший вражеский отряд, добрался до перекрестка, развернулся, направился в сторону заезда на отвал. На ходу зашевелил автоматической пушкой, собираясь издалека начать обстрел орудия и бульдозера. Тоха, разглядывая его в прицел, на краю поля зрения засек движение. Юлька! Отмороженная деваха затаилась на куче песка, отсыпанной у бетонной стены. Плевать она хотела на инструкции Никитина – ей подавай место поопаснее. Дождавшись, когда передняя машина пройдет мимо нее, выпрямилась, вскинула на плечо трубу гранатомета. Вспышка выхлопа, почти сразу до ушей доносится хлопок взрыва – зад бронетранспортера расцветает огненным всполохом, выпускает сгусток дыма. Совершенно не похоже на зрелищные обстрелы техники в кинофильмах – не впечатляет.

Танк, резко остановившись, завертел башней, спеша превратить позицию гранатометчицы в песчаную полянку, художественно усыпанную бетонными обломками. Не успел – грохот выстрела слился с громовым ударом подкалиберного снаряда по металлу. Бронированный монстр замер, из раскрытых люков потянулся дымок. Несколько секунд – и новый удар. Но в кого там попали, Тоха не видел: обзор скрывала стена корпуса, в котором затаился Никитин. Очень хотелось верить, что это разлетелась броня самоходной гаубицы.

Все – раз они начали танковый бой, теперь и Тохе можно.

Самые опасные цели: танк и гаубица. Первый уже вряд ли опасен, вторая спряталась от Тохиных глаз. Пришлось выбирать менее лакомую добычу.

Винтовка улеглась сошками на бортик крыши. Дополнительные упоры ставить некуда, да и не надо – дистанция невелика: Тоха и без них не промажет. В окуляре прицела оказался замыкающий колонну бронетранспортер. Как раз из тех, что опасны для танка: на башне целая пачка цилиндрических контейнеров с ракетами. Боевая машина пятилась назад, намереваясь выбраться из пробки, устроенной экипажем Никитина и Юльки. Разворачиваться на узкой дороге, зажатой бетонными стенами, было затруднительно.

Белесое пятнышко на броне. Что это там такое? Жвачку кто-то прилепил или птичка нагадила? Не суть важно – важно лишь то, что оно как раз напротив того места, где, укрывшись за броней, расположился механик-водитель. Как учил прапорщик Онищенко, для прицеливания надо выбирать деталь минимально возможного размера.

Свинка, крутя руль, думает, что сталь его защитит. Ага – щас!

Приклад толкает в плечо, уши сворачиваются в трубочку от энергичного треска выстрела и уже не могут расслышать удара по металлу. А Тохе и не надо слышать: он вновь ловит в прицел то же пятнышко – и опять стреляет.

БТР останавливается, но Тоха не оставляет его в покое – теперь в перекрестье попадает свинка, высовывающаяся из башенного люка. На ней нет прилепленных жевательных резинок или последствий дефекации пернатых, но это не беда – сойдет и стеклянный глаз противогаза. Выстрел, опять поймать машину в прицел… Из люка уже никто не выглядывает, а автоматчики, сидящие на броне, забрызганы чем-то нехорошим.

Смешно – будто из пушки по воробьям бьет. Если не вспоминать о гудящем плече, можно представить, что продолжает заниматься имитацией стрельбы. Для таких дистанций это оружие не предназначено – из него надо работать минимум метров на семьсот. Грамотный, опытный противник засек бы позицию Тохи уже после второго выстрела максимум.

Остатки обоймы Тоха выпустил по пехоте и в район двигателя. И все это время продолжал мысленно отсчитывать секунды. На сорок шестой винтовка перестала стрелять. С начала боя прошло около минуты, враг потерял несколько машин и, судя по нескончаемому грохоту танкового пулемета, пехоты тоже немало пострадало. Но сами свинки до сих пор не удосужились дать серьезный отпор. В ступор впали, что ли? Не ожидали встречи с сильным противником? Привыкайте, твари: это вам не детей по подъездам жечь.

Правее Тохи громыхнуло, следом вспыхнуло в поле зрения – снаряд взорвался на углу укрытия Никитина, обрушив часть стены. Тоха обернулся – так и есть: второй отряд свинок уже метрах в трехстах. Палить начали прямо с ходу. Их побольше, чем в первом, и танков там целых два. Ничего – в Никитина и его мужиков Тоха верил.

Никитин пока оправдывал его ожидания – не стал дожидаться клизмы на засвеченной позиции. Да и удобства ее теперь сомнительны – это как, играя в прятки, часами сидеть в одном и том же, давно засвеченном месте. Многотонный монстр покинул цех красиво – вынес ворота, сокрушил на пути остатки какой-то будки, не переставая поливать из пулеметов все впереди себя, выскочил на дорогу, резво развернулся, замер, выстрелил. Передний вражеский танк будто на стену напоролся – его вроде бы даже назад немного отбросило после удара о лобовую броню. Машина Никитина, плюнув на прощанье дымовой шашкой, влетела в лабиринт гаражей, напоследок успев полоснуть по новоприбывшим из пулеметов, как бы приглашая всех за собой. Идите-идите – там мы вас и похороним.

