Болело все: руки, ноги, живот, спина, ребра… Но больше всего болела голова. Зубы, слава богу, целы, я проверил языком, только два из них заметно шатались.

А вот левый глаз открываться отказывался. Да, не очень удачно получилось всего за неделю до свадьбы.

Острая боль в боку от удара совпала с вопросом:

— Ну и долго ты собираешься валяться?

Сейчас встану. Больно же. Осиротевшим глазом я видел доски палубного настила, должен признать, довольно чистые, и чьи-то ноги, в высоких сапогах или босые. Сколько их? Две, четыре, восемь…

Черт, да что же это такое! Очередной удар пришелся по тому же боку. Нужно вставать, иначе забьют насмерть, ироды.

Палуба уходила из-под ног, и вовсе не из-за качки. Я провел ладонью по левому глазу, вытирая кровь со слипшихся ресниц. Цел глаз, цел, а это уже пусть маленький, но повод для оптимизма. И куда мне с такой физиономией на собственную свадьбу? На чужой в подобном виде бывать приходилось, не думал, что и на своей случится.

Так, и что тут у нас? Двухмачтовый парусник, такие здесь катласами называются. Косое парусное вооружение, очень маневренный и довольно ходкий. Идет круто к ветру, вон сколько парусов зарифлено.

Человека, стоявшего передо мной, я видел в первый раз. Роста высокого, кучерявая борода, улыбка во весь рот. Только вот эта самая улыбка мне отчего-то совсем не нравится, нет в ней никакого радушия. Ничего, разберемся.

— Что, благородный ты наш, не нравится?

Еще бы, конечно нет. Кому же такое обращение понравится? Я за собой склонности к мазохизму никогда не замечал.

Сейчас мы спокойно поговорим и, надеюсь, договоримся. Моя любимая не какая-нибудь там прачка или булочница. Если проблему невозможно будет решить при помощи золота, найдутся и другие рычаги воздействия. Любой человек чего-нибудь боится, а возможности у моей будущей супруги… Так что непременно рычаги найдутся, нисколько в этом не сомневаюсь.

И я сказал, устремив свой одноглазый взор за его спину:

— Грота-брасы прослабли.

— Чего? — От неожиданности мой собеседник посмотрел туда же, слегка обернувшись.

Грота-брасы действительно прослабли, корабль менял курс, ложась на другой галс, так что я не лгал.

Очень трудно, почти невозможно, находясь в такой позе, как была сейчас у моего собеседника, равномерно распределить вес на обе ноги: даже если очень стараешься это сделать, одна нога все равно будет опорной. Вот поэтому я и обратил внимание бородача на такелаж — удар в колено опорной ноги чреват тяжелой травмой, и в тот момент я мечтал именно о том, чтобы эту самую травму нанести.

«Приятно, когда мечты сбываются», — пронеслось в голове.

Не стану я с вами договариваться, выкупая себе свободу, и вовсе не потому, что мне жалко золота. Разве можно любить мужчину, прячущегося от своих проблем за женскую спину?

В воду я вошел боком, не успев сгруппироваться. Не беда, тут и лететь-то меньше двух метров.

Вдоль любого борта идущего корабля существует три зоны. По носу и корме вода отталкивает, а посередине, на миделе, обратный эффект. Впервые это обнаружили, по-моему, англичане, когда два их паровых корабля столкнулись, оказавшись в простейшей ситуации: один решил обогнать другого, пройдя на минимальном удалении. Внезапно нос обгоняющего резко повело в сторону, в результате чего и произошло столкновение. Впрочем, парусники так близко не сходятся, мешает рангоут.

Почему я об этом вспомнил? Да потому что мне предстояло проплыть под катласом. Парусник, следовавший против ветра, имел минимальный ход, поворачивал корабль в мою сторону, так что со своей задачей я справился блестяще и даже изловчился не задеть заросшее ракушками и водорослями днище, иначе мог бы сильно оцарапаться. Понятное дело, ранки были бы не серьезные, но акул в здешних морях как килек в банке, и это не хорошо, а очень даже плохо. Обоняние у этих рыбок — ищейка от зависти удавится, и даже на едва уловимый запах крови они явятся незамедлительно.

