Глава 19
КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ
Скорбь, охватившая меня после убийства Клигуса, почти все скрыла от меня. Если бы кто-то даже еще вчера сказал мне, что я буду ощущать такую боль, я назвал бы такого человека лжецом. Но когда я увидел эту родную плоть, превратившуюся в труп, то все ранее сдерживаемые эмоции, вся злость и вина, вкупе с растерянностью, присущей каждому человеку в такой ситуации, парализовали меня. Я не плакал, нет. Не падал в обморок. Я стоял, не в состоянии двинуться с места, и взирал на человека, которого боги даровали мне в сыновья.
Несмотря на собственную слабость, Джанела нашла в себе силы сказать Квотерволзу, что надо сделать, а сама, с помощью Пипа, отвела меня в наши апартаменты. Она дала мне чего-то выпить, чтобы я успокоился, затем обняла меня, пока ее собственная слабость не одолела ее и она не уснула.
Но отдыхать долго нам не пришлось. Утром в дверь забарабанили. Ворвался Квотерволз и сказал, что нас вызывает король.
Плохо соображающий после снотворного, я поплескал себе на лицо водой и кое-как оделся. Джанела зашевелилась и спросила, что случилось.
— Король зовет, — сказал я. — А ты спи. Я сам с ним разберусь.
— Прошу прощения, мой господин, — вмешался встревоженный Квотерволз. — Но курьер говорит, что вы оба должны предстать перед королем. Я пытался спорить, но там в вестибюле находятся солдаты короля, и они намерены добиться выполнения его приказа.
Джанела подскочила в постели.
— Что происходит? — спросила она. Лицо ее посерело от усталости, а глаза лихорадочно блестели. Мне не требовалось особенно внимательно смотреть на нее, чтобы понять — на этот раз ей необходим гораздо более длительный срок для восстановления сил.
Но я лишь повторил то, что сообщил Квотерволз, и сказал, что уж раз король присылает курьера, а с ним и солдат, то лучше подчиниться.
Для нас, столь чтимых в Тирении героев, которыми мы являлись до сих пор, встреча в тронном зале короля Игнати была организована не очень-то радушно.
Здесь было по-прежнему мрачно, освещался лишь трон, а солдаты с какой-то нервозной торопливостью подгоняли нас, когда мы шагали по полу, на котором были высечены имена тиренских героев. Мне показалось, что они выполняли возложенное на них задание как-то неохотно и даже как бы стыдясь.
Солдаты, как и я, испугались, увидев демона, стоящего рядом с троном Игнати.
Огромных размеров, как и все демоны, он походил на ящера. Он стоял на двух задних лапах, как те ящеры, которые охотятся на шакалов среди холмов в окрестностях Джейпура. Рыло его было огромным, глаза горели раскаленными углями, а мешочки ядовитых желез по обеим сторонам шеи раздувались и розовели от злобы.
Когда мы подошли, змеиный язычок вырвался из пасти демона.
— Так вот эти смертные, — прошипел он, — которые доставляют столько хлопот моему королю.
Игнати свирепо поглядывал на нас со своего трона.
— Во всем виновато мое доброе сердце, — сказал он. — Разве не пошел я на это лишь для того, чтобы доставить удовольствие толпе? Не так ли, Тобрэй?
Я оторвал взгляд от демона, чтобы посмотреть, кто еще находится здесь. Поначалу, кроме солдат и охранников, я заметил лишь Тобрэя. Затем у дальней стены разглядел лениво привалившуюся длинную фигуру Вакрама, и мне стало любопытно, что он тут делает. Но я нигде не видел его патрона, принца Солароса.
Тут только я обратил внимание, что Тобрэй не отвечает на вопрос Игнати.
— Я сказал — не так ли, Тобрэй? — повторил король.
Маг явно волновался, но нашел в себе мужество ответить достойно:
— В данном случае, ваше величество, — сказал он, — я думаю, вы были правы, прислушавшись к мнению народа.
Демон-посланник недовольно зашипел.
— Как ты смеешь говорить своему королю такое? Ты кто — дурак или предатель?
