Глава 22
– …А с этими ивановскими у нас по жизни терки были – мы к ним особо не ходили, они к нам тоже. А кто заглянет – тот потом к стоматологу в очередь записывается с утра. И вот шагаю я, никого не трогаю, думаю, что уже все – проскочил и жить буду, не зная адреса аптеки, – и тут опаньки: «Приветствуем тебя, друг наш Кирпич. А не изволите ли объяснить уважаемой публике, что это вы на чужом районе делаете? А не попутали ли вы рамсы?» Ясное дело, я молчать не стал: «Ты там что-то провонял, шерсть паленая? Или проспал, не услышав будильник? Так тебя на зоне петухи разбудят, и попадешь ты туда за то, что тебя бомжи поимели». Короче, слово за слово – и пошел у нас конкретный махач. Я одному, другому, третьему. Ну и мне прилетает неслабо сразу со всех сторон. Замесили бы меня, ясное дело: против такого митинга в одно рыло не попрешь. Но мусора подкатили, и я первый раз в жизни рад этому был. Подняли меня с земли уже, спрашивают: «Молодой человек, есть ли у вас жалобы к этим юношам, которые только что ногами вашу тушку пинали?» Я же не козел по жизни и отвечаю правильно: «Да какие жалобы, начальник? Шел по улице, упал с бордюра. Никто меня не пинал – эти тимуровцы, наоборот, мне подняться помогали, но сами нечаянно оступились при этом. Уж очень у вас, товарищ командир, скользкие бордюры на районе». Ну, раз такое дело, желают мне приятного пути, и шагаю я дальше. Шагаю, надо сказать, без энтузиазма, потому как отбуцали меня не жалеючи. Я ведь человек, а не черепаха с панцирем, со мною бережно надо обращаться, а не как с мячом для футбола. Голова гудит, перед глазами плывет, из носа красная юшка не останавливается, и брюхо выворачивает. Добредаю до трамвайной остановки, падаю на скамейку, дух перевожу. Темно вокруг, хреново так, что вот-вот ласты склею. И тут из окружающей меня тьмы выползает конкретное чмо мужского пола и озвучивает предложение эротического характера. Я сижу, не знаю, сдохнуть или пойти кого-нибудь прибить. Аж кулаки сводит от желания такого, и тут держи, парень, – такая фортуна нарисовывается.
Вы прикидываете? Оно ведь во тьме кромешной не видит, что у меня мордень в хлам разбита, – за красивого мальчика принял. Ну, я упускать такого случая не стал. Дай, думаю, вломлю ему за все, что сегодня было. Даром, что ли, кулаки свербят? Ивановские ведь мне, ясное дело, побольше наваляли, чем я им: у меня ведь не двенадцать рук. Говорю ему радостно: «Согласен-согласен! Давай. Подходи. Ближе». А он мнется, забоялся чего-то. Почуял задницей угрозу ущерба для морды. Я кулаки сжимаю – и подстрекаю дальше: «Ну давай же! Подходи. Начинай». И тут происходит облом – из-за угла выруливает лоховоз и всеми своими фарами прямо по мне. Я сразу четкий стал, хоть фотографируй для паспорта. Шмот грязный, рваный, ряха избитая, везде кровища, кулаки на изготовку. Этот гной как разглядел меня во всей красе – рванул оленем в ближайший огород. Одним прыжком через забор двухметровый сиганул и скрылся в кукурузе. Вот сижу я здесь сейчас, и кулаки почему-то так же свербят. Дыня не сказать чтобы друг мне был, но очень хочется кого-нибудь порвать за него. Не смотрите, что балагурю и веду себя весело, – у кулаков другое настроение. Вроде эти, что здесь сидят, пальцем его не трогали, но вломить хочется почему-то именно им. Такие вот странные дела в голове происходят.
