Глава 6
НЕВИДИМАЯ ЛОВУШКА
Для того чтобы подготовить наши корабли к путешествию, надо было сделать не так уж и много. Все отобранные для путешествия еще в Ориссе припасы оказались добротными, а дополнительно нам требовалось довольно мало. Тем не менее мы заменили то, что сломалось, и закупили некоторые товары, чтобы путешествие выглядело обычным торговым предприятием. Ждали мы только одного: нужной фазы луны для совершения церемонии, подтверждающей нашу веру в существование Королевств Ночи… проще говоря, той магической церемонии, которая, как правило, ничего, кроме раздражения, не приносит. И от этого дня нас отделяли две недели.
Все-таки хорошо, что почти все требующееся нам мы взяли с собой, поскольку времена в Ирайе стояли смутные, опасные, и чужестранцам следовало находиться в безопасном месте. И в этом мы убедились лишний раз, когда выбрались из своего дворца на острове в один из торговых районов города. Откровенно говоря, я еще не был уверен в опасности такого предприятия — Ирайя по-прежнему оставалась одним из самых великолепных городов известной мне части мира, здесь даже самые бедные улицы были покрыты полированным порфиром, превращенным из обычных камней искусством магов Вакаана, а фасады домов декорированы драгоценными и полудрагоценными материалами.
Теперь же город казался запущенным, словно ухаживающим за ним людям надоело выполнять свои обязанности от души, и вот уже местами проступала ржавчина, темный налет, а кое-где треснувшие стекла ждали замены.
Изменились и люди. Они уже более откровенно недоброжелательно таращились на тех, кто был одет побогаче, и не стесняясь обсуждали такого господина.
Квотерволз объяснил это по-своему:
— Такое ощущение, что они чего-то ждут. Я не знаю, чего именно, но, когда дождутся, я бы не хотел находиться рядом с ними.
Мы передвигались группами, в крайнем случае парами, но никогда поодиночке. К. Джанеле, несмотря на ее протесты, мы прикрепили в качестве компаньона Чонса, который, судя по всему, забыл, что работал некогда садовником, и теперь любое металлическое изделие воспринимал только с точки зрения его военного применения. Однако девушка частенько ускользала от него, а когда я укоризненно выговаривал ей, лукаво оправдывалась:
— Один может пройти, где ему надо, незамеченным, а вот двое уже ни за что.
Она занималась какими-то своими секретными делами, и я вспомнил, как точно так же тайком отлучался ее прадед, готовясь к экспедиции моего открытия. Но тайные отлучки Яноша в Ликантии были объяснимы — в те времена магическими предметами мог обладать лишь человек с лицензией воскресителя, остальным же это было запрещено. Здесь же, в Ирайе, такое поведение казалось лишенным смысла. Наконец я выяснил, что на нее обрушился град приглашений от магов Ирайи. Поначалу я решил, что всем им не терпится услыхать, что нового она узнала в своих путешествиях из области магических наук, но я напомнил себе, что живущие здесь маги полагают, что вне Вакаана вообще ничего нельзя обнаружить, кроме варварства и невежества. Очевидно, первопричиною таких приглашений служила тоска, ведь здесь кудесники были обречены видеть надоевшие лица своих коллег и заниматься одними и теми же проблемами, и теперь их мучило обычное любопытство.
Джанела взяла за правило каждый раз после возвращения домой являться ко мне в комнату на стакан вина перед сном и разговаривать — иногда о том, что происходило, иногда о том, что ждет нас впереди, а иногда… просто поболтать. Она, подобно своему предку, оказалась хорошей рассказчицей и прекрасной слушательницей. Я обнаружил, что готов с ней разговаривать на любые темы, даже о том, о чем не говорил ни с кем, кроме Омери, и на те темы, что занимали мои мысли после ее смерти.
Однажды вечером Джанела вернулась с такого свидания немного выпивши и сильно рассерженная. Она отцепила сумку и кинжал, налила себе полный стакан бренди и плюхнулась в кресло.
— Только что провела самый тоскливый вечер в моей жизни… Даже хуже, чем в то время, когда я еще была ученицей и вынуждена была выслушивать нудные наставления учителя по поводу того, что звезды влияют на мою жизнь гораздо значительнее, чем я сама.
— У кого же ты гостила? — поинтересовался я.
— У великого колдуна Юбо, самого мудрого и уважаемого из всех магов. Сидела, тупея от его маразма, среди таких же тупых его учеников. Никто из них не знает ничего! Янош был прав, утверждая, что в этом королевстве нет смышленых парней. Все они действуют исходя из механического заучивания, как это было и во времена их дедов.
— Ты рассуждаешь как Серый Плащ, — сказал я усмехаясь.
— Но именно сейчас, когда мне до смерти надоели все эти пустоголовые, я начинаю изумляться прадеду. Если Янош был столь мудрым человеком, как он мог позволить себе с такой легкостью попасть в ловушку Равелина?
Я перестал улыбаться — я ощутил, что Джанела не просто выплескивает дурное настроение, а всерьез огорчена.
— Что это ты вдруг вспомнила? — спросил я по возможности спокойно.
Джанела посмотрела на меня, затем перевела взгляд на окно, где горели огни Ирайи. Мне показалось, что глаза ее увлажнились.
— Просто дело в том, что иногда я чувствую себя такой одинокой, — сказала она. — Иногда мне кажется, я чувствую те законы, о которых говорил Янош и которые пыталась познать ваша сестра Рали. И я чувствую, что эти законы вот-вот готовы сложиться в одну цельную картину, и тут же видение выскальзывает у меня из головы, как ртуть из пальцев. Как жаль, что здесь у меня нет смышленых людей. Может быть, мы встретим их там, где лежит цель нашего путешествия. И там же мы познаем все эти мудрые законы, когда доберемся до цели.
— Когда доберемся? — сказал я. — Ты не сомневаешься?
— Конечно, доберемся, — сказала она. — Вот только боюсь того же, что и Янош, когда он изучал заклинания старейшин, — того, что эти законы будут выполняться тоже путем механического обращения с ними, без познания первопричины, как и здесь, в Ирайе.
Чтобы успокоить ее, я сказал:
— Янош полагал, что не все старейшины так вот механически ходили по кругу, а некоторые пошли тем же путем, что и он.
— И что же с ними произошло? — спросила Джанела. — Где же наш благословенный богами Золотой век?
— Может быть, именно его нам и предстоит отыскать, — сказал я.
Джанела посмотрела на меня, и вся ее злость и тревоги исчезли так же быстро, как прекращается летний ливень, и она рассмеялась тем сверкающим смехом, который я так любил.
— Вот теперь, Амальрик, я окончательно поняла, почему вам так повезло как путешественнику. С вашей точки зрения, тьма — лишь промежуток между двумя полосами света. Между сумерками и рассветом.