Игнати тоже нервничал. Ему явно не понравилось, что демон позволяет себе такие вольности с королевским подданным. Даже если король и собирается кого-нибудь обезглавить, ему не понравится совет постороннего, пусть он и советует то же самое.
— Да, да, — сказал король демону. — Я полностью разделяю твое раздражение, Яшура. Но не обращай внимания на Тобрэя. Он хороший малый. И все делает правильно. Вот только говорит, что думает. Я же поощряю такую привычку у моих придворных. — И добавил, повернувшись: — Не так ли, Тобрэй?
— Именно так, ваше величество, — выдохнул Тобрэй. — Это и делает вас величайшим из монархов. И, как служащий вашему величеству честно и без страха, я вновь рискну вызвать ваш гнев просьбой выгнать этого демона вместе с требованиями его короля.
Маг еще больше вырос в моих глазах. Когда мужественный человек говорит мужественно, это нормально. Но когда так говорит Тобрэй, это воспринимается как акт высшей храбрости.
— Вы хотите войны? — взвизгнул Яшура. Игнати покачал головой.
— Разумеется, не хотим. К чему сразу такие слова? Разве два разумных монарха не договорятся между собой, разве они начнут тут же выкрикивать «война», едва услыхав чью-то глупость?
Он протянул руку, словно собираясь покровительственно похлопать демона по плечу, но на полпути до чешуйчатой кожи отдернул.
Я воспользовался этой минутной передышкой.
— Зачем вы нас вызвали так внезапно, ваше величество? — спросил я. — Разве мы нарушили какой-то тиренский закон? Я просто не понимаю. Мы во всем действовали открыто, испрашивая вашего разрешения на каждый наш шаг.
Прозвенел голос принца Солароса:
— Это совершенная правда, отец.
Принц стремительно вышел из незаметной боковой двери. Он был одет наспех.
— Прежде чем мы продолжим беседу, отец, — сказал он, — я хотел бы узнать, почему меня не поставили в известность об этой встрече. Ведь вы же знаете о моем дружеском отношении к нашим гостям из Ориссы. И вы знаете, как глубоко я заинтересован в наших будущих отношениях с королем Баландом.
Игнати фыркнул.
— Я даже знаю, что ты пытаешься в них вмешиваться, — сказал он. — Но время таких штучек миновало. Слишком многое поставлено на кон. Слишком многое. Поверь мне на слово.
Принц заметил Вакрама:
— А ты что здесь делаешь?
Вакрам не смутился. Казалось, его нисколько не тронуло неудовольствие принца.
— Наблюдаю, ваше высочество, — сказал он. — И ничего больше.
— А мне представляется странным, — сказал Соларос, — что мой личный маг находится здесь, ничего мне не сообщив о происходящем.
Не дожидаясь, пока начнется выяснение отношений, Игнати взмахнул рукой, словно отгоняя надоедливых мух.
— Присутствия мага Вакрама потребовал Яшура, сын мой, — сказал он. — Он хотел услышать подробности того маленького происшествия в старом дворце.
Король покачал головой.
— Должен сказать, что все дело представляется мне отвратительным. Все мои маги оказались во власти шарлатанки. К тому же шарлатанки, отвергающей существование богов, не так ли?
— Если бы вы присутствовали там лично, ваше величество, может быть, у вас сложилось бы несколько иное мнение, — сказала Джанела.
— Мнение о чем? — рявкнул Игнати. — О дешевых фокусах или о пропаганде войны?
— Да ведь король Баланд сам провоцирует этот кризис, отец, — сказал принц. — Это он выдвигает требования, в случае выполнения которых мы окажемся в отчаянном положении. И требования эти совершенно неприемлемы. Это к разговору о войне.
— А каковы же цели ваших военных учений, ваше высочество, если не война? — сказал демон.
— Опять это слово, — сказал король. — Война, война. Мне бы хотелось, чтобы вы говорили более дружественным языком. Слово «мир» гораздо милее человеческому языку. Оно звучит как название изысканного блюда. В то время как «война» звучит как… — Король задумался, затем пожал плечами. — Ну не знаю, как звучит. Но в любом случае отвратительно.
Несмотря на всю эту пустую болтовню, я чувствовал, что Игнати все больше раздражается.
