Олаф Торкланд в Стране Туманов

- Ax вы, Гармовы отродья! Только и умеете делать, что с утра до вечера жрать эль из моих погребков! - кричал взбешенный Торкланд.

- Мой конунг, прошу великодушно меня простить, но среди ваших людей нет ни единого, кто бы умел считать не на пальцах, а моих саксонских коллег вы велели отстранить от занимаемых при дворе должностей,- лепетал, согнувшись в три погибели перед грозным викингом, придворный-сакс, чудом сохранивший за собой место после захвата Торкландом инглендской короны.

Олаф оставил его, так как хотел хоть изредка чувствовать себя настоящим королем. Чтобы хотя бы одна душа среди окружающего его сброда обращалась к нему в соответствии с этикетом. Старик всю жизнь занимал должность дворецкого и не мог представить своего существования без этой работы, он был безмерно счастлив, когда новоявленный монарх не вышвырнул его на улицу и не прикончил, как он поступил со многими другими придворными. Хотя старое сердце обливалось кровью, когда он видел, как новые хозяева превращают некогда блистательный дворец в какое-то подобие конюшни и как эти северные варвары все свободное от убийств время посвящают пьяным оргиям, стремясь, наверно, достигнуть того же безобразия, которое, судя по легендам, царит в их диком раю, Валгалле. Душа дворецкого изнывала от мысли, что со дня восшествия на престол конунга Олафа в замке ни разу не делалась уборка, так как эти мужланы нарасхват тащили уборщиц к себе в постель, и те, по всей видимости, не возражали, ведь каждый кавалер спьяну мог отсыпать своей любовнице столько награбленного золота, сколько она не видела за всю жизнь. Если только разгоряченный страстью не заканчивал любовь мордобоем. Впрочем, это случалось не чаще, чем через раз, и девочки думать не хотели о своей основной работе, спеша обеспечить себя до конца дней, пока не закончилось это доходное безобразие.

- Пошел прочь! Я не к тебе обращаюсь,- проревел викинг, и старый распорядитель мигом испарился, не без основания заботясь о целости своих костей.

Те, к кому на самом деле обращался король, и бровью не повели на его гневный оклик. Они усердно запихивали в себя жареное мясо, сдабривая его элем. За столами, заполнившими зал, стояло уже привычное в последнее время оживление. Люди наперебой голосили, спорили, иногда аргументируя кулаками, в общем, занимались пьянством, обычным для викингов делом в свободное от войны время. Никому из них и в голову не приходило, что теперь их должны тяготить государственные проблемы, поскольку они уже не просто хирдманы или даже ярлы, а лорды - знать нового королевства.

Олаф поправил такую тяжелую для него корону и в гневе выплеснул на пол кубок эля. Встав с трона, он подавил в себе желание заехать по морде сидевшему с краю Сигурду Трюфальду и покинул пиршественный зал. Никто из пьяного воинства даже и не заметил отсутствия своего короля.

Он зашел в маленькую комнату, называемую стариком дворецким кабинетом, и попытался сосредоточиться. Это помещение было завалено пергаментными свитками, и Торкланд не раз думал, что, отправляясь в новый поход, надо бы набрать их для растопки, ведь они горели даже под дождем.

"И это ценное топливо глупые саксы хранили здесь десятилетиями. Наверно, чтобы лучше высохло",- думал викинг.

Но не за этим он пришел сюда. Вообще в этой комнате удивительно хорошо работали мозги. Присев на мягкую пыльную кушетку, король сразу почувствовал приток мыслей, хотя ему стоило немалых трудов повернуть их ход от дел подготовки к новым походам к более насущным проблемам управления державой.

А новые заботы тяжким бременем лежали на его плечах, все накапливаясь и накапливаясь. Во-первых, необходимо было оградить казну от медленного, но непрерывного перекачивания денег из кованых сундуков в лифы алчных любовниц, безжалостно выдаивающих своих кавалеров.

"Перестать раздавать золото - не выход. Растранжирив последнее, викинги завтра же потребуют отправиться в набег. Морду бить - не доходит, да и не по-королевски как-то",- размышлял Торкланд, сам смущаясь своих мыслей.

К тому же, как советовал старый дворецкий, стоило вести учет баранов, свиней и прочей живности, чтобы местные керлы исправно приносили десятину, как это было при саксонском короле. Припугивать их время от времени. Но, как рассказал старик, этим занималась знать, а новоиспеченные лорды что-то не очень хорошо подходили для этого занятия.

- Я не помешаю их величеству? - раздался мягкий старческий голос за дверью.

- Входи, Джек, поможешь мне размышлять. Раздался звук шаркающих ног, и в полутемное помещение вошел дворецкий, неся серебряный подсвечник с тремя зажженными свечами и бутылку старого вина, такого, какое пили здешние короли. Вино было великолепным, настроение Торкланда заметно улучшилось. Старый пройдоха хорошо знал свое дело, недаром он умудрился пережить дюжину правителей, бессменно оставаясь при своем месте. О погребе с этим вином знали только сам конунг, дворецкий и некоторая прислуга, иначе славные северные волки уже давно разлили бы сей чудесный напиток по своим ненасытным глоткам, несмотря на все запреты.

-Я заметил, что ваше величество всегда удаляется сюда, когда хочет заняться государственными проблемами, и подумал, не смогу ли быть полезным моему повелителю,- говорил дворецкий, одновременно с этим ловко орудуя руками.

Незаметно перед Олафом возникло два золотых кубка.

Наблюдательный старик заметил, что викинги обычно не брезгуют пить со своей прислугой, если, конечно, те не являются рабами, и дорогое вино заполнило емкости.

Торкланд взял свой бокал и в непривычной для себя манере слегка пригубил, пытаясь выглядеть в глазах знающего толк в монархах старика настоящим королем. Стоило только немного потерпеть, и, когда дворецкий удалится, он возьмет бутылку за горлышко и с удовольствием выльет в себя ее содержимое. Но и сейчас даже маленький глоток этой целебной жидкости сразу прояснил его голову.

- Скажи, Джек, а что, и вправду саксонская знать занималась тем, что пересчитывала курей и баранов?

- Нет, ваше величество, самолично они этим не занимались, это делали их счетоводы.

- Но неужели эти твои счетоводы не обманывали своих господ? - удивился Торкланд.

- Конечно, многие обманывали, но за это лорды били их плетьми на площади иногда до смерти.

Король поежился, представив эту позорную для воина казнь, и решил, что заменит ее на "кровавого орла", старинную народную норманнскую казнь. Это когда человеку вытаскивают наружу ребра, со стороны выглядит, словно раскрытые крылья у птицы. Больно, но не унизительно.

