ГЛАВА 10

После бойни в парке события для меня развивались самым будничным образом — офис, кипы бумаг и отчетов, вопросы аналитиков. Последние — самые страшные. Умники яйцеголовые. Единожды попав к ним в руки, было практически невозможно вырваться живым. Причем эта каста сверхов привыкла работать с магами, а потому относились ко мне с изрядным пренебрежением. Что не могло не раздражать.

Общение оборотня с магией происходит на низком уровне, о чем наши умники не уставали напоминать. Я не мог визуализировать параметры аур летающих тварей, не мог передать оттенки запахов и выявить уязвимости к стихиям. С точки зрения магической науки оборотни считались бесполезным материалом, но работа оставалась работой, и аналитический отдел честно пытался выжать из меня крупицы информации.

Потому что второй объект был еще хуже.

По словам аналитиков, священники — это вообще тупиковая ветвь магоэволюции. Отец Илларион в ответ лишь кротко улыбался, что неимоверно раздражало наших умников. Промаявшись до вечера, мы так ни к чему и не пришли.

Домой я добрался совершенно измотанным и сразу завалился спать. Несмотря на общую усталость, обидней всего было за пропущенную тренировку. Время поджимало, и хотелось использовать каждую минуту с максимальной эффективностью. После случившегося в парке Игорь не смог отказать мне в помощи, но взял с меня обещание, что перед этим я посоветуюсь с Макаровым.

— Зря ты его недооцениваешь! Грамотный мужик. Лютый!

Спорить я не собирался, хотя мое мнение о бывшем диверсанте несколько отличалось. Упертостью тренера можно было забивать гвозди. Решения принимались раз и навсегда, что в нашем зыбком и постоянно меняющемся мире казалось совершенно неправильным. Макаров оставался человеком старой закалки.

В любом случае разговор с ним пришлось отложить до утра. После наших мозгоправов голова совершенно не соображала.

Дверь в кабинет тренера оказалась не заперта — постучал и вошел.

— Петр Игнатьич, мне нужно с вами поговорить.

— Ну говори, раз пришел, — с извечным дружелюбием буркнул Макаров, не отрывая взгляда от документов.

Откровенно говоря, я не знал с чего начать. Слишком все зыбко, на одних ощущениях. Никаких доказательств у меня не было, но я нутром чуял, что наше с Ящером время подходило к концу. Еще немного, и никакие тренировки зверю уже не помогут.

— Ну! Чего застыл? Начинай.

— Ящер погибает, — тихо произнес я, опускаясь в кресло.

— В смысле? — Тренер отложил бумаги и несколько удивленно глянул в мою сторону.

Занятия в группе пошли мне на пользу. Раньше я бы не почувствовал мастерское заклинание, а сейчас только поморщился от холодной щекотки. Стерпел. Пусть смотрит.

— Все с тобой в порядке, — констатировал тренер. — Жив-здоров.

— Я не про себя говорю. Моя звериная часть осталась в каменной пустыне наедине с демоном. Хреново ей, не мне.

— Сны не прекращаются?

— Кошмары, — поправил я. — Повторяются каждую ночь. Зверь слабеет и не сможет долго сопротивляться. В одиночку ему не справиться. У меня такое чувство, что демон давно мог бы убить оборотня, но смерть не входит в его планы. Он… питается, что ли. Растет. Эволюционирует. Ваши тренировки помогают. Я вижу, что становлюсь сильнее, и все равно с каждым днем слышу Ящера все хуже. Он умирает. Мне нужно туда. — Я постучал указательным пальцем по виску. — Сюда.

— Ты хочешь, чтобы Василек провела еще один сеанс медитации?

— Да. В прошлый раз это сработало. Думаю, я смогу пробиться через завесу и помочь ему.

Макаров молчал.

Я видел, что он всерьез воспринял мои слова и теперь обдумывал ситуацию.

— Знаешь, Саша, — задумчиво начал он, — твоя звериная сущность выигрывает время, и наша задача — использовать его по максимуму. Нужно подготовить тебя к схватке за собственное тело. Пока ты не готов.

— Пока вы сочтете меня готовым, Ящер умрет. Оборотень во мне умрет.

— Значит, он пожертвовал собой ради нас. А ты сделай так, чтобы жертва не оказалась напрасной. Тренируйся!

