Глава 8
Пират
Выход корабля в море оказался делом вполне себе рутинным. Поднялся на палубу чиновник, капитан уладил необходимые формальности — и все. Осталось ставить паруса и с якоря сниматься. Для Виктора так и вовсе все прошло незаметно. Он, как всегда в первой половине дня, был на побегушках у кока. Драил, чистил, резал, носил, топил камбузную печь, всячески пытаясь не заслужить неудовольствия кока. А сегодня он и вовсе был сама предупредительность.
Вепрь очень страдал от южной жары (еще бы, ведь из северных широт), поэтому при себе всегда имел флягу с водой, к которой периодически прикладывался. Наблюдая за этим, Клык пару раз проверял его на предмет употребления хашша, но ничего предосудительного не обнаруживал. Ну мучается человек от жажды, с кем не бывает.
Когда каша была практически готова, Виктор улучил момент и, воспользовавшись тем, что кок вышел с камбуза, быстро открыл флягу и вылил ее содержимое в большой бак, не забыв и кастрюльку, в которой готовился обед для офицеров. После чего тщательно перемешал содержимое и вернулся к своим обязанностям. На этот раз в его фляге была не просто вода, а адская смесь отравы, с которой он уже был хорошо знаком.
Изначально он собирался пойти по проторенной дорожке и отравить вино, до которого все пираты были весьма охочи. Именно по этой причине он сразу выдал себя за поклонника хашша, равнодушного к выпивке. Это в общем-то соответствовало действительности. Редко кто из потребляющих наркотик баловался еще и горячительными напитками, в этом случае очень быстро начинала проявляться зависимость к зелью. Вот только случилась незадача. Бургас был сторонником жесткой дисциплины. Мало того что все серьезное оружие держится под замком, так еще и вина на корабле днем с огнем не сыскать. Разве что в каюте капитана. Но и то капитан держал спиртное лишь на всякий случай: вдруг что приключится, нельзя ударить в грязь лицом, репутация прежде всего. Так что и сам Бургас не злоупотреблял вином, и остальные мучились с сухими глотками.
Едва это осознав, Виктор тут же перестроился и начал работать над другой версией поведения. Отсюда и постоянная жажда, и фляга на боку, и наряды на камбуз, к назначению которых он фактически сам подтолкнул Клыка. Когда выход был найден, Волков извлек припрятанную отраву и воспользовался своим реквизитом. Все бы хорошо, но имелось и одно «но». Далеко не все питались стряпней кока, во всяком случае в начале похода, пока имелись свои запасы, прихваченные с берега. Этот дородный мужик каким-то образом умудрялся готовить исключительно вкусные блюда для командования и совсем даже не вкусные для остальных. Может, дело в объемах, а может, в том, что он не считал нужным стараться для команды. Бывали случаи, когда ему хотели что-то предъявить, но безрезультатно. Оно и сам дядька не промах. Говорили, что он не стесняется ходить на абордаж и не раз удостаивался двойной доли за то, что первым ступал на палубу какого-нибудь торговца. Так что капитан, заметив первые признаки возмущения, тут же ставил недовольных на место.
Обед прошел без эксцессов. Все, кто питался из общего котла, получили свою порцию и спокойно вкушали заслуженную пищу, расположившись где придется. Оставались те, кто стоял на вахте, но их успеют еще покормить: яд не сразу подействует, часа два есть. Плохо другое. Как минимум человек двадцать не прикоснулись к еде, предпочтя свои запасы. Кто-то из стоящих на вахте тоже не проявит энтузиазма. Но командование, включая боцмана, дружно проследовало отобедать в капитанскую каюту, и то хорошо.
— Ну, я пойду, — распрямляясь и хрустя суставами, обратился Виктор к коку, который вовсе не комплексовал, потребляя кашу из общего котла.
— Посуду опять кто другой будет мыть?
— Как всегда. Ты же знаешь, я после обеда в арсенал.
— И охота тебе было подвязываться под это дело?
— Люблю я с оружием возиться. А потом, это только сначала трудно. Дальше будет легче, и с камбузом от меня отстанут. А когда оружие в порядок приведу, останется только поддерживать его в надлежащем виде. Зато меня больше никуда привлекать не станут.
— Уверен?
— Тебя же не привлекают.
— Ну это я… Я — кок.
— А я буду оружейным мастером.
— Ха! Ну иди, оружейный мастер. А чего не обедаешь-то?
— Поел уже, пока ты кашеварил. Бывай.
Вообще-то Виктор не ел. Еще чего не хватало. По всему выходит, будет заваруха, а с полным брюхом идти в бой — себе дороже. Лучше уж так. Подойдя к борту, он бросил взгляд назад и сразу заметил небольшой парус следующего одним с ними курсом судна, покинувшего гавань вслед за ними. Это «Шустрый» Окуня. Дальше был виден еще один парус. Однако сегодня что-то слишком оживленно. Патта, конечно, большой порт, но сомнительно, что выход трех кораблей с минимальным отрывом — обычное для него явление. С другой стороны, чего только не бывает в этом мире.
Вон появился уже отобедавший Клык и по устоявшейся привычке высматривает его. Что ж, хорошо, что хоть что-то неизменно. Похоже, квартирмейстер твердо решил навести порядок в арсенале. Может, уже подумывает о своем корабле? Прости приятель, но не судьба. Как бы все ни закончилось для Виктора, тебе капитаном не быть никогда. Клык наконец нашел своего подчиненного и поманил за собой, затем подозвал еще одного. Ну да, без сопровождения Виктора в арсенал пока не пускали.
Отрывистые команды, возбужденный гомон и топот ног, несмотря на то что экипаж «Шустрого» по палубе щеголял в постолах. Вот часто простукала деревяшка Хряща. Что там такого стряслось, что все засуетились? Зван посмотрел на тех, с кем делил каюту, словно ждал, что получит ответ от них.
Десяток в полном составе сейчас находился в своих каютах и деловито, без суеты, приводил в порядок оружие. Они уже несколько дней на воде, а дело могло оказаться горячим. Мало ли что там наобещал атаман, жизнь — она штука такая, не знаешь, где споткнешься, поэтому порох в зарядах лучше переснарядить. Виктору удалось-таки наладить процесс изготовления нового оружия. Не сказать, что все прошло гладко, но по десятку карабинов и кольтов все же произвести удалось. Не хватило времени закончить перевооружение всей ватаги, но и это было уже немало, а главное, процесс уже опробован, остается собрать станки на новом месте и можно налаживать производство. Все отправившиеся с атаманом были вооружены по новому образцу.
Как и ожидалось, не получив ответа от своих товарищей, Зван, оставшийся за старшего, направился на палубу. В морском деле он соображал слабо (да чего там, ни черта не соображал!), но даже он понял, что курс преследуемой бригантины, паруса которой белели далеко впереди, и курс «щуки» не совпадали. «Шустрый» отчего-то свернул влево и возвращаться на прежнее направление вроде как не собирался. Интересно девки пляшут.
— Окунь, ты ничего не напутал? Бригантина, вон она.
— Вижу, не слепой.
— Тогда объясни, что ты тут вытворяешь.
— А ты погляди туда.
— Ну, корабль, — глянув в указанном направлении, сделал лаконичный вывод Зван.
— Не узнаешь?
— Нет. А должен?
— Э-эх, черви земляные. Свалились вы на мою голову.
— Ты за словесами-то следи. И толком объясни, что с тем кораблем не так.
— То шлюп моего давнего приятеля Смолета, «Баклан», — с явным недовольством пояснил кормчий.
Однако Зван пропустил недовольство мимо ушей, потому как было прекрасно видно, что относится оно к тому самому капитану и его кораблю.
— Это тот, что рядом с нами на рейде стоял?
— Он самый.
— Выходит, за прошлые обиды посчитаться решил?
— Выходит, что так. Кол ему в задницу!
— И что будешь делать?
— Уходить буду, что же еще. У него на борту десять пушек да четыре кулеврины. У нас — сам видишь. Так что только уходить.