— Король Баланд настаивает, чтобы эти военные учения прекратились, — сказал Яшура.
Игнати кивнул и обратился к принцу.
— Ты уж займись этим, — сказал он. — Это требование выполнить несложно. Тем более, сын мой, если подумать, то такие наши действия в самом деле могут восприниматься нашими бывшими… э-э… соперниками как оскорбительные и подозрительные. — Он посмотрел на Яшуру. — На самом же деле эти учения затеяны от скуки, да, именно так. Чтобы поднять моральный дух солдат… Не так ли, Тобрэй?
Маг открыл рот для ответа, но король махнул рукой, призывая всех к тишине.
— Не надо, — сказал он. — Сегодня неизвестно, что ждать от тебя, Тобрэй. Я бы даже спросил: хорошо ли ты себя чувствуешь?
Демон нетерпеливо зашипел.
— А я все-таки требую, чтобы вы признали ваши учения провокацией и немедленно прекратили их, ваше величество, — сказал он. — И еще требую…
Король сурово посмотрел на демона.
— Я должен поговорить с твоим господином, Яшура, о выборе им своих представителей. Мне не нравятся те визитеры, которые чего-то от меня требуют. Здесь я ношу корону, и только я могу требовать. Но если у тебя есть просьба, так и скажи. Хороший король внимательно относится ко всем просьбам.
Демон поклонился.
— Простите, ваше величество, — сказал он. — Пусть будет просьба. Однако должен заметить, что просьба весьма решительная.
Король нахмурился, оценивая эту игру в термины. Затем кивнул.
— Итак, что же именно просит твой господин?
Яшура посмотрел на нас.
— Наказания, — сказал он. Игнати облегченно вздохнул.
— Резонно, — сказал он. — Передай королю Баланду, что я сурово накажу этих двух ориссиан. — И повернулся к Соларосу, подмигнув: — Видишь, как все просто, сын мой?
— Боюсь, что такой ответ нас не удовлетворит, — сказал демон. — Королю Баланду нужно нечто большее, чем ваши заверения.
Игнати нахмурился.
— Что же это? — спросил он.
Демон-посланец не ответил, лишь устремил на короля жесткий взгляд. Король не выдержал первым.
— Видите, что получается? — сказал он Джанеле и мне. — Жизни моих подданных — против ваших. Но не переживайте, я лично, — и он свирепо посмотрел на Яшуру, — попрошу короля Баланда разделаться с вами побыстрее и по возможности с наименьшими мучениями.
Он улыбнулся Яшуре.
— Можешь отправляться, — сказал он. — Проблема решена. Недоразумение устранено.
Но тут завелся Соларос.
— Я не допущу этого, отец! — воскликнул он. — Госпожа Серый Плащ и господин Антеро находятся под моим покровительством. А это все равно, как если бы Баланд попросил мою жизнь!
— Это тоже можно устроить, ваше высочество, — сказал демон.
Игнати побледнел. Затем покраснел от ярости и даже дернул себя за бороду.
— Да как ты смеешь?— воскликнул он. — Как ты смеешь угрожать жизни моего сына? И не говори, что это слово случайно соскользнуло с той мерзкой штуки, которую ты зовешь своим языком! Ты чрезвычайно дерзок и за это посидишь в моих подземельях, посол, за эту свою дерзость, пока твой король не пришлет мне извинений. И вот это уже решительное требование, а не просьба!
Он повернулся к магу.
— Не так ли, Тобрэй?
Тобрэй широко улыбнулся.
— Как всегда, ваше величество, — сказал он, — ваши слова — само совершенство.
Король довольно кивнул. Его реноме во дворце было восстановлено.
Затем он сказал:
— Охрана, избавьте меня от присутствия господина Яшуры. Вы знаете, куда его препроводить. Я не думаю, что мне нужно уточнять.
Солдаты, усмехаясь, отсалютовали и шагнули вперед.
— Вот видишь? — сказал король сыну. — Так делаются дела. Когда меня не будет, вспоминай, как надо действовать. Обращайся с людьми по-доброму, но не позволяй им считать твою доброту слабостью. Иначе…
— Довольно! — воскликнул Вакрам и подскочил к трону.