Слушая очередную историю из бурной жизни Кирпича, Макс через бинокль, временно реквизированный у Пикара, наблюдал за лагерем готов. Никто не опасался, что разговор услышат враги. Берег острова, обычно ровный, в этой части изобиловал заливами и мысами. На одном длинном выступе, заросшем кустарником и кокосовыми пальмами, расположился отряд островитян. Враги находились на другой стороне бухты, метрах в двухстах. Даже в полной тишине на такой дистанции тихий голос трудно различить, а под плеск волн даже покрикивать можно, если негромко.
Помимо Макса и Кирпича в зарослях скрывались Дина, Бродяга, Роман, Маса и оба водолаза Пикара – Хорек и Гиря. А еще здесь был Олег – без него никак не смогли обойтись. Точнее, он сам затеял бучу, уверяя, что лишь один способен поражать цели издали, потому что уже понял, куда и как косит винтовка, а стрелять из положения лежа можно даже без обеих ног. Скрепя сердце Макс согласился. А куда деваться, если положение безвыходное? Боеспособных ребят нет – пришлось даже остатки команды корабля привлечь. На «Челленджере» сегодня ночевало все население поселка, потому как оружие там осталось только холодное, а тех, кто может с ним обращаться, и вовсе по пальцам одной руки можно сосчитать. Если что-то пойдет не так, неизвестно, смогут ли вывести судно на большую воду. Уж больно мало там народа серьезного.
Никто не спал. Прижавшись друг к дружке, грелись – несмотря на тропический климат, ночью здесь нежарко. Кирпич, нервничая не меньше других, хорохорился, скрашивая ночевку комическими монологами, остальные подремывали, слушая одним ухом. У Олега ныла рана, и он, чтобы отвлечься, наблюдал за лагерем врага через оптический прицел. Иногда Макс брался за бинокль и занимался тем же.
Смотреть там было особо не на что. Тропическая ночь непроглядна, и трех ленивых костров не хватает, чтобы осветить окрестности. Макс с трудом различал черные прямоугольники кривых навесов и ряды бамбуковых кольев. Натыканы они были не слишком часто – при желании человек нетолстого телосложения может протиснуться. Но нечего и думать сделать это на бегу, в чем и заключался расчет. Пока нападающие будут медленно преодолевать заграждения, их легко можно истыкать копьями. Против диксов очень даже эффективное заграждение.
Теперь понятно, почему лучших рабов держали поближе: если из тьмы выскочат враги, до них доберутся после смертников и всех остальных. Берегли ценные кадры.
Судя по тому, что костров три, меры безопасности усилили – по словам Кирпича, прошлой ночью их было два. На месте готов Макс бы развел четыре или пять. Мало того что кто-то украл ценного раба, так еще и посланный в погоню отряд головорезов почему-то засветло не вернулся. Учитывая то, что ночевки на этом острове чреваты экстремальными приключениями, можно сделать нехорошие выводы и вообще окружить лагерь сплошным огненным кольцом.
Несмотря на все усилия, ни Макс, ни Олег так и не разглядели гота с ружьем. Не верить Швабре было бы опрометчиво – его слова насчет пистолета и автомата полностью подтвердились. Но, к сожалению, он мало разбирался в оружии и не мог сказать, с чем именно здесь придется столкнуться, – то ли это охотничий одноствольный дробовик, то ли серьезный нарезной карабин. Одно вроде точно – там нет оптического прицела и коробчатого магазина. Биноклей у готов тоже нет, и это радует: можно безнаказанно наблюдать за ними с безопасного расстояния.
Хотя при такой тьме даже с хорошей оптикой в этих зарослях никто ничего не различит. Разве что какой-нибудь прибор ночного видения или тепловизор использовать. Но такой техники у врагов точно нет – даже Кирпич про подобные технические изыски не слышал.