- А как же ваши вельможи догадывались, что их обманывают, если они не занимались подсчетами? - задал резонный вопрос конунг.

- Они просто держали множество счетоводов, которые постоянно перепроверяли друг друга. Многие, желая выслужиться, ревностно ловили каждую промашку своих товарищей. Хотя воровство раскрыть удавалось не всегда, но, что поделаешь, таков этот мир, подвластный антихристу,- со вздохом закончил старик.

- Нет, так у меня не получится. Ваша знать была саксонской, и керлы-счетоводы тоже были саксами. Они могли найти общий язык. Мои же горячие парни с радостью перережут всю прислугу по малейшему подозрению. А эти счетоводы быстро сговорятся, так как они, саксы, ненавидят нас, урманов, и начнут врать сообща. Да, в общем, для моих хирдманов и такое дело - подвиг. Им легче умереть самой мучительной смертью, чем заниматься делами подобного рода.

- Ну а кто же тогда у вас там, на Севере, занимается хозяйством? искренне удивился старик.

Последние слова дворецкого заставили Олафа поворошить воспоминания, мысли короля потекли по извилинам, формируясь в идею.

- Уууййаа! - завопил восторженно конунг, совсем забыв, что он в королевских покоях, а не на борту боевого драккара.

Старый слуга аж отшатнулся, ожидая от своего дикого повелителя очередной варварской выходки, иногда совсем небезобидной. Но его опасения были напрасны. Торкланд пребывал в чудесном настроении, он одержал очередную победу! Это была победа разума! Новое незнакомое чувство охватило короля. Выигрывать сражения на море или на суше ему было не впервой, самое обычное дело, но рождение гениальной мысли по хозяйской части стало событием из ряда вон выходящим. Торкланд был очень доволен собой и, чтобы отпраздновать это дело, из горла осушил недопитую бутылку вина, не дожидаясь ухода дворецкого.

- И как же это я раньше до этого не додумался?! - разорялся он.

Старик, еще не поняв, в чем дело, решил на всякий случай не дразнить зверя и, низко поклонившись, попросил разрешения удалиться.

- Катись,- отмахнулся король. Его сейчас занимали более важные проблемы, нежели правила приличия или придворный этикет.

"А все-таки старый не промах, это он натолкнул меня на эту мысль своим вопросом,- думал Торкланд, выходя из кабинета в коридор.- Надо отвесить ему золота, пока оно полностью не перешло к этим проституткам. Кстати, этому безобразию придет конец в первую очередь". И Олаф, злорадно ухмыльнувшись, ступил в тронный зал.

Пир шел горой, и появление короля осталось незамеченным точно так же, как никто не заметил и его исчезновения. Олаф твердым шагом подошел к столу и, схватив железной хваткой Сигурда за плечо, сдернул его с лавки. Воин предстал перед монархом с ничего не понимающим видом. Торкланд что было силы заехал своему ярлу по морде, но эта привычная мера не дала видимых результатов. Выражение пьяных глаз красноречиво говорило, что ярл готов стойко выдержать очередную порцию королевской милости, лишь бы побыстрее вернуться к прерванному занятию. Олаф в гневе схватил викинга за шиворот.

- Бегом на пристань, готовь свои драккары к отплытию в Урманию. Привезешь сюда свою жену, ну и других женщин фиорда, которые пожелают повидать муженьков,- проревел конунг, толкнув ярла в сторону двери.

Услышав такие слова, Сигурд начал приходить в себя буквально на глазах. Пролетев через всю залу, он приземлился уже трезвым, как стекло от бутылок из-под спайнлендского вина.

- За что?! Олаф! - взмолился он, поднимаясь на ноги. Некоторые не очень упившиеся викинги стали проявлять интерес к происходящему. Олаф заметил это и повернулся к пирующим:

- Эй, Хлов, Ульф, Свен, Гунгерн, Эйрик, Ас, вы что уставились, думаете, вас это не касается? Не более чем через одну полную луну я желаю видеть ваши семьи при дворе Ингленда, а то что за знать без жен и наследников? - И Торкланд врезал кулаком по столу так, что с него посыпалась снедь,- подкрепив этим непреклонность своих намерений.

Протрезвление стало всеобщим. Привести в Ингленд своих жен означало навсегда лишиться тех благ, которыми хирдманы были окружены в отсутствие любимых. Нетрудно было представить, что с появлением первой же скандинавки веселым саксонским девочкам тут же придется заняться своей основной работой, а воинам больше не видать их ласки. Да и веселые мужские застолья наверняка перестанут быть ежедневным событием. В тронном зале повисла гробовая тишина. Воины переваривали услышанное. Олаф ходил вдоль столов и, плотоядно пощелкивая челюстью, испытующим взглядом смотрел на своих подданных.

- Я хочу напомнить вам, погрязшим в пьянстве и разврате, что, завоевывая Бритленд, мы собирались осесть здесь и создать грозное королевство. Вы сами выбрали меня своим предводителем. Теперь же, не обессудьте, я принял единственно возможное решение. Никто из вас и не думал заниматься государственными делами, свалив все проблемы на меня! - Олаф тряхнул рыжей бородой и воодушевленно продолжил: - Вы, недостойные называться даже йотуновскими выкормышами, с утра до вечера только и делаете, что опустошаете винные погреба и разбазариваете казну королевства. И я вдруг подумал: почему наш родной Север давно уже не пошел с молотка, сплошь населенный такими пройдохами? Я вспомнил, что кроме вас в Урмании еще живут наши дорогие жены, благодаря которым эта страна все же процветает. Я смекнул, что с тем, с чем не можете совладать вы, суровые воины, легко справятся ваши жены. Уж они-то заставят саксонских керлов платить десятину, и даже больше, обойдясь без всяких счетоводов. Эта страна будет богатеть, и мы, опираясь на ее крепости сможем совершать дальнейшие завоевания!

Олаф закончил пламенную речь, взывая к неумолимой жажде славы и крови, присущей викингам. Но вместо бурных возгласов, к которым привык Торкланд, зал ответил тишиной.

- Извини нас, конунг,- раздался голос старого ярла Рагнара,- ты поступаешь мудро, призывая сюда наших жен, если желаешь процветания этой стране. Но при этом мы все лишимся тех благ, которые кровью завоевали в войне с саксами. Ты идешь на вынужденные меры, и мы понимаем эту необходимость. Но ты забыл, что ты, конунг, всего лишь первый среди равных и поэтому должен быть всегда впереди.