— Берегитесь! — закричала Джанела. — Это же Баланд! Она выхватила кинжал и бросилась вперед. Ни о чем не спрашивая и без раздумий, я вытащил свой клинок и бросился вслед за ней.
Вакрам развернулся к нам. Он взревел, и одновременно с этим человеческая оболочка слетела с его лица и проступило рыло, обрызгивая нас ошметками плоти и крови, а тело его, корчась, стало расти и расти, разрывая кожу и мантию придворного мага. Перед нами предстал сам король Баланд, король демонов, его единственный глаз горел пламенем ярости, жаркое дыхание обдавало нас серным запахом, а острые когти тянулись к нам.
Из этих когтей с такой силой вылетели дым и пламя, что нас отбросило на несколько футов. Мы упали, и на нас обрушился уже такой заряд дыма и огня, что дышать стало нечем, легкие обожгло.
И вдруг все стихло. Повеяло прохладой. Дышать стало легко. Но двинуться я не мог. Слышно было только, как рядом стонала Джанела.
Над нами стоял Баланд. Его желтые клыки сверкали в широкой ухмылке. А потом он отвернулся, словно мы больше не заслуживали его внимания.
Я огляделся. Возле трона лежали два обливающихся кровью охранника. Король Игнати в ужасе застыл на троне, его сын с обнаженной саблей стоял рядом.
Баланд рассмеялся. Смех этот булькал, как густая жидкость в сточной канаве.
Послышался стук множества когтей, и из мрака явились демоны-солдаты.
Баланд взмахнул рукой, и сабля, выпав из руки Солароса, с лязгом упала на пол.
— Ну а теперь обсудим мои просьбы в более спокойной обстановке? — насмешливо обратился Баланд к тиренскому королю.
Игнати молчал. Он выглядел сейчас очень старым и больным. И крепко схватился за руку сына.
— Моя первая просьба такова, — сказал король демонов. — В День Творца вы любезно подпишете то, что я вам предложил. В честь улучшения взаимоотношений между двумя нашими королевствами на эту церемонию вы приведете этих двух ориссиан. Где сами казните их. А до дня подписания, который наступит через несколько месяцев, эти двое будут содержаться под охраной, которую назначу я. И, если им удастся сбежать, я обещаю, что наказания в Тирении будут суровыми.
Как видите, я настолько заинтересован в мире, что хочу положить конец любым возможностям возникновения конфликтов. Жертва, которой я требую, должна не только привести к тому, что Серый Плащ и Антеро не побеспокоят нас больше, но и к тому, чтобы ни один из смертных больше не смел следовать их примеру.
Он сверкнул глазом на короля Игнати и его сына, все еще молчавших. Я заметил, как принц поглядывает на саблю, лежащую у его ног.
Баланд взмахнул рукой, и сабля, пролетев по воздуху, оказалась у него в когтях. Он усмехнулся.
— К тому же я не могу забыть и о ваших недавних военных приготовлениях. И я хочу, чтобы в день подписания договора на площади построилась тысяча ваших самых лучших солдат. Безоружные, раздетые и закованные в кандалы. В нужный момент они мне понадобятся для решающего благословения. Я думаю, вид тысячи голов будет приятным зрелищем.
Баланд повернулся и насмешливо спросил:
— Не так ли, Тобрэй?
Старший маг шагнул вперед, но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, Баланд метнул в него саблю. Сабля развернулась в полете, засверкала магической энергией, вонзилась в руку мага, лезвие прошло насквозь и воткнулось в каменную стену, пригвоздив мага к ней.
Тобрэй издал стон, но не вскрикнул. От усилий удержаться от унизительного вопля у него даже кровь выступила на губах.
— Итак, ваше величество, — сказал Баланд. — Что вы думаете о моих просьбах? Потребуете ли вы их выполнения, как и надлежит мудрому монарху?
Игнати, слишком ослабевший, чтобы отвечать, лишь отрицательно покачал головой. За него ответил сын:
— Ты видел его ответ. Если из-за этого нам суждено умереть, пусть будет так. Но вот что я скажу тебе, Баланд: как только мы погибнем, тебе лучше убираться отсюда как можно быстрее, потому что наши подданные наверняка отомстят за нас. А если ты сбежишь, их решимость вести войну лишь возрастет.
