Книга: Королевства Ночи
Назад: Глава 4 ПУТЕШЕСТВИЕ НАЧИНАЕТСЯ
Дальше: Глава 6 НЕВИДИМАЯ ЛОВУШКА

Глава 5
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИРАЙЮ

Не единожды довелось мне входить в устье той огромной реки, что, извиваясь змеей, ползет от Восточного моря через королевство Вакаан к его столице, но каждый раз меня охватывал трепет. И не только из-за воспоминаний о тех днях, когда Янош Серый Плащ и я впервые увидели тот край, что мы называли Далекими Королевствами, но и из-за ощущений времени настоящего.
Мне всегда казалось, что в такой день стоит ясная погода, море спокойно, дующий с суши бриз исполнен ароматов. Так оказалось и на этот раз, хотя со дня моего последнего посещения Вакаана прошло почти десять лет.
Наш переход от Ориссы прошел гладко, погода скорее соответствовала благоухающему лету, нежели ранней весне, а настигающие нас шторма не затягивались более чем на день, давая возможность нашим морякам показать то умение, на которое рассчитывали Келе и капитаны двух других суденышек. Эти два капитана, Берар и Тоура, были выходцами из Редонды и уже на протяжении длительного времени находились на службе у дома Антеро. Всех нас радовало отсутствие на судах стычек и ссор из-за мелочей, что часто случается, когда вместе собирается большая компания людей решительных и крепких, намеревающихся совершить опасное и тяжелое путешествие. Так что произведенный отбор уже дал хорошие результаты.
Хотя мы плыли по морям, где обстановку никак нельзя было назвать спокойной, мы не боялись пиратов, да они на нас и не нападали. Четыре раза из-за горизонта показывались паруса и устремлялись к нам, но, разглядев геральдические знаки на наших парусах, уходили прочь на всех парусах. Это было наше секретное оружие — много лет назад Домас, король Вакаана, даровал семейству Антеро привилегию поднимать королевский флаг при плавании к берегам королевства или в его водах, и потому на наших главных мачтах красовалась эмблема свернутой в кольцо змеи на фоне солнечных лучей.
Когда Гейят унаследовал трон после смерти своего отца Домаса, понадобилось немало хитроумных действий моего доверенного лица Хебруса, очень надежного человека, чтобы данная привилегия была вновь дарована мне. Хебрус — вот еще один из героев, о котором вряд ли в храмах будет напоминать вышитое золотом полотно. Он единственный остался в живых из состава той нашей последней экспедиции. Он был моложе меня на год или два, а казалось, что на все десять. До того, как добровольно вместе со мной отправиться в путешествие в неизвестность, он был учителем музыки, что ему до смерти надоело, а больше всего он любил взбираться на стены храмов и дворцов, продвигаясь от трещины к трещине без веревок и прочей страховки. Внешне он выглядел так, что к нему подходило однажды услышанное мною определение: «Он даже после того, как подует на одуванчик, грохнется в обморок от таких усилий». Но однажды я лично видел, как он тащил на себе поклажу двоих, в придачу к своей собственной, и это после того, как два этих крепыша просто побросали все, измотавшись от долгого и спешного перехода.
Хебрус решил не возвращаться в Ориссу, а остаться в Ирайе, поскольку жизнь там оказалась ему более по вкусу, и спустя несколько лет я сделал его своим доверенным лицом в королевстве. Он так и не вернулся в родной город, процветая в Ирайе, по мере старения окружая себя все более юными и все более красивыми молодыми людьми. Именно на него я рассчитывал в получении разрешения на продвижение нашей экспедиции дальше на восток и на описание правдивой картины, сложившейся в Ирайе за те годы, что я не был здесь. Разумеется, он регулярно отправлял мне донесения, однако же все они проходили придворную цензуру, оставшуюся напоминанием о тех днях, когда великое королевство скрывалось от всех подобно черепахе, прячущейся в панцирь.
Как я уже упомянул, поначалу плавание вверх по реке проходило как обычно. Хотя мне и показалось, что изумрудная наблюдательная башня в устье реки немного дольше мигала своими огнями, чем мне помнилось. Да и боевые птицы, вооруженные шпорами и смертоносными клювами, замаскированными в ярком оперении, сопровождали нас чуть дольше, чем полагалось. Но в те минуты я не обратил на это внимания.
Зато я отметил увеличение числа патрульных судов на реке. Вакаан всегда тщательно заботился об охране своих границ, однако же раньше сталь скрывалась в бархате перчатки. Но не теперь. В течение первого часа нашего плавания вверх по реке я насчитал с десяток сторожевых судов. Да к тому же они и не собирались маскироваться под рыбачьи или прогулочные суда. Это были небольшие суденышки с ветряными пропеллерами, способные ходить по мелководью, каждое не более тридцати футов в длину. На открытых палубах над центральным отсеком, расположенным между носом и кормой, поднимался купол. Сделанный из кованого металла, он служил прикрытием отнюдь не от брызг, а от стрел и копий.
Я спросил мнение Квотерволза.
— Похоже на плоскодонки, которые удобно использовать для высадки морского десанта и быстрой оккупации страны. С такими судами можно также охранять реки.
Десантные войска? В Вакаане?
Странными были и люди, составляющие экипажи этих судов. Управлялись корабли какими-то нечесаными оборванцами, скорее походившими на рабов или даже уголовников. Похоже, на каждом судне находились только два или три таких моряка, зато на каждом борту располагалось по десятку солдат, одетых в обмундирование, которого я раньше не видел: черные бриджи в обтяжку и туники, кроваво-красные панцири и такого же цвета шлемы.
Я поинтересовался у Джанелы, но и она ничего не знала — когда она покидала Вакаан, таких войск она здесь не видела.
Одно из этих патрульных судов с вымпелом на флагштоке, указывающим, что скорее всего это флагманский корабль, приблизилось к «Ибису» и потребовало остановиться. Офицер решительным тоном заявил, что пришлет к нам на борт своего человека для проверки. Келе посмотрела на меня, я пожал плечами — все это было в новинку, но проблемы делать не стоило.
Человек, одетый в черно-красное обмундирование, с небольшим ранцем на спине, ловко прыгнул с носа патрульного судна, ухватился за наш леер, не обращая внимания на протянутые ему на помощь руки, перелез на палубу и подошел к нам.
