19
ЖЕРТВА
ХМЕЛЬНОЙ ВКУС ПОБЕДЫ
ПОМНИ ПАВШИХ
В залах нечестивой базилики Сигнуса Прайм собралась многочисленная армия Кровавых Ангелов, стянувшаяся со всего поля битвы, чтобы раздавить демонических врагов в их логове. Костяной пол собора и огромное разрушенное пространство снаружи устилали мертвые культисты и уродливые тела, ставшие личинами из плоти для духов варпа. Пятна жидкости окрасили землю, а кое-где собрались в неглубокие озерца. Стены были забрызганы высохшей кровью убитых тварей, пролитой из их вскрытых глоток. Подобное творилось по всей планете, в каждой крепости врага и на кораблях, которые все еще сражались в темноте высокой орбиты.
Сыны Сангвиния растворились в буйстве резни. Строгие дисциплинированные ряды рот и орденов сломались и смешались, и час за часом легион медленно превращался в нечто неконтролируемое. Они стали красным ураганом, который промчался по Сигнусу Прайм, не оставляя ничего после себя. Кровавые Ангелы сражались как никогда прежде, не с холодным разумом и праведной мощью, как их учили, но с сердцами, бьющимися ради мести, и с жаждой крови, как у берсерков, на устах. Их нельзя было остановить, все, что стояло на их пути, уничтожалось.
Враг серьезно недооценил волю Ангелов. Яростная атака на горячо любимого Сангвиния не сломила их, но освободила. Узы, которые сдерживали легионеров, пали, и скрытая ранее тьма вырвалась на свободу. Каждый из них желал крови противника, но эту жажду нельзя было утолить, только облегчить на краткий миг.
Последние из демонических стражей были отброшены в широкое, гулкое крыло у основания Собора Знака, их сдавили в массу извивающейся, чудовищной плоти. Орда упивалась своей властью над скоплением Сигнус, пытая и убивая обычных колонистов, которые называли эти миры своим домом. Последние из них были вырезаны демонами здесь, и поэтому это место было подходящим для казни убийц.
Численность тварей уменьшалась с каждым взмахом клинков Кровавых Ангелов. Тела чудовищ разрывались на части в хлещущих потоках крови, демонические сущности с воплями покидали умирающую плоть, падая в огромную яму в недрах храма. Последние из низших тварей были изрублены вихрем клинков, но и после этого гнев не стих.
Повисла зловещая, тягостная тишина, нарушаемая звуками капающей крови и низким скрежетом из дыхательных решеток. В живых осталась только хныкающая тварь Кирисс, наверху в огромном зале боли, но на поле битвы больше некого было убивать.
Все враги лежали мертвыми, но жажда крови все еще пылала в поиске новой ненависти, стремясь насытить свой бесконечный голод. Сотни и сотни воинов молча подняли головы и посмотрели на легионеров вокруг себя, видя не своих боевых братьев, но соперников и источники старой, мелочной вражды. Костяшки рук, сжимающих рукояти мечей, побелели, пальцы потянулись к спусковым крючкам.
В этой тишине будущее легиона балансировало на лезвии меча.
Демон в равной степени рыдал и смеялся, ухватившись тонкими пальцами за эфес меча Ангела и мучительно вытягивая его из зияющей раны в своем теле. Наконец клинок со скрежетом вышел из стены, а затем из тела, с лязгом упав на пол. Следом из раны хлынули зловонные внутренности.
Ралдорон выпрямился и поднял оружие.
— Я хочу убить его, — зло произнес он, охваченный безмерным гневом. Боль от ран казалась уже смутной и далекой. Все, что он хотел, — убить эту тварь Кирисс, услышать ее предсмертные вопли.
Капитан моргнул и попытался избавиться от страшного порыва, но тот всего лишь отступил, продолжая направлять мысли Кровавого Ангела.
Розовокожий монстр раскинул четыре руки и покрутил козлиной головой.
— Уничтожь эту плоть, и я найду другую. Это не остановит безумие, — он замолчал, когда к нему направился через зал Сангвиний, излучавший золотое сияние. Лицо Ангела пылало холодной яростью, глаза зловеще мерцали.
Ралдорон никогда прежде не видел своего повелителя таким. Примарх испытывал сильную боль, которую вызывали увечья, нанесенные плетью Жаждущего Крови. И помимо этого Ралдорон увидел в душе Сангвиния рану настолько глубокую, что исцеление казалось невозможным.