Я рассмеялся и поднял бокал в ее честь. Она осушила свой и покачала головой, когда я приглашающе указал на графин. Она встала и зевнула — злость сменилась усталостью. Я тоже поднялся. Она обняла меня и прижалась головой к моей груди.
Мы так простояли долго, затем она пошла к двери.
— Вы правы. Все станет ясно. В настоящих Далеких Королевствах.
Мне предстояла нелегкая задача, и для ее выполнения требовалась помощь Квотерволза. Он ворчал, что гораздо важнее заниматься моей охраной, но я напомнил, что никогда не расстаюсь с оружием, да и спину мне прикроет своим мясницким топором Отави, внук Яна. Отави, может быть, и не обладал подготовкой и врожденной настороженностью бывших бойцов пограничной стражи, но одна его внешность могла бы заставить поостеречься любого наемного убийцу.
Квотерволзу надо было отыскать кого-нибудь из слуг Хебруса, чтобы я мог, как я всем заявлял, наградить их за службу моему другу. Он не справился с заданием, и сам этот факт сказал мне много.
— Никого не отыскал, — развел руками Квотерволз. — Ни судомойки, ни смотрителя дома, ни горничной, ни лодочника.
Я кивнул, нисколько не удивленный.
— Или им хорошенько заплатили, чтобы они убрались подальше, или… — Я не стал доканчивать мысль. — Квотерволз, сегодня ночью ты, Чонс и я совершим вылазку.
Так мы втроем плюс Джанела и сделали, совершив путешествие на спасательной лодке с одного из наших кораблей. Я попросил перед этим Джанелу покрыть мои апартаменты легким заклинанием. Она сделала это очень старательно. Взяв промокательную бумагу с письменного стола, она приложила ее к стенам и стульям, затем посыпала на промокашку травками — розмарином, горным маком, белладонной и другими. Затем смочила промокательную бумагу какой-то жидкостью. Я спросил, что это такое, и она ответила:
— Эликсир жизни. Можно сжечь бумажку и травы, но эликсир сохранит суть, и заклинание будет действовать долго. Разумеется, это заклинание не устоит против мага, ведущего за нами бдительное наблюдение, — сказала она. — Но я не думаю, чтобы мы находились под таким уж подозрением.
Она прошептала заклинание, и над бумагой вспыхнуло пламя, словно она воспользовалась настоящей жаровней и огнем. И мы бесшумно удалились, убедившись, что не встревожили Лиенора и других слуг.
Ночь стояла тихая, спокойная, ясная. В водах озера дрожали огоньки Ирайи, горящие всю ночь, и полумесяц, висящий в небе. Из различных мест доносились звуки музыки — Ирайя не принадлежала к тем городам, где рано ложились спать.
Чонс и Квотерволз гребли, поворачивая в лабиринте каналов согласно моим указаниям. Целью нашего путешествия являлся дом Хебруса. Моя память, несмотря на годы и странствия, работала надежно — в качестве ориентира я использовал освещенные окна дворца Гейята, и через час мы оказались на месте.
По меркам Ирайи, дом Хебруса не считался большим, хотя в Ориссе его сочли бы громадным. Хебрус занимал в нем лишь скромные апартаменты, будучи человеком, ненавидящим показуху, и согласившись поселиться в таком дворце лишь потому, что, по его мнению, подобная роскошь должна была подчеркивать величие дома Антеро. Дворец располагался на большом острове, с другой стороны которого ныне размещался торговый порт, и был отделан резным камнем.
Мы намеревались уже подгрести к дому, когда Квотерволз увидел большую лодку. Мы убрали весла и пригнулись, надеясь остаться незамеченными. Судно пересекало лунную дорожку ярдах в пятидесяти от нас, и я разглядел, что это патрульная лодка стражников. У лееров возвышались три фигуры — два впередсмотрящих и один рулевой. Даже стражники теряли от скуки бдительность, когда их назначали патрулировать этот район, где никогда ничего не происходило и надо было лишь следить, чтобы иностранцы и местные жители не общались.
Когда судно скрылось из виду, мы подгребли к причалу Хебруса и торопливо устремились к Дому. И вновь, как при вторжении в усадьбу Сенака, первой, со всеми своими обостренными чувствами мага, шла Джанела, за ней Квотерволз, я и Чонс. Никто из нас не взял оружия — в случае чего мы намеревались как-нибудь оправдаться.
Я видел фигуру Джанелы на фоне каменной стены дома. Через каждые несколько шагов она останавливалась, прислушиваясь к магическим полям, и кивала нам. Ничего. Никакой магической охраны. Ни я, ни Квотерволз тоже ничего странного не замечали и сохраняли молчание, как и Чонс. Мы взошли на каменную террасу и оказались перед дверью, сделанной из прозрачного стекла и искусно изукрашенной разноцветными стеклянными вставками. Хебрус, очевидно, не опасался никаких вторжений, мы не обнаружили ни засовов, ни надежных замков. Вряд ли так себя вел бы человек, предпочитающий в качестве сексуальных партнеров головорезов.
Квотерволз кивнул Чонсу, и они вдвоем навалились на дверь. Послышался щелчок, и дверь распахнулась. Чонс расцвел в гордой улыбке. И вновь я заинтересовался, чем же занимался мой садовник в свободное время, — он явно выказывал далеко не садоводческие таланты.
Оказавшись внутри, Джанела прошептала слова заклинания над светящимся Ожерельем. Я повел отряд к той части дома, где, собственно, и жил Хебрус. Комнаты, мимо которых мы проходили, стояли почти пустыми, за исключением той немногочисленной мебели, которая не давала помещениям выглядеть уж совсем заброшенными.
Я без труда отыскал комнаты Хебруса. Джанела заставила ожерелье светиться ярче, и мы огляделись. Я увидел то, что и ожидал: большая часть тех сокровищ и драгоценных безделушек, которые коллекционировал Хебрус, собственно и превращавших помещение в дом, исчезли. Джанела открыла сумку и достала свой жезл, которым она заранее прикоснулась к книге, составленной Хебрусом для торговцев, представляющих Антеро, и повествующей об обычаях Вакаана. Эта книга, к сожалению, осталась у меня единственной: памятной вещью от моего верного слуги.
Джанела привела жезл в действие, и тот зашевелился, вытягиваясь и изгибаясь в стороны, как змеиный язык, ищущий, но так ничего и не находящий.
Спустя некоторое время она опустила жезл. Ничего. Мы обследовали остальные комнаты, включая и спальню Хебруса. По-прежнему ничего.