Сидя в кустах на планете, неизвестно где расположенной, Макс, убаюкиваемый тихим шумом волн, раздумывал над вопросами, которые в последнее время решал слишком часто. Как, имея восемь человек, один из которых неходячий, победить как минимум восемнадцать противников, да еще так, чтобы никто не ушел? Даже если один сумеет добраться до своего поселка, вся затея насмарку. На риск идут ради выигрыша времени – он все поставил сейчас на карту. Драгоценный «Челленджер», под верхнюю палубу забитый девочками, больными и детьми, остался почти без охраны. Делить ответственность не с кем: на палубе главный Пикар, но на суше – Макс. Спасибо, хоть водолазов выделил. Оба крепкие и нетрусливые парни, к тому же у Хорька есть опыт стрельбы из лука, а таких трофеев после боя аж три штуки оказалось.
Ну почему изначально нельзя было выделить лишних ребят с десяток? Они бы сейчас очень пригодились. Не стоит надеяться, что в одиночку, без воды и продовольствия, никто до островов готов отсюда не доберется. Нет, ни один не должен уйти. Все, что приходит в голову, – перестрелять всех до одного, не высовываясь из зарослей. Благо это один Олег сможет сделать, если его прикрывать. Прошли те времена, когда одна мысль о смертельном бое даже с меньшим по силам противником приводила в ужас. Островитяне, может, до головорезов еще не доросли, но крови уже не боятся, да и знают, на что способны.
Но не так все просто. Вырвавшиеся из лагеря могут легко спрятаться – зарослей на острове хватает, причем далеко искать их не надо. Затем они смогут легко запастись кокосами и отправиться на юг с любой точки побережья – контролировать его некем. И питье, и еда у них будет. Надеяться на то, что их перехватят диксы, не стоит. Не столь уж вездесущи эти твари, да и вояки готов хоть и не выглядят суперменами, но дать отпор способны.
Нет, надо сработать чисто. Никто не должен уйти.
Уловив подозрительное шевеление, Макс подрегулировал резкость – перед уставшими глазами плыло изображение. Очередному готу приспичило отлить. Выйдя за внутреннюю изгородь, он сделал свои дела, возвращаясь, лениво пнул в бок спящего колодника-смертника. Возможно, еще и посмеялся при этом.
Если зрение не обманывает, то смертников среди рабов подавляющее большинство. Неудивительно: ведь экспедиции на Большой – дело опасное, а у них работа самая рискованная. Привилегированных рабов жалкая кучка, и, по словам Кирпича, заняты они в основном на обслуживании хозяев: есть готовят, стирают, изгороди и навесы чинят и даже обмахивают веерами во время сиесты, заодно отгоняя насекомых.
Смертники… смертники… А ведь, несмотря на колодки, скверную кормежку и обращение, они, как правило, ребята нехлипкие. Те, кто теряет силы, на этом свете не задерживаются. Что, если использовать их в своем плане?
Хорошо бы подползти в темноте, освободить десятка два, вооружить деревянными копьями и бронзовыми мечами – несколько штук нашли еще в первый день на месте побоища с диксами. Макс пожалел, что не догадался принести их сюда. Ночью прогулки по острову – не самое умное дело, так что возвращаться не стоит. Да и не получится освободить рабов, не подняв шума. Ночь, стрельба, крики… Как бы ни обернулось дело, всех врагов при этом не успокоишь. Достаточно вырваться одному, чтобы вскоре ждать гостей. А они обязательно вырвутся, так как сил на плотное окружение лагеря нет.
Ладно, посмотрим.
Солнце в этих широтах поднимается так же стремительно, как и заходит. Не бывает такого, как на Родине, когда светило долго катится, наконец касается горизонта и вскользь, неспешно, заходит за него, одаряя зрелищем долгого заката. Здесь все происходит быстро, но все равно есть несколько минут сумерек, когда ночь еще не закончилась, но и день не настал. В такое время часовых на посту знобит сильнее всего, а их настороженность тает вместе с темнотой. Лучше всего к ним подкрадываться чуть раньше, но нельзя – если схватка разгорится во мраке, у беглецов все козыри.