Но эту боль скрывала растущая ярость невиданной силы, и лишь генетически сотворенный воин мог сдерживать ее. Сангвиний подобрал багровый меч. Клинок ожил разноцветным жаром, словно только что извлеченный из горна кузнеца.
— Ты проиграла, тварь, — громко произнес он. — Эта война ужасов закончилась.
Вокруг стояли выжившие легионеры из отделений Кассиила и Орексиса, наведя оружие на демона. Ралдорон увидел Мероса на дальнем краю группы, мягко опускающего на пол Ниобу. В его руке дергался цепной топор. Все они чувствовали, как уходит самообладание.
Кирисс захихикал, зажимая рваную рану в животе.
— Ты знаешь, что это не так! — демон указал на Ангела. — У тебя есть внутренний взор. Ты видишь изменение путей, а они видят тебя. Это настоящее — твое свершившееся видение. Оно снилось тебе!
Он запрокинул голову и громко закричал, на губах пузырилась черная кровь.
— Сегодня проявился твой изъян, Сангвиний с Ваала. Все твои сыновья увидят его. Некоторые не выживут, чтобы поведать об этом!
— Нет! — Ангел поднял меч для смертельного удара.
— Да! — Кирисс вскинул руки и отступил назад. Он ткнул клешнями в тусклую кристаллическую капсулу, которая раскачивалась из стороны в сторону на толстых тросах.
— Пламя гнева зажжено и не потухнет, — демон злобно посмотрел на Ангела. — Это олицетворение тьмы внутри тебя, недочеловек. Тех же красных и черных нитей, которые закручиваются вокруг молекул твоей плоти и крови. Скрытый изъян в твоих сыновьях… — он высокомерно поднял голову, играя словами. — Изъян, который ты носил в себе с момента рождения, Сангвиний.
— Что это за ложь? — разозлился Кайде. — Милорд, убейте его, и покончим с этим!
— Это не ложь, — сказал примарх, и снова в его глазах вспыхнула боль. Ангел взглянул на Ралдорона, на миг разделив страдания с ним. Капитан вспомнил воина в руинах разрушенной часовни на Мельхиоре, и несколько других до этого.
— Мы знаем тебя, Ангел, — сказал Кирисс, сдерживая кашель. — Всегда знали. Ты никогда не задумывался во тьме долгой ночи, когда был одинок и встревожен? Никогда не осмеливался спросить вслух о происхождении… — демон прервался, чтобы изобразить в воздухе очертания, следуя линиям крыльев Сангвиния, — …твоего дара?
Снова раздалось низкое грубое хихиканье.
— Когда ты был отнят у твоего заблудшего отца и оказался в пыли радиоактивных земель Ваала, Губительные Силы присматривали за тобой. Они прикоснулись к тебе.
— Сейчас ты лжешь, — сказал Сангвиний. — Я — сын своего отца и всегда им буду. Я — ангел его чистого гнева.
— Тогда убей меня и посмотри, как твои сыновья уступят этой силе.
Кирисс поднялся во весь рост, не обращая внимания на гноящиеся раны истерзанного тела.
— Гнев. Вот, что ты такое, вот, что ты скрываешь под своей благородной маской. Но если ты не примешь этот изъян, если продолжишь отвергать его… тогда все твои сыновья поплатятся жизнями!
Демон развернулся, вынудив легионеров отступить за пределы досягаемости его клешней.
— Неумелая игра этого убийцы Ка Бандхи закончена, и посреди разгрома я одержу небольшую победу. Покорись мне!
— Никогда.
Кирисс раздраженно заревел.
— Я даю тебе выбор, примарх. Пламя гнева нельзя потушить, только отведать. Оно само себя поддерживает. Посмотри на своих сыновей. Даже эти прославленные воины рвутся в бой и страстно желают выпустить на волю берсерка! Если бы не та ведьма с призрачным разумом, все уже бы произошло. Остальные воины твоего легиона на волосок от того, чтобы поднять мечи друг против друга! — его клешни гневно щелкнули. — И эта красная жажда только начало. Она станет более могучей, чем все, что ты уже видел во снах.
— Какой… выбор?
Когда Сангвиний произнес эти слова, Ралдорону показалось, что клинок пронзил его сердца.
— Милорд, не…
— Какой выбор, демон? — прогремел примарх.