Мы покинули дом так же бесшумно, как и вошли в него, и вернулись в свой дворец, не будучи никем замеченными. Я отпустил Чонса, а Джанелу и Квотерволза пригласил к себе. Джанела уничтожила пламя, все еще горящее над бумагой, а затем исследовала ее. Ничья магия сюда не заглядывала, так что наша уловка удалась.
Я объяснил Квотерволзу, что мы искали, но не нашли, — кто-то не только ликвидировал физические следы пребывания Хебруса в доме, но стер и все свои следы, даже остававшиеся в воздухе. Словно невидимая метла прошлась по всему дому, стирая всю память о существовании Хебруса.
— Но зачем? — удивился Квотерволз. — Разве Хебрус знал что-то важное? Что-то связанное с нашей экспедицией?
— Не знаю, — сказал я. — Хотя я не писал ему об этом и ничем не намекал, зная, что письма просматривают королевские чиновники. И, насколько мне известно, он не предпринимал никакого поиска информации, касающейся восточных земель.
— Тогда, — сказал Квотерволз, — у него должен был быть враг, который опасался, что вы по прибытии начнете мстить за него.
Это говорил истинный сын пограничных земель. Я же так не считал.
— Более приемлемое объяснение заключается, на мой взгляд, в следующем, — сказала Джанела. — Хебрус являлся непосредственным свидетелем всех тех изменений, которые происходили в Вакаане за эти годы. И кому-то очень не хотелось, чтобы он рассказал Амальрику Антеро о чем-то.
Я тоже пришел к такому выводу, каким бы неопределенным он ни казался. Правда, в своих выводах я был смелее — подстрекателем являлся Модин. Ведь именно его стражники распространяли лживую историю о гибели Хебруса. Но с какой целью?
Я не знал… но понимал, что в лице этого королевского советника обрел врага. Но почему же он так легко одобрил наше путешествие?
Имелись вопросы, и не было ответов. И пора было спать.
Отави, Квотерволз и я вызвались приобрести для Джанелы необходимые предметы в предстоящей церемонии. Нужная нам лавка находилась в бедняцком районе, и мы, выйдя из лодки, двинулись по узким улочкам, следуя наставлениям Джанелы.
Мы отыскали лавку, получили небольшой сверток от очень старого человека, одетого в наряд кочевников, которых я встречал в пустынях во времена моей молодости, и выдали ему изрядную сумму в золоте, которую он потребовал.
Мы отправились обратно к лодке, но тут из переулка к нам устремилась разгневанно вопящая толпа. Мы инстинктивно прижались спинами к какой-то стене и уже начали вытаскивать сабли из ножен, когда я понял, что эти люди и не собираются на нас нападать. Гнев властвовал над ними сам по себе, и это было видно по поведению одного человека, который, выскочив из собственной маленькой бакалейной лавки, вдруг дико огляделся, схватил булыжник и швырнул его не целясь, просто чтобы бросить. Толпа все увеличивалась, обрастая пополнением из близлежащих переулков, грозя захватить в свой безумный водоворот и нас. Люди срывали шелковые занавеси с витрин, били стекла. Я огляделся, ища места, где можно было бы укрыться, и тут в толпу врезалась плотная красномундирная шеренга.
В фаланге стражников первая шеренга размахивала дубинками длиною в три фута, вторая шеренга несла копья. Слов приказа слышно не было, но солдаты, бросившись на толпу, начали размеренно махать дубинками. Раз или два блеснула сталь, и в руке одного из стражников я разглядел кинжал.
Толпе некуда было податься; но затем люди нашли какой-то проход, забурлили в нем, как вино в горлышке бутылки, и улица внезапно опустела.
Один из стражников заметил нас, нахмурился, но тут же кивнул успокоившись, словно мысленно связался со своим командующим и получил разъяснение, что эти чужеземцы не представляют опасности.
Послышались два отрывистых приказа, солдаты построились и удалились.
Я насчитал десяток тел, распростертых на бирюзовом тротуаре. Их кровь казалась столь же яркой, как и мундиры солдат, только что учинивших побоище.
Эта ночь ответила на многие вопросы. Я лег пораньше, чтобы выспаться наконец перед путешествием. Но вместо этого лишь ворочался, бесконечно размышляя о предстоящем нам, о том, есть ли у нас шансы выжить, о том, что сейчас происходит в Ориссе, и так далее, и так далее.
Наконец я задремал и даже увидел сон, который не запомнился. А проснулся от стука в дверь. Выскользнув из постели, я отыскал саблю, ощущая легкую гордость оттого, что мои старые навыки предосторожности возвращаются ко мне.
Бесшумно подобравшись к двери, я рывком распахнул ее. В полумраке коридора стояла Джанела. Она зябко передергивала плечами, словно на дворе стояла зима, а не канун лета. Я взял ее за руку и втянул в комнату, ощущая по ее состоянию и выражению лица, что произошло нечто ужасное.
Она неподвижно застыла посреди комнаты, а я, накрыв ночник, зажег фитиль, затем от него зажег две масляные лампы. И тут только обнаружил, что я совершенно не одет. Джанела и виду не подала, пока я, положив саблю на стол, накручивал полотенце на бедра.
— Что случилось?
Она облизала губы, подыскивая слова.
Я припомнил правила приличия, предложил ей сесть и налил бренди из графина. Она лишь коснулась губами бокала.
— Я поняла, — сказала она без вступления, — или, вернее, рискую выдвинуть догадку, почему убили Хебруса.
Я выругался про себя, отыскал в буфете новую бутылку бренди, сломал восковую печать и налил нам обоим, не обращая внимания на остатки в графине.
— И почему же?.. Или, для начала, — сказал я, — кто?
— Модин. Точнее, кто-то по его приказу, скорее всего стражники.
— Почему?
— Потому что Модин не хотел, чтобы вы по прибытии сюда узнали, что здесь творилось за прошедшие десять лет.
— Продолжай.
— Модин боится вас, Амальрик. Боится вас и боится нас, когда мы вместе. И он хотел, чтобы вы отправились на восток, не получив никакой информации от Хебруса, и путешествовали, не будучи вооруженным этим знанием. И он хочет, чтобы вы погибли, как погибают все путешествующие на восток, по его мнению, от рук демонов.
— Боится меня?— Я пытался понять смысл ее слов. — Чем же я могу ему угрожать? Он что, думает, я собираюсь уничтожить его? Или он считает, что я замышляю что-то против короля Гейята, а то и против всего Вакаана?
— Он и сам не может понять. Он страшится вас такого, каким вы были вместе с Яношем. Вам двоим удалось преодолеть все преграды, и добраться до Вакаана, и потрясти весь мир от Конии до самой Ирайи. До того, как вы с Яношем прибыли сюда, Вакаан, как и Орисса, находился в состоянии дремы. А теперь вы вновь прибываете сюда, да к тому же с потомком Яноша, и он просто впадает в панику, не зная, что еще мы учиним в их устоявшейся жизни.
