Глава 7
Пиратская гавань

Если смотреть на Клузиум с большой высоты — так, чтобы обозреть его весь, — то он напоминает мультяшного крокодила с непропорционально большой головой и маленьким телом, который прилег отдохнуть на песочке, поджав под себя лапки. Город-порт Патта, главный порт страны, он же оплот пиратов, располагался как раз на темечке этого крокодила. Расположение весьма удобное, так как отсюда можно легко контролировать Вайский пролив, отделяющий Клузиум от материка и от Сальджукской империи. Одним броском можно выйти и к Венете, столице и главному порту империи. Название города в переводе с клузиумского означало «порт». Вот так вот незатейливо.

Некогда этот остров входил в состав империи, впрочем, как и весь запад материка. До славенских земель рука имперцев так и не дотянулась, во многом это оказалось минусом для самих славен, которые некогда сумели остановить завоевателей, несущих просвещение и прогресс на остриях своих мечей. Нет, славены не являлись более искушенными в ратном деле, чем западники, просто так уж совпало, что имперцы, дойдя до Турани, выдохлись, а захваченные территории то и дело оказывались охваченными бунтами и восстаниями. А потом имперцы были вынуждены откатиться назад, потеряв половину своих прежних владений. Но западные королевства все же получили свою толику прогресса и знаний от завоевателей, чего не произошло с восточными территориями.

В те же времена откололся и Клузиум. Государство оказалось достаточно сильным, чтобы противостоять притязаниям империи, а потому сумело отстоять свою независимость и сегодня стояло чуть не вровень с самым сильным государством известного мира. По сути, это был осколок империи. Общие корни, та же архитектура, та же культура, да что там — основное население острова составляли сальджукцы, чего не было в самой империи, где доля их едва переваливала треть от общего числа подданных.

В Теплом море фактически властвовали два флота, сальджукский и клузиумский. Оба государства вели постоянное соперничество в Новом Свете, стараясь оттяпать как можно больший кусок лучших земель. Результатом этого противостояния были частые войны. Вот только если в дальних краях происходили морские сражения, то у себя под боком они обходились простым бряцанием оружия. Иногда эскадры сходились в баталиях, которые никогда не перерастали в настоящие сражения, и зачастую схватки ограничивались простой демонстрацией силы или непродолжительной артиллерийской дуэлью, как правило, с больших расстояний, а оттого и с мизерным результатом. Бывало, что при явном превосходстве адмиралы всячески старались уничтожить или пленить корабль противника, иногда с положительным результатом.

Виктору было не понять смысла этой мышиной возни, но из того, что ему рассказал кормчий, он сделал вывод, что соперники попросту боятся решительных сражений в Теплом море, так как не могут быть уверены в результате. Ведь решительное поражение одной стороны сразу нарушит сложившееся статус-кво и даст неоспоримое преимущество противной. Вот и щипали соперники друг друга понемногу. Боясь сойтись грудь в грудь, они всячески привечали пиратов самого разного пошиба, что позволяло нанести урон недругу, ничем не рискуя. Время от времени возникали дипломатические скандалы, писались различные ноты протеста, а порой велись вялотекущие войны. Но дальше этого не заходило.

Патта не являлась столицей страны, это был обычный торговый порт. Вернее не обычный, а очень большой — центр морской торговли Клузиума в Теплом море. Однако отличить торговцев от пиратов здесь практически невозможно. Разве что пираты предпочитали не особо крупные и быстроходные суда, среди которых преобладали шлюпы и бригантины с непропорционально многочисленными экипажами. Пираты предпочитали не курочить корабли и ограничиваться картечными залпами и абордажами. К чему дырявить посудину, которая, по сути, также является товаром? А потом, не всегда трюмы их маленьких кораблей могли вместить в себя груз жертвы, так что лучше его доставить на том судне, которое, собственно, и перевозило груз.

Как таковой вольницы у разбойников не было, они прекрасно знали, какие суда грабить можно, а какие лучше обойти стороной. Те, кто не ведал границ, легко попадали на виселицу, причем наказанию подвергался не только капитан, но и вся команда, что сильно отрезвляло романтиков морских просторов. Кому захочется расстаться с жизнью из-за жадности капитана? Лучше ходить с подведенным брюхом, чем раскачиваться в петле на вольном ветру.

Проход в гавань Патты был узким, сама гавань не особо просторна, так что большинство капитанов отстаивались на внешнем рейде, предпочитая входить в сам порт только для того, чтобы принять или разгрузить груз. Конечно, на внешнем рейде не так спокойно, как на внутреннем, а если поднимется буря, волнение бывает весьма существенным, хотя и не опасным, если не сорвет якоря. Но такие бури были весьма редки, зато плата за стоянку значительно меньше. На внутреннем рейде она была в буквальном смысле почасовой. Этим и объясняется то обстоятельство, что при небольших размерах внутреннего рейда тесноты там никогда не водилось.

В планы Виктора переплата не входила, как не входило и излишнее привлечение внимания к своей персоне. Ему никоим образом не хотелось светиться в качестве представителя славен. Была одна задумка, и, если все выгорит именно так, как он планирует, все обойдется вообще без кровопролития.

Как выяснилось, он сильно просчитался, полагая, что у него имеется корабль. Капитан нанятого судна категорически отказался иметь какие бы то ни было дела с пиратами. И без того каждый раз, когда суешься в Вайский пролив, ломаешь голову, повезет или не повезет, а если пиратская братия начнет целенаправленную охоту, то шансы резко падают. К тому же он готов взяться за перевозку, но никак не готов подписываться под военную операцию. Заверения Виктора в том, что в его планы вовсе не входит брать пиратов на абордаж, его не убедили.

Пришлось искать стороннее судно. Не сказать, что это было простое дело, но через пару дней все же удалось найти одного контрабандиста, готового рискнуть за звонкую монету. Тот не испытывал никакого пиетета по отношению к разбойникам, так как ему было без разницы, где те базируются: они все готовы схарчить его на завтрак. Вот только за те десять лет, что он водил свою «щуку» (тип славенского судна, которому отдавали предпочтение контрабандисты), никому еще не удавалось взять его в оборот, а ему ни разу не довелось избавиться от груза, чтобы облегчить кораблик.