Все эти события произошли за какие-то считаные секунды – Тоха, поглядывая туда одним глазом, уже перетаскивал винтовку на угол крыши: отсюда бить по второму отряду будет гораздо удобнее. Игнорируя грузовики, начал лупить по бронетехнике. Танки не трогал – трезво оценивал свои скромные возможности, но вот бронетранспортерам и самоходной гаубице доставалось неслабо. Машины врагов ломали строй – те, что покруче, рвались за Никитиным; те, что послабее, пытались выйти из-под обстрела.

Танкисты, укрывшись среди гаражей, усиливали сумятицу, обстреливая всю округу дымовыми шашками. Вдобавок непонятно почему рванули емкости с горючкой, превратив автозаправку в исполинский костер, – даже вода в озерце горела у берегов. Артиллеристы свинок, не понимая, где враг и что здесь вообще происходит, молотили снарядами во все, что видят. Кругом дым, огонь, взрывы, рокот обрушивающихся промышленных построек. В этом концерте треск крупнокалиберной винтовки засечь было трудно – Тоха поспешно тратил патроны, но его до сих пор никто не попытался обстрелять в ответ.

Над бортиком показалась голова Лысого – через миг он был рядом с Тохой, протягивая ему пластиковую бутылку с какой-то жидкостью. Пришлось отвлечься от стрельбы и вставить ему пистон:

– Придурок! Чего мне ее суешь?! Поджигай гудрон, или что там у тебя!

Лысого будто гестапо забрало – был человек и вдруг пропал. Видимо, голос у Тохи был сейчас таким, что хотелось выполнять его желания как можно оперативнее. Сколько времени прошло?! Кажется, что уже много, но почему тогда Рощин до сих пор не распылил институт на атомы? И рация молчит… Или Тоха ее не слышит уже?!

Последняя обойма опустела. Уже сорок патронов успел израсходовать! Быстро расстегнул рюкзачок, вытащил четыре новых. Одну – в винтовку, остальные рассовал по разгрузке. Мгновенно потяжелела – это тебе не для пневматики пульки. Поднял голову. Красота – вокруг дороги горит все, что может и не может гореть. Дым всех цветов и разных вариаций плотности – от непроницаемого до едва заметного. И куда ни плюнь, замерли разбитые машины свинок. Пока Тоха возился с боеприпасами, Никитин успел расковырять второй танк, а первый, получивший по лбу в самом начале, вел себя неадекватно – зачем-то уехал далеко вперед и рухнул боком в бетонированную канаву, в которой по идее народ должен был пережидать атомный взрыв.

В проходе между гаражами показался ствол пушки, следом высунулся танк Никитина, выстрелил куда-то во мрак, проворно откатился назад. В тот же миг в место, где он только что стоял, ударил плотный сгусток пламени – будто осколок кометы рухнул. Тоха засек направление, откуда принеслось это непонятно что, вгляделся туда, но в плотном дыму не различил ничего. Только какое-то движение померещилось – будто таракан через ряд гаражей перебирается. Явный глюк – не бывает тараканов с грузовик размером.

На глазах Тохи в борт бронетранспортера, который он обстреливал, ударила реактивная граната. Юлька, забив огромный болт на прикрытие своего снайпера, вовсю резвилась в дыму и пламени. Для нее эта заварушка – такая же радость, как для некрофила посещение морга. Вот у кого не осталось инстинкта самосохранения – нечего было на Тоху наговаривать.

Очередная обойма опустела. Еще немного, и надо будет раскулачивать Лысого – у него еще шесть. А где он сам?

Обернувшись, Тоха чуть на асфальт не спрыгнул – инстинктивный поступок человека, неожиданно обнаружившего, что находится на краю бушующего пожара. По центру крыши, скрывая чердачную будку, к небу тянулся столб черного дыма, а под ним разгоралось яркое, жирное пламя. На лице мгновенно выступил пот, а волосы вроде бы приготовились затрещать от жара. Лысый! Мать его! Да там смолы тонны три, похоже! Ну ничего нельзя дураку доверить – все испортит! И спрятался куда-то – не видать его в этом дыму. Неверное, специально с глаз убрался: опасается возмездия за поджог.

Еще минут пять – десять, и на крыше находиться станет некомфортно – все это добро разгорится вовсю. Да где же Рощин?! Когда же!!!

Над лестницей показалась белобрысая голова с блестящими перепуганными глазами. Пацан, перевалившись через бортик, неловко присел, скинул с плеча винтовку, обхватил руками колени, затрясся. Тохе хотелось узнать, где это отмороженное создание потеряло Юльку, но толку-то спрашивать – все равно ни слова не скажет. Но тут вдруг понял – подросток натурально рыдает. Бьется в истерике. Забрался к Тохе в поисках защиты – он даже не пытается продолжать бой: его винтовка отброшена в сторону.

Это что такое могло с ним случиться? Что-то очень страшное, раз это воплощение невозмутимой злобы дошло до такого состояния.

Присев перед ним, Тоха резко, без церемоний, встряхнул его за плечи и, не надеясь на ответ, выкрикнул:

– Что случилось?!!!

– Шесть ног, – пробилось сквозь рыдания.

Тарас, не церемонясь с наследием градоначальника, снес недостроенную беседку, остановился на ее обломках, высунулся из кабины, прокричал:

– Вроде здесь! Это ведь тригопункт слева?!

– Да, – ответил Рощин, спускаясь на землю.

На ходу доставая компас, он, не глядя на него, шарил глазами по городу. Так – вон блеснула вода. Вожделенный пруд – других водоемов там быть не должно. Проверил азимут – да, оно. Поднес к глазам бинокль, разглядел цель – длинное четырехэтажное здание с огромными окнами.