Вероятно, именно из-за акул мне и удалось так легко покинуть корабль, прыгнув за борт, ведь никому и в голову не могло прийти, что можно пойти на такой риск добровольно. Да вот только выбора у меня не было.

Яна была категорически против моей поездки в Монтарно, вероятно предчувствуя что-то недоброе, но мне все же удалось ее убедить. «До свадьбы целых три недели, и времени мне хватит с лихвой. А этот человек мне нужен, очень нужен», — убеждал я ее.

И что в итоге? Меня, наверное, вернули бы невесте: если бы не прельстились золотом, так ведь существуют и другие способы убеждения. И предстал бы я перед своей любимой с разбитым лицом и заплывшим глазом. «Извини, свет моих очей, — сказал бы я, — такой вот у меня мальчишник получился». Нет уж, лучше к акулам за борт.

Кстати, купание благотворно повлияло на зрение, теперь я видел и вторым глазом. Правда, только через узкую щель. В следующий раз, если будут подобные проблемы, выберу местечко, где этих зубастых тварей побольше, и опять сигану за борт…

Удача мне благоприятствовала, потому что я сумел ухватиться за перо руля. Кормовой подзор надежно защищал от любопытных взоров сверху, и у меня появилось немного времени на то, чтобы определиться со своими дальнейшими действиями. Самое простое — добраться до шлюпки, которая следует за катласом на буксире, — там, как и положено, есть неприкосновенный запас воды и пищи. Только с подобными маневрами лучше подождать до темноты. Расстояние невелико, да и легкая зыбь поможет скрыть голову плывущего человека. Находясь на палубе, я заметил, что шлюпок на боканцах нет и та, которую сейчас буксируют, — единственное спасательное средство на катласе.

Правда, есть одно большое но.

Перед тем как прыгнуть за борт, я успел заметить лежащего у фальшборта человека со связанными за спиной руками. И эта спина была мне очень хорошо знакома. Много раз она маячила передо мной, прикрывая от опасностей. Так что нет мне ходу, точнее сказать, плавания к шлюпке.

Уцепившись двумя руками за руль и выждав еще немного, я вскарабкался по буксирному канату на кормовую надстройку. Удалось это мне достаточно легко. Один из иллюминаторов был приоткрыт, и это тоже иначе как удачей не назовешь. В каюте капитана, занимавшей весь ют корабля, царил полумрак. Сюда я и стремился попасть.

А вот и он, хозяин, беззаботно спит, укрывшись одеялом почти до подбородка. Вряд ли на корабле пользуются капитанской постелью по очереди, так что сомнений быть не должно. Спи, зайчик, спи, а я постараюсь найти пару подходящих предметов для того, чтобы сделать твое пробуждение наиболее радостным.

Удача по-прежнему была на моей стороне. На одном из столов лежали вещи, которые я привык постоянно иметь при себе. Пистолет работы Гобелли, шпага толейской стали и «Уродец». Нет, сейчас он был уже не «Уродцем», назовем его лучше «Последним шансом», так будет правильнее. И держал я его при себе только в последнее время.

Обстановка каюты не впечатлила. Много дорогих вещей и предметов, но подобрано все весьма безвкусно. Нет, я и сам не являюсь эталоном вкуса, но у меня хотя бы хватает ума проконсультироваться в случае необходимости.

А вот задвижка на дверях отличная, к ней никаких претензий нет. Мощная, впечатляющих размеров, да еще и выполненная в виде диковинного морского зверя. Поскольку дверь открывается наружу, то засов остается только рубить, что вполне меня устраивает. На этом экскурсию можно заканчивать.

Рывком скинув с постели храпящего хозяина, я уселся ему на спину, обхватил его рукой за шею и приставил к горлу кинжал. Вот тебе и раз! Он, оказывается, даже проснуться не соизволил. Ковер, что ли, для этого нужно было убрать? Мягкий такой, пушистый, с длинным ворсом, видно, очень дорогой, только уж больно замызганный. Ладно, тем проще. Теперь, с надежно связанными за спиной руками, владелец каюты стал частью моего далеко не идеального плана.