У этого человека, с суровым выражением лица, вдоль шеи тянулся зарубцевавшийся шрам. Сабельный пояс, ножны кинжала и сабли были потертыми. Он поприветствовал нас, обращаясь по именам, что было неудивительно, ибо маги Вакаана за те несколько дней, что мы провели в плавании по морю, спокойно нас опознали. Когда он обращался к Джанеле, лицо его, казалось, приняло особенно хмурое выражение, впрочем, мгновенно исчезнувшее. Он сообщил, что его зовут Рапили и что он будет сопровождать нас до Ирайи.
— Сопровождать? — подивилась Келе. — Но нам никогда раньше лоцман не требовался.
— Я не лоцман, — сказал Рапили. — Сопровождать — это и значит сопровождать. — Тон его голоса был сухим и официальным.
— С тех пор как мы последний раз здесь были, тут произошли изменения, — сказал я осторожно. — Похоже, у вас тут новые правила и привычки.
— Правила меняются со временем, — сказал он. — А времена нынче более опасные, нежели раньше.
Я подождал, не будет ли развития темы, но более объяснений не последовало, а мне почему-то не захотелось спрашивать. Мы предложили ему еду и напитки, но он отказался, пояснив, что, по заведенному порядку, стражники снабжены собственными припасами. Тем не менее он пожелал получить каюту, поскольку собирался оставаться с нами до прибытия в пункт назначения.
Я сказал Квотерволзу, чтобы он отыскал ему местечко, и, когда солдат спустился вниз, я отвел Джанелу в сторону и сказал:
— У него еда и питье с собой? Он что же, думает, что мы собираемся отравить его?
Джанела покачала головой.
— Не знаю. А стоило бы за такой прием. Уж если они с нами так обращаются, то на месте вновь прибывшего сюда торговца я бы ни за что не стала торговать с этими людьми.
— Эти люди? — сказал я, улыбнувшись. — Ведь это же твои земляки, разве нет? — Она не ответила. Я пожал плечами. — Когда мы впервые оказались в Далеких… — я оборвал себя на полуслове, по привычке чуть не назвав Вакаан Далекими Королевствами, — в Вакаане, нас тоже не встретили как давно пропавших родственников. И не сразу удалось изменить их отношение к нам. И к тому же, как сказал солдат, правила меняются.
Джанела хотела что-то сказать в ответ, но замолчала, куда-то устремив взгляд. Я повернулся и тоже застыл, пораженный. «Ибис» выходил из-за высокого берега, делая поворот. В отдалении вставала та самая грандиозная голубая гора, до которой был не один день пути. У подножия располагался величайший город, хорошо известный мне, место самых удивительных чудес, столица Вакаана — Ирайя.
Гора сияла густым голубым светом, таким же, как и река, по которой мы плыли. Вот только небо было другим. Темным, собирающим грозу над Ирайей.
Вид этой горы всегда вызывал у меня два трепетных чувства. Первое — радость. Второе, более сильное, — страх. В пещере, находящейся в плато у подножия горы, я чуть не погиб от руки принца Равелина, а среди руин старого города я сокрушил его. А на площадке, выступающей на восточном склоне горы у самой вершины, я сжег тело Яноша Серого Плаща после того, как убил его и отправил его скорбящую душу к небесам.
Нам предстояла там и еще одна церемония.
Я оторвал взор от открывающегося зрелища и посмотрел на реку. Три наших судна скользили вверх по реке подобно лебедям в мерцающем пруду. А позади, не отставая, следовали два патрульных судна с красно-черными воинами.
Перед сумерками мы миновали Мариндюк, огромный портовый город, центр сосредоточения торговли семидесяти княжеств, составляющих Вакаан. Я всегда поражался опрятности и людности этого места. Но только не теперь. И не то чтобы он превратился в развалины, просто теперь он ничем не отличался от Редонды, Джейпура или Луанджи, обычного большого порта, где торговец может купить или продать товар, а моряк — отыскать для себя приключения на любой вкус. И уже не внушал он ощущения процветания, а когда мы проходили близко, я разглядел длинную череду ветхих суденышек, полузатонувших на месте своей последней стоянки, кишащих живущими на борту нищими. Конечно, и в Вакаане были свои бедняки, но я еще не видел, чтобы они доходили до столь жалкого существования.
Да, времена здесь действительно изменились, и не в лучшую сторону.
Рапили сидел с нами за обедом, хотя и ел собственные запасы и со своей тарелки. Я пытался расспрашивать его о произошедших изменениях и о том, каково живется при короле Гейяте. Он отделывался короткими уклончивыми ответами, быстро поел, извинился и покинул нас, оставив в неведении.
Я попросил Келе и Джанелу составить мне компанию на гакаборте, где бы нас не слышали ни вахтенный офицер, ни рулевой.
— Я полагал, — начал я, — что остановка здесь, в Вакаане, явится лишь короткой формальностью, связанной с получением одобрения у короля Гейята нашего путешествия. Но что-то тут не так, и я не могу понять, в чем дело.
— У меня такое же ощущение, — сказала Джанела. — Я попыталась сотворить несколько поясняющих заклинаний, но оказалось, это все равно, что стараться разглядеть, что происходит в тумане на берегу. Не понимаю, что делается в Ирайе. И у меня предчувствие, что надо быть готовыми ко всему.
Келе понимающе хмыкнула и в ту же ночь выставила двух дополнительных вахтенных, на носу и на корме, с оружием наготове, хотя и замаскированным. Если Рапили и заметил это, он ничего не сказал.
Джанела обратила внимание и еще на одно неприятное явление. Величайшим чудом Ирайи всегда была река, вернее, то искусство, с которым маги Вакаана управлялись с ней. По всему водному пути вверх до столицы отсутствовали шлюзы и прочие подобного рода сооружения. Только по дрожанию воды кое-где можно было заметить, как действует заклинание, чтобы в данном месте поднять воду на новый уровень. Заклинания по-прежнему действовали, но только теперь на поверхности сохранялась устойчивая и сильная болтанка, так что нам приходилось держать людей на веслах, чтобы корректировать курс.
Осмотрел я и отметки, указывающие, где река затопляла берега. Я помнил, как хорошо регулировался процесс подъема и спуска воды в соответствии с нуждами фермеров, проживающих по берегам. Но об этом мы сочли вообще неразумным спрашивать у Рапили, ведь это могло оказаться высшей государственной тайной, к которой не имеет права проявлять интересы гость, каким бы почетным он тут ни был.