Нервно сглотнул слюну – он на месте.

Протянув бинокль подошедшему Егорычу, пояснил:

– Вон за тем озером!

– Да я и без стекляшек вижу – старики народ дальнозоркий. Саша, к прицелу становись. Сейчас будем наводить.

Единственное средство наведения, оставшееся в распоряжении артиллеристов, желтело перед носом установки – тяжелый кричаще-желтый бульдозер Komatsu. Задача непростая – с помощью этой машины надо двигать самоходку до тех пор, пока предполагаемая траектория полета снаряда не совместится с целью по горизонтали и вертикали. С вертикалью попроще – главное, выбрать место с нужным уклоном. А потом уже заняться горизонтальной наводкой.

Рощин не мог ничем помочь и просто не стал мешать – отошел к краю отвала, взглянул вниз. Там кипел бой – в дыму сверкали взрывы и проносились росчерки трассеров. Подробности различить было трудно, но и так понятно – четверка чуть ли не детей и одинокий танк устроили настоящее сражение несопоставимо превосходящим их по численности силам противника. Они молодцы – они выполнили свою задачу. Даже если их сейчас раздавят, уже не критично – вряд ли свинки сумеют быстро добраться до вершины отвала. Хотя как знать – ведь неизвестно, сколько провозятся артиллеристы.

Со стороны установки мат шел непрерывным потоком – даже вечно невозмутимый Онищенко начал «выражаться». В критических ситуациях, когда сложность речевых конструкций вредна, а краткая информативность бесценна, это вполне естественно. Орудие, вроде бы нормально поставленное по вертикали, при рывке бульдозера вправо начало почему-то смотреть ниже цели. Пришлось перетягивать его на другое место, а это дополнительная возня с тросами и потеря времени.

Рощин их не торопил – и так стараются изо всех сил, – но волноваться начал. Не может их крошечный заслон держаться бесконечно, отвлекая на себя все внимание. Им повезло, что местность затянуло дымом и сильного ветра сейчас нет, но везение на исходе. От центра города, привлеченные звуками боя, двигались новые отряды – очень скоро там плюнуть некуда будет от свинок. Уже сейчас, наверное, десятка три единиц боевой техники, будто ежики в тумане, ищут Никитина и его злых детей. Будь это все на открытой местности, давно конец настал бы – спасают остатки промышленных объектов и гаражная застройка.

Над Рощиным, едва не задев голову, пронеслась легкокрылая стремительная тень. Обернувшись, он увидел, как беспилотник начинает разворот, с явным намерением начать кружение над вершиной.

Вот теперь полковник готов был добавить свою долю ненормативной лексики – с этой секунды времени у них остается еще меньше.

Тоха из всхлипываний пацана ничего понять не смог – фраза «шесть ног» ему ни о чем сейчас не говорила. Но он знал, что перед ним сейчас хнычет второй снайпер отряда, – при этом его винтовка валяется без дела. Тохе надо срочно вернуть боеспособность этого солдата, и он это сделает.

Удар по щеке, затем по второй, грубая встряска за плечи, склониться пониже, злобно уставиться в глаза, рявкнуть:

– Обхезался, гнида малолетняя?! Зарубки на прикладе больше не хочешь рисовать?! Да?! Чего молчишь?! Вынул дерьмо изо рта – и бегом ответил!!!

Как ни странно, примитивная грубость подействовала – в глазах пацана промелькнули проблески мысли, он как-то по-детски пролепетал:

– Простите…

– Простить?! Тебя?! Да ты, похоже, издеваешься!!! Как звать!!! Ответил бегом!!!

– Д-дима.

– Так ты у нас Дима?! Ну надо же – наконец-то мы познакомились! Вот что, Дима, взял винтовку – и бей по пехоте! Бей, пока патроны не закончатся! Бей тех, кто с гранатометами! Ты все понял?!

– Д-да! С-сейчас!

– И что ты там про шесть ног плел?!

Пацан, чуть опять не заскулив, тихо вымолвил:

– Шестинога я там видел. Он по цеху ударил. Я думал, мне конец. Он меня видел – я на крыше был, а он по цеху. Понимаешь?

– Что за шестиног?! Чем ударил?! Быстро отвечать!!!

– Я не знаю чем! И он потом в сторону гаражей пошел. За танком, наверное, начал охотиться. Ударил по танку своим огнем, но тот успел отъехать назад. Шестинога пули не берут – я пробовал, он их даже не замечает. И снаряд не взял – танк по нему выстрелил, и только искры высекло. Он весь в пластинах, как у четвероногов. Очень толстые пластины. И блестящие – так смола черная блестит на сколах. Он за танком там гоняется – ему танк нужен. А танк ему ничего сделать не может. Антон – это все! Конец!

– Заткнись! И сопли бегом подобрал! Нам и без шестиногов уже конец – свиней вокруг сотни бегают! Бегом – начинай их отстреливать!

– Хорошо! Я сейчас! Я мигом! Перезаряжу только винтовку – и сразу!

Тоха уже не прислушивался к этому лепету – игнорируя многочисленные цели, он вглядывался в сторону гаражей, пытаясь заметить танк и охотящегося за ним непонятного «шестинога». И наконец расползающийся дым ему это позволил.

Кочан кукурузы оснастить шестью парами тараканьих лапок, спереди прикрепить аккуратную бородку и иглу от самого большого шприца над ней. Затем покрасить в черный цвет, радикально увеличить и научить передвигаться походкой богомола – получится шестиног.