— Я вижу, ты все еще полагаешь, что у вас есть выбор, — сказал Баланд. — Что ж, я тебя разочарую.
Он взмахнул рукой, и Игнати подался вперед. Еще взмах, и король пронзительно вскрикнул. Грудь его вздулась, разрывая одежду.
Принц прыгнул вперед, но Баланд ударом лапы сбил его с ног. Жуткий вопль короля эхом разнесся по залу, и тут сердце его, разодрав грудную клетку, вылетело и оказалось в когтях Баланда. Демон сжал его, и король закричал еще ужаснее.
Баланд опустил сердце так, чтобы принц его видел. Соларос сидел на полу с раскрытым ртом.
— Вот жизнь твоего отца, — сказал Баланд. — А теперь соображай быстро. Ты соглашаешься с моими предложениями, а я возвращаю Игнати жизнь. Или ты продолжаешь упорствовать, и в этом случае…
Он вновь сжал сердце, и Игнати закричал еще громче.
— Мы согласны, — выдохнул принц. — А теперь прошу тебя, не мучай его больше.
— Ты отвечаешь за свои слова? — спросил король демонов. Еще раз сжал сердце, еще один крик.
— Отвечаю, — всхлипнул принц.
Баланд кивнул.
— Как будет угодно вашему высочеству.
Он медленно подошел к трону, улыбнулся страдающему Игнати и вложил сердце тому в грудь. Он подул на зияющую дыру, и в мгновение ока не осталось следов ни от кровавой раны, ни даже от разрывов в одежде.
Баланд похлопал короля по плечу.
— Я рад, что теперь вы оба разделяете мое мнение, — сказал он. Баланд повернулся к Яшуре.
— Проследи, чтобы мои пожелания были выполнены, — сказал он. Затем указал на нас с Джанелой. — Особенно те, что касаются этих двух. И до моего возвращения в Тирению я не должен даже вспоминать о них.
Яшура поклонился, и тут же тьма закружилась вокруг Баланда. Она окутала его плащом… и он исчез.
И вновь я стал узником короля. Но только теперь не такого жестокого, как Азбаас, или деспотичного, как архонты, некогда правившие Ликантией. А короля Игнати, сдавшегося от боли, загнанного в угол.
Несмотря на все свои заблуждения, он любил своего сына. А сын любил его.
И из-за этой любви должны были умереть мы, а с нами еще тысяча человек.
В эти свои последние дни я не страдал от физических мучений. Нас заперли в наших апартаментах, а оставшиеся при мне в качестве слуг Квотерволз и Келе заверили меня, что остальные наши люди содержатся в схожих условиях.
Демоны охраняли нас днем и ночью. Несколько раз в день демоны обнюхивали нас, удостоверяясь, что мы не занимаемся магией.
Не было никакой надежды на побег.
Джанела не сразу восстановилась после выпавших на ее долю испытаний. Но ей становилось все лучше, и она каждый день уговаривала меня не отчаиваться. И я говорил ей: да, любимая, я знаю, как сильны волны надежды и жизни. И я старался выглядеть по возможности спокойным, чтобы не волновать ее.
Вы, возможно, уже заметили, какие нежные выражения применяю я. Это не игра в слова. Джанела действительно моя любовь. И мне кажется, с самого начала нам обоим было понятно, что нам не избежать любви.
Я не сожалею о тех напрасно потраченных днях и ночах, проведенных нами порознь. Потому что иначе все было бы по-иному. Может быть, это отразилось бы на нашей совместной деятельности, дружбе во время этого грандиозного приключения. И наши объятия омрачались бы виной перед Яношем и другими смущающими обстоятельствами, такими, например, как рассуждения: действительно ли это любовь или просто изощренная ирония судьбы?
Я не могу точно вспомнить тот момент, когда мы наконец стали одним целым.