Капитан пробурчал что-то недовольное. Вот же сон у человека, даже позавидовать можно. Это сколько же нужно было выпить? Судя по тяжелому запаху перегара, очень и очень немало.

Покрывало на постели зашевелилось. Держа кинжал наготове, я подскочил к кровати и сдернул одеяло. Огромными от страха глазами на меня смотрела девчонка, совсем молоденькая, раздетая, сжавшаяся в комочек.

— Ты кто?

От моего вопроса она сжалась еще больше. Ну да, могу себе представить, вид у меня тот еще. Слипшиеся от крови волосы, лицо разбито, один глаз заплыл, а в руке кинжал почти полметра длиной. Еще и голос хрипит — угодили все-таки мне ногой в горло, хоть я и старался прикрывать его как мог.

— Мириам. Меня хозяин в Гостледере купил. Привел на корабль и приказал в каюте сидеть. Потом он пришел пьяный и велел раздеться, а сам заснул.

Голос у девчонки прозвучал тоненько, прямо писк какой-то, а не голос.

Гостледер в Монтарно — порт большой, можно сказать огромный. Там я по голове и получил, перед тем как на этом корабле оказаться. А то, что в Монтарно до сих пор существует работорговля, — это для меня не новость.

— Быстро одевайся!

Мириам промелькнула мимо меня с похвальной скоростью.

«Славная фигурка, — успел отметить я. — Даже удивительно для девочки ее возраста».

Взрыв хохота, донесшийся с верхней палубы через открытый иллюминатор, напомнил мне, что следует торопиться. Мириам, уже полностью одетая, застыла, прижав руки к груди и испуганно глядя на меня. Так, и что мне с ней делать? С собой нельзя, а если здесь оставить, еще надумает освободить хозяина. А убить его я не могу, он мне живым нужен.

— Не вздумай его развязывать! Если придет в себя, стукни его по голове чем-нибудь тяжелым. Все понятно? — со всей доступной мне строгостью инструктировал я Мириам. Та только кивала головой, слушая мои указания.

Оторвав кусок ткани от простыни, я повязал косынку. Нужная вещь — волосы все еще мокрые, и в любой момент капли воды могут попасть в глаза. А мне это совсем не с руки: левый глаз до сих пор открыт всего-то процентов на тридцать. Так, за пояс заткнем «Уродца», шпагу возьмем в зубы, в левую руку — пистолет Гобелли, в правую — ствол хозяина каюты. Все, пора.

Нет, шатающимися зубами больно шпагу держать, придется часть клинка обмотать тканью. Вот теперь точно все.

В небольшом проходе, ведущем к двери, которая выходила на палубу, никого не оказалось. По обеим сторонам — соседние каюты, но мне сейчас было не до их обитателей, не зачистку делаю. В двери, выходящей на палубу, иллюминатора не было, а сама она открывалась наружу. Разумно, где тут в спешке ручку искать, не дай бог пожар. На корабле это самое страшное и сейчас, и в будущем. Кому как не мне об этом знать, если я сам из этого самого будущего.

К месту вспомнилась и шутка, тоже из моей другой жизни: раньше были деревянные корабли и железные люди, сейчас корабли железные, а люди, увы, деревянные. Только ко мне это не относится, сейчас я сплав из железа с никелем. Вперед.

Через щель в приоткрытой двери я мог наблюдать следующую картину. На шканцах в окружении десяти человек стоял Проухв. И я второй раз в жизни увидел его разъяренным. Правду сказать, было отчего прийти в ярость: все окружавшие его люди держали в руках клинки, и, стоило Проухву повернуться в какую-либо сторону, как он тут же получал укол сзади. По Прошкиным штанам текла кровь. А чуть дальше на бочке сидел человек, который сегодня, похоже, пополнил ряды хромцов. Пират болезненно морщился, поглаживая колено, а мое сердце наполнялось радостью — получилось. Но боюсь, что забава скоро ему надоест, и он махнет рукой: все, мол, заканчивайте.