— Очевидно, он не поверил нашей истории о намерениях отыскать лишь новые торговые точки, — сказал я.
— Разумеется, не поверил, — сказала она, — Конечно, он не дурак. Но если бы мы оказались с ним один на один, я не сомневаюсь, что одолела бы его в любом магическом искусстве по его выбору. В природе должно быть равновесие. Но его нет. Мы на его земле, и в его распоряжении мощь всех магов Вакаана, усиливающих его заклинания.
Я покрутил бокал в пальцах, размышляя над услышанным и подбирая слова для следующего вопроса.
— Не очень-то хорошие новости, — сказал я. — Но я не думаю, что именно из-за этого ты трясешься, как олененок, у которого только что на глазах охотники застрелили мать.
— Я не знаю, стоит ли рассказывать дальше.
— Почему же нет? Она глубоко вздохнула.
— Потому что вы мужчина… вы решите, что я пытаюсь навязать вам мое мнение.
— Джанела, ты совершенно сбила меня с толку. Ты просто расскажи, что случилось, и все. Мы же партнеры и друзья, надеюсь, не так ли? И держу пари, что я догадываюсь о большей части того, что ты скрываешь.
— О чем же?
— Модин или уже переспал с тобой, или добивается этого.
— Добивается. — Она содрогнулась. — Но добивается не из чистой похоти, не просто из желания заняться сексом.
Я широко раскрыл глаза, ожидая, что же последует дальше.
— Ты мог бы догадаться, — доверительно сказала она, неожиданно переходя на «ты». — Ведь речь идет о правнучке Яноша Серого Плаща. Секс с нею, магический секс, по его мнению, усилит его могущество. И этой ночью я поняла, что он намеренно выбрал эти цвета для своих стражников и всего государства. Он восхищен принцем Равелином, явившимся причиною гибели моего прадеда. И после того как мы оказались здесь, он ощутил себя самим Равелином, у которого появился новый шанс овладеть Яношем Серым Плащом, получить его в полную собственность, и, может быть, когда наши тела сольются, а души устремятся в пространство, удастся овладеть и основным секретом Яноша. Похоже, твоя книга, — неожиданно спокойным тоном вдруг добавила она, — далеко перешагнула за границы Ориссы.
Я подошел к окну и выглянул наружу. Джанела была права — в какой-то мере ответственность за все эти убийства ложилась на меня. Мне вдруг захотелось нацепить саблю, отыскать Модина и вызвать его на дуэль, хотя мы с Джанелой и не были любовниками. Да и не собирались стать таковыми. Я ощущал не ревность, а гнев оттого, что Модин с помощью секса собирался обокрасть Джанелу и воспользоваться ее могуществом в своих целях. Я вспомнил, как иногда Янош, переспав с женщинами, отбрасывал их, и внезапно в памяти всплыла картина из далекого прошлого, я увидел женщину в лодке рядом с дворцом Яноша, женщину, оплакивающую потерю, и ощутил тот далекий запах словно бы от сгоревшего мяса барашка, и увидел полную чашу темной жидкости, похожей на кровь, которую осушает какое-то нечеловеческое существо.
— Итак, за одну сладострастную ночь он предполагает овладеть сразу всем, — наконец смог я выговорить, стараясь скрыть охватившее меня волнение.
— Нет. Он хочет, чтобы я оставалась с ним. Амальрик, ты, должно быть, невнимательно слушал, а я ведь сказала, что он боится нас. Мы вместе ему страшны гораздо больше, нежели поодиночке.
— Да уж, мы лихая парочка, — сказал я, стараясь немного развеять уныние, повисшее в комнате, но не отрывая глаз от сабли на столе. — Герои легенд и так далее.
— Более того. Один из нас выкован из железа. Другой слеплен из глины. Он думает, что где-то на востоке есть пылающая адским огнем кузница, где из нас сделают таких людей, которые перевернут мир до основания.
— Ну так пусть он в этом не сомневается! — воскликнул я.
— Теперь ты знаешь столько же, сколько и я. Я задумался.
— Через два дня взойдем на Священную гору. А через неделю мы должны отплыть по плану. Я думаю, что будет благоразумнее не торопиться и не пускаться в путь на следующий же день после церемонии. Это должно встряхнуть Модина и заставить его послать вслед нам заклинание, а может быть, и военные корабли. Как думаешь, располагаем мы таким временем?
— Не знаю, — сказала Джанела.
— Модин выставил тебе какой-то ультиматум?
— Нет. Ничего особенного.
— Значит, так и поступим. Не отменяем церемонию и не торопимся уезжать сразу же. И будем надеяться, что пока Модин ничего не предпримет.
В комнате повисла долгая пауза.
— Нам надо еще кое-что сделать, — сказала Джанела. Я поглядел на нее. Она смотрела в стену. — Модин знает, что мы не близки. То есть не являемся любовниками. Именно поэтому он и сделал мне это предложение. Он думает, что если переспит со мной раньше, чем ты… В общем, если он овладеет мною впервые, как девственницей, то обретет все мое могущество.
Я почувствовал, как жар бросился мне в щеки, хотя вся ситуация в целом выглядела даже немного забавной.
— Ну если он боится соперничества с моей стороны, тогда его с успехом можно ставить на охрану наложниц короля Гейята. Он что, не знает, сколько мне лет?
— Ты поможешь мне, Амальрик? — спросила она.
— Разумеется, — сказал я. — Скажи как?
Джанела не ответила, но встала и подошла сначала к одной лампе, затем к другой и погасила их, так что комната освещалась теперь только луной, заглядывающей в окно.
— Он, может быть, и маг, — сказала она. — Но всего ему знать не дано.
Она выскользнула из своих одеяний, и тело ее заблестело в тусклом свете. Затем она задула и ночник, и все погрузилось во тьму. Я услыхал ее шепот, зашелестели простыни, заскрипели кожаные ремни кровати.
— Модин увидел все, что мог, — сказала она. — А теперь я сотворила блокирующее заклинание, и пусть он думает обо мне что угодно.
Я стоял на месте, чувствуя себя дураком. Джанела тихо рассмеялась.
— Не беспокойся, — сказала она. — Твое целомудрие в безопасности.
Я подошел к постели, чувствуя себя неловким, как новобрачный, и чуть не упал, споткнувшись о ее сапог. Присев на постель, я задумался, как же мне спать — в полотенце на бедрах? Мне стало смешно, что я думаю над такой ерундой, я сорвал полотенце, отбросил его в сторону и скользнул под простыни. Но все же постарался держаться подальше от Джанелы.