Я даже не помню, день это был или ночь. Но мне кажется, что в тот момент я как раз делал свои записи в этом журнале. И тут, ощутив руку Джанелы на плече, я повернулся к ней. Она стояла с бокалом вина в руке для меня, улыбаясь, но, когда взгляды наши встретились, улыбка исчезла, а я просто погрузился с головой в темные глубины ее глаз.
И тут мы словно вернулись в джунгли, на берег, где купались тогда Джанела и остальные наши женщины. И я уже не стал отворачиваться, а подхватил ее на руки и отнес на песок, где мы занимались любовью, пока в сладостную тьму ночи не полетели искры костров.
А потом мы оказались в той целомудренной постели, в Ирайе, где разыгрывали любовников, чтобы одурачить Модина. Но только на этот раз я был юн, а скользнувшие вниз руки Джанелы ощутили мою мощь. Она рассмеялась и, отбросив покрывала, оседлала меня и помчалась, пришпоривая меня и размахивая гривой волос, как дикая степная кобыла.
Для меня она слилась с образами Омери и Диосе. Наша любовь наполнилась огнем и страстью, оставаясь нежной и мечтательной, и вокруг зазвучали волшебные флейты. Она иногда даже становилась для меня Мелиной с дразнящими глазами и ласками, но раздвигающей бедра при первом же прикосновении.
Но все же она оставалась самой собой, Джанелой. Таинственной и неуловимой, как шлейф колдуньи. Женщиной, уносящей меня туда, где исчезали все тревоги. Мы занимались любовью в горных долинах. Бежали по сугробам к горячим гейзерам. Забирались под покров густых ветвей деревьев и срывали с себя одежды. Лежали, тесно прижавшись друг к другу, на палубе какого-то корабля, и вокруг шумели волны и ветер.
А однажды она сотворила кувшин с вином и медом, и мы, обмазав друг друга, по очереди слизывали пьянящую сладость друг с друга, пока не оставался только вкус любимой кожи.
Но больше всего мне нравилось то праздное время после любовных утех, когда мы лежали просто так и болтали о далеких землях, о живущих там людях и о собственных мечтах. Потому что разговаривать с Джанелой — это все равно что разгадывать тайны звезд. И с волнующим страхом узнавать, почему луна показывает нам только одну сторону своего лика и что будет, когда солнце сгорит.
Как-то она напомнила мне рассказ принца Солароса о тех старейшинах, которые отыскали дверь в мир более совершенный и скрылись туда, так и не вернувшись.
— Мне кажется, Амальрик, я знаю, как открыть эту дверь, — сказала она.
— Так открой ее немедленно, — сказал я. — И мы освободимся из этого плена.
Джанела покачала головой.
— Существует небольшое условие, — сказала она.
— Какое же?
— Требуется для начала умереть.
— Ну и что? — сказал я. — Баланд все равно собирается убить нас. Зачем доставлять ему это удовольствие?
— Есть и еще кое-что, — сказала Джанела. — Нам необходимо избавиться от Баланда.
— Что-то уж слишком много для того, чтобы оказаться в загробной жизни, — усмехнулся я. — Ну да ничего. Чем меня теперь разочаруешь? Я уже видел два Далеких Королевства, и ни одно из них не стоило их мифической репутации. Сказать правду, Джанела, я не против того, чтобы покончить с жизнью прямо сейчас. Пусть даже и нет никакого соблазнительного другого мира. Просто я стар. Даже в теле молодого человека я стар. Достаточно я пожил. Я буду сожалеть лишь о том, что расстаюсь с тобой. И закончится мой самый увлекательный роман. Я взбирался в горы. Я видел далекие звезды. Я уплывал уже в неизведанное и возвращался. И теперь пора отдохнуть.
Джанела молчала.
— Я обидел тебя? — спросил я. — Извини, если так. Я лишь размышлял вслух. Иногда это не очень умно.
Джанела смахнула слезу.
— Ты не обидел меня, любовь моя, — сказала она. — Я сожалею только о том, что не могу обеспечить достойного завершения мечты твоей жизни.
Я обнял ее.
— Не о чем сожалеть. Кроме того, я уже заканчиваю свои записки. На них ушло больше времени, чем я предполагал, но мне не хотелось ничего упускать.
