Глава 2
БУКАШКА

Я сидел у ярко горящего костра, орудуя шомполом и заряжая нижний ствол пистолета. Хороший боцман был на «Любимце», хозяйственный. В шлюпке имелось все, что необходимо потерпевшему кораблекрушение моряку. Запас воды в деревянном бочонке — анкерке, сухари, похожие на галеты, какой-то мясной концентрат, напоминающий пеммикан, соль, рыболовные снасти и даже порох с палочками свинца. Как же все это кстати!

Небо по-прежнему хмурилось, но Проухв успел соорудить шалаш из съемной мачты, паруса, весел и нарубленных похожим на мачете тесаком жердей, найденным там же, в шлюпке.

Над огнем весело бурлил котелок с рыбной похлебкой, вокруг которого хлопотала Мириам. Время от времени девушка поглядывала на меня, но я старательно делал вид, что не замечаю ее взглядов. Котелок тоже нашелся в шлюпке, так же, как и багор, припасенный совсем уж непонятно для каких целей.

Наверное, мы поступили не совсем правильно, лишив терпящий бедствие корабль единственного средства спасения. Но совесть меня совсем не мучила, с чего бы вдруг? Не давал я своего согласия погостить на его борту, тем более получив по голове вместо пригласительного билета.

Все же глупо вышло в Гостледере, очень глупо. Прибыл я туда якобы в поисках одного человека, талантливого кораблестроителя — так мне пришлось объяснить Янианне свою отлучку перед самой свадьбой. И такой человек действительно был. Может быть, и не Крылов, но для своего времени корабел выдающийся.

В Гроугенте, крупнейшем морском порту Империи, была у меня собственная верфь. Строить корабли мне хотелось давно, но не такие, которые были бы похожи на те, что бороздят местные моря, а с учетом идей и технологий, которые я принес из своего мира. Нет, на атомоходы я не замахивался, и даже до винтовых пароходов дело еще не дошло, но… Правда, нужного мне человека я нашел еще до своего путешествия и убедил корабела работать на моей верфи.

Настоящая причина моего визита в Гостледер была несколько иная: очень уж хотелось удивить Яну свадебным подарком. Вполне подошла бы и ривьера из фениксов, но, как говорится, что сделано — то сделано.

Подарок был моей головной болью. Чем можно поразить девушку, выросшую в императорском дворце? Я уж было совсем отчаялся что-либо придумать, когда как нельзя кстати случайно услышал об одной вещи. И мне очень захотелось достать эту самую вещь, которая могла бы стать почти идеальным подарком для моей любимой.

Для встречи с человеком, через которого я мог бы выйти на вещь, я и отправился в Монтарно. Обидно, что посредника я найти так и не успел, оказавшись вместо этого на борту катласа. И теперь, оценивая ситуацию, я все больше приходил к мысли, что это была подстава. Если бы я сумел захватить капитана «Любимца судьбы» в заложники, мне удалось бы убить сразу двух зайцев: спасти Прошку и выяснить, что да как. А теперь оставалось только гадать: случайно ли я попал на катлас, был ли это чей-то заказ, или сошлись какие-то другие обстоятельства…

Я еще раз проверил состояние кремней на обоих стволах, насыпал на полки пороху, закрыл их и тщательно завернул пистолет в кусок просмоленной парусины.

Вот он, следующий этап в развитии огнестрельного оружия — «Уродец». Нет, сейчас он не «Уродец» и даже не «Последний шанс», а «Спаситель». Не будь его, легко представить, чем бы все закончилось на борту «Любимца судьбы».

Пистолет и вправду выглядел уродцем: никакого изящества линий, так, грубый кусок металла. Мой ювелир, Альбрехт Гростар, наотрез отказался заниматься дизайном оружия. Нет, он настоящий мужчина и при необходимости сможет защитить своих близких, вот только вдохновения ему работа с оружием не приносит, не его это, так он и заявил. Конечно, я мог бы настоять, но зачем давить на человека, толку от этого обычно бывает ноль.

Я злорадно ухмыльнулся, вспомнив, как отомстил ему, пусть и совсем за другое. Все началось с того, что я приехал к Гростару с намерением отблагодарить за одно дело. Не так давно, когда я был твердо убежден, что покидаю Империю навсегда, я оставил ему кошель, полный фениксов — баснословно дорогих самоцветов, предложив использовать их по своему усмотрению. Так вот, этот негодяй изготовил из них потрясающее ожерелье — ривьеру — и преподнес украшение от моего имени Янианне, с которой, как мне тогда казалось, мы расстались навсегда.