— Впусти пламя гнева в себя, — сказал Кирисс. — Прими его. Пойдем со мной, следуй вместе со своим возлюбленным братом Хорусом. Сделай это, и твои сыновья будут освобождены. Я обещаю. Твой легион будет избавлен от этого изъяна, Ангел. Они больше никогда не познают его снова. Их жизнь в обмен на твою.
Ралдорон увидел возникшее в глазах своего повелителя сомнение. Даже когда капитан узнал о наследии потерянных, об угрозе, которая таилась в генетической матрице легиона, он хранил молчание, как попросил его повелитель. Но он не мог закрыть глаза на то, какую боль принесло это знание примарху. Ничто так не страшило Ангела, как страдания его сыновей.
Острие огромного красного меча дрогнуло и опустилось к полу. Ралдорон услышал крики воинов, вопли недоверия и осуждения. Первый капитан подошел к повелителю и покачал головой.
— Вот чего хотят предатели, — произнес он. — Вот почему они привели нас сюда, милорд! Поставить перед этим выбором, разве вы не понимаете?
— Понимаю, — ответил Сангвиний, и это, казалось, состарило его на века.
— Разве я многого прошу? — самодовольно улыбнулся демон. — Отец, готовый на все ради своих детей. Разве не этого ты всегда хотел, Сангвиний? Умереть за них?
Кирисс скрестил руки, исполнив ряд пассов, и в ответ кристаллическая капсула загремела, листы из психически резонирующего материала раскрылись, словно причудливый механический цветок. Бурлящий красный дым вырвался наружу.
Ралдорон почувствовал на языке привкус тумана. Он был металлическим и насыщенным горькой ненавистью.
— Вы не можете верить этой твари, — гневно произнес капитан.
— Мы никогда не будем лгать тебе, — сказал Кирисс, повторяя слова Ка Бандхи на Равнинах Проклятых. — Мы дадим тебе то, в чем ты нуждаешься. Чего желаешь.
Ангел бросил долгий мрачный взгляд через разбитое окно на отряды воинов в багровых доспехах, окруживших собор. Его любимые сыновья.
— Если жертва должна быть принесена, — сказал Сангвиний, его крылья раскрылись, — так тому и быть.
— Она будет принесена! — крик прозвучал эхом слов примарха, и Ралдорон повернулся на голос, услышав внезапный рев цепного оружия. — Но не вами!
Он увидел как Мерос взмахнул топором. Апотекарий схватился за один из широких тросов, там, где он был привязан к костяному кольцу в дальней стене. Прежде чем кто-либо смог помешать, Мерос одним ударом рычащего оружия перерубил канат. Натяжение отбросило перерезанный трос, и он, вращаясь, устремился вверх к сложной паутине массивных шкивов и противовесов, поддерживающих кристаллическую конструкцию. Апотекарий крепко держался за канат, поднимаясь вместе с ним в густой туман, изливающийся из открытой капсулы. Топор выскользнул из руки Мероса и полетел вниз, исчезнув в кровавом дыму.
Без промедления Сангвиний бросился в воздух бело-золотой вспышкой, полетев по спирали вслед за непослушным сыном.
Он пошел на это без колебаний, зная, что поступает правильно. Если бы у Мероса было время на сомнения, возможно, он задумался о таких абстракциях, как судьба или рок, но ему это было несвойственно. Существовал только вопрос о том, что нужно сделать, и сделать без промедления.
Он не может пасть.
С того самого момента на Нартаба Октус, когда Мерос почувствовал, как снаряд «душеискателя» пробивает его живот и застревает внутри, он знал, что призрак смерти близок. Он был готов умереть, в этом заключалась доля легионера: всегда быть готовым славно погибнуть в битве за Имперскую Истину.
Но смерть не забрала его в тот день, и в саркофаге, где он лежал, пока кровь очищалась от порчи чужих, та неосязаемая часть человека, которую можно было назвать его душой, оказалась на грани жизни и смерти.
Воитель Хорус.
Воин, которого он встретил в грезах исцеляющего кровавого сна, назвал это имя. Предостережение. Только сейчас Мерос все понял. Тогда он подумал, что это было запоздавшее предупреждение, но сейчас оно звучало иначе. Как подготовка к этому событию? Кровавый Ангел, который должен был быть мертв, не умирал ради этого выбора? Этого поступка?
Он казался верным. Он был верным.