Сейчас я и сам выглядел как типичный корсар: босой, с косынкой на голове, с зажатым в зубах клинком, с пистолетами в обеих руках и почти одноглазый. Шагнув на палубу, я стремительно приблизился к стоявшему ко мне спиной ближайшему пирату, приставил пистолет к его правому боку и нажал спуск. Выстрел прозвучал глухо, но его услышали все.

— Бах! — рявкнул «Гобелли» в его соседа, так и не успевшего до конца повернуться на звук выстрела.

Еще один, рыжеволосый верзила, среагировавший на происходящее с похвальной быстротой, уже летел ко мне с короткой абордажной саблей. А зря… Просто ему с его места не было видно, что пистолет-то двуствольный, с вертикальным расположением стволов.

Когда я направил на него дуло, пират изменился в лице. Только бы не осечка, иначе конец, меня уже ничто не спасет. Рыжий попытался затормозить. Поздно. Пуля вошла в середину груди, отбрасывая пирата назад.

Теперь очередь «Последнего шанса», и если он не поможет…

— Раз! — заорал я на родном языке, потому что все остальные вылетели из головы, когда следующий враг, получив пулю, схватился за живот и согнулся пополам. — Два! — Я отправил очередную пулю в спину убегающего пирата. — Три! — И этот выстрел не прошел мимо.

Методика такой стрельбы весьма проста, но в этом мире ее еще предстоит создать. Само оружие является продолжением руки, а его ствол становится вытянутым указательным пальцем, и тогда достаточно указывать таким вот удлиненным пальцем на противника. Промахнуться с расстояния нескольких метров сложно, если только не страдаешь нарушением координации движений в результате психического заболевания.

— Четыре! — прокричал я в толпу шарахнувшихся от меня матросов катласа, выбрав самого толстого, чтобы наверняка не промахнуться. Понять их ужас можно, не должен пистолет с одним стволом стрелять четыре раза подряд.

А их уже ждал Прошка, подхвативший вымбовку после моего третьего выстрела. Конечно, деревянный рычаг не был похож на его любимый балот, но это уже ничего не значило. Еще после первого моего выстрела он схватил одного из пиратов, подняв его как мальчишку над головой, и попросту выбросил за борт. Теперь же он крушил обидчиков вымбовкой, сполна вымещая свою ярость.

Я же, готовый подстраховать Прошку на тот случай, если кто-нибудь попытается ударить в спину, застыл со шпагой и револьвером, в котором оставалось всего два заряда. Но желающих рискнуть не находилось: объятые ужасом люди стремились спастись от гнева Проухва.

Дверь, ведущая в кормовую надстройку, распахнулась от сильного удара ногой, и на свет показался хозяин этого корабля с абордажным топором в руках. Лицо его было искажено от ослепляющей ярости, и сразу становилось понятно, почему капитан здесь именно он — пират явно не собирался по примеру своей команды метаться в ужасе по палубе или карабкаться по вантам на мачты.

— Восемь! — таков был мой очередной рев, и я сам не смог понять, почему именно эта цифра пришла мне в голову. «Наверное, восемь — это мое счастливое число», — пронеслась глупая мысль, когда между глаз капитана образовалась аккуратная черная дырочка. Жаль, конечно, очень жаль — хозяин занимал в моих планах основную роль. А из мертвеца очень плохой, прямо скажем, на редкость отвратительный заложник.

И теперь, похоже, придется трудно, ведь на верхней палубе находилась только часть команды катласа. А ведь были еще и подвахта, и отдыхающая смена, помещавшаяся где-то там, внизу, на жилой палубе корабля. И этим людям не потребуется много времени, чтобы разобраться в ситуации и понять, что все не так уж страшно, что нас всего лишь двое, а в моем револьвере остался один патрон.

Держа наготове шпагу, я взлетел на полуют, туда, где находился штурвал. Там должен быть рулевой, вахтенный офицер, или как он тут называется. Но, к моему удивлению, мостик оказался пуст. За кормой корабля раздался вопль. Недалеко, в кильватерной струе, виднелась голова плывущего человека, а вокруг кружили черные плавники акул. Затем все скрылось в розовой пене.