Олаф слушал, пытаясь понять, к чему клонит ярл.

- Ответь всем нам, конунг Олаф, привезешь ли ты в Ингленд свою Асьхен? Старик уставился на Торкланда своим единственным глазом.

Хирдманы замерли, в напряжении ожидая ответа. Это был серьезный вопрос. Олаф задумался, дело было вовсе не в том, что он не хотел видеть свою жену в королевстве. Даже наоборот, ее твердая рука быстро навела бы здесь порядок, и он смог бы, не тревожась за судьбу страны, готовить новые походы. Нет, дело было в другом - они были в ссоре.

Весной, когда уже дикие гуси вернулись из теплых стран на родину, тяжелый на подъем Торкланд все продолжал встречать Йоль в компании Магнуса Бочки Эля и некоторых других соседей. Тогда Асьхен, устав от расточительного безделья своего муженька, просто выперла его на летние заработки вместе со всем хирдом. Торкланд был не на шутку разгневан, но поделать ничего не мог.

- Ты зря так поступаешь, вздорная женщина! - кричал Олаф с борта удаляющегося "Йормунганда".- Еще сама ко мне прибежишь!

Он сперва отправился в Дунленд, в надежде на умный совет конунга Хэймлета. Но не застал того дома. Хэймлет уже уплыл куда-то на промысел, уведя с собой половину датского флота и оставив вместо себя Элръера Светловолосого. Встретив весьма недружелюбный прием, Торкланд отправился дальше. Только уважение к конунгу данов остановило руку славного викинга, когда он уже хотел свернуть шею этому выскочке Элръеру. Плывя вдоль побережья Франкленда, хирд Торкланда грабил и жег все подряд деревни и, естественно, не знал неудач. Встреченные викинги присоединялись к Олафу, и с началом лета под его рукой уже была целая флотилия. Тогда у ярла и родилась идея захватить саксонский престол и стать настоящим королем, с обширными землями, дворцами и замками, придворными, слугами и дворцовым этикетом, как, он слышал, было заведено при дворах Франкленда, Спайнленда и Миклагарда.

"Тогда-то Асьхен точно прибежит,- размышлял Олаф.- Кто из женщин не хочет стать королевой?"

Но выходило все наоборот. Ему приходилось самому просить ее пожаловать в Ингленд и взять на себя управление хозяйством разоренной им же страны. В противном случае викинги могли покинуть его.

- Ладно, клянусь, что призову ко двору свою жену,- выдавил из себя король.

В зале раздался вздох облегчения. Даже при изменившихся обстоятельствах викинги не хотели покидать Олафа, ведь Один всегда был на его стороне. Но если вождь зарывался и ставил свою волю выше закона, они должны были его оставить.

Обычное пасмурное утро простиралось над Инглендом. Гордо и грациозно Асьхен спускалась по длинному трапу, переброшенному с ладьи не до прибрежных камней, как обычно, а до самого берега. Справа и слева ее поддерживали сопровождающие женщины.

Олаф сплюнул на землю, видя такое издевательство над скандинавскими обычаями, но ничего не мог поделать. Приходилось выполнять данные жене обещания и встречать как настоящую королеву. Со стороны было хорошо видно, что прислуживающие Асьхен женщины только мешают ей двигаться. Она то и дело наступала им на ноги, шагая по качающимся доскам, и бедные девушки были недалеки от того, чтобы свалиться с трапа на острые валуны. Но этикет требовал всего этого, и Олаф прикрыл глаза, не в силах смотреть на происходящее.

Тем временем королева благополучно сошла вниз и приблизилась к мужу, как положено, слегка поклонившись. Конунг ответил кивком, и чета величественно направилась во дворец.

К этому времени уже многие жены викингов прибыли в Ингленд к своим верным муженькам, лишь только прослышав о распоряжении короля. Их руки горели от предвкушения работы. Появление королевы вселяло энтузиазм.

Асьхен без лишних церемоний приступила к выполнению государственных дел, и с бедных керлов полетела стружка. Крестьяне с тоской вспоминали то беззаботное время, когда по округе бродили толпы пьяных викингов, требовали эль и женщин, иногда убивали, но при этом сорили золотом.

Прошло три года. Как-то вечером Олаф сидел задумавшись на своем троне.

- Ваше величество, к вам лорд Сигурд Трюфальд,- объявил расфуфыренный церемониймейстер.

"Ну и урод",- подумал про него Торкланд, глядя на бесчисленные кружева, облепившие его, словно пергаментные игрушки елку на праздник Йоль.

Сигурд появился в более пристойном виде. Его дорожный кожаный плащ был сплошь забрызган грязью, а лицо посерело от усталости. Правая рука, лежавшая на мече, была небрежно перемотана замусоленной и пропитанной кровью тряпкой,видимо, ярл был легко ранен.

Он зашел в зал, небрежно кивнул конунгу и, бросив мокрый плащ на руки брезгливо отшатнувшемуся лакею, без приглашения плюхнулся в кресло, стоящее чуть пониже трона.

- Трюфальд, что случилось? По твоему виду можно сделать вывод, что на нас напали,- пошутил Олаф.

- Гораздо хуже. Моя усердная Гунхильда посчитала месячный сбор налогов и, выявив массу недоимок, просто загоняла меня по деревням наказывать этих саксонских треллов. А вчера на южном побережье мы натолкнулись на чужих викингов, они нагло разбили на твоей земле лонпрорт и, по-моему, вовсе не собираются отсюда убираться.

- И ты что, не попросил их понастойчивее? - подался вперед Торкланд, постепенно впадая в гнев.

После того как в стране был налажен какой-то порядок и вроде все стало на свои места, у берегов Ингленда по одиночке и целыми флотилиями стали появляться корабли викингов, ища поживы в богатеющем государстве. Они сводили на нет все попытки Асьхен наладить экономику в прибрежных районах, и Олафу постоянно попадало от жены за то, что он, бравый вояка, не может оградить страну от распоясавшихся разбойников. Торкланд не сидел сложа руки, его отряды постоянно патрулировали берег как по суше, так и по морю. Но ему не хватало людей, чтобы охватить всю территорию, и с побережья вновь и вновь поступали сообщения о разграбленных поселениях. Да и внутри страны приходилось держать немалые силы, чтобы усмирять саксов, предпочитающих смерть жизни в железных руках хозяйственных северянок. Все это и вызвало злость короля в ответ на сообщение об очередной высадке викингов на его земле. Сигурд замялся с ответом.