— Если поспеем к бригантине…
— Ты смеешься? Какая бригантина? Тут бы самим ноги унести. Да не гляди ты на меня так. «Шустрый» — он, конечно, шустрый, да только по прямой нам от «Баклана» не уйти. Ход у него повыше будет. Вот в поворотистости он уступит, так что вилять придется до ночи, а потом отрываться.
— Ты ума лишился, кормчий?! Там же Добролюб уж начал. Если всех не оприходует, то ему одному не выдюжить. Ты же по рукам ударил.
— Ударил, — начал заводиться Окунь. Как видно, поступиться словом ему никак не блажило, но не все так просто. — В уговоре было сказано: без пушечной пальбы и с малым риском. А Смолет — это риск немалый, и пушки у него есть, которые он в ход пустит.
— Отворачивай к бригантине, кому говорю! Там атаман, его никак оставлять нельзя.
— Слушай, Зван, шел бы ты в каюту и сидел там вместе со своими парнями, здесь вы только мешать будете. Кончен разговор.
Десятник в бессильной злобе сжал кулаки, а потом, бросив последний взгляд на догоняющее их судно, процедил сквозь зубы забористое ругательство и направился в каюту. Как видно, кормчий вполне удовлетворился тем, что ему больше никто не мешает, и вернулся к управлению корабликом. Вот только зря он решил, что он первый после Бога, в любой иной ситуации так оно и есть, быть может, но не сейчас.
Не прошло и десяти минут, как на палубе появилось десять человек, все были вооружены до зубов и настроены весьма решительно. Не произнеся ни слова, они быстро распределились по всему небольшому пространству корабля и взяли его под контроль. Еще минута — и Зван полностью убедился в том, что вся команда «Шустрого» на палубе и в настоящий момент контролируется его людьми.
— Ты чего творишь?! — искренне возмутился кормчий.
Оно и понятно: какому капитану понравится, что на его корабле вдруг произошел переворот? А ничем иным это и не было, потому как парни держали под прицелом всю команду, в настоящий момент безоружную.
— Атамана я не брошу, — спокойно заявил Зван. — Ты не можешь гнаться за бригантиной, потому как тогда тебя нагонит этот самый Смолет. Значит, нужно подумать, как сделать так, чтобы были и овцы целы, и волки сыты.
— Не дури, парень. Нет у нас выхода. Добролюба жаль, но что мы можем поделать?
— Выход всегда есть. Было дело, мы два полка гульдов остановили двумя десятками, так что и тут управимся.
— Тут тебе не леса, засаду не устроишь, тут все как на ладони. Так что остается уворачиваться, а как стемнеет — уходить. Или ты решил тот шлюп на абордаж взять?!
— А почему нет?
— Ты вообще в своем уме?!
— Ты не ори. Говорю же, давай подумаем. Сколько у Смолета на борту человек?
— Восемь десятков.
— Нету у него столько народу, — покачал головой Зван. — Утром на берег сошло не меньше двух десятков, а то и больше. Думаешь, он успел собрать своих людей? Не успел, потому как он их до сих пор собирал бы. Погнался он за тобой, а у тебя команда два десятка, мы на палубе за все время появлялись только ночью, когда нас рассмотреть они не могли. Вот и выходит, что он с неполным экипажем выскочил, чтобы тебя схомутать и обратно вернуться. Так?
— Ну вроде так.
— Получается, их сейчас вдвое против нашего.
— Вдвое, не один к одному. И пушки опять же.
— Ядрами по тебе он палить станет?
— Не дурак он нас топить, но нам много и не надо. Картечью станет садить или книппелями, чтобы такелаж порушить.
— Но ты раньше уворачивался?
— Ну уворачивался.
— Значит, увернешься еще раз. Подойдем с разряженного борта и покажем им кузькину мать.
— А по две кулеврины с борта? Они ить картечью заряжены и, как только мы подойдем, саданут в упор.
— Значит, будем еще думать. Ты пойми только одно — выбора у вас нет. Либо мы вместе сделаем так, как надо, либо мы сами попробуем сделать по-своему, а вас повяжем — и в трюм. Если у нас выгорит — ладно, а нет — вы целехоньки останетесь. Только сдается мне, тот Смолет с большой радостью вас на невольничий рынок свезет. Не гляди на меня так. Я ить тебе сказал: атамана я не брошу. А сейчас, пока суть да дело, поворачивай за «Вороном», нечего его далеко отпускать. Подойдет тот «Баклан», еще покружимся — и бригантина в отрыв уйдет. Не должны мы ее потерять. От себя скажу, оплату вы втрое против прежнего получите. Все, командуй и давай думать.
«Шустрый» вновь поменял курс и теперь на всех парусах погнался за бригантиной. «Баклан» тоже сменил направление и сейчас двигался слегка под углом, что позволяло быстрее сократить расстояние до убегающего корабля контрабандистов. Не сказать, что это обстоятельство не обрадовало его капитана. Смолет, конечно, хотел посчитаться с Окунем, дважды оставлявшего его с носом, но во главе угла все же была добыча, а такие, как этот кормчий, с дешевым товаром никогда дело не имели. Взять такого контрабандиста было подчас куда выгоднее, чем крупного купца. Так что, месть местью, но в первую очередь он думал о выгоде.
Ближе к обеду «пират» заметно приблизился к «щуке», та была на расстоянии не дальше четырех миль от бригантины. Ближе подходить к более крупному «пирату» не следовало. Не хватало еще, чтобы и он решил попробовать погнаться за ними. А так, риска никакого. Капитан «Ворона» не дурак и понимает, что гоняться за таким юрким, а главное, быстроходным суденышком — гиблое дело. Так что нейтралитет с его стороны гарантирован. А вот со шлюпом начиналась пляска смерти.
Как выяснилось, контрабандисты к вопросу безопасности подходили весьма серьезно. У них были предусмотрены дощатые щиты, которые устанавливались на фальшборт. Стена получалась не сплошная, но вполне достаточная, чтобы затруднить работу стрелкам противной стороны и уменьшить потери среди экипажа. Щиты были весьма прочными, чтобы выдержать пулю из мушкета, выпущенную с минимального расстояния. Правда, это никак не относилось к картечи.
Если расстояние, к примеру, хотя бы в кабельтов, то вполне держали, но если ближе — вероятность пробития увеличивалась, а на расстоянии в сто метров щиты против картечи были просто бесполезны. Можно сделать их и толще, но от этого они стали бы и тяжелее, и более громоздкими, сплошное неудобство, одним словом, и ненужный перегруз для маленького суденышка.
Пираты таким не заморачивались. Тому было несколько причин. Излюбленным и основным приемом ведения боя у них был абордаж, а щиты в этом деле — скорее помеха, нежели подспорье. Они никогда не задумывались над тем, какие потери понесут во время боя: чем больше членов команды погибнет, тем больше доля каждого из экипажа. Восполнить же потери проще простого. Достаточно вернуться в порт с добычей — и от желающих попытать счастья на морских просторах не будет отбоя. Они и в бой предпочитали ходить с минимумом одежды, не говоря уже о каких-то кирасах, которые, по их мнению, стесняли движения, а при падении пирата в воду и вовсе превращались в излишний груз, активно тянущий на дно.
У контрабандистов все было иначе. Здесь подбирались не сорвиголовы, а люди, зачастую обремененные семьями, и их деятельность рассчитана именно на содержание семей. Далеко не каждого капитан возьмет в команду, предпочитали вообще придерживаться старинных связей, нередко на одном и том же корабле трудились поколениями, принимая эстафету от отцов. Дело это тонкое, все время под угрозой разоблачения и предания суду, так что надежность и преданность человека не менее ценны, чем его профессиональные качества. Яркий пример — одноногий Хрящ, которого и не подумали списывать из-за увечья. Отсюда и нелюбовь ко всякого рода авантюрам типа перестрелок с пиратами. Лучше уклониться, закружить охотника и, юркнув в ночь или туман, оторваться от погони.
Но на этот раз они лишены выбора. Тройная плата — оно, конечно, хорошо, но терять людей Окуню вовсе не улыбалось, поэтому он послал бы Звана вместе с платой куда подальше. Но тут дело оборачивалось так, что возжелай он этого — и неприятности могли начаться задолго до подхода пиратов. И людей бы он потерял изрядно, в этом сомнений никаких, и от разбойников не сумел бы уйти — попросту не хватит людей для эффективного маневрирования.