Димка, наверное, не соврал – подкалиберный снаряд действительно не справился с броней монстра (или машины?). Поблескивающая черная чешуя напоминает пластины крыс, только у четвероногов они серого цвета и прикрывают лишь спину, а эта тварь закована полностью, будто рыцарь. Никитин не был совсем уж сумасшедшим и, поняв, что с этой проблемой так просто не справиться, теперь попросту удирал. Танк мчался между рядами гаражей, а по параллельному проходу за ним несся шестиног. Вот машина развернулась, рванула за следующий ряд. Адское создание, приподнявшись на выпрямившихся ногах, из своего «шприца» брызнуло сгустком пламени. Опоздало на долю секунды – пылающий шар ударил по шлакоблочной стене, разгромив ее в мелкие обломки и оставив после себя лужу пылающей лавы.

Тоха понял – если в танк угодит такой «плевок», скорее всего, мелким ремонтом потом не обойдешься.

А еще он заметил нечто знакомое. Перед выстрелом монстр ощетинился, на мгновение превратившись в раскрывшуюся еловую шишку. Похожее ему пришлось наблюдать там, в городе, в руинах супермаркета. Напуганная крыса поступила так же – взъерошила пластины своей крепкой брони, позволив забить под них пистолетные пули.

Над головой что-то просвистело, затем еще и еще. Случайные пули или осколки. А может, и не случайные… Он слишком долго здесь сидит – это неправильно. Надо уходить – менять позицию. Иначе смерть.

Внутренний голос требовал побыстрее уносить ноги, но Тоха, не обращая на него внимания, схватился за рацию – ведь сохранность танка важнее жизни Тохи и Лысого:

– Никитин! Если слышишь меня! Сделай так, чтобы эта тварь стреляла по вам, развернувшись ко мне задом! Сделай так, и я ее завалю!!!

В динамике вроде бы затрещало – будто некачественно принятый сигнал. Был ли это положительный ответ или просто статика, Тоха не понял, но сильно надеялся на первое.

Шестиног тем временем взобрался на крышу гаража, оттуда спустился на параллельный ряд, затем поднялся там на новую крышу, закрутился по сторонам, высматривая цель. Тоха танка не видел, но по дальнейшему поведению монстра понял – Никитин все сделал как попросили: каким-то образом заставил тварь начать обстрел, развернувшись задом к пожарке. Или просто повезло на совпадение.

Дистанция метров триста пятьдесят – уже похуже. Может, для хорошего стрелка это детский сад, но Тоха если и станет хорошим стрелком, то в будущем. Если у него будет это будущее.

Лапы шестинога вытянулись в струну – сейчас пальнет своим фаерболом. В прицеле поблескивают сомкнутые ряды черных пластин. Тоха даже не пытался пробовать их сокрушить – раз их танковая пушка не пробила, то винтовке вообще нечего там делать. В дальних уголках мозга как-то отстраненно болталась мысль о том, что хорошо бы эту пластину изучить – что же за материал такой удивительный?

Пластины зашевелились, на стыках появились разрастающиеся щели – монстр стремительно превращался в раскрытую «шишку». Все – теперь почти без разницы, куда стрелять. Лишь бы бить сзади. Даже если пуля угодит в пластину, то просто чиркнет рикошетом – и вонзится в незащищенную плоть (хотелось верить, что больше там бронирования нет).

Толчок в плечо – и тут же быстро поймать цель в прицел для нового выстрела.

Шестиног, схлопотав пулю, передумал аннигилировать танк, и вообще у него резко поменялось настроение. Шатаясь на подгибающихся лапах, он поймал новый подарок. Тоха сейчас бил бронебойно-зажигательными и, похоже, попал оба раза удачно.

Третьего выстрела сделать не получилось – монстр клюнул носом, затем завалился набок, рухнул с крыши в проход меж гаражей. На земле начал яростно размахивать лапками, проламывая стены и испуская из щелей «доспеха» струйки ядовито-оранжевого дыма.

Пацан, ошеломленно наблюдая за плодами деяния Тохиных рук (и его винтовочки), севшим голосом произнес:

– Ты свалил шестинога! Антон, да ведь ты его убил! – Похоже, он сам не верил своим словам.

Над головами просвистело опять, и это не шальные пули – Тоха увидел, как в дыму мелькают автоматчики, явно направляясь в сторону пожарки. На ходу некоторые из них стреляли, похоже, по крыше. Все – позиция точно засвечена. Причем по лестнице уже не уйти – она простреливается хорошо. Через чердак сам путь перекрыл, остается одно – по крышам пристроек.

Сам себя загнал в ловушку с одним выходом – как последний дурак.

А еще в разрыве дымного марева успел заметить танк Никитина. Машина горела жарким костром, но все еще двигалась – отчаянно рвалась к озеру. Думают, что там получится сбить такое пламя? Как-то наивно… Без разницы, что они думают, – бой для них, похоже, окончен. А раз для них, то и для всех: пора уносить ноги.

За спиной послышался кашель, обернувшись, Тоха увидел, как из дыма показывается Лысый. Бедняга, похоже, надышался гадости – его аж выворачивало.

– Где тебя черти носили?!..

– Да я… Да ты сам сказал гудрон зажечь! А он, собака, плохо загорался. А потом сзади подкладывал, а потом не мог к вам пройти – огонь загородил все. По пристройке пробирался. Тоха – там стреляют!