На второй день плавания по реке мы испытали первое потрясение: мы миновали сожженные руины маленького городка. Я решился спросить у Рапили, что произошло. Абсолютно равнодушным тоном тот пояснил, что город восстал против короля Гейята и необходимо было дать ему урок. Я был потрясен и стал расспрашивать подробнее.
Рапили сказал:
— Да, еще один урок этот проклятым крестьянам-бунтарям. Рано или поздно они еще познают и огонь разгневанных богов, а не только нашего доброго короля. Если только… — Он замолчал.
Еще одно восстание? Что же тут происходит? Пусть Хебрус в своих депешах всегда был осторожен, но должен же он был хоть намекнуть, что Вакаан сейчас испытывает не менее трудные времена, чем Орисса. Но… Рапили внимательно посмотрел на меня, так что я просто поблагодарил его и, извинившись, ушел вниз.
Теперь я ясно видел, что попадавшиеся нам по пути люди — рыбаки, рабочие и торговцы — уже не выглядели такими довольными, как прежде. Некоторые из них, разглядев королевскую эмблему на наших мачтах, отворачивались или просто тупо вглядывались с совершенно ничего не выражающими лицами, словно мимо проплывал не гость, а давно надоевший сосед.
И все реже доносились такие ранее знакомые звуки веселья. Раньше над водой то и дело разносился детский смех. Теперь мы его слышали не часто, а у встречавшихся нам детей выражения лиц казались апатичными, как у людей, имеющих мало радостей в жизни и у которых несчастье является постоянным спутником.
День за днем, следуя изгибам реки, плыли мы по королевству, мимо различных городов. В сменяющих друг друга картинах проступала явная контрастность, которой раньше не было: некоторые земли процветали, тучно зеленея, города жили бурной жизнью; в других местах бросалось в глаза запустение, там жители испытывали трудные времена.
Я не знал, что и думать, и, откровенно говоря, уже начинал побаиваться встречи с Ирайей. Если и этот волшебный город изменился, пострадал под бременем меняющегося времени… мне даже думать об этом не хотелось.
Мы прибыли туда на рассвете, когда окружающее город озеро с тысячью зеленых островов запылало под лучами просыпающегося солнца. Город по-прежнему производил магическое впечатление, и первые лучи солнца, попадая на маленькие призматические зеркала в хрустальных башнях, ослепляли меня, отражались они и от золотых куполов. Пели птицы, а многочисленные фонтаны, поднимая свои плюмажи вверх, казалось, издавали различные мелодии.
Нет, Ирайя не изменилась. И более того, стала еще прекраснее, чем образ, десять лет хранившийся в моей памяти.
Я посмотрел на Квотерволза. На его суровом обветренном лице горца отразилось ребяческое благоговение. Но тут он перехватил мой взгляд и взял себя в руки. Он-то видел все это впервые.
— Здорово?
Квотерволз надолго задумался, прежде чем ответить не торопясь:
— Не так часто приходится видеть то, что, похоже, создали чуть ли не сами боги, не так ли?
Стоящий рядом с ним Рапили, услышав эти слова, незаметно улыбнулся, и я почти прочитал его мысли: это хорошо, что чужестранцы испытывают такие чувства при виде этого зрелища. Разумеется, ни в этом мире, ни в другом ничто не могло сравниться с блеском Ирайи.
Выражение лица Джанелы оставалось непроницаемым. Я подошел к ней поближе и ласково спросил: — А о чем думает моя молодая госпожа?
Она тихо ответила:
— О том же самом, и не важно, что приходится скрывать эти чувства, ведь здесь со мною так обращались… Но это мой дом… И рано или поздно понимаешь, что ошибалась…
Я понимал ее — не важно, сколько зла совершила против меня Орисса, но тем не менее каждый раз, подплывая к ней, я ощущал восторженное состояние.
Но теперь наши мысли занимали не Ирайя и не Орисса. Мы ждали, что же будет дальше. Я спросил Рапили, где нам швартоваться.
— Если бы вы были кем-то другим и если бы не было высочайшего приказа, вы бы отправились, как и все, в торговый порт. Но вы — личный гость короля. Пусть ваш капитан следует за тем судном. — Он махнул рукой в сторону гондолы с черно-белым полосатым флагом. — Вот ваш лоцман. А я вас покидаю.
Гондола прижалась к нашему борту, Рапили бросил на ее палубу ранец и сам перешел туда, не сказав на прощание ни слова.
Судно повело наши три корабля по лабиринту, который составляла система каналов Ирайи. Город раскинулся на многие мили, беднейшие кварталы — на берегах материка, а дворцы — на отдельных островах или искусственных насыпях посреди озер. Ирайя располагалась в искусном беспорядке, как сад, разбитый талантливым садовником, сквозь который ведет петляющая тропинка, и я частенько задумывался, не созданы ли эти острова магией старейшин. Но никто не мог ответить на мой вопрос.
Теперь же я размышлял над правильностью теории Джанелы об отступлении старейшин в сказочные Королевства Ночи. И стрепетом воображал, на что же похожи те края. Неужели же они в своем магическом искусстве так же превосходят здешних магов, как эти — наших, западных?
И не оставляла меня в покое, может быть, абсурдная мысль о том, что если золото состоит из тех же частичек, что и камень, который можно с помощью нескольких слов превратить в то же золото, то что же скрывается за всеми этими изумрудами и драгоценными слитками?
Мои размышления прервала Келе.
— Что это за торговый порт, о котором толковал тот болван? Ничего подобного не существовало в то время, когда мы последний раз заворачивали сюда.
Для меня тут не было ничего удивительного — Хебрус писал мне об этом несколько лет назад. Похоже, король Гейят, обеспокоенный пагубным влиянием на своих людей чужестранцев, почти всем — даже торговцам — запретил подниматься по реке выше Мариндюка и потому приказал для торговых кораблей отвести отдельный остров в Ирайе с соответствующими стоянками, необходимым обустройством для совершения торговых сделок и роскошными виллами для проживания. Всем чужестранцам было предписано находиться только в этом районе под страхом наказания или даже казни.
Я через Хебруса направил королю Гейяту осторожно сформулированный протест, и не столько из-за обеспокоенности судьбами торговцев, сколько из опасения, что Вакаан вернется к старым недобрым временам, когда королевство пряталось за стеной магии, тем самым внушая своим согражданам, что они являются венцом творения, и при этом развитие их культуры застывало. Я так и не получил ответа и больше не делал попыток обращаться, понимая, что чужестранцу не стоит указывать, что делать другому народу, тем более что перед глазами у меня была Орисса, столь же блаженно самодовольная.