Маневр на парусном судне — это не просто переложить руль и изменить курс. К каждому повороту нужно готовиться, на ходу менять постановку парусов, где-то подтянуть, где-то ослабить, и еще бог знает сколько «где-то», все зависит от ветра, волнения на море, местоположения кораблей, отдаленности от берега, наличия подводных скал… да много от чего. Людей же на «контрабандисте» — лишь с небольшим запасом, а зачастую и без оного, им на абордаж не ходить.
— Не боись, Окунь, все будет нормально, — подбодрил Зван кормчего, нервно теребившего бороду.
— Какое, к черту, «нормально»! Сказать кому, что я решил биться с «пиратом», так за умалишенного примут. Может, все же того… Не бойцы мы.
— Зато мы бойцы первостатейные.
— И много ты бился в море?
— Опять пустое говоришь. Дело делай.
Расстояние сократилось до кабельтова, когда по левому борту шлюпа ударили четыре пушки. Еще две были по корме, но их «пират» использовать не мог, потому как для этого нужно изменить курс, а значит, дать добыче шанс сманеврировать. Это возможно с тихоходным торговцем, но неприемлемо для той дичи, с которой он имел дело сейчас. Этому только дай возможность — сразу ускользнет.
— Книппелями бьют, — когда над головой с противным воем пронеслись снаряды, резюмировал кормчий.
Предпринять что-либо он не успел. Чутье у кормчего слегка притупилось необычностью ситуации, отчего нервишки пошаливали и всего потряхивало. Но помог низкий профессионализм пиратских канониров. Только один заряд угодил в парус, проделав в нем изрядную прореху. Будь ветер посвежее или парусина плохого качества — и вполне вероятно, что они бы уже слышали треск разрываемой материи. Но Бог миловал, и удачный выстрел никоим образом не сказался на ходе судна.
А вот на такой подарок Зван и не надеялся. Очевидно, Смолет решил, что у него на борту достаточно народу, чтобы управиться с экипажем «щуки», а, главное, сбить ход и лишить ее маневренности. Разумеется, книппеля на кулевринах не шли ни в какое сравнение с таковыми у пушек, но вот практика показала, что он не ошибся и эффект от двух маленьких и поворотистых проказниц куда выше, чем от старших товарок. Все, славенин, считай, уже в руках. Шлюп резко пошел на сближение, пока добыча разбиралась с парусами.
На «Шустром» часть команды и впрямь спешила закрепить парус, вот только о бегстве уже никто не думал. Одни изначально не собирались никуда бежать, другие уже осознали, что убежать не получится, и, переполненные злобой как на пассажиров, так и на преследователей, набирались решимости, чтобы принять свой последний бой.
— Начали! — прокричал Зван.
По этой команде Соболь и Куница припали к карабинам, пристроившись за щитами, и открыли огонь по обслуге кулеврин. Эти маленькие орудия можно было куда проще и быстрее перезарядить, и если заряд окажется картечным (а это скорее всего будет именно так, ведь корабли сейчас сходились для ближнего боя), то бед они понаделают много. Расположены они выше надстроек «щуки», так что бить будут над щитами. Главное, не дать им больше выстрелить.
Раздались первые выстрелы, которые затем стали раздаваться один за другим. Наличие под ногами качающейся палубы и постоянно меняющаяся дистанция вносили, разумеется, свои коррективы. Далеко не каждый выстрел достигал цели, но все же попадания были. За короткий срок они расстреляли по одному барабану, при этом израсходовав обслугу. У каждой кулеврины суетились по два человека, так что вскоре пиратам пришлось задуматься об их замене, что, впрочем, не заняло много времени, как и перезарядка карабинов у бывших браконьеров. Когда было израсходовано по второму барабану, корабли успели сблизиться на расстояние мушкетного выстрела.
На «пирате» у бортов уже столпились стрелки, изготавливающиеся к залпу. Дабы не искушать судьбу, Зван решил не мешать этому намерению: он приказал парням укрыться и сам выполнил свою же команду. Залп! Дробный грохот свинца по дереву и густой вой проносящихся мимо плотным роем пуль. Но пока не слышно ни стонов, ни вскриков, только злая ругань. Это хорошо — выходит, счет пока в их пользу. И дальше бы так.
Не сказать, что Смолет спорол глупость, приказав открыть огонь по уже укрывшемуся противнику. Тут свой расчет. Пока люди на преследуемом корабле ищут укрытие, судном заниматься практически некому, а это выигранное время, которое работает на «пирата». Счет идет уже на секунды, так что каждое мгновение, упущенное контрабандистами и выигранное им, ему на руку.
— Гранатами бей!
Ватажники похватали карабины, уже изготовленные к стрельбе гранатами, и быстро припали к прицелу. Расстояние, считай, на прямой выстрел, разброс минимальный. С нервами у всех порядок, на суше бывало и похуже — и то не тряслись как осиновый лист. Хлопки, несущиеся один за другим на фоне залпа пиратов, звучат как-то несерьезно, а вот эффект… Ни одна граната не прошла мимо цели. Все же просто-таки огромное количество сожженного на беспрестанных занятиях пороха дает одно неоспоримое преимущество — у стрелков нарабатываются столь необходимые навыки и опыт, что весьма положительно сказывается на результативности.
Вместе с хлопками разрывов гранат с «пирата» слышатся крики, переполненные страдания и боли. Странно было бы скорее иное, при такой-то скученности на палубе. Это внесло некоторое смятение в ряды нападающих, но не сказать, чтобы лишило их решимости, потому как гневных криков и ругани ничуть не меньше, а то и больше. Но некогда о том думать.
— Ватага, огонь!
Ватажники расположились на юте и баке, так как только их надстройки дотягивают до уровня палубы шлюпа и представляют собой удобную позицию для ведения эффективной стрельбы. Экипаж прячется на палубе, им стрелять бесполезно, потому как они находятся ниже и лишь зря будут расходовать заряды, создавая ненужный шум. Их черед настанет, когда пираты пойдут на абордаж, с этой целью их мушкеты заряжены картечью. Ну как «картечью» — рублеными кусками свинца, гвоздей и иного хлама. Стрелки из них так себе, а с таким зарядом они могут не особо заботиться о выцеливании противника, достаточно просто навести ствол в нужном направлении. При палубной тесноте и героических калибрах их мушкетов — самое то.
Находясь в практически идеальных условиях, на малом расстоянии, стрелки тут же начали споро прореживать ряды готовящихся к абордажу. Соболь и Куница, разведенные по юту и баку для большей отдачи, не забывали о том, что их основная задача — это кулеврины, к которым уже успели приставить новую обслугу. Впрочем, те не смогли добиться чего-либо путного: слишком мало времени и слишком меткие стрелки противника, которые особо и не целились, ведя огонь практически навскидку и теперь уже без промахов. Шутка ли — дистанция не больше тридцати метров.
Прочие ватажники отставали по меткости от своих лучших стрелков. В это свою лепту вносили и непривычные условия, и нервозная обстановка боя, и то, что противник использовал прикрытия. Это не ют и не бак, где есть лишь перила, за которыми не укрыться, но все же не менее трети зарядов достигали своей цели, раня и убивая пиратов, что неизменно приводило к выводу бойцов из строя.
Пираты несли просто огромные потери, с таким им никогда не приходилось сталкиваться. Нельзя сказать, что там собрались плохие вояки, просто они оказались не готовы к столь плотному обстрелу и скорострельному оружию. Все всегда было просто. Вывалить к борту, прицелиться, дать залп, дождаться залпа противника, если позволяет время, перезарядиться и повторить все по-новому. Всегда. Но только не сейчас. Сначала непонятно как заброшенные на борт гранаты, взявшие свою дань, потом эта стрельба. Контрабандисты не делали залпов, били вразнобой, но казалось, количеству их зарядов не будет конца. Они все продолжали и продолжали стрелять. Именно повторные выстрелы принесли основные потери, так как после залпа команда шлюпа поспешила найти укрытие, а после выстрелов противника снова показалась, вот тут-то им всем и досталось. Выстрелы и не думали прекращаться. Они сообразили, что что-то не так, а потому вновь укрылись.