— Но…

— Саша! — Макаров смягчил голос, но слова все равно звучали приговором. — Для меня важно, чтобы смерч не вырвался на волю. Ты же предлагаешь авантюру. Я не вижу в тебе ни силы, ни уверенности. Контора за тебя отвечает, и даже Василек не станет участвовать в таких глупостях. Тяжелое решение, но я его принял. Все. Разговор окончен.

Я поднялся и молча вышел из кабинета.

Мелкая, недостойная грубость, но я ничего не мог с собой поделать. Во мне кипела злость, и хотелось что-нибудь сломать. Пусть я понимал решение Макарова, но не принимал его. А еще я предвидел и подготовился.

— Да? — В трубке раздался усталый голос священника.

— Здравствуй, Игорь. Наш уговор еще в силе?

И пусть будет что будет. Нельзя бросать своих.

Следовало торопиться, пока Макаров не пронюхал о нашей затее. Чутье старого разведчика не стоило недооценивать. Удивляюсь, как он вообще выпустил меня из виду.

Через полчаса я был на месте.

Игорь уже приехал и теперь махал рукой, привлекая внимание. Чуть поодаль, не сводя с машины пристальных взглядов, стояла колоритная троица в рясах. Даже на таком расстоянии их богатырское телосложение бросалось в глаза. В Церковь попадали разными путями, и не всегда после мирной жизни. Кажется, Игорь здесь не единственный, кто знает, с какой стороны брать в руки автомат.

— Ну что, одержимый, готов к сеансу экзорцизма?

— Да черт его знает.

— Не поминай лукавого, беду накличешь, — поморщился Игорь. — Едем.

— Куда? Разве не здесь?

— Успокойся, Саша. Доверься мне. Монастырь за городом, и для твоей просьбы он подходит лучше любого другого места. Подальше от мирных жителей. Стены святого места помогут, если что-то пойдет не так.

— Пуля надежней, — буркнул я и уточнил: — Серебряная.

Игорь промолчал, но я не сомневался, что в его арсенале найдутся вещи и посерьезней. После боя со скатами прочитанное в досье уже не казалось выдумкой.

Мой напарник стоял у истоков создания отдела, регулировавшего взаимоотношения магии и Церкви. Кроме того, архиерей Илларион, которого я знал под мирским именем Игорь, оказался не последней шишкой Священного синода. И чем глубже магия проникала в повседневную церковную жизнь, тем быстрей росло его влияние. Специальную папку, посвященную внутрицерковным интригам, я пропустил. Знаю только, что моего напарника не раз пытались сместить, но всегда безуспешно. Как и в случае с Власовым, время было упущено. Священник стал незаменимым. По крайней мере, его уход грозил Церкви серьезными осложнениями. Возможно, чуть позже, когда все устаканится, с ним произойдет какая-нибудь неприятная случайность с летальным исходом. Недаром Игорь заранее готовил себе место декана богословия в Высшей московской школе магии. Припрятанный козырь в лице Власова сильно осложнит любые интриги, и думается мне, что это было взаимовыгодное сотрудничество. Свалить тандем генерал — архиерей будет очень непросто.

Оставалось загадкой, почему такой человек терял время на поиски виновных в жертвоприношениях. По масштабам возможностей получалась стрельба из пушки по воробьям.

Личный мотив или предчувствие глобальных последствий? Скорей второе. У меня было достаточно времени, чтобы понять — чутье священника не уступало звериному. А, может, и превосходило! Интересно, что могло встревожить настолько хладнокровного человека?

Вчера Игорь без колебаний принял бой со скатами, хотя не мог не видеть угрозы для себя лично. Нападения летающего монстра он бы не пережил.

Я машинально потер центр груди. Именно сюда пришелся основной удар. И Игорь и Женя в голос твердили, что обошлось без последствий, но периодические короткие спазмы настораживали. Они становились все реже и незаметней, но вместе с тем не спешили пропадать. Как и здоровенный ожог размером с две мои ладони. Если бы чешуя не ослабила удар, то мне пришлось бы туго.

— Эх! Будь со мной Ящер… — тихо пробурчал я, усаживаясь в машину. — Ехать-то далеко?

— Часа за три доберемся, если без пробок. Хочешь — подремли. Разбужу, как подъезжать будем.