Макс сидел за кустом, вглядываясь в сторону вражеского лагеря. Бинокль он оставил у Олега, чтобы в драке не повредить драгоценной оптики, но при свете нарождающейся зари видел все почти прекрасно. Костры уже не горят, а скорее дымят – готы ухитрились за ночь спалить все запасы топлива и теперь изредка подкидывают сухие пальмовые листья, стаскивая их с крыши навеса. Рабов за топливом посылать не стали – опасаются. Да и не разжиться им поблизости: за годы использования этого места в округе сухую веточку найти проблематично, как и влажную. Одни пеньки торчат, и зеленеют никуда не годные хлипкие кустики и заросли высокой травы с широкими листьями.
Рядом с Максом никого не было, но он знал, что скрывается здесь не один. Его товарищи рассредоточились по границе зарослей полукольцом. Лишь со стороны моря никого не было – на лысом пляже не спрятаться. Между затаившимися островитянами и внешней изгородью простиралось около тридцати метров голого пространства – лишь песок и редкая тощая трава. Подобраться ближе никак не возможно, да и не надо.
Макс ждал. Ждали и все остальные. В этом оркестре первая скрипка у Олега. Он единственный, кто остался на мысе и, устроившись на лежанке из веток и листьев, наблюдает сейчас за врагами. Задача у него простая: как только заметит гота с ружьем, немедленно в него стреляет. Затем стреляет в тех, кто к нему приблизится. Если враги все же смогут снять с тела оружие – выбивает нового владельца. Если готы не станут прикасаться к смертельно опасному стволу, пусть потихоньку стреляет в хорошо вооруженных. Если повезет, среди них окажутся командиры, а войско без командования превращается в стадо.
Впрочем, и эта толпа от стада ушла недалеко. Макс был свидетелем, как некоторые готы, игнорируя правила гигиены, устраивали себе туалет чуть ли не под навесами. Часть часовых несла службу на совесть, но один ухитрялся дремать, облокотившись о копье, а другой обнаглел до того, что пинками разбудил раба, видимо, своего личного, и заставил того смотреть по сторонам, после чего с чистой совестью расселся у костра, следя лишь за своей собственностью, да и то не слишком пристально. Еще парочка, не обращая внимания на окружающее, о чем-то весело переговаривалась, посмеиваясь, а затем, шокировав Макса, вообще начала целоваться столь страстно, что, прошагай мимо стадо слонов, – не заметят.
Да ведь их безо всякого огнестрела можно брать, даже имеющимися силами. Готы называется… И как они только такую силу набрать сумели…
Солнце выбросило из-за горизонта первый луч, видимо подав сигнал Олегу, потому что именно в этот миг треснул первый выстрел. Макс даже расслышал звук попадания пули – будто кто-то со всей силы натянул резиновый жгут, а затем хлопнул по чему-то податливому. Целующаяся парочка прервала свое занятие, смешки с их стороны тоже прекратились.
Затем лагерь взорвался криками, взволнованными голосами и металлическим звяканьем. Макс не видел, попал Олег или нет, но, судя по тому, что винтовка помалкивала, результат выстрела его устраивал. Остается ждать продолжения.
Долго ждать не пришлось. Опять отрывистый треск, не такой уж громкий – все же двести метров, да и волнение на море разыгралось под утро. На этот раз Макс увидел, как один чернокожий, только что нагнувшийся возле навеса, резко выпрямился, ухватился руками за скат крыши да так и рухнул на землю, утянув за собой целый пласт слежавшихся пальмовых листьев.
До готов окончательно дошло, что дело попахивает нешуточными проблемами. Жить хотят все, и они не были исключением – попадали, кто где стоял, и начали расползаться по укрытиям. Еще выстрел. Один из негров закорчился на земле, сжимая простреленное бедро. К нему было кинулся товарищ, помочь, но после следующего винтовочного треска упал рядом, выпустив фонтан крови из простреленного плеча. Оба раненых начали орать, что добавило прыти остальным: враги вжимались в песок так, что только уши оставались торчать.
