Глава 40
СЕРЕБРО ИЗ ПЛАТИНЫ
Мы сидели с Грюстом на скамейке и смотрели на открывавшуюся перед нами морскую даль. После нападения дойнтов прошла уже неделя, но левая рука Медора все еще висела на перевязи, и он болезненно морщил лицо всякий раз, когда делал ею неловкое движение.
Определенно, в близких от форта горах был рудник. Все указывало именно на это. Пару дней назад здесь появились люди, тащившие в заплечных мешках тяжелый груз. Грюст долго о чем-то с ними разговаривал, а затем, когда они возвращались назад, с ними ушло еще несколько человек, ведя в поводу четырех груженных вьюками лошадей.
То, что принесли они не пушнину, факт неоспоримый. Да и кому она нужна, пушнина, при здешнем жарком климате? Мешки у них были, несмотря на небольшие размеры, довольно тяжелыми, это заметно. Так что было в них либо серебро, либо золото. Редкоземельные металлы? Вряд ли. Платина? Тоже маловероятно. Во-первых, с ней я в этом мире еще не встречался, а во-вторых…
Помнится мне один факт из земной истории. Одна из южноамериканских стран собрала всю имеющуюся у нее платину, погрузила на корабль, отвезла подальше и вывалила ее за борт, в одном тайном месте, где была большая глубина. Причина? Да самая прозаическая. Подделывали из платины серебряные монеты. Серебряные. Из платины. И стране надоело с этим бороться.
Было это в девятнадцатом веке, так что миру, в котором я нахожусь, для того, чтобы оценить платину, понадобится еще несколько столетий.
Ну и пусть здесь есть золотой рудник, какое мне до всего этого дело?
В конце концов, если судить по тому же Чизу, сомнительно, что на руднике трудятся рабы.
На расстилающейся перед нами морской дали виднелось одинокое пятнышко паруса. Похоже, корабль шел к нам. Это и явилось причиной того, что мы сидели на лавке, сделанной из толстых деревянных плах, любовались видом и разговаривали.
Позвал меня для разговора Грюст и долго не мог его начать. Перед этим он указал на парус, затем взглянул, ожидая моей реакции. Ну и что он хотел увидеть, джигу в моем исполнении? Когда я выберусь отсюда, мне еще долго придется добираться из Абдальяра. И я даже не решил еще, куда именно отправлюсь. Долг зовет меня в Скардар, а сердце и все остальное — в Империю.
Разговор Грюст начал осторожно. Сказал, что у меня есть возможность отправиться на этом корабле в Абдальяр, а уж из него отправиться в любое нужное мне место. С капитаном корабля он договориться сумеет, Грюст знает его давно, и у них есть совместный и хорошо налаженный бизнес. С меня даже не возьмут за проезд ни единого медного гроша, хотя бы потому, что Грюст никогда не забывает добра, особенно когда дело касается собственной жизни. Но…
Остальное я договорил за него сам, сказав, что никогда словом не обмолвлюсь, где я был и что видел. И пусть он на этот счет совершенно не беспокоится. Затем я добавил, что тоже отлично помню добро и найду способ отблагодарить.
После этого я сидел, смотрел на приближающийся корабль и слушал его рассказ о том, как трудно было здесь в первые годы, пока все не устроилось. Прибыли они на пустынное место, построили несколько домишек. Затем развели огороды, распахали под рожь поле, отвоевав землю у джунглей. И если бы не дойнты, так вообще все было бы замечательно.
Я слушал его, поддакивал, сам же думал о том, что все познается в сравнении. Вы живете на берегу ласкового теплого моря, которое само по себе является бескрайним источником пропитания. Вокруг вас замечательный лес, в котором даже я по дороге сюда легко добывал себе пищу.
В моем мире есть страна, где по полгода стоят морозы, где рождаются пословицы, что день год кормит. Я и сам оттуда. Слушая тебя, мне вспоминается: есть было нечего и приходилось намазывать масло на колбасу. Извини.
Когда корабль подошел ближе, можно было разглядеть на нем две мачты, вооруженные косыми парусами. Пушки на борту, конечно, присутствовали тоже, куда без них. Корабль пришвартовался к заново отстроенному причалу, и на берег сошли пассажиры, восемь женщин и шесть мужчин. Мужчины были самыми разными, а вот все женщины оказались чем-то похожи. Прежде всего возрастом — ни одна из них не выглядела старше тридцати. И еще поведением, типичным для представительниц самой древней профессии.
Ничего удивительного в этом не было, помнится, что Испания вначале заселяла основанные в Новом Свете колонии солдатами и жрицами любви, очищая от них портовые города. Правда, там это делалось принудительно, здесь же они добровольно получали возможность начать жизнь с чистого листа.