Мы вошли в широкий канал, переходящий в лагуну, и я не смог сдержать вскрика, сорвавшегося с моих губ. Впереди вставал дворец, предназначенный для нашего жилья. И это был тот самый дворец, который я занимал, впервые оказавшись в Вакаане. Здесь я ухаживал за Омери. Все поплыло у меня перед глазами — шпили, сады, башенки. Отсюда начался путь предательства Яноша, отсюда подручный принца Равелина похитил меня, чтобы подвергнуть пыткам.
— Господин Антеро? — окликнула меня Келе, тронув сильной рукой.
Я встряхнул головой.
— Ничего. Это от солнца.
Но я отвернулся от дворца и ушел на гакаборт, глядя назад и стараясь взять себя в руки.
Меня за плечо тронула Джанела.
— То самое место? — Она спрашивала без задней мысли. Я кивнул.
— Тогда, — решительно сказала она, — это чья-то грубая шутка. Или кто-то неуклюже пытается оказать вам знак уважения, памятуя о вашем прошлом.
— Не знаю.
— Я тоже не знаю. Но если это знак из прошлого… Одну черту еще я унаследовала от моего прадедушки: хорошую и долгую память о тех, кто сделал мне зло, и о тех, кто любил меня… И его коварство в возвращении долгов.
Я посмотрел на нее. На мгновение рука ее тронула рукоять кинжала. Затем она улыбнулась.
— Но лучше думать, во всяком случае, пока, что тем самым нам оказывают честь. Вот только не последуют ли ужасные воспоминания?
— Нет, — сказал я. — Иногда эхо даже ужасного прошлого звучит успокаивающе.
Я не кривил душой.
И вновь Джанела странно посмотрела на меня.
— Случается, — сказала она тихо, чуть ли не для себя самой, — что и это изменяется.
Наступило неловкое молчание. Я первым вышел из ситуации.
— Капитан Келе, швартуемся у того длинного причала. Наверное, от нас ждут, чтобы мы это сделали побыстрее. Прошу передать сигнал на остальные корабли.
— Слушаюсь, мой господин, — сказала Келе и тут же заорала: — Вахтенная смена на палубу, внизу не зевать! Отдать линь на носу и шпринги по левому борту. Шевелись!
Как и предполагалось, с кораблей мы перенеслись в роскошь. Во дворце хватало места для размещения экипажей целого боевого флота, и при этом у каждого была отдельная комната. И я немало подивился, обнаружив, что большинство моих людей предпочитает находиться в комнатах по двое, а то и по трое. Я ожидал поступления жалоб на мое распоряжение остаться половине экипажа каждого судна на борту с оружием наготове и несением караульной службы, как диктовал мой богатый опыт пребывания на многих, и зачастую далеко не дружелюбных, берегах, но никто и слова не сказал.
Все мы, начиная с меня и кончая юнгой на «Искорке», ни в чем не нуждались. Если кому-то требовалось заменить потрепанную одежду, он ее тут же получал, а если просто надо было заштопать дырку, под рукой тут же оказывалась портниха. Кухни работали круглосуточно, и любой моряк мог заказать самое изощренное блюдо, которое только на ум приходило, и подавалось оно слугой. Напитки имелись в изобилии, так что мне пришлось даже отчитать дворецкого, веселого карлика по имени Лиенор, по внешнему виду которого трудно было распознать шпиона короля, хотя он и обязан был быть таковым, и распорядиться держать спиртное под замком, за исключением времени трапез и двух часов после обеда. Известно, моряк не оторвется от бочонка, пока тот не опустеет.
Что же касается других надобностей, от которых никак не отмахнуться, то и люди Вакаана также полагали, что счастье — это когда все желания выполнимы, и потому к каждой спальне была приписана горничная, а то и две, которые охотно соглашались исполнять все требуемое от них.
К моей спальне были приставлены четыре женщины, две юные красавицы и две среднего возраста, пышнотелые, с улыбками, безошибочно указывающими, что уж они-то знают, как доставить удовольствие. Я был вежлив со всеми четырьмя, поскольку мой возраст уже не позволял предаваться самообману, и потому мы с Квотерволзом спали в отдельной комнате. Однажды он на часок отлучился с одной из женщин постарше, но затем продолжал сохранять целомудрие, несмотря на все мои уговоры не стесняться.
Джанеле предоставили столь же шикарные апартаменты, что и мои, только в другом крыле дома. Даже если у нее и был там на все готовый слуга, я никого не видел.
Все внешне казалось безмятежным, но с течением времени беспокойство мое росло.
Где же Хебрус?
На шестой день нашего пребывания здесь Лиенор вызвал Джанелу и меня к главному входу. Нас ожидал стражник средних лет с тем же суровым выражением лица и столь же иссеченный шрамами, как и Рапили. Лиенор представил его как Чеза, начальника стражи. Мне не понравилось, что Лиенор угодничает перед ним, словно Чез был его господином, а не я.
Я спросил у Чеза его звание, чтобы я мог обращаться к нему соответственно. Чез сказал:
— У нас, стражников, титулов нет, а по званиям мы обращаемся только друг к другу. И все мы, призванные спасти Вакаан, равны между собой.
Я спросил, чем могу служить.
— Я прибыл сопроводить вас к королю, — важно сказал Чез. — Он назначил вам аудиенцию.
Опять новшества. Отец короля Гейята, Домас, наоборот, сразу же требовал к себе вновь прибывших, чтобы затем иметь время присмотреться к их действиям. Я полагал, что Гейят будет держаться той же практики.
— Приятная новость, — сказал я. — После столь долгого отсутствия я буду просто счастлив повидаться с королем Гейятом.
— Но есть и менее приятные новости, — сказал Чез. — Ваше доверенное лицо, Хебрус, скончался неделю назад.
Сказано это было примерно таким же тоном, которым объявляют о задержке обеда на несколько минут.
Это было ударом для меня. В моем возрасте к смерти относишься спокойно. К таким годам, как у меня, больше знакомых оказывается на кладбище, чем за дружеской пирушкой, и, казалось бы, можно привыкнуть к самому факту существования смерти. Иногда так и случается, а иногда и нет. Сейчас я ощутил слезы на глазах. Хебрус не только был хорошим человеком, но с его смертью умерла и часть моей юности. Чез уставился на меня без намека на сочувствие. Несомненно, он счел меня просто слезливым маразматиком.