Наконец это прекратилось, и пираты, успев перезарядить мушкеты, посыпали из укрытий, чтобы дать следующий залп. Ни кулеврины, ни пушки еще не были изготовлены, так как к ним не давали подойти стрелки с «щуки». Вся артиллерия, кроме кормовых пушек, была расположена на верхней палубе, а потому те, кто упорно продолжал их заряжать, были вынуждены покидать укрытие и неизменно оказывались под обстрелом. Глупо выцеливать того, кто укрывается, когда есть те, кто пренебрегает укрытием и подставляется под выстрел. Тем более в условиях, когда важно в кратчайшие сроки сократить количество нападающих.
— Пищали, огонь! — Отдавая команду, Зван мысленно обругал себя, ведь парням еще запальный шнур подпаливать, да пока он прогорит… Добролюб, поди, не увлекся бы настолько. Хотя… Эвон в бою у Обережной: им сказывал одно, а сам…
Крепостная пищаль — оружие, заслуживающее особого внимания. Вес около пуда, ствол длиной больше полутора метров, стреляет фактически маленьким ядром диаметром миллиметров двадцать пять. Причем стреляет довольно далеко, вдвое против обычного мушкета. О том, чтобы бить из этого монстра с рук или даже при помощи бердыша, нечего и мечтать, для того он имеет вертлюг, прямо как на кулеврине. Для их использования в перилах и в фальшборте были проделаны специальные отверстия, это позволяло и с весом справиться, и во многом гасило большую отдачу.
Сейчас те пищали, которых на «Шустром» было четыре, заряжены картечью, причем в каждой было запыжовано по семь зарядов. Зван не мудрствуя лукаво использовал задумку Добролюба. Будет еще один подарочек для пиратов, у них сегодня вообще денек на сюрпризы выдался славный. А как отстреляются пищали, последует и еще один. Веселье, одним словом.
Запальный шнур — это не его более поздний потомок по прозванию бикфордов шнур, он прогорает куда быстрее, вот только не так быстро, как хотелось бы. Стрелки пристроились за щитами, только узкая щель между парой, чтобы пищаль установить можно было. Подпалили шнур, установили свою артиллерию и ждут, пока прогорит. Не успели. Залп пиратов раздался раньше.
Зван, укрывшись за щитом, спешно перезаряжает карабин. Вновь дробный звук ударяющихся в дерево пуль. А вот этот какой-то странный. Словно чавкнул кто-то. Звук был настолько необычный, что ватажник непроизвольно осмотрелся. Йошки-матрешки! Эвон как оно! Стрелок из команды «Шустрого», припавший к прицелу пищали, сейчас лежал на палубе, вокруг него быстро растекалась большая лужа крови. Верхней части головы практически не было. Такое впечатление, что голова лопнула, как южный плод, что арбузом прозывается, — доводилось пробовать в Астрани. Один он даже по неловкости уронил. Так вот — очень похоже. Видать, знатный кусок прилетел, да и дистанция такая, что камнем добросишь без труда.
Слышатся стоны и крики с палубы, еще кого-то задело, да не одного. Но о том думать сейчас некогда. Пищаль, оставшись без присмотра, задрала курящийся дымком ствол в небо, еще малость — и начнет палить. А вот это врешь! Павших оплакивать и раненых обихаживать потом будем. Зван быстро подхватил приклад и пристроился для стрельбы. Борт «Баклана» — в каких-то двадцати шагах. Разбойники уже забрасывают абордажные крючья, столпившись у борта. Еще пара секунд. Бабах! Эвон! Ну прямо пушка!
Рой картечи с визгом уходит в скопление пиратов, яростно размахивающих саблями и пистолями. Он видит, как картечь приголубила сразу двоих, все же куча смертоносных ос не успевает достаточно рассеяться. Кто-то, заметив выстрел, садит из пистоля, пуля с глухим стуком входит в дерево где-то сбоку. В голове мелькает картина снесенной наполовину головы стрелка. Вовремя, ничего не скажешь. Еще секунда. Бабах! Тоже неплохо. Вот только разума Зван не теряет. Изначально он хотел дать отстреляться пищалям, да, видно, не судьба, слишком все быстро происходит.
— Гранатами бей!
На борт вражеского корабля тут же полетели чугунные чушки. Ватажники бросают их не скупясь, не тот момент, чтобы экономить. Следующему выстрелу уже вторят разрывы гранат. Куница, израсходовав свои, тут же подхватывает те, что изготовил Зван, и также отправляет их в полет. После чего вооружается карабином и начинает садить по всем, кого только замечает. Остальные ватажники не отстают, не время ждать команды, эвон все как получается, еще малость — и до абордажа дойдет.
Выстрелы, крики, брань, стоны, разрывы, — сплошной тарарам. Одна из гранат подпаливает картузы с порохом, который начал гореть, выделяя целое облако дыма. Корабли начинает заволакивать дымом, словно из пушек палят. Стреляют с обеих сторон. Команда «Шустрого» все же не выдерживает. Вид наваливающегося борта «пирата» и столпившегося противника, раненые и погибшие товарищи — все это делает свое дело, и контрабандисты начинают бить из своих мушкетов, внося свою лепту в какофонию боя. Расстреляв заряды в карабинах, ватажники тут же выхватывают пистоли — слишком близко противник, слишком велика вероятность абордажа.
Наконец заряды в пищали закончились. Зван хватается за карабин, но не спешит, водит стволом из стороны в сторону. Выстрелы прекратились, сейчас все спешно перезаряжаются. Слышны только стоны, подвывания, скрип рангоута, плеск воды. Пороховой дым быстро рассеивается, чему способствует ветер, относящий его в сторону. В пределах видимости ни одного разбойника, только тела павших да раненые, ох и покрошили! Те, кто цел, попрятались.
«Баклан» немного вырвался вперед, все же уравнять скорость двум кораблям не так-то просто. Но нужно отдать должное капитану пиратского корабля, свое дело он знает туго. Вот так грамотно, с ходу подвести корабль, чтобы забросить абордажные крючья, — это надо талант иметь. Впрочем, Звану это ни о чем не говорит. Кораблям разбежаться не дают абордажные крючья с закрепленными к борту «пирата» концами, заброшенные на борт «Шустрого». Их просто не успели притянуть друг к другу, но этот процесс уже запущен. Вырываясь вперед, «Баклан» натянул веревки, и отстающий «Шустрый» постепенно подтягивался к борту противника. Если не перерубить веревки, то совсем скоро носовая часть «контрабандиста» приблизится вплотную к корме «пирата».
На борту виден небольшой пожар. Ну как пожар — что-то лениво горит, испуская черный дым. Похоже, от сгоревшего пороха что-то загорелось, но никак не хочет разгораться сильнее.
— Перед боем, видать, водой все обдали, чтобы сильного пожара не случилось, — шепотом произносит оказавшийся рядом кормчий. Зван только скосил на него взгляд: что ж, тому виднее, он в море словно у себя дома. — А неслабо побили аспидов. Что дальше? Пойдем на абордаж?
— Некогда, да и людей потерять можем изрядно, а у нас еще дело есть. Паруса бы ему попортить, чтобы за нами не увязался, а то оставшиеся станут садить из пушек, мало не покажется.
Решение нужно принимать как можно быстрее. Еще немного — и «Шустрого» отнесет к корме «Баклана» настолько, что они перестанут контролировать палубу «пирата», а тогда снова поднимут голову выжившие. До этого момента на стороне обороняющихся было преимущество за счет неожиданных сюрпризов, но сейчас все могло измениться. У пиратов тоже есть гранаты, не такие эффективные, как у ватажников, но тоже малоприятные. Мест для укрытия на палубе «щуки» поменьше будет, чем на шлюпе. А если дойдет до абордажа…
Пираты привыкли биться на качающейся тесной палубе, в рукопашных схватках опыта у них побольше, чем у обороняющихся. Как только сойдутся грудь в грудь, может выйти все что угодно, потому как люди Добролюба лишатся главного преимущества — возможности использовать свою меткость в стрельбе. Остаются еще и пистоли, так что пиратам легко точно не придется и скорее всего они все же проиграют. Но и противная сторона понесет невосполнимые потери, а ведь впереди предстоит еще и самое главное. Происходящее сейчас — лишь досадное дополнение.