— Чуть позже. Просто спросить у тебя хотел. — Я замялся. — Объясни, пожалуйста, вот то, что мы делаем, как это с точки зрения веры? Магия — это инструмент. Оружие. Или вот я, например — фрик по любым меркам. Да еще и убийца. Ведь не убий — это же главная заповедь?

— Нет заповедей неглавных. Они все равно важны, но я понял твой вопрос. Библия запрещает человеку лишать жизни другого, руководствуясь личными мотивами. Большей частью они субъективны. Никто, кроме Бога, не может дать жизнь и никто, кроме Него, не вправе отбирать ее.

— Но…

— Дослушай. Защита близких, защита Родины и даже защита незнакомых тебе людей — это не личный мотив. Это подвиг. По велению души рисковать жизнью ради спасения другого — благо. Нет больше любви, чем положить душу за други своя.

— А как же подставь другую щеку?

Игорь усмехнулся:

— Буквализм без понимания очень опасен. Особенно по отношению к заповедям. Иисус Христос был непримирим по отношению к злу. Понимай так, что нельзя платить злом в ответ на зло, нельзя ему уподобляться. А насчет «подставь» — я понимаю, что ты хотел сказать. Православие никогда не было рабской религией, Саша. Кто бы что ни говорил.

Обычно спокойный на дороге священник вдруг поддал газу и лихо обошел потертую, но весьма шуструю иномарку.

— Знаешь, кто такой Александр Невский? — Дождавшись моего кивка, Игорь продолжил: — Князь, воин и полководец. Считай, руки по локоть в крови, а причислен к лику святых. И таких примеров множество. Не мир пришел я принести, но меч, — по памяти процитировал Игорь. — Я сделаю все ради мира, но не ради мира добра со злом, а чтобы отсечь и отделить одно от другого, чтобы не было смешения.

Проповедь отца Иллариона окончательно заклинила мне мозги. Одно я понял — Церковь стояла против убийц, но всех воинов поголовно к ним не причисляла. Мотнув головой, я попытался закруглиться и свести все к шутке.

— Глядя, как ты шушуришь от бедра с «калаша», я так и понял… насчет «отсечь».

— Когда это я стрелял от бедра? Классическая стойка — руки держат, бедра водят. Как по учебнику.

Игорь поддержал шутку, и на душе стало легче. В преддверье схватки со смерчем начали сдавать нервы.

— И еще. — Игорь цыкнул зубом. — Насчет твоей человечности. Даже не думай сомневаться в себе. Ты хороший человек, Саша. Молодой, импульсивный, но хороший. Ты поступаешь, как велит тебе сердце, и это главное. Неважно, что о тебе говорят — брань на воротах не виснет, важно по совести жить.

— Или умереть.

— На все воля Господа, но мы тебя подстрахуем. Без дураков и подлостей подстрахуем, слово даю. И все же постарайся справиться. Не хочу брать грех на душу. Мне еще епитимья за «стрельбу от бедра» полагается. Вторая будет лишней.

На этом наш разговор о Боге закончился. Оставшуюся часть пути мы общались на отвлеченные темы, а мою самоубийственную авантюру по молчаливому уговору не обсуждали. Священник проявил себя на удивление чутким собеседником и не стал подливать масла в костер моих сомнений.

По большому счету Макаров сказал правильно — я абсолютно не чувствовал уверенности в победе. Решил ввязаться в бой, а там — куда кривая вывезет. Решение далось нелегко. В глубине души еще таился панический ужас. Воспоминания о тюрьме без времени и без чувств оставались со мной, все чаще всплывая ночными кошмарами. После них я рывком просыпался и долго лежал на мокрой от пота простыне. Бездумно таращился в потолок, пытаясь успокоить скачущее в груди сердце и не разбудить Юльку. Как сегодня, например.

Ехать не хотелось совсем.

Но чутье подсказывало, что времени остается все меньше. Демон слабел, но вместе с ним слабел и Ящер, а принести его в жертву я не мог. Нельзя жертвовать куском себя, даже не попытавшись сопротивляться. Совру, если скажу, что у меня не было искушения поступить, как советовал тренер. Потянуть время, набраться сил и ударить чуть погодя. В обмен на жизнь Ящера.

Подлость! Истинное значение которой не понять даже самому сильному магу и на которую не согласится последний перевертыш. Будь рядом Волков, он бы молча покрутил пальцем у виска и заставил действовать. Образ майора так живо восстал в памяти, что я на секунду почувствовал его присутствие. И одобрительное похлопывание по плечу — «Все верно, брат!».