На пару минут все затихло. Точнее, шума хватало – крики раненых, перепуганные голоса готов и возбужденные проснувшихся рабов. Но серьезных подвижек при этом не наблюдалось – враги вели себя смирно. Винтовка тоже помалкивала, и Макс понимал почему – стрелять с такой дистанции по лежачему противнику не так просто. К тому же изгороди мешают. В их конструкции основную роль играли колья малой длины – едва до пояса доставали. Вот они сейчас надежно прикрывали черных от глаз стрелка.
Все получилось, как Роман и говорил. Изучив устройство вражеского лагеря, он предположил, что под снайперским огнем готы быстро залягут. При этом стрелять в них будет трудно, но и сами они не смогут видеть, что происходит вокруг.
Жаль, что раций нет, – все у основной волны переселенцев. Ничего, Макс и без указки догадывается, что сейчас его очередь. Глубоко вздохнув, будто собираясь нырнуть, он поднялся, быстро пересек открытое пространство, встал перед изгородью. С высоты человеческого роста внутренности лагеря просматривались прекрасно. Впереди, за истыканным кольями пространством, там и сям лежали враги. Некоторые вроде даже без оружия. Один, молодой чернокожий парень, приподняв голову, испуганно уставился на Макса. Тот не стал медлить: вскинул дробовик, прижал приклад к плечу, разрядил первый ствол в глазастого негра, второй в спину какого-то толстяка-европейца. Не рассусоливая, помчался обратно, через несколько секунд скрывшись в зарослях.
Результатом короткого рейда стали вопли очередных раненых. Парочка готов, не удержавшись, вскочила с луками на изготовку. Один успел выпустить стрелу, а вот второму не повезло – опять винтовочный треск, и он, сложившись в пояснице, без звука рухнул. Первый понял, чья следующая очередь, и через миг скрылся из поля зрения. Даже испугать не успел. А чего бояться, если кустов вокруг лагеря хватает, и понять, за каким из них укрылись островитяне, без рентгеновского аппарата невозможно.
Опять тишина и спокойствие. Хотя нет – сквозь просвечивающиеся участки изгороди виднелось подозрительное шевеление. К участку периметра, где действовал Макс, сползались враги. Нетрудно догадаться, что они готовятся к очередной его вылазке.
Зловеще улыбаясь, он пополз влево, достигнув густых зарослей, поднялся, припустил бегом. Добравшись до восточной стороны лагеря, упал на песок рядом с Бродягой.
– Ну что там? – хриплым шепотом уточнил тот.
– Пару вроде достал, остальные сползаются, ждут меня.
– Пусть подождут, неудачники. Ну как? Идем?
Макс повернулся к замершим рядом Гире и Хорьку:
– Прикрывайте.
Оба синхронно кивнули. У одного – арбалет, у другого – лук. Вопреки общепринятому мнению, оружие не столь бесшумное, как кажется: тетива хлопает шумно, останавливающее действие слабое, и жертва, как правило, не только кричать способна, но еще и сдачи давать некоторое время. Но с дробовиком все равно не сравнить. Выстрел из огнестрела выдает сразу, а это даст секунду-другую форы.
Хотя на этом этапе лучше обойтись без жертв.
Бродяга показался из кустов, пополз к изгороди, Макс не отставал. По пути он пытался поставить себя на место готов – что бы он сейчас сделал? Будь так, действовал бы по-другому. Враги или действительно неважные вояки, или глупы, или то и другое одновременно. Сейчас они полностью отдали инициативу в руки островитян, а этого нельзя делать ни в коем случае. Да рвани они дружно в одну сторону – и почти все скроются в зарослях, выбравшись из лагеря, ставшего ловушкой. Снайпер успеет одного или двоих подстрелить, ну пусть даже троих. А оставаясь на столь неудобной позиции, будут терять людей одного за другим.