В комнате было очень тихо. Слышно было, как плещет вода в канале за окном да позванивает колокольчик какой-то гондолы. Дыхание Джанелы становилось все ровнее, и вот она уже, кажется, заснула.
Я тоже почти уснул, когда она придвинулась ближе, положила голову мне на плечо, а одной рукой обняла за грудь. Во сне она что-то пробормотала, прижимаясь еще теснее.
Я ощутил крайнюю неловкость. В конце концов, она годилась мне в правнучки. Более того, она настолько доверяла мне, что использовала мою постель для того, чтобы одурачить Модина.
Она еще раз вздохнула, а веки мои потяжелели. А потом я ощутил бьющие мне в лицо из окна солнечные лучи, призывающие подниматься.
Подъем на Священную гору оказался гораздо тяжелее, чем я представлял себе. Душевная боль вернулась, оказавшись столь же острой, как и в те времена, когда я здесь совершал кремацию тела Яноша и отправлял его дух на восток.
К руинам алтаря старейшин мы пришли вчетвером: Отави, Квотерволз, Джанела и я. Двум мужчинам я предложил оставить здесь свою поклажу, а самим спуститься вниз и не подсматривать. Церемония требовала, чтобы при ней не присутствовали непосвященные.
Джанела достала из своей сумки шесть маленьких горшочков с краской и кисть и принялась выводить на алтаре буквы неведомого мне языка.
Я же стоял в ожидании. Наверное, здесь, на вершине горы, было холодно. Если и так, я не помню, чтобы что-то чувствовал.
Возле алтаря было безлюдно. Жители Вакаана не очень жаловали это место, напоминающее им о людях, давно исчезнувших и обладавших могуществом более высоким, чем они.
Мне показалось, что я вижу какое-то пятно на алтаре, может быть, след от сгоревшего тела Яноша. Но мне это лишь казалось. Дожди все давно смыли.
Джанела раскрыла два принесенных нашими спутниками мешка и достала оттуда пригоршню палочек, разместив их на алтаре в определенном порядке. Эти деревянные щепки мы привезли из Ориссы. Некоторые из них я отколол от деревянного ящика, в который были упакованы сокровища, присланные из Костромы, родины Яноша Серого Плаща. Другие щепки я лично отколол от двери, висевшей на петлях комнаты в казарме гвардии Магистрата, где служил Янош. Эту дверь я выкупил. Часть щепок отодрали от кресла моего отца — Янош любил сидеть в нем, выпивая. Последние щепки были от причальной тумбы возле дворца в Ирайе, в котором проживал Янош. Джанела полила щепки маслом, и мы стали ждать. Первые лучи солнца вырвались из-за горизонта, и в этот момент Джанела произнесла три непонятных слова; алтарь охватило пламенем, таким могучим, словно мы развели костер в канун Праздника середины лета.
Дым от костра подхватило ветром и понесло от горы на восток.
Но тут же султан дыма заметался, рванулся против ветра и окутал алтарь, словно обнимая нас с Джанелой.
Но пахло не обычным дымом, то ли в силу старости дерева, то ли из-за того, что щепки облили маслом. Пахло солью моря, слегка смолою канатов, примешивались и совершенно неожиданные запахи — мирры, цветущего апельсинового дерева, меда, аира, можжевельника.
Уставившись прямо в восходящее солнце, я не ощутил ослепления, а видел что-то еще.
Некогда с вершины этой горы узрел я видение, видение высокого горного кряжа, кряжа, по форме напоминающего огромный сжатый кулак, покрытый снегом. Он очень походил на тот кряж, который миновали мы с Яношем, полагая, что это и есть Кулак Богов. И вот я узрел это видение в тот день, когда кремировал тело Яноша, и это видение преследовало меня всю жизнь, пока не явилась Джанела и не сказала, что мы ошибались. И теперь я был совершенно уверен в ее правоте. Взор мой устремился поверх Ирайи, поверх тех земель, по которым, извиваясь, текла к Восточному морю река. И я увидел океан, до которого не добирался еще ни один человек, а за ним — землю. Предстало передо мною устье реки, намного превосходящей размерами ту, что текла в Вакаане. Дальше, за устьем реки, вид смазывался, я же продолжал вглядываться, как птица, летящая с невероятной скоростью. И дальше располагалась земля, но я не мог ее рассмотреть. Я остановил взгляд на горном кряже, сжавшемся в огромный кулак. Гигантский… или Божий.
Теперь я уверовал. Уверовал до дна души.
— Посмотри, — прошептала Джанела, и я вынужден был посмотреть на нее. Она держала в руке серебряную фигурку танцовщицы, и вновь та обрела плоть, и вновь танцевала в присутствии прекрасных мужчин, женщин и демонов. На своих тронах так же восседали король и королева, и так же похотливо наблюдал за танцовщицей демон с волчьей мордой. Но мои глаза устремились к открывающемуся за окном дворца саду и расположенному дальше городу.
Далеко на горизонте, в рамке из оконного переплета, виднелись пики гор, несомненно, обратная сторона того кряжа, который предстал передо мною в видении.
Я моргнул. И все исчезло в слезах, наполнивших мои глаза под действием солнечных лучей.
Ни я, ни Джанела ничего не сказали.
Слова были не нужны.
Пора было отправляться на поиски Королевств Ночи.
Теперь у нас все имелось в наличии для немедленного отправления: уверенность в правоте Джанелы, необходимые припасы и разрешение короля Гейята, пусть и полученное в столь непростой обстановке. Теперь я ломал голову над тем, как исчезнуть, чтобы при этом весть о нашем отплытии не дошла бы немедленно до ушей Модина из уст Лиенора и прочих слуг-шпионов. И я решил все же явиться ко двору с формальным словом прощания, но буквально накануне отплытия, чтобы успеть предупредить замыслы министра Модина против нас.
Я объявил план, в который входил осмотр готовности путешественников и кораблей к плаванию. При этом, как только все корабли были бы загружены, мы бы сразу же отплыли. Но дабы придать всему мероприятию характер обычного осмотра, я во всеуслышание предупредил, что за обнаружение неполадок и неисправностей каждый виновный будет наказан двухнедельными работами по кухне, месяцем ночных караулов, запрещением целую неделю покидать дворец — в общем, старался указать на то, что мы еще долго пробудем в Ирайе.
Мы оба с Джанелой были потрясены открывшимся с вершины горы видением, меня же, кроме того, здорово утомило и само восхождение.
Джанела вскоре после нашего возвращения прислала за мной, упрашивая поторопиться. Я же сидел в своей спальне, лелея мечту немного вздремнуть, но вместо этого прислушиваясь к бесконечному хныканию Пипа о том, что вот, дескать, ежели бы он знал, что предприятие окажется таким опасным, он бы никогда не согласился отправиться в это путешествие, и, стало быть, благородный господин Антеро должен бы обратить особое внимание на размеры оплаты, учитывая, что дело может обернуться так, что он, Пип, вообще окажется не в состоянии вернуться в Ориссу, и так далее, и так далее.