Трос, поднимающий тяжелое тело в доспехе, заскрипел и начал гореть в подъемном механизме, вниз стремительно опускался тяжелый противовес. В глазах Мероса помутнело, когда он нырнул в багровую дымку. Апотекарий отпустил канат, скорость падения отнесла легионера в сторону, и он тяжело рухнул на лепесток открытой пси-капсулы, из-за чего треснула кристаллическая матрица. Мерос покатился, закованные в керамит пальцы заскребли по скользкой поверхности, когда он попытался остановиться. Ему удалось зацепиться, прежде чем руки разжались, и он упал туда, откуда поднялся. Кровавый Ангел встал и огляделся.
Капсула, которая снизу напоминала огромный ящик из мутного кристалла и медной филиграни, теперь была открыта и освещена энергетическими вспышками. Их цвет вызвал у Мероса синестетические всплески эмоций: оттенок ненависти, тон бешенства, цвет гнева.
Казалось, открытый контейнер не имел ни размеров, ни реальной формы. Внутреннее пространство простиралось в бесконечность, как зеркало, обращенное к зеркалу.
Красный дым вздымающимися, могучими волнами бурлил вокруг него, подобно крови в чистой воде. В его движении был умысел и злоба. Меросу это напомнило поведение карнодона, который кружил возле своей добычи.
Апотекарий раскрыл руки.
— Давай же. Иди, прежде чем пойму, насколько я глуп. Возьми свою жертву.
Сильный порыв ветра и шум хлопающих крыльев возвестили о чьем-то прибытии. Мерос повернулся и вдруг увидел суровое лицо Ангела, приземлившегося позади него.
— Отойди, сын мой, — сказал он. — Я приказываю тебе.
Мерос сделал вдох, а затем произнес самые трудные в своей жизни слова.
— Нет, милорд. Со всем уважением, я должен отказать.
Сангвиний прищурился.
— Ты не повинуешься своему примарху.
— Да, — его вдруг охватила странная сентиментальность, и апотекарий грустно рассмеялся. — Полагаю, это делает меня предателем.
— Мерос. Ты не можешь сделать это.
Крылья Ангела сложились, когда он указал на клубящийся туман.
— Ни одна смертная душа не переживет прикосновения этой силы. Если Кирисс говорил правду, это сырая энергия варпа, грубая мощь всей нашей ярости. Ты не сможешь контролировать ее. Она уничтожит тебя.
— Да, — сказал апотекарий, приблизившись на один шаг. — Она уничтожит меня. Не вас.
Мерос поднял руку и повернул кисть, на которую была надета медицинская перчатка.
— Вы многому научили нас, лорд Сангвиний. Благородству нашего духа. Воинскому искусству наших сердец. Смирению перед лицом грандиозной и великолепной вселенной, — Мерос кивнул. — И долгу. Огромному бремени долга.
Он поднял глаза, встретившись с твердым, вопросительным взглядом Ангела.
— Вы — примарх, сын Императора и полководец, самый загадочный и величественный среди ваших родичей. Я — всего лишь воин, рожденный из пыли Ваала и высоко вознесшийся, чтобы сражаться ради великой цели. И я не вижу более великой цели, нежели эта.
— Мои сыновья не будут умирать вместо меня, — прошептал Сангвиний.
— Не вам принадлежит этот выбор. А нам. Мне, — Мерос осторожно выпустил режущую пилу перчатки и приложил ее к замку горжета. — Если одного легионера поглотит пламя и ярость, Галактика не заметит этого и будет дальше вращаться. Но если вы падете… — он поморщился. — Если Воитель отвернулся от Терры, значит, вы не можете пасть. Только вы можете встретиться с ним на равных. Когда придет битва, вы должны быть там, чтобы брат выступил против брата.
Мерос запнулся.
— У меня нет вашего дара, повелитель, но я вижу это. И знаю.
Посыпались искры, и Мерос, рыча от боли, надавил пилой на доспех, неровно вскрывая керамит от горла до паха. Он направил зазубренный конец редуктора к нужным местам, так как проделывал это много раз с телами умирающих легионеров. Устройство застрекотало и разрезало кожу, заставив Кровавого Ангела заскрежетать зубами от боли. Апотекарий нажал на цифровое устройство управления и с влажным звуком хлещущей крови извлек свои прогеноидные железы. Устройство втянуло сгустки богатой генетической информацией ткани, законсервировав их внутри. Наследство Мероса своему легиону теперь было защищено.
Кровь выступила на губах апотекария, он повернул медицинский модуль и отсоединил его от доспеха.