Я посмотрел на стол, где в углу, ожидая продолжения, высилась кипа страниц.
— Близится День Творца, — сказал я. — И мне лучше заняться продолжением рукописи до последней возможности. Вдруг я забуду то, что явится ключом к спасению Ориссы? Вряд ли, конечно. Но если все-таки так случится и я пропущу что-то, то стану самым несчастным призраком.
— О, ты будешь замечательным призраком, Амальрик, — сказала Джанела. — И очень привлекательным. Вот увидишь, сколько женских призраков потянутся к тебе с желанием схватить в объятия. И ты будешь бродить по земле и всех ободрять, поддерживать и улыбаться. И никогда не узнаешь, что они будут желать лишь твоего несуществующего тела.
— Я думаю, надо мной будут смеяться, — сказал я. Джанела широко округлила глаза.
— Смеяться? — сказала она. — Над великим Антеро? Ну что вы, мой господин. Только не над вами…
И я заставил ее замолчать, закрыв рот поцелуем.
А начал я эту рукопись вскоре после того, как Джанела восстановила свои силы.
Мы вдвоем, да еще Квотерволз с Келе, много часов провели за обсуждением сложившейся ситуации и пришли к выводу, что любой ценой мы должны предупредить Ориссу. И я обращаюсь с мольбами ко всем богам, милостивым к нам: помогите это сделать, помогите попасть туда моим рукописям. В этих воспоминаниях может отыскаться средство остановить вторжение короля Баланда в Ориссу.
Слишком много поколений потратили свои силы на то, чтобы выбраться из того пепелища, которое осталось после последнего нашествия демонов на нас. И я боюсь, что после нового вторжения нам уже не оправиться.
Большая часть нашего мира все еще пребывает во тьме невежества. Только Орисса да еще несколько мест просвещены знанием. А ведь мы могли бы создать мир, по сравнению с которым даже деятельность старейшин показалась бы бледной. Как узнали мы в Тирении, старейшинам сильно не повезло. Да и сами они были не идеальными, порой пользовались и недостойными методами, устраивая резню, грабеж, порабощая другие племена при создании собственной державы. Они ревниво охраняли свои тайны, не делясь знаниями ни с кем.
И в конце концов именно старейшины оказались виновниками поражения человечества. Потому что, когда явились демоны, отпор им старейшины вынуждены были давать в одиночестве. Остальной мир был просто не в состоянии помочь им. И старейшины оставили простых смертных на произвол судьбы, скрывшись за последними стенами своего королевства. Которое мы знали под очень подходящим названием — Королевства Ночи.
Когда я закончу мою рукопись, Квотерволз и Келе увезут ее в Ориссу. Мы отыскали возможность для их побега, но я не стану вдаваться в подробности, как не сообщу и имена тех тиренцев, которые нам помогают, дабы не пала на них кара в случае, если мои посланники будут пойманы.
Впрочем, я не думаю, что их будет ждать слишком уж суровое наказание. Баланд вряд ли сочтет их настолько важными персонами, чтобы тратить на них свои силы. Но ситуация может круто измениться, если к побегу присоединимся и мы с Джанелой.
Мы решили, что, когда нас поведут к месту казни, наши друзья останутся здесь. Джанела с помощью магии скроет их отсутствие. После нашей смерти Квотерволз и Келе уйдут, пока демоны будут наслаждаться нашими муками и праздновать свою победу.
И, может быть, Тедейт снабдит наших друзей крыльями, чтобы донесли они домой весточку от нас.
День, которого мы все страшились, наконец настал. Это последние слова, с которыми я обращаюсь к тебе, мой дорогой Гермиас.
Я обещаю мужественно встретить выпавшую нам долю. Знай, что удовлетворение королю Баланду принесет лишь только сам факт нашей смерти. Он не услышит ни единой просьбы о пощаде, не увидит, чтобы хоть один мужчина или женщина из нашего отрада зарыдали от жалости к себе.
Так мы решили. В этом поклялись.
Я слышу, как по коридору приближаются демоны.
Я слышу, как поскрипывают их доспехи, как звякает оружие, как стучат когти по полу.
Они идут за нами.
Прощай, мой любимый племянник.
Прощай.