Длина судна — не больше двадцати пяти метров, а ширина по палубе — около шести. Узкое и маневренное, подверженное сильной качке, но вместе с тем очень быстроходное, имеющее две жестко закрепленные мачты с подвижными реями и с прямыми парусами. Два кливера, косых паруса, крепятся к бушприту. Кораблик вполне уверенно мог двигаться и против ветра. По форме он чем-то напоминал поморские кочи, имел надстройки на корме и на носу, верхнюю палубу и трюм. Не сказать, что узкие и хищные обводы позволяли иметь просторный трюм и перевозить большое количество груза, но для контрабандиста этого и не нужно, его задача — быть незаметным, быстрым и вертким, чтобы избежать нежелательных встреч. Все это у «щуки» присутствовало, иначе она не смогла бы служить верой и правдой своему владельцу столь продолжительное время.

Экипаж кораблика насчитывал двадцать человек, чего было вполне достаточно и чтобы управляться с парусным вооружением, и чтобы в случае необходимости использовать восемь пар весел, — это было вполне возможным ввиду не таких уж высоких бортов. Из-за этого могло сложиться впечатление, что «щука» не способна выдержать шторм, но кормчий утверждал, что его «Шустрый», — именно так называлось суденышко, — способен выдержать весьма серьезное волнение, но признавал, что от осенних и зимних штормов, отличающихся особой силой и продолжительностью, предпочитает беречься.

Портовый чиновник на палубе долго не задержался. Только велел вызвать наверх всех членов команды, пересчитал их по головам, удовлетворился заявлением, что судно рыболовное и в трюме рыба, после чего принял причитающееся за стоянку на внешнем рейде, а также пошлину за торговлю рыбой и ретировался. Его путь на шлюпке от небольшого деревянного причала для лодок до корабля занял куда больше времени, чем так называемый досмотр вновь прибывших.

Виктор и его люди так и не вышли на палубу, оставаясь в кормовой надстройке, где имелись крохотные, не больше купе в железнодорожном вагоне, каюты. Кстати, койки были также откидными, рассчитанными на четверых. Столика, правда, не было. Как пояснил кормчий, если весь груз не удавалось разместить в трюме, то использовались эти помещения, а команда располагалась с куда меньшими удобствами. Сейчас в качестве груза рассматривались люди Виктора, так что команда не роптала. Что с них взять, груз — он и есть груз, тем паче за него хорошо заплатили.

— Странно как-то все прошло, — произнес Виктор, обращаясь к кормчему, когда тот заглянул в каюту.

— А чего странного? Он меня давно знает и знает, чем я пробавляюсь, за то и мзду имеет. Ладно, вы до ночи на палубу не суйтесь, а как стемнеет, мы вас в лучшем виде свезем на берег.

— Боишься, что прознают о лишних пассажирах?

— С чего бы? — искренне удивился контрабандист. — Вы для меня всего лишь товар, как и тот, что в трюме лежит.

— Так ты груженый?

— Эх вы, крысы сухопутные, груженый корабль от порожнего отличить не можете, а туда же — с пиратами тягаться.

— Погоди, так ты все едино сюда направлялся?

— Ну да. Дела у меня здесь. Но если оказия вышла двойную выгоду поиметь, то отчего бы и нет. А на палубе не показываться я вам говорю, чтобы вас со мной не увязали, вы ведь по горячему делу сюда прибыли, а у контрабандистов и пиратов есть неписаное правило — в порту не гадить. Эвон вишь шлюп стоит? — кивнул кормчий в открытое окошко, забранное слюдой, но по причине духоты открытое нараспашку. — То капитан пиратский, Смолет прозывается, два раза за мной гонялся и оба раза с носом остался. Четверых его барбосов мы из мушкетов крепостных израсходовали, а он троих наших к Отцу Небесному спровадил да одного покалечил, обезножил, ты видел его. — Ага, был один в команде, что на деревяшке скакал, резво так, не всякий здоровый угонится. — Так мы с ним не раз в граде встречались, да и сейчас эвон раскланивались.

— Стоп. Ты хочешь сказать, что этот пират два раза пытался взять тебя на абордаж, но ты сумел уйти, да еще и людишек вы друг у друга покрошили, а сейчас мирно стоите в порту?

— Вот странный человек. А я тебе про что толкую!

— Так вы, получается, враги?

— Нет. Не враги. У него свое занятие — изловить корабль да пограбить, у меня свое — обмануть всех и убежать с товаром. Какие же враги, коли каждый своим делом занят? Если в море повстречаемся, то все сызнова начнем, каждый свое будет гнуть. Но в водах Клузиума не моги трогать никого, не то всех псов спустят.

— Так, а чего же он тебя не потопил, когда понял, что ты уйти можешь?

— А какой ему с того прок? Ну потопит он меня, а где выгода?

— А какая выгода, коли ты уйдешь?

— Так в следующий раз могу попасться.

— Все, запутался.

— А и не забивай голову.

— Так если ты поможешь захватить пиратский корабль, никто за тобой гоняться не станет?

— Ну как же, с расспросами полезут, мол, как умудрился эдакое провернуть, их ведь даже на этом шлюпе, почитай, вчетверо больше, чем нас. Но это если в кабаке где.

— И никто слова не скажет?

— Нет, ну могут на поединок вызвать, все честь по чести. Чтобы в драке или из-за угла — дураки, конечно, есть, но не так чтобы много, законы тут суровы. Кто первым за оружие схватился, — тому голову с плеч. И плевать, кто драку начал. Драться дерись, но к оружию руку не тяни.

— Ладно. А что с контрабандой? Вот так вот каждый легко может привести ее, дать мзду чиновнику, и все шито-крыто?

— Коли с головой дружишь и пользу приносишь, так и есть.

— И какой товар ты возишь?

— А вот это тебя не касаемо. Ты хотел в Клузиум? Пожалте. Хотел, чтобы я помог с пиратом поквитаться в открытом море, без пушечной пальбы? С тем еще посчитаемся. А туда, куда не след, нос не суй. И еще. Коли порушишь закон в Клузиуме, меж нами расчет. Мне сюда, даст Отец Небесный, еще ходить и ходить, так что сам понимаешь.

— Понимаю.