— Зван, а может, намотаем паклю на болты, подпалим да пустим в паруса? — Арбалеты были при них. Планируя подобную операцию, Виктор не мог пренебречь бесшумным оружием.
— Парусина сухая, очень даже загорится, — перехватив взгляд Звана, тут же с готовностью ответил Окунь. Все же не блажило мужику идти на абордаж. И без того потерял людей, а сколько еще придется потерять. И все через этих аспидов! Но делать нечего, сейчас они в одной лодке. Хм. «Щуке».
С делом управились довольно споро. Кораблям сойтись так и не дали, перерубив веревки абордажных крючьев, потому как вполне мог запутаться такелаж, а тогда так просто не отвалишь. Пока распутаешь тросы, пока растолкаешь суда — это все время. Случись такое — и проще сойтись в рукопашной, чем расцеплять корабли. Болты с горящей промасленной паклей впились в паруса, и огонь тут же начал лизать полотно парусины. Хм. А ничего так получилось, эвон как разгорается.
«Баклан», вырвавшийся вперед, начал постепенно терять ход. Ничего удивительного, когда паруса пылают. Корабль вряд ли сгорит, пираты с огнем управятся, они к такому привычные. «Шустрый» начал его обходить. Куница и Соболь как лучшие стрелки заняли позицию на юте и внимательно приглядывали за палубой, пока она была в их поле зрения. Парочка татей пыталась покинуть свои укрытия, но безуспешно. Одного метким выстрелом снял Соболь, второго двумя выстрелами загнал обратно Куница. Нечего.
Хм. А «Ворон» не особо отдалился. Сколько же продлился бой? Казалось, прошла целая вечность, а оно вон как — выходит всего-то ничего. Зван вскинул к глазам подзорную трубу, чтобы обозреть пиратскую бригантину, нет ли знака от Добролюба.
— А зачем ты переснаряжаешь свое оружие? — в очередной раз скривившись и помассировав не на шутку расшалившийся живот, поинтересовался приставленный к Виктору пират.
— Море. Если порох отсыреет, то какая тогда стрельба, одни сплошные осечки.
— Так когда тот бой случится, только Господу ведомо.
— Оружие нужно в порядке содержать. Вы от своей лени мушкеты вон до чего довели. Ох!
Виктор вдруг переломился пополам и откинулся к дощатой стене арсенала. Его напарник мучился животом уже минут десять, но Волков не спешил симулировать, нужно было вначале привести к нормальному бою оружие. А вот теперь очень даже можно. Яд не сразу свалит с ног, сначала изрядно помучает, да и потом не вдруг убьет. Смерть мучительная и долгая, вот только уже никто ничего не сможет сделать, сильная боль гарантированно обездвижит.
— Что, и тебя проняло?
— Ага. Что-то Арис сегодня себя превзошел.
— Странно как-то живот болит, по нужде совсем не хочется, а внутри все огнем горит.
— Это точно. Мм, — скрючившись в позе эмбриона, простонал Виктор, сильно сжав живот и мелко засучив ногами.
Напарник по арсеналу — уже серый, словно труп. Не будь у него сильного загара, был бы бледным как полотно. Тянуть время, изо всех сил тянуть время. Тех, кто не вкусил отравы, и без того слишком много, так что нужно дождаться, когда яд подействует основательно, чтобы никто из отравившихся не смог принять участие в предстоящих событиях.
Дверь в арсенал внезапно распахнулась, и на пороге появился Клык. Ты что же, бродяга, суп не ешь, что ли? Неприятная неожиданность — наличие начальствующего лица, способного внести порядок в ряды оставшихся на ногах. Это большая проблема, словно их и без того мало.
— И эти, — прозвучал усталый голос Клыка.
Как видно, он уже с ног сбился, обходя весь корабль и силясь понять, что тут вообще происходит. В голосе квартирмейстера не только усталость, но, как показалось Виктору, еще и разочарование.
— Ариса на камбузе скрутило, этот здесь валяется. Так кто же тогда? — Это один из мушкетеров.
Виктор был шапочно с ним знаком. Разводить близкие знакомства в его планы не входило — незачем, коли им служить вместе до первого выхода в море, а тем более если хочешь забрать его жизнь.
Похоже, во внезапно навалившуюся эпидемию ни Клык, ни остальные члены команды не верили. Эпидемия так внезапно не проявляется, это дело постепенное, растягивающееся на дни, а то и на недели. Оставалось только отравление.
— Бадди, ты уверен, что всех новичков скрутило?
— Всех, Клык. Припасов ни у кого из них не было, а у кого были, так отобрали, новички должны начинать с общей баланды, ты же знаешь. Оставался только этот, но он тоже того… Долго не протянет.
— Выходит, кто-то из старичков, — резюмировал офицер. — Значит, так. Доверять я могу только своим людям. Бон, Дик, остаетесь у арсенала и крюйт-камеры, никого близко не подпускать. На батарейную палубу не выходите, сюда ведет только один трап, так что незаметно никто не подберется. Вы, пятеро, — со мной.
— Маловато нас, Клык.
— Восемь человек с оружием вполне достаточно, чтобы командовать неполными тремя десятками.
— На палубе нас будет всего шестеро. Может, все же подключим абордажников?
— Бадди, если мне не изменяет память, их десяток, слишком много тех, кому я не могу доверять полностью.
— Мы вместе уже долгое время.
— Как и с остальными, кто не потравлен. Главное, что интересует пирата, — это золото. Тот брячиславский вельможа обещал слишком хороший выкуп за своего сына. Любого могли подкупить. Помнишь того славенского контрабандиста, что появился на рейде за несколько дней до нашего выхода? Едва мы вышли в море, они двинулись за нами. Не удивлюсь, если у них на борту не контрабандный товар, а несколько десятков воинов. Я верю только вам, тем, кто в бою прикрывает мою спину.
— И что мы будем делать дальше?
— Мы вернемся в Патту. Потом отправим известие тому славенину о выкупе. Он получит своего сына, а мы — наше золото. Бургас сейчас валяется в каюте и протянет не дольше остальных. Я же никогда не любил его ублюдка и мстить за него не собираюсь.
При этих словах Виктор вновь застонал, и на этот раз он не играл. Влипнуть в такое дерьмо! Продумать сложную комбинацию, сунуться с головой в пасть к опасному зверю, остаться одному против более чем трех десятков… А нужно-то было всего лишь прибить этого Бургаса в тихом ночном переулке. Дальше жадная натура пиратов сама все сделала бы, и Бояну никто не причинил бы увечий. Ох, правду говорят — за дурной головой ногам покоя нет.
— А если и тот сосунок тоже?
— Если и издохнет, то только от ран, которые нанес ему Бургас, — отмахнулся Клык. — После того как с ним позабавился капитан, его кормят только бульончиком. Так что нам нужно лишь позаботиться о том, чтобы он не отдал концы раньше времени. Все, вооружайтесь.
Виктор искоса продолжал следить за происходящим в арсенале. Пираты из команды Клыка быстро начали разбирать оружие, словно предстоял неслабый бой. Нацепив на себя портупею со специальными гнездами, спешно запихивали в них по нескольку пистолей, не забыв по паре сунуть и за пояс. Каждый повесил на бок по клинку и взял мушкет.
Быстрее всех вооружились те пятеро, которым предстояло отправиться наверх. Покончив с этим, они тут же поспешили покинуть помещение. Клык немного замешкался, вертя в руках незнакомые револьверы Виктора, на которые всегда посматривал с нескрываемой завистью.
Наблюдая за этим, Волков едва сдержался, чтобы не кинуться на квартирмейстера прямо сейчас. Это никак не входило в его планы. Ситуация и без того складывалась аховая, а тут еще и лишиться своего преимущества в большом количестве зарядов и скорострельности. Внезапно напасть на троих Виктор не боялся. Риск, конечно, есть, но справиться вполне реально. Тут иное. Ведь те пятеро не поднялись на палубу, они просто вышли, чтобы не создавать толкучку, в арсенале было не так уж много места. Появиться на палубе до зубов вооруженными, но без офицера, они все же не рискнули. Ну и как разбираться сразу со всеми? Да никак, это гарантированная смерть.