Эту старую песню Пип заводил в каждой экспедиции. Я в конце концов рассмеялся и сказал, что если он рассчитывает получить побольше золота, то должен побольше и поработать и не терять надежды на хорошие премиальные по возвращении домой. Наш привычный диалог завершился, а я отправился в апартаменты Джанелы, размышляя, что же такое еще произошло.
У нее на столе стояла открытая сумка, а вокруг валялись различные предметы, необходимые для магии. Перед нею стояла мензурка с какой-то ужасной на вид и отвратительно пахнущей жидкостью.
— Амальрик, — сказала она без вступления, — у нас проблемы.
— Кто же этого не знает.
— Об этом ты еще не знаешь, и я должна продемонстрировать их тебе. Садись. Дай мне твой палец. Мне нужно немного твоей крови.
Я сделал, как она сказала, и она нанесла мне порез крошечным ножиком — но серебряным, а не золотым, который использовала для предыдущих заклинаний. Подержав палец над мензуркой, она выдавила туда три капли крови.
— Должно быть, после посещения горы у меня повысилась чувствительность, — сказала она. — Некогда у меня уже было это ощущение страха и опасности, словно за мной наблюдает невидимый враг. И последние несколько часов я ощущаю присутствие этой опасности здесь, причем исходит она не от Модина и его магии или с востока, а откуда-то из неизвестного мне места. И большего я не могу объяснить. А теперь держи свои руки ладонями кверху.
Она начала натирать их какой-то желтоватой мазью.
— Ты сказал, что не обладаешь магическим талантом, во что я не верю, — тихо, тихо, я не собираюсь спорить. Сейчас я просто хочу отправить твой дух назад по реке, к морю. А затем на юг и затем — обратно в Ориссу. И меня страшит то, что ты, может быть, увидишь. Если же заклинание не сработает, я просто расскажу тебе, что я подозреваю, и готова поклясться на чем хочешь, что я говорю правду.
Я сердито отдернул руки.
— Джанела. Сейчас же прекрати. Я вовсе не нуждаюсь в твоих клятвах.
— Но сейчас… ты мог бы… — Она посмотрела на меня с неуловимой печалью. — Извини, Амальрик. Я очень не права.
Она подняла свои ладони, как делают это жрецы, и принялась произносить нараспев:
Кровь находит кровь
Кровь ищет кровь
Кровь найдет
Кровь увидит
Кровь найдет.
Затем нормальным тоном она добавила:
— А теперь выпей этот напиток.
И я выпил до дна, неловко держа мензурку ребрами ладоней. Вкус сначала был сладкий, затем чуть горьковатый, а под конец и раздражающе неприятный, почти заставляющий глотку не пропускать снадобье внутрь.
Испугавшись, что меня сейчас вытошнит, я хотел было протестовать, но не успел я отставить мензурку, как был вырван из телесной оболочки и закружился в пространстве.
Когда я был еще подростком, на всю Ориссу недолго большое впечатление производила циклорама. На длинных полосах материи располагались подряд картинки. Зрители усаживались в кресла, а перед ними циклорама перематывалась с одного цилиндра на другой. Так что можно было совершить как бы путешествие из Ориссы к устью реки или вдоль Лимонного побережья или отправиться на повозке из города к горам. Можно было забыться и представить, что путешествуешь ты сам.
Вот и теперь у меня было ощущение, что я нахожусь перед циклорамой, которая перематывается с невероятной скоростью. Река, извиваясь, промчалась подо мной, как обезглавленная змея, вот уже и Мариндюк, а вот я лечу над морем обратно в Ориссу. Под собою, на беспокойных волнах, я разглядел какие-то точки и спустился ниже. Оказалось, это десять кораблей, на главных мачтах которых я с радостью увидел знамена Ориссы.
Узнал я и корабли — они принадлежали мне, — часть торгового флота Антеро. Но снаряжены они были для войны — по бортам натянуты противоабордажные сети, на полубаки водружены катапульты. На палубах люди, одетые в боевую кожаную форму, упражнялись во владении оружием.
Затем я очутился над одним из кораблей, который почему-то счел флагманским, там я и завис, невидимый, над ютом. Подо мной стоял Клигус! Почему это мой сын решил направиться в Ирайю?
Клигус, также одетый в военную форму, был увлечен разговором со знакомым мне гвардейским офицером, имени которого я, впрочем, не помнил. Мне отчаянно хотелось знать, о чем они разговаривают, и наконец я кое-что расслышал. Но неотчетливо, как ожидалось при такой моей близости к разговаривающим, а словно из какой-то трубы доносились звуки, так что я разбирал лишь отдельные слова:
— …что в наших силах… арест… приговор, разумеется… разрешение… объяснение… ренегат… когда я вернусь… доказательство… вся Орисса узнает… ну и тогда уж Гермиас будет обречен вместе с ним.
Тут Клигус изобразил насмешливое горестное выражение, не скрывавшее радостный блеск в глазах, и четко произнес:
— Мой собственный отец! Во имя Тедейта, как же мне перенести такой позор?
Я рванулся обратно в Ирайю, вернулся в тело, расслабленно раскинувшееся в кресле спальни Джанелы. Она посмотрела на меня, кивнула, зная, что я увидел и услышал, встала и отошла к окну, глядя на улицу. Я постарался овладеть собой, несмотря на охватившую меня слабость. Даже слезы выступили на глазах. Но тут же мною овладел гнев. Я монотонно изложил все, что слышал и видел.
— Но как могла Орисса… — я запнулся, подыскивая слова, — прислушаться к этому?
— Амальрик, я понимаю, что это удар для тебя, но, пожалуйста, не теряй головы, ради себя же самого. Ты сказал, что Клигус обмолвился о том эффекте, который произведет на Ориссу какое-то сообщение, как только он вернется с каким-то доказательством или с тобой. И ты сказал, что это твои корабли. А еще раньше ты рассказывал, что у Клигуса имеются могущественные друзья. Держу пари, что он добился разрешения организовать экспедицию на свои средства, дабы исследовать какие-то преступления, в которых он обвиняет тебя. Ну а пока ты еще не предстал перед Воротами Предателей, или как там это у вас в Ориссе называется, у тебя там должны остаться друзья. Клигус упоминал Гермиаса, следовательно, тот держится твердо и пока в безопасности. К тому же есть Палмерас, который, по-моему, никак не склонен поверить Клигусу, что бы тот ему ни рассказывал.
— Я уверен, что он не поверит.
— Для чего же ему так важно привезти тебя обратно? А ты уверен, что Клигус говорил правду, обсуждая свои намерения?