Вообще-то Виктор ничего не понимал, больно уж все как-то просто и в то же время запутанно. Враги не враги, друзья не друзья, пираты, но строго блюдут законы Клузиума. Какая-то борьба и единство противоположностей. Ну прямо как в тех фильмах про мафию: «Ничего личного, просто бизнес».

— Ты лучше скажи, корабль того пирата, Бургаса, здесь? — решил все же перейти к злободневному Виктор.

— Вон он стоит. Судя по всему, в море выходить покуда не собирается. Но точнее тебе обскажу к ночи, когда с делами покончу и обратно вернусь.

Как выяснилось позже, Клузиум не был уникальным в своем отношении к пиратам и контрабандистам, так было везде, где привечали этот народец. И те и другие были взяты на карандаш, и о них знали практически все, но старались не трогать, доколе от них польза и они берегов не путают. Однако стоило кому возомнить, что он волен в своих поступках, тут и приходила расплата. И ведь все чин чином, показательный суд и казнь, просто торжество закона и порядка.

Исключением была разве что Астрань, там тать мог появиться только как честный купец и никак иначе. Да и то — коли найдутся видоки, что в пиратстве уличат, не сносить головы. Поэтому лихие старались обходить неразумных славен стороной. Контрабандисты обделывали свои дела тихо, на пустынном берегу, чему способствовали их суда с мелкой осадкой. Брячиславия не входила в «клуб избранных», где фактически были только два государства, Сальджукская империя и Клузиум. Айрынское ханство тоже привечало пиратов, но то была отдельная история, и в Теплом море пираты старались появляться лишь ради торговли в основном живым товаром. На Клузиуме все еще сохранялась работорговля, и рабы оттуда шли по самым разным направлениям. Так что с пиратами Брячиславия не заигрывала.

Возжелай Миролюб высунуться дальше, чем ему позволяют, — и не миновать ему совместного набега со стороны старинных врагов, которые тут же позабудут о своих распрях, дабы приструнить потенциального соперника. Смешно, но славены, прежде чем начать строить военные корабли, заручились поддержкой этих двух держав, и те пошли навстречу, строго ограничив количество кораблей. Суда строились для колоний, кои должны были устраиваться на северных территориях, то есть в соперничество западным королевствам. Чем больше там склок, тем больше шансов, что тем королям будет не до южных территорий.

С Фрязией история была в чем-то схожей. Там имелись свои каперы, но действовали они только в Новом Свете, здесь же им поднять голову не давали. Хотя им никто не мог запретить иметь свой флот, и они его имели, однако небольшой. У этого королевства не было потенциала Брячиславии, а строительство и, главное, содержание военного корабля — дело весьма затратное, не каждой казне посильное, поэтому никто их ограничивать не собирался, они с этим вполне справляются и сами.

Виктор искренне пытался понять все хитросплетения местной политики, но все же должен был признать, что его мозг отказывается что-либо понять. Ну и бог с ними. В конце концов не его дело. Остается просто принять все как данность, ему не вершить великих дел, затрагивающих государственные интересы, так что пусть сами разбираются. С него достанет, коли он сумеет устроиться с максимально возможным комфортом и в безопасности.

Безопасность. Что-то не похоже, будто он ищет ее. Что бы ни делал, за что бы ни взялся, все время оказывается на грани, когда одного неверного движения достаточно, чтобы сверзиться в пропасть. Просто идиотизм какой-то. Ну вот какого черта он ввязался в это гиблое дело? Нет, как действовать, он уже в принципе знал, и общий план в голове созрел, мало того — был доведен до остальных, в части, их касающейся, разумеется. Однако толком объяснить даже самому себе, зачем ему это нужно, он не мог. Вот нужно, и все. Не может он иначе. Дурдом, одним словом.

Отец Небесный, и зачем он ее повстречал на своем пути? Ладно бы надежда какая была. Так ведь нет ее и в помине. Сделка, что она предложила, — это не то. На это он не согласен. Либо все и сразу, либо и даром не надо. Но и отказать не сумел. Ну сказано же — дурдом, а дуракам лишь там и место. Оставалась еще и Неждана. Но за нее он был относительно спокоен. За малюткой есть кому присмотреть. Если в этом предприятии он лишится живота, то никто ее преследовать не станет. Оно, конечно… Но ведь не разорваться надвое. Так — плохо, эдак — тоже не лучше. А ему покоя в душе хочется, вот и мечется. Поди разбери, отчего так. Чужая душа — потемки.

На берег его свезли, когда уже стемнело. Свезли не одного, но та четверка должна была от него держаться особняком и вступать в дело лишь в крайнем случае. Иными словами, если Виктора будут лишать живота. А до той поры они друг друга в глаза не видели. Волков собирался выдать себя за гульда — зря, что ли, у него чистый столичный выговор имеется.

Кстати, к удивлению Виктора, баркасы, принявшие груз из трюмов «Шустрого», направились не к городу, а куда-то на выход из бухты. Скорее всего разгрузятся где-нибудь поодаль, а потом уж товар сушей пойдет к месту назначения. Хотя все и шито белыми нитками, но приличия здесь старались соблюдать и берега не путать. Ох и странно тут все, без пол-литра не разберешься. Ну и бог с ними.

Ял с корабля на внешнем рейде мог причалить только к деревянным пирсам, на внутренний рейд им хода не было. Хочешь в город? Без проблем. Пересекаешь скалистый перешеек (тут и широкая лестница имеется, вырубленная в скалах очень удобно), переходишь на внутренний рейд и там нанимаешь лодку. Можно и в обход, вот только наемных экипажей тут нет, не существует здесь еще извозчиков. Но дорога есть, без нее никак, потому как на оконечности того языка располагается форт, который без сухопутного пути обойтись совершенно не может. Однако желающих совершить такую длительную пешую прогулку не находилось, лучше уж с лодочником.

Город как город, ничего примечательного. Дома каменные, оштукатуренные и побеленные известью. Разве что мостовая имеется. Вроде как не особо чистая, под ногами скорее шуршит, чем цокает, но ее наличие в порту уже удивляло. Вот и все впечатления. Улицы без освещения. Но у входов в многочисленные трактиры горит по одному факелу, это чтобы клиенты ноги не переломали на ступенях порожков, ну и вывеску сумели рассмотреть. Однако осветить улицу они не могли. Днем тоже ничего не удалось рассмотреть, потому как «Шустрый» встал в стороне от прохода, и они могли созерцать только скалистый природный мол.