К сошедшим на берег пассажирам подошел помощник Грюста, коротко переговорил с ними и повел за собой. Я не удивился, заметив, что некоторые из прибывших людей шли парами, за долгое плавание им хватило времени понять, что вдвоем начинать новую жизнь будет значительно проще.
Затем на берег сошел капитан и направился к Грюсту, стоявшему рядом со мной. Был он молод, усат и слегка подпрыгивал при ходьбе. Шпаги у него на боку не оказалось, но имелся узкий и длинный клинок. Несмотря на молодость, выглядел он опытным моряком, знающим, что такое шторм и долгие недели полного безветрия, когда все труднее удерживать экипаж в повиновении. Да и с пиратами, похоже, ему приходилось сталкиваться не раз. Но было в нем еще что-то неуловимое, непонятное разуму…
Словом, Эдмос Фрейг не понравился мне с первого взгляда. Ну да бог с ним, две-три недели — и я с ним расстанусь, чтобы уже никогда не увидеться.
Грюст представил нас друг другу, и старые знакомые направились в сторону форта, что-то обсуждая на ходу.
Корабль Эдмоса Фрейга «Декку», что в переводе с абдальярского означало «голубка», отправился в обратный путь через пять дней. Перед отплытием на него успели погрузить множество ящичков, количество которых давало мне возможность предположить, что рудник скорее серебряный, чем золотой.
Я старательно делал вид, что до всего этого мне нет совершенно никакого дела, и с трудом дождался того момента, когда «Голубка» наконец отошла от причала.
Каюту я делил со штурманом и по совместительству корабельным врачом. Вернее, штурман поделил ее со мной. Человек он был в общем-то неплохой, но страдающий острым недержанием речи. Язык Абдальяра был мне вполне понятен, этот мир при всем желании не мог похвастать разнообразием наречий, но выслушивать в мельчайших подробностях истории из жизни штурмана, произошедшие много лет назад…
А еще мне не очень нравились взгляды капитана и людей из его ближайшего окружения, когда они смотрели на меня, считая, что я их взглядов видеть не могу. Неправильные они были какие-то, эти взгляды, такими не дарят обычных пассажиров. Развязка наступила на второй неделе плавания. Мы шли проливом между островами, когда все и произошло.
Вероятно, мне повезло, что они захотели, чтобы все произошло в результате конфликта, и поэтому не воспользовались моментом, когда я не смог бы сопротивляться, например, во сне.
Возможно, это было сделано для того, чтобы остальные члены экипажа посчитали, что в случившемся виноват я сам. Не знаю, по какой причине они захотели от меня избавиться, остается только догадываться.
Может быть, «Декку» предстояло зайти куда-то по дороге, и капитан очень не хотел, чтобы я увидел, куда именно. Не знаю.
Я стоял на палубе, держась рукой за вантину, и смотрел на проплывающий мимо берег. До него было недалеко, так что можно было заметить золотившуюся песком полоску пляжа. С минуты на минуту должен был прозвучать сигнал судового колокола, извещающего о том, что пора обедать.
От грубого толчка в плечо я непременно упал бы на палубу, если бы не рука, судорожно уцепившаяся за канат. Человек, толкнувший меня, оказался одним из близких людей капитана Фрейга. Звали его Бниром, служил он боцманом и за порядком на корабле следил с помощью пинков, тычков и затрещин. И должен признаться, порядок на «Декку» для обычного торговца был удивительный.
Чтобы понять, что это провокация, достаточно было взглянуть ему в глаза. Бнир смотрел на меня с каким-то интересом, ощерив рот в полуулыбке, ничуть не смущаясь тем, что ему было прекрасно известно о моем титуле. Возможно, я снова сам себе напридумывал, решив, что меня хотят убить.
Вероятно, проблему можно было решить с помощью золота, ведь по прибытии в Абдальяр я вполне смог бы получить в одном из банков нужную мне сумму (кстати, я и собирался получить ее, чтобы оплатить свой дальнейший путь), но невозможно быть одним человеком в Скардаре, другим в Империи, а третьим здесь, на палубе «Декку». И Бнир ошибался в одном: я не родился графом, я им стал. Другой вопрос — насколько заслуженно.
Так что в моей жизни имелось множество моментов, когда конфликты решались не при помощи брошенных в лицо перчаток и последующих вызовов на дуэль, переходящих затем в звон стали.
И я спросил Бнира:
— Извиняться будешь?
В конце концов, бывает: палубу качнет или в небо заглядишься на парящих над кораблем чаек, не заметив человека и нечаянно его толкнув.