– Хватай рюкзак – и уходим!

– А Юлька где?!

– В… В КАРАГАНДЕ!!! Уходим давай!

В следующий миг крышу шатнуло под ногами, Тоху что-то резко толкнуло в бок, заставило опрокинуться на пацана, подмяв его под себя. Тут же вскочив, он без страха и удивления увидел, что в нескольких шагах бортик изуродовало чем-то внушительно-смертоносным – наверное, снарядом.

– Уходим! Лысый! Рюкзак хватай!

Свой голос Тоха слышал теперь как-то издалека, через звенящие помехи. Слишком близко к взрыву побывал. Хорошо, что бортик от осколков защитил.

Стоило навести установку по горизонтали, как нарушалась вертикальная наводка. Наводили по вертикали – сбивалась горизонтальная. Тришкин кафтан… Ствол сейчас был намертво соединен с шасси – ни малейших средств для его автономного наведения в распоряжении артиллеристов не осталось. Хочешь поймать цель в прицел – двигай всю многотонную машину.

Беспилотник продолжал описывать монотонные круги. Не мешал – просто нервировал. Можно, конечно, попробовать его сбить – только зачем? Все равно он уже свою работу выполнил – нашел их. Снизу время от времени прилетали гаубичные снаряды – разрывались в угрожающей близости от вершины. Похоже, бьют издалека – стараются успеть подавить установку до выстрела. Хорошо, что мажут сильно, – нет у них своего Егорыча. Понимают свинки, что сейчас будет? Или просто действуют по инструкции? Да какая разница – сюда уже в любом случае спешит целая бронированная смерть. И Никитин ее не остановит – у него своих проблем выше головы. Пожар внизу уже на десяток гектаров растащило – куда ни глянь, огонь и дым. Рощин бы в жизни не поверил, что такой грандиозный бардак могут устроить одинокий танк и четверо оболтусов. Но придется поверить – сам ведь это видел.

Очередной снаряд разорвался на самом краю плоской вершины – в воздух поднялись тонны грунта, по броне самоходки защелкали осколки. Что-то злобно рвануло генеральский лампас на штанине – ткань начала намокать, быстро тяжелея. Обернувшись на вскрикнувшего Егорыча, Рощин увидел, как тот зажимает ладонью левую щеку – из-под пальцев сочится кровь.

– Вы ранены?!

– Задели, падлы! Но шрам красивый будет – девки сразу полюбят!

Старик, похоже, и в адском котле не сможет вести себя прилично – начнет чертям анекдоты травить.

– Вы скоро?! Времени у нас уже не осталось!

– Чуть-чуть бы повыше навестись, – мрачно заявил Онищенко (даже в такой непростой момент он не расставался с зажженной папиросой).

– Времени нет!

– Недолет может быть.

– Большой?!

– Не знаю – при наших картузах надо наводиться между вторым и третьим этажом, для гарантии. А сейчас у нас первый на прицеле, и не совсем середина.

– Хватит! Все – стреляем! Онищенко, предупредите наших, если там еще кто-то жив! Егорыч – пульт мне! Бульдозер убрать!

Все – последний штрих. В руках у Рощина маленькая коробочка с одним-единственным переключателем. Артиллеристы, подготовив установку к дембельскому аккорду, не могли спрогнозировать его результат. Находиться возле ствола в тот момент, когда это случится, по их мнению, было нежелательно. Вот и появилась простейшая мера предосторожности – полковник мог теперь выпустить снаряд, находясь от орудия за пару десятков метров: именно такая длина у провода.

Бульдозер отъехал в сторону, развернулся боком; Тарас, выпрыгнув из кабины, залег за тяжелой машиной. Рядом присели Онищенко и Егорыч. Разумно – дистанция до цели около трех километров: не столь уж много. Ударная волна от тактического заряда на таком расстоянии не смертоносна – мощь подрастеряет. Перевернуть многотонный агрегат ей будет не под силу.

Направляясь к ним, Рощин вздрогнул от очередного близкого разрыва – по самоходке вновь щелкнуло осколками, а в бульдозере зазвенело стекло.

Вот он, момент истины: сейчас Рощин узнает, прав ли был в своих сомнениях. Увы – полковник понятия не имел, произойдет ли сейчас атомный взрыв, или снаряд безобидной болванкой зароется в землю, посмешив тех, кто все ЭТО начал. Нет, он не сомневался в качестве спецбоеприпаса, но, увы – подобный заряд не предназначен для поражения целей прямой наводкой.

Вопрос упирается во время. Вся проблема в том, что на боевой взвод снаряд становится лишь после выстрела – покинув канал ствола. В этот миг в его корпусе стартует электронно-механический процесс подготовки к подрыву. При штатном порядке стрельбы – навесом, с огромной дистанции, вопрос времени остро не стоит. Пока снаряд долетает до цели, вся подготовка давно заканчивается. При выстреле прямой наводкой в распоряжении механизма заряда есть всего несколько секунд. И Рощин понятия не имел, хватит ли их, – на такие ситуации его познаний не хватало.

Но говорить об этом не стал никому. Сомнения – путь к поражению: начни они колебаться – и все, даже эту сомнительную возможность могли потерять.

Нет уж – присев, Рощин, щелкнул тумблером.