Вот и изгородь – строенный ряд кольев: первый и третий из коротких, средний – из длинных. Протискиваясь через них, Макс поймал на себе изумленный взгляд одного из смертников. Предостерегающе прижав к губам указательный палец, придвинулся к рабу, достал нож, перерезал веревку, прошептал:
– Ползти сможешь?
– Конечно!
– Ползи в кусты, там тебя встретят наши.
– А вы кто?
– Не бойся, не людоеды. Питаемся только готами. Ползи давай.
– Дай нож, я остальных тоже буду освобождать. А ты тесаком будешь это делать.
Предложение смертника было разумным. Возможно, и не стоило ему доверять, но, сталкиваясь уже с этими ребятами, Макс гнильцы за ними не замечал. Злые и отчаянные бойцы, ненавидящие готов до маниакальности.
Вдвоем дело пошло быстрее, к тому же неподалеку тем же самым занимался Бродяга. Один за другим смертники уползали в кусты, где Дина помогала им освобождаться от колодок.
На то, чтобы реквизировать у готов двенадцать человек, ушло не больше пары минут. Все, хорошего помаленьку. Хлопнув первого раба по плечу, Макс прошептал:
– Все. Уходим.
– Но, ребята! Там же много еще осталось наших!
– Потом освободим. Если поползем дальше, нас могут увидеть рабы из внутреннего круга. Это единственное место, которого они не просматривают.
– Да. Верно. Эти собаки нас точно выдадут.
Подползая к кустам, Макс услышал, как со стороны участка изгороди, которую он недавно атаковал, послышался требовательный громкий голос на незнакомом языке. Видимо, его вызывают на переговоры. Это Роман тоже предвидел, да и не только он. Что ж, вовремя.
Добравшись до зарослей, вскочил, что было мочи бросился к прежней позиции. Залег в заблаговременно вырытый окопчик, пнул в бок лежащего там Кирпича:
– Чего молчишь? Твое выступление!
– Вдохновение ловлю.
– Какое к бабушке вдохновение?! Отвечай бегом!
– Эх… Злой ты, творчество в зародыше губишь. Я хотел им стишок рассказать – про обезьянку, артистку народного театра и пьяного сантехника.
– Да я тебя просто убью! Клоун! Нашел время!
– Да не грузись, это от нервов все.
Приподнявшись, Кирпич проорал:
– Эй! Гобо! Ты, что ли?
– Кыирпич?! – ужасно исковеркав слово, ответил кричавший.
– Ага, именно я. Ну привет, чернозадый.
– Аларих тебья выпотрошшит, выцыплет в бырюхо муравейниг, зашиет ы сыкормит сабакам.
– Швабра то же самое пел. Это, наверное, ты ему рассказал, когда он тебя ласкал в тени пальмы.
– Ха-ха! Иметь тебья пуду я послье Алариха.
– В очередь записывайся, макака. Твой номер последний.
– Эй! – крикнули уже на чистом русском. – Кирпич?
– Ты не первого мая родился?
– Нет.
– А очень похоже. С первого раза не понимают только те, кто из мамы головой вниз на асфальт вываливаются во время первомайской демонстрации.
– Кирпич, у вас патронов нет, иначе бы вы нас сразу поубивали. Давай вали отсюда.
– А если не свалю, то что будет? Про муравейник в брюхе расскажешь? Вы, ребята, круто попали. Я бы даже сказал – конкретно попали. Выползайте отсюда по одному с поднятыми руками и спущенными штанами. Не обещаю, что черной икрой накормим, но тем, кто в лагере останется, мало не покажется.
– Ну да. Конечно. Сколько вас ушло тогда? Человек десять? Нас здесь больше. Да и вы на острове небось не первый день и кое-кого могли уже сожрать.
– Пока что сожрали только ваших макак, которых за нами послали. Ну и Швабру, конечно, – у него в паспорте записано, что он лох и корм для хомячков. Если не выберетесь, мы вас всех гранатами забросаем.