— Все верно! — эхом повторил я и, расслабившись, откинулся на сиденье.

Неважно, что ждет меня по ту сторону барьера. Там Ящер, ему нужна моя помощь, и это — главное.

Надежно запечатанный конверт хранится у Игоря. Если случится худшее, то семья узнает об этом от меня, пусть и слегка запоздало. Надеюсь, все пройдет как надо, и я самолично сожгу его по возвращении. Ну а с Макаровым и остальными объяснюсь после. Победителей не судят, а проиграю — будет уже все равно.

— Чего замолчал?

— Думаю, — односложно ответил я и добавил с улыбкой: — Хочешь анекдот?

— Про монашку?

— Типа того, — ответил я, слегка удивившись такой проницательности. — Откуда узнал?

— Да у тебя аура ехидством так и полыхает. Не впервой. Рассказывай давай.

— Значит, так. У православного священника спрашивают: «Святой отец, почему у католиков хор поет в сопровождении органа, а у нас — никакого инструмента». Поп, значится, пузо почесал и говорит: «Вишь какое дело, сын мой, талант — его ж не пропьешь, а вот орган там или дудку какую — это как не хрен делать».

Не самый смешной анекдот, да и Игорь его, похоже, слышал, но из вежливости улыбнулся. Уже хорошо.

— В Европе сейчас похлеще нашего проблемы, — подумав, сказал напарник. — Как вся эта катавасия на свет божий всплыла, народ в церковь повалил втрое против прежнего. Да и фанатиков опять же прибавилось. У них же там интрига на интриге, в их загнивающем Западе. Вот кто-то из шишек и решил ситуацией воспользоваться.

— Братва рвется к власти?

— Хуже. — Игорь не поддержал шутки. — Церковь на грани раскола. Одни радеют за возрождение инквизиции, и, надо сказать, после сезона охоты на вампиров эта идея вызывает у мирян нездоровый ажиотаж. Сжигать кровососов на костре — это ж так весело. Никто не думает, что следующими туда отправятся неугодные сверхи. Вторая группа товарищей разумней, но с осторожностью и дипломатией слегка перебарщивают. Такими темпами их самих могут зажарить.

— Толерантность. — Я пожал плечами. — Бич нашего времени.

— Да нет. Там по обе стороны баррикад такие акулы плавают. В сто раз хлеще наших. Расслабились. Момент упустили. Боюсь, без крови теперь не обойдется. Господи, спаси и сохрани!

— А наши что? — Я с интересом уставился на священника. Вести с христовых полей меня заинтересовали. Не каждый день выдается порыться в грязном белье матушки-Церкви.

— Договариваемся пока.

А вот это — сильная оговорочка. Прокол, как есть прокол! Хотя досье я уже просмотрел и иллюзий своих лишился. Рядом со мной сидела акула из той же стаи. С той лишь разницей, что этот пока не отстранился от полевой работы. Хотя почему пока? Последние недели Игорь почти не появлялся у сердюковцев, свалив на меня все дела по жертвоприношениям. Работа декана богословия завалила его до черных мешков под глазами. Неудивительно, что он с тоски за автомат схватился. Да и помочь мне больно легко согласился. Впрочем, это уже моя паранойя заговорила. Было заметно, что Игорь переживал от чистого сердца.

— Долго ехать? — спросил я, поглядывая на часы.

Обещанные священником три часа подходили к концу, а мы только-только съехали на проселочную дорогу. Вместо ответа Игорь несколько раз крутанул допотопное «весло» отечественного автопрома, защищаясь от вездесущей пыли, и кивнул на показавшийся из-за поворота указатель. Движущийся в авангарде автомобиль сопровождения поднимал плотные серые облака, и, чтобы не задохнуться, мне пришлось последовать примеру моего спутника. Духота в наглухо запечатанной машине мгновенно достигла пределов, за которыми уже не спасала никакая магия, и если указатель, гласивший «Монастырь Святителя Николая архиепископа Мирликийского, Чудотворца. 80 км», не обманывал, наслаждаться поездкой нам предстояло еще минимум час.

Я тоскливо вздохнул.