Эта керамическая пластина была проклята, как и все вокруг. Он не сумел разбить ее ни топором, ни ломом – даже царапины не получилось оставить. Окончательно отчаявшись, схватил ее обеими руками, поднял над головой, с силой швырнул об пол. Бесполезно…

За спиной деликатно кашлянули, и хорошо знакомый голос Григория Сергеевича (между собой – просто Гришка) участливо поинтересовался:

– Что, товарищ Семенов, нервишки шалят?

Помертвев, обернулся. Так и есть – стоит в дверях, с почетным караулом из элитников. Сейчас направит указательный палец, и… Странно, но при мысли о расстреле страх прошел. А чего бояться? Разве что того, что ад действительно существует, – его там точно ждут с нетерпением. Их всех ждут…

– Товарищ Семенов, вы зачем хотите испортить музейный экспонат?

Поиздеваться решил напоследок? Наверное… Это уже не тот старый добродушный Гриша – ветеран проекта. Это новое существо – с жестоким блеском в умных глазах, коварным мышлением и полным отсутствием сострадания. Он ведь без колебаний уничтожил человечество – первый, кому это удалось.

Слова вырвались через силу:

– Хочу, чтобы все освободились. Очнулись. Хочу остановить это. Один не смогу – надо будить всех.

– Вот как? Вы называете это «разбудить»? Смешной вы человек… А зачем было табличку терзать? Она ведь ни при чем. Так себе – археологическая безделица. Давайте назовем ее Скрижаль Завета. Не возражаете? Вот и хорошо. Так зачем уничтожать памятник письменной культуры? Тем более не нашей культуры – инопланетной.

– А мне плевать на их культуру! – Неожиданно смелые слова – сам себе удивился.

Далеко за окном громыхнуло, потом еще и еще.

– Людишки опять шалят, – вздохнул Гриша. – Сколько их ни трави, а все гадят и гадят. Проголодались, наверное, в лесах сырых сидеть – в город лезут: по магазинам пройтись хотят. Трудно избавиться от привычки к шопингу. Ну так вернемся к нашим скрижалям – вы, значит, эдакий современный Герострат? Демон разрушения? Это замечательно – я чувствовал в вас эту жилку. Не зря оставил – присматривался, время тратил. Не зря… Вы будете замечательным попутчиком в нашем путешествии по вечности.

– Каком путешествии? Хотите расстрелять – так вперед, на меня ваш психогенератор не действует.

– Психогенератор?! – Гриша рассмеялся. – Надо же – наслушались бредней Эдика. Дураком родился, дураком вырос, дураком помер. Жаль, не видел выражения его лица в тот последний миг… Нет никакого психогенератора. И инопланетян тоже никаких нет. Я не отрицаю – когда-то действительно были. И корабль от них остался – ему повезло пролететь через нашу систему. Только нет там никого и никогда не было. Я говорю об экипаже. Удивлены? А вы знаете, сколько потребуется времени, чтобы лучу света достичь ближайшей звезды?

– Около четырех лет.

– Верно. А корабли у них летают со скоростями много ниже.

– Зачем им вообще корабли – у них есть телепортеры.

– Верно, есть. Только работают они на пару световых дней, не больше, да и то без гарантии. Все, что больше, требует стационарного портала, а чтобы его создать, надо иметь технику по обе стороны канала. А им хотелось заполучить другие миры. Технологии были, но оставалась маленькая проблема – продолжительность жизни экипажа не позволяет рассчитывать на долгие перелеты. Но они решили и это – перенос сознания на машинный носитель. Разум живого существа в компьютере – что-то подобное. Не учли лишь одного – разум, оторванный от тела, с течением времени становится другим. Для начала он вообще перестает нуждаться в теле – даже достигнув других миров, не станет выращивать себе новую оболочку. Ему этого уже не надо – тело для него не более чем оковы. А со временем разум всех членов экипажа постепенно объединился в один сверхразум. И мы были этому свидетелями – наши предки застали появление корабля в окрестностях нашей системы. Падение трансляторов было для них знаками с небес, а голоса скучающих членов экипажа представлялись гласом богов. Языческие боги нашего мира – мы видели их умирание. Погибнув, они возродились в едином божестве – и это мы тоже видели. Миссия, предназначенная для постройки порталов и терраформирования иных миров, превратилась в Пантеон нашей примитивной Земли. Мы стали их игрушками – глухими игрушками. Не понимали голосов, не понимали мотивов, были слепы. Я первый, кто сумел. И это не случайно – мы как раз созрели для диалога. Только вот говорить уже не с кем. Это единое божество устало – даже подаренное ему зрелище гибели цивилизации не помогло. Мы не уничтожали человечество – мы забавляли его картиной зажженного муравейника. Но его не пробудили – он стал равнодушен. Но мы это исправим – я и ты, и еще несколько людей, похожих на тебя. Они уже ждут – пора… А я ведь сразу тебя раскрыл: ты не такой, как все это внушаемое быдло. Конечно, и тебя подавлять можно – не стал же ты выдавать наши маленькие секреты посторонним: не будь блокировки, сдал бы сразу. Но все же у тебя есть что-то свое – этого не вытравить. Твоя кровь сохранила ту дикость, что может нам пригодиться. Идем же со мной – бог устал, ему пора уходить. Но корабль не может оставаться без экипажа – мы займем место бога. Тебе, возможно, страшно, но это просто из-за непонимания. Но ты – не Эдик, ты поймешь. Идем же!