Насколько сумел разузнать кормчий, «Ворон», бригантина Бургаса, вернулся только вчера, и поход оказался неудачным. Нет, приз они привели, вот только торговцы, имперцы, оказались на редкость зубастыми и упертыми, так что имелись серьезные потери. Сейчас капитан их восполнял. А вот это Виктору на руку, потому как полностью соответствует его планам и снимает дополнительную головную боль. Изначально план предусматривал убийство нескольких членов экипажа, что должны были провернуть ватажники. Открывшиеся обстоятельства касательно убийств в Клузиуме делали это мероприятие еще более опасным, но иного выхода Виктор не видел. Он хотел провернуть финт с «троянским конем», а для этого нужна была вакансия в команде у пирата. Но все одно к одному.

Какие бы суровые законы ни были, но такое развеселое местечко никак не могло обойтись без лихих людишек, которые совершенно не связаны с морем, а вполне обходятся дарами суши. Поэтому Виктор старался двигаться по узким улицам, где едва могли разминуться две кареты, с крайней осторожностью. Одинокий гуляка для ночных крыс — это самое то, что надо. Конечно, его страховали идущие в отдалении парни, но раскрывать свое знакомство с ними раньше времени из-за случайной встречи как-то не хотелось. Волков старался обходить углы по большой дуге, а к чернеющим непроглядным мраком нишам не приближаться и вовсе.

Ага, кажется, вот оно, нужное. Надпись не разобрать, сальджукская письменность для него все равно что древние иероглифы, но не рассмотреть развеселого дельфина, держащего в плавнике кружку с большой шапкой пены, весьма сложно. Кстати, нарисовано просто превосходно, аниматоры из его прошлого обзавидовались бы мастерству здешнего художника. Только эта вывеска, стоившая хороших денег, говорила о том, что заведение не для пьяной матросни, хотя до порта рукой подать. «Друг моряка», именно это было написано на вывеске. Все так, как сказывал кормчий, объясняя, где можно найти Бургаса в этот час. Что подразумевал хозяин под словом «друг», дельфина или выпивку, было непонятно, но это Виктора мало интересовало.

То, что заведение не для рядовых граждан, видно сразу. Хотя в нос тут же ударил кислый запах, столь свойственный всем питейным заведениям, смешанный с запахами всевозможных блюд, но помещение оказалось довольно чистым. Полы из каменной плитки тщательно вымыты и выметены, даже при наличии множества посетителей грязь в глаза не бросается. Ага, а вон одна из служанок, сноровисто орудуя веником и совком, заметает пол у одного из столиков, как видно, недавно освободившегося.

Публика весьма разнообразна по одеянию, но тем не менее сразу видно, что здесь собрались морские разбойники. Одежды — из богатых тканей. Нередко можно заметить серебряное и золотое шитье. Причем частенько один и тот же человек одет в наряды, явно добытые в разных странах.

Вон сидит один: на западнический камзол, подпоясанный айрынским кушаком, накинут богато расшитый золотом славенский кафтан, на поясе — богато изукрашенная сабля, как видно, работы какого-то племени язычников, уж больно чудной клинок. Виктору отчего-то сразу припомнился ятаган, он раньше видел такое оружие в фильмах, но здесь ничего подобного встречать не приходилось. Из-за кушака торчат пистоли, рукояти которых с золотой насечкой. Явно сальджукская работа, а может, и клузиумская. Как уже говорилось, между ними больше общего, чем различий. На ногах — сафьяновые сапоги с настолько загнутыми носами, что принадлежность не определить. И также с золотым шитьем. Пальцы унизаны перстнями с самоцветами и алмазами, в ухе — серьга с крупным рубином. Все это венчает голова с короткими черными курчавыми волосами и небольшим шрамом на левой щеке. Его в свое время заботливо обработали, так что он оставался бы практически незаметен, если бы не загар, на фоне которого шрам выделялся тонкой белесой линией.

Крепкий мужчина, за сорок, разодетый, как павлин, обливался потом, но стойко терпел неудобства. Горделиво приосанившись, он с чувством собственного достоинства осматривался по сторонам. Еще бы. Кто в этот сезон может с ним тягаться, коли сам морской владыка ему ворожит? Ни одного выхода в море без добычи. Он уже взял три приза, причем один из них оказался весьма прибыльным, а ведь сезон только вошел в разгар. То ли еще будет.

Виктор лишь мельком осмотрел Бургаса (а это был именно он, у Волкова было достаточно точное описание), после чего прошел к освободившемуся столику. Нет, тот ничем особо не отличался от остальных посетителей. Они были разодеты столь же вычурно и также терпели неудобства в связи с большим количеством одежды, но иначе никак. Стоящие бойцы никогда не пойдут на службу к оборванцу, потому что если капитан оборванец, то с удачей у него проблемы. Ну и кто пожелает наниматься на корабль, где придется влачить жалкое существование? А сойдя с такого на берег, будешь не гулять в кабаках от души, а считать медяки, чтобы хватило на самое дешевое пойло. На подобное согласно только полное отребье и ничтожество, а с такими бойцами даже при четырехкратном превосходстве вполне возможно проиграть абордаж. Кстати, не выдумка — было несколько случаев за последние полсотни лет.

— Принеси что-нибудь поесть, — произнес Волков по-гульдски.

Служанка, подошедшая принять заказ, глупо таращилась на посетителя, ни слова не понимая. Ясное дело, гульды здесь не особо часто попадаются.

— Поесть, говорю, принеси, да мяса побольше, — произнес он уже на фряжском.

А вот эти явно бывали в Клузиуме куда чаще, потому как она наконец сообразила, что от нее хотят, согласно кивнула и шмыгнула в сторону кухни. Вскоре появилась вновь, неся поднос, уставленный тарелками, в центре которого высилось большое блюдо с мясом, исходящим паром. Когда она выставила все на стол, Виктор легким, пренебрежительным движением отодвинул от себя кружку с пивом, велев унести.