Джанела мягко похлопала меня по плечу. Я три раза глубоко вздохнул и на время забыл об этой грустной теме. Позже, когда вернемся от двора, мы совершим церемонию в его память по ориссианскому обычаю.
— Как он умер?
Чез, похоже, ощутил неловкость.
— Может быть, — сказал он, — мы пройдем в какое-нибудь помещение, чтобы обсудить этот вопрос?
Я провел его в гостиную. При этом я разглядел усмешку на лице Лиенора, словно он уже знал, о чем пойдет разговор, но тем не менее находил эту тему любопытной.
Нисколько не смягчая тона голоса, Чез сказал:
— Ваш человек был убит.
— Кем?
— Мы пока не знаем.
— А при каких обстоятельствах? — продолжал расспрашивать я.
И вновь Чез посмотрел на меня в некотором смущении.
— У господина Хебруса была привычка посещать для собственного удовольствия некоторые районы и таверны. Там он подбирал себе компаньонов, уже замеченных в склонности к жестокости и насилию. Ну и, видимо, в конце концов нарвался. Его нашли в спальне, избитого до смерти. Убийцы успели обокрасть его, пока слуги не подняли шум. Король Гейят посылает свои соболезнования и сообщает, что была произведена соответствующая церемония в поддержку духа господина Хебруса, который зачислен в списки почетных граждан Вакаана, что является высшей почестью для иностранца. Его именем будет названо общественное место, а лично от себя хочу заверить, что убийцы непременно будут найдены и предстанут перед судом, дабы ответить по всей строгости королевского закона, как было бы в случае, если бы Хебрус являлся придворным. — Но почему мне не сообщили о смерти моего доверенного лица сразу же по прибытии? Он играл важную роль для меня, и его смерть может серьезно повлиять на те дела, которые я приехал обсудить в Вакаане.
Чез ответил не сразу.
— Именно потому, что господин Хебрус был важным человеком, требовалось официальное оформление такого сообщения для вас, чем, собственно, я и должен был заниматься. К несчастью, я был занят делами короля совсем в другом округе и так и не смог выкроить свободную минуту в первые же дни вашего пребывания в Ирайе.
Шито белыми нитками, подумал я. Разве больше никто в огромном придворном штате короля Гейята не мог заняться этим делом? Но я взял себя в руки и ничего не сказал.
Изменения в Вакаане оказались более скверного характера, чем я предполагал. Я понимал, что все сказанное Чезом — ложь. Хебрус, может быть, и развлекался с молодыми мужчинами, но типы, в которых он влюблялся, во многом походили на него самого — такие же утонченные, нежные, зачастую переживавшие лишь первый роман в своей жизни. К тому же Хебрус был моногамен и не изменял своему любовнику, пока роман не заканчивался сам собой. И если он искал нового партнера, то на поиски зачастую отправлялся в библиотеки, концертные залы или картинные галереи. И наконец, Хебрус никогда не пил.
Меня охватила дрожь. Вакаан всегда был опасным местом, прячущим смертельную угрозу за фасадом улыбки. Особы, ведущие себя чересчур вызывающе, просто исчезали без всяких следов, словно никогда и не существовали.
Хебрус был убит, это ясно, но вовсе не из-за любовных страстей. И может оказаться весьма трудным выяснить причины. Еще я отметил тот факт, что неделю назад, когда мы подплывали к берегам Вакаана, здешние маги запросто могли ощутить наше прибытие. Все мои чувства напряглись. Я вовсе не считал себя паникером. Даже после того, как столкнулся с демоном в образе Сенака и ощутил противоборство нашему желанию добраться до Королевств Ночи.
Я должен найти время выяснить причины смерти моего друга и, если удастся, отомстить за него. Но это позже.
Теперь же предстояла встреча с королем Гейятом.
— А почему, — спокойно спросил Чез у Джанелы, когда наша гондола продвигалась по каналу к королевскому дворцу, — вы не явились ко двору, прежде чем покинуть Вакаан? Наверное, стоило бы. Ведь ваша семья занимает более чем почетное положение.
Глаза Джанелы на мгновение вспыхнули, но она быстро взяла себя в руки.
— Спасибо вам за комплимент, Чез. Но мне вообще было запрещено пребывать в Вакаане после того, как я отвергла брачное предложение, поскольку это помешало бы мне заниматься изучением магии. Я думала, вы знаете.
— Для меня эти тонкости имеют небольшое значение, — сказал солдат. — Хотя в такие времена опасно пренебрегать даже мелочами.
Я вмешался:
— Чез, наш сопровождающий Рапили сказал, что у вас тут происходили восстания против короля, но в подробности не вдавался.
— Рапили хороший солдат, — одобрительно сказал Чез. — Он знает, что такие темы не стоит обсуждать с чужестранцами. Тем более что он понятия не имел о ваших… особых отношениях с королевской фамилией.
Тут я ему не поверил, но спорить не стал.
— Но ведь все равно до ваших ушей дошло бы, — сказал он, — что нашлось несколько введенных в заблуждение дураков, решивших, что милость короля безгранична, и обвинивших его в тех неудачах, которые боги наслали на нас. Объявились ложные проповедники, народные вожди и устроили такую смуту, которой нормальному солдату хватило бы на несколько дюжин жизней.
Чез старался говорить равнодушно, но я чувствовал, что прошедшая резня доставила ему немало удовольствия. Я был слишком опытным и слишком наблюдательным, чтобы меня одурачил такой человек, как он.
Он продолжал:
— Сочли необходимым принять соответствующие меры, а иногда приходилось пойти и на казни.
— Во время плавания сюда мы видели следы произошедшего, — сказала Джанела.
— Это не совсем то, — сказал Чез. — Разрушенный город, районы, на торговлю с которыми король наложил запрет, — это слабые следы. В конце концов, не могли же мы оставить более серьезные следы на лицезрение вновь прибывающим.
— А нельзя ли более подробно? — спросил я.
Взгляд Чеза стал ледяным. Он долго смотрел мне в глаза, затем отвел взгляд, устремив его туда, где над водой вздымались голубые фонтаны, ниспадая вниз золотистыми на солнце струями.
Я вспомнил, чем еще занимались маги Вакаана — сторожевые города на его границах сплошь состояли из оживленных трупов, а земли выжигались колдовством до состояния пустыни, — и солнечные лучи сейчас здесь показались мне холодными, как иней.