Добровольно он не пошел – свинкам пришлось тащить его. Он не особо сопротивлялся – так, скорее для порядка. Земля убита сбрендившим инопланетным компьютером и таким же сбрендившим Гришей, а помогает ему армия зомбированных спецов по чужим технологиям. Ну что ж, логично: иного наш сумасшедший мир и не заслуживал.

На пороге операторского зала элитники сделали передышку – Гришу внутри что-то заинтересовало. Постояв среди рядов столов, жестом подозвал его к себе (свинки были столь любезны, что мгновенно освободили).

– Людишки что-то не на шутку разошлись – там бой идет. Я хочу взглянуть на это. Покажи. Здесь никогда не было такой стрельбы – мне стало интересно.

– Нужны точные координаты, или хотя бы на карте указать место.

– Карту в Интернете открой и найди на ней большую кучу породы, что на окраине города, – оттуда палят.

– Какой Интернет?! Да вы окончательно свихнулись! Вы бы еще в книжный магазин позвонили, заказав доставку карты города!

– Да шучу я так – мой юмор не всем дано понять. Я знаю, что вы – лучший оператор, давайте теперь без шуток. Просто покажите.

А почему бы и нет? Все ж лучше, чем тащиться волоком за элитниками в сторону чего-то явно неприятного.

Верньер вперед, клик мышкой по модели, второй клик по развертке, подтащить, увеличить, еще раз подтащить, а теперь чуть назад. На монитор выводится изображение. Расплывчатое дрожание разноцветных клякс. Наверное, зрение наших братьев по разуму (лучше бы люди остались одним ребенком в семье) слишком отличается от человеческого. Но это исправимо – компьютерные технологии творят чудеса.

На мониторе промелькнула вершина карьерного отвала, на ней… Стоп! Назад! Вот же черт – инерция! Убегает картинка! Назад! Назад! Вперед немного! Ну наконец-то!

От увиденного он на миг опешил, а затем рассмеялся.

Гриша юмора не понял – указал на монитор:

– Что это?!

– Это? Это «Пион».

– Цветок? Ты бредишь?

– Нет, я просто сын артиллериста.

Но его отказывались понимать – ох уж эти штатские.

– Что делают эти люди? Там внизу бой – почему они не стреляют? Что они делают наверху?

Две маленькие фигурки поспешно залегли за ярко-желтым бульдозером, прикрыв затылки ладонями, а третья, чуть промедлив, присела между ними.

Улыбнулся:

– А им вниз под таким углом и не выстрелить. Это артиллерия большой мощности. Очень специализированное оружие – думаю, его притащили специально для нас.

– Посмотри, как забавно: рядом с ними взрыв. Их сейчас убьет. Как странно – бой рядом с нами. Столько дней прошло, а они до сих пор не могут успокоиться.

Он улыбнулся в последний раз:

– Сегодня в аду будет аврал.

На стебле ствола расцвел цветок. Только был он не белый, не желтый и не розовый.

Огненный…

– ЛЫСЫЙ! НЕ ТОРМОЗИ! РЮКЗАК!

Но Лысый и не думал хватать поклажу с остатками боеприпасов. Лысого больше не было. Тохе повезло, а ему нет – поймал осколок лицом. Оно и при жизни у него не очень-то было, а уж сейчас… Не осталось у него лица. Да и от головы немногое уцелело…

Заметив краем глаза странное сверкание на плече, Тоха скосил взгляд и остолбенел – непрерывно мигает светодиод зуммера вызова. Звука он не слышал – слишком тихо для его почти оглохших ушей. Но означать это может только одно.

Ухватив за шкирку ошалевшего пацана, Тоха поволок его к краю крыши. Некстати налетевший порыв ветра потянул пламя на них – затрещали волосы, рукав задымился, щеке стало больно. Боль была столь непереносимой, что Тоха просто не смог прыгнуть нормально – с подготовкой и не спеша: кулем свалился вниз, на крышу пристройки, с высоты в несколько метров. Свалился очень неудачно – с хрустом в ноге и дальнейшим отказом с ее стороны. Нечего и думать, чтобы на нее теперь опереться.

Пацан, ничуть не ошеломленный жестким падением, подарил Тохе едва не влюбленную улыбку и с восторгом пролепетал:

– Ты убил шестинога! Убил! Ты!

Вот же заладил… Господи, ну почему Тохе постоянно везет на психов?!

– Винтовка! Тащи мою винтовку!

Димка послушался – подхватил тяжелое оружие. Тоха, ломая ногти о гудроновую поверхность, пополз к краю пристройки. Надо еще раз упасть, уже на землю, и там успеть добраться до огромной пожарной машины, из которой Лысый сливал горючку. Ее прикрывает здание – если повезет, обломками не засыплет и не раздавит.

Добравшись до края, Тоха, опершись на руку, приподнялся, но соскользнуть вниз не успел: везение покинуло его окончательно – вслепую выпущенная автоматная очередь нашла свою жертву. В бок ударило с такой силой, что из легких выбило весь воздух, а левая половина тела превратилась в источник нестерпимой боли. Боли такой ужасной, что Тоха даже не почувствовал, как вторая пуля, влетев в разинутый рот, вышла под скулой, раздробив по пути пару крепких коренных зубов.