Несмотря на то что заведение было довольно приличным, кухня Виктору не понравилась. Возможно, все дело в том, что здесь преобладала грубая пища, самое оно для пиратской вольницы, а иные посетители сюда не захаживали. Что с того, что это капитаны и офицеры, — к знатным кулинарным изыскам они не привыкли. Было бы что выпить и чем закусить, остальное не так важно. Может, он ошибался, и это было обычной пищей среднего класса, поскольку сомнительно, чтобы благородные предпочитали такие блюда, но в чем-либо быть уверенным нельзя, он практически ничего не знал об этом месте.

Когда голод был утолен, Виктор подозвал к себе трактирщика. Не мог же он начинать разговор сразу с капитанами и уж тем более с самим Бургасом. В идеале тот должен сам предложить наем.

— Чего изволит господин? — чуть не елейным голоском поинтересовался кабатчик, разумеется, на фряжском и с куда более заметным акцентом, чем у Виктора.

Вид человека, одетого в добротную, но довольно простую одежду, не мог возбудить чрезмерного уважения. Скорее всего любезный тон хозяина вызван свирепым обличьем Виктора. Здесь не было ни Нежданы, ни Смеяны, ни кого иного, дорогого сердцу Волкова, мало того, дело предстояло опасное, так что вид его был именно таким, какой и приличествует знаменитому Вепрю. Нет, специально он ничего не разыгрывал, оно само так получалось.

— Не знаешь, не нужен ли на какой корабль стоящий боец?

— Вы, вероятно, здесь недавно?

— Заметно?

— Дело в том, что в моем заведении никогда не решался вопрос о найме матросов на корабли. Здесь бывают только капитаны и офицеры, а наймом занимаются боцманы в куда более дешевых заведениях.

— По дешевым заведениям пусть дешевки ошиваются.

— Вы настолько хороши?

— Ты капитан?

— Нет.

— Тогда пшел вон. И вели принести кружку холодной воды.

Это было сказано довольно громко, так как трактирщик, не желая испытывать судьбу, поспешил ретироваться, и последние слова понеслись ему вслед. В ответ на реплику Виктора послышались смешки — очевидно, многие разумели фряжскую речь. Усмешки можно расценивать по-разному: может, что-то развеселое творилось за столами весельчаков, может, смех вызван именно его словами, поди разбери. Но парочка особо расхристанных и самоуверенных молодчиков недвусмысленно посматривала в его сторону. Влепить бы им по пуле в лоб, но можно нарваться на неприятности. Поэтому он просто посмотрел каждому из них в глаза, а потом улыбнулся своей неподражаемой улыбкой. Те, чтобы сохранить лицо, еще разок ухмыльнулись, а затем отвернулись, продолжив свою беседу.

Поднесли воду. Виктор достал небольшую серебряную коробочку. Открыв ее, он подцепил маленький серый шарик, отправил его в рот и начал рассасывать, как леденец. По мере того, как он все это проделывал, некоторые из присутствующих посмотрели на него иными глазами. Так можно было пользовать только один продукт, и действительно — лучше бы иметь под рукой кружку с холодной водой, от теплой только хуже.

Цена одного такого шарика была повыше, чем стоил бочонок пива, а эффект… Нет, опьянеть до одури (что вполне возможно при употреблении такого количества пива) не опьянеешь, но чувствовать себя будешь очень комфортно. Тут только один момент: кто слишком увлекается, запросто может стать рабом этих шариков, которые и стоили дорого, и были большой редкостью. Ну и опять же от количества принятого за раз зелья тоже немало зависит — можно просто отключиться с глупой улыбкой, а тогда хоть режь, человек ничего не почувствует.

Виктор в бытность свою на Земле никогда не увлекался наркотиками, мало того, не имел даже опыта курения обычной вроде бы конопли, поэтому понятия не имел, с чем имеет дело. Но, как это зелье действует, знал. Просветил тот лекарь из Астрани, у которого он эти шарики покупал. Делали их из какой-то травы, что растет в степи, причем, судя по ограниченному количеству (этим и определялась цена), в большом количестве та травка не произрастала. А может, все дело в том, что лишь весьма малая часть большого стога травы уходила в эти катышки. Одним словом, черт ногу сломит, его все это не особо интересовало, главное, что отвечало его намерениям.

Вкус горький — дальше некуда, но это неизбежно и нужно перетерпеть, что сделать весьма непросто. Рассосав шарик до кашицы, Виктор припал к кружке с колодезной водой и одним махом ее осушил. Рисковать и принимать настоящий наркотик он не стал, а потому его роль исполнил катыш мякоти ржаного хлеба, благо по цвету почти не отличишь. Но сыграл все по правилам, чтобы ни у кого сомнений не возникло. Кстати заметить, остальные шарики были самыми настоящими. Проделав эту процедуру, он с блаженством откинулся к стене, как человек, опрокинувший кувшин вина.

Из-под прищуренных век он видел, как подозвал к себе трактирщика один из посетителей и о чем-то спросил. Получил ответ, после чего отпустил с миром. Не Бургас. Жаль. Ладно, время пока терпит. Он просидел так с полчаса, но все безрезультатно. Его персона больше никого не заинтересовала. Чтобы не привлекать излишнего внимания, в конце концов он поднялся и направился на выход. Здесь не повезло. Нужно двигать в трактир «Пьяный боцман», где обычно вербовались новички.

Заведение это оказалось на редкость загаженным, переполненным и, соответственно, шумным. Всего лишь за пять минут, что там находился Виктор, успело произойти две скоротечные потасовки. Впрочем, без особых последствий: стычки заканчивались, не приобретая массового характера, едва один из соперников оказывался в нокауте. Мебель тоже не пострадала, так как была насколько неказистой и массивной, настолько же и прочной. Разбитая глиняная посуда не в счет.

Оказаться среди новобранцев экипажа «Ворона» оказалось проще пареной репы. Стоило только подойти к боцману и назвать себя, после чего он вносил тебя в списки. Но, как выяснилось, не все так просто. Ты становился всего лишь соискателем места. Окончательный отбор должен произвести лично капитан на борту своей бригантины, так что внесение в списки ничего еще не решало. Боцман честно предупреждал, чтобы кандидат хорошенько подумал, так как не прошедшему отбор предстояло добираться до берега вплавь. Бургаса не очень заботили те, кто не принадлежал к команде, а потому транспорт им не предоставлялся, их просто вышвыривали за борт. Корабль стоял не особо далеко от берега, так что добраться до него вплавь не составляло труда, но факт оставался фактом.