В облике королевского дворца ничто не указывало на то, что у короля есть какие-то проблемы. Дворец раскинулся на пяти островах в центре Ирайи, и золотые купола над ними отправляли великолепие солнечных лучей во все стороны света. Сады представляли из себя чудеса совершенства, и те же звери и птицы, прирученные с помощью магии, бродили и летали здесь, как и прежде. Сады заполняли толпы беззаботно гуляющих благородных мужчин и дам со свитою; расхаживали тут и обеспокоенные просители; обретались здесь и приличествующие каждому двору бретеры, ищущие возможности затеять ссору. Хотя и тут заметны были перемены — в прошлые времена сюда допускались простолюдины и торговцы, ожидающие решения по своим прошениям. Возможно, теперь у короля Гейята существовали другие способы, которыми он разрешал проблемы людей из низших классов, а может быть, сегодня был как раз тот день, когда во дворец допускалась лишь знать.
Джанела, несмотря на все усилия сохранять спокойствие, взирала на окружающее с тем же благоговением, как и я, когда впервые оказался здесь, впрочем, если говорить честно, я всегда ощущал себя тут вновь прибывшим, каждый раз поражаясь ослепительному великолепию.
Наша гондола остановилась у причала, и нас встретил почетный караул. Когда мы с Яношем в первый раз оказались в Ирайе, у караула была белая форма с золотом, а вооружены они были декоративным оружием, предназначенным лишь для церемониала. Теперь перед нами предстали стражники с безукоризненной выправкой, в черно-красной униформе, с начищенным настоящим оружием, которое, очевидно, не раз побывало в бою. Я обратил внимание на то, как официально, но несколько по-свойски они приветствовали Чеза, и, даже не будучи военным, понял, что это отборные, испытанные войной солдаты.
Пока мы шли по широкой дорожке, окаймленной бордюром из разноцветной слоновой кости, я расспрашивал Чеза о его стражниках.
— У нас одна цель — служить королю Гейяту всеми доступными нам методами и защищать его жизнь и королевство, не щадя ничего, даже самих себя. — Голос Чеза звучал торжественно, как во время присяги.
Я придал себе встревоженный вид.
— В предыдущие мои визиты сюда я видел дворцовую стражу, выполняющую чисто церемониальные функции. Я надеюсь, сейчас-то никто не замышляет… никаких действий против короля?
— Пока еще нет, — мрачно сказал Чез. — Но мы готовы ко всему.
— Так, значит, король Гейят сам создал корпус ваших стражников? — спросила Джанела.
— Нет. Он был учрежден министром Модином.
Ни Джанела, ни я не знали этого человека, не упоминалось о нем и в посланиях Хебруса.
— Прошу прощения, Чез, — сказал я, — но мне неловко сказать, что я незнаком с этим человеком. Может быть, вы расскажете о нем хоть немного? Мне не хотелось бы выглядеть невежественным, особенно в вопросе, касающемся такой важной персоны, какой, очевидно, является этот министр.
Чез охотно проинформировал нас.
— Модин является одним из наиболее доверенных советников короля Гейята. Большой интерес проявляет он и к нашему корпусу. Но он не стремится к власти или роскоши, оставаясь в тени, служа лишь благу Вакаана и нашего короля.
Чез, сам не понимая, рассказал мне больше, чем намеревался по прибытии в наш дворец. Итак, Модин являлся реальной властью или полагал себя таковой, прячущейся в тени трона?
Модин или человек, подобный ему, как явление меня не удивлял. У короля Домаса, отца Гейята, были все типичные замашки великого монарха. Множество королей впадали в одно и то же заблуждение: они никак не могли поверить, что смертны, как и все остальные, что рано или поздно приходится уступать место новому, молодому, здоровому. Так произошло и с его старшим сыном, как понял я по прошествии лет. До этого я виделся с принцем раз или два и почувствовал, что король Домас намеренно держит его подальше от трона и от познания законов правления. Я так и не узнал, что тому было причиною — то ли принц его чем-то оскорбил, то ли его присутствие напоминало королю, что наступит его время и придется предстать перед Черным Искателем.
У меня и самого были проблемы с Клигусом, поэтому я вовсе не собирался выступать судьей во взаимоотношениях отца с сыном. И я старался не думать об этих затруднениях и о том, как будет управляться народ Вакаана после смерти Домаса. Но неужели король Домас даже в последние годы жизни так и не понял своей ошибки и не привлек к себе Гейята, дабы внушить сыну мудрость справедливого правления? Видимо, нет, иначе бы я уже знал о существовании Модина. Тем не менее я рискнул спросить об этом.
— Модин лет шесть или семь назад управлял отдаленной провинцией, — ответил Чез. — Мудрость его и способности обратили на себя внимание короля Гейята, с радостью обнаружившего в нем великого мага, и он привлек его к управлению.
Я припомнил некое демоническое существо, тоже явившееся из далекой провинции и с которым мне недавно довелось схватиться лицом к лицу, но тут же мои мысли потекли в ином направлении. И мысли эти показались мне неутешительными, едва я разглядел красно-черных стражников среди толпы знати и их свит, теснящихся у дворца.
Красное и черное… Добавить еще один цвет, золотой, и получатся геральдические цвета принца Равелина, сгубившего душу Яноша, чудовища, убитого мною в призрачных развалинах близ Ирайи.
Когда мы добрались до главного дворцового здания, я разглядел еще кое-что новенькое: возле основного архитектурного комплекса маячило странное пятиэтажное строение из золота, искусно отделанное материалом, похожим на слоновую кость. Я указал на него Чезу.
— Да, — сказал он. — Этого раньше не было. Построено недавно. Это гарем короля Гейята.
Я постарался ничем не выдать удивления. Хотя, например, о личной жизни короля Домаса никто ничего не знал, не то что иностранец, но и многие придворные оставались в неведении.
Чез пошел в нескольких шагах впереди нас, а я посмотрел на Джанелу, не сводящую глаз с того строения. Теперь, когда мы подошли поближе, стало ясно, что отделка из слоновой кости носит не декоративный характер, а маскирует различные запоры.
— К тому же наверняка и евнухами охраняется, — пробормотала Джанела. — Итак, кастрация мужчин и заточение в тюрьму женщин… Королевская власть во всем своем блеске.
То, что лично я считал величайшим чудом Ирайи, находилось в трехъярусном зале для аудиенций. Нижний ярус предназначался для низших классов и, как правило, был самым людным. Теперь же там было почти пусто. Чез провел нас по ступеням на второй уровень, для благородных, где нынче было теснее, чем внизу, а затем и на третий, предназначенный для магов и высших придворных чиновников. Тут надо всем возвышался золотой королевский трон.