По счастью, пират, тяжко вздохнув, не взял малознакомое оружие, предпочтя то, которое было знакомо не в пример лучше. Случись сражаться, руки должны действовать автоматически, без участия разума, а если каждый раз вспоминать, что и как делать, это приведет к потере времени, а в боевой обстановке мгновение подчас определяло грань между жизнью и смертью. Так что Клык выбрал то оружие, которым хорошо владел, и отложил в сторону желанное. Ну и правильно. Нечего. Хозяин и так помрет, а оружие перейдет к тебе по праву. К гадалке не ходи — уже примериваешься к капитанской каюте. А кому, собственно говоря, еще претендовать, как не второму человеку на корабле.
— С этими что делать? — поинтересовался один из мушкетеров.
— Вынесите их в проход.
— А может, того?.. Чтобы не мучились.
— Это наши соратники. Если сами попросят, тогда и того.
— Кто же об этом просить будет?
— Вот и вынесите их, а там придем в Патту, может, какой лекарь и поможет. Наш тоже любителем черепахового супа оказался.
Виктора и его напарника вынесли из помещения. Клык запер дверь и ушел в сопровождении пятерых устанавливать свою полную и безоговорочную власть. Бог в помощь. Виктор поглядел на отравленного пирата. Тот слабо поскуливал и изредка сучил ногами. Не боец. Даже когда говорили о том, чтобы добить, он не пытался как-то возразить. Этот страдалец был для Виктора как индикатор. Стало быть, пора.
В свете новых обстоятельств можно было бы чудесным образом излечиться и дать деру. Бояна и без того выкупят. Вот только сделать это нереально. За борт-то выбросишься, но на «Шустрого» весть о том не передашь, коррективы в план не внесешь. Если выживешь один из всей команды, сами пираты и прибьют. И без того взяли его под подозрение, да только он вовремя сымитировал отравление. Спасибо маленькому шарику хашша, от которого опьянения не вышло, лишь какая-то ненормальная бодрость по всему телу разлилась, а вот лицо очень даже натурально побледнело.
Их немного оттащили в сторону, чтобы, случись драться, они не мешали. Очевидно, поднимать на батарейную палубу было лень. Что ж, за это отдельное спасибо. Виктор тихо приподнялся и, стоя на одном колене, метнул клинки с двух рук. Кто же оставляет за спиной потенциального противника. Вообще, коли есть подозрение, то суньте нож, так, на всякий случай, и вся недолга. А теперь лежите и уже даже ножками не сучите.
Ладно, надо разбираться с замком, а то этот гад ключ унес с собой. Хорошо хоть Виктор к этому был готов: конструкцию замка, врезанного в дверь, успел изучить и ключик хорошо рассмотрел. Достав изогнутую проволочку, он прильнул к двери и стал старательно шуровать нехитрым инструментом в утробе замка. Вскоре щелкнуло. Не сказать, что все прошло легко, пальцы и ладонь ощутимо побаливали, несмотря на загрубевшую кожу. Если эти гады оружие содержали абы как, то что говорить о замках.
Затащил вовнутрь тела́, чтобы раньше времени буча не поднялась. Люди Клыка сейчас слишком заняты и сюда не вернутся, пока корабль не войдет в гавань, а больше никто и не знает о том, что в коридоре должны валяться двое отравленных, а не один. Зарезанные — дело иное, тут сразу может начаться тарарам.
Быстро вооружиться, пояс на место, проверить пистоли, не натворил ли чего Клык. Нормально. Четыре гранаты по подсумкам. Карабин за спину. Как там с ножами? Порядок, в ножнах ходят легко. Взглянул на свою саблю. Нет. Лишнее, только стеснять будет. Ну что ж, вроде готов. С Богом.
Прежде чем направиться к трапу, Виктор быстро вогнал в замочные скважины арсенала и крюйт-камеры деревянные чопики. Основательно так, чтобы их ничем не подцепить, — замок не сквозной, так что вовнутрь не протолкнешь, только выковыривать. К гадалке не ходи — как только обозначится конкретный враг, Клык начнет вооружать всех оставшихся членов команды. А так придется помучиться. Гораздо быстрее будет прорубить дверь, чем выковырять затычку. Но это опять время, которое работало на Виктора.
Он осторожно выглянул на батарейную палубу, которая одновременно выполняла и роль матросского кубрика. Все более или менее важные члены экипажа проживали в каютах, располагавшихся на двух кормовых ярусах. То тут, то там валяются скрюченные пираты, многие подвесные койки натянуты, большинство их занято страдальцами. Где-то внутри колыхнулась жалость к этим людям, жизнь которых он забрал фактически просто так, ведь лично ему они ничего плохого не сделали. Да что такое, раньше у него подобных мыслей не возникало. Стоп! Это тати. Тебе и твоим людям, между прочим, проходить Вайским проливом, где ты очень даже мог с ними познакомиться. Ну и сколько шансов уйти от такого корабля на том барке? Понятно, что ты мог с ними и не встретиться, но это тати, а значит — никаких сомнений.
Так, вроде никого из тех, кто избегнул отравления. Ничего удивительного, сейчас не особо много народу, а с парусами как-то нужно управляться. С другой стороны, сомнительно, что для этого понадобятся все. Как там сказал Клык — три десятка. Итак, восемь мушкетеров, десяток абордажников, тогда получается дюжина или чуть больше палубной команды. Достаточно ли этого? Ну если очень припечет. Тут иное, вряд ли Клык захочет кого-то упускать из виду, так что все будут на палубе или на реях. Вот и ладушки. Сейчас лишние встречи совсем нежелательны.
Ага, как же, размечтался. Вон кто-то копается в вещах. Хм. А ведь по всему выходит, что он нашел ту самую крысу, про которую уже успел услышать. Так звали тех, кто воровал у своих же. Имелся такой индивидуум на «Вороне», вот только за руку вора пока никто не поймал. «Уговорили, проклятые, сделаю доброе дело», — усмехнулся Виктор.
Все прошло тихо и почти буднично. Впрочем, это ведь не в лесу подкрадываться к ворогу, где в любой момент под ногой может оказаться сухая ветка. Вор почувствовал неладное, когда Виктор уже стоял у него за спиной. Дернулся было, но Волков тут же схватил его руку в болевой захват, лишая возможности двигаться, и практически сразу ухватил за горло, изо всех сил сдавливая яблоко. Тот успел только тихонько вскрикнуть. Если бы не боялся привлечь внимание, — все же застигли на воровстве, — то успел бы поднять тревогу, но вышло так, как вышло.
Выдавливая дух из пирата, Виктор как-то отстраненно подумал о том, что куда чище и быстрее было бы свернуть тому шею. Правда, это только в кино выглядит проще, на деле провести этот прием очень сложно; может, и возможно, но он придерживался обратного мнения, а потому и не практиковался в этом деле. Уж лучше вот так, по старинке. Вскоре пират прекратил сопротивляться и безвольно повис на руках Волкова. Вроде готов. Только теперь он посмотрел, кого принесло в его руки. Ну хоть в чем-то повезло. Это был один из команды Клыка. Значит, одним вооруженным меньше. Славно.
Попрятав оружие убитого, он направился к кормовым каютам, решив начать приборку оттуда. Если уж есть возможность, нужно максимально долгое время оставаться незамеченным, а там глядишь — повезет и еще кого прихватит по-тихому. Но теперь он не собирался вести себя аккуратно, поэтому вооружился ножами.
Дверь, ведущая с батарейной палубы в кормовые помещения, оказалась незапертой, и пройти туда не составило труда. В каютах на нижнем ярусе располагаются боцман, канонир, командир абордажников, судовой врач и наиболее уважаемые члены экипажа. На верхнем, что возвышается над палубой, — только каюты капитана, квартирмейстера и шкипера, а так же кают-компания.