Минуты хватило, чтобы рубаха намокла и прилипла в самых разных местах, а спустя полчаса я был готов схватиться с сотней демонов, лишь бы вырваться из четырехколесной газовой камеры. Хуже того, я совершенно точно знал, что едущая впереди иномарка с братьями даже в базовой комплектации оборудовалась кондиционером. И я откровенно не понимал, почему бы им не пристроиться сзади. Вялые шутки Игоря насчет епитимьи меня не устраивали. Класть поклоны алтарю можно и в одиночку, а страдать за компанию я не подписывался. Сеанс коллективного самоистязания меня откровенно вымотал, и к концу пути я поглядывал на попутчика с легкой неприязнью. Изверг. Чистый изверг!

— Приехали!

Автомобиль плавно притормозил у ворот. Выбравшись наружу, я высвободил рубаху и стянул ее через голову одним слитным движением. Расстегивать пуговицы было свыше моих сил, хотелось скорей подставить бока свежему ветру. Благо воспалением легких оборотни не болеют.

— Садюга! — протянул я в сторону Игоря, постанывая от удовольствия.

Все это время священник стоял, облокотившись о распахнутую дверцу машины, и с улыбкой глядел в сторону монастыря. Мои упреки его мало беспокоили.

— Хорошее место. Давно здесь не был. Соскучился. — В голосе Игоря слышалась легкая грусть и сожаление.

— Церковный иерарх устал от столичной суеты? — поинтересовался я с соответствующей случаю ехидцей.

— Есть немного. — И, опережая мою следующую фразу, добавил: — Рано мне на покой. Время перемен упускать не должно, потом локти кусать придется. Только-только выпал шанс болото расшевелить.

В голосе священнослужителя прорезалась тоска, но только на секунду. Мгновением спустя он уже говорил с наигранной бодростью:

— Ну что ж, отрок, добро пожаловать в божью обитель.

Монастырь и впрямь оказался хорошим местом. Свежий воздух, прохлада, деревья кругом. И чистота, не только и не столько внешняя, хотя проложенная от ворот дорожка и блестела как полированное лезвие меча, сколько внутренняя, простому взгляду недоступная. В Москве стояло немало церквей, и только сейчас я понял, почему с приходом Волны люди потянулись под их святые купола. Спокойно под ними, защищенность чувствуешь. В городе магия хлещет, эмоции чужие гуляют и проклятия, случайные и не очень. А здесь умиротворение. Раскрыться можно, отдохнуть. Церковь магию на отдалении держит, и броня без надобности.

Откуда броня, спрашивается? Ее каждый инстинктивно воздвиг, чтобы от чужого подальше держаться. Неизвестно, чего прихватишь от улыбчивой старушки в вагоне метро. Чужая душа — потемки.

Попытка взглянуть на монастырь истинным взглядом кончилась плачевно. Здесь не любили чужой магии, и сияние надвратного храма с высокой звонницей ударило в глаза, надолго отбив охоту подглядывать за чужими секретами.

— Игорь, кажется, мы напрасно приехали, — неуверенно сказал я, утирая выступившие слезы. — Не думаю, что у меня получится пробиться отсюда.

— Не переживай. Придет время, храм поможет. Идем.

Несмотря на железную уверенность напарника, меня одолевали сомнения. С другой стороны, иного выхода все равно не было. Машина осталась в городе, о чем я не единожды успел пожалеть.

Оставив оба автомобиля за воротами, мы двинулись к основному храму в сопровождении дюжей троицы монахов. С момента нашего знакомства они так и не произнесли ни слова, и сейчас бодро шагали впереди, показывая дорогу. До Игоря молодцы не дотягивали, но судя по энергетике — ребята они непростые. Церковный спецназ, что работал в спайке с сердюковцами, не иначе. Потому же и молчат — не любят церковники «чертей». Сторонятся, а то и за предателей держат. До Волны существовали две проблемы: удержать магию в секрете и удавить отступников, пока серьезной силы не набрали. В то время тринадцатый отдел с вампирами нейтралитет поддерживал и занимался в основном одиночками. Кремль задачу ясно поставил — чтобы ни одна живая душа о магии до срока не пронюхала. Глобальная задача, и на кровососов наших сил просто не хватало. Никифор уже тогда собрал свою братию в единый кулак — с наскоку не взять. Звон бы на весь мир пошел, как в итоге и получилось. Столица вдоволь умылась кровью, и «занавес» сорвало к такой-то матери. Правда, «черти» к тому времени стали сильнее и удержали все в рамках. Если бы не Эльвира, вообще хорошо бы было.