Бнир, все так же улыбаясь, чуть заметно качнул головой: нет.
И тогда я ударил его коленом в пах. Затем на отскоке провел неплохую двоечку в лицо. Неплоха она была только тем, что оба удара попали в цель. Этого оказалось мало, и он бросился на меня. Бнир был намного тяжелее меня и значительно шире в плечах. А вот ростом ниже, на добрые полголовы.
Я не стал разнообразить свою технику, ударив снова коленом, но уже в лицо и в прыжке. Удар получился на встречном движении, что особенно важно. И когда боцман начал оседать, я выхватил у него из висевших на поясе ножен оружие. Нож у Бнира оказался с длинным узким лезвием, но с односторонней заточкой, и это единственное, что отличало его от кинжала.
Нет, я не обезоружил его на тот случай, если он внезапно придет в себя и бросится на меня с ножом. Чуть в отдалении стояли три человека, все они были любимцами капитана и остановились не потому, что, встретившись, решили поговорить. А на корме, с мостика, за всем этим наблюдало еще несколько пар глаз.
Я погорячился, размечтавшись о том, что моих противников будет только трое. К ним присоединились еще двое, взяв меня в полукруг и прижав к фальшборту.
И тогда я прыгнул в воду, потому что такое решение показалось мне единственной возможностью остаться в живых. А что, один раз у меня так уже получилось, и сейчас мне было даже легче, ведь не было никаких причин возвращаться на борт корабля. Берег близко, и пока они уберут паруса и спустят шлюпку на воду, у меня будут все шансы добраться до него.
Когда я, истратив весь запах воздуха в легких, вынырнул на поверхность, то сразу отыскал взглядом корабль. Дистанция до меня была невелика, для пистолетного выстрела вполне доступная, хотя попасть с качающейся палубы в такую маленькую цель, как голова, весьма проблематично.
Корабль уходил, но разочарования на лицах находившихся на мостике людей я не увидел. Наоборот, они весело кричали, свистя и улюлюкая, указывая на что-то за моей спиной.
Когда я обернулся, то увидел плавник, который мог принадлежать только акуле. Плавник показался мне огромным, и он приближался.
Я снова оглянулся на корабль в тщетной надежде увидеть спускающуюся на воду шлюпку. Корабль уходил, и на его реях не было матросов, убирающих паруса. А плавник рос прямо на глазах. Зажатый в руке нож казался мне теперь иглой. Но именно он мой единственный шанс, и другого у меня не будет, мне его не даст никто.
Когда до плавника оставалось совсем немного и он начал погружаться, я, набрав полные легкие воздуха, нырнул. Под водой все предметы прибавляют в размерах, и акула показалось мне огромной. Вряд ли она смогла бы проглотить меня за пару укусов, но какая разница, за сколько, я не хотел умирать сейчас, тем более такой смертью.
До акулы оставалось меньше пары метров, и она уже открыла пасть, когда я, перевернувшись вокруг своей оси и сделав в воде кувырок, ударил ногами в тупой кончик ее носа.
Только бы не угодить ей ногами в зубы, они у акулы настолько остры, что ими в моем мире делают пластические операции. И если ноги попадут в пасть, то она попросту откусит их.
Удар пришелся по тому месту, куда я и целил, и акула метнулась в сторону. И вот тогда я вонзил нож ей в глаз, вонзил изо всех сил, понимая, что, если промахнусь, это будет конец. Потому что легкие уже жгло от недостатка кислорода, потому что в следующий раз я могу промахнуться и потому что, когда я всплыву к поверхности, чтобы вздохнуть, я буду в самом уязвимом положении.
Резкий толчок вырвал рукоятку ножа из руки, затем последовал удар хвостом, чуть не выбивший из меня последний воздух. И я поплыл, загребая руками так часто, как только мог, поплыл в сторону такого близкого берега. Оглядываясь назад, я боялся увидеть вновь приближающийся ко мне плавник. Его не было видно, но это совсем не означало, что акула не заходит на меня откуда-нибудь сбоку или снизу. И это заставляло меня плыть еще быстрее.
Сапоги камнем тянули на дно, и я скинул их одним движением, сложившись пополам и ухватившись за пятки руками. За ними последовала рубашка, сковывавшая движения рук.
Когда сил совсем уже не оставалось, я почувствовал дно ногами. И я шел по направлению берегу, из всех сил загребая руками, чтобы прибавить скорости, затем выскочил на него, но перед тем как упасть на песок, пробежал по суше еще добрый десяток метров. И только тогда я окончательно уверовал в то, что остался жив.