Если откинуть в сторону грязь, что имела место в порту, город производил хорошее впечатление. Выбеленные дома, крытые красной черепицей, взбегали вверх по склону горы, перемежаясь с зелеными кронами деревьев, образуя улицы и кварталы. Вкупе с южным солнцем да на фоне голубого неба, если смотреть от порта… Картинка. К тому же уже в паре кварталов отсюда улицы были куда чище, и с каждым кварталом от порта город становился все ухоженнее. Это по рассказам Окуня, кормчего «Шустрого», — Виктору было некогда заниматься осмотром достопримечательностей.

В отличие от остальных соискателей Волков решил пренебречь любезностью капитана, предоставившего целых две шлюпки для доставки пополнения на борт. Капитану требуется всего десять человек, а в шлюпках, по прикидкам Виктора, находилось больше трех десятков. Хм. Однако, конкурс. Он предпочел добраться до борта на наемном ялике, велев лодочнику ждать его возвращения. Как бы там ни было, но плыть до берега в его планы не входило.

Боцман, увидев это, одобрительно ухмыльнулся, но все же подал знак лодочнику, чтобы тот слегка отдалился. Нечего стоять у борта. Что ж, его право. Осмотром вновь прибывшего старый морской волк также остался доволен, если не сказать, что сильно удивлен. Вчера этот тип кутался в плащ, а потому его снаряжение было не рассмотреть, сегодня же плащ остался в ялике и перед ним предстал до зубов вооруженный боец. И как вооруженный! О таком оружии боцману приходилось лишь слышать. А если учесть, что никто из новичков фактически не имел оружия, разве что ножи (но это скорее средство обихода), то…

Новобранцы построились в неровную шеренгу, что называется — как бык поссал. А вскоре появился и капитан в сопровождении трех офицеров. Один из них, штурман, остался в стороне, двое других сопровождали капитана до конца. На этот раз Бургас был одет куда скромнее. Скорее всего на борту он предпочитал вычурности удобство, поэтому был облачен в ботфорты из мягкой кожи, облегающие брюки и просторную белую рубаху. Дополняли образ широкий пояс с заткнутыми за него двумя пистолями, абордажная сабля и кинжал.

Капитан подходил к очередному кандидату, осматривал, задавал пару вопросов, после чего порой следовал вопрос от одного из офицеров, затем переходили к следующему. Нередко капитан подавал сигнал, и двое дюжих матросов, подхватив неудачника, подводили его к противоположному от берега борту и под улюлюканье команды скидывали в воду. Никто и не думал оказывать сопротивление. С одной стороны, каждого честно предупреждал боцман, с другой — если Виктор все правильно понял, — сейчас на бригантине находилось девяносто заматеревших в морских боях матросов. Короче, возмущаться себе дороже.

Виктор встал в самом конце шеренги. Стоял спокойно, скрестив руки на груди. Если получится проникнуть в состав экипажа, хорошо, если нет — тогда план «Б». Как говорил один киногерой: «План «Б» — это всегда больно». Значит, будет больно. Правда, и труднее одновременно. Этот вариант предусматривал подрыв корабля, устроить который не так сложно: достаточно просто изготовить самодельную мину с механическим взрывателем. В этом случае можно было заполучить только труп Бояна, да и тот придется как-то извлекать из утробы трюма, что и было бы самым трудным. Но нет совершенства под луной. По большому счету, ему плевать на боярича. Конечно, жалко Смеяну, но никто не виноват в том, что Боян сделал все возможное, дабы заслужить нелюбовь Виктора.

Их оставалось на борту еще двенадцать, когда, наконец, очередь дошла до него. Внимательнее взглянув на капитана, Виктор понял, что это опасный тип. На него смотрели умные глаза волевого человека. Ничего удивительного: дураки здесь долго не живут, а слабохарактерные не выходят в капитаны.

— Как звать?

Голос не соответствует внешности крепкого и плечистого пирата, он куда больше подошел бы человеку тщедушного телосложения. Но Виктора удивило то, что капитан обратился к нему на гульдском. Выговор, конечно, не столичный, но сам факт о многом говорит. Выходит, он запомнил его по трактиру. Интересно, к добру это или захочет увидеть, как Виктор плавает? Служить в качестве развлечения для команды Волков не хотел, и он ясно дал понять это всем, когда прибыл на своем транспорте.

— Вепрь.

— Разве я спросил тебя о твоем прозвище?

— А здесь что, набирают на королевский флот?

— Хм. С характером.

— Скажем так, я знаю себе цену.

— На кораблях ходил?

— Разве что добрался до Клузиума.

— И зачем тогда ты здесь нужен?

В ответ Виктор ухмыльнулся, отчего оба офицера непроизвольно сжали рукояти сабель, на которых лежали их кисти. Не обращая внимания на их телодвижения, Волков скинул с плеча карабин и взвел курок:

— Укажи цель.

— Даже так? — с нескрываемым интересом произнес капитан, слегка склонив голову к правому плечу и внимательно глядя на наглеца. Затем обернулся и указал на плавающих примерно в сотне метров четырех бакланов: — Подстрели одного из них.

Задача очень непростая для обычного мушкета, дистанция практически запредельная, а птица не особо велика. Ничего не ответив, Виктор вскинул карабин, а через секунду раздался выстрел. Одна из птиц тут же забилась в воде, остальные резво замахали крыльями и понеслись по водной глади, словно торпедные катера. Оторваться от воды сумели только два баклана, подняться выше, чем на три метра, — один, уйти ни одна птица не смогла.

— Как-то так, капитан.

— Клык?

— Не знаю, как к Бону в абордажную команду, но в мушкетеры — лучше и не надо.

Ага, получается, набираются абордажники и мушкетеры. Ничего удивительного: палубная команда редко участвует в абордажах, и потери в их среде существенно ниже. Ну, это если не дойдет до горячего, стоящие бойцы в их среде — редкость.

— Того и вот этого — за борт. А ты, Вепрь, пойдем со мной.