- Конечно, мы попробовали выгнать их силой,- наконец заговорил он.- Я потерял половину своих людей, нам пришлось спешно уносить ноги. Хорошо еще, что у них не было лошадей и я не опасался погони.

- Ты, ничтожный кусок вымени священной коровы, да я вообще заберу у вас этих животных, чтобы вы никогда не показывали зад своим врагам! неистовствовал рассерженный Торкланд.

- Олаф, мы действительно храбро бились, но их оказалось гораздо больше, чем я предполагал,- оправдывался ярл.

- Ладно, хватит скулить, я сам покажу вам, неженкам, на каком языке надо разговаривать с такими уродами, пусть их будет хоть в три раза больше. Эй, сакс! - презрительно позвал он слугу.- Вели подать ужин и скажи моим людям, чтобы собирались, после полуночи мы выступаем. У нас на побережье опять гости.

- Можешь пожрать вместе со мной,- кинул король Сигурду,- поедешь с нами покажешь дорогу. И надеюсь, Один мне поможет.

Молодой месяц не мог как следует осветить равнину, и ночь скрывала от всадников все ловушки и препятствия, которые таит ночной путь. То могло быть поваленное дерево или яма, вырытая на дороге вредными саксами. Но проводники хорошо знали местность и вовремя предупреждали о возможной опасности. В сумраке ночи люди плохо различали друг друга, но держались вместе, ориентируясь по цокоту лошадиных копыт. Ехали не спеша, рысью. Однако даже спокойная езда не очень устраивала заспанных воинов.

"И зачем это король среди ночи поднял нас и теперь тащит через весь Ингленд, когда завтра утром можно было бы спокойно выехать и наказать непрошеных гостей? Ну а если они к тому времени уберутся, то что поделаешь, всех разбойников не перебьешь, знаем, сами такие. Может, их уже и сейчас след простыл",- думали многие викинги из отряда.

И все же вслух не высказывался никто. Можно было получить по морде от короля, который ехал среди них и в полной темноте ничем не отличался от остальных всадников. Так что хирдманы, заткнувшись, тряслись в седле, продуваемые сырыми ветрами этой мрачной страны.

Олаф рассчитывал совершить ночной переход к тому месту, которое ему указал Сигурд, и с рассветом напасть на сонных врагов. Ночь выдалась премерзкая. В лицо мелкими струйками бил противный дождик. Но Торкланд был слишком зол, чтобы замечать такие пустяки. Жажда крови гнала его вперед и вперед.

Рассвет начался незаметно. Погода была пасмурной, и край земли на востоке не загорелся светлой полоской, предвестницей восходящего солнца. Свет распространялся медленно, но равномерно, рассеиваясь в насыщенном влагой воздухе. Утром дождь прекратился, однако тяжелый туман нес в себе не меньше сырости, чем небесная влага. Где-то справа отчетливо слышался шум прибоя. И хотя видно было не более чем на десять шагов, проводники уверенно вели отряд. Южная бухта - цель путешествия - была рядом. Олаф велел веем подобраться и выслал вперед разведку.

Цокая копытами, кони дозорных унесли своих седоков за непроглядную завесу инглендского тумана. Основная группа проехала еще несколько шагов, и отряд остановился.

Время ожидания тянулось нескончаемо долго, и король, выказав нетерпение, первым зашевелился, поправляя кольчугу и пробуя, хорошо ли выходит из ножен меч. Однако это не говорило о невыдержанности Торкланда. Просто его что-то точило изнутри, подстегивая к действиям, а остальные попросту спали, удобно устроившись в высоких седлах.

Наконец вдали раздался звук приближающихся всадников, и к конунгу подъехал разгоряченный Сигурд, возглавлявший разведку.

- Олаф, там никого нет! - крикнул ярл еще издали.

- Как это никого нет? - возмутился настроенный решительно Торкланд.- Ты что, тащил меня через ночь к этому забытому Одином месту, чтобы сообщить мне, что чужаки тебе только приснились? На самом деле ты просто перебрал накануне и теперь решил освежиться, да, чтобы не было скучно, еще и в обществе своего короля!

- Никак нет, мой король! - прохрипел Сигурд, видя сгущающиеся над головой тучи.- Я не обманывал тебя.- Он развернул грязную тряпку на правой руке и показал кровоточащую рану.- К тому же там свежие следы недавно разбитого лагеря. Поехали, Олаф, сам убедишься в моей правоте.

Сигурд развернул коня по направлению к бухте, слегка придерживая животное и оглядываясь на Торкланда.

- Ладно, поехали, но если остатки лагеря покажутся мне знакомыми, явно оставленными тут Один ведает когда, тогда держись!

Торкланд пришпорил своего коня, перейдя сразу в галоп, рискуя сломать жеребцу ноги, а себе шею, споткнувшись в тумане о прибрежные валуны.

Сигурд не соврал. Лагерь действительно стоял здесь еще вчера вечером. Торкланд даже нашел следы описанного ярлом сражения, и репутация лорда Трюфальда была восстановлена. Южная бухта являлась очень коварным местом, полным подводных камней, скрывающихся под самой кромкой воды и приносящих кораблям и их хозяевам, забредающим на ночлег в ее якобы ласковые объятия, немало сюрпризов.

- Только ненормальный мог решиться выходить из этой гавани ночью. Тут и днем-то без лоцмана не выплывешь,- тарахтел под ухом у Торкланда ободрившийся Сигурд..

На мгновение Олаф остановился. Он знал только одного такого ненормального, но, отбросив эту глупую мысль, твердо зашагал дальше. Утренний бриз, пришедший с моря, наконец разорвал ненавистный туман, и король поднялся на холм, обозревая окрестности. И тут же вдалеке, милях в трех, он увидел дым, черным столбом подымающийся к небу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: горит поселок.

Конунг стрелой слетел с вершины холма.

- Эй, сонные раззявы, за мной! Кто отстанет, пусть лучше сразу пойдет утопится! - прокричал Торкланд.

Он, не дожидаясь, когда его воины сядут в седла, пришпорил коня и понесся по дороге, тянущейся вдоль берега моря. Олаф мчался, не жалея своего скакуна. Жажда битвы подстегивала его, он безжалостно вонзал шпоры под ребра своему жеребцу. Ветер свистел в ушах, а за спиной едва слышался стук множества копыт. Три мили по дороге - пустяковое расстояние, но Торкланду показалось, что прошла вечность, пока он домчался до цели.