Ничего так кораблик, здесь с удобствами можно разместить больше десяти пассажиров. Впрочем, чему удивляться, судно строилось в первую очередь как торговое, а значит, и наличие гостей тоже учитывалось. Можно было бы удивиться столь серьезному вооружению, но скорее всего судно было довооружено уже после того, как досталось пиратам. Вообще-то наличие столь серьезной артиллерии на пиратском корабле было нетипичным, обычно они предпочитали маленькие и верткие корабли с большим экипажем.
Проникнув в узкий коридор, Виктор замер и прислушался, силясь на слух определить, нет ли здесь кого. Из каюты боцмана послышался стук, словно кто-то что-то обронил. Значит, сначала туда. В помещение он решил не входить, а обождать у двери. Не та ситуация, чтобы находящийся там задержался надолго. Так и вышло. Едва он занял позицию, как дверь открылась и в коридор вывалился голый по пояс человек. «Не боцман», — про себя мгновенно определил Виктор, при этом прикрывая ему рот и вгоняя клинок в почку. Для верности еще один удар. Втолкнуть тело в каюту, быстро осмотреться. Здесь больше никого. Осмотр остальных кают также никого не выявил.
Ситуация к любопытству не располагала, но ему все же стало интересно, кого он оприходовал. Как выяснилось, это был один из абордажников. Нашлась и причина его нахождения здесь. Кожаный мешочек внушительных размеров, явно набитый не песком. Хм. Еще одна крыса? Или этот решил воспользоваться наследством по случаю гибели владельца? Ладно, не суть.
Трап в верхние помещения. Опять узкий полутемный коридорчик. Но тут никого. Все помещения пусты, если позабыть об их обитателях, которые безвольно лежат в койках, изо всех сил борясь за жизнь. Вот только бесполезно это. Как бы то ни было, полностью полагать на действия яда глупо. Мало ли, может, кто-то сумеет преодолеть спазмы и поднять тревогу. Так что каждому по двадцать сантиметров холодной стали, чтобы чувствовать себя в безопасности.
С палубы слышатся голоса, кто-то отдает команды, кто-то их дублирует. Все как обычно, если не думать о слышавшихся стонах: те, кто покрепче, все еще подавали признаки жизни и в кому впадать не спешили. Похоже, никто и не думает о неповиновении, смена командования прошла тихо и мирно. Впрочем, чего такого особенного в том, что Клык встал у руля, после того как выбыл капитан? Вооружение мушкетеров тоже никого особо не удивило, все удовлетворились объяснением офицера о наличии на корабле предателя. Разве что стали посматривать друг на друга с нескрываемым подозрением, ведь этот гад должен быть среди живых.
Все. Тихая охота окончена. Теперь нужно выходить. Опасно? Не без того. Но корабль заканчивал разворот, это чувствовалось по легкому крену. Почти все сейчас на реях, управляются с парусами. Еще чуть — и ситуация поменяется, так что времени терять никак нельзя.
Приняв решение, Виктор слегка приоткрыл дверь и в образовавшуюся щель глянул на палубу. Повсюду лежат в различных позах люди, но они его мало интересуют. Ага, а вот и двое из команды Клыка стоят, о чем-то беседуя и посматривая на то, как команда управляется с кораблем. Сколько там людей на шканцах, непонятно: может, только Клык, а может, вместе с ним и рулевой. Нет, отсюда выходить опасно.
Выход на палубу через эту дверь нужно оставить на крайний случай. Виктор решил проработать еще один вариант. Пройдя в каюту капитана, уже покоящегося с миром, он выглянул в распахнутое окно. Трудновато, не без того, но вполне возможно. Вот только если народу там окажется больше, чем один человек, будет кисло. Работать он сможет лишь одной рукой, второй придется держаться. Но даже если он ничего не сумеет предпринять, есть возможность посмотреть и оценить ситуацию у штурвала.
В который уже раз Виктор помянул добрым словом прежнее занятие Добролюба и то, что сам он, в свою очередь, постоянно следил за сохранением формы. Не будь его тело тренированным, то ни черта бы у него не получилось. Все же он везунчик. Никого лишнего, один Клык, стоящий у колеса штурвала, это все упрощает. Отец Небесный, на помощь не уповаю, но хотя бы не мешай. Начали.
Взяв зажатый в зубах клинок, он перво-наперво перерезал веревку, и кормовой флаг, трепетавший на ветру, тут же опал. Это сигнал «щуке», пусть подтягиваются. Управившись с этим, он метнул нож в спину квартирмейстера, после чего, даже не глядя на результат, единым махом прыгнул на палубу. Теперь счет не то что на секунды, на мгновения. Тело упало в тот момент, когда Виктор оказался на палубе. Несколько размашистых шагов — и он уже у перил ограждения, ножи в руках. Привлеченные подозрительным шумом матросы оборачиваются, но поздно, клинки уже в воздухе. Мгновение — и пираты валятся на палубу, хрипя и царапая стальные жала, глубоко засевшие в их телах.
Карабин, словно живое существо, прыгает из-за спины в руки. Сухой щелчок курка, глаза уже выискивают членов команды Клыка. Они — цель номер один, потому как только они способны поразить его на расстоянии. Их должно быть еще двое. Есть. Вон они, на баке, один уже в прицеле. Слышатся тревожные крики матросов, распределившихся по вантам и реям. Выстрел! Первый готов. Он даже не понял сути тревожных выкриков. Второй все прекрасно осознал, но срабатывает стереотип мышления, действует он именно так, как здесь и принято: вскидывает мушкет, чтобы поразить стрелка, которого отлично видит. Глупо. Нужно было сразу искать укрытие. Двойной щелчок поставленного на место кресала и взводимого курка одновременно с проворотом барабана. Выстрел! Матроса отбрасывает на спину.
Рядом с ногой в доски палубы входит знатный тесак. Кто-то решил распрощаться с единственным своим оружием, чтобы поразить стрелка. То ли недостало мастерства, то ли исполнить это с качающейся мачты куда сложнее, но его постигла неудача. Вон еще один замахивается ножом. Выстрел! Матрос срывается вниз и, задев несколько канатов оснастки, с глухим стуком падает на палубу.
Виктор стреляет настолько быстро, насколько это вообще возможно, стараясь все время быть в движении, потому как могут появиться еще желающие достать его на расстоянии. Но таких больше нет. Он делает еще три выстрела, и каждый из них — в цель. Проходит всего секунд десять, но на палубе уже не меньше шести человек, которые соскользнули с рей при помощи свисающих канатов, сдирая в кровь ладони.
Карабин в сторону, мгновение — и в его руках кольты. Сдвоенный выстрел — и двое из бегущих в его направлении с ножами, изготовленными к схватке, опрокидываются на спину. Может показаться, что в этом ничего сложного, расстояние — не больше десяти метров, но это только видимость. Стрельба с двух рук — дело непростое, требующее длительных тренировок, которые он сейчас поминает добрым словом. Выверенное движение вдоль бедер, оружие снова готово к бою. Руки разведены в стороны, и, когда по обоим трапам на шканцы почти одновременно взбегают еще двое, звучат выстрелы с минимальным разрывом, и оба в цель. Тут уж он бьет в упор, промазать очень сложно, хотя если запаниковать, позволить нервам возобладать над тобой, то вполне реально запороть и такой выстрел. Но Виктор на удивление спокоен, он действует словно автомат, полностью отстранившись и отдавшись своим инстинктам бойца, которые успели в нем развиться за прошедшее время.
Снова готов. Двое склоняются над убитыми мушкетерами и завладевают их оружием. Сработал рефлекс. При виде вооруженного противника хочется как можно быстрее найти оружие, чтобы выступить на равных. Отдайся они своей ярости и последуй за своими товарищами — шансов у них было бы куда больше, а вот у Виктора они быстро приближались бы к нулю. Эти парни привыкли к рукопашным, и тот факт, что они сумели перейти в категорию старичков, указывал на то, что драться они умеют. Два выстрела — и завладевшие огнестрельным оружием пираты уже никак не могут повлиять на дальнейший ход событий.
Выстрел! Левое плечо обожгло, словно кто-то приложил раскаленный прут. Но из-за адреналина, хлынувшего единым могучим потоком, Волков отмечает это как-то отстраненно, как бы со стороны, боль притуплена. Им сейчас завладела эйфория боя, и нужно что-то более ощутимое, чтобы заставить его выйти из равновесия, чем какая-то царапина.