— Милорд, не могли бы вы? — пошатнувшись от боли, Мерос бросил модуль Ангелу, и тот, сверкнув золотой вспышкой, поймал его на лету. — Взять это… и пусть часть меня продолжит жить.
Затем повернулся спиной к своему повелителю и бросился в бурлящее сердце пламени гнева.
Словами нельзя было описать весь этот ужас. Это был гнев в своей чистейшей форме, абсолютно лишенный всех остальных чувств и эмоций. Не было ни любви, чтобы смягчить его, ни хладнокровия, чтобы успокоить. Не было ни самообладания, ни здравомыслия, которые могли бы направлять и повелевать яростью. Ни интеллекта, чтобы сфокусировать ее, ни морали и интуиции, с помощью которых ее можно было ограничить.
Был только гнев, раскаленный и багровый, вызывающий жажду крови, крови и еще раз крови. А где-то глубоко под ним, в ожидании алого пути притаилась кромешно-черная ярость. Безумие, неистовство растущих, невообразимых масштабов.
И все это было внутри него.
Словно вино, наполняющее бокал, пылающий дым хлынул в Мероса. Через отверстие в доспехе он проникал в глаза и уши, просачиваясь сквозь поры кожи.
Последние мельчайшие крупицы легионера, который был капитаном Тагасом, боевым братом и потерянной душой, прошли сквозь апотекария неуловимым светом и навсегда исчезли. Мерос почувствовал едва заметную частицу личности Тагаса. Варп изменил капитана, психическая сила капсулы медленно исказила его тело, пока несчастный, измученный Тагас не распался в эту неуправляемую энергию. Демоны так долго не позволяли ему умереть, держа его на грани ярости и безумия, что они буквально поглотили его. Отродья варпа поместили воина в тигель ненависти, пока от него не осталась самая низменная, самая порочная часть души. Плоть стала энергией. Личность стала эмоцией.
Своей невероятной алхимией Кирисс и его колдуны сотворили из Тагаса пламя гнева. Они превратили душу обычного воина Кровавых Ангелов в инструмент для уничтожения всего легиона.
Мерос отомстил бы за него, если б мог. Он цеплялся за эту мысль, когда гнев и жажда переполнили его, медленно проникая во все, чем он был. Огонь поглотит его, переделает его разум и характер.
И после того как Мерос добровольно решил пожертвовать собой, он почувствовал присутствие другого разума. Не Тагаса, тот давно растворился, от него осталось только эхо. Нет, это было нечто новорожденное.
Сознание варпа соединялось и росло, обретая жизнь.
Говорили, что безумные волны имматериума были буквально морем эмоций, нереальным отражением материального мира. Если это верно, тогда этот разум был рожден именно так. Гнев и жажда, необходимость и желание, столь могущественные чувства объединились и теперь обрели собственное сознание. Постепенно эта сила проникла и поглотила разум брата Мероса, наполняя его, меняя, становясь реальной. Произошел колоссальный взрыв, и кристаллическая капсула рассыпалась пылающим дождем сверкающей пыли.
Кано споткнулся, почувствовав смерть своего друга. Ощущения были похожи на физический удар. Библиарий пошатнулся, но оперся о сломанную колонну, заморгав от симпатической боли и поднял голову. Кано пристально взглянул через рваную брешь в корпусе «Красной слезы», за пустоши зоны боевых действий, в сторону высоких башен демонического храма. В темных бурлящих облаках полыхнули изумрудные и багровые копья молний, осветив пепельное небо. Жгучие разряды походили на мечи сражающихся богов, преследующих друг друга.
В воздухе повис маслянистый электрический запах сырой психической энергии, яда, который излился из варп-существ, бьющихся в предсмертных муках, и загрязнял мир из места их проникновения в эту вселенную. К сожалению, это была не смерть, а обычный эффект, который он неоднократно ощущал за время Великого крестового похода. Конец Мероса был скорее медленным стиранием его личности из реальности. Психически настроенный разум Кано видел, как это происходит, хотя его тело находилось во многих километрах от Собора Знака.
То, что он наблюдал внутренним взором, было отливом невидимой волны свирепой ненависти и приправленного кровью безумия. Все на поверхности Сигнуса Прайм и в пределах его орбиты окунулось в призрачное излучение гнева, его нереальную ткань, которая обращалась прямиком к сердцу Кровавого Ангела. Покров тьмы, как и огромная черная пелена, которая все еще окутала все скопление Сигнус, возник из антиматерии мысли, и его прикосновение было губительным. Кано трезво рассудил, что эта волна, в конце концов, погубит их всех, лишив даже самых лучших самообладания и разума.