В ответ на слова благодарности Альбрехт заявил, что камни всего лишь попали туда, где им и следовало быть, на прелестную шейку императрицы. В моих словах нет нужды, но если я помогу решить ему одну проблему, он будет сам бесконечно мне благодарен. Я с радостью ухватился за возможность отплатить добром за добро.

А проблема заключалась всего лишь в ничтожных десяти тысячах золотых имперских крон, на которые он хотел бы построить обсерваторию, поскольку всерьез решил заняться астрономией. Вот во что вылилось его увлечение оптическими приборами. Причем просил он деньги не то чтобы насовсем. Гростар хотел вложить капитал в очень выгодное дело, которое в скором времени принесет солидный доход. Тогда он сможет вернуть мне эту ничтожную сумму, причем с серьезными процентами, а на оставшиеся деньги воплотит свою мечту в жизнь. Глаза у него при этом были слишком уж смеющимися.

Мерзавец, наверняка он научился этому у Анри Коллайна, пока я был в отлучке. Быстро они между собой спелись, сборище негодяев. И произошло это тогда, когда до моей свадьбы с Янианной оставалось меньше двух месяцев и когда я считал чуть ли не каждый медный грош!

Мне пришлось ему пообещать подумать над этим всерьез.

На следующий день я заявился к ювелиру домой. Когда мы прошли в его кабинет, я открыл принесенный с собой кофр и начал извлекать оттуда необходимые для мести предметы: стеклянную пирамидку высотой с ладонь, кинжал с вычурной ручкой, выполненной в виде нагой девы, маятник и, наконец, небольшую трубу, обтянутую черным шелком. Распахнув настежь окно, я расположил пирамидку в одном из углов кабинета, пристроив ее на большие напольные часы с боем. Маятник занял место в другом углу комнаты, а кинжал я безжалостно воткнул в бюро, надо прямо сказать, весьма дорогое. Гростар с любопытством наблюдал за моими действиями, устроившись в глубоком кресле.

Затем настала очередь свитка, который я бережно достал из того же кофра, начав заунывно читать вполголоса на незнакомом ему языке. Потом пришло время и самой трубы. Посмотрев сквозь нее на свет и прокрутив несколько раз вокруг оси, я отложил трубу в сторону, поправил пирамидку, сильнее раскачал маятник. Затем, снова заглянув в трубу, удовлетворенно кивнул головой.

— Магия, — заявил я ошеломленному моими действиями Альбрехту, — очень древняя и очень сильная. Называется рефракцией. Извольте взглянуть.

С этими словами я протянул трубу Гростару. Тот недоверчиво взял ее в руки, а отбирать ее пришлось уже силой. Не надо и говорить, что зрелище потрясло ювелира. Он не сводил с трубы глаз, когда я, размахивая ей, вещал:

— Вы обратили внимание, Альбрехт, на то, что узоры не повторяются. Так вот, для того чтобы они все же начали повторяться, потребуется пятьсот миллионов лет. Да, да, вы не ослышались, именно такой срок. И это при условии, что вы будете крутить трубу со скоростью десять оборотов в минуту.

Вот же ляпнул так ляпнул, местный год несколько длиннее земного. Это на Земле пятьсот, а тут вполне может быть на добрые десять миллионов меньше. Ничего, долго же ему придется проверять мои слова. Все остальное правда, при условии, что в калейдоскопе будет двадцать бусинок и осколков цветного стекла. Помню, я сам поразился, прочитав такой факт.

— Представляете, сколько новых идей может извлечь из этого магического прибора ювелир! Поистине бесценное приобретение.

Гростар продолжал меня слушать, даже не пытаясь закрыть рот. Я переложил калейдоскоп в левую руку и отвел ее далеко в сторону. Затем произвел обратную манипуляцию. Бедный Альбрехт, как сомнамбула, переводил свой взгляд из стороны в сторону.

— Сам я приобрел это чудо за двадцать тысяч, но вам уступлю всего лишь за один щелчок по тому месту, которое вы считаете вместилищем своего ума. После этих слов я снял с трубы ткань, развернул плотную бумагу и высыпал на стол перед его носом стекляшки, бусинки и полоски зеркал. — И не забудьте внимательно прочитать заклинание, — заявил я на прощание.