– Да ты что! Еще расскажи, что у тебя миномет есть. Кирпич, давай миром разойдемся. Нас немного, но как бараны лежать здесь не будем. Дойдет до дела – кровь вам пустим. Все время исподтишка стрелять не сможете, а если по-честному, вам тоже навешают. Пока мы вернемся назад, пока подмога подойдет, вы далеко сможете уйти. Море большое – спрячетесь в другом месте. Ну так как? Разойдемся?
– Наоборот: сойдемся. Ты начинай, принимай красивую позу. Я сейчас приду.
Вновь отозвался первый голос:
– Кыирпич! Я сэйчас пылохо с тобой посытуплю!
– Гобо! Ты чудодеятель с печальными глазами! Главное, в штаны не навали, а то я тебя по запаху найду!
Не успел Кирпич договорить, как засвистели стрелы. На землю посыпались срезанные ветки и листья, но, надо признать, на пулеметный обстрел это нисколько не походило. Лучников действовало человек пять, не больше. Попробовать такими силами настильной стрельбой накрыть человека по голосу нелегко, а если он к тому же укрывается в окопчике с приличным бруствером – и вовсе нереально. И что самое печальное, лук – оружие своеобразное. Некоторые акробаты ухитряются обращаться с ним без помощи рук, но это редчайшие исключения. Из арбалета, допустим, можно стрелять из положения лежа, а вот из лука никак.
Готам пришлось приподняться.
Вновь треснул винтовочный выстрел. Тут же раздался крик смертельно раненного человека – Макс такой уже не раз слышал.
– Ну все! – взревел Кирпич. – Хотите по-плохому? Да?! Ловите гранату, макаки!
С этими словами он швырнул кусок кораллового известняка. Тот с шумом упал на крышу навеса, отчего у всех, кто находился рядом, резко снизилось и без того неважное настроение. Пальмовые листья – не лучшая защита от осколков, и в случае взрыва они весь лагерь накроют. На месте готов любой здравомыслящий человек в такой ситуации не стрелять будет, а искать место побезопаснее.
Пока враги метались по лагерю, пытаясь укрыться от будущего взрыва, Роман, подкравшись к изгороди с противоположной стороны, разрядил оба ствола в скопление противников, после чего безнаказанно умчался в заросли. То же самое синхронно с ним проделали Гиря и Хорек – один чуть левее, другой правее. Готы, поняв, что с гранатой их гнусно обманули, подставив под новую вылазку, сильно огорчились. Один даже выпрямился во весь рост с луком на изготовку, непонятно куда собираясь стрелять, – видимо психика дала опасный крен. Олег шанса не упустил – еще выстрел, и лучник упал с пулей в животе.
По самым скромным подсчетам, враг потерял убитыми и ранеными уже половину гарнизона. При этом ни один не вырвался за пределы лагеря и даже не пытался этого сделать. А ведь бой, если это жалкое зрелище можно так назвать, начался минут пятнадцать назад. Глядишь, через полчаса вообще чистая победа будет.
Готы считать тоже умели, и, предполагая, что против них действуют остатки «пантер», должны понимать, что по численности силы теперь примерно равны, а вот по качеству бойцов они безнадежно проигрывают. Надсмотрщик против бывалого головореза никак не котируется.
Позади послышался шум. Оглянувшись, Макс увидел, как к окопчику подползает пара незнакомых пареньков. Впрочем, можно сказать, уже знакомых: только что освобождал их от веревочных привязей. Веревок своих они не бросили: каждый тянул их за собой уже с усовершенствованием – примотанным камнем. Примитивный кистень – простое, но эффективное оружие.
Первый громко прошептал:
– Нас к вам отправили.
– Я понял, – кивнул Макс. – Лежите здесь, головы не поднимайте, а то они стрелять могут начать. Если пойдут на прорыв, не надо бой устраивать. Просто бейте им по ногам или кидайте камни в голову. Далеко не уйдут – догоним. Их мало осталось.
– Это вы месяц назад возле Фуко на лодку напали, что налоги собирала? – спросил второй.