Вот и получалось, что все это время церковники бились на переднем краю фронта вместе с ведьмаками Сердюкова. Только до Волны они не ведьмаками были, а простыми солдатами. Хорошими. Даже отличными. У них не было магии, и потому смертность в отряде зашкаливала. Церковники умирали реже, но зато отпевали каждого и хоронили своими руками. С тех пор и повелось. Не любят монахи ни нас, ни магию. Говорят, одни беды от нее. Но больше молчат, как вот эти трое. По правде говоря, нам тоже не сладко пришлось, но дар у «чертей» внутри, и где-то я святош понимаю. Со стороны выглядело так, словно их руками целую гору каштанов из огня перетаскали. И не факт, что только выглядело.

У меня и в мыслях не было обвинять Графа или Власова в подлости или некомпетентности. Время детских обид прошло, а судить поступки человека можно только в двух случаях — встав вровень или забравшись выше. Ответственность — это такая штука, когда снизу ни черта, кроме результата, не видно. С каждой ступенькой в паутине проявлялись новые узоры, и с добавлением новых переменных картина нередко менялась самым кардинальным образом. Те же церковники в свое время пригрели на груди змею, едва не угробившую столицу со всеми жителями.

— Ты чего смурной такой? Нервничаешь? — Голос Игоря ворвался в мои размышления, выводя из транса.

— Есть немного.

Крепко задумавшись, я не оглядывался, и теперь озадаченно крутил головой.

Посмотреть было на что. День был в самом разгаре, и в монастыре кипела жизнь. Натуральное хозяйство во всей красе: с животинкой, огородами и деревянным колодцем-срубом, возле которого мы и притормозили. Размеренно проворачивая ворот, двое раздетых по пояс и слегка умаявшихся на солнцепеке монахов наполняли деревянные ведра. Еще двое утаскивали воду коромыслами в сторону вытянутого здания. Не требовалось напрягаться, чтобы уловить доносящиеся оттуда запахи пряной хвои и ароматной березы. Поездка в душной коробке не прошла даром. Попариться в баньке хотелось нечеловечески.

Поздоровавшись со своими, Игорь зачерпнул колодезной воды и не торопясь выпил. Специально под это дело на срубе висел деревянный ковшик. Его он и протянул мне со словами:

— Ух! Живая вода, не иначе. Будешь?

— С удовольствием. Спасибо.

Сделав пару хороших глотков, я наклонил голову и влил остатки себе за шиворот и на макушку. Благо размер «кружки» позволял. Энергичным движением смахнув капли с начинающего отрастать ежика, я с удовольствием прищурил глаза.

— Может, перекусим? — с хитрой улыбкой поинтересовался Игорь. — Вечером в баньку, а завтра с утречка…

— Нет, — отказался я поспешней нужного, но уж больно завлекательная картинка нарисовалась.

Чем ближе мы подходили, тем меньше мне хотелось лезть в темницу смерча. Соблазнительная мысль «само рассосется» посещала уже не раз и становилась все притягательней, заглушая даже звериное чутье на опасность. На поверхности все выглядело чудесно, и я в чем-то понимал Макарова. Старик не любил напрасного риска и не видел, что творится в глубине. Никто не видел. Даже Игорь пошел мне навстречу, на деле воспринимая все с изрядной долей скепсиса. Плевать. Пусть он не верил в меня, но из города вывез и подстраховался серьезно. Я чувствовал, что в монастыре хватало одаренных, чтобы удержать смерч.

— Нет. — Второй отказ получился убедительней. — Сначала работа. Веди!

Священник не обиделся на приказ, только кротко улыбнулся и, развернувшись, повел меня в сторону холма. Возвышающийся закладной крест золотом блистал в лучах солнца. Глаза твердили, что крест целиком деревянный, его аура оставалась для меня загадкой, как я ни всматривался. За последний месяц я сильно продвинулся в искусстве истинного зрения, но, Богом клянусь, такого материала в природе не существовало. Кажется, чернорясные научились создавать артефакты своей веры. Раньше такого не было.