Каюта капитана была отражением Бургаса, того пирата, что Виктор увидел вчера. Вычурная, богато обставленная до полной безвкусицы. Наверное, это тоже антураж для посторонних глаз, потому как ее владелец в первую очередь предпочитал удобство, а не выпендреж. На борту ему ничего и никому доказывать не нужно, весь бисер предназначался для посторонних глаз. В каюте же приходилось принимать других капитанов и иных гостей, так что нужно было соответствовать общепринятым нормам.

— Значит, говоришь, по дешевым заведениям пусть дешевки ошиваются? — О как, все приметил. — Ну и как же ты оказался там, где мой боцман набирал команду?

— Зашел в несколько заведений, в одном из них боцман вел запись. Записался, — пожав плечами, ответил Виктор.

— А как же дешевки?

— Хм. Оно так, да только почесал я в затылке, подумал и понял, что тут я никто и зовут меня никак. С чего-то начинать надо, начну снизу, не беда.

— Хочешь стать капитаном?

— Если в море не наскучит, как на берегу, то почему бы и нет.

— А на берегу стало скучно?

— Стало.

— Расскажи о себе.

— Хочешь знать, что за птица прилетела к тебе на палубу? Законно. Сбил я шайку и гулял по дорогам. Хорошо гулял, с прибылью. Все мои разбойнички, что живы остались, с достойным кушем осели в разных местах. Но мне на месте не сидится. Скучно. На берегу я вроде уже все испытал, решил пощекотать нервы в море. Вот и все.

— Слышал я об одном Вепре, только он вроде славенин.

— Ха! Значит, и досюда слава докатилась. Это греет.

— Так ты славенин?

— Отчего же — гульд, как и ты. Немного говорю по-славенски, вот и морочил голову всем. А что, все ищут славенина, так и пусть ищут, а там еще и страх. Одним словом, главное — поднять муть, а там можно ловить рыбку почти без опаски.

— Хитер. Хашш давно распробовал?

— И это приметил. Глазастый ты, капитан. Давно, но разума не теряю, свою норму знаю. И от вина можно стать пропойцей, но ты ведь не стал.

— Ну что ж, давай выпьем, раз уж речь зашла о вине, — берясь за серебряный кувшин с узким и высоким горлышком, предложил капитан.

— Извини, но ни вина, ни пива я не пью. После хашша это не то.

— Дорогое удовольствие, — отпив из кубка, заметил Бургас.

— А разве я сказал, что когда-то бедствовал или нужда меня привела к тебе? — Виктор извлек кошель и подбросил его на ладони. — Здесь сотня цехинов, больше восьмисот талеров. В другом есть и серебро, но это на всякие расходы. Есть и прикопанное на берегу. У твоих офицеров такие деньги водятся?

— Странный ты.

— Нормальный.

— Двум зверям в одной берлоге не ужиться.

— Мне твое место без надобности, и в морском деле я ничего не соображаю, так что тебе я не соперник. А захочу свой корабль, так раздобуду. Держать силой ведь не станешь?

— Не стану. А что скажешь, если мои офицеры начнут на тебя волком смотреть? Ведь могут подумать, что ты их подсиживаешь.

— Мне казалось, что глупых ты бы офицерами не назначил. Если кто погибнет и ты решишь поставить меня на его место, так тому и быть, а нет — так это дело твое.

— И ты вот так просто подчинишься?

— К чему допросы? Ты не судья, я не на суде. Сказал же хочу попробовать себя в море.

— А ты понимаешь, что ты простой матрос, так что придется и палубу драить, и иные поручения выполнять? Как с этим смирится Вепрь?

— Нормально, пока акулой не назовут. А как назовут, тогда к этому разговору и вернемся.

— Ладно. Пока убедил. Оружие все сдай Клыку, он ведает арсеналом, у меня на корабле с оружием только офицеры и боцман ходят. Получишь, когда дойдет до дела.

— Капитан, а ты представляешь, сколько это оружие стоит? Вижу, что очень приблизительно. Полторы тысячи талеров. Ты не гляди, что клинки в ножнах без изысков и рукояти потертые. Это булат, что твою саблю перерубит и не зазубрится. И это все в арсенал?

— Тут мои законы, Вепрь. Твое твоим и останется, но оружие все хранится в арсенале. Нож можешь оставить. Вот станешь офицером, тогда дело другое. И деньги давай сюда. Положу в судовую казну, будут в целости. Не хватало еще, чтобы у тебя потянули, а ты потом начал крушить всех направо и налево. Или так, или за борт, — уловив упрямый взгляд, подытожил Бургас.

— Ладно. Убедил. Только тогда условие одно есть. — Сказав это, Виктор наткнулся на очень недовольный взгляд. Тормози, и без того буром прешь, как ледокол на торосы! — Все, понял. Просьба.

— Говори.

— Карабин и пистоли мои очень капризные, а здесь все время сырость. Назначь час, когда я смогу получать их и чистить, хотя бы через день. Какой прок, если во время боя они начнут давать осечки? А так я ведь еще до абордажа многих положу, сам видел.

— Вижу, теперь ты понял. С этим к Клыку, он твой командир. Погоди, — окликнул он уже направившегося на выход новобранца. — Хашш. Положи коробочку на стол. Вернемся в порт — получишь обратно, у меня на корабле ни вино, ничто иное не в чести.

Сначала Виктор забрал свои пожитки из ялика, расплатился с лодочником и только потом отправился на поиски своего непосредственного начальника. Впрочем, поиски — это так, к слову. Тот был на шканцах вместе со штурманом и мирно покуривал трубку. Нарвался на выговор, не без того. Оказывается, вот так, за здорово живешь, на шканцах рядовым членам экипажа делать нечего. Обошлось устным предупреждением, на первый раз сделали скидку на незнание. Его облик и умение владеть оружием, которое все еще было при нем, вполне к этому располагали.

Разговор с командиром мушкетеров, а вернее с квартирмейстером, вторым человеком после капитана, вышел примерно таким же, как и с Бургасом. Против ожиданий Виктора тот не особо переживал за свое место — видать, хорошо знал себе цену. Когда же Волков заговорил об уходе за оружием, тот взглянул на новичка с куда большим уважением:

— Наши не очень любят возиться с оружием, чистить чуть ли не силой заставлять приходится.

— Дураки потому что. Сколько раз оно мне жизнь спасало, я и счет потерял. Можешь не верить, но ни одной осечки за все время, даже когда у меня был самый старый и разболтанный пистоль.