Заклинание было необходимо, потому что в нем я написал примерно следующее: «Я, Альбрехт Гростар, клянусь никогда не морочить голову серьезным людям, особенно в совершенно неподходящее для этого время. Кроме того, обязуюсь изготовить эту штуку в подарочном исполнении, заменив осколки стекляшек и бусинки жемчугом, лалами, яхонтами, диамантами и всякими смарагдами».

Янианне калейдоскоп очень понравился, и она даже взяла его с собой на какое-то важное заседание. Время от времени Яна заглядывала в него, когда думала, что на нее никто не обращает внимания. В конце концов кто-то все же отважился поинтересоваться, что же такое рассматривает ее императорское величество. В итоге заседание было сорвано.

Калейдоскопы сразу же приобрели бешеную популярность. Поэты слагали о них стихи, а ученые писали научные работы. Словом, произошло все то, что когда-то случилось и на Земле. Скоро они и здесь станут детскими игрушками, но до этого еще долгие десятки лет.

А Гростар был мною позорно посрамлен, хотя это и осталось между нами. Я никогда не напоминал ему об этом событии, лишь изредка называя его магическим магистром…

С револьвером все вышло иначе.

Как когда-то и обещал, Коллайн нашел мне мастера Гобелли, одного из лучших оружейных мастеров Империи, лет пять назад ушедшего на покой. Он проживал на побережье недалеко от Гроугента в небольшом имении. Оружейник принял меня в своем кабинете, и я сразу решил взять быка за рога, поинтересовавшись, где могу продемонстрировать опытный образец оружия нового поколения.

Гобелли любезно распахнул одно из окон кабинета, ведущее в сад, и указал на стоявшее метрах в десяти высохшее дерево. Ствол дерева был в весьма плачевном состоянии, вероятно, по той простой причине, что его с завидной регулярностью нашпиговывали свинцом. Я зарядил каморы барабана патронами, встав так, чтобы оружейнику было хорошо видно мое занятие, затем взвел курок и выпустил все шесть пуль в бедное растение.

Револьвер был выполнен по самой простейшей схеме: рама его не переламывалась и барабан не откидывался в сторону. В этом случае заряжание, как и экстрагирование гильз требовало больше времени, но повышалась общая надежность. Схема полностью соответствовала нагану. Когда-то в царской России изготавливались два варианта подобного оружия: солдатский и офицерский револьверы. Офицерский считался самовзводом, то есть при нажатии на спусковой крючок проворачивался барабан и взводился курок… В солдатском варианте необходимо было взводить курок для каждого выстрела. Технологически они были практически равнозначны, а разница между ними была сделана лишь из-за убеждения в том, что самовзводный вариант в руках нижних чинов приведет к повышенному расходу боеприпасов.

Мой «Уродец» был изготовлен по самовзводной системе и от нагана отличался только тем, что имел шесть камор в барабане и действительно уродский вид. Калибр у него был… черт его знает, какой, но мизинец входил в ствол до первого сустава. А количество камор пришлось уменьшить из-за довольно низкого качества металла.

Всего изготовили четыре экземпляра, из которых произвели по пятьдесят выстрелов. Один револьвер «погиб» из-за плохой обтюрации, один остался в Стенборо, моем имении, которое я когда-то замыслил превратить в центр инновационных технологий. Еще один экземпляр я подарил Коллайну, страстному любителю огнестрельного оружия, ну а с последним заявился к Гобелли…

Кабинет наполнился дымом. Мой химик Капсом все еще не мог сделать порох бездымным, хотя и находился на верном пути. Правда, шел он по нему уже достаточно давно. Когда дым немного рассеялся, я вопросительно посмотрел на оружейника.

— Впечатляюще, — произнес тот, хотя лицо его оставалось совершенно невозмутимым. — И что вы хотите от меня?

Вместо ответа я извлек двуствольный пистолет с кремневым замком и положил его на стол рядом с «Уродцем». Получилось очень наглядно, но дело даже не в том, что уродство револьвера в сравнении с работой мастера стало еще очевидней. Пистолет имел очень интересное решение кремневого замка, что говорило о Гобелли как о талантливом инженере.