Думаю, именно крест давал ощущение разлитого в воздухе чистейшего серебра. Если мои догадки верны, то на территории монастыря любая нечисть должна чувствовать себя куском масла на сковородке. Не исключая моего демона. Если он выберется, конечно. Монастырь — хорошая идея. Я посмотрел на Игоря с уважением. Верил он в мою затею или нет, но к делу подошел серьезно.

Чем ближе мы подходили к кресту, тем сильнее ощущалось его влияние. По коже побежали легкие мурашки — первый признак шевельнувшейся в глубинах чешуи. Тело оборотня не доверяло христианской святыне.

— Проблем не будет? — притормозив на полпути, уточнил я у священника. — Я все-таки перевертыш. А ну как за врага примет?

— Не волнуйся, здесь нередко бывают оборотни, — успокоил Игорь. — Среди прихожан хватает вашего брата, но ты все-таки будь осторожен. Гостей с такими «подарками» здесь еще не было. Обычные проклятия крест рассеивает еще у входа в монастырь. Особо стойкие требуют молитвы и трехдневного поста. Таких «счастливчиков» мы оставляем в гостевых покоях до полного выздоровления. Твой случай особый. Мерзость сидит глубоко, и крест ее не чувствует. Наша работа начнется позже, когда ты вытолкнешь его наружу. Здесь, — священник обвел рукой окрестности, — ему придется несладко. Мирян из монастыря убрали, так что работай свободно. Не торопись. Времени хватит.

— Слушай, а как себя чувствуют вампиры под таким давлением?

— Ты же инженер, верно? Значит, должен знать, что такое гидравлический пресс, — образно ответил Игорь, и в словах его чувствовалась искренняя гордость. — Плохо себя чувствуют.

— Понятно. — И я продолжил восхождение.

Игорь двигался чуть позади в компании своих молчаливых братьев. Утолив жажду, «чернорясные» нас догнали и пристроились позади.

Ступеньки вели на просторную, уложенную мраморными плитами площадку. Крест возвышался, подавляя своими размерами и энергетикой. Божественного присутствия не ощущалось, но церковная сила порядком отличалась от уже привычной магии сверхов. Чем-то она напоминала родниковую воду — звонкую и освежающую. Неудивительно, что владеющих ею невозможно обратить в нежить. Раньше я скептически воспринимал слухи о невосприимчивости церковников к вампиризму, считая их не более чем удачной пиар-акцией.

Увиденное заставило меня изменить свое мнение. Если способности служителей Церкви имели общие корни с разлитой вокруг силой, то превратиться в нежить они могли только в одном случае — если полностью отрекались от нее. Думаю, для искренне верующего такой поступок так же невозможен, как отречение от своего звериного «я» для оборотня. Это как вторая ступень посвящения, после которой уже нельзя жить по-старому. Думаю, вампиры тоже проходят через подобное преображение. Ничем иным я не могу объяснить непонятную, граничащую с психозом агрессивность нежити по отношению к простым людям. Такое чувство, что их оскорблял вид человека. За редким исключением вампиры стыдились своего происхождения, не желая иметь с «пищей» ничего общего. Среди одиночек это не слишком заметно, но в стае сразу бросалось в глаза. Здесь весьма уместна аналогия с тюремными заключенными — нежить так же абстрагировалась от породившего ее общества. Чем выше взбирался вампир, тем жестче наказывали за случайное или намеренное сравнение с «бурдюками».

Оборотни тоже подвергаются искушению забыть о людском начале и полностью погрузиться в звериную ярость. Искушение велико так же, как велика плата. Сила, упоение яростью, сладковатый запах мяса и крови — все это накатывало неожиданно и поглощало безвозвратно. Наверное, именно поэтому нас так мало. Рано или поздно, Церковь или контора — финал всегда один. Сорвавшихся с цепи разума уничтожали.

Возможно, именно поэтому никто не беспокоился за Ящера. Оборотни ассоциировались с проблемами, и смерть звериной половины воспринималась окружающими как меньшее зло. Я так не думал. Глупо было отрицать опасность и неуравновешенность Ящера, но бросить его на съедение смерчу — это даже не глупость, это подлость. Без боя пожертвовать частью своей души — меня воротило от таких мыслей.

— Начинаем? — Я повернулся к Игорю.

Священник молча стоял рядом, не мешая мне собираться с духом. Лишь слегка повернув голову, он негромко произнес:

— Мои люди готовы. Приступай, мы прикроем.