Взгляд в ту сторону, где должен располагаться стрелок. Понятно. Кто-то из матросов завладел мушкетом одного из убитых на носу мушкетеров и сейчас тянется к другому мушкету. Виктор стреляет из двух стволов с минимальным разрывом. Расстояние около тридцати метров, но только одна пуля ранит стрелка в ногу, вторая бьет в фальшборт за его спиной. Но это на некоторое время гарантированно выводит его из строя.
На палубе людей все больше и больше. Многие бросаются к трапам и скрываются на артиллерийской палубе. Предугадать, что именно они собираются делать, несложно. Им необходимо оружие, которое находится в арсенале. Другие кидаются к убитым, чтобы подобрать их оружие. Виктор стреляет, но, израсходовав последние четыре заряда, сумел добиться лишь одного попадания. Затем он уходит за единственное доступное ему укрытие — короб механизма штурвала, в который бьет запоздалая пуля.
На время в воздухе повисает тишина, нарушаемая только криком чаек, скрипом рангоута, плеском воды за бортом и приглушенными ругательствами врагов. Он спешно перезаряжает револьверы, о карабине мыслей нет никаких, потому как на это недостанет времени. Он все время прислушивается к тому, что происходит вокруг, и периодически выглядывает из укрытия, дабы вовремя заметить того, кто решится броситься вперед. Теперь это весьма опасно, потому как в их распоряжении имеется около дюжины пистолей с портупей убитых на баке мушкетеров.
Мысленно сам собой в голове выкладывается счет убитых. Получается восемнадцать, а если считать раненного в ногу, то девятнадцать. Ого! Рэмбо, блин! Вот что значит внезапность и преимущество вооруженного против безоружных на тесной палубе. Но теперь все. Фактор неожиданности использован по полной, теперь придется воевать, а не стрелять в безоружных. Буром они больше не попрут.
Виктор в очередной раз выглянул из-за короба, и в то же мгновение в доски обшивки с глухим стуком ударила пуля. Но он все же заметил, что вдоль обоих бортов, прикрывая друг друга и используя в качестве прикрытия баркас, крышки люков, бухты канатов, пушки, — одним словом, все, что только может служить укрытием, пираты пошли в атаку. Времени совсем не оставалось.
К этому моменту он успел перезарядить лишь один револьвер. Больше для того, чтобы выиграть время, он выхватил две гранаты и бросил их по сторонам палубы, так чтобы они откатились к фальшбортам. Для этого совсем не обязательно показываться на глаза противнику, и те не стреляют. Два взрыва звучат с небольшим интервалом. Слышится крик раненого. К сожалению, только одного. Но зато атака временно захлебнулась.
Наконец он закончил перезарядку и выглянул с уже изготовленными к бою кольтами. Вовремя, ничего не скажешь. Можно было и догадаться, что разрывы гранат если и задержат их, то совсем не надолго. Слева трое уже взбегают на лестницу. Сразу два выстрела, одна из пуль расщепила доску, и в щеку впивается щепка. Виктор стреляет в ответ и одновременно поднимается на ноги. Опасно, конечно, но встречать атакующих на закорках еще опаснее.
Попала в цель лишь одна пуля. Атакующих теперь двое, и взвести курки он больше не успевает. Вместо этого он бьет первого в грудь ногой. Схлопотав таранный удар, тот отлетает на идущего следом и непроизвольно стреляет из пистоля в белый свет, как в копейку. Пока на левом трапе образовалась маленькая куча-мала, Виктор обращает свой взор на правый. Там только один противник. Гранатой задело сразу двоих? Одновременно с этой мыслью он выпускает в него пулю и переключает свое внимание на последних двоих.
Разобравшись с ними, он смотрит на море. Ага, «щука» держит курс к бригантине. Ладушки. Кстати, что там за дела? Какой-то корабль небольших размеров стоит с полыхающими парусами, но «Шустрый» вроде бодренько так несется на всех парусах к «Ворону», впрочем, он скорее идет на пересечку. Что ж, осталось недолго.
Бах! Вжью!
Ох, мать! Тот самый пират, которого он ранил в ногу, все же сумел перезарядить мушкет и пальнуть. Виктор хорошо его рассмотрел: хотя тот пытается спрятаться, но как-то неудачно. То, что голова спрятана, вовсе не означает, что его не видно. Волкову прекрасно видна изрядная часть спины. Тщательно прицелившись, он выпускает заряд в последнего дееспособного противника из оставшихся на палубе. После этого он вновь начинает перезаряжаться и спускается по трапу. Конечно, лучше дождаться подмоги, но раздающиеся из трюма удары топора возвещают о том, что противник вскоре не просто доберется до оружия, но и до пороха, а значит, сможет зарядить орудия или взорвать бригантину к чертям собачьим. Ох, дела наши тяжкие!
Опять узкий коридор, трап вниз, еще один коридор… Тут никого. Осторожно приблизиться к двери, выглянуть на батарейную палубу, аккуратно так, достаточно и маленькой щелочки. Крюйт-камера расположена ближе к корме, так что он отчетливо увидел стоящих у люка троих пиратов, которые в настоящий момент вооружены до зубов. До них метров шесть, не больше.
По сторонам они смотрят внимательно, поэтому долго Виктору наблюдать не пришлось. Раздался выстрел, и он уже в который раз за сегодня услышал стук свинца о сухое дерево. Очевидно, стреляли из пистоля, мушкет непременно пробил бы дверь насквозь. Кстати, двое вооружены как раз мушкетами. Едва эта мысль обожгла сознание, как он плюхнулся на пол. Но никто не стрелял. Видимо, палить наобум им не хотелось, мушкетов только два, а пистолей побольше будет.
Выходит, арсенал вскрыт. А чего тогда топор продолжает стучать как заведенный? Крюйт-камера! Они во что бы то ни стало хотят добраться до запасов пороха! Но раз топор все еще стучит, значит, дверь пока не поддалась. Думая об этом, он уже тянет из подсумка гранату.
Виктор вновь приоткрыл дверь, но на этот раз он не стал выглядывать, а катнул в щель гранату. Раздались еще два выстрела из пистолей и мушкетный выстрел. Не стой он на четвереньках, непременно получил бы увесистый свинцовый шар, а так тот прошел высоко над головой. Взрыв! Толкнув дверь, он ворвался на батарейную палубу, держа пистоли на изготовку. В просторном помещении висит белесый дым, но не сказать, что он застилает обзор, все же в заряде не особо много пороху. Видно если и не четко, то терпимо. Один корчится на палубе. Двое других, оглушенные и дезориентированные, ничего предпринять не успевают.
Два торопливых выстрела — и Виктор уже у люка. Что там? Уже проломили дверь или прекратили работу из-за взрыва? Виктор взялся за последнюю гранату и в сомнении замер. Крюйт-камере в общем-то много и не надо, но, с другой стороны, иначе вниз и не спуститься. А-а-а, черт, конец один! Доведенные до отчаяния пираты вполне могут подорвать корабль, а если они еще не вскрыли дверь, то и опасности никакой.
Граната летит вниз, а когда взрывается, следом сквозь выметнувшийся оттуда дым ныряет и сам Виктор. Раздаются три торопливых выстрела, а через несколько секунд над проемом появляется усталый и грязный Волков.
Парни сноровисто поднимались на палубу и, прикрывая друг друга, разбегались по палубе, беря ее под контроль. Вот только никого, кто бы мог им оказать сопротивление, в поле зрения не наблюдалось. Виктор сидел на бухте каната, устало привалившись к фок-мачте, и с какой-то отстраненностью наблюдал за происходящим.
— Атаман! Ты в порядке?! — Зван обеспокоенно осматривает своего командира и отмечает, что на плече есть царапина, солидная, но уже не кровит, в правую щеку впилась крупная щепа, и опять никакого кровотечения. В целом вроде нормально.
— Мужики, а где вас носило? Меня же тут чуть не сожрали, — отчего-то вспомнив реплику червяка из бородатого анекдота, рассмеялся Виктор.