— А, «Марта», — заявил Гобелли, увидев его. — Как он вам достался?

Заметив мой недоумевающий взгляд, он пояснил:

— Это одна из моих последних работ, и я назвал ее «Мартой».

Что ж, теперь и мне нужно было ответить:

— Пистолет мне подарила одна замечательная женщина. И я бесконечно благодарен и ей, и создателю оружия.

Мне удалось сполна расплатиться за подарок Аманды, но рассказ сейчас не об этом.

Я прошелся по кабинету, все еще напоминавшему из-за порохового дыма оружейную мастерскую:

— Маэстро, вы мне нужны. Недалеко от Дрондера у меня есть имение. Так вот, я мечтаю собрать там лучшие умы Империи. Нет, не талантливых математиков или великих философов, а именно практиков. Таких на данный момент в Стенборо около двадцати человек. Не сомневаюсь, что в имении вам будет очень интересно. Только скажите, что вам нужно, и я постараюсь выполнить это незамедлительно. Титул, золото, дюжину молоденьких наложниц… Все что угодно.

Гобелли, сухой высокий старик с глубоко запавшими глазами, дребезжаще рассмеялся:

— Хочу быть герцогом, господин де Койн.

— Нет, мастер, герцогом я вас сделать не смогу. — И я с сожалением развел руками. Всему есть свой предел. Бароном, быть может, даже графом получится. Надеюсь, я смогу уговорить Янианну. Гобелли — дворянин и весьма известная в Империи личность. Но чтобы сразу герцогом…

Гобелли рассмеялся вновь:

— Не нужен мне герцогский титул. Поверьте, я уже не в том возрасте, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Говоря это, он рассматривал револьвер. Чтобы разобраться в конструкции оружия, ему не потребовалось и пары минут. Причем мне даже не пришлось ничего подсказывать. Он внимательно рассматривал механизм, что-то неслышно бормоча себе под нос. Мне удалось расслышать лишь одну его фразу:

— Господи, как все просто. — При этом Гобелли посмотрел на меня.

Я развел руками: увы, все это не моя заслуга.

А затем у нас пошел замечательный разговор, закончившийся далеко за полночь:

— Вот тут вы не правы, маэстро. Такое вполне устранимо. Достаточно «обрядить» ствол в водяную рубашку — и все проблемы с теплоотдачей будут решены. Вот, посмотрите на рисунок.

— В водяную рубашку, говорите? А ведь верно…

Чуть позже уже он пытался убедить меня в своей правоте:

— Полноте вам, господин де Койн. Зачем все усложнять? Не проще ли будет сделать шептало чуточку длиннее?..

Устройство и преимущества унитарного патрона он понял мгновенно. Да и неудивительно: это я обычный человек, нахватавшийся обрывков чужих знаний. Он же мастер, маэстро.

— Понимаете, господин Гобелли, я думаю, что проблема с бездымным порохом будет решена в ближайшее время, — заявил я с уверенностью, которую совсем не испытывал. Не знаю почему, но у Капсома с этим вопросом определенно не ладилось.

Гобелли поставил на стол тигель, насыпал в него немного мелкого серого порошка и поднес лучинку, зажженную от свечи. Комната озарилась яркой вспышкой, поднявшей к потолку слабую струйку дыма.

Гобелли победно посмотрел на меня и сказал с улыбкой:

— Что вы там говорили о дюжине молоденьких наложниц?

От воспоминаний меня отвлек звонкий голосок Мириам:

— Ваша светлость, похлебка готова.

Не очень-то я сейчас похож на его светлость. С заплывшим глазом, босой, с распухшим лицом и плохо застиранными пятнами крови на белой рубашке.

Похлебка удалась на славу. За ужином мы вели неспешный разговор.

— Так, — произнес я голосом, от которого Мириам непроизвольно съежилась. — Ты зачем его развязала? Я же велел тебе ударить капитана по голове, если он начнет шевелиться.

Девушка съежилась еще больше:

— Я и ударила…

— А он что?

— А он открыл глаза.

— А развязала-то зачем?

— Он сказал, что если я этого не сделаю, то он привяжет к моей ноге веревку и выкинет меня за борт. А чтобы акулы сразу почуяли кровь, сначала отдаст меня команде.