Здесь же находилось то, к чему невольно устремлялись все взоры: модель самого Вакаана, со всеми поселками и городами, реками и огромной горой за городом. Я знал, что если внимательно присмотреться, то там можно различить человечков, зверей и даже птиц. Все это было сделано не для красоты и поражения воображения, а являлось могущественным инструментом, с помощью которого управлялось, наблюдалось и контролировалось королевство. То, что производили маги здесь, над моделью, переносилось в реальное пространство королевства, будь то паводок, дождь или прекрасная погода для сбора урожая. С помощью модели можно было карать и миловать издалека, и это творение я считал величайшей работой магии.
Обычно вокруг этого места было тихо, лишь бесшумно двигались рядом маги, спокойно насылая заклинания в избранную точку. Но только не сегодня. Мне казалось, что заклинания не достигают цели или просто неправильно сотворены, поскольку неожиданно отдельные районы королевства начинали дрожать и рассмотреть их было крайне тяжело, словно через пелену горячего воздуха, а то и просто целиком исчезали, оставляя лишь гладкую поверхность на своем месте. Иные районы слегка поворачивались, оказываясь совершенно не сцепленными друг с другом, совершенно разрушая общую стройную картину.
И дело было вовсе не в том, что моделью никто не занимался. Нет, вокруг нее толпились, потея, два десятка, если не больше, магов с их учениками, бормоча заклинания и размахивая жезлами и кадильницами. В ряд стояли жаровни, устремляя вверх ароматные дымы от благовоний, а на модель торопливо наносились мелом мистические символы.
Главным, судя по всему, магом, деловито распоряжающимся здесь, был хрупкий красивый молодой человек, не старше Джанелы, на дюйм или два пониже меня. Он здорово смахивал на лисицу, причем не в карикатурном смысле этого слова, просто на его остреньком личике, гладко выбритом, что не часто встречалось при дворе, тревожной жизнью жили проницательные глаза, не пропускающие ничего вокруг. И двигался он, как лисица, живо, грациозно, перемещаясь от мага к магу и отдавая приказы. Он часто хмурился, явно едва сдерживая злость.
На нем были голубая шелковая туника и такие же шаровары, а ярко-красный шарф, стягивающий талию и закинутый за плечо, своим цветом указывал на его прямое отношение к стражникам. Поэтому я сразу понял, кто это такой.
— Должно быть, это и есть министр Модин? — спросил я.
— Именно он, — с глубочайшим почтением ответил Чез.
Нас подвели к трону, и я обратил все свое внимание на человека, сидящего на нем, вернее, полулежащего. Король Гейят заметно повзрослел с тех пор, как я видел его последний раз. Его отец Домас был крупным, медведеподобным мужчиной. Таким же стал и Гейят. Но если Домас сидел набычившись, подавляя всех своим присутствием, то Гейят, развалившись на троне, баюкал там свой выпирающий живот, а щеки свисали по обеим сторонам лица. Темные волосы и борода его были острижены коротко. Он походил не столько на короля, сколько на отдыхающего сказочного обжору. Если отец довольствовался золотым обручем на голове, часто им поигрывая, то Гейят носил искусно выделанную корону с драгоценными камнями. После того как я узнал о существовании гарема, я ожидал увидеть его в окружении наложниц, но их не было, может быть, пока, и король полагал, что сейчас самое время показать себя именно в таком виде. Я ожидал, что Чез объявит о нашем прибытии, но был удивлен громовыми раскатами королевского голоса:
— Господин Амальрик Антеро из Ориссы и госпожа Ликус из Вакаана, предпочитающая ныне называться Джанела Кетер Серый Плащ, вы можете подойти к нам.
И вновь я был удивлен. То ли король Гейят не обращал внимания на детали этикета, а может быть, просто наше прибытие сюда считалось таким важным событием, что нас почтили такой вот честью, выделяя из толпы.
Он обладал таким звучным, глубоким, раскатистым голосом, что какой-нибудь герольд, воскреситель, магистр или генерал не один бы год потратил, отрабатывая соответствующее звучание. Как мы потом выяснили, в процессе речей короля все слушающие подпадали под очарование его голоса, не сразу понимая, в чем же смысл сказанного, тем более что смысла там зачастую вообще не было.
Джанела поклонилась, я же стоял прямо, как разрешил мне король Домас много лет назад.
— Добро пожаловать в Вакаан, — продолжал Гейят. — Да будет ваше пребывание здесь плодотворным и радостным, и да будут исполнены все ваши желания.
Краем глаза я заметил какое-то торопливое движение, и вот рядом с троном очутился министр Модин. С его лица исчезла присутствовавшая минуту назад злость, и теперь он изображал придворную улыбку.
Гейят кивнул ему.
— А это, достопочтенные гости, господин министр Модин. Мой добрый друг и самый доверенный советник.
Модин слегка поклонился.
— Благодарю вас, ваше величество. Я так рад познакомиться с нашими путешественниками.
Мы обменялись поклонами. Его глаза осмотрели меня, затем остановились на Джанеле. По крайней мере по взгляду можно было понять, что этот человек представляет собою не просто декорацию, но настоящего мастера-воскресителя. Вы можете думать что угодно, как бы говорили его глаза, но мне известен каждый ваш секрет.
Наконец он сказал:
— Король и я хотели бы выразить соболезнования по поводу кончины вашего доверенного лица, который, насколько я понимаю, был и вашим другом.
— Да, да, — сказал Гейят. — Жаль парня. Мне кажется, я встречался с ним, не так ли?
Теперь я понимал, в чем дело. Вряд ли Гейят репетировал эту сцену. Вот только зачем Модину понадобилось обставлять дело так, словно наше прибытие сюда — дело очень важное?
— Встречались, — сказал Модин, — но какое-то время вам не удавалось с ним повидаться, и вы даже выражали по этому поводу свое сожаление незадолго до его несчастливой кончины.
— Ну да, ну да, — согласился Гейят. — Как поживает Орисса? Надеюсь, хорошо, и также надеюсь, что вы приехали сюда не для того, чтобы мы решали за вас ваши проблемы. У нас и своих полно, как вы, должно быть, заметили. — Он неопределенно махнул рукой в сторону макета.
— Нет, ваше величество. Все, чего мы просим, это лишь любезности с вашей стороны.
— Этого все добиваются, — продолжил Гейят. — А потом эти любезности, будь они прокляты, превращаются в небольшие поместья, а потом в большие, а затем в целые края, со своим золотом и ротой, а то и полком солдат… — Голос его стих, оборвавшись, я мог бы поклясться, эхом.