Полудохлым телом упав вниз, Тоха, скребя рукой по асфальту, пытался хватануть воздуха, но глотал лишь кровь. Он больше не пытался ползти к укрытию, да и вообще никуда не хотел и не мог ползти. И воздух ему сейчас нужен был лишь для одного – жестко приказать свихнувшемуся пацану, чтобы бегом прятался под машину. И еще пусть спасет винтовку – когда вырастет, сможет из нее стрелять. Станет настоящим противотанковым снайпером – таким, каким мечтал стать Тоха. А этот белобрысый отморозок ничего не понимал – радостно лыбился в угасающие Тохины глаза и куда-то его тащил. Откуда у этого скелета столько силы взялось? И ведь никак ему не объяснишь и не прикажешь – словам нужен воздух. Хоть немного воздуха…

Как же жалко винтовку… Как же жалко…

Глаза закрылись.

Димка затянул победителя шестинога под машину в последний момент – рация голосом Рощина выкрикнула: «Выстрел», – после чего замолчала. Он к ней больше не прислушивался – суетливо вытаскивал из разгрузки медпакет, повторяя как заведенный лишь два слова:

– Я сейчас! Я сейчас! Я сейчас!

Вышибленный из ствола давлением пороховых газов, источаемых просроченным картузом, снаряд пролетел над зоной пожаров, устроенных танком Никитина, четырьмя пехотинцами заслона и примерно тремя сотнями свинок, старавшихся уничтожить обнаглевших людишек. Направился дальше, буравя небо над притихшими улицами, усеянными растерзанными телами горожан, гильзами, разбитыми машинами и мусором. Промелькнул над водной гладью пруда, в котором, несмотря на жаркий сезон, уже несколько дней не было ни одного купальщика. Пробил аляповатый рекламный плакат, восхваляющий уже никому не нужный товар, затем впился в стену института под окном первого этажа.

Удар был силен, но прочный корпус его перенес достойно. Заряд тоже не пострадал – особенности его конструкции и наличие демпферов способны были защитить и от более сильных перегрузок. Хотя это уже было непринципиально – взрыватель сработал, когда нос снаряда еще не вышел с другой стороны стены. Да и не успел выйти – спецбоеприпас перестал существовать физически. Исчез практически мгновенно. Несколько миллиардных долей секунды – и все, сгусток перегретой плазмы в объеме, не способном его удержать.

Фаза «Сев» была жестоко остановлена фазой огненного шара.

Зря опасался Рощин. Возможно, прогнозируемая мощность и осталась недостижимой, но разница в одну-две килотонны здесь не имела значения.

Ослепительная полусфера проглотила все здание без остатка – до кончиков антенн на крыше и нижних частей фундамента. Не повезло и постройкам во дворе, деревьям на прилегающей территории, птицам, оказавшимся слишком близко к эпицентру. Вспыхнуло, испаряясь, все; даже, казалось бы, совершенно негорючие вещи – вроде алюминиевых корпусов крутых системных блоков в кабинетах первых лиц проекта. Лишь вода в пруду не занялась пламенем – только закипела на мелководье.

Тысячи свинок, повернувшихся в сторону источника зрительного раздражения, дружно заработали ожоги сетчатки глаз. Задымилась резина противогазов, вспыхнула синтетика пуховиков. А затем пришло оно – сокрушающий все на своем пути огненный вал, убивающий город со сверхзвуковой скоростью. Сила его была невероятна – он тащил за собой все, что воспламенило световым импульсом, не брезгуя ничем – даже самыми нетранспортабельными предметами. Переворачивались танки, размазывая экипажи по внутренним стенкам корпуса; теряя конечности, кувырком катились шестиноги; будто пустые пачки из-под сигарет, взлетали бронетранспортеры, их перегоняли грузовики с пылающими обрывками некогда желтых тентов.

Раскаленная воздушная масса взмыла в небеса, пробив в покрове низкой облачности идеально круглую брешь диаметром более километра. Сквозь это рукотворное окно проглянуло солнце, осветив то, что сотворила страсть человека к разрушению.

Через семь секунд после щелчка тумблера в городе Верхнеглинске больше не было центральной части, а на окраинах, среди домов без стекол и крыш, полыхали многочисленные пожары.

Город погиб, прихватив за собой на тот свет крупнейшую в истории плана «Крайние меры» группировку элитных свинок.

Сам план «Крайние меры» отправился вслед за ними.

Рощин, стоя на краю отвала, устало смотрел на красивое и одновременно жуткое зрелище. Не думал он, что когда-нибудь увидит подобное, а нет же, пришлось… Ударная волна уже прошла, шапку гриба, похоже, относит в сторону – можно смело любоваться без риска и с удобной позиции. Ветер, правда, продолжает гулять – уж слишком сильно возмутилась атмосфера на такое непристойное человеческое деяние. И разнообразный крупногабаритный мусор продолжает выпадать с небес.

Штанина стала совсем уж мокрой и грязной – надо бы посмотреть, что там с ногой.

Онищенко, не заметив, что позабыл выплюнуть окурок, сунул в рот новую папиросу, подкурил от дешевой зажигалки, и, не сводя взгляда с гриба атомного взрыва, сожалеюще произнес:

– Плохо, что снаряд всего один, – я бы повторил. Пошли, генерал, – спускаться придется пешочком: бульдозер заглох, а такая техника просто так не глохнет. Наверное, электромагнитным импульсом спалило японскую начинку… Пойдемте – надо побыстрее наших разыскать.

Рощин, кивнув, направился к дороге. Нога подождет – рана, похоже, пустяковая. А по пути он обдумает свою новую идею. Ведь эта миссия выполнена – пора приступать к следующей.

Лишь бы подобное не превратилось в привычку…