Клигус вряд ли довез бы меня до Ориссы живьем. В чем бы он меня ни обвинял, каких бы лжесвидетелей ни заготовил, но от его обвинений камня на камне не останется, стоит мне вернуться в Ориссу. И стало быть, Клигус хладнокровно замышлял совершить отцеубийство.
— Как же он мог? — Вопрос был бессмысленный, но он вырвался из глубины души.
— Понятия не имею… Он таков, каков есть, и я не хотела бы объяснениями усиливать твою боль. Но есть и другое «как» — имеющее для нас практическое значение. Как мог Клигус преуспеть в этом нахальном фарсе, что у него даже нашлись слушатели? Я уже говорила, что ощущаю некую магию, некую злобную силу впереди и позади нас, и точно так же я ощущаю, что именно эта сила гонит Клигуса по нашим следам. Одна и та же сила. Кто-то… или что-то… находящееся на востоке, связывает эту силу с Клигусом.
— Силы, подобные Сенаку?
— Почти наверняка.
— И Клигус осознает это, — спросил я, хватаясь за соломинку, — или он просто игрушка в их руках?
— Не могу ответить. Возможно, он и орудие в их руках, но орудие удобное, поскольку чистый дух нельзя разложить. Но я не уверена, находится ли он в открытом союзе с нашим врагом, кем бы он ни был. Возможно, и нет, поскольку во время моего пребывания в Ориссе я не ощутила мощного противостояния магических сил. Если бы демоны находились прямо на кораблях, они бы мгновенно ощутили твое присутствие и заставили бы убраться.
Вновь скорбь овладела мною. Я опустил лицо в ладони.
— Наверное, ты права, — смог выговорить я. — Но у меня сейчас в мыслях сумятица. И мне нужно какое-то время, чтобы все прояснилось.
— У нас нет времени, Амальрик. Именно поэтому я просила тебя прийти побыстрее. Корабли Клигуса находятся менее чем в двух неделях пути от Ирайи, да нам еще нужна по крайней мере неделя, чтобы спуститься по реке к морю.
Она была права. Я же не мог и пошевельнуться, ощущая себя застывшим, как камень. Затем откуда-то появились силы. Возможно, часть своих передала мне Джанела, имевшая их достаточно, чтобы до нашего знакомства исколесить много стран. Я ощутил себя могучим. Внутри росла энергия. В своих чувствах к Клигусу я покопаюсь позже. И решение, что с ним сделать, я также отыщу позже. Только не сидеть тут, как маразматик, и не пускать слюни. Бывала боль и пострашнее — смерть моей любимой Диосе и первого ребенка, Эмили, после которой я вообще был готов расстаться с жизнью, бросившись в объятия волн и Черного Искателя. Но и это я пережил.
Пришло холодное, мрачное спокойствие. Я поднялся.
— Я придумаю, как нам устроить незамедлительное отплытие, — сказал я. — И пошли королю просьбу о назначении прощальной аудиенции.
Джанела протянула мне руку. Но я встал самостоятельно. Если я проявлю хоть малейшую слабость, то рассыплюсь, как сгнивший на стоянке корабль.
И на нас обрушились дела.
Через час прибыл курьер с посланием от министра Модина, где он приглашал меня и госпожу Ликус, известную ныне как Серый Плащ, почтить присутствием королевскую аудиенцию, назначенную на четвертый час после восхода солнца через два дня. При этом надобно быть готовым ответить на вопросы, могущие возникнуть у короля Гейята.
Впрочем, послание принес не какой-нибудь придворный чиновник, а стражник, сопровождаемый еще двумя.
Мы почувствовали ловушку. Я понятия не имел, какие вопросы могут возникнуть у короля самого или под науськиванием Модина, но холодный тон послания, тот факт, что Джанела упоминалась под тем именем, под каким была известна здесь, в ее отечестве, и вооруженные солдаты — все это давало повод полагать, что обстановка складывается далеко не дружественная.
Даже если мы ответим на предложенные вопросы, наверняка дело растянется на неделю, прежде чем нам разрешат отплыть… а к тому времени Клигус будет уже здесь.
Чувствуя, как ловушка закрывается, я не имел ни мыслей, ни планов, ни идей. Я решил прогуляться по причалу, просто побыть возле воды. Мы, ориссиане, привыкли успокаиваться, глядя на реку, она же приносит нам ясность мышления и умиротворение. Может быть, что-нибудь и осенит меня, собьет с меня тупость, а там уж мы с Джанелой что-нибудь и придумаем.
В сумерках я вышел из дворца.
Я сделал вид, что не замечаю Квотерволза, следующего позади и старательно прячущегося.
Я сел на краешек причала и стал смотреть на небольшие волны, плещущиеся о борта наших судов, так тщательно снаряженных, но которым, похоже, не суждено увидеть цель нашего путешествия.
Что-то падало с неба, плавно раскачиваясь в воздухе, как перышко или снежинка. Я протянул руку, и на ладонь мне упал пепел.
Я поднял взгляд и увидел Ирайю, охваченную огнем.
Небо осветилось, словно солнце изменило свой маршрут и родилось из пламени пожара. И даже не пожара, а пожаров, понял я, заметив множество отблесков на небе. Мне показалось, что ближайший пожар занимается к югу от королевского дворца, в том месте, которое по меркам Ирайи считается районом проживания бедняков.
Один пожар можно считать случайностью… но несколько? Я насчитал по крайней мере восемь очагов огня. Неужели к Ирайе все-таки подобрались враги и напали? Невозможно. Разве что враг изнутри — сам народ восстал.
Квотерволз оказался рядом. Я теперь точно знал, что надо делать. Вид этого пылающего ада сразу отмел в сторону всю нерешительность и неопределенность.
— Вызывай людей, — приказал я. — Мы отплываем через два часа. И позаботься, чтобы никто из наших слуг-шпионов не смог покинуть дворец и разболтать.
Широкая улыбка появилась на лице Квотерволза.
— Слава богам! Теперь-то мы прихлопнем этих ублюдков со всеми их интригами. — Он бросился к дверям дворца, громкими воплями созывая сержантов и капитанов кораблей.
Я направился к Джанеле. Но она уже стояла во дворе, с сумкой через плечо и с саблей на поясе.
— Вижу, боги благосклонны к нам, — сказала она спокойно. — А уж мы воспользуемся моментом, не так ли, друг мой? — Она говорила прямо как ее прадед в минуту сражения, когда вокруг господствовали страх и паника, а он один сохранял спокойствие и трезвую голову.