Но сейчас эта тень-что-не-была-тенью отступила, как пелена необузданной ярости спала с глаз боевых братьев. Когда она исчезла, легионеры с поднятыми болтерами и клинками обнаружили, что перестали рычать. Изъян внутри них оставался явным, его сила по-прежнему могучей, но отнятое у IX легиона самообладание наконец вернулось к ним. Как только буря стихла, их поведение изменилось.
Охватившее свыше ста тысяч воинов пламя гнева обратилось в себя, стало насыщенным и отчетливым. Как нерожденная звезда, сжавшаяся из звездного газа и пыли, ярость сконцентрировалась внутри души Мероса. Кано горестно вздохнул, когда он понял всю значимость самопожертвования апотекария.
Мерос был воином с хорошей репутацией, но никогда не считался тем, кого называли чемпионом, героем легиона. Он был просто одним из рядовых Кровавых Ангелов — верных, благородных сынов Терры и Ваала, самоотверженных и готовых к битве. Готовых к смерти.
Кано закрыл глаза, но не мог заблокировать видение. Телепатическая волна слишком сильно привлекала его внутренний взор абсолютным притяжением своего воздействия. В сердцах Кано начала медленно расти холодная уверенность, и он приготовился. Ощущение было знакомым. Он видел это раньше.
Кровавый Ангел вспомнил, как палуба под ногами раскололась, подобно хрупкому льду, и он упал в лишенный пола зал из черного воздуха.
— Нет, — отрицание шепотом покинуло его уста. Слово прозвучало слабо и тихо, это было неожиданное понимание, воспоминание и сожаление. Это была истина.
Он вспомнил кричащую человеческую фигуру, поднимающуюся из тьмы прямо к нему. Воин в тяжелом доспехе, который излучал красное адское сияние и блестел влажным багрянцем.
Странствующий в бесконечной ментальной бездне психического мира Кано понял, что означало пережитое в келье медитации видение. Глаза были знакомы ему. Некоторым образом он всегда знал, кто это был. Все двигалось, вращалось, как миры вокруг солнц, событие за событием, все приближало этот момент.
Мерос преобразился, извиваясь в хватке адского свечения, пылающая сила впитывалась каждым атомом его сущности. Плоть лица исказилась в пустую, ничего не выражавшую маску. Его доспех стал темным и изуродованным, сочленения испускали пар, оболочка тряслась, словно стараясь сдержать то, что никогда не должно было находиться в этой реальности. В тени варпа Кано увидел пару призрачных, пропитанных кровью крыльев, на миг развернувшихся из израненной спины апотекария, смазав сломанные кости потоком призрачной крови, затем они исчезли.
Брат Мерос скончался, и родился Красный Ангел.
Расколовшаяся кристаллическая матрица зазвенела, как диссонирующие колокола, медь и кристаллические осколки превратились в смертоносную шрапнель. Кирисс бросился вперед, подняв руки, словно в мольбе, испуская вопли на непонятном языке. Пронзительный, нечеловеческий голос оглушал звуком гибнущей эмоции, столь адского и жуткого обмана, что самые порочные из человеческих сердец не смогли бы вынести его.
Демон выл, рыдал, подобно овдовевшей женщине, в приступе великого гнева круша все вокруг. Наконец он обернулся и выплюнул желчные слова Кровавым Ангелам, которые взяли его на прицел.
— Вы, блеющие, невежественные животные! Как вы осмелились разрушить все это? Вы наши пешки! Это Сигнус Демоникус, наш плацдарм, наше поле битвы! Делайте то, что вам велено! — мелодичный голос Кирисса сломался и стал жестким и злым. То же произошло с покрытым узорами татуировок лицом демона, нежно-розовая козлиная морда приобретала новые, жуткие оттенки.
— Марионетки не имеют права бунтовать! Берите то, что мы даем, преклоняйтесь…
Крылатая тень прервала слова зверя, белые крылья разорвали туман, мелькнул красный клинок примарха. Кирисс отступил и завизжал, вопль лился чередой высоких и низких звуков, хихикающей атональной сиреной, которая отшвырнула Кровавых Ангелов мощью гравитационной пушки. Руки-клешни присвоенной плоти вытянулись, щелкая и разгребая землю, и демон словно из воздуха извлек оружие, выкованное из цельного слитка мерцающего серебра.