Сейчас Мириам представляла собой сплошной комочек. Я погладил ее по голове, на что она ответила мне робкой улыбкой. Мне не в чем винить тебя, девочка. Далеко не каждый мужчина нашел бы в себе мужество отказать этому человеку в его маленькой просьбе.

Немного помолчали, отдавая должное весьма недурственной ухе.

— Ваша светлость, а куда вы меня теперь денете? — наконец поинтересовалась Мириам.

— Замуж отдам, — не задумываясь, ответил я.

— Замуж? — поперхнулась девушка. Затем, немного помолчав, осторожно поинтересовалась: — За кого замуж?

— Вот за Проухва и отдам, — снова не замедлил я с ответом.

Мириам посмотрела на Прошку, повела плечиком, пару раз хлопнула ресницами:

— Проухв, возьмешь меня замуж?

Теперь поперхнулся Прошка. Вообще-то, как я уже успел заметить, он дышал в ее сторону не слишком ровно. Определенно, Мириам ему очень понравилась.

— Не сейчас, конечно, — пришлось успокоить обоих. — Через пару лет. Подрастешь, ума наберешься…

Мириам разочарованно вздохнула:

— Через пару лет мне будет девятнадцать. Все приличные девушки к этому времени давно уже замужем и детишек имеют… — И она опять тяжело вздохнула.

На этот раз поперхнулся я. Через два года девятнадцать лет? С другой стороны, когда в каюте она, голая, метнулась к своей одежде, на ребенка она явно не была похожа. Мириам, уловив мой взгляд, вспыхнула, видимо тоже вспомнив об этом.

Снова помолчали пару минут. Затем девушка невинно поинтересовалась:

— Ваша светлость, а спать мне с моим женихом ложиться?

Прошкина рожа стремительно покраснела.

Проухв, да что с тобой? Если я сейчас поставлю тебя вон на тот мысок, то твое лицо вполне сможет служить маяком, предупреждая корабли об опасности. Никогда бы не подумал, что такая невинная шутка так тебя смутит.

Насколько я знаю, с женщинами у Прошки проблем никогда не было: Проухв им нравился. Еще бы, высоченный плечистый парень, пусть и с несколько простоватым лицом. Неужели Мириам ему настолько приглянулась?

Тут я вспомнил очередность, согласно которой мы поперхнулись, и сообразил, что краснеть пришла моя очередь. Ага, не дождетесь.

— Прошка, нарежешь розог и замочишь их в море. Будем твою невесту воспитывать.

Я рассчитывал, что Мириам испугается, ведь говорил-то я с самым серьезным выражением лица. Сейчас.

Мириам звонко рассмеялась:

— Прошка-букашка, Прошка-букашка.

Наконец ей удалось объяснить, что слово «прошка» означает «букашка» на каком-то знакомом ей наречии.

Ничего себе букашка. Проухв и так поперек себя шире, что при его росте смотрится очень внушительно, а в кирасе и вовсе достигает ужасающих размеров.

Перед сном я размышлял о наших дальнейших действиях. Пойдем на шлюпке вдоль берега, чтобы в случае опасности можно было отойти от него подальше или, смотря по обстоятельствам, высадиться на него и скрыться в лесу. Лес здесь густой, настоящая сельва, спрятаться будет легко.

На побережье обязательно отыщется селение. Доберемся до него — тогда и будем решать, что делать дальше. Да и не должны мы были далеко удалиться от Гостледера, еще и суток не прошло.

Утром я проснулся от громкого шепота Мириам:

— Прошечка, букашечка, разведи костер, я замерзла.

Проухв сонно зашевелился, и она зашикала:

— Тише, тише, господина разбудишь.

— Прошка, — позвал я.

Тот мгновенно вскочил на ноги.

— Да, ваша светлость?

— Ты розги вчера замочил? Так неси их сюда.

И тот поплелся за розгами. Ну нельзя же так, Проухв. Я же шучу, и даже Мириам понимает. Но ведь прикажи я тебе высечь ее, и ты сделаешь это, и вовсе не из-за страха передо мной. Порой я жалею тебя из-за твоей потрясающей наивности и в то же время горжусь твоей преданностью.

Прошка вернулся без розог. Надо же, наверное, сейчас скажет, что их прибоем унесло.

— Ваша светлость, шлюпка исчезла, — сообщил он с таким видом, как будто сам был в этом виноват.