С обнаженным мечом он влетел в деревню, но и тут его ожидало разочарование. Повсюду стояли стон и плач, грязные, вытоптанные копытами домашней скотины проходы между хижинами были усеяны трупами крестьян, половина домов и хозяйственных построек пылала. Оставшиеся в живых саксы носились по поселку, вытаскивая раненых из огня и выпуская орущую, мычащую живность из пылающих сараев. Получившие свободу коровы галопом носились по деревне с выпученными от ужаса глазами. С диким гаканьем под ноги лезли обезумевшие гуси с обожженным оперением. А когда навстречу королю выбежала взбесившаяся от многочисленных ожогов свинья, то великий воин без колебаний уступил ей дорогу. Врагов здесь уже не было.

Скоро подоспели и королевские воины. Видя, что воевать не с кем, они не стали въезжать в горящий поселок и остановились рядом на пригорке. Только Сигурд и еще трое викингов направились к своему конунгу. Несмотря на царящий огненный хаос, при виде вооруженных людей крестьяне разбегались кто куда.

Олаф спрыгнул с коня и схватил за рубашку старика, показавшегося ему менее других охваченным безумием. Пойманный дед был довольно стар и давно стоял одной ногой в могиле. Поэтому уже не испытывал страха перед смертью.

- Старик, кто это был? - вскричал Торкланд, так дернув сакса за рукав, что его высохшие старческие мозги претерпели великое сотрясение.

Дед долго жмурился, приводя мысли в порядок. Олаф терпеливо ждал, понимая, что переборщил, а кого-нибудь более разговорчивого ему сейчас здесь все равно не найти.

- Кто-кто? Так то ваши были, так же одеты и все рыжие,- наконец родил старец.

- Заткнись, дурак, это же твой король! - одернул старика воин, сопровождавший Торкланда.

- Не трогай его, Свейн, пусть говорит что хочет, лишь бы говорил,- прервал своего хирдмана Олаф. Он опять повернулся к селянину: - Куда они поплыли? В море?

После слов Свейна о том, что перед ним сам король, дед как-то подобрался:

- Прости, величество, не признал.

Окружающие его воины разразились громким хохотом.

- Нет, драконий корабль не в море пошел. Они тот мыс обогнули и поплыли вдоль берега,- продолжил дед.

Больше от него ничего толкового нельзя было добиться, правда, старец рвался помочь своему монарху и начал молоть всяческую чепуху о рыжебородых великанах, закованных в железо, вышедших из моря и спаливших их деревню.

- На, дед, на память, чтобы в следующий раз признавал.- Олаф достал свежеотчеканенную золотую монету со своим изображением и кинул крестьянину.

Сакс ошарашенно держал деньги в руках, переводя взгляд то на изображение на золоте, то на удаляющегося благодетеля. Старик никогда в жизни не видел такого богатства. На это он мог купить небольшую деревню, вместе со скотом и мельницей.

- Храни тебя Господь,- прошептал старик и перекрестил удаляющегося Торкланда.

Корабли разбойников не удовлетворились награбленным и пошли дальше вдоль побережья - это было ясно.

Отчалили они совсем недавно.

Олаф прикинул в уме план дальнейших действий. Впереди линия побережья выдавалась далеко в море огромной каменной косой. Тут на голом булыжнике ничего не росло, кроме чахлой травки. Естественно, что в этой продуваемой морскими ветрами каменной пустыне саксы не строили своих деревень и дорога, резко уходя от берега в глубь страны, потом снова выводила к морю, только через двадцать миль, возле торгового городка Ситауна. "Вот там-то точно есть чем поживиться",подумал Торкланд.

Сбивать копыта лошадей о прибрежные камни не имело смысла, все равно по бездорожью отряд никогда не догнал бы драккары. Олаф принял решение совершить двадцатимильный переход до Ситауна и там поджидать неприятеля. Уж в этот город они должны прибыть гораздо раньше разбойников, так как, учитывая неровности береговой линии, морем было втрое дольше.

- Ну, йотуновы отродья, посмотрим, кто кого,- злобно усмехнулся конунг.

Отряд двинулся дальше. Дорога, повернув от берега скоро нырнула в лес, и противный бритлендский сквознял перестал донимать всадников. Поднявшись немного в горы, извилистая лента грунтовки пошла под уклон, затем спустилась к ручью и пересекла его.

- Олаф,- Сигурд догнал ехавшего впереди короля,- надо бы дать напиться коням, да и у людей со вчерашнего вечера во рту пресной воды не было.

- Что, сушнячок после вечерней трапезы? - съязвил Торкланд.

Он злился, его мысли были уже там, в Ситауне, и даже дальше, возле окровавленных трупов поверженных им врагов. Естественно, вынужденная остановка не прибавила королю хорошего настроения. Но он понимал, что лошадей напоить необходимо, и махнул рукой, натягивая повод.

Люди с радостью бросились к водопою. Наполнив пересохшие глотки целительной прохладой, они набирали воду про запас. Олаф был недалек от истины, помянув последствия вечерней трапезы, но состояние утреннего похмелья для викингов было столь естественным...

Напоив коней, воины снова выступили вперед. Теперь их настроение заметно улучшилось, и, чтобы убить скуку от нудной езды через бесконечный лес, они хором затянули песню.

Торкланд молча ехал впереди, предоставив возможность показать себя в пении тем, у кого это лучше получалось. Здесь, конечно, Сигурд был на высоте. Его голос уверенно возвышался над всеми остальными.

"Если б и воевал так, как сейчас глотку рвешь, а не показывал неприятелю задницу, мы бы сейчас не трусили по этим холмам и оврагам",- подумал Олаф, но вслух ничего не сказал, лишь только смерил гневным взглядом своего ярла.

Трюфальд даже не заметил тяжелого взора повелителя и как ни в чем не бывало орал очередную песнь про поход славного Тора в Йотунхейм.

Дорога до Ситауна заняла полдня. Голодные, уставшие и злые, викинги въезжали в город. Все песни давно закончились, вспоминать новые на пустой желудок не очень хотелось.

Набеги морских разбойников как-то обходили стороной этот поселок, и он процветал. Жирные, откормленные керлы сновали взад-вперед по мощенным досками улицам, занимаясь своими делами, и, казалось, не обращали никакого внимания на прибывших. Конечно, они с готовностью уступали дорогу воинам, но делали это, похоже, без особой почтительности.

- Ох, я б им жирок выпустил,- не выдержал хирдман Свейн.

Остальные загалдели, поддерживая товарища. Конечно, они прибыли сюда, чтобы отразить нападение морских грабителей, и это было делом их чести. Но любой из викингов с радостью бы дал своим теперешним врагам пустить кровушки этим саксонским индюкам, прежде чем самим вступить в бой.