На подготовку у нас ушло менее часа. Лиенора и всю прислугу заперли в одном из банкетных залов, забив двери на кухню и в буфетную гвоздями и завалив кучей мебели. Два матроса, как я выяснил позднее, настойчиво упрашивали боцмана допустить с ними на корабль своих возлюбленных, но им было отказано.
Квотерволз уже занес мои пожитки на «Ибис», но я оставался на причале, желая взойти на борт последним, несмотря на сильное желание побыстрее убраться отсюда.
Я уже не сомневался, что в Ирайе разразилась гражданская война. Неподалеку я заметил патрульное судно стражников, торопливо удирающее по каналу от гондол, заполненных какими-то оборванцами. Сидящие в них мужчины и женщины кричали и размахивали факелами и оружием. Гондолы нагнали судно стражников, и началось избиение. Когда оно закончилось, одна женщина принялась размахивать багром. На конец багра была нацеплена голова человека, все еще в красном шлеме.
Мои люди быстро занимали места на кораблях, Квотерволз отдавал команды сухопутным бойцам, а Келе — морякам:
— Выбрать кормовой конец! — Моряки бросились выполнять команду. — Мы готовы к отплытию, господин Антеро!
Я взбежал по трапу, и, как только оказался на палубе, его втащили на борт. Взлетели весла.
— На руле держать прямо! — выкрикнула Келе. — Весла левого борта… Гребите же, проклятие!
Нос нашего корабля начал отходить от причала.
— Поднять паруса! — приказала Келе, почувствовав хороший кормовой ветер. Мы двинулись. — Так держать руль… Все весла, разом! Курс на устье канала. Где гребной барабанщик, демон его раздери?!
Барабанщик принялся отбивать ритм для гребцов. «Искорка» и «Светлячок» следовали в кильватере.
— Квотерволз, — приказал я, — лучники…
Он же лишь махнул рукой, указывая, и я увидел вооруженных солдат на полубаке. Они держали луки наготове, наложив на тетивы стрелы.
— Может быть, нужны какие-то изменения в боевом порядке? — спросил меня Квотерволз.
Я выдавил улыбку, сожалея, что «Ибис» не является настоящим боевым кораблем, с большим количеством солдат, обязанных лишь сражаться.
— Нет, Квотерволз. Просто будьте все начеку. Он отдал мне честь и поспешил с юта.
На каждое весло налегали по два человека, покрывающиеся потом от натуги, поскольку сами понимали, что нужно спешить. На юте оставались только Келе, рулевой, Джанела и я. Поверхность воды под легким бризом оставалась спокойной.
Мы вышли из устья канала на просторы озера.
Война сама по себе ужасна, а уж гражданская — наиболее отвратительное ее проявление. Однажды мне довелось видеть, как лев, пронзенный копьем, катался по земле в муках и в ярости грыз собственные вываливающиеся внутренности. Вот на что была похожа Ирайя этой ночью.
Благодарение Тедейту, каналы, ведущие от нашего дворца к озеру и реке, были достаточно широки, и мы не оказались втянутыми в бойню и разрушения, творящиеся на берегах.
Поначалу мы шли незамеченными. Толпы были слишком увлечены взаимным истреблением и ни на что не обращали внимания. Я видел, как из какой-то лавки вышел мужчина, горделиво размахивая деревянной игрушечной лошадкой, словно самой великой наградой в своей жизни. Я видел людей, стоящих цепочкой у таверны и передающих друг другу бутылки. Таверна была охвачена огнем, а люди поочередно отхлебывали из передаваемых бутылок, отбрасывая пустые в сторону.
Из темноты, визжа, вылетела обнаженная девица, за ней гнались два полуодетых оборванца. Квотерволз отдал приказ, прозвенели две тетивы, и негодяи упали с торчащими из груди каждого оперенными стрелами. Девушка продолжала бежать, не понимая, что ее уже больше не преследуют. Конечно, нам следовало бы поберечь стрелы, но Квотерволз был слишком порядочным человеком.
По мере нашего продвижения вперед встречались зрелища и похуже. Граждане поднялись против граждан, брат против брата. Но общим врагом являлись стражники. Тут и там попадались торчащие на пиках головы в красных шлемах и настолько истерзанные тела в черно-красных мундирах, что смерть для них стала наверняка милосердным избавлением от последних минут жизни.
Затем нас увидели, и хаос попытался затянуть в себя три ориссианских судна.
Увидевшие нас разразились криками ненависти — никто недолжен был сбежать из этого ада. В нас полетели камни, бутылки, прочий хлам. Но по берегам располагались люди и получше вооруженные. На «Светлячке» погибла женщина — вылетевшее из тьмы копье пригвоздило ее к палубе. Один из солдат на «Ибисе» получил стрелу в бедро.
Мы вошли в длинную протоку, над которой высокой аркой располагался мост. Оттуда увидели, как мы подплываем. Дружно взявшись за дело в пьяном кураже, бродяга вырвали из земли тяжелую деревянную скамью с намерением сбросить ее на нас сверху, когда мы пойдем под мостом. В воздух взвились наши стрелы, и скамья упала на мост, окруженная распростертыми телами.
От одного причала, подгоняемая шестами, пошла в нашу сторону небольшая рыбацкая лодка. Я понятия не имел, что замышляли сидящие в ней повстанцы. Наше судно ударило носом в борт лодки, и та перевернулась. Какой-то ирайец в момент удара успел подпрыгнуть и уцепиться в наш леер, но наш солдат ударил его дубинкой по голове и сшиб в воду.
Оставшиеся на плаву просили вытащить их, но мы не могли им помочь. Ночь изобиловала кошмарными зрелищами. Мы проходили мимо небольшого, выдающегося вперед мыса. На нем стояла женщина с узелком в руках и что-то кричала. Вокруг ревело пламя, и я не мог разобрать, чего она хочет. Она взмахнула узелком, пытаясь привлечь к себе внимание, а затем и швырнула его в нашем направлении. Никто ничего не успел сделать. Узел ударился о поверхность воды, развернулся, и показался ребенок, завернутый в одеяльца. Я не знаю, что мы могли сделать, что должны были бы сделать, никто не успел осознать происходящее, а дитя уже скрылось в волнах.
Женщина вновь закричала. Затем она прыгнула в канал, раскинув волосы по плечам. Она погрузилась в воду и скрылась из виду.
Ужасы следовали один за другим, но мы уже выходили на просторы озера. Ирайя оставалась позади. Нас мог поджидать лишь один враг — патрульные суда стражников. Но увидев, как пятерка этих судов устремляется в город, я перестал беспокоиться. Они не обратили на нас ни малейшего внимания. Горстка ориссиан не имела никакого значения перед лицом воцарившейся в Ирайе анархии.
Поднялся сильный ветер, он дул от города.
Итак, оставив позади огонь, смерть и вероломство, мы подняли все паруса и устремились в неизвестность.