Ралдорону, Кассиилу и остальным не нужны были приказы, чтобы броситься в атаку, они знали, как и их враг, что это последний оставшийся демон. Болтерные снаряды хлестнули по твари, вырывая куски плоти из извращенного тела.
Кирисс закружился в безумном пируэте, пытаясь убить всех, кого мог. Обильные слезы лились по его морде, слюна забрызгала губы и трясущиеся груди.
— Вы должны любить нас! — заревел он. — Мы дали вам кровь и ненависть, а вы будете любить нас за это!
Позади твари возвышался Ангел, готовясь нанести смертельный удар. Он был одновременно и великолепен, и ужасен в своем сияющем доспехе, держа меч обратной хваткой палача.
— Сейчас я тебя утихомирю, — сказал Сангвиний и ударом красного меча снес голову демона с плеч.
Голос Кирисса умолк. Из смертельной раны хлынул фонтан нечистивой крови, и обезглавленное тело рухнуло вперед. Примарх схватил изогнутый рог, прежде чем нанести удар, и позволил телу упасть. Ангел медленно повернул отсеченную голову, бесстрастно изучая трофей.
Она прошептала несколько слов, которые только Сангвиний смог услышать. Затем на один кратчайший миг едва заметно улыбнулась.
Ралдорон, прихрамывая и не обращая внимания на боль от ран, подошел к повелителю, опустив болтер. Примарх небрежным движением кисти швырнул голову демона в огромную яму. От трупа мертвого монстра уже поднимались ядовитые испарения, которые вызывали тошноту даже у крепких легионеров.
Обезглавленное тело существа, которое называло себя Кирисс Развращенный, стремительно, словно при ускоренной пикт-загрузке, разложилось в отвратительную жижу, напоминающую протухшие потроха. Плоть превратилась в вязкую жидкость и стала просачиваться в трещины пола, показались деформированные кости, которые затем тоже почернели и превратились в старый, пожелтевший воск. Первый капитан, как и полагалось опытному воину, имел представление об анатомии и органической структуре, но не смог припомнить в останках твари ничего похожего на биологическую закономерность. На один тревожный миг ему привидились очертания скелета человека, каким-то образом угодившего внутрь костей демона, словно один вырос из другого. Но затем он превратился в песок, состарившись за считанные секунды на тысячи лет. Последним рассыпался почерневший комок сердца.
Кассиил провел черту острием меча по кучке сгнившего вещества.
— Все закончилось, да? — в его голосе звучала такая усталость, словно усмирение Сигнуса продолжалось целый век. Тяжело было признать тот факт, что прошло всего несколько дней.
— Смотрите, — устало произнес Кайде. Тяжелая серворука появилась из-за ранца технодесантника, загудела и указала на фигуру, стоявшую у края ямы.
Ралдорон посмотрел раз, потом еще. Фигура не стояла, она парила на небольшом расстоянии от пола, немного смещаясь. Тот же тошнотворный свет, что бурлил внутри психической капсулы, который давил на его мысли, теперь сконцентрировался в этой личности. Вокруг нее пылал ореол адского пламени, издавая низкий и зловещий рокот.
— Мерос, — произнес Кассиил имя, как поминовение. — Клянусь Троном, он жив.
— Это не жизнь, сержант, — сказал Сангвиний, шагнув вперед, чтобы загородить своих воинов от их измененного брата. — Он пошел на это ради нас.
Ралдорон просигналил остальным легионерам быть наготове, они прицелились.
— Так нам убить его?
Ангел ждал, пока призрак сделает свой ход.
— Что-то иное существует внутри этого тела. От легионера, которого мы знали, осталась только частица.
Существо, которое было братом Меросом, неожиданно подняло голову, как будто Сангвиний произнес его имя.
— Частица осталась, — сказало оно, и в словах прозвучал призрак голоса апотекария. — Достаточно для того, чтобы его истязали за то, что он сделал.
Оно медленно приблизилось к ним, и легионеры едва сдержались, чтобы тут же не открыть огонь. Сангвиний не двигался, опустив меч и ожидая.
— Теперь здесь я, — продолжило существо. — Внутри твоего павшего сына. Я знаю твое темное сердце. Этот не погибнет, как другие. Слабость Тагаса была в уверенности, что его бросили. Она была ключом, при помощи которого Губительные Силы уничтожили его душу. Этот… — оно замолчало, изучая сломанные, закованные в броню руки. — Он знает, что сделал это ради тебя.