Однако возглавлявший воинство конунг гневно обернулся к Свейну.

- Морды им бейте сколько хотите, но чтобы ни одного убийства. Дурни, вы же не режете дойную корову за то, что она на вас косо посмотрела,- проговорил Олаф и отвернулся.

Отряд пересек город и выехал на морское побережье к пристаням, возле которых ютились, прижавшись друг к другу, торговые кнарры. Торкланд решил дать людям отдых и направил жеребца к одиноко стоящему постоялому двору.

- Эй, Свейн, ты самый болтливый, поезжай вперед, передай хозяину, чтобы выгонял всех своих постояльцев. Нас самих слишком много для его ветхого заведения. Скажи, какой-нибудь лорд приехал, не говори, что король.

Воин, довольный поручением, пришпорил коня и оторвался от кавалькады.

Толстый хозяин гостиницы, выпятив брюхо, появился на пороге, лишь только гости стали въезжать во двор. Многочисленность слуг, принявшихся принимать лошадей у викингов, говорила о достатке этого заведения. Сам хозяин, клубком скатившись со ступенек, резво подбежал к Торкланду и взял у него поводья, видимо, толстяк уже успел ознакомиться с новой монетой и сразу определил, что перед ним король.

- Прошу вашу руку, мой лорд, как прошла дорога? - бегал вокруг Олафа предприимчивый хозяин, непрерывно упоминая вельможный титул гостя, однако всем своим видом давая понять, что он-то уж сразу понял, кто перед ним находится. Но если король решил путешествовать инкогнито, то он с готовностью поддержит его игру.

В здании, где-то на втором этаже, еще раздавались недовольные крики и ругань, поэтому толстяк как мог тянул время, стелясь перед Торкландом. Дело в том, что эта гостиница была не для бедных. Здесь останавливались очень состоятельные саксы, а часто и иностранные купцы. Многие восприняли просьбу хозяина немедленно покинуть комнаты как личное оскорбление и теперь всячески этому противились.

Конечно, из-за визита монарха пришлось нехорошо себя повести в отношении постоянных клиентов, и толстый сакс уже подсчитывал в уме предполагаемые убытки. Но с другой стороны, недовольство короля, особенно учитывая буйный нрав норманнов, могло привести к потере всего, в том числе и головы.

Как ни старался сакс, но вечно держать короля на пороге дома не будешь. Олаф, которому надоели бесчисленные потоки лести, произносимые на ужасном датском языке, взял толстяка одной рукой за шиворот, а второй всунул в раскрытый для очередной тирады рот свою кожаную перчатку, скомканную в виде кляпа.

- Заткнись, червяк, я и сам знаю, какой я хороший, мне еду и выпивку готовь,- проговорил конунг.

Торкланд медленно опустил хозяина гостиницы на ноги слегка пнул коленом под зад по направлению к дверям го заведения. Легкого толчка славного воина хватило, тобы хозяин влетел в помещение, чуть не проломив дверь, только заботливо смазанные петли спасли гостиницу от лишнего ущерба.

Если хозяин и позаботился о том, чтобы удалить всех нежелательных для его величества и королевской свиты постояльцев, то чистоту он, видимо, не привык рассматривать как нечто важное для людей, принимающих пищу. Пол залы, куда вошли викинги, был сплошь усеян объедками и битой посудой, на тяжелых деревянных столах красовались пятна неоднократно разлитых вин. Многие из них засохли и въелись. Тут же носились две большие откормленные собаки, на которых, очевидно, и возлагались функции главных уборщиков. Но сейчас они, похоже, уже объелись и подбирали с пола лишь особо лакомые кусочки. К счастью, северяне были не очень щепетильны в отношении гигиены, лишь бы пища была отменной. А она действительно оказалась хоть куда. К тому же перепуганный хозяин, все еще теребя в руках королевскую перчатку, велел выкатить бочку своего лучшего вина.

Откуда-то сверху вынесли окровавленный труп. Это один из постояльцев, знатных саксов, решил, что с ним обошлись не по достоинству, и обнажил оружие. Свейн, посланный Олафом вперед остальных, с удовольствием помог хозяйским слугам исполнить поручение конунга. Он спускался следом за своей жертвой, сияя довольной улыбкой и демонстративно вытирая окровавленный меч.

Обед пошел своим чередом, кости хрустели и ломались под напором мощных нордических зубов, а чудесное вино само лилось в горло. Олаф не стал выставлять караул. По расчетам опытного мореплавателя, разбойники должны были быть еще далеко от города, да и местные жители при первом появлении боевых кораблей с драконьими головами поднимут такой вой и панику, что даже мертвый встанет из могилы, решив, что настал Рагнарек.

Время шло. Никто из сопровождавших короля воинов не пожелал променять хорошее вино на мягкую постель, любезно предоставляемую хозяином в любой пустующей наверху комнате, при виде ломящихся столов бессонная ночь была забыта.

Ближе к вечеру Олаф поймал себя на том, что он уже слегка захмелел. Конунга взволновала боеспособность его солдат.

- Эй, керл! - кликнул он хозяина.

Маленький толстенький человечек, семеня ножками, подкатился к могучему монарху и услужливо поклонился.

- Что пожелает ваше величество, ой, простите, светлость? - смутившись, поправился он.

- Вино еще есть?

- Сколько пожелаете.

- Воины потребуют, скажешь, что нету, должны, мол, подвезти. А чтобы башку не отрезали, говори, что сам король у тебя уже спрашивал.

Хозяин еще раз поклонился и попятился удаляясь. Он был безумно рад распоряжению монарха, потому что, как он понимал, за выпитое и съеденное никто платить не собирался, а эта воля короля помогала сохранить в целости пару бочек.

Олаф взглянул в окно. На улице смеркалось. В этой вечно пасмурной стране трудно было определить, когда восходит и заходит солнце. Но, пожив здесь какое-то время, человек приучался угадывать момент наступления ночи. Торкланд кинул взгляд на свое воинство и, надеясь на то, что толстяк выполнит его приказ, вышел на улицу.

Даже став королем, Торкланд не приобрел привычки окружать себя телохранителями, справедливо полагая, что сам может справиться с целым отрядом врагов. Все равно Один не призовет его к себе раньше, чем он понадобится Великому.

Пройдя по пыльной, несмотря на влагу, городской улице, Олаф вышел на берег. Он взобрался на возвышающийся над портом утес и замер, обозревая морские просторы. Свинцовая гладь быстро увела его мысли в другое русло.