Человек исчез, в последний момент вытянув из воды руку, будто пытаясь ухватиться ею за низкое хмурое небо. Я даже вздрогнул, на секунду представив, что на его месте мог быть и я.

Корабль, оставшийся без рулевого, сносило под ветер.

— Прошка, ко мне! — заорал я снова на родном языке. Но слово «Прошка» понятно и без перевода, а уловить смысл команды можно и по моему требовательному реву. Проухв в два прыжка преодолел все восемь балясин трапа и встал рядом со мной, весь заляпанный своей и чужой кровью, все еще держа в руках обломок вымбовки, свежеокрашенный в красный цвет. — Подтягивай, — указал я ему на канат, волочивший шлюпку на буксире. Прошка сильнее, поэтому и подтянуть ее к борту у него получится значительно быстрее.

Сам я встал у единственного трапа, ведущего на мостик. Какое-то время у меня получится сдерживать команду, которая пока находится под впечатлением от пистолета, что может стрелять много раз подряд. Но когда пираты догадаются пустить в ход и свое огнестрельное оружие, все, пиши пропало.

Внезапно раздался душераздирающий скрежет и треск, и палуба стремительно ушла из-под ног. Падая, я выпустил последний заряд в такое близкое небо. Корабль начал стремительно крениться на левый борт.

«Налетели на подводные скалы», — мелькнуло в голове, которой я при падении успел здорово приложиться к нактоузу, когда попытался встать на ноги. А корабль продолжал крениться, и было слышно, как через пробоину в его чрево проникает вода. В трюмах что-то прогромыхало, похоже, сместился груз, и от этого катлас начал заваливаться на бок еще быстрее. Из дверей кормовой надстройки выползла Мириам, оглушительно визжа от страха.

Девочка, а я ведь совсем про тебя забыл.

— Ваша светлость, — послышался рев Проухва. — Быстрее, сюда.

Так, шлюпка у борта, и если сейчас ее не займем мы, то она достанется хозяевам.

Корабль уже касался воды ноками рей. Сейчас он достигнет точки неустойчивого равновесия — и все, на ровный киль ему уже не встать. У катласа останется только один путь — перевернуться вверх дном. У нас это называется оверкиль, а как здесь — не знаю.

Мириам пролетела по наклонной палубе к самому фальшборту, и, не будь его, свалилась бы в воду, туда, где мелькали стремительные тени акул и разрезали воду плавники хищников.

Сейчас, девочка, сейчас, мы ни за что тебя здесь не оставим. Ухватив все еще визжащую девушку за ворот, я чуть ли не волоком потащил ее за собой. Прошка был уже в шлюпке и бешено вращал глазами в поисках чего-либо, чем можно перерубить канат. Но ничего такого не потребовалось: морские узлы тем и отличаются от всех остальных, что надежны, легко вяжутся и их быстро можно распустить при необходимости. Местный узел ничем не отличался от знакомых мне по прежнему месту жительства на планете Земля.

— На весла! — заорал я ему уже на общеимперском, отталкивая шлюпку от гибнувшего корабля. Не хватало еще, чтобы по нам стрелять начали, ведь мы сейчас совсем рядом. Не сомневаюсь, пиратам сейчас не до этого, но я привык, что моя судьба всегда выбирает самый плохой сценарий.

Хрясь — и в руках Проухва оказались две половинки весла. Черт возьми, ты хотя бы немного соизмеряй свою силу с тем, что попало тебе в руки.

Ничего, шлюпка четырехвесельная, и грести я умею.

— Держи румпель прямо! — Это уже снова Прошке. Вот же моряк чертов, уж такие-то слова он должен знать. Очень трудно грести и держать нужное направление, когда перо руля почти прижато к транцу кормы.

— И-и-и раз, и-и-и раз, — командовал я сам себе, работая веслами и глядя на удаляющуюся корму катласа. На накренившейся корме корабля золотом горели буквы — «Любимец судьбы».