Ралдорон был ближе всех к повелителю, и поэтому только он заметил блеск слезы на обожженной щеке примарха.
— Послушай меня, существо. И позволь Меросу услышать, — Сангвиний поднял великолепный меч и указал прямо в грудь измененного воина. — Твоя уловка провалилась. Какие бы силы ты ни называло хозяевами, какой бы абсурдный выбор ни сделал мой брат Хорус, чтобы пойти на сговор с ними, сегодня ты, стоя в шаге от победы, потерпело поражение. Ты понимаешь из-за чего?
— Из-за него, — изломанный легионер провел по дымящемуся разрезу на разбитом доспехе. — Одного из твоих отпрысков. Вас недооценили. Жажда должна была подчинить вас…
— Но этого не произошло, — на лице Сангвиния застыло вызывающее выражение. — Потому что, пока жив хоть один Кровавый Ангел, он будет хозяином своей души и не позволит бездне, что лежит в наших сердцах, затянуть его во тьму.
Когда примарх оглянулся и обвел взглядом Ралдорона и остальных измотанных битвой сынов, в его глазах пылала гордость.
— Это истина, которой вы не поняли, истина, которую забыл Хорус. Дело не в падении в тень и не в подъеме к свету — не это делает нас исключительными. Именно в бесконечной борьбе между ними заключается настоящее величие характера. Нам выпали испытания, и мы не сломались, — голос Ангела внезапно сорвался в крик. — Мы никогда не падем! Запомни это и передай моему брату!
Изломанный воин повернулся, кивнув словно кукла, и направился к огромной яме. Огни варпа внутри нее запылали ярче и интенсивнее, словно почувствовав его приближение.
К удивлению Ралдорона, Сангвиний сделал несколько шагов за призраком.
— Мерос? — произнес он так тихо, что его никто не услышал. — Если ты слышишь, вот тебе моя клятва. Я клянусь легионом, чью честь ты сохранил, что твоя благородная жертва будет вознаграждена. Тебя не забудут.
Окутанное огнем тело не ответило ему. Оно шагнуло за край, и на его спине мистической молнией вспыхнули багровые крылья. Ралдорон услышал исходящий снизу хриплый, низкий рокот, который стал таким громким, словно раскололся сам мир.
Пламя варп-энергий вскипело с силой вулканического извержения, поглотив тело перерожденного воина. Сангвиний резко отвернулся, раскрыв крылья, чтобы прикрыть своих легионеров от убийственной стены адского пламени.
В мыслях Ралдорона завопил инстинкт, сокрытое глубоко внутри его разума чутье, нечто, бравшее начало миллионы лет назад в основах человеческой психики. Он выкрикнул приказ легионерам:
— Отвернуться! Не смотрите на пламя, братья! Отвернуться!
Неисчислимые и непостижимые ни словом, ни мыслью ужасы завопили и прокляли Кровавых Ангелов, когда их последний плацдарм на Сигнусе Прайм пал. Верхние ярусы широкой конической башни храма разлетелись на куски, и от поверхности планеты оторвалась клубящаяся сфера чистого варп-огня. Расколотые осколки костей разбросало по сторонам, они посыпались с неба отвратительным дождем.
Варп-масса утратила свою власть над материальной вселенной и с пронзительным воплем покинула небо планеты, иссушив пепельные облака. Пробив тонкую оболочку атмосферы, стремительно набирая скорость, она поглотила огромные куски из колец обломков на низкой орбите. Уцелевшие корабли Кровавых Ангелов быстро убрались с ее пути, те же, кто не успел, стали последними жертвами битвы.
Вращающаяся сфера нематериального колдовского пламени распалась и, подобно умирающему, тонущему человеку, что молотит руками и ногами в момент приближения смерти, вцепилась в планеты и солнца скопления Сигнус, разрывая их поверхность и впитывая материю. Но пламя не могло оставаться в реальном пространстве. В этот раз психический вопль задохнулся, и на краткий миг вспыхнула сверхновая звезда, пока огонь не превратился в пепел и, наконец, полностью исчез.
Медленно и осторожно теневая пелена, окутавшая все пространство звездной системы, разошлась и рассеялась.
Стоявший на руинах разрушенной башни Ралдорон взглянул в небеса, на которых не было облаков. Постепенно в черноте над их головами ослепленные звезды вернули свой свет Сигнусу Прайм.
Первым заговорил Кассиил.
— Все закончилось?
Сангвиний взглянул на него и покачал головой.