"Как хочется вывести дорогой "Йормунганд" в море и отправиться за край горизонта! Сколько есть в Мидгарде цветущих поселений, которые я еще не грабил,- думал Олаф.- Вот, говорят, где-то на юге есть отец всех городов, великий Римгард. Как рассказывают саги, его четыре раза полностью растаскивали по камушку, так как все дома там из золота и серебра. Но боги снова отстраивали чудесный город, богаче прежнего. Я не знаю, кто его грабил, но мне тоже хочется принять в этом участие. А еще, по рассказу Хэймлета, существует чудный город Сиракузгард, где делают лучшее в мире вино. Есть и златоглавый Миклагард. Да сколько вообще чудес на свете, к которым стоит прикоснуться руками. Благо боги подсунули в свое время пройдохе Хэймлету молодильное яблоко, и моей жизни теперь хватит, чтобы навестить все эти процветающие местечки,- Олаф ухмыльнулся плотоядно, представляя дымящиеся руины и отчаливающие от берега драккары, просевшие под тяжестью добычи,- если только Один не призовет меня к себе раньше срока".

Последнюю мысль Торкланд додумывал чисто механически. Его взгляд, устремленный далеко в море, поймал то, чего ждал конунг. Но увиденное ничуть не обрадовало короля.

Вдали, у самой грани между водой и ночью, плыло три корабля. Без сомнения, это были боевые драккары викингов, и наверняка именно те, которых с полудня дожидался Олаф. Но то ли боги указывали разбойникам путь, то ли сам Локи предупредил их о засаде, устроенной бритлендским конунгом, но враги не пошли к Ситауну, а проплыли мимо.

- Чтоб все йотуны Нифльхейма собрались вместе, дабы сожрать вас живьем, вместе с кораблями и такелажем, чуму на вас, черную оспу и мужское бессилие,бесновался Торкланд.

Олаф уже понял, что проиграл. Его мозг, подогретый добрым вином, работал четко. Морские разбойники ушли подальше от берега вовсе не из опасения встречи с ним, а из простого расчета срезать путь. Дело в том, что сразу за Ситауном прибрежная полоса резко поворачивала на запад, врезаясь глубоким заливом в сушу, а корабли викингов просто плыли к противоположному краю залива, где стоял богатейший из саксонских городов Ричфорд. Только теперь ситуация изменилась с точностью до наоборот. Если накануне драккарам предстояло обогнуть выступающий в море большой мыс, а всадники могли значительно сократить путь, двинувшись напрямик, то теперь воинам короля предстоял утомительный переход вокруг залива, а врагам нужно было покрыть гораздо меньшее расстояние по морю. Конечно, в порту Ситауна стояли кое-какие торговые посудины, но ни одна из них не была готова к немедленному выходу в море. Об этом он на всякий случай осведомился сразу по прибытии в город.

Но не придал значения, уверенный в надежности своего плана.

Гнать ночью два дня не спавших людей в Ричфорд было полной бессмыслицей. К тому времени, когда отряд прибудет в город, грабители сделают свое дело и уберутся восвояси. Однако ярость, охватившая короля, затмила его рассудок, и он побежал к постоялому двору.

- Хозяин! - заорал Торкланд, вбегая во двор.- Бегом выводи коней!

Но толстяка не было видно, навстречу выскочили перепуганные слуги и залопотали что-то на своем глупом саксонском языке. Он не стал пытаться понять их и распахнул двери гостиницы. Все сразу стало ясно.

Его бравые вояки, осушив последний бочонок вина, как все здравомыслящие люди, не поверили, что в подвалах этого процветающего заведения нет ни грамма выпивки, и, озверев от недопитая, привязали бедного толстяка к столбу, и устроили ему настоящие пытки.

Несчастный сакс, мужественно перенося боль, мучился дилеммой: то ли умереть сейчас, не сказав викингам ни слова, то ли закончить жизнь, когда вернется король, если он даст им ключи от погреба. Олаф появился вовремя. Хозяин гостиницы взглядом воскресшего глянул на Topкланда и, тут же получив кулаком в челюсть, потерял сознание.

- Воду на него вылейте,- советовал неугомонный Свейн,- он уже тепленький, скоро расколется.

- А ну, пьянь, бегом на улицу, по коням! - неожиданно для увлеченных интересным занятием воинов прогремел голос конунга.

Те оторопели и на мгновение замерли на месте. Что, плохо слышали, уроды?!

Он схватил за кольчугу двух крайних викингов и с силой пихнул к двери. Остальных больше приглашать не пришлось. Они давно не видели Олафа в таком настроении и поэтому не на шутку перепугались. Стрелой вылетев во двор, воины начали спешно разбирать лошадей, подаваемых гостиничными слугами, которые были просто счастливы. Во-первых, оттого, что все остались живы и не- . вредимы после посещения столь высокородных гостей. И во-вторых, что их деспот хозяин хоть раз в жизни сам получил по морде. Чтобы знал, зараза, каково им, слугам, получать от него ежедневную трепку.

В серых сумерках кавалькада пронеслась по пустеющим улицам провинциального городка, по пути распугивая зазевавшихся гусей и женщин. Всадники вырвались на дорогу и помчались, минуя поля и огороды. Уже в полной темноте они въехали в лес.

Никто из викингов и не пытался спросить Торкланда, куда это они спешат на ночь глядя. Один только вид вождя отбивал всякую охоту проявлять любопытство. Все знали, что сам Один иногда вселяется в Торкланда, повелевая его рукой и направляя взор.

А когда на небе вдруг разошлись тучи и дорогу озарил свет мириадов звезд, воины окончательно убедились, что сам Великий осветил эту сумасшедшую скачку среди ночного леса. Ведь ясная погода была большой редкостью для этой страны.

Олаф мчался впереди, далеко оторвавшись от сопровождающих, и глотал встречный ветер. Невыносимая жажда разделаться с докучливым врагом безудержно гнала его вперед, заставив забыть голос разума. Черной тенью летел он на своем бешеном коне, а развевающийся плащ казался крыльями в призрачном отсвете звезд.

Люди Торкланда едва поспевали за своим конунгом. После того как прошло первое возбуждение, многих стал одолевать сон. Две бессонные ночи и бурно проведенные дни давали о себе знать. Конечно, опытный вояка мог запросто выспаться в седле во время перехода, лошадь сама бы вяло плелась за своими сородичами, но это возможно было при походном шаге, а не при ненормальном галопе, которым они неслись. Воины прилагали немалые усилия, чтобы удержаться в седле и не вылететь в придорожную канаву, задремав на ходу.