— На самом деле, — сказала Джанела, — мы просим даже не милости, а простого разрешения.
Гейят пристально посмотрел на нее. Несмотря на всю его снисходительность, он тем не менее занимал трон наиболее могущественного королевства в известной нам части мира, трон, который еще никому не удалось захватить насильно.
— Что ж, просите.
— Мы хотели бы получить разрешение, — прямо сказала Джанела, — отправиться на восток.
— Но зачем? Там же нет ничего, кроме океана. Боги не поощряют такие экспедиции. Мой собственный отец рассказывал однажды о таком же вот случае, который произошел… ну, в общем, не помню, это было еще во времена отца отца отца моего отца. В общем, там все плохо закончилось или та экспедиция просто пропала. Кроме того, Джанела, как жительница Вакаана вы должны бы знать, что на востоке вааканцам ничего хорошего ждать не приходится. Ни в прошлом, ни в будущем.
Я решил вмешаться:
— Ваше величество, будьте снисходительны к чужестранке и госпоже Серый Плащ. Как видите, я достиг такого возраста, когда просто боишься помереть в собственной постели от скуки.
— А я нет, — сказал Гейят. — Если я там и помру, то только не от скуки. — И он сладострастно захихикал.
— Но ведь я-то не король, а всего лишь торговец да путешественник, который и счастлив только тогда, когда перед ним открываются виды, ранее им не виданные.
— А вот это мне непонятно, — сказал Гейят. — По-моему, кругом одна и та же тоска. И живут там какие-нибудь дикари, которые считают себя тоже цивилизованными, и лишь потому, что не съедают вас живьем на обед.Он обратился к Модину:
— Ну а вы, маги, что можете сказать об этом? Я имею в виду путешествие на восток. Запрещено это богами или нет?
— Я не знаю таких запретов, которые бы распространялись на иностранцев, — сказал Модин. — Чего нельзя сказать о наших согражданах, ваше величество. Именно поэтому мы, если вы припомните, и учредили службу береговой охраны. Что же касается иностранных граждан, к числу которых теперь принадлежит и госпожа Серый Плащ, отказавшаяся от своего права быть вашей подданной, то в наших законах или установлениях по традиции таковых запрещающих законов не существует.
— Ну и зря, — сказал Гейят. — Потому что на востоке, кроме зла, ничего не найдешь. Все знают об этом.
Мы предвидели именно такую реакцию и подготовили соответствующие убеждающие аргументы для Гейята. Мы даже рассматривали на случай отклонения нашей просьбы вариант самовольного отплытия, рискуя тем самым навлечь на себя гнев магов Вакаана, если они прознают о нашей уловке. Зато очень странной мне показалась вялая реакция на наше прошение со стороны Модина.
Гейят внезапно зевнул.
— Ну да ладно, — сказал он. — Как сказано, иностранцы сами вольны поступать, как им заблагорассудится. Разберитесь с этим делом, Модин.
— Благодарю вас, ваше величество. Я понимаю, что у вас есть более неотложные дела, — сказал Модин.
— Да, да, — сказал Гейят и улыбнулся Джанеле. — Каким бы ни было решение, Джанела, надеюсь снова увидеть вас при дворе. Вы столь красивы, а я всегда являюсь поклонником красоты.
Мы поклонились, заметив, что, разумеется, мы не уедем, не появившись еще раз, и будем только счастливы вновь повидаться с королем. Нас проводили на нижний уровень. Я полагал, что теперь нам предстоит приватная беседа в отдельном помещении с министром Модином, где мы окончательно обсудим интересующую нас тему. Вместо этого он отвел нас в сторону, к перилам.
— Итак, на восток? — задумчиво сказал он. — Нет ли у вас другого мотива для совершения этого путешествия, нежели чистое любопытство, если вы постеснялись говорить о нем в присутствии короля?
— Нет… — Я сделал паузу, которая выглядела искусственной. — Кроме, пожалуй, одного. Я, может быть, и стар, но тем не менее остаюсь в душе торговцем. Вдруг мы наткнемся на что-нибудь стоящее с точки зрения торговых интересов Ориссы…
— И тогда вы вернетесь сюда, в Ирайю, и обсудите это дело с соответствующим министром двора, чтобы выяснить, не явится ли такая торговля интересной и для Вакаана, — закончил за меня Модин.
— Совершенно верно.
И тут меня ожидал очередной сюрприз. Я ожидал, что он постарается сейчас избавиться от нас, сообщив, что объявит о своем решении позже. Но он сказал:
— Как я и говорил королю, не вижу причин, по которым нельзя было бы разрешить вам ваше путешествие, хоть я и считаю его безрассудным. Вам запрещается только брать с собой подданных нашего королевства, а любые требуемые вам припасы должны быть оплачены золотом, без расчета в кредит. Как сказал король, с востока еще никто не возвращался, но я выражу надежду, что таковая судьба не ждет великого человека по фамилии Антеро. И еще я хочу потребовать, чтобы ваш отъезд совершился в течение двух недель.
Я от изумления разинул рот, так же как и Джанела. Министр Модин позволил себе улыбнуться.
— Отец короля Гейята позволял себе бесконечные затяжки в делах, — сказал он. — Но мы ввели новые методы. Коли решение очевидно, зачем же откладывать? Так что вы получили разрешение. Но, как сказал король, не премините поприсутствовать на придворных празднествах. Там вы скучать не будете, особенно если учесть, что вскоре вам предстоят дни и недели плавания, когда вокруг ничего не будет, кроме воды и пустоты. А теперь прошу прощения. Вас проводят до дома. — Он поклонился и торопливо направился наверх, к своему распадающемуся макету Вакаана.
Мы с Джанелой обменялись недоуменными взглядами, но промолчали. К нам приблизились два стражника и поклонились.
Все оказалось слишком просто. Сначала король Гейят оказался должным образом проинструктированным относительно нашего прибытия, затем дело прошло стремительное обсуждение. Складывалось такое впечатление, что о нашей просьбе уже знали и самое решение приняли еще до нашего появления здесь. И все это не предвещало ничего хорошего.
Что-то тут было не так. И нам следовало побыстрее пускаться в путь.
Назад: Глава 4 ПУТЕШЕСТВИЕ НАЧИНАЕТСЯ
Дальше: Глава 6 НЕВИДИМАЯ ЛОВУШКА