– Мир не без добрых людей – мы не одни здесь готов «любим», – ответил на это Макс.
В этот момент враг пошел на прорыв. Надо сказать, место было выбрано удачно – западная сторона лагеря. Готы уже знали, что с северной и восточной их атаковали вооруженные ребята, и соваться туда поостереглись. Помнили, что где-то там засел снайпер, но смирились с такой напастью – не так уж широко открытое пространство. Да и выбора больше нет – на юге обширное мелководье, на котором сильно не разбежишься, а вот стрелять по малоподвижным мишеням – сущее удовольствие.
Готы просчитались в одном: чтобы выбраться из лагеря, необходимо преодолеть три ряда серьезных заграждений. Ворот и калиток в них не было, промчаться на бегу невозможно. Ну разве что исхудать перед этим до состояния скелета, но кормили воинов хорошо, так что вариант оставался один – протискиваться бочком в более-менее широкие промежутки.
Противника с ружьем в руках Олег снял в момент, когда тот преодолевал первую изгородь. Следующий повис на кольях второго рубежа. Затем упал на песок самый прыткий, успевший выбраться первым. И правильно – догонять таких бегунков труднее всего. Видя, что враги думают лишь о прорыве, а не о сопротивлении, Макс, уже не таясь, поднялся, выпустил по ним два заряда картечи. Рядом встал Кирпич, два раза выстрелил одиночными. С противоположной стороны лагеря сдвоенно бабахнул дробовик Романа.
Лишь три гота смогли выбраться из бамбукового переплетения, со всех ног припустив к зарослям. Причем у одного бок был залит кровью – поймал картечину, а может, и не одну. Треснула винтовка, но на этот раз неудачно – пуля, никого не задев, перебила опорный столб навеса, из-за чего он перекосился и медленно завалился на один угол. Когда до спасительных кустов оставались считаные шаги, навстречу поднялись мрачные фигуры. Маса сидел здесь с самого начала перестрелки, а затем к нему на усиление прислали восемь освобожденных смертников. Этим ребятам отдали свои ножи, тесаки, топорики, копья – все вспомогательное оружие. Нельзя сказать, чтобы из них мгновенно получился хороший отряд, но сейчас этого и не потребовалось – против тройки деморализованных неприятелей хватит одного масая.
Так и получилось. Ловким выпадом древка копья он подсек ноги самого прыткого и, оставив его на потом, пробил грудь второго. Развернулся, добавил еще катящемуся по земле первому ногой в голову, после чего, высоко подпрыгнув, со всей дури обрушился ему на спину. Все – туда уже можно не смотреть.
Пока масай разбирался с двумя противниками, восьмерка смертников убила раненого. Хоть тот не оказал сопротивления и даже дубинку свою бросил, поднимая руки, это их не остановило. Обступив уже неподвижное тело, они пинали его ногами, кололи копьями, били палками. Затем, заметив, что на изгороди корчится застрявший раненый, с кровожадными криками бросились к нему. Парочка, которая сидела рядом с Максом и Кирпичом, не выдержала, присоединилась к резне.
Нечего было и думать о нормальном бое. То есть, как Макс поначалу замыслил: нанести врагам максимально возможные потери, попытаться остановить прорыв, проверить, остались ли в лагере уцелевшие.
Если такие и остались, им можно только соболезновать. Смертники не пропускали ни одного тела, вымещая на них все запасы злости, накопленные за месяцы рабства. Оставшиеся колодники, тоже горя желанием поучаствовать, подняли крик, требуя их немедленно освободить. Отвлекаться на них не стали, лишь кинули несколько ножей. Но этого хватило – перерезав путы, те, не озадачивая себя снятием колодок, походками крабов рассыпались по лагерю, круша все, до чего дотягивались, изгаляясь над трупами и ранеными, радостно и яростно вопя.
Кирпич, глядя на эту вакханалию, заметил:
– По мне, лучше еще раз готов толпу слить, чем эту банду успокаивать.