Тени деревьев мелькали справа и слева, усыпляя монотонным однообразием. Люди потеряли ощущение времени и расстояния.

Первым, не выдержав такой скачки, упал жеребец самого конунга. Викинги облегченно вздохнули, останавливая своих взмыленных, но все еще держащихся на ногах лошадей. Они радовались, что это не случилось сперва с кем-нибудь из них, потому что Торкланд, находясь в состоянии крайнего возбуждения, редко обращал внимание на уважительные причины, и тогда уж лучше сразу убиться насмерть, чем испытать на себе гнев конунга.

Королевский конь рухнул, перевернувшись через голову, а Олаф, на свое счастье успевший выдернуть ноги из стремян, вылетел из седла и исчез в придорожном кустарнике.

Сигурд спрыгнул с лошади и ринулся за королем, но тут же отшатнулся. Из просеки, проделанной собственным телом, перебирая все плохие слова, известные ему, выкатился монарх, обвешанный, словно йольская елка, скатавшимися прошлогодними листьями. Похоже, от его падения больше всех пострадал лес.

- Ах ты, дохлая кляча! Кусок гнилого мяса, пригодный разве что на корм вонючим треллам! - орал он, направляясь к своему коню с явным намерением пнуть того как следует.

Однако жеребец уже встал на ноги. Бедное животное от копыт до ушей сотрясала дрожь, с него хлопьями падала пена. При виде этого несчастья, стоящего перед ним, Торкланда пробило на жалость, и он нежно потрепал скакуна по холке занесенной было для удара рукой.

Гнев улетучился так же внезапно, как и возник. Олаф поднял глаза к звездам.

- Полпути проехали,- сказал опытный моряк,- раз так получилось, то всем спать. Завтра выезжаем на рассвете.

И, подавая пример, завернулся в порванный плащ и умостился в кустах, любезно принявших его во время падения, тут же огласив окрестности своим богатырским храпом. Воинов не пришлось просить дважды, и, едва стреножив коней, они повалились кто где придется.

Плану Торкланда выехать с рассветом так и не суждено было осуществиться, потому что путники легли спать уже на заре и, утомленные, проспали далеко за полдень. Даже случись сейчас Рагнарек и упади небеса на землю, никто бы не пошевелился.

- Вперед! - скомандовал Олаф, едва продрав глаза и глянув на небо.

Он был не на шутку раздосадован, но гнев на сей раз миновал его стороной. И отряд, ко всеобщему удовольствию, двинулся всего лишь быстрой рысью. Еще раз пришлось ненадолго остановиться на водопой, так что Ричфорд показался только поздно вечером. Вернее, не сам город, а черный дым, выделяющийся даже на фоне темно-синего неба.

Только тут Торкланд прибавил ходу, пустив лошадь в карьер. Город приближался. Конечно, изначально было понятно, что разбойники перехитрили короля и ему уже не успеть спасти этот денежный городишко от алчных рук своих землячков, но легче от этого великому воину не становилось.

Ричфорд был расположен на берегу удобнейшей для швартовки кораблей бухты. Он был почти полностью окружен высокими холмами, защищавшими город от суровых морских ветров. И даже в холодную зиму здесь было приятно находиться. Мореплавателей и торговцев привлекал этот ласковый порт, и, проходя мимо, они не упускали возможности сюда заглянуть. А вместе с ними в город текли и богатства от выгодной торговли..

Теперь меж холмов лежали пылающие руины. Огонь пожара хорошо освещал улицы города, и Торкланд молча наблюдал с вершины холма за мечущимися внизу людьми. Он не спешил туда спускаться.

Впереди на крутом спуске дороги раздался звук тяжелых шагов и катящихся камней. Приглядевшись, викинги разглядели темный силуэт человека, с трудом карабкающегося наверх.

- Эй, Свейн, пойди помоги ему,- приказал Олаф. На этот раз поручение не понравилось воину, но он, тяжело вздохнув, все равно отправился его выполнять. Вскоре перед конунгом предстал человек в изрубленной кольчуге, весь покрытый ранами и ссадинами. Голова его была туго перетянута тряпкой.

- Мой король, я заметил вас снизу и узнал тебя по осанке среди множества всадников,- проговорил пришедший, с трудом стоя на ногах и всем телом опираясь на руку Свейна.- Мы бились, но проиграли. Меня огрело свалившейся балкой.- Он потрогал голову, при этом болезненно поморщившись.

Этот воин был саксом. Ричфорд являлся крупным и важным городом, и конечно, в нем был гарнизон. Здесь правил назначенный Олафом наместник лорд Локкинсон, бывший отпетый морской бродяга Пэук Локкинсон. При нем было десяток викингов и полсотни городской стражи, набранной из местных саксов, давших присягу на верность королю-чужеземцу.

- Где Пэук? Кто-нибудь из норманнов жив? - взволнованно спросил Торкланд, слезая с коня. Раненый явно не спешил с ответом.

- Они сражались храбро, мой король,- замялся сакс.

- Ну, каналья, говори, не то я размозжу тебе голову, несмотря на твои заслуги,- вспылил Олаф. Воин опустил глаза.

- Лорд Локкинсон действовал отменно. Он обошел с тылу врагов и даже захватил один из чужих кораблей. Но, увидев вожака разбойников, опустил меч и обнялся с ним, а потом стал сражаться на стороне врагов, вместе с ними он грабил и насиловал,- выдавил из себя стражник.

- Что?! - прокричал окончательно вышедший из себя монарх.

Такой оборот дела полностью выбил его из колеи. Его воины, лорды, инглендская знать начали переходить на сторону врага! Олаф горящим взором обвел окружающих, но вокруг светились глаза, полные собачьей преданности.

- Ты лжешь! Такого не может быть! Если я найду останки Локкинсона, ты, сакс, умрешь самой страшной смертью, какую только может представить человек! злобно ткнул конунг пальцем в раненого, но в глубине души Торкланд уже знал, что тот говорит правду.- Ладно, дайте ему вина и снимите эти железные лохмотья,- смягчился король.- Ну, Локкинсон, мерзкий датчанин, дай мне только до тебя добраться, я изжарю тебя на одном вертеле вместе с твоим приятелем.

Исчерпав угрозы, Олаф тяжело опустился на камень.

- Куда пошли драккары? - устало спросил он.

- В открытое море.

Норманны вдоволь потешились и, нагрузив корабли сокровищами, возвращались домой. Он проиграл, надо было поворачивать обратно. Торкланд вдруг представил насмешливое выражение лица своей дорогой королевы, и ему тоже захотелось сесть на корабль и последовать примеру своих врагов.