Когда они прошли в арсенал, Виктор даже скривился, увидев, в каком состоянии находится оружие. Клинки не особо привлекли его внимание, но от вида загвазданных всевозможных мушкетов и пистолей его перекосило. Калибров тут тоже было что блох на собаке, но все же Клык постарался их рассортировать. Имелся и запас пуль. Видно, что тот к оружию относится с уважением, вот собственные пистоли за поясом горят от чистоты, а тут… Но из-под палки — оно и есть из-под палки.

— Что, не нравится?

— Они хотя бы стреляют?

— Стреляют. Через раз, чтоб им! — скорее всего имея в виду своих подчиненных, ответил новый начальник.

Говорили они на фряжском, оба с акцентом. Клык был балатонцем, но они вполне понимали друг друга. Виктору уже попеняли, дескать, пора учить сальджукский, тут треть команды — сальджукцы, да и в городе будет куда проще. Обещал озаботиться, хотя был уверен, что это лишнее, — не собирался он столько времени пробыть с пиратами.

— А что, правду сказал капитан, будто мне и палубу придется драить, и всякое другое исполнять?

— Разумеется. А уж тебе, новичку, так и вовсе как за здравствуй.

— А если эти работы как-то заменить?

— Это как?

— А давай я займусь арсеналом. Понимаю, новичка — и сразу в арсенал, но ведь это не дело, — обвел рукой помещение Виктор. — Нет мне доверия, так назначь кого со мной.

— Не хочется тебе палубу драить и на камбузе в рыбьих потрохах возиться? — При упоминании последнего Волкова аж передернуло, а на губах Клыка заиграла хитрая улыбка.

— Не хочется. Ты пойми, ведь не из попрошаек подзаборных и не от нужды я тут, — начал было уверять Виктор, но нарвался на глухую стену непонимания.

— А если скажу «нет»?

— Нет так нет, сам ведь пришел, никто силком не тянул, — попытался выказать покорность новичок.

— Через палубу и трюмы проходят все без исключения. И я в свое время прошел. И на камбузе с рыбьими потрохами возиться приходилось. Но я подумаю, как тебе помочь, — вновь улыбнувшись реакции на «камбуз», закончил Клык.

«Ворон» простоял в порту еще пару дней, все же пора горячая, так что рассиживаться на берегу нечего. Волка ноги кормят, а пирата — рейды. Придет сезон штормов, тогда и отдохнут от дел праведных, а сейчас как у крестьян — каждый день год кормит. Команда усиленно готовилась к выходу в море. Дело это серьезное и полумер не приемлет, цистерны с пресной водой и кладовая забивались до предела. Никогда нельзя сказать точно, сколько продлится плавание. Возвращаться в порт несолоно хлебавши только потому, что закончились припасы, никому не хотелось. А потом было еще и такое понятие, как штиль. Подобное явление больше характерно для середины лета, но это не значит, что оно не может иметь место в конце весны.

«Только не в терновый куст…» Знакомо? Надо думать, что да. Вот так и с Виктором. От работ на палубе его освободили, но на кухне он должен был помогать каждый день. До обеда он поступал в распоряжение корабельного кока, но отказываться от добровольного порыва Вепря Клык все же не хотел. После обеда Виктор постоянно возился с оружием. Не один. За ним постоянно присматривал кто-то из мушкетеров. Ну не помогал же, в самом деле. То, как он елозил промасленной ветошью по мушкету, назвать чисткой никак нельзя. Но Волков на это смотрел сквозь пальцы. Да, чумазый и промасленный донельзя, но он всем своим видом выказывал усердие. Ведь понятно, что берут на слабо. Ему доставалось больше всех из новобранцев, у которых было время перевести дух. Работали они с полагающейся полуденной сиестой, а бывший разбойник этой привилегии был лишен. Не выдержит, сорвется — никто не виноват.

Виктор не просто чистил оружие, он еще и проявлял инициативу. Вооружившись доступным инструментом, он доводил до нормы разболтавшиеся механизмы и даже забраковал три мушкета, предложив выбросить их за борт, от греха подальше.

— Ты думай, что говоришь, Вепрь. Выбросить практически новые мушкеты. Сам догадался?

— Не выбрасывай, — легко согласился Виктор с Клыком. — Только скажи, кому эти мушкеты выдашь.

— Это зачем?

— А чтобы я рядом с тем идиотом не стоял. Говорю же, раковины в стволе большие, в любой момент разорвать может. И пружины тоже проржавели настолько, что вот-вот лопнут. Нет ухода за мушкетами — вот и получайте полной мерой.

— Ладно, я тебя понял. Но выбросить мы их все равно не можем. Ты их подальше пока припрячь, а там как возьмем трофеи, так и избавимся.

— Это как?

— Да просто. Выдадим эти за трофейные и избавимся, как от ненужного хлама, а на их место — нормальные.

— Ага, понял.

А чего, собственно, непонятного? Как видно, капитан всех держал за причинное место, а весь огнестрел был на совести Клыка.

За это время Виктор успел выяснить, что Боян жив. Еще бы. В первый же вечер по кораблю разнесся душераздирающий крик, который наверняка был слышен и окрест. Ему объяснили, что и как. Капитан выполнил свое намерение и подлечил-таки пленника, после чего принялся над ним измываться. Нечасто, так, помучает-помучает, а потом лекаря к нему — и чтобы выжил непременно.

Говорят, что сынишку, семнадцатилетнего парня, он сильно любил, хотя и держал в черном теле. Воспитывал характер и достойную себе смену. Жены у него не было, хотя и имелся свой дом в городе, как положено — с прислугой из невольников. Матерью парнишки была какая-то плененная дворянка, красивая, и Бургас по-своему ее любил. По-особенному так. Была она его рабыней, благо рабство здесь не было пороком, о женитьбе он и не помышлял. Что там да как, никому неизвестно, но говорят, как-то она вырвалась из дома и утопилась. История темная, но, с другой стороны, кому есть дело до какой-то там невольницы.

Виктор было заволновался, что пленника могут высадить на берег и определить в подвал в доме капитана, но страхи оказались напрасными. Никто его не собирался никуда свозить